Елена Нестерина

Сыщик, ищи вора!

Глава I

Отдельная просторная парта

Новый мамин муж Арине понравился сразу же. Тем более что к нему в придачу маме достался новый сын, а Арине настоящий брат старшего школьного возраста. Еще с появлением Константина Александровича (так звали мужа мамы) Арине перепала новая комната в большом новом доме, всякие разные свободы и привилегии. А также новая школа.

При встрече со школьным директором Арина Балованцева сразу заявила, что хочет учиться только в седьмом «В» классе – и ни классом больше, и ни классом меньше.

– В седьмом «В»? – удивленно блеснул очками директор, успевший по достоинству оценить Аринину маму и Константина Александровича.

– Именно так.

Константин Александрович, по профессии и стилю жизни банкир, что-то подсчитывал в уме. Если в этой школе не было седьмого «В» класса, то его нужно обязательно организовать – что ж, Арине из-за этого уже невозможно среднее образование получить? Но, может быть, ученица все-таки пойдет на компромисс?..

– Ну так как же? – спросила мама. – Арина, может, ознакомимся с ассортиментом?

– Да, что вы нам можете предложить? Из чего нашей Арине тут выбирать? – поддержал маму ее муж.

Директор растерялся:

– Простите… Я должен только седьмые классы предлагать?.. Шестые, пятые… восьмые – вам не подойдут? Если, конечно, хотите, то можно и…

Мама и Константин Александрович переглянулись и обратились к Арине:

– Ну, Ариночка, как ты хочешь?

– Я же все решила. Я хочу именно в седьмой «В».

– Ну вот, – сказала мама. – Моя дочь хочет в седьмой «В».

– Но… – директор школы чуть присел и развел руки, как в матросском танце «Яблочко». – Есть специализированные классы: седьмой «А» физико-математический, седьмой «Б» гуманитарный, очень хорошая подготовка…

– Нет, спасибо.

Арина улыбнулась директору, и тот понял, что последний раз он видел улыбку подобного качества еще будучи солдатом первого года службы, и появлялась эта улыбка на лице одного особенно матерого «дембеля» в самые обидные моменты службы молодого солдатика. Суровая улыбка…

– Обычно я учусь в «В» классах. Мне это нравится, – добавила Арина.

– Конечно-конечно! – воскликнул директор. – Есть у нас такой! Есть седьмой «В»! Правда, непрофильный… Общеобразовательный.

– Мне как раз подойдет, – ответила девочка. – Спасибо.

– Вот и прекрасно. – Константин Александрович погладил Арину по голове. С финансированием специального класса для Арины можно было не напрягаться.

И директор школы вздохнул с облегчением. Он переживал, что представительные родители новенькой девочки сейчас начнут требовать, чтобы ее записали в класс с каким-нибудь уклоном. А в тех классах, которые с уклонами, то есть с углубленным изучением физико-математических или гуманитарных наук, и так училось много народу – под завязку, даже с избытком. А в седьмом «В», обыкновенном классе, как раз был большой недобор – всего-то восемнадцать человек там училось. Вот директор и растерялся поначалу. А эти люди оказались своеобразными – сами захотели в обыкновенный класс. Так что Михаилу Афанасьевичу (так звали директора) не пришлось ни уговаривать родителей новой ученицы, ни укомплектовывать какой-нибудь переполненный класс еще одним человеком и из-за этого мучиться совестью.

– Тогда вы сейчас познакомитесь с вашим классным руководителем, – улыбаясь, сообщил директор, который так и не узнал о возможном счастье капиталовложений в его школу.

– Конечно, познакомимся! – обрадовалась Аринина мама. – Ну, Аришенька, иди, учись! А мы поехали.

Пейджер два раза сыграл мелодию из известного художественного фильма, пока, наконец, Петр Брониславович, молодой и красивый преподаватель школьной физкультуры, а в недалеком прошлом прапорщик регулярной армии, достал его из глубокого кармана спортивных штанов.

«К директору», – подумал Петр Брониславович и прочитал то же самое в окошке пейджера. Пришлось отложить газету, раскрытую на столбиках объявлений «Сваха» и «Качественно познакомлю для создания семьи».

– В ваш класс новенькая девочка, Петр Брониславович, – сладко улыбаясь, сообщил директор, едва Петр Брониславович пересек порог директорского кабинета. – Какой у вас сейчас урок?

– Окно сейчас, – отрапортовал Петр Брониславович. – Никакой.

– Да в седьмом «В», в вашем, какой урок?

– География! – без запинки ответил Петр Брониславович.

– Ну вот и проводите.

Арина хотела сегодня учиться. В ее ранце было для этого специально много разных учебников и большая новая тетрадь.

Машина быстро увезла родителей от здания школы, Арина и Петр Брониславович еще до нужного кабинета не успели дойти.

– Ну, прошу к нашим, Арина, так сказать, Родионовна…

– Я, – ответила Арина, – в некотором смысле Арина Леонидовна.

– Ясно, – и Петр Брониславович взялся за ручку двери и уже хотел дернуть ее на себя.

Дверь резко открылась, и из нее прямо в объятия Петра Брониславовича вылетел встрепанный дяденька маленького роста. Арина сделала шаг в сторону, Петр Брониславович – в другую, и тут за спиной дяденьки шлепнулось на пол что-то вязкое цвета сыра.

– Что такое? – Петр Брониславович нагнулся и подобрал лепешку с пола, а дяденька, очевидно, тоже учитель, бросился бежать по коридору, на ходу теряя из брюк много таких же лепешек.

Петр Брониславович решительно шагнул за порог кабинета.

