Ну вот. Родители уехали, девочка Жужа дома одна, как вольная птица, – а еда кончается... Нет, конечно, мама навертела ей для пропитания кастрюлю голубцов. Ведь удобная вещь: подогрел один голубчик в микроволновой печке – и съел! Голубцов должно было хватить почти на неделю. Но Жужа забыла кастрюлю с ними на столе (дня через два про нее только вспомнила) – и на голубцах выросла белая пушистая плесень. Вскоре на ней появились всходы – плесень заколосилась нежными шариками на тонких ножках-волосинках. Если на эту поросль подуть – как будто волнуется желтеющая нива. Красота!
      «Ну, пусть растет, – подумала Жужа, любуясь живописной плесенью. – Только есть-то все равно очень хочется... Что же делать?»
      Есть всегда сильно хотелось, когда девочка вспоминала об этом. А вспоминала редко – потому что, придя из школы, тут же бросалась к компьютеру. Жужа принималась рисовать все то, что приходило ей в голову за то время, которое она просиживала на уроках и когда мчалась домой.
      Весь сухой паек, оставленный для нее родителями, Жужа смолотила в первые дни своей самостоятельной жизни: хвать печенье, хвать сухарик – и к экрану! Точно так же влет ушла и длинная копченая колбаса, которую можно прямо так откусывать, не отвлекаясь на то, чтобы резать ее аккуратными колечками, и помидоры, и банка маслин. Жужа даже лук (в количестве четырех штук) съела – с остатками вкусного черного хлеба. Она вообще любила такую простую еду: кусай да жуй. Это не суп и не голубцы, которые подогревать надо, мучиться...
      А сегодня кончилось все. Можно, конечно, в магазин сбегать – но это сколько времени займет! Ценного, важного, которого так всегда не хватает... Да и дождь на улице, как из брандспойта.
      Жужа была художницей. Нет, даже, наверное, больше дизайнером – по крайней мере, ей самой приятно было так о себе думать. Рисовала она не только на компьютере, но и на всем, что попадалось под руку. А еще лепила, вырезала, клеила.
      Но сейчас Жужа искала еду. Кончилась вся провизия, кончилась! Лишь в дальнем углу одного из кухонных шкафов девочке удалось отыскать полбанки гороха.
      «Ага! – обрадовалась Жужа. – Горох – это хорошо! Будет у меня гороховый суп! Его совсем не трудно варить».
      Очень тщательно вымытый горох бодро ссыпался в кастрюлю. Поставив будущий суп на небольшой огонь, художественная девочка отправилась творить...
 
      И как же люди только помнят, что у них на плите что-то варится? Скоро (или не скоро – Жужа вряд ли вразумительно ответила бы на этот вопрос) по квартире пошел горелый смрад. Теряя тапки, с криком «Супчик мой дорогой!» девочка бросилась на кухню.
      Вот она, кастрюлька, бывшая голубенькая. На ее дымящемся дне лежат черные угольные шарики. Черное на черном. Горох. И тоже бывший...
      Плохо. Голод... Но какие шарики, как красиво!
      Жужа разложила эти шарики небольшими кучками под двери и на лестницах по всему подъезду. «Пусть, – решила она, – люди ходят и думают: чей же это котик гадит, как зайчик?»
 
      Никто не заметил затейницу Жужу за этим занятием. Завершив свое черное гороховое дело, она тихонько вернулась в квартиру. Но тут же споткнулась в прихожей о наваленные кучей ботинки. Стараясь не упасть, шлепнулась перемазанными углем ладошками о белую пластиковую дверь ванной, уронила кастрюлю, которая жизнерадостно покатилась, рассыпая по полу горелые хлопья...
      Теперь уж точно красота. Полный разгром...
      Жужа села на пол, вздохнула.
      И в это время зазвонил телефон! Черные пальцы потянулись к трубке...
      Степка! Друг – это тот, кто появляется, когда надо.
      Так поступил и он – и уже через двадцать минут был у Жужи дома.
