Елена Нестерина

Пудель бродит по Европе

Глава I

Школа – место для самых стойких

Этой солнечной морозной зимой школы косила эпидемия.

Не успели закончиться зимние каникулы, как стало известно, что к занятиям приступит далеко не каждый ученик – по причине свирепствовавшего в городе гриппа. После первой недели занятий руководством школ города стало все чаще произноситься страшное для учебного процесса, но радостное для ребят слово «карантин». Карантин – это значит: на уроки не ходи, делай что хочешь, гуляй, смотри телевизор, в общем – СВОБОДА!

Но пока на занятиях присутствовало количество учеников, умещающееся в тот процент, по которому определяется отметка карантина, школа не закрывалась.

Точно так же обстояли дела и в школе номер семнадцать, которая находилась в одном из районов на окраине города. По особому распоряжению директора ученика, чихнувшего больше пяти раз за урок, необходимо было немедленно освободить от занятий и отправить домой. Этим многие пользовались – старательно чихали, сморкались и кашляли, тяжело вздыхали и жалобно возводили глаза к потолку. «Нет, не надо нас, страдальцев, жалеть, – без слов говорил учителям их скорбный вид, – мы, конечно, посидим тут, на уроках, помучаемся. А то, что состояние наше – предсмертное, так это неважно, мы ради знаний на все готовы, ах, апчхи!..» Ну как не отпустить домой такого больного ребенка? Учителя отпускали, тем более что отличить симулянта от действительно заболевшего было трудно. Пусть, думали они, разрешая очередному ученику уйти с уроков, посидит дома, так, может, хоть не заразится.

Арина Балованцева очень любила прогуливать уроки. Но строить из себя больную, тем более когда это делают многие, стремясь улизнуть с занятий, она не желала. И даже наоборот – гордо сидела на всех уроках, демонстрируя, что поступать, как все, она не будет.

«Дешевый трюк! Это не наш метод», – так сказала гордая Балованцева своему другу Вите Рындину, когда тот предложил ей тоже прикинуться больными и несчастненькими, уйти из школы и отправиться в овраг кататься на крутой горке, залитой водой из лопнувшей трубы отопления.

– После уроков туда и наладимся, – заявила Арина.

На горку ей тоже очень хотелось – ведь еще утром она увидела, как блестит на солнце лед. Вода таким мощным потоком хлынула из трубы и устремилась вниз к склону оврага, что, казалось, ее не остановить. Но ремонтная бригада подкатила к месту аварии очень быстро, воду перекрыли и начали латать прорвавшееся место. А вода моментально застыла на двадцатиградусном морозе – и теперь на замечательной ледовой горе уже наверняка катались первые счастливчики!

– Мне стыдно, Витя, прикидываться больной бедняжкой, – добавила Арина, косясь на свирепую училку по прозвищу «Овчарка», которая в ватно-марлевой повязке на морде вышагивала вдоль классной доски и тыкала острой указкой в ужасные по своей непонятности надписи вдоль сторон нарисованных на доске треугольников. – Если обманывать, то уж по-крупному и красиво. А это мелкий позор. Что мы, не отмучаемся геометрию и еще три оставшихся урока?

– Отмучаемся, – согласился Витя.

Свирепая Овчарка грозно гавкнула на них из-под своего намордника, ребята переглянулись и замолчали. Витя уставился на доску с наводящими тоску треугольниками и попытался услышать, а если повезет, и понять то, что по поводу этих треугольников вещала Овчарка. А Арина даже и пытаться не стала. Геометрию она не любила, а потому положила голову на свою шапку, что лежала на парте, сладко вздохнула и закрыла глаза. Шапка навевала нежный сон, а спины одноклассников, хоть строй их и значительно поредел, все-таки надежно загораживали Арину Балованцеву от взора злобной училки. Девочка пригрелась на мягком мехе, на лице ее появилась довольная улыбка.

В этой шапке Арина пришла сегодня в школу первый раз – и сразу же шапка стала центром внимания. Арину обступили девчонки, гладили шапку, играли с ее большими пушистыми помпонами, примеряли ее по очереди. Арина была не против.

– Что за мех такой необычный?

– Что за мех такой? – интересовались у нее одноклассники.

– Снежный баран, сказали, – пожимая плечами, без особой гордости за свое имущество отвечала Арина.

Пусть шапка и вправду была хороша, она относилась к ней как к обычной вещи. Девочкой Арина Балованцева была скромной, наряжаться не любила. А шапулька на самом деле оказалась просто необыкновенной – на алой атласной подкладке, из густого белого меха с рыжими пятнышками. Мех был подстрижен ровными симметричными волнами – и казалось, что это пушистое меховое море подернулось мелкой рябью. Эту шапку несколько дней назад подарил Арине откуда ни возьмись объявившийся одноклассник отчима Константина Александровича – некий дядя Валера, коммерсант. Он пришел к Константину Александровичу, владельцу и руководителю банка, чтобы попросить выдать ему особо выгодный кредит по старой дружбе. Дядя Валера заявился в их дом не просто так, а с дарами: очаровывая мадам банкиршу, в смысле Аринину маму, он преподнес ей муфту из настоящего лемура мадагаскарского, капризную дочурку Ариночку, о которой был откуда-то наслышан, он осчастливил вот этой шапкой из «снежного барана». А еще одну женщину в доме – бабушку Настю, мать Константина Александровича, коммерсант не учел, лишь, с трудом сгибаясь из-за шарообразного живота, поцеловал ей ручку. И принялся тарахтеть комплименты уже всей семейке в целом.

Арине все это ужасно не понравилось, она забросила подарочную шапку куда-то в кладовку и тут же забыла и о ней, и о дяде Валере, который скоро скрылся в кабинете Константина Александровича и продолжил свое льстивое бормотание уже там.