«Сырник – чмо!» – прочитала Арина надпись на двери, сделанную жирным маркером, и тоже вошла в класс.

Немногочисленный седьмой «В» замер за своими партами.

Петр Брониславович понюхал начавшую застывать между его пальцами лепешку и сказал:

– Что с Сергеем Никитичем?

– Он в своей стихии, – донеслось с последней парты.

– В смысле?

– В сырной.

Классный руководитель внимательно присмотрелся к стулу возле учительского стола.

– Что это за лепня? – Петр Брониславович с размаху шмякнул ладонью по желтому месиву на стуле, схватил первый попавшийся лист бумаги с учительского стола и быстро вытер им руки.

Кто-то сдавленно хихикнул.

Петр Брониславович оглядел своих питомцев.

– Отставить смех, – скомандовал он. – Лучше поднимите руки, кто сдавал на этой неделе деньги на обеды.

В воздухе затрепетало несколько детских рук.

– Произведем подсчет. – Петр Брониславович быстро сосчитал эти руки, еще раз окинул взглядом месиво и стул, поднял его в воздух и встряхнул, прикинув вес. – Мало.

– Ему хватило, – заметил мальчик, сидящий у окна.

– Отставить комментарии. – Петр Брониславович грозно посмотрел на мальчишку. – И он сюда сел? Но ребята, это же низко.

– У него был шанс подстелить газетку, – заметил коротко стриженный мальчик со второй парты. – Было бы повыше. Сырник им не воспользовался.

– Это что еще за умник в наших рядах? Отставить такие разговоры. Это что – сырки?

Класс молчал.

– В столовой на обед были сырки, – настаивал Петр Брониславович. – Плавленые.

– Нет… – загнусили хором.

– Как это – «нет»? Или вы думаете, что я – склероз? И Сергей Никитич сел не в сырки?

Петр Брониславович все быстро понял. Сырки расплавили на батарее, доведя до нужной кондиции, и разложили на учительском стуле. А Сергей Никитич… Бедный Сергей Никитич!

– Ребята, зачем? – вздохнул Петр Брониславович.

– В знак протеста, – твердо сказал мальчик с черными кудряшками.

– Какого протеста?

– А чего он… Двойки ни за что ставит, – забубнил коротко стриженный. – Называет чью-нибудь фамилию, а мы и не слышим, чью…

– А он, а он… – подхватила его соседка. – Говорит: «Что, нет его сегодня?» И двойку прямо в журнал ставит!

– Да, как мне в тот раз! – подтвердил коротко стриженный. – А я и не слышал, как он меня вызвал…

– Все ясно, – покачал головой учитель. – Это вы так восстали…

– Да!

– Так вы ж сами у него на уроке так шумите, что и не слышно Сергея Никитича! – возмутился Петр Брониславович.

– Мы не шумим! – и весь класс загалдел, как цыганский табор.

– Отставить вопли! – голос Петра Брониславовича был громче табора. – Смирно, орлы. За Сергея Никитича вам должно быть стыдно с полной выкладкой. А вот откуда у вас столько сырков – это вопрос на засыпку. В столовую сколько человек ходят? Три калеки с половиной. А почему, спрашивается? Где забота о собственных подрастающих организмах? На собрании родители говорили, что всем деньги на обеды будут давать. И где эти деньги?

Снова воцарилась тишина.

– А я знаю – где. Все они оседают на прилавках окрестных ларьков, превращаются в эти, так сказать, бирюльки. – Петр Брониславович повернулся к одной из девочек. – Зачем вот тебе, Редькина, столько колец на ушах?

– Это… мода, – пролепетала веснушчатая комичная Редькина.

– Мода? Это не мода, это называется – елка. Ты, Зоя, хорошая девочка, а эта раскраска тебя… ну, так сказать, демаскирует. Отличает от детского возраста. Все снять и ходить в косынке.

– В косынке? – на глазах Зои Редькиной выступили слезы.

В классе хихикнули.

– Самая мода. А ты, Мамед, почему весь дневник какими-то бумажками облепил? Что молчишь? – Петр Брониславович поставил руки в боки. – Это у тебя не дневник, а чемодан туриста какой-то. Прямо «Мистер-Твистер, бывший министр» получается. Оторвать. Где эстетика в наших рядах? Мы и так отстаем от нашей параллели по всем показателям.

– А физкультура? – удивленно выкатил глаза круглолицый лопоухий парнишка.

– Это да. Тут вы правы. – Петр Брониславович улыбнулся и остановил свой ход по классу. – Тут ваша палка о двух концах – бумеранг.

Арина, до сих пор стоявшая у двери, ничего не поняла, вытащила конфету на палочке и развернула фантик.

– Так, сколько времени от урока прошло? – Петр Брониславович вытащил пейджер. – Ага. Двадцать пять минут. Считайте, что географию вы благополучно сорвали. Произведем, так сказать, разбор полета. Где сырки взяли? Каким путем они попали в ваши хулиганские руки, если почти никто в столовой не ест? Или вы обкрадываете своих младших товарищей?

– Э… – начал было сидящий за первой партой ученик с одухотворенным выражением лица.

Но тут же получил в спину удар кулаком.

– Я не спрашиваю тебя, Мыльченко, правдивая душа, – погрозил пальцем Петр Брониславович. – Шибай Костя, это твои проделки?

Стукнувший одухотворенного лопоухий парнишка изобразил крайнее изумление.

– Тут меня не проведешь, тут я вас как облупленных знаю. Отвечать со всей откровенностью. Костя Шибай, говори.

– Да я их под столами собирал. – Лопоухий Костя Шибай захлопал глазами, потому что Петр Брониславович грозно над ним навис. – Надкушенные.