      Появился Степан не просто так, а с сумкой продуктов. Скоро на сковородке бодро жарилась картошка, инсталляция с пушистой плесенью перекочевала в мусорное ведро, а ее место в чисто отмытой кастрюле заняли пузатые сардельки. Жизнь налаживалась.
 
      ...Степка бродил по квартире, заканчивая наводить порядок. Да, именно он готовил еду, мыл посуду и пылесосил полы в чужом, то есть Жужином, жилище.
      Это был их секрет. Когда математика разделилась на невообразимые по своей запредельной непонятности алгебру и геометрию, да к ним прибавилась такая жуть, как физика, Степка понял, что это – конец... Его голова вместить ТАКОЕ была неспособна. Родители Степки, тоже люди насквозь гуманитарные, помочь ему ничем не могли. Примеры, уравнения и задачи решать они не умели, хотя очень поначалу старались, пыхтели над Степкиными тетрадями, вспоминая школьные годы.
      Родители Жужи, их давние друзья, тоже в точных науках особенно не разбирались, но похвастались, что дочке, ровеснице Степки, все это не составляет труда. Та, наоборот, пишет с ошибками и не может пересказать содержание самой завалящей книжки. И тогда Степка, который учился в другой школе и, несмотря на то что считался «другом детства», до этого бывал в гостях у Жужи не так уж часто, а прямо скажем, редко – да и то по родительскому принуждению, примчался к ней с тетрадями. Жужа, не пытаясь ему ничего объяснять, быстро дала переписать Степану все задания, даже по доброте душевной напряглась и решила примеры и задачи по новым, еще не пройденным ею темам. Так что у Степки появились выполненные уроки на будущее. Это было спасение!
      Когда в этом опять появилась необходимость – готовые домашние задания и решенные примеры с задачами кончились, Степка снова пришел к Жуже. А у нее дома дым стоял коромыслом – посреди комнаты возвышался бумажный макет стадиона (Жужа, решив заняться архитектурой, придумывала проект стадиона к будущим Олимпийским играм и рассчитывала на то, что обязательно предложит его Олимпийскому комитету). Все остальное место занимали отходы от строительства этого макета: бумажные обрезки, картонные огрызки, комки того же самого, перемешанного с клеем, тонким пластиком и нитками, шелуха от семечек аккуратными кучками и скорлупки от орехов кучками неаккуратными (будем говорить прямо – рассыпанные по всему полу), обертки от конфет и шоколадок. И даже прокисший соленый огурец с воткнутой в него вилкой – на тарелке посреди маминой тумбочки с косметикой... Да, хозяйство приходило в запустение, а бедная девочка с перемазанным белой краской носом голодала – это тоже было видно невооруженным глазом.
      Это произошло как раз тогда, когда Жужины родители в первый раз оставили ее одну и уехали на фестиваль в другой город. Оставляли на свой страх и риск – ведь до этого они никогда не бросали своего ребенка одного и всегда по очереди ездили в командировки (а у кинокритиков, кем и были Жужины мама с папой, командировки часты – фестивалей кино становилось все больше). И не уехать не могли – поездка была очень важной для каждого из них... Да и так хотелось отправиться вместе – как в юности!
      Ну и отправились.
      ...И вот тогда-то Степка, преисполненный благодарности к Жуже, которая охотно уселась решать для него примеры и задачки, вызвался привести ее жилище в порядок.
      Так что, вернувшись, довольные и помолодевшие Жужины родители обнаружили в доме, как неожиданную добавку к своему лучезарному счастью, чистоту, порядок и кастрюлю супа в холодильнике. Убрался, как и сварил суп из пакетика, конечно, Степка. Но Жужины родители так обрадовались и поверили в свою дочь, что с этого момента стали оставлять ее одну частенько.
      И обычно, ближе ко дню приезда Жужиных родителей, Степка являлся, как добрый фей, и быстро приводил запущенное хозяйство художницы в нормальный вид. Происходило это нечасто – к тому же Жужа теперь пересылала ему необходимую информацию, то бишь нужные Степке примеры и задачки, по электронной почте. И всегда сообщала, когда ждала приезда своих родителей.