Но о шапке из драгоценного меха вспомнила Аринина мама. Она отыскала ее и заставила Арину непременно пойти в ней в школу – чтобы не мерзнуть на морозе и не подхватить грипп. Мама собственноручно надела на дочь-семиклассницу эту красивую пушистую шапку, завязала бархатные веревочки помпонов.

Так что деваться было некуда. Арина направилась в школу. Белые помпоны весело качались в такт шагам – как будто какой-то пушистый неведомый зверюшка бежал на мягких лапках вместе с Ариной. Девочке это даже понравилось. И к шапке она стала относиться лучше.

Но лишь до того момента, пока она не стала вызывать к себе такой повышенный интерес. Сейчас же, на нудном уроке геометрии, Арине казалось, что пожадничал дядя Валера, – нужно было ей спальный мешок из этого снежного барана дарить, а не шапку. В мешке-то уж точно уютней спать…

…Витя Рындин перехватил взгляд Димки Почечулина, который сегодня все уроки и перемены бросал на Арину странные взгляды. И сейчас у этого Димки взор был какой-то ну совсем уж тоскливый.

«Чего это он так к Балованцевой неравнодушен? – ревниво подумал Витя. – Влюбился, что ли? Нет, наверное, просто заболел. Ну, если заболел, тогда прощаю».

От этой мысли, как ни странно, Вите стало полегче.

Так получилось, что пока грипп не подобрался ни к Арине, ни к Вите, хотя болела почти половина их класса. Сидела дома Зоя Редькина, сама себя лечила чесноком и горчичниками (родители никогда всерьез не интересовались ее проблемами), болел и Костик Шибай – вот ему-то доставалось лечения по полной программе. Мама его очень любила лечить сынишку. И сейчас он неподвижно, чуть ли не привязанным лежал в постели и каждые полчаса принимал какое-нибудь лекарство или процедуру. По-хорошему, как поняли Арина, Витя и Антон Мыльченко, навещая своих друзей, Зою с Костей надо бы поменять местами – отдать Костиковой маме как следует подлечить дохленькую слабенькую Зою и отпустить практически здорового Шибая на свободу. Но это было, понятное дело, нереально – поэтому ребятам пришлось лишь узнать названия лекарств, которыми пичкали Костика, и купить точно такие же для Зои.

Вчера вечером Арина занесла таблетки и витаминки в жилище Редькиных – и теперь надеялась, что скоро Зоя пойдет на поправку.

Самой же болеть ей очень не хотелось. И Арина верила, что не поддастся гриппу ни за что.

Но ему поддавались другие. После геометрии был урок физкультуры, который вел классный руководитель Арининого седьмого «В», красавец-мужчина Петр Брониславович Грженержевский. Он-то и сообщил в конце урока, что после физкультуры занятий больше не будет – заболели сразу две учительницы. Так что можно с чистой совестью всем домой отчаливать.

Моментально собрав вещички, седьмой «В», довольный жизнью, тут же вылетел из раздевалок и устремился на волю.

Мимо Арины Балованцевой прошел Дима Почечулин, снова посмотрел на нее грустным долгим взглядом, вздохнул, впал в задумчивость и отправился вперед по коридору. Теперь уже Арина поймала его взгляд.

– Чего он так на тебя смотрит? – шепнул Арине Витя, кивая вслед Почечулину.

– Да он уже давно такой, – ответила Арина.

А ведь и правда, Димка вот уже месяц ходил грустным, поначалу даже с заплаканными глазами. Его собака, огромный красноглазый сенбернар Харитоша, вдруг пропал. Его весь седьмой «В» хорошо знал и любил – Димка Почечулин жил у самой школы и часто гулял с Харитошей поблизости. На сенбернаре можно было верхом кататься, он, как слоненок, таскал на себе ребят, любил всех людей без разбора, обожал пробежки на далекие расстояния, наматывал по нескольку кругов по кварталу, но всегда возвращался. Но однажды не вернулся, и напрасно Димка и родители много часов подряд носились по улице, звали Харитошу, опрашивали прохожих. Даже дали объявление в газету. Но пес не нашелся.

– Жалко Почечулина, – вздохнул Витя, вспомнив о беде Димки. У самого Вити никогда никаких животных дома не было. Разве что у дедушки в деревне – те, что шли в конечном счете на дальнейшую переработку: куры, утки, поросята.

– Жалко, – согласилась Арина, вместе с бурным потоком одноклассников устремляясь к выходу.

Пролетая мимо Петра Брониславовича, который стоял в коридоре у раздевалок и давал напутствия своим питомцам на дорожку, Арина Балованцева вдруг заметила, что и тот как-то необыкновенно грустен, хоть и старается выглядеть задорным бодрячком.

– Петр Брониславович, а вы случайно тоже не заболеваете? – спросила она, выруливая из толпы. – Скажите, вам чихается или кашляется?

– Эх, к счастью, нет, Ариночка, не заболеваю. Не кашляю и не чихаю… – печально вздохнул он.

– Так это же хорошо! – бодро воскликнула Арина.

Но Петр Брониславович обреченно пожал плечами и ссутулился. Такую картину можно было наблюдать крайне редко – осанка у учителя физкультуры, в прошлом прапорщика регулярной армии, была отменной. А если уж он позволяет себе сутулиться – значит, плохо дело, прямо-таки дело швах…

Увидев, что Арина заглядывает Петру Брониславовичу в лицо и что-то заинтересованно у него выспрашивает, Витя Рындин, появившийся из раздевалки мальчиков, тоже подошел.

– …Значит, у вас что-то случилось, – тем временем говорила Арина. – Ведь случилось, и что-то неприятное, так ведь?

– Эх… Случилось, – в очередной раз тяжело-тяжело вздохнув, произнес Петр Брониславович.

– Может, вы расскажете? – не отставала Арина. – Если это, конечно, не личная тайна.