– А как они там оказались? Грустно, ребята, что ваши соратники игнорируют, так сказать, продукты питания…

– Так вот мы же их и подобрали! – радостным голосом крикнул коротко стриженный. – Вы же сами нас учили уважать пищу.

– Мы же санитары леса! – добавил кудрявый Мамед. – Подбираем мусор и отходы, чтобы грязи меньше было. И перерабатываем. То есть используем.

– Хм… Вот ведь. – Петр Брониславович задумался. – И не поспоришь.

Седьмой «В» с облегчением завозился на своих местах.

– И все-таки это низко, ребята, подкладывать учителю такие, ну… штуки. Даже в знак протеста. Давайте эти проблемы решать в честном бою…

– Ура!!!

– Я хочу сказать – в виде дискуссии. С Сергеем Никитичем я поговорю. Но чтобы мне за вас было не так позорно, я…

Все восемнадцать человек седьмого «В» благодарно заверещали на разные голоса, Петру Брониславовичу пришлось снова их успокоить.

– А сейчас я пришел вам сказать, что нашего полка прибыло. – Петр Брониславович вывел Арину к учительскому столу. – Арина Балованцева, ваша новенькая.

Весь класс с интересом посмотрел на новенькую, на которую в пылу разгоревшейся дискуссии с учителем никто не обратил внимания. Это была обычная девочка среднего роста, одетая в короткую юбку и короткую курточку китайского летчика – с большим количеством карманчиков и нашивок. На ногах у новенькой были высокие шнурованные ботинки «Гриндерс».

– Вот, значит. Прошу любить и жаловать. Ариночка, ты правильно попала. Ребята у нас хорошие, учатся, стараются. Нет, правда, ни одного отличника. Да, это вот минус… Ты не отличница?

– Я еще не решила.

Петр Брониславович несколько растерялся.

– Ну так вот, будешь у нас учиться, познакомишься с ребятами, – торопливо заговорил он. – Садись куда-нибудь.

– На уроках мне нужна отдельная просторная парта, – спокойно заявила новенькая и направилась куда-то по проходу между партами.

Весь класс следил за ней. Новенькая подошла к последней парте у окна. За ней одиноко сидел спокойный молчаливый ученик.

– Тебе принципиально занимать именно эту? – обратилась к нему Арина.

– А тебе что – одной вся парта нужна? – удивился Петр Брониславович.

– Да, мне так удобнее, – ответила девочка.

Весь класс обернулся к последней парте. Никто и никогда не высказывал своих претензий к Вите Рындину, который поднимался сейчас со стула и сгребал со своей парты потрепанную сумку. С бывшей своей парты.

– Спасибо, – улыбнулась Арина и уселась как можно удобнее.

– Ну, ты даешь, царица полей. – Петр Брониславович удивился еще больше, но не стал этого показывать ученикам, а лишь строго сказал: – Вот что, братики-сударики, поскольку наш класс хуже всех посещает столовую, мне сделали замечание. Это не дело. Поэтому завтра все как один должны принести деньги на обеды. Завтра – пятница, последний день сдачи денег. Так что смотрите у меня, гаврики… Я сам приду к вам перед последним уроком и соберу деньги. Вопросы имеются?

– Нет! – пронесся по классу покорный вздох.

– Вот и хорошо.

Зазвенел звонок, но все боялись Петра Брониславовича и не двигались с места.

– Ребята, здоровье – не игрушка. Чтобы деньги на питание сдали в полном составе. И ели, – добавил Петр Брониславович, собираясь уходить. – А я найду способ поприсутствовать на посещаемости столовой…

Петр Брониславович удалился. Тут же в кабинет влетел Сергей Никитич. Брюки его были в порядке, но ядовитая улыбочка на маленьком крысином личике не сулила ничего хорошего. Класс, рванувший было вон, остановился.

– Ну, я вам за это устрою, – схватив журнал двумя руками, проскрежетал Сергей Никитич. – Вы у меня из двоек не выберетесь! У всех, у всех будут двойки по географии, так и знайте! Вот он, журнал, у меня! А вы против журнала – никто! Идите, идите…

И седьмой «В» покинул кабинет географии. Веселье по поводу сырковой мести забылось. Теперь начнется другая месть – журнальная, двоечная. От Сырника, как в глаза и за глаза в школе называли Сергея Никитича, ничего хорошего ждать не приходилось. Ребята поняли, что своей сырковой местью сделали себе еще хуже…

Вместе со всеми уходила и новенькая. Покидая кабинет, она с интересом с головы до ног осмотрела учителя географии, закинула ранец за спину и вышла в коридор.

Так в седьмом «В» появилась новая девочка. Все уроки напролет она спокойно сидела за своей последней партой, присматривалась ко всем. Новенькая ни с кем не разговаривала, только один раз, посмотрев на расписание уроков, вывешенное на специальной доске в коридоре, она спросила у одной из одноклассниц, что стояли рядом с ней:

– А что это за урок такой – алгебра?

При этом новенькая поставила ударение в этом слове на слог «ге».

– Какая еще «алг?бра»? – усмехнулась Даша Спиридонова, крупная девочка, которой до всего всегда было дело. – Алгебра! Ты что, не знаешь, что такое алгебра?

– Не-а, – пожала плечами Арина.

Даша презрительно фыркнула. И Арине пришлось объяснить другой девочке, которая стояла здесь же рядом с ней и удивленно хлопала глазами.

– В той школе, где я училась, не было такого предмета.

– Почему? – удивилась Зоя Редькина, потому что хлопающей глазами девочкой как раз она и была. – Алгебра, физика и геометрия с первого сентября начались. Должны были быть.

