Елена Нестерина

Королева зимнего бала

Глава 1

Девочка в небе

Приключения! Те, о которых написаны тысячи книжек, снято множество фильмов, без которых жизнь кажется однообразной, скучной, серой, – где они? Неужели они доступны только избранным – буквально единицам? А остальные, обычные люди, никогда не примут в них участия, так и будут жить своей спокойной тихой жизнью, а настоящие захватывающие приключения наблюдать лишь на экране телевизора или в книгах?!

Девочка Вера была решительно с этим не согласна. Простая обыденная жизнь не устраивала ее. Но и приключений никаких не случалось. А так хотелось чувствовать себя героическим персонажем, вернее, не чувствовать – быть им. Им, а не домашней девочкой, эдакой плюшкой-ватрушкой! Поэтому иногда, набравшись смелости, Вера сама устраивала себе такое приключение, что дух захватывало! Она ехала в парк. Там летом, весной и осенью работала карусель «Колесо обозрения» – железный мастодонт, издающий при движении уныло-скрежещущие звуки.

Для того чтобы кататься, на этом аттракционе были открытые всем ветрам площадки с четырьмя пластмассовыми сиденьями, цепочкой с крючком вместо двери и железным рулем посередине. Если вертеть этот руль, площадка иногда довольно быстро раскручивалась – это для остроты ощущений.

Первую четверть маршрута – до девяти часов на «циферблате» каруселей – Вера нетерпеливо пересаживалась с одного сиденья на другое, свешивалась вниз и смотрела по сторонам, ерзала и вздыхала. Но «Колесо обозрения» поднимало ее выше и выше, и тогда она расшнуровывала ботинки, снимала носки и сидела очень смирно. Примерно ближе к воображаемой цифре «одиннадцать» карусельного «циферблата», там, почти на самом верху, Вера залезала на руль и, держась пальцами босых ног за железные края этого руля, выпрямлялась, раскинув руки для равновесия. Так она и стояла, пока колесо не прокрутится так, чтобы взгляд ее сровнялся с полосой верхушек деревьев.

И тогда она очень медленно спускалась на холодный пол площадки, обувалась и, дождавшись, когда забрезжит за кормой асфальт, прыгала вниз. Не оглядываясь и не реагируя на крики билетеров и посетителей, девочка перелезала через невысокое ограждение аттракциона и убегала из парка.

В тот день, когда Вера впервые додумалась до этого, было солнечно и тепло. Но как только карусель стала подниматься вверх, девочке стало страшно – и от этого холодно. Ей казалось, что внутренности примерзли к позвоночнику и трясутся там, бедные, позванивая. Вера была уверена, что страх не позволит ей оторваться от сиденья и совершить задуманное. Подумаешь, трепетала в голове мысль, прокатится она на карусельке, как все, да и сойдет себе спокойненько – никто и не догадается, что она собиралась сделать. Однако уважение к себе Вера потеряла бы окончательно, если бы тогда не смогла заставить себя забраться на ненадежную скрипящую конструкцию. И когда она все-таки это сделала: скинула босоножки, встала на шаткий металлический руль, выпрямилась и взглянула в небо, на даль лесов за рекой, – то поняла, что у нее за спиной крылья. И они тонко поют на ветру. Сразу стало ясно, что все еще может быть хорошо, что оно так и будет – надо только жить, жить, жить, стараться… Что раз она зачем-то дана человеку, эта жизнь, то наверняка не напрасно.

Ощущение оставалось в Вериной душе весьма долгое время. Повторять номер с каруселью не хотелось долго. Потому что даже когда Вера вспоминала о своем приключении, ее пробирал настоящий ужас, немели руки, а пальцы ног становились холодными и сжимались, словно под ними все еще была та призрачная опора – железный руль раздрыганной карусели… Но проходило время, а все было как обычно – ни приключений, ни необыкновенных событий, хотя бы отдаленно напоминающих книжные и киношные истории. Вера, которая очень хотела быть похожей на любимых героических персонажей, скучала и тосковала. Хотелось – ну пусть на недолгие мгновения – ощутить себя такой же, как они. Оказаться в рисковых обстоятельствах, с честью их выдержать, выстоять, победить. И Вера снова приезжала в парк…