      Они знали друг друга с малолетства, и в первый день своего знакомства насмерть бились пластмассовыми лопатками в песочнице. Их мамы – спокойные неспешные дачницы, усадили тогда малышей в песок, обложили ведерками и формочками, а сами устроились в тенечке. И за разговорами забыли обо всем.
      И Жужа, и Степа хотели рыть песок в одиночестве. Поэтому кто-то один должен был уйти. Уступать не хотел никто – ни Жужа, ни Степан. Они бились молча, без визгов и плача. Да так и пришибли бы друг друга, если бы не сплотились перед лицом общей опасности: в песочницу шагнул некто Борька, ему было столько же лет, сколько Жуже и Степке вместе. Неподалеку другие, более взрослые дети дачников играли в магазин. А прекрасное Жужино ведерко и блестящие формочки Степки были для этого очень нужны. За ними и явился Борька. Без всяких церемоний пацан, который привык ни в чем себе не отказывать, сгреб имущество трехлетних карапузов.
      – Как?! Это наше! – в один голос возмутились оба.
      И бросились в атаку.
      Победа любит смелых и решительных. А еще больше тех, кто объединяется и держится вместе. Поэтому очень быстро и с громким ревом Борька убежал, пообещав пожаловаться бабушке, дедушке, маме, собаке и дяде. Но ни он, ни кто-либо из этого списка не появился и не стал мстить Борькиным маленьким обидчикам.
      А Жужа и Степка заключили мир между собой. И почти никогда не ссорились, когда оказывались друг у друга в гостях.
      Родители их дружили – это да. А они – вряд ли. Этот вопрос и Жужу, и Степана занимал мало. У них были разные интересы. Но помощь – уроки в обмен на уборку, так это же совсем не трудно тому, кому не трудно!
      – Ну, Жужа, давай-ка ты на улицу-то все-таки выберись, – после вкусного ужина, собираясь уходить, заявил Степка. – От постоянного сидения дома портится цвет лица. Думаю, тебе этого не надо.
      Жужа усмехнулась про цвет лица, но на улицу вышла. Тем более что дождь перешел в щадящий режим.
      Она проводила Степку до остановки – а затем он ее обратно до подъезда. Так Жужа и прогулялась по свежему воздуху. Они постояли минутку, потом Степка махнул на прощанье свернутой в трубочку тетрадкой, в которой были решения всех задач по геометрии, алгебре и физике на несколько уроков вперед (пока шла уборка, Жужа быстренько все решила), и бодрым шагом направился к остановке.
      – Шарики от котика – это прикол! – обернувшись, добавил он. – Смешно и стильно. Ты настоящий дизайнер, Жужка!
      Жужа помахала Степке зонтиком – и весело вбежала в подъезд.
 
      Но не успела пройти и двух лестничных пролетов, как перед ней оказалась Наташка Кривцова – ее одноклассница и соседка по подъезду.
      – Класс! Супер! – на весь подъезд заахала она.
      Жужа замерла. Ее прекрасная инсталляция с черными шариками! Значит, она Наташке тоже понравилась! Но как же Кривцова догадалась, что это сделала она, а не котики?..
      – А как ты догадалась? – пробормотала Жужа.
      – Да я видела! – воскликнула Наташка.
      – Никому не говори, что это я! – попросила Жужа. – Пусть это будет тайной, как будто на самом деле...
      – Ха! Да какой тайной? – гаркнула Наташка. Она вообще любила гаркать, как золотозубая хохлушка на рынке. – Тебя с ним не только я видела! Но и Светка, и Марго... И давно это у вас?
      Жужа ничего не поняла. И Кривцова начала сначала.
      – Давно вы гуляете со Стивом? – как строгая учительница у злостного прогульщика, спросила она.
      – С каким Стивом? – удивилась Жужа. – Стивом с пивом?
      – Не тупи! – обиделась Наташка. – Со Стивом, который только что тебя до подъезда проводил.
      – Со Степкой! – улыбнулась Жужа. – С детства.