– Да, – подтвердил ее вопрос немногословный Витя Рындин.

Петр Брониславович посмотрел на девочку, на мальчика, которые, задрав головы, сочувственно вглядывались ему в лицо…

Случиться-то случилось… Рушилась его счастливая семейная жизнь – вот что случилось! Из-за глупой, даже смешной ерунды. Но как рассказать детям о том, что произошло?

– А! Эх… – Петр Брониславович, точно разгоняя невидимых назойливых привидений, махнул своей сильной рукой. – Слушайте. Может, я и дурак, но что делать, не знаю. А вдруг вы мне и поможете, ребятки…

И он начал свой рассказ.

Арина и Витя слушали внимательно. Петр Брониславович повествовал о своих горестях, забыв обо всем вокруг; Арина Балованцева острым зрением не отличалась, и поэтому только Витя Рындин заметил, как из-за двери раздевалки мальчишек выглядывает чье-то чуткое и довольно знакомое ухо-локатор. Выглядывает, настраиваясь на прием волны, которая могла сообщить что-то интересное.

Витю так и подмывало одним прыжком броситься к двери и рассекретить человека-ухо. Однако почти на сто процентов Витя был уверен, что и рассекречивать-то особо нечего. Потому что наверняка прячется за неплотно закрытой дверью и подслушивает не кто иной, как поэт и гражданин, которому до всего на свете всегда есть дело, – Антоша Мыльченко.

Снова посмотрев на любопытное ухо, Витя Рындин усмехнулся – наивный Мыльченко уверен, что не обнаружен, а потому крут… Но Витя тут же закрыл рот ладонью – не дай бог Петр Брониславович решит, что это он над ним смеется, и обидится. А обижать любимого учителя Вите совершенно не хотелось.

Глава II

Советы будущим пуделеводам

Ни для кого в седьмом «В» не было секретом, что совсем недавно их классный руководитель Петр Брониславович женился на молодой женщине по имени Галина Гавриловна. Из-за этого каждый день он бывал теперь на работе в особенно приподнятом и радостном настроении, шутил, часто весьма остроумно, не зверствовал на уроках и вообще был чудо что за учитель.

Никогда раньше Петру Грженержевскому не попадалось столь веселых, умненьких и шустрых особ женского пола. А тут вдруг, во время экскурсии на мясокомбинат, группу его буйных учеников водило мимо колбасных и сосисочных агрегатов такое прекрасное существо в белом халате и с биркой «технолог», что Петр Брониславович понял: вот она, любовь, где человека может застать! Среди перерабатываемого мяса. Ей, оказывается, все равно, любви этой, где явиться…

И влюбился.

Прекрасным существом женского пола, в которое влюбился Петр Брониславович, и была Галина Гавриловна – молодой технолог с мясокомбината.

После ряда перипетий Петру Брониславовичу и Галине Гавриловне удалось пожениться и счастливо зажить в его уютной квартире.

И вдруг сегодня, сегодня…

Галина Гавриловна была немного простужена. Прохаживаясь по цехам своего родного мясокомбината, она несколько раз чихнула, нос ее зачесался, да и кашлять захотелось. Человеком старший технолог Грженержевская была очень ответственным, поэтому она сразу подумала: не имеет права старший технолог слоняться больным по предприятию и чихать в продукцию! А раз так, то Галине Гавриловне ничего не оставалось, как на время изолировать себя от производственного процесса.

Она отправилась в медпункт комбината и оформила больничный лист.

На третий день сидения дома Галина Гавриловна заскучала. В кровати ей не лежалось, лекарство не пилось, потому что симптомы болезни сами собой постепенно сошли на нет. Но опасные бациллы наверняка могли затаиться в ее организме и вылететь, как только она переступит порог мясокомбината, так что на работе появляться было рано!

Галина Гавриловна поднималась ни свет ни заря, намывала и надраивала полы, мебель, посуду, перестирывала все вещи, пересаживала в другие горшки комнатные растения. Даже портрет своего знаменитого дедушки – изобретателя колбас «Солидарная», «Южнопортовая», «Серые глаза» и сосисок «Прием» врезала в более красивую и модную рамку.

И на этом – все… Заняться ей больше было нечем. Петр Брониславович уходил с утра на работу, и Галине Гавриловне становилось скучно сидеть в одиночестве в пустой квартире. Ей хотелось на работу, но было нельзя – санитария и гигиена труда дороже всего!

Вот так и сегодня: щедро намазывая своему драгоценному Петру Брониславовичу масло на хлеб и укладывая сверху этажами сырок и колбаску, Галина Гавриловна произнесла в предчувствии скорой разлуки (на работу муженек отчаливал):

– Да, Петюня, повезло мне с тобой, голубчик. Кому бы еще я такой большой бутерброд сделала? Кто бы его осилил? А ты молодец, съешь и добавочки попросишь!

Петр Брониславович заулыбался и даже смутился.

– Это мне с тобой, Галиночка, повезло так повезло, – проговорил он, получая гигантский бутерброд, – ну какая еще женщина так понимает меня. И еду готовит такую прекрасную.

– А это все потому, Петечка, – сказала Галина Гавриловна, – что мы с тобой просто идеально друг другу подходим. Вот и ссор у нас поэтому с тобой нет никаких, и стычек…

Петр Брониславович, прожевывая большой кусок бутерброда, чуть не поперхнулся.

– Скажешь тоже, Галиночка, – стычек! Что ж мы с тобой – демонстранты какие-нибудь?

Но Галина Гавриловна продолжала гнуть какую-то свою, известную только ей линию.

– Я в другом смысле, – покладисто проговорила она. – И все-то у нас хорошо, и всем мы довольны, и не ругаемся никогда…

– И все есть, – добавил весело Петр Брониславович. И хотел продолжить перечисление счастливых явлений их совместной жизни.