А в этот раз, уже давно неизвестно, какой по счету, была середина слезливого осеннего дня. Гоняя страх по углам своего существа, Вера вытерла мокрый руль изнанкой куртки. Нет, не оставляла ее стойкая уверенность, все не кончится тем, что она, как гуттаперчевый мальчик, полетит вниз! Это ведь не так и трудно и опасно: если падать, то дальше площадки свалиться вряд ли получится, а с нее свалиться – это надо специально постараться! Вот Вера стоит, видит город – будто накрытый бурым сукном широкий стол: торчат маковки церквей, кроны деревьев, заводские трубы. Далекие загородные леса сливаются с серым небом, дождь идет. Но крылья не намокнут и не отвалятся, пусть даже Вера уронит, когда станет обуваться, ботинок вниз и после будет долго искать его в прелых листьях. Они все-таки есть, эти крылья, просто до сих пор еще не задействованы! Но им обязательно-обязательно найдется когда-нибудь применение – и вот тогда-то и начнется счастье, тогда-то и придет радость и наполненная приключениями жизнь, тогда все будет хорошо!

В этот раз на Веру даже не кричали, не каркали под руку и не заставляли слезть – посетителей-то почти нет, сезон каруселей кончается, осень уже. Да и зачем кричать на почти что взрослую тетю? Ей, Вере, в начале весны исполнится четырнадцать лет…

Вера уходила, убегала прочь из парка, подальше от скрежета «колеса». В сердце поселялась спокойная радость и уверенность.

Быстро темнело, влажный ветер порывами вылетал из подворотен и прямо-таки набрасывался на Веру, но это ее совсем не расстраивало. Даже наоборот – веселило и бодрило: хотелось, чтобы и ветер был сильнее, и ущерб от него значительнее. Зачем? Чтобы бороться с ним, преодолевать препятствия, страдать, выносить лишения и… побеждать! Побеждать разгул стихии, обстоятельства, других людей, себя…

И девочка уверенно двигалась навстречу ветру, который заставлял трепетать ее куртку, романтически развевал волосы, бросал в лицо пригоршни дождевых капель. Вера не стирала их, и холодная вода стекала маленькими ручейками. Но Вера гордо держала голову и всматривалась вдаль – потому что представляла, что на самом деле она стоит на капитанском мостике старинной каравеллы, и в лицо ей летят брызги волн сурового моря. Ее корабль мчится вперед, невзирая на бурю, тьму и предстоящие опасности. Тут и там слышны какие-то звуки – ну конечно же, никакие это не прохожие переговариваются! Это кричат птицы – могучие буревестники и альбатросы, они носятся над бушующими волнами и вместе с капитаном Верой радуются шторму. Сверкает что-то – не огни машин, окна домов и витрины магазинов, нет! – это молнии! Грохочет гром, молнии бьют тут и там, а корабль плывет, и его спокойный капитан на мостике не боится ничего!

Волны становятся все выше, ветер яростней. Матросы, ежесекундно рискуя жизнью, по команде капитана выставляют дополнительные паруса. А вот и она, Вера, – теперь уже один из матросов: бесстрашно карабкается вверх, взбирается на рею, чтобы укрепить парус как следует. Одинокую каравеллу посреди бушующего моря бросает в разные стороны, но отважный матрос должен выполнить свое дело, а потому не имеет права бояться…

Вжившись в образ матроса на рее раскачивающейся под ветром мачты, девочка так замечталась, что, завернув за угол, с размаху впечаталась в прохожего. И только его возмущенный голос вернул ее к действительности. Вера встряхнулась, улыбнулась, развела руками, сказала: «Извините…» И отправилась дальше, вновь подставляя лицо под порывы ветра.

Так она и шла. Встречные прохожие лишь на миг выхватывали из темноты Верино вдохновенно-мечтательное лицо, удивлялись: куда же это несет девочку, такую романтическую, в эдакую непогоду? И, скорее всего, тут же забывали о ней.

А направлялась девочка домой. От городского парка культуры и отдыха до ее дома было не так далеко, если идти не по прямым дорогам улиц, а дворами. Так, подворотнями и закоулками, Вера и двигалась.