      – «Степка»! – скривилась Наташка. – Его все зовут Стив! Он самый красивый парень в двадцать восьмой школе.
      – Да уж знаю, – согласилась Жужа. – Звезда экрана.
      Двадцать восьмая школа была неподалеку. Там действительно учился Степка. А звездой экрана был тоже он – потому что уже успел сняться в двух сериалах и одном фильме. И не просто так «на заднем плане у фонтана», а играл настоящие большие роли.
      Это все Жужа знала. А вот про то, что Степка, оказывается, Стив, – даже не догадывалась...
      А тем временем Наташа Кривцова активизировалась. Она не сразу уловила информацию, которую несла в себе Жужина фраза «С детства». А теперь уловила и все поняла – и потому крепко вцепилась Жуже в руку, просто повиснув на ней, как большая гиря.
      – Познакомь меня с ним! Познакомь! Вы же часто видитесь, получается, да?
      – Ну... – опешила Жужа.
      – Понимаю, – закивала Наташа, но руку Жужину не отпускала и даже потряхивала ее весьма ощутимо. – Я, правда, все понимаю. Ты мне скажи: у тебя с ним серьезно? У вас любовь?
      Жужа подумала, что, если бы она спросила это у своего умнейшего компьютера, он наверняка бы «завис». Примерно то же самое сделала сейчас и она – после кривцовского вопроса...
      – Дружба! – шарахнувшись в сторону и увлекая тем самым за собой Наташку, поспешно крикнула Жужа.
      Кривцова тут же развела руками, отпустив, таким образом, Жужу.
      – Просто дружба? Вот и отлично! Тогда никаких проблем. Мне же, ты понимаешь, чужие парни не нужны. Знакомь! Когда он придет?
      – Не знаю... – Жужа почти виновато пожала плечами.
      И говорила при этом чистую правду. Во-первых, она не знала, когда в следующий раз отправятся куда-нибудь ее тусовщики-родители, а значит, она останется одна и ей понадобится хозяйственная рука Степки. А во-вторых, у Степки было всегда множество важных дел после школы: конный спорт, занятия актерским мастерством, танцы. А еще и кастинги, от которых недалеко и до следующих киносъемок! Поэтому она Степку никогда старалась не дергать и обращалась к нему в случаях крайней нужды. Или же он сам, как сегодня – в виде «доброго фея», являлся...
      Об этом и хотела рассказать Жужа Кривцовой, но та слушать ничего не собиралась. Наташка принялась так трясти ее и тормошить, приговаривая: «Познакомишь? Ведь познакомишь, да? Ну, так когда познакомишь?» – что не успокоилась до тех пор, пока замученная Жужа не провыла:
      – Да-а-а-а-а...
      Счастливая Кривцова тут же ссыпалась со ступенек и умчалась куда-то в дождь. А Жужа стала подниматься по лестнице. Представляя, как жильцы подъезда будут с удивлением искать владельца невоспитанного зайчика, она тихо посмеивалась. Пытки упорной Кривцовой, которая желала познакомиться, быстро забылись.
      Дома бесхозяйственной Жуже было очень приятно. С чувством благодарности к Степке она уселась перед компьютером, предварительно обставившись чашками и тарелками с разной едой, – и рисовала до глубокой-глубокой ночи. По экрану мотались туда-сюда какие-то странные круги, ядрено-фиолетовые капли, Жужа пыталась загнать их в рамки. Сами рамки то и дело меняли свои формы и очертания. Девочка творила...
      И на следующий день изрядно проспала, но все-таки появилась на уроках в своем восьмом «А» классе.

      Прошла неделя, началась другая, но ничего не менялось в жизни Наташи Кривцовой. Казалось, совершенно напрасно с многозначительно-загадочным видом ходила она вокруг Жужи – та упорно этого не замечала и не сообщала, когда же состоится Наташино знакомство с ее другом детства. Вид у Жужищи был какой-то отсутствующий – как, впрочем, и всегда, когда она что-нибудь придумывала. Это Наташа Кривцова хорошо знала. Поэтому не торопила ее и не спрашивала: «Так когда же ты меня познакомишь со Стивом, Жужа?!» Хотя ей очень не терпелось это сделать! Раз вид задумчивый, успокаивала себя Наталья, значит, наверняка Жужа разрабатывает план, как лучше обставить их со Стивом встречу.