– А я еще в этом году ни разу в школе не была, – ответила новенькая. – Так вот получилось…

– Это как? – еще больше удивилась Зоя, и многочисленные пластмассовые серьги в ушах и резинки с заколками на ее тоненьких косичках мелко-мелко задрожали.

– Да… Сначала мы переезжали, потом отдыхали, а потом как-то что-то… – развела руками Арина Балованцева.

– Ух ты! – восхищенно вздохнула Зоя.

На улице стоял конец сентября…

Даша Спиридонова, которая тоже хорошо слышала весь этот разговор, тут же разнесла по классу весть о том, что новенькая – очень наглая. И отдельную парту ей подавай. И хочет учится, хочет отдыхает.

– Вот деловая, – фыркали некоторые.

Вряд ли кто-то отказался бы от такого счастья – целый сентябрь не учиться. Но никому в седьмом «В» этого, к сожалению, не выпало, а потому многие просто позавидовали деловой новенькой.

Глава II

А денег нету…

На следующий день новенькая появилась на уроке физкультуры в очень красивом спортивном костюме и самых модных кроссовках. Таких не было ни у кого. В остальном же она вела себя, как все, – бегала, прыгала, рекордов не ставила. Ее долго рассматривали и собирались обсудить, как следует.

Но не успели. Потому что после урока Петр Брониславович появился возле раздевалок с бумажкой в руках и потребовал обязательной сдачи денег на обеды. Вот тут-то все и началось…

Седьмой «В» отправился к своим вещичкам. И весь класс обнаружил, что денег, которые они послушно принесли из дома, чтобы сдать Петру Брониславовичу, ни у кого нет. Были, точно были, ребята же не дураки. А тут нету…

– Наверно, кто-то пробрался в раздевалки, когда мы на физкультуре были, и нас обчистил! – предположил расстроенный Костик Шибай.

– Кто-то знал, что мы на обеды деньги принесем, – добавил не менее расстроенный и грустный Владик Федюшов. – Хоть и деньги-то небольшие, но странно, странно…

Все переживали потерю денег, но сделать ничего не могли. Хоть и за скамейками шарили, и во все углы заглядывали, и вещички свои по десять раз перетряхивали.

Перемена кончалась, взбудораженные семиклассники носились со своими вещами и что-то кричали. Петр Брониславович, за которым пришла завуч Маргарита Алексеевна и торопила его куда-то, быстро отдал свой список кому-то из ребят и потребовал, чтобы они сами собрали деньги и принесли ему в учительскую вместе с этим списком. И ушел вслед за завучем.

Но напрасно он долго сидел в учительской после уроков, ожидая своих гавриков. Никто так и не пришел и не сдал ни денег на обеды, ни списка.

«До чего же они у меня разболтанные и несобранные… – с горечью подумал Петр Брониславович. – Ничего поручить нельзя. Плохо, наверно, я их воспитываю… Надо в понедельник не забыть и обязательно разгон им устроить».

Но он все-таки забыл. С понедельника в школу на практику пришли студентки – будущие учительницы по разным предметам. В этом году их принесло как-то особенно рано, но руководство педагогического института объяснило, зачем так делается – чтобы всем студенткам в течение года практики хватило. Причем практики в разных классах – и в младших, и в средних, и в старших. Чтобы они с разными возрастными категориями учеников умели работать.

Не сказать, чтобы все студентки-практикантки были очень красивые и замечательные, но та, которая досталась седьмому «В», чем-то заинтересовала Петра Брониславовича. Вернее, так он для себя решил. Преподавала практикантка Светлана Юрьевна историю, детей очень любила, чем те немедленно и стали пользоваться.

Когда на уроках Светланы Юрьевны присутствовала строгая комиссия, все сидели примерно, и Петр Брониславович улыбался с последней парты. Когда же, наконец, и стационарная учительница истории, и преподаватели самой практикантки перестали бывать на уроках, наглые дети начали вести себя, как на вокзале.

Вокзал каждому представлялся по-своему, а потому мальчики действовали как террористы и однажды даже взорвали что-то дымное. Собирались взорвать еще – однако внезапное появление Петра Брониславовича все сорвало.

Всю эту неделю седьмой «В» не посещал обеды в столовой. Особенно никто не расстраивался по этому поводу. Тем более что по четвергам в столовой пекли вкусные пирожки. С самого утра по школе витал сладостный запах пирожков с повидлом, дети принюхивались и замирали в предвкушении… После третьего урока пирожки начинали продавать. В столовой возле окошка раздачи выстраивалась обычно длинная очередь. И все ученики, от мала до велика, бились за жизнь в этой очереди.

Седьмой «В» ничем от других не отличался. Едва по школе поплыл прелестный пирожковый дух, ребята с нетерпением дождались окончания урока и навострили лыжи в столовую.

Но в очереди снова выяснилось, что у многих из карманов и сумок пропали деньги. Не у всех, но пропали – как корова языком слизнула.

– Да что же это такое! – возмущался громогласный Костик Шибай. – Что за свинство!

– Какой гад это делает? – кричал расстроенный Владик Федюшов.

– Я пирожок так хотел скушать… – лепетал, рассеянно приглаживая чубчик, Антоша Мыльченко.

– Ишь, Гуманоид, чего захотел – пирожок! – зло бросила Даша Спиридонова, выворачивая свои карманы в поисках пропавшей денежной купюры, на которую возлагала большие надежды. О чем и сообщила своим одноклассникам. – А нету тебе пирожков! Дулю тебе…

Лишь несколько ребят из седьмого «В» купили себе пирожков, остальные печально побрели прочь из столовой.