Пересекая широкий двор, с четырех сторон окруженный простецкими пятиэтажками, она заметила, что на скамейках, придвинутых друг к другу, расположилась веселая компания. Ребята и девчонки громко переговаривались, кто-то бренчал на гитаре, и несколько голосов напевали под его музыку, слышался смех. Даже издалека было понятно, что этим людям хорошо друг с другом.

Не замедляя хода, Вера долго смотрела на них – до тех пор, пока не скрылась за углом дома. И подумала: жалко, что в ее дворе нет такой тусовки! Да что – такой… Вообще никакой нет! Она жила в новом доме с охраняемой территорией. За ворота пускали только тогда, когда посетитель договаривался об этом с кем-то из жильцов по домофону от пункта охраны. Во дворе было, конечно, замечательно: клумбы, фонтан, детская площадка необыкновенной увлекательности, беседки, до глубокой осени увитые плющом. Но гулять там было невозможно. Из детей во дворе появлялись только малыши со своими мамашами или фифы и парни постарше Веры, с которыми она только из вежливости здоровалась. Да и то они во дворе не задерживались – или мчались на стоянку к своим машинам, или исчезали за воротами. Все – гулять было не с кем. Эх, как же мечтала Вера о простой тусовке, каких так много во дворах обыкновенных типовых домов!

Вот о такой, например, тусовке, как эта, мимо которой она пробежала! Ой, как было бы здорово, если среди этой компании оказалась бы и она, Вера! Ух, сколько всего интересного можно было бы придумать! Она бы организовала такую жизнь, которая била бы просто ключом! В смысле, не кого-нибудь била, а активно бурлила бы. Все держались бы вместе, «один за всех – и все за одного!», были бы верными друзьями, думая только о том, чтобы скорее встретиться, отправиться гулять… Или общими силами придумать какую-нибудь игру. Например, можно играть в историю из жизни рыцарей. У каждого была бы своя роль, мечи и доспехи можно было бы сделать, придумать сценарий…

И пока ноги несли Веру к дому, мечты уводили ее в прекрасный мир фэнтези. Вот она сама: на коне, в легких доспехах, в шлеме и с мечом – руководит штурмом замка, где затаились злобные враги. Оттуда сюда и отсюда туда летят стрелы, но Вера, прикрываясь от них щитом, упорно мчится вперед, к стенам замка. И вот уже к этим стенам приставлены осадные лестницы… Вперед! Вера слезает с коня, поднимается по лестнице. Отряды ее храбрых воинов – за ней. Одной из первых Вера врывается в замок. Идет яростное сражение. Нельзя думать о смерти! Удача любит храбрых! Победа близка…

И вот она – победа! Со знаменем в руке Вера стоит перед своим войском. Ветер развевает ее лиловый плащ, блестят доспехи, ее стройную сильную фигурку видят тысячи людей, которых она, Вера, привела к победе. Ей кричат «Ура!», подводят верного коня. Она легко запрыгивает в седло и, не выпуская победного знамени из руки, едет вдоль войска…

С мыслью об этом девочка вошла в квартиру, зажгла в прихожей свет. Взгляд Веры упал на большое зеркало, в котором она увидела себя…

Все мечтания о красивых подвигах и приключениях закончились. Да и дающая уверенность в себе рисковая поездка на железном руле забылась… Не отводя взгляда от своего отражения, Вера горько усмехнулась и подумала: «Ну, если такая плюшка взгромоздится на коня, у того ноги подломятся…»

Да, девушка она была о-го-го. Невысокая, но плотная, а потому казалась крупнее своих сверстниц – тощих и длинных. Или не длинных, а просто тоненьких. Такой кобылице никакие рыцарские доспехи не подойдут. Смешно получится – как будто кухарка тетя Мотя решила на маскарад сходить, да с костюмом просчиталась… Так думала Вера, в который раз мучительно разглядывая себя.