      Так две недели и пролетели. Наташа устала ждать, переживать и надеяться.
      Поэтому в понедельник перед началом занятий она, взволнованно дыша, подлетела к Жуже и спросила:
      – Ну, как?!
      – Нормально, – улыбнулась Жужа.
      – Ну? Где? Когда? – Лицо Наташки пылало, можно сказать, она в буквальном смысле слова сгорала от нетерпения.
      – Там же, – ответила Жужа. – В пятнадцатом кабинете. Сейчас.
      – Да-а-а? – удивилась Наташа, тут же начиная размышлять, почему именно в кабинете русского языка и литературы Жужа решила устроить ее свидание со Стивом. Ей казалось, что место выбрано по меньшей мере не самое удачное, а по большому счету вообще не в кассу. Сейчас урок начнется, все однокласснички в кабинет влетят, а Наталья будет, как дура, со Стивом знакомиться...
      – Конечно, – снова улыбнулась Жужа. – Как обычно. Ну, пойдем скорее!
      И она потянула Наташу за руку.
      – Погоди, – остановилась Наталья.
      Что-то тут было не так.
      – Что? – остановилась и Жужа.
      – Что будет-то сейчас? – осторожно спросила Наташа.
      – Как обычно, Кривцова, русский... – ответила Жужа и с наигранной укоризной покачала головой. – Забыла, что ли? А еще говорят, что я рассеянная!
      С этими словами Жужа широко улыбнулась, подхватила Наташу под руку и потянула за собой – потому что в раздевалку, где они разговаривали, прибывал народ, так что лучше было там не толкаться и не мешать снимать плащи и куртки.
      Все стало ясно Наташе Кривцовой. Жужа и не собирается никого с ней знакомить. С человеком, который периодически пребывает в такой прострации и ничего не помнит, каши не сваришь. А рассеянность Жужи была всем хорошо известна.
      «Забыла Жужка – это точно. Забыла, – поняла тогда Наташа. – Надо самой ковать удачу! Действовать. А Жуже нужно как-нибудь по-хитрому напомнить про ее обещание».
      Как-то на большой перемене Жужа стояла перед окном в почти опустевшем классе и смотрела на улицу. Ветер упрямо драл с дерева последние листья – а они цеплялись за ветки, отбивались от него. «Нет, нет, нет! – казалось Жуже, кричали они. – Мы еще тут повисим! Мы – это лето!»
      Жужа только хотела было расстроиться, что лето кончилось и ждать нового теперь о-го-го сколько... Но услышала за спиной всхлип.
      Девочка обернулась и увидела, что Наташка Кривцова прилегла на парту, накрылась своей сумкой и рыдает.
      – Ты чего, Наташка? – бросилась к ней Жужа.
      Наташка вынырнула из-под сумки, взором страдающей лани окинула Жужу, с бульканьем втянула носом воздух и снова хлопнула сумку себе на голову. Плач раздался еще более громкий. Да, если уж Кривцова страдала, то на всю катушку.
      – Ну что случилось-то, а? – Жужа плюхнулась на соседний стул и попыталась оторвать от Кривцовой сумку. – Ну скажи, ну чего ты, ну?..
      Такого длительного нуканья никто бы не выдержал, а потому Наташка басовито протрубила, заглушая Жужины «ну-ну»:
      – Все плохо! Все пропало!
      Воры и бандиты! – вот что тут же пришло в голову Жуже. Они орудуют в школе – и Кривцова уже стала их жертвой!
      – Что у тебя пропало? Что украли? Где? У нас в школе? – Фантазия уже рисовала Жуже страшные картины преступлений.
      Кривцова хмыкнула из-под сумки.
      – Ничего не украли. Все просто плохо.
      Во-первых, плохо и неудобно ей было прятаться под сумкой. А потому Наташка отбросила ее и трагическим голосом заявила:
      – Меня, Жужа, в театральный кружок не взяли. Вот.