Но тут Галина Гавриловна твердым голосом оборвала его:

– А вот и не все у нас есть, Петюня.

Петр Брониславович отложил бутерброд и удивленно уставился на свою супругу.

– Не понял, – по-армейски заявил он. – А чего у нас нету, Галиночка? Вон и ковер новый купили, и машину стиральную. Скоро денег накопим – и легковую машину приобретем…

– Да ну ее, Петюня, легковую эту машину… – срывающимся голоском проговорила Галина Гавриловна. – Это уж как-нибудь потом…

Петр Брониславович обхватил голову руками и принялся думать. Но уже через минуту он вновь обратился к супруге:

– Я заинтригован, Галиночка… Чего же это тогда у нас все-таки нету?

– А радости у нас в доме мало… – кротко пролепетала Галина Гавриловна, незаметно для супруга внимательно следя за его реакцией.

А реакция оказалась бурной. Петр Брониславович вскочил со стула и удивленно развел руками.

– Позвольте, Галина Гавриловна! – громко воскликнул он, – это в каком же смысле мало?

Ведь действительно, развлекались они, по его понятию, на всю катушку.

– Зарядку мы по утрам под самую веселую музыку делаем! – широко взмахивая руками, принялся перечислять Петр Брониславович. – Да, под веселую и задорную, мне мои ребята ее специально подобрали: рэп, хип-хоп и этот… как его, черта… латинский панк! О! Неужели тебе не нравится, Галиночка, эта музыка?

Галина Гавриловна тоже вскочила и попыталась усадить своего атлета-мужа на стул. А то ведь как сейчас ненароком смахнет какую-нибудь вещь со своего места – порча имущества получится.

– Хорошая музыка, хорошая! – забормотала она.

– Ну тогда хочешь, Галина, мы с тобой еще раз «Веселые старты» проведем? – не унимался Петр Брониславович. – Теперь, правда, будем благоразумнее: попросим соседей снизу на время выехать из квартиры – и повеселимся на славу!

– Да были уже «Веселые старты»! – воскликнула Галина. – Нет, Петя, знаю я, чего нам с тобой не хватает.

Добрый и доверчивый Петр Брониславович тут же стал весь внимание, уселся за стол и приготовился слушать свою любимую супругу.

Галина Гавриловна держала паузу.

– Ну говори же, Галиночка! – в нетерпении воскликнул Петр Брониславович, который перебрал все варианты того, чего не хватает в их доме для веселья, и теперь действительно был сильно заинтригован.

Галина Гавриловна, как принцесса крови, посмотрела на Петра Брониславовича и голосом той же самой принцессы произнесла:

– Хочу я собачку завести. То-то будет радость!

– Собачку? – переспросил Петр Брониславович, еще не понимая, плохо это или хорошо – собачка.

– Да. Собачку. Я уже все продумала.

– И какой же породы, Галиночка? – Петр Брониславович уже успел решить, что и совсем это неплохо – собачка. Раз Галиночка Гавриловна радоваться ей будет.

Молодая жена счастливо разрумянилась, сложила пухлые ладошки, подняла блестящие карие глаза к потолку и проговорила:

– Самой лучшей породы, самой красивенькой! Хочу я, Петя, пуделечка иметь – такого миленького, веселого!

Петр Брониславович чуть со стула не упал. Его воображение уже рисовало ему прекрасные цветные картины: его милая супруга величаво вышагивает по улице, ведя на поводке рыжего и веселого красавца-боксера, или мощного ротвейлера, или горделивую верную овчарку… А тут – нате вам из-под кровати! Пуделечек!

– Как, Галя, пуделечек? – с трудом проговорил ошеломленный Петр Брониславович. – Зачем, Галя?

– Как это, Петя, «зачем»? Радость, – сказала Галина Гавриловна весело, но твердо. И уже щебечущим голоском продолжила: – Будет у меня, Петенька, такой кудрявый пуделяшечка! Ах, ах! Ну Петя, у нас же с тобой вкусы полностью совпадают, ведь правда?

– Да, да… – ответил подавленный Петр Брониславович.

А Галина Гавриловна, не теряя времени, продолжала:

– Тогда давай скорее пудю заведем! Я его мыть буду, в холод на улицу в штаниках выводить буду, в попонке!

Петр Брониславович смотрел на свою жену с ужасом. И не узнавал ее.

– А у тебя когда-нибудь уже был пудель? – спросил он, надеясь, что Галина Гавриловна все-таки понимает, что говорит.

– Нет, – ответила Галина Гавриловна, – но, я думаю, будет. Потому что мы с тобой вместе его очень хотим, Петя.

Петр Брониславович даже не нашелся, что возразить на это. Супруги – это значит вместе. А вместе – так уж вместе. А раз так – Петр Брониславович от своих клятв и обещаний никогда не отказывался. Его слово – это твердое слово солдата. Дорого стоит такое слово… Ведь он же пообещал Галине Гавриловне в ЗАГСе, что теперь все вместе… Нечего было обещать тогда.

– Мы… Вместе… Да… – через долгую паузу, кивая в такт своим словам головой, начал Петр Брониславович. – А почему же обязательно пудель? Может, овчарку заведем сторожевую, солидную? Вот, я понимаю, собака. А пудель…

– Как, милый, тебе не нравится? – взвизгнула Галина Гавриловна, бросилась к своему Петру и уселась ему на колени. – Представь только на минуточку: чудный такой пуделяха с челочкой. Мы пуделяшку нашего еще и подстрижем модненько, чтобы на плечиках был пышный такой кудрявый мех, а попка у него чтобы была вся голенькая, на кончике хвоста круглый помпончик, махать им так раз-раз… И на лапках тоже по пушистику – и будет он семенить так забавно: тяп-тяп-тяп-тяп-тяп!