Нет, конечно, о таких вещах не нужно даже мечтать. Пусть всякие ролевые игры достаются другим девчонкам – тем стройным личностям, которых если в соответствующую одежду переодеть, то от мальчишек и не отличишь. А значит, на них и всякие там доспехи будут неплохо сидеть. Ведь Вера, насмотревшись кино, очень хорошо помнила, как неприятно выглядят приземистые широкозадые девицы, наряженные воинами. И как изящны и сим– патичны стройные, тоненькие. Как она успела понять, главные положительные персонажи никогда такими комичными не оказываются – в главных ролях всегда только стройные девушки. А она…

А она толстая. И никуда от этого не денешься. И напрасно она каждое утро ездит с родителями в бассейн и плавает там туда-сюда, наматывая по несколько километров, напрасно совсем мало ест, втихаря выкидывая калорийные продукты. Результата нет. Нету его, и все! Жизнь как будто смеялась над Вериным романтическим сердцем, поместив его в такую приземленную оболочку.

От такой несправедливости хотелось выть. Или пластическую операцию сделать. А в приступах бессильной тоски – только лежать под одеялом и ожидать чуда. Или не хотелось вообще ничего. Вера ужасно переживала из-за такого нечестного распределения внешности и внутренностей (Вера имела в виду внутренности душевные). И как исправить это – не знала…

Толстая. А ведь раньше Вера Герасимова и не знала, что она толстая.

Началось все из-за гада Пряжкина. Вера пришла в пятый класс в новую школу – и понеслось… До этого Вера думала, что она просто девочка как девочка. А тут местный хулиган, двоечник и, как говорили девчонки сейчас, отрица-тельно-харизматическая личность Коля Пряжкин, увидев ее, вдруг разом позабыл все свои сердечные привязанности. А их было целых три в их классе – Катя Марысаева, Оля Прожумайло и Лиля Кобзенко. Привязанности позабыл – и принялся активно выражать свои чувства к Вере.

А выражались они так: Пряжкин тянул к ней свои руки, пытаясь ухватить за что-нибудь ощутимое. Сначала – за тяжелые косы. И косы пришлось отстричь. А по рукам пришлось лупить, причем очень больно – чтобы отбить у Пряжкина охоту к Вере их протягивать.

До этого Пряжкин не получал столь решительного отпора. Отбить охоту, конечно, не удалось, однако теперь ближе чем на метр – ну, или хотя бы на расстояние вытянутой руки точно – Пряжкин к Вере не приближался. Любовался издалека. Но при этом восхищенно смотрел на Верины круглые щечки с ямочками и восклицал (то есть дразнился): «У-у, толстая! Колобок! Пончик!» У Коли Пряжкина и у самого мордень была размером с хорошее блюдо. Так что ему, наверное, казалось, что подобное притягивает подобное.

Но это его «У-у, толстая!» и «пончик» с «колобком» охотно подхватили сначала мальчишки, которым всегда главное – зацепиться за какую-нибудь обидную тему, на которую можно дразниться. Наиболее болезненную для объекта насмешек. Иначе неинтересно.

А за ними и девчонки. Которые по первости лишь хихикали, слыша, как мальчишки поддразнивают Веру, и затем присоединились тоже. Особенно получившие отставку и потому расстроенные Прожумайло с Марысаевой.

Вера в пятом классе обижалась на это, бесилась, мальчишкам от нее здорово доставалось – била она их безжалостно. Особенно плохо приходилось гнусному Пряжкину, который, кстати, был очень рад, что ему хоть в такой форме, но оказывают внимание. Однако его дело принесло свои плоды – девочка окончательно поверила в то, что она толстая. Занятия на родительском велотренажере, плавание и другие ухищрения результатов не давали – тростинкой она не становилась. А потому жизнь Веры постепенно переместилась в жизнь мечтаний и вымышленных приключений, книг, компьютерных игр, фильмов. Там Вере было хорошо, ведь она видела себя другой: взрослой, высокой, стройной, очень красивой, сильной душой и телом, благородной и доброй. А уж была ли она благородной и доброй на самом деле – Вера и сама не знала. Не предоставлялось возможности это как-нибудь проверить и продемонстрировать.

Но в реальном мире нужно было как-то защищаться. Образ! Нужен был образ! Имидж, в который бы все поверили. И не смели бы обижать ее…

Жизнь сама помогла Вере его создать.

Это было уже в шестом классе. У Пряжкина бегал в подпевалах некто Игорек Денисов. Что-то вроде шакала возле наглого тигра. Прыгал-прыгал как-то Денисов вокруг Веры, обзывал ее, обзывал, всякий раз со смехом отскакивая в сторону и уворачиваясь от оплеухи, которую Вера уже готова была ему отвесить. Пряжкин, которому всегда доставляло удовольствие видеть, как Вера отбивается от припечатанного к ней прозвища, наблюдал все это издалека. И Денисов, чувствуя поддержку покровителя, был задорен и активен.