      Да, это плохо, когда куда-то не взяли. Это Жужа по себе знала – ведь родители никогда не брали ее с собой, разъезжая по стране и зарубежью. Разве что на моря – что, конечно, хорошо, но не считается. Это же не по делу...
      Жужа совсем ушла в мысли о родителях и своих обидах на них, поэтому не услышала начала Наташкиного страстного монолога:
      – ...Да, вот так вот и сказали, представляешь? А я так хочу записаться в артисты!
      – А там было прослушивание? Кастинг? И ты его не прошла? – тут же включилась в разговор Жужа, которая от своего друга детства знала много из жизни артистов. К тому же тем самым ей хотелось попытаться выяснить, что же Наташка говорила в самом начале...
      Но та, смахнув на сумку последнюю слезу, недовольно фыркнула:
      – Какой кастинг? Ты разве не слышишь, что я тебе говорю? Меня не взяли только потому, что я девчонка! Да! А не мальчишка!
      – Ты уверена? – удивилась Жужа.
      – Да! – От кривцовских слез не осталось и следа: все они или разлетелись в разные стороны, или испарились от горячего гнева хозяйки.
      – Так и сказали?
      – Да.
      – Ну, ты это... Ну, не расстраивайся... – Жужа даже не знала, что и сказать.
      – Сама не расстраивайся!
      – Да я и не...
      Наталья Кривцова покраснела и снова собралась рыдать.
      Класс начал наполняться учениками – закончилась перемена. Жужа схватила за рукав Кривцову, подцепила за ремешок ее многострадальную сумку и, пока учительница не пришла, выскочила с коридор. Наташка явно с удовольствием бежала за Жужей следом – до самого тупика в конце коридора. Там на переменах обычно всегда собирались те, кто хотел посекретничать.
      – Все, Кривцова, – перевела дух Жужа, удобно устраиваясь на полу. – А теперь давай по-нормальному рассказывай.
      Недалеко от Жужиной школы находился Дворец детского творчества. Кружков там было видимо-невидимо. И в том числе детский театр. Существовал он уже много лет. Спектакли там ставились очень интересные – такие, что даже на конкурсы и гастроли театр ездил их показывать. Именно туда и приспичило пойти записаться Наташе Кривцовой. Была она девушка симпатичная, бойкая, голосом обладала громким, стихи запоминала легко. Об этом она и заявила руководителю театра, когда пришла туда проситься. Для компании она взяла с собой подружку Гулю – во всех смыслах девчонку мало выдающуюся. Взяла для контраста: Гуля, решила Наташка, в театральном кружке не понравится, а она уж точно на этом контрасте произведет впечатление. Гульку отбракуют, а ее возьмут.
      – Пойдем, Гулька, ты же талант! – уверяла Наташка Гулю, которая смертельно боялась с самого первого класса записаться в какой-либо кружок, даже в кройки и шитья или «Юный любитель кактусов». – Ты поешь хорошо, и фигура у тебя балетная! Такие на сцене всегда востребованы!
      Если похвала ее хорошему пению не произвела на худосочную Гулю должного впечатления, то оценка фигуры как «балетной» попала в точку. Так что в один прекрасный день, специально намеченный для этого будущей артисткой, обе девочки заявились в театральный кружок.
      Как там было замечательно! Настоящий бархатный занавес, скрывающий сцену, ряды кресел, полумрак... На стенах большие фотографии со сценами из разных спектаклей, специальные осветительные приборы в дальних углах...
      В большой комнате за сценой, куда привели Наташку и Гулю ребята, обнаружившие их бродящими по зрительному залу, было еще интереснее. Из шкафов торчали настоящие театральные костюмы, тут и там стояли бутафорские клумбы с цветочками, симпатичные витые заборчики, на столах лежали мечи в ножнах и без, деревянные кинжалы, издали очень похожие на настоящие, короны и скипетры, поддельные яблоки, вееры, пластмассовые кости, маски и многое другое.