На большой перемене грустно слоняющимся по коридорам ученикам седьмого «В» бросилась в глаза наглая новенькая, которая в одиночестве сидела на подоконнике и основательно подкреплялась – ела бутерброды в ярких бумажных обертках, запивала их газировкой из большого фирменного стакана с крышкой и трубочкой. Недавно в городе открылся ресторан быстрого питания под названием «Колокольчик», так что было понятно, что вся еда Балованцевой именно оттуда.

– Ишь, накупила… – вздохнули голодные девчонки и мальчишки из седьмого «В», проходя мимо своей новенькой.

– Ее-то не обокрали, видимо… – проворчал Владик Федюшов.

– Да уж, видно, при деньгах осталась, – подхватили одноклассники.

Новенькая заметила, что на нее пристально смотрят, вскочила, собираясь предложить ребятам бутерброды. Но натолкнулась на несколько неприязненных взглядов и, не став выяснять отношений, села на место.

Петр Брониславович стал регулярно появляться в своем классе на уроках истории. Так произошло и на этот раз – за минуту до звонка Петр Брониславович оказался в кабинете и уселся за последнюю парту ряда у стены.

– Посижу, за порядком погляжу, – прокомментировал он практикантке свой визит. – А то они, бывает, шалят.

Все, конечно, перестали шалить. Будущая учительница продолжила опрос заданного на дом параграфа, и поневоле некоторым пришлось уткнуться в книжки.

У доски грустно маялся Мамед Батыров и мучительно вспоминал то, чего он никогда не знал.

«Нужно назначить свидание, – подумал Петр Брониславович, глядя на муки Мамеда. – Я должен действовать решительно».

При Петре Брониславовиче Светлана Юрьевна постеснялась ставить двойку, хотя Мамедка не мог даже ответить внятно на вопрос, в середине чего же были Средние века. И ушел на место с тройкой. Тогда Петр Брониславович тяжело вздохнул, ласково глядя на Светлану Юрьевну.

– Слушай, глянь, Петр Брониславович влюбился! – зашептала тут Даша Спиридонова на ухо своей соседке. – Я тебе точно говорю, уж я-то разбираюсь.

Известие быстро распространилось по классу.

Стало весело. Практикантка не догадывалась, почему с таким интересом все вдруг начали смотреть на нее и слушать ее рассказ, но заметно приободрилась и почувствовала себя настоящей учительницей. Даже голос ее стал громче и звонче.

Но девочка с последней парты не смотрела на нее и не слушала. Она читала книжку, и посреди своего рассказа Светлана Юрьевна подошла к ней.

– Читаешь? – спросила она у Арины Балованцевой, даже не закрывшей свою толстую книгу.

– Читаю.

Весь класс обернулся к ней. Петр Брониславович вытянул шею.

– А почему? – спросил он.

– Нравится.

– А мой урок? – искренне удивилась учительница.

– В меру, – честно ответила странная новенькая.

Светлана Юрьевна повернула книгу к себе и посмотрела на обложку.

– «Сердце Бонивура», – вслух прочитала она, – а, хорошая книжка…

– Вы читали? – сразу поинтересовался у нее Петр Брониславович, который уже хотел разбираться с ученицей, которая не слушала такую замечательную учительницу.

– Нет… Кажется… – пробормотала Светлана Юрьевна.

– Так я вам принесу, Светлана Юрьевна! У меня есть! – вскочил простосердечный Петр Брониславович. – Люблю, знаете ли, книги про героизм! А вы?

– Ах, ну что вам сказать… – замялась будущая учительница.

И все поняли, что и действительно что-то тут есть.

– Понятно тебе? – зашептала соседке Спиридонова.

Вскоре урок закончился.

И когда наступила очередь физкультуры, которая по причине теплой и солнечной погоды проходила сегодня на улице, Петр Брониславович устроил Арине Балованцевой жестокий марафон – десять кругов по школьному стадиону. В классе были этому очень рады – хоть Петр Брониславович проучит деловую новенькую.

Все остальные пробежали только пару кружочков, разделились на команды и начали носиться в эстафетах – любимом физкультурном упражнении Петра Брониславовича. А новенькая все бежала.

На четвертом кругу ноги Арины начали заплетаться, однако она продолжала бег, не подавая вида, что устала. Поравнявшись с одноклассниками, она все время гордо улыбалась.

– Петр Брониславович, за что? – спросил Витя Рындин, указывая на новенькую.

Десять кругов было серьезно – площадку перед школой во время строительства всю закатали под стадион, и один круг по ней равнялся примерно тремстам метрам. Так что уж десять кругов, это о-го-го…

– Пусть бежит, – ответил Петр Брониславович, – героизма нагоняет себе побольше. Нечего будущих учительниц смущать.

– Сократите, – предложил Витя, тем более что все прочие ребята уже приступили к метанию мяча и не особенно перетруждались. Все наблюдали, как там бежит наказанная новенькая.

Витя Рындин занимался пятиборьем, добился в этом значительных успехов, был весьма мощным мальчиком, а потому Петр Брониславович считал его своей гордостью.

Петр Брониславович хмыкнул и подумал. А затем, увидев, как Арина Балованцева в очередной раз приближается к нему, свистнул в свисток и махнул ей рукой:

– Достаточно! Сходи! Все, все, Балованцева, слышишь?

Но новенькая помотала головой и продолжала бежать. Она, понятное дело, была гордая.

Пока все остальные кидали мячи и подбирали их, Витя догнал ее.

– Тебе же Петр Брониславович сказал, что все, так что давай, останавливайся.

Девчонка не хотела останавливаться.

– Сказал – десять, пробегу десять, – ответила она.