И так он, ничтожный, надоел Вере, настолько показался противен, что даже руки об него пачкать ей не хотелось. И поэтому, когда Денисов в очередной раз проблеял: «По-о-ончик!» – она решила просто пинком отшвырнуть его от себя подальше. Размахнулась кроссовком, но опорная нога ни с того ни с сего вдруг подкосилась, и, чтобы не упасть, Вера кое-как развернулась и… так засветила Денисову ногой в лоб, что тот отлетел от нее на несколько метров.

– Вот это да! – тут же удивились мальчишки и обступили Веру.

А она сама, конечно же, не ожидала ничего подобного. И совершенно растерялась. Потому что выглядело это так, как будто Веру лет пять тренировал сам Джеки Чан, чтобы затем снять в кино ее замечательный, да еще с таким техничным разворотом, удар ногой…

И гениальная мысль пришла в этот момент Вере в голову.

– Я занимаюсь карате. Уже давно, – оглядев присутствующих, спокойно (хотя на самом деле у нее просто тряслись все внутренности, да и руки-ноги тоже) сказала Вера. – Скоро буду сдавать на коричневый пояс. Так что лучше со мной не связывайтесь.

И тут же поняла, что связываться не будут. Потому что уж очень натурально выглядел ее удар. Да и след кроссовки на лбу у Денисова долго напоминал печатный пряник. Такое не забудешь…

– Ну ты даешь, Колобок! – изумленно ахнул хулиган Пряжкин.

И тут же умчался. Может быть, чтобы не попадаться под руку или под ногу разъяренной «каратистке». Может, курить со старшими ребятами и хвалиться тем, какая боевая девчонка ему нравится. Или, наоборот, жаловаться, что он этой самой девчонке не нравится – ну просто никак…

С этих пор Вера стала окружать себя тайной. И чем больше кто-то в классе что-то хотел узнать о ней, тем больше она шифровалась – и становилась от этого в глазах общественности еще интереснее, еще таинственнее. Иногда ее видели в городе – Вера куда-то шла или ехала. Но ничего конкретного она не отвечала на вопросы девчонок и мальчишек. Лишь иногда выдавала по крупицам, недосказанными фразами, намеками какую-нибудь необыкновенную информацию: что она куда-то ходит гулять, заниматься, тусоваться. Так что все оказывались заинтригованными – и никому больше не приходило в голову Веру обижать и обзывать.

Никто и не догадывался, что все ее занятия – это бассейн рано утром перед школой, куда ежедневно ездили родители и возили ее, да музыкальная школа, в которую Вера ходила только потому, что в доме было пианино, доставшееся ей по наследству от старшей сестры. Та уехала учиться в Москву, и Вера пообещала ей, что, продолжая семейную традицию, ненавистную музыкалку закончит. И хоть способностей у нее особых не было, а желания стать пианисткой тем более, Вера таскалась в музыкальную школу три раза в неделю. Как на каторгу. Но обещание свое выполняла, чем радовала сестру и родителей.

Вера росла, росли и ее одноклассники. И если до внешности мальчишек ей не было никакого дела, то вид девчонок, которые почти все как на подбор были в их классе тоненькими и даже совсем субтильными, нагонял на Веру черную меланхолию. Одноклассницы одинаково хорошо выглядели и в юбках-платьях, и в джинсах. А Вера джинсы, которых ей было накуплено родителями много, не носила практически никогда. Наденет, посмотрится в зеркало, увидит свой необъятный круп – и меняет штаны на маскирующую юбку… Сравнивая себя с девчонками-ровесницами, она думала, что с такими формами, как у нее, вполне можно в выпускной класс переводиться… Поэтому зеркало было для нее самым ненавистным предметом.

Так что и сейчас Вера шарахнулась от него, как от чумы, сбросила ботинки и зашагала к себе в комнату. Включила компьютер, загрузила любимую игру «Крепость Хрустального перевала» – и до глубокой ночи гоняла отряды гоблинов, эльфов и людей по просторам виртуального мира.