      Наталья, стараясь не отвлекаться на всю эту прекрасную дребедень, с интересом рассматривала девчонок и пацанов, которые занимались кто чем: кто что-то мастерил, кто на пару или в одиночку разучивал какие-то движения, кто переписывал текст в тетрадку. Среди них было даже несколько знакомых – и из Наташкиной школы, и из соседней, двадцать восьмой. С кем-то из них она успела даже поздороваться.
      А с руководителем кружка – Викторией Кирилловной, как заранее узнала Наташка, ей пришлось говорить одной. Трусиха Гуля как уткнулась взглядом в лежащие на дальнем стуле полосатые брюки с пришитым к ним лисьим хвостом, так и не смотрела больше ни на кого и ни на что. Впрочем, Наталья, приглашая Гулю в напарницы, на другое поведение с ее стороны и не рассчитывала...
      – К сожалению, девочек мы сейчас в наш театр не принимаем, – улыбнувшись, сказала режиссер театра Виктория Кирилловна.
      – Как? Почему? А мальчиков? Мальчиков берете? Или никого не берете? – Наташка сразу растерялась, а потому затараторила быстро-быстро.
      С этой осени в театре начали репетировать новую пьесу. Ее долго разыскивала Виктория Кирилловна. В ней действовала целая куча принцесс, королев, волшебниц и русалок – и все это специально для того, чтобы занять в спектакле всех девочек, которые были в составе детского театра. А было этих девочек раза в четыре, если не в пять, больше, чем мальчиков. На каждую роль приходилось по две, а то и по три исполнительницы. И все равно, даже в этой многолюдной и перенаселенной пьесе ролей, пусть самых маленьких, всем девочкам не хватало. Ну не выгонять же их? Виктория Кирилловна даже на роль стражников утвердила девчонок: она приклеивала им пышные усы и заставляла говорить грубыми голосами.
      Так что уж какие там новенькие?
      И тем не менее девочкам талантливым были бы рады всегда. Ведь хороших артисток на главные роли не хватало. Хоть в принцессы рвались все, Виктория Кирилловна проводила жесткий отбор. Так что на некоторые роли исполнительниц еще не было. И потому репетировали пока другие сцены – те, в которых эти персонажи не были задействованы.
      Об этом и рассказала Виктория Кирилловна скисшей претендентке Кривцовой и безмолвной Гуле, которая продолжала прикидываться ветошью...
 
      Это же самое поведала Наташка Жуже.
      – ...На некоторые роли никого нет, понимаешь?
      – Ага, – кивнула Жужа. – Понимаю. Есть шанс.
      – Шанс-то есть. И есть способ попасть к ним в театр, – вздохнула Наташка. – Это Кирилловна сама сказала. Способ простой. Но трудноосуществимый.
      Выдав такое труднопроизносимое слово, она многозначительно посмотрела на Жужу.
      – Ну?
      – Чего – «ну»? Если девочка хочет записаться в театральный кружок, она должна привести с собой мальчика, который тоже в этот кружок ходить будет! – подняв палец вверх, точно колдунья заклинание, произнесла Наташка. – Это так мне на прощанье руководительница сказала.
      А она, в смысле Виктория Кирилловна, действительно придумала такую меру регулирования наплыва девочек в театр и в то же время привлечения в него мальчиков.
      – Дискриминация! – услышав об этом, воскликнула Жужа. Она была активной противницей всякой несправедливости, поэтому история с Наташкой-артисткой и тем, что ее в театр не взяли по половому признаку, очень и очень Жужу заинтересовала и взволновала.
      – Вот и я говорю! – охотно подтвердила Наташка.
      – Ты хоть там возмутилась? – с жаром воскликнула Жужа. Уж она бы обязательно возмутилась.
      – А толку-то? – хмыкнула Наташка. – У них там свои порядки. И ничего не попишешь... Слышишь, я что придумала, Жужка... Ты ведь можешь подговорить кого-нибудь из наших пацанов, а? Чтобы они со мной... Ну, в общем... Записались в кружок, а?
      – Я – подговорить? – опешила Жужа.