Живое воображение Петра Брониславовича тут же нарисовало перед ним эту прелестную картину. Кудрявый пудель с бритой попкой, семенящий на тонких голых ножках, оканчивающихся помпончиками…

– Это подо льва, что ли, подстричь? – поинтересовался Петр Брониславович у супруги?

– Ага.

– А на шее бантик небось?

– Бантик, бантик! – охотно закивала Галина Гавриловна. – Вот как ты все хорошо понимаешь!

– Фу. – Петр Брониславович снял жену со своих колен и твердо и уверенно сказал: – Это уродец, Галина, а не собака.

– Уро-о-о-о-о-о-о-о-о-дец? – протянула Галина. – Ах, собака, которую я хочу, – уродец, значит?! И ты еще говорил, Петя, что у нас с тобой полное взаимопонимание!!!

В ее голосе слышалась страшная обида. И слезы брызнули из глаз. Такого Петр Брониславович еще ни разу не видел. Он бросился успокаивать бедняжку-жену, вытирать ее слезы первым, что попалось под руку (а под руку ему попалась яркая, жесткая мочалка для мытья посуды), бормотать что-то ободряющее:

– Не волнуйся, Галиночка, зачем волноваться-то? Конечно, полное! Я тебя очень взаимно понимаю!

Галина Гавриловна, по жизни совершенно не плакса, от этих слов тут же начала успокаиваться, выхватила у мужа и закинула подальше мочалку для посуды, которая изрядно ободрала ей нос и щеки. Но мир так и не наступил.

– Но вот только на пуделя согласиться никак не могу, – добавил Петр Брониславович.

И слезы вновь потекли по щекам его жены.

– Ты совсем игнорируешь мои желания, да, Петруччио? – трогательным жалобным голосом спросила Галина.

– Я пуделей игнорирую! – честно заявил Петр Брониславович. – Особенно с голой попкой и с челочкой! Уси-пуси, просто срам один!

Галина Гавриловна горестно уселась на стул и сказала, как будто сама себе:

– И это говорит он… Боже, за какого бессердечного тирана я вышла замуж! Петр Грженержевский не любит животных, еще он не любит…

– Люблю! – возмущенный такой несправедливостью, воскликнул тиран Грженержевский. – Галиночка! У меня в детстве хомяк был! И рыбки!

– Не верю!

– Ну зачем тебе пудель, душа моя? – взмолился Петр Брониславович, взглянув на часы и сообразив, что уже опаздывает на первый урок.

– Он мне нужен, нужен, нужен! – точно пудель, взмахивая челкой, мокрой от размазанных слез, твердила Галина. – А ты, Петя, такой бессердечный, не нужен мне совсем.

Вот этого Петр Брониславович совершенно не ожидал. В растерянности он сел на пол, затем встал, схватил себя за нос, за подбородок, пожал плечами и замер, хлопая глазами.

– Не нужен? Как же не нужен, Галиночка? Я же хороший, – только и смог сказать бедный Петр Грженержевский, первый раз оказавшийся в такой ситуации.

– Пуделек тоже хороший, – был ему ответ. – Даже лучше. Ах, ты ничего не понимаешь… Все, Петя, все… Вот и кончилась наша счастливая совместная жизнь.

– Как же, Галиночка? Почему?.. – Петру Брониславовичу казалось, что мир рушится, исчезает в пасти насмешливого дьявола. И физиономия у этого дьявола такая задорная, дурашливая, с кудрявой челочкой и лопоухая. Совсем как у… Ой, нет, нельзя даже думать!

– Да потому что, Петя, – отвечала Галина Гавриловна голосом старухи Изергиль, наполненным горечью многочисленных прожитых лет, состоящих сплошь из утрат и лишений, – был у меня такой ма-а-аленький каприз. А ты его проигнорировал… У нас разные вкусы, Петр. И мы с тобой совсем не схожи.

Галина Гавриловна надвигалась, подталкивая сатрапа-мужа к выходу из квартиры. Тот трепыхался, пытаясь что-то объяснить, но Галина Гавриловна была неумолима. Все вопросы были ею решены и выводы сделаны.

– Но это же не так, не так, Галиночка! – кричал Петр Брониславович, протягивая руки к любимой жене. – Мы с тобой – и вдруг… И все из-за какого-то кудрявого заморыша!

– Конечно, заморыша… – услышал Петр Грженержевский, вылетая из собственной квартиры. – Ты солдафон, Петя. И никогда не поймешь женского сердца…

Глава III

План добычи животного

С маркой «солдафон» Петр Брониславович и появился сегодня в школе. Возвращение домой без пуделя было невозможно. Об этом он и сообщил Арине с Витей, не вдаваясь, конечно же, в детальное описание произошедшего сегодня утром.

– Уж на что я только, братцы мои, в школе не насмотрелся, уж кого я только не усмирял, – так заканчивал свой рассказ Петр Брониславович, – меня уж, наверно, ни львом не испугать, ни тиранозавром. А вот пудель меня до белого каления может довести. Эх, судьбинушка моя незадачливая… Из-за какой мельтешни на ножках жизнь рушится…

– А без пуделя вас точно дома видеть не желают? – спросила Арина.

– Не желают. – Петр Брониславович понурил свою бедовую головушку. – Так что придется завести мне этого пуделя. Ребят, а нет ли у вас какого-нибудь пуделевода на примете? Знакомый, может, кто пуделей разводит. А?

– Нужно прямо сегодня? – раздался вдруг звонкий голос из мальчишеской раздевалки.

Петр Брониславович повернул голову. Он-то рассказывал о своих злоключениях двоим, а тут вдруг кто-то третий объявился.

Антоша Мыльченко, деятельный и вездесущий Антошенька, выскочил из своего укрытия и рванулся на помощь классному руководителю.