О себе настоящей Вера забыла – и не вспоминала вплоть до завтрашнего утра, когда нужно было ехать в бассейн и заставлять тело работать, заниматься, плавать. Ведь все-таки надежда умирает последней…

Глава 2

Гоблин-пехотинец

Так и шли день за днем. И каждый день Вера Герасимова боролась с реальностью, которая ее не устраивала. А это очень тяжело – быть постоянно недовольной собой. Но и как быть довольной тем, что есть, Вера не знала. Ведь ей так хотелось, чтобы все приключения, о которых она читала и мечтала, начали происходить по-настоящему, и чтобы были друзья, с которыми можно в этих приключениях участвовать. Но дружить было не с кем – во дворе понятно, в классе тоже: за последние годы там убедились, что у нее своя собственная, необыкновенно интересная жизнь, а потому ни в ком из сверстников-одноклассников она не нуждается. Про музыкалку и говорить нечего – там схема простая: отучились и разбежались по домам. Какие в музыкалке друзья?

Круг замыкался. И круг этот был просто адским. Бедная Вера, которая сама перекрыла себе все дороги, могла ходить по нему до бесконечности.

Конечно же, по натуре она была человек-борец, а потому попытки прорваться если не к воплощению мечтаний, то хотя бы просто к людям она предпринимала. Через Интернет Вера узнала, что в городе существует «Клуб ролевых игр». Люди в свободное от работы и учебы время собирались вместе и бегали по лесам с деревянными мечами, делая реальной свою любовь к творчеству Толкина и другим романтическим забавам. Вера нашла адрес этого клуба, твердо решив пойти туда и записаться. Вот ведь где могут быть единомышленники! Там и рыцари, и хоббиты, и джедаи – и все кто хочешь! И она будет с ними вместе – девушка-воин…

Так что в начале зимы Вера в этот клуб и отправилась.

Но каждый метр дороги, что приближал ее к заветной цели, добавлял сомнений. А вдруг ее не возьмут? Вдруг ей там достанется только какая-нибудь эпизодическая роль – сорок восьмой пехотинец в четырнадцатой колонне третьего отряда запасных гоблинов? Ну что в такой роли будет интересного? Никакой инициативы: или беги, куда скажут, или лежи, изображая убитого. А Вере хотелось роль значительную: чтобы было где развернуться.

«Ха! Как же, гоблин-пехотинец…» – стукнула в голову девочке новая мысль. Сейчас как посмотрят на нее руководители, оценят и скажут: куда ж ты, такая плюшка, в войну играть пришла? В лучшем случае определят ее в кухонные работники. А в худшем… В худшем засмеют-запозорят! Как всегда смеются над неадекватными людьми. Девушка-воин… Посмотри на себя, колобок! Какой ты воин? Цирк…

Так что почти у самых дверей клуба Вера решительно развернулась и побежала прочь. Прочь от позора. По дороге она увидела кучку одноклассников и ребят из других классов и школ, которые, стуча зубами от наступившего холода, оживленно о чем-то болтали, пихали друг друга в снег, прыгали, играя в «ножки», смеялись. Они были вместе. А Вера одна, одна…

Она примчалась домой и, как ни сдерживалась, все-таки разрыдалась. И плакала так долго, пока совсем не выдохлась и не задремала, положив голову на письменный стол.

В начале вечера пришла мама – Вера услышала, как хлопнула входная дверь, и проснулась. Вышла из своей комнаты, пошла навстречу, зажигая везде по квартире свет.

– Привет, мам…

Весело ответив Вере, мама принялась переодеваться.

– Мы с папой идем в гости к Дидиковым! – сообщила она. – Он с работы прямо туда приедет. Мы и тебя хотели взять, но там будут одни взрослые.

– Не, я бы и не пошла, – махнула рукой Вера.

– Плохо, – покачала головой мама.