– Но он же потом другое сказал, – возразил Витя.

– Надо отвечать за свои слова.

– Но… Он передумал, – упрашивал Витя.

– А со мной так не надо.

– Но ведь устанешь же.

– Ну что ж делать…

– Тогда я с тобой побегу, – заявил Витя и уже не отставал ни на шаг.

– Хочешь – беги.

…Оставалось еще четыре с половиной круга. Было видно, что у Балованцевой сил уже не было никаких.

– Смешно сдаваться? – еле слышно проговорила она Вите Рындину.

– Смешно, – согласился Витя. – Тогда давай руку. Так легче. Мы будем беговой машиной.

Новенькая пожала плечами и подала Вите свою руку. Они побежали живее, и Петр Брониславович, сидя на бревне, с грустью смотрел на пару бегущих детей. И представлял, как здорово было бы, если бы и он вот так мог бежать рядом со Светланой Юрьевной…

– Переходите на шаг, на шаг! – когда оставалось уже совсем чуть-чуть, скомандовал он. – Постепенно!

И вот уже Арина Балованцева стояла на бордюре и хитро улыбалась, глядя на Петра Брониславовича. Витя Рындин стоял рядом. Просто стоял рядом и молчал.

– Поздравляю, это достойная победа. – Петр Брониславович подошел к новенькой. – Надо любить спорт, и тогда эту же дистанцию можно будет пробежать с более хорошим результатом времени.

– Ой, девочки, смотрите – влюбились! – показывая пальцем на Витю и новенькую, начала было Даша Спиридонова, но Витя резко повернулся и сурово посмотрел на нее, так что Даша замолчала.

На следующем после физкультуры уроке русского языка Витя Рындин молча уселся на свою новую парту, не обращая больше ни на кого внимания. И Балованцева тоже молча достала книжку «Сердце Бонивура», открыла ее. Урок начался.

Глава III

Проблемы в личной и общественной жизни

На следующий день после занятий Петр Брониславович караулил у входа. Высыпали на улицу веселые практикантки, некоторые захихикали, косясь на него, и в их толпе он заметил Светлану Юрьевну. Нужно было совершить решительный шаг.

Вскоре почти никого из практиканток не осталось, и лишь Светлана Юрьевна стояла на ступеньках. Это был шанс.

Петр Брониславович приблизился к ней.

– Как вам погода, Светлана Юрьевна? – спросил он. – Сдается мне, что дождь собирается.

Дождь тем временем собрался и пошел. Подул ветер, затрепал плащом Светланы Юрьевны, бросил ей в лицо холодные дождевые капли. Светлана Юрьевна отвернулась от ветра и подошла поближе к Петру Брониславовичу.

– Прогуляться не хотите?

Светлана Юрьевна лишь заулыбалась и, увидев, как к крыльцу подъезжает машина, начала прощаться.

Петр Брониславович только хотел поинтересоваться, как прошел сегодняшний учебно-рабочий день, но Светлана Юрьевна уже сбежала со ступенек. Навстречу ей из машины выходил молодой человек, видимо, жених.

– Я же книжку вам обещал, Светлана Юрьевна…

Но Светлана Юрьевна лишь кивнула Петру Брониславовичу на прощанье.

И вот машина увезла ее, а Петр Брониславович остался один. Он скорбно вздохнул, совершил отмашку рукой и направился в спортивный зал.

И тут из-за угла вывернул Антон Мыльченко и бросился за ним.

– Петр Брониславович, вы лучше! – заглядывая своему учителю в лицо, затараторил он. – Просто надо зайти с неожиданной стороны, удивить, поразить! Чем-нибудь таким, чего никто не умеет!

– Антон, что ты говоришь? Отставить подобные разговоры со старшим по званию.

– Петр Брониславович, я никому не скажу, я сам бываю пораженным любовью! Я знаю средство!

– Какое еще средство, Антон? А чего тебе домой не идется? Иди уроки учи.

– Любовь – это романтизм, – закатив глазки к потолку, проговорил Антоша. – Вы ей, в смысле предмету своей любви, стихи напишите!

– Стихи?

– Стихи. Опишите сегодняшнюю встречу, как все вам запомнилось! – Антон захлебывался охватившим его энтузиазмом и бежал вприпрыжку, едва успевая за мощной поступью классного руководителя. – И подарите ей! Незаметно так в ее сумку засуньте. Ну, и цветочек там, на память…

– Антон, марш домой! – Петр Брониславович остановился. – И сделай-ка, дружок, двадцать приседаний сейчас, а еще сто дома, чтоб у тебя все это из головы вылетело! Ну-ка, раз-два!

Антоша принялся приседать, каждый раз плюхая рюкзаком по полу, потому что в волнении не сообразил выпустить его из рук.

И когда ему пришлось быстро бежать вон из школы под строгим взглядом Петра Брониславовича, Антоша не переставал думать про себя: «Ничего, я помогу вам, Петр Брониславович, я вам такие стихи напишу, что прямо английская королева сразу в вас влюбится!» И рифмы уже складывались в его голове одна к одной, и носились перед глазами прекрасные образы – практикантки, ветер, дождь, любовь, мечта…

На этой неделе сдача денег на обед прошла благополучно. Петр Брониславович, контролировавший этот процесс, передал деньги в столовую и, поскольку его класс теперь в полном составе питался, принося пользу своим организмам, ответственный мужчина смог вздохнуть спокойно. Ведь другие проблемы, более серьезные, заняли его ум и трепетную душу…

А тем временем в его классе в течение недели у нескольких человек вновь пропали деньги. Невозможно было уже терпеть такое, так что ребята возмущались и негодовали.