– Мыльченко! – вскинулась Арина. – Опять подслушивал?

– Я не подслушивал, я сочувствовал беде! – подбегая, воскликнул Антоша. – А это две большие разницы. Так сегодня пудель нужен, Петр Брониславович? Или когда?

– Сегодня, – вздохнул Петр Брониславович. – Вот закончатся все уроки, поеду на Птичий рынок. Если там будут пудели, куплю прямо первого попавшегося – и к Галиночке!

– Знаете что, Петр Брониславович! – взвился Антоша Мыльченко и принялся активно что-то рассказывать, показывать, взмахивать руками и трясти светлой кудрявой головой, отчего и сам напоминал сейчас задорного пуделька. – Вы подождите, никуда не ездите, ведите свои уроки.

– За это спасибо, – первый раз за все время улыбнулся Петр Брониславович.

– За что? – не понял Антоша.

– Что уроки вести разрешаешь.

– А… – Антоше некогда было обижаться. – Вам любой пудель нужен, скажите?

– Пес его знает, – ответил Петр Брониславович неуверенно. – Наверно, любой. Но чтобы сегодня.

– Будет вам пудель! – с пафосом произнес Антоша, отбежал на несколько шагов в сторону и встал, точно Наполеон, заложив одну руку за борт пиджака и гордо откинув голову назад. – Ничего не предпринимайте и не волнуйтесь. Будет вам пудель, да такой, что мало не покажется. Я сказал!

Увидев это, Петр Брониславович совсем потерял надежду. Но Арина и Витя поддержали Антошу – и уж им-то Петр Брониславович больше поверил.

– Мы вам его в школу приведем, – уверенно сказала Арина, – вы когда уроки во второй смене заканчиваете?

– Сегодня у меня много уроков, – ответил Петр Брониславович, – только в пять часов вечера освобожусь.

– Хорошо. Ну вот до пяти вечера мы и постараемся управиться. Вы нас дождитесь.

Арина Балованцева могла убедить кого угодно в чем угодно, такой уж она была юный командир. Петр Брониславович успокоился. Где-то вдалеке, на самом горизонте поля битвы за его счастливую семейную жизнь, всходило солнце надежды.

– Неужели правда пуделя найдете, ребята? – проговорил он чуть не плача, глядя на Арину, Витю и Антошу. – Ох, вот хорошо бы. Вы как только придете, я его сразу Галиночке-то, в смысле Галине Гавриловне, и отведу, она, бедная, приболела, одна сидит дома, мается, скучает… С урока прямо уйду, ребятки тут и без меня мяч погоняют. Эх, неужели и правда найдете мне спасение? Я бы за это был вечный ваш должник.

– Ах, пустое, – махнул ручкой Антоша.

– Ну, если семья под угрозой… – проговорил Витя.

– Что вы, Петр Брониславович, не думайте о плохом! – крикнула Арина Балованцева, удаляясь по коридору к выходу и увлекая за собой Антошу и Витю. – И все будет хорошо! Ждите нас с пуделем!

Так, оставив сумки с учебниками в каптерке у Петра Брониславовича, что находилась рядом со спортзалом, направились ребята вместо ледяной горы на поиски пуделя-миротворца.

А приободрившийся учитель физкультуры уселся в своей каптерке. Скоро должен был начаться урок в одном из старших классов. Петр Брониславович сел за стол и принялся ждать. И начала урока. И чудо-пуделя.

– …Так, Мыльченко, а теперь рассказывай, что это ты лезешь, куда тебя не просят? И что за пуделя такого для Петра Брониславовича ты имел в виду? – прижав в гардеробе Антошу к вешалке с чужими пальто и шубами, поинтересовались Арина и Витя.

– Помочь человеку – это благородно! – пискнул Антоша. – Ну чего пристали?

– Подслушивать неблагородно, – заметила Арина.

– Так ведь если бы я не подслушал, не было бы спасения семье Петра Брониславовича!

– Эх, – вздохнула Арина, – видно, Мыльченко, тебя не переделаешь. Давай-ка лучше рассказывай, что за пудель у тебя есть такой необыкновенный. Вить, отпусти-ка его.

– А вы какого пуделя Петру Брониславовичу собирались предложить? – хитренько прищурился Антоша. Он явно не хотел раскрывать сразу все свои козырные карты. Но не понимал, наивный дурачок, что Арина и Витя знают его как облупленного.

– Ну, раз ты отвечаешь вопросом на вопрос, тогда чего разговаривать… – пожала плечами Арина и развернулась, будто намереваясь уйти и унести с собой свою тайну.

Витя, на ходу набрасывая куртку и застегивая ее, направился вслед за Ариной.

– Ой, ну подождите! – Антоша испугался, что выберут не его пуделя, а какого-то другого. А ведь его пуделек-то как раз подходил для будущей миссии. – Я сейчас вам все расскажу!

– Ну, так и быть, давай рассказывай, – согласилась Арина.

У нее не было знакомых с пуделями. Все, что она могла предложить – это либо немедленно купить газету и найти объявление, где пуделя срочно отдавали в хорошие руки. Или где щенков пуделиных продавали. Но, может, Мыльченко действительно что-то дельное предложит? Только бы он не суетился…

Все трое вышли на улицу.

– У сестры моей бабушки, – так начал Антоша свой рассказ, подводя Арину и Витю к автобусной остановке, – то есть у бабы Лизы, есть пудель!

– И что, она хочет его кому-нибудь сбагрить? – поинтересовался Витя.

– Нет, она его очень любит, – ответил Антоша.

– Так кто же отдаст кому-то незнакомому своего любимого пуделя, Антоша? – Арина внимательно посмотрела в лицо Антона Мыльченко.

– Ну… Может, баба Лиза, – протянул Антоша.

– Она что – не в себе? – спросил Витя.