Вера сделала равнодушное лицо. Ей очень не хотелось расстраивать своих дорогих родителей, а потому и для них у нее была припасена замечательная маска: спокойной равнодушной девочки, которой ничем не угодишь. О своих бедах Вера никогда маме с папой не рассказывала – ведь раньше у нее вообще никаких бед и проблем не было, а потом, когда они появились, ей было стыдно признаться, что ее кто-то обзывает. Вера боялась, что, услышав о «Колобке» и «Пончике», ее родители, люди с активной жизненной позицией, тут же пойдут в школу разбираться и этим окончательно сровняют ее с плинтусом. А потом, когда она сама научилась бороться за себя, делиться проблемами вообще необходимости не стало.

Мама и папа очень много работали, а когда встречались дома, тут же бросались друг другу в объятия. Так они и ходили по квартире весь вечер – совсем как Шерочка с Машерочкой. Или уезжали куда-нибудь: в театр, в ресторан или в гости, как сейчас.

И все время приставали к Вере с вопросами: «Что же ты сидишь дома? Шла бы в компанию!» Папа и мама настаивали на том, чтобы их странная дочь завела себе хороших друзей – веселых девчонок и мальчишек, с которыми ей было бы интересно. Учебе такая тусовка не повредит, тем более что Верины успехи в школе были гораздо выше средних. Так что – вперед!

Мама вообще иногда выхватывала у Веры из рук книжку или выключала фильм, восклицая:

– Вера, хватит на одном месте сидеть! Иди гулять!

На это Вера делано отмахивалась:

– Ой, да не хочу… Мне такое времяпрепровождение не по душе…

– Не по душе… – искренне недоумевала мама. – А так лучше? На диване и за книжкой ты только зад себе наращиваешь и глаза портишь!

Это Вере вообще невозможно было слышать. Про зад она и так хорошо знала. Но Вера изо всех сил сдерживала слезы. И… оставалась надменно-равнодушной.

Но не могла же она признаться, что на самом деле она просто мечтает о компании веселых друзей, чтобы вечером мчаться к тем, кто тебя ждет, любит, понимает! Но НЕ БЫЛО у нее никакой тусовки – и проситься к кому-нибудь в друзья ей было просто НЕВОЗМОЖНО!!!

Так и сегодня – из любви к Вере мама завела свою традиционную песню.

– Ну почему же ты все время сидишь дома, Верочка? – начала она, подсаживаясь к Вере на диван и обнимая ее. – Почему никуда не ходишь, ни с кем не дружишь?

– Неохота…

– Но ведь, Вера, как ты не понимаешь – это же твои лучшие годы! – волновалась мама. – Тринадцать лет… Мы с папой познакомились примерно в этом возрасте. Да! Мы долго дружили, виделись нечасто, потому что разъехались из нашего двора в разные районы города. Но это было так интересно – встречаться, гулять, расставаться, снова ждать встречи… А наши друзья – ведь многие, как Дидиковы, до сих пор с нами! Да, те, с которыми мы подружились еще в детстве.

– Ага… – охотно закивала Вера. Она знала историю дружбы родителей с Дидиковыми.

Но мама не отставала. Она, кажется, даже про папу забыла, который наверняка уже приехал в гости и теперь там маялся, ожидая ее. И вот-вот начнет звонить, разыскивая…

– Не «ага», Вера! – воскликнула мама. – Поверь: все то, что с тобой случится в детстве, ты будешь помнить всю жизнь! И все, что ты полюбишь, останется с тобой навсегда.

– Мам, ты же сама говорила, что влюбляться еще рано, – подловила маму на противоречии Вера.

– Влюбляться – это одно! – отмахнулась мама. – А любить – другое… Любить можно все, что угодно: собак, книги, игры. И людей, конечно, – друзей и подруг…

– Артистов…

– Ну и артистов, да, – согласилась мама. – А что?

Коллекция фотографий Майкла Джексона, которую мама начала собирать еще в детстве, до сих пор хранилась у нее в заветном чемоданчике.

– Ничего… – улыбнулась Вера.