      – Ты... Ты же с ними нормально, – подхалимски улыбнулась Наташка. – Они ж у нас дикие. Ну и ты тоже... Я хотела сказать, ты вроде с некоторыми более-менее общаешься...
      – Я?
      – Ты, – без тени сомнения на лице кивнула Наташка. – Да. Поговори, а? С Репником, с Бушуевым, ну, или с Костиком Поплаковым? О, точно! Поплаков забитый, давай его заставим, а, Жужа? К стенке припрем, очки отнимем, скажем: пока ты не сходишь с нами в кружок...
      – Это шантаж!
      – Но так ради искусства! Ты же любишь искусство, а? – Наташка умела давить на нужные педали в душах людей.
      – Чего – «ради искусства»? – буркнула авантюристка Жужа, уже практически сдаваясь. – Ради искусства давай их как-нибудь по-другому попросим.
      – Так давай, Жуженька, проси! – обрадовалась Наташка, подскочила, заставила встать с пола и Жужу, обняла ее и даже бросилась целовать от избытка эмоций.
      Жужа увернулась, метнув в Кривцову ее сумку.
      – Пошли на урок, – скомандовала она. – А на перемене я к кому-нибудь из ребят подъеду.
      И всю литературу напролет придумывала, что бы такое мальчишкам сказать, чтобы они захотели вдруг в театр записаться...
      Но все усилия Жужи оказались напрасны. Ни один одноклассник, даже тщедушный недоросток Поплаков (под угрозой быть избитым двумя мощными девчонками и остаться без очков) не захотел идти с Наташкой записываться в театральный кружок. Димке Репнику Жужа вообще денег пообещала (Наташка жертвовала на это все свои сбережения и обещала еще домой за деньгами сбегать).
      – Да че я – больной, что ли? – отмахиваясь от Жужи, произнес Димка. – Я артистом быть не хочу. Позориться только.
      Остальные говорили примерно то же самое – или ссылались на занятость в спортивных секциях, особую стеснительность или на свои непрезентабельные внешние данные (тут уж все явно прибеднялись – но чего не сделаешь ради свободы?). И ни один обормот не хотел проявить себя рыцарем, чтобы спасти гибнущий во цвете пышный талант артистки Натальи Кривцовой и дать ему возможность проявить себя на театральных подмостках...
      Жужа и Наташа даже до ребят из других классов добрались, даже младшеклассников за воротники прямо в коридоре хватали – но все без толку.
      – Неужели в нашей школе ни одного артиста нет? – недоумевала Кривцова, готовая заплакать.
      – Те ребята, которые хотели на сцене позориться, давно уже в этом театре, – резонно заметила Жужа.
      Ей было жалко Кривцову – уж что-что, а расстраивалась она по-настоящему. Видно, очень хотела в артистки.
      А мечты у людей должны исполняться – считала Жужа...
      Что ж это за пацаны такие? Вот пентюхи. И правда, Наташка говорит, дикие. Степку бы попросить – он-то сам артист, он не дикий. Степка бы помог обязательно. Но он в кружок записаться не сможет – потому что уже и так занят по самую маковку.
      Жуже, когда она об этом вспомнила, даже стыдно стало: за все это время она ни разу даже не удосужилась прийти посмотреть, как Степан играет. Он ведь приглашал, а Жужа как-то игнорировала этот вид искусства, ее больше изобразительные формы интересовали. В кино да, в кино и в сериалах она Степку с удовольствием посмотрела – не отходя далеко от компьютера, переползая лишь к телевизору... К тому же сейчас Степка уехал куда-то, кажется, опять сниматься.
      Все это она вспомнила, размышляя над Наташкиной проблемой.
      Но азарт уже захватывал Жужу: загоревшись какой-то идеей, она не могла остановиться, пока не воплощала ее в жизнь. И чем больше трудностей и препятствий возникало, тем интереснее Жуже было!
      Кривцову обязательно возьмут в театральный кружок! Да! Потому что...
      – Все, Наташка. Я придумала, что надо будет сделать, – уверенно заявила она. – Кружок твой каждый день работает?