– Как раз в себе! – обиделся Антоша. – И как раз пуделя своего очень любит!

– Тогда я тебя не понимаю, – покачала головой Арина.

В это время подъехал автобус.

– Забирайтесь, забирайтесь в автобус, нам совсем недалеко! – замахал руками Антоша. – Можно и пешком, но холодно же! А я вам все расскажу! Нам обязательно нужно к бабе Лизе ехать, и вы сейчас это поймете! У меня же не голова, а Дом Советов!

Арина и Витя с усмешкой переглянулись, но все-таки зашли в автобус вслед за Антоном. Ехать оказалось действительно всего три остановки. И за это время Антошка успел протарахтеть то, что, собственно, и собирался.

– Это такой пудель, Бима его зовут, что после десяти минут общения с ним на всю жизнь отбивается желание заводить каких бы то ни было домашних животных! – уверенно начал он.

– С дурью Бима? – поинтересовалась Арина.

– Еще с какой! – уверил ее Антоша. – Ничего не соображает, вещи портит, меня не любит, гадит где ни попадя, не слушается бабу Лизу…

– И давно это он так?

– Уже лет пять, с самого щенячьего возраста.

– А приучить нельзя? – спросил Витя. – Собаки же существа умные.

– Не все! – со знанием дела заявил Антоша. – Этот паршивец Бима ну вот начисто ничего не понимает. Но прикидывается смышленым и, главное, обаятельным. Баба Лиза от него до сих пор без ума. Пострадал, видать, от Бимы, ум-то ее… Лучше бы меня так любила… Моя бабушка и не ходит к бабе Лизе домой из-за него. И к себе бабу Лизу, представляете – родную свою сестру! – пускает только без Бимы.

Антоша еще долго рассказывал о том, что вытворял Бима и как ему за это никогда ничего не было. Витя Рындин смеялся, Арина молча слушала и изредка улыбалась, думая о чем-то. Даже люди, что стояли рядом и слышали Антошин рассказ о проделках Бимы, не могли сдержаться и хохотали.

Пришла пора выходить из автобуса.

– Во-он дом бабы Лизы! – прямо с остановки махнул рукой Антоша.

– Давайте-ка тут, на остановке постоим, решим, как красавца Биму нам получить, – предложила Арина.

На опустевшей остановке было довольно неплохо. Она защищала от ветра, который вдруг налетал и поднимал в воздух недавно выпавший колючий снег.

– Мы же не враги Петру Брониславовичу? – спросила Арина.

– Нет, само собой, – подтвердил Витя.

– Ему не нужен ХОРОШИЙ пудель, да? В смысле смирный, покладистый, чтобы он у него дома прижился, правильно?

– Правильно.

– Значит, Бима – лучший кандидат.

– Я это, Арина, сразу сказал, – решил обидеться Антоша. Он вообще часто обижался.

– Не дуйся, Мыльченко. – Арина подняла палец вверх. – Если Бима действительно такой монстр, как ты рассказываешь, то он явно ПЛОХОЙ пудель. Так?

– Так.

– Значит, нам его не нужно у бабы Лизы ни покупать, ни воровать, а просто взять часочка на два! – улыбнулась Арина. – А раз он такой придурок, то он тут же покажет жене Петра Брониславовича все прелести собаководства – и она быстренько от него откажется!

– А вдруг он Галине понравится? – спросил Витя.

– Нет, нет, не понравится! – уверенно замахал руками Антоша. – Он с такой дурью, мамочка дорогая! Баба Лиза с ним даже на улицу по-нормальному не может выйти. Я его когда во двор гулять вывожу, проклинаю все на свете! Как чумной Бима на все кидается, через голову перекувыркивается. А лает… Как же он лает! До колик брешет, пока икать не начинает!

Чувствовалось, что у Антоши наболело. Замучил его, видать, пудель Бима.

– Значит, это наш клиент, – кивнула Арина. – Галина Гавриловна, жена Брониславовича нашего, тетенька нормальная.

– Да, – произнес Витя Рындин, – не должен Галине Гавриловне такой дурной Бима понравиться.

Арина и Антоша согласились с ним. Арина потерла нос и задумчиво сказала:

– Теперь другой вопрос: как его выманить?

– Напрокат взять, – предложил Витя.

– Как – напрокат? – удивился Антоша.

– Так, Антон, этот Бима на вид приличный? – вопросом на вопрос ответила ему Арина.

– Шампунями ежедневно намываемый, – голосом профессиональной рассказчицы русских народных сказок затянул Антоша – жертва пуделеводства, – собачьим парикмахером регулярно постригаемый, побриваемый и почесаемый… В смысле причесывают его и кудри навивают. Бантиками его обвязывают, в кофту во время морозов наряжают, тапки у него тоже есть, но он их с лап скусывает. Ошейники антиблошиные, прививки ото всех на свете болезней, спит он на подушке, ест…

– Ясно, – перебила его Арина. – Короче, только что его не пудрят.

– Почему, может, и пудрят, – развел руками Антоша.

– Мы пригласим бабы-Лизиного красавца-пуделя на фотосъемки! – воскликнула Арина.

– Он же не дается фотографировать! – всплеснул руками Антоша. – Родственники пробовали. Все норовит, подлец, в объектив запрыгнуть. Люди даже от испуга фотоаппараты роняли, а дядя Гриша даже свой разбил. Ох он был злой… Но баба Лиза не дала Биму отлупить…

– Да мы и не будем его фотографировать, Мыльченко! – покачала головой Арина. – Я сейчас все объясню. Мы проведем культурную и красивую акцию – и все останутся довольны.

– И Петр Брониславович, и его Галина Гавриловна… – подтвердил Витя.

– Ага, и твоя баба Лиза, – подтвердила его слова Арина. – Давайте определим, кто что будет говорить во время акции у бабы Лизы дома. И за Бимой! Ух, как приведем его – то-то будет праздник в доме Петра Брониславовича!