– Нужно Брониславовичу пожаловаться! – кричал кудрявый Мамед Батыров, потрясая зажатой в кулаке кепкой.

– Пусть милицию вызывает! – пискнула Зоя Редькина.

– Ты что, Редькина, больная? – серьезно посмотрел на нее Владик Федюшов. – Это же такой позор! Нельзя милицию. Надо самим что-то сделать! Все помнят свои деньги? Какие суммы, какими бумажками? Я, например, свои помню. У меня на одной купюре какие-то цифры карандашом написаны. А на другой – угол надорван.

– А у меня, а у меня… – вылез вперед Антоша Мыльченко.

– А тебя, Гуманоид, вообще не спрашивают, – оборвал его Костя Шибай. – Что ты суетишься? Подожди.

Антона затерли в угол.

– Слушайте, а вообще странно… – выступила вперед Даша Спиридонова. – Все ведь было нормально. Пока в наш класс…

– Новенькая не пришла! – догадался Владик Федюшов, но, точно сказал что-то нехорошее, тут же зажал рот рукой и оглядел своих одноклассников.

– Ой…

Все посмотрели на новенькую, которая невозмутимо сидела за партой, попивала минеральную водичку и читала книгу.

– У нее-то небось ничего не пропало, – прошептала Даша Зое Редькиной на ухо. – А так бы сейчас возмущалась бы, бегала.

– Да, – согласилась Зоя и с ненавистью посмотрела на новенькую.

– Надо жаловаться, – решительно проговорил кто-то из ребят.

– А как жаловаться-то? – спросил Владик. – Доказательств-то никаких нет.

– И денежек наших тоже… – всхлипнул Антоша.

– Стало быть, нужно найти эти доказательства, – решительно заявил Костя Шибай, усаживаясь за парту.

Ведь давно шел урок. Учитель географии Сергей Никитич с опозданием явился в класс, раскрыл журнал, огляделся, отмечая, что сегодня в седьмом «В» ведут себя потише, и принялся одного за другим вызывать учеников к доске и пытать их. Все вспомнили об этом и начали бояться…

Влюбленный Петр Брониславович тосковал. С удвоенной нагрузкой бегали и прыгали ученики под его руководством. Проходили дни за днями, и однажды Светлана Юрьевна с таинственным видом сама подошла к нему.

– Петр Брониславович, я и не знала, что вы поэт, – начала она.

– В некотором роде все мы поэты, Светлана Юрьевна, – взбодрился сразу Петр Брониславович.

– Я обнаружила ваши стихи…

– В каком смысле мои стихи?

– Я понимаю, вы скромный. – Светлана Юрьевна готова была расхохотаться, уж очень Петр Брониславович был сейчас смешной. И стихи его тем более.

Но прозвенел звонок, и Петру Брониславовичу нужно было спешить на урок. Он удалился, а Светлана Юрьевна, оставшаяся в учительской, принялась показывать какой-то листок своим подружкам, которые долго и весело смеялись над тем, что там было написано.

Антон Мыльченко очень любил поэзию. Он читал множество поэтической литературы – и толстые тома, и тоненькие стихотворные сборнички современных авторов. И мечтал о сборнике собственных стихов… Чужие строчки не раз приводили его в восхищение, даже в экстаз. Антон плакал над ними. И не раз он трагически восклицал, наткнувшись на ту или иную строчку:

– Ну как же так?! Меня опять обскакали! Это же моя мысль, моя рифма! Украли, передрали… Эх, и как они об этом догадались у себя в девятнадцатом веке! Ведь это я придумал…

И он, обиженный, но вдохновленный, бросался сочинять свое очередное произведение. Чужие стихотворные строчки и рифмы переплетались в Антошиной голове с его собственными. Такими стихи и ложились на бумагу – так что даже сам автор не мог уже определить, где он сам написал, а где какая чужая строчка затесалась. Любил Антоша поэзию, очень любил…

И верил, что она всем приносит удовольствие и счастье, да еще и вершит людские судьбы. Так что обещание помочь Петру Брониславовичу в создании стихов для его возлюбленной, где описывались бы метания и страдания его влюбленной души, не было пустыми словами. Антон Мыльченко не терял времени даром.

И через несколько дней после встречи на ступеньках его сонет был готов. Самым лучшим своим почерком он написал его на двойном тетрадном листе и понарисовал во всех углах букетики цветов для красоты. Вышло замечательно:

Тот день запомню я надолго,
К тебе я подойти не смел.
Моя душа рвалась в осколки,
Но робость я преодолел.
Увидел я твой облик милый —
Стояла ты вокруг девчат,
И плащик твой во тьме унылой
Весь развевался, как наряд.
Тебе готов был книгу дать,
А вместе с книгой свое сердце.
Но тут пришел один другой —
Тебя увез от школьной дверцы.
И я направился домой,
Душа моя завыла волком.
Грустить и плакать мне теперь…
Тот день запомню я надолго.

«Петр Брониславович, Ваш навеки»– так подписал Антон свой сонет, долго и тщательно таился, наконец выбрал момент и запихнул листок, слегка помяв его, в сумку, оставленную Светланой Юрьевной на стуле.

– Ну, теперь у Петра Брониславовича все хорошо будет! – радостно потирая руки, сообщил Антон своей соседке по парте Зое Редькиной.

– Почему?

– Любовь, Зоя, любовь… – загадочно проговорил он, и Зоя выразительно покрутила пальцем у виска.