Глава IV

Вертлявая фотомодель

В тесной однокомнатной квартире, всюду застеленной клеенками, было тихо. Никого не ждала в этот час старушка Елизавета Прокофьевна. Забалтывая время, тикали ходики на кухне. За их жестяным, чуть погнутым с правой стороны маятником, который из-за этой своей погнутости болтался туда-сюда и то торопил, то замедлял старушкино время на циферблате часов, вот уже минут десять пристально следил пудель средних размеров. Следил, норовя прыгнуть повыше и откусить странный суетливый предмет, который вдруг привлек его внимание.

И только пудель подобрал под себя голые задние лапы, чтобы сигануть повыше, как раздался звонок в дверь.

От неожиданности пудель вздрогнул, его лапы скользнули по постеленной на пол клеенке. Пудель растерялся, но ненадолго…

Старушка Елизавета Прокофьевна выронила из рук газету, бодро выскочила из кресла и бросилась открывать.

Впереди нее уже несся пудель, его оглушительный лай был слышен, наверное, отсюда, с первого и до самого последнего этажа дома.

– Бима, Бима, ну не грызи ты мои тапочки, дай пройти! – просила старушка, остановленная пуделем в полуметре от входной двери. – Слышишь, Бима, нам звонят! К нам пришли!

Бима, периодически гавкая, продолжал рвать и трепать хозяйкины тапочки, но та, наученная горьким опытом, знала – чтобы он не разгрыз и не проглотил их, ни в коем случае нельзя отрывать ноги от пола. Она, не делая больше ни одного шага вперед, вытянулась, кончиками пальцев дотянулась до замка, с трудом повернула его.

Лай усилился.

– Бима, смотри, это же гости! – воскликнула обрадованно старушка. – А ну глянь? Узнал? Антошенька наш пришел!

– Здрасьте, баба Лиза, – бодро крикнул Антоша, стараясь заглушить тявканье Бимы. – Да, мы пришли, мы гости… Это мои друзья Арина и Витя!

Арина и Витя тоже поздоровались.

Их взорам предстало крайне странное зрелище. Обои в квартире чуть ли не до самого потолка были изодраны в клочья. Очевидно, кто-то периодически, в припадках особого гнева или азарта, вдруг бросался их драть. По полу, куда ни кинь взгляд, лежали клеенки всех мастей: от оранжевых больничных до разноцветных кухонных.

Тут же стало понятно, зачем клеенки.

– Мы по делу, баба Лиза! – все так же бодро заявил Антоша.

– Понятно, Бима? Они по делу! – на полном серьезе обратилась старушка к своему пуделю.

– Ой… – только и сказал Витя Рындин, отскакивая от пуделя как можно дальше.

Но все равно было уже поздно – под ногами у него образовалась лужица. Как раз на специально подстеленной для этого клеенке. И на джинсы Вите маленько попало…

– Ах, прости, мальчик… – замахала ручками старушка. – Это Бима волнуется.

– Да ладно, что уж… – пробормотал Витя.

– Ой! – настала очередь Арины.

Дело в том, что Бима вдруг подпрыгнул, завидев на Арине что-то особенно для себя привлекательное.

– Девочка, спрячь скорее помпончики от шапки! – воскликнула старушка Елизавета Прокофьевна. – Бима очень их не любит и, если увидит, как они качаются, немедленно отгрызет!

Арина схватилась за пушистые помпоны на завязках своей шапки. Но, чтобы все-таки безумный Бима на Арину больше не бросился, верный Витя, забыв о том, какую гадость сделал пудель с его джинсами, вылез вперед, что было весьма непросто в тесной прихожей старушкиной квартирки, и загородил Арину собой.

– Ах, игрун! Ах, шалунишка! – умилялась тем временем Антошина родственница, глядя на своего разлюбезного пуделька.

А пуделек был очень странного вида. Шерсть на задней части его тельца отсутствовала начисто, зато полтуловища, плечики и голова заросли густой и длинной, чрезвычайно кудлатой шерстью розового цвета. Да-да, розового. Такими же розовыми были шерстяные шарики на кончиках лапок и массивный шар-набалдашник на непрерывно виляющем хвосте. На шее пуделя мотался перекрученный шелковый бант, а глазенки блестели и демонстрировали полное отсутствие рассудка у их хозяина.

– Елизавета Прокофьевна, вы не могли бы помочь юным арт-дизайнерам? – проникновенным голосом начала Арина, обращаясь к старушке.

– А что такое, Мариночка?

– Баба Лиз, Арина, Ариночка, – поправил ее Антоша.

– Ага, ага, прости, деточка…

– Дело в том, что мы участвуем в новом проекте «Лики прекрасного», – уверенно говорила Арина. – Фотографируем цветы, детей и животных, то есть самое прекрасное на нашей планете. И для фотосерии нам нужна собака редкой красоты. Мы много искали, перепробовали снимать разных животных, фотографы и телеоператоры сделали множество дублей – и все не то. Наконец мы узнали, что есть такой редкой красоты пудель – то есть ваш Бима.

– И теперь вот мы просим: баба Лиза, можно пригласить в фотостудию твоего Биму? – подхватил самозабвенно Антоша. – Он будет снят на переднем плане, окруженный прекрасными девушками и цветами! Бима будет фотомодель!

– Ой… – Хозяйка будущей фотомодели прижала руки к сердцу. Предложение ее красавцу-питомцу необычайно польстило старушке. Вот какое чудо она вырастила и воспитала!

– Бима, хочешь сниматься? – спросила она у пуделя.

Тот с упоением принялся жевать клеенку, на которую сам только что налил.

– Чувствуется, хочет, – уверенно сказала Арина. – Видите, головой качает. Ах, какой умница!