Светлана Юрьевна, прочитавшая это стихотворное произведение, естественно, решила, что это дело рук влюбленного физкультурника, и теперь старательно избегала его. Показала безумные стихи своим подружкам, те почитали и выдали резолюцию: с сумасшедшими мужчинами-поэтами связываться опасно. И долго-долго смеялись, цитируя его сонет…

А сам Петр Брониславович действительно написал стихи, как посоветовал Мыльченко, только не показал их своему предмету любви. Постеснялся. Но услышав о том, что его стихам рады, решил, что Светлана Юрьевна, возможно, умеет читать мысли и даже стихи, которые он пытался в уме складывать, а потому горечь его переживаний стала еще более концентрированной.

Глава IV

Как вы это терпите?

Сергей Никитич очень любил издеваться над учениками. Этим он попросту мстил за то, что они его не слушались. Чтобы его не тревожили, на перемене перед началом урока он заставлял всех положить свои вещи в кабинет и снова покинуть его – до тех пор, пока не прозвенит звонок. А сам закрывался там один и занимался своими делами. То рисовал на доске какие-то схемы, то заполнял журнал, то читал что-то. А иногда ничего не делал – просто сидел и ждал звонка. А вещички лежали в кабинете – и не все ученики успевали выхватить из своих рюкзаков и сумок учебники, чтобы успеть подготовиться на перемене к уроку. Дома нужно готовиться – отвечал на возмущенные возгласы Сергей Никитич и злорадно потирал ручки. А не успели выучить – вот и получили плохие оценки…

Сегодня он снова заперся в кабинете.

Семиклассники толклись под дверью и обиженно бурчали.

– Опять закрылся там и сидит, – заявил Владик Федюшов.

– С нашими сумками… – пробормотала недовольно Даша Спиридонова.

– А может, он там по ним шарит? – предположил кто-то.

– Ой, а у меня там деньги! – ахнула Зоя Редькина. – Девчонки, деньги же!

Она подобралась к двери и подергала ее. Дверь не открывалась. Зоя суетилась и чуть не плакала. Класс заволновался.

– Да подожди ты со своими деньгами! – прикрикнули на Зою.

– Сырник, блин, давай открывай! – нетерпеливо забил кулаками в дверь Костик Шибай.

– Нам параграф повторить надо! – подхватили девочки.

– Что мы, не имеем права?

– А как же алгебра? Не успеем же списать! – вспомнил кто-то оперативный.

– Да… – И класс возле запертой двери заволновался еще больше.

Но дверь так и не открылась, пока не прозвенел звонок. Никто повторить, конечно же, ничего не успел. Сергей Никитич тут же начал опрос.

И снова выставил всему классу двойки в столбик. Так что теперь каждому нужно было эту двойку «закрывать» – или тянуть руку и отвечать с места, или подходить к Сергею Никитичу после уроков и почти наизусть рассказывать какой-нибудь параграф. Меньше месяца осталось до конца первой четверти, а тут двоек целый журнал. Практически у каждого ученика…

Зачем он это делал? Да просто все шумели на уроке и списывали друг у друга примеры – туго было в седьмом «В» с точными науками. Кто-то на перемене передрал решения домашней работы у седьмого «А», пустил по классу – и всем было сейчас не до географии.

Сергей Никитич почему-то не хотел этого понимать. Вот и сейчас – он разозлился, предупредил, что если сейчас все не перестанут бегать с посторонними тетрадями по классу, то он выставит в журнал девятнадцать неудовлетворительных оценок в столбик. Никто не поверил. Тогда Сергей Никитич потер руки, раскрыл журнал и с довольным видом нарисовал целый столбик двоек.

Класс замер.

– И что теперь? – хлопая глазами, проговорил Костик Шибай. – Зачем нам эти двойки-то? У нас и так их полно…

Сергей Никитич что-то проскрипел в ответ, закрываясь журналом. Ребята подсчитывали свои оценки, прикидывая, что их теперь ждет, и как исправлять такую неблагоприятную картину. Сразу стало тихо, физиономии у всех погрустнели. Тетрадки с алгеброй были заброшены, да и до алгебры ли теперь…

Новенькая вдруг вскочила со стула и крикнула, глядя на согнутые в покорности и обиде спины своих одноклассников:

– Слушайте, и как вы это терпите? Над вами же издеваются!

Все оглянулись на нее.

– Раз с вами так поступают, то вы-то чего молчите? – продолжала новенькая, собирая тетради и книжки в ранец. – За поведение двойки в журнал не ставят. А мне совершенно неинтересно получать двойки ни за что. Поэтому я пошла отсюда.

С этими словами новенькая повесила свой военный ранец на спину и твердой походкой двинулась к двери.

– Э-э-э… Куда, Балованцева? – протягивая руки, заблеял растерявшийся Сергей Никитич.

Кто-то, подчиняясь призыву новенькой, уже тоже вскакивал с места.

– Назад! Всем сидеть! Я вам всем еще двойки поста… – закричал Сергей Никитич, но захлебнулся.

Потому что весь класс ринулся к двери.

– Погнали отсюда, чего тут сидеть! – кричал Мамед, размахивая кепкой.

– Усмиряйте нас в устной форме, зачем двойки-то ставить! – вновь заглядывая в дверь, добавила новенькая, когда все ее одноклассники покинули кабинет географии.

– Что-о? – протянул вконец растерявшийся учитель, но дверь за девчонкой уже захлопнулась.

– Ну, все, теперь он оборзеет! – очутившись вместе со всеми под лестницей, схватился за свою кудрявую голову Мамед.

– А что, лучше на урок, может, вернуться? – предложила новенькая.

– Нет уж, – решительно сказала тихая девочка Зоя Редькина, которая хоть и боялась прогуливать, но Сырника видеть уже не желала.

Возмущенные дети продолжали митинговать.