– Да, Вера! – не сдавалась мама. – Так устроена детская душа: эмоции, которые поселятся в ней, будут сильны и памятны. Особенно положительные эмоции. Многих врагов и обидчиков ты со временем забудешь, а любимые поселятся в твоем сердце навсегда. – Краем парадной кофточки, которую до сих пор держала в руке, мама вытерла нечаянную слезинку, появившуюся в уголке глаза. – Правда, Верочка: в детстве дорог каждый день, важно и памятно любое событие. Это потом уже, во взрослой жизни, дни помчатся колбасой. Будут мелькать так, что и замечать их перестанешь. А ты так расточительно тратишь время… Прошу тебя, не будь букой, дружи с ребятами. Друзья из детства – самые лучшие. Они, конечно, могут, как и любые другие, оказаться предателями, переметнуться куда-нибудь, когда им будет это выгодно. Что ж – кто не рискует… Но все равно детские друзья останутся самыми любимыми. Так что давай – гуляй, дружи, ссорься, мирись, влюбляйся в конце концов! Ведь детство, юность – это такое чудо!

Мама еще хотела что-то добавить, но зазвонил ее сотовый телефон. Она бросилась к своей сумочке, выхватила его – и принялась объяснять папе, почему она все еще дома.

Вера, которая все это время из последних сил сдерживала рыдания, поднялась с дивана, быстро обняла маму, шепнула ей: «Я все поняла!» – и спряталась в ванной. Шум включенного душа отгородил ее от мамы. Мама скоро ушла, и Вера осталась в полном одиночестве. Она грустно сидела под искусственным дождем. И не знала, что же ей нужно делать. Жизнь – тоска и боль, мир грез недосягаем, потому что он все-таки неправда. А друзей просто так взять и найти – совершенно невозможно…

Глава 3

Записка от таинственной личности

Вера любила уроки физкультуры – и ненавидела одновременно. Любила за все те нагрузки, которые на них заставляли выполнять, – потому что приятно было испытывать себя на прочность. И ненавидела, конечно же, за форму. За свой спортивный костюм, в котором, разумеется, сама себе не нравилась.

И еще ненавидела за то, что она, при всех прочих выдающихся результатах, не умела лазить по канату. Ну никак! Даже самые слабосильные девчонки с ручками-былиночками – раз-раз-раз! – и оказывались на самом верху толстого каната с завязанным узлом хвостом. А она не могла. Правда, не умела лазить еще и кругленькая пышечка Муся Гладышева – так ей никакой образ девушки-воина был и не нужен. И собой эта девочка-шарик была, кажется, совершенно довольна. А Вера… Вера хотела покорить и канат. Она ведь даже приходила специально, когда в зале никого не было, тренировалась, пытаясь скоординировать действия своих рук и ног. Но или канат игнорировал ее старания, или собственная пятая точка перевешивала – так что ничего у Веры не получалось. Поэтому больше всего перед каждым уроком она боялась, что учитель физкультуры заставит ее на эту гадость непослушную при всех забираться.

Но сегодня этого не случилось. Девочки сдавали отжимания от лавки, а мальчики подтягивания. Вера лихо отжалась сорок раз, получила свою пятерку, понаблюдала, как девчонки, не стараясь, выполнив по пять-десять отжиманий, отходили с «троечкой». Им было просто лень, понимала Вера. Они вполне могли отжаться даже больше ее, девчонкам это не составило бы труда… Но им было явно не до того.

Потому что все они мчались смотреть, как будут подтягиваться мальчишки. На перекладинах, приделанных к верхней части «шведской лестницы», уже мотались первые двое. «Раз, два, три!» – хором считали девчонки количество подтягиваний Женьки-рыжего. Его конкурент Столбиков подтянулся один раз и упал вниз. А рыжий дотянул до пяти раз, спрыгнул – и был встречен овацией.

Вера стояла рядом с девчонками, которые, сидя на лавке, визжали, хлопали в ладоши и подпрыгивали. Лицо ее казалось непроницаемым. Она просто боялась показаться смешной – и все. И не догадывалась, что на самом деле девчонкам, которые иногда оборачивались на нее, наоборот, было неловко за то, что они, как дурочки, визжат, а она – вся такая из себя взрослая и серьезная, выглядит так интересно, что мальчишкам наверняка Верка гораздо больше нравится, чем они…

Вот настала очередь отличника Терехова подтягиваться. Он серьезно занимался спортом – боксом и, как краем уха слышала Вера, уже добился каких-то выдающихся побед.

Смотреть на него было очень приятно. Терехов подтягивался легко, красиво, без всякого труда. Десять, пятнадцать, восемнадцать раз… Когда перевалило за двадцать пять, физкультурник велел ему спрыгивать. «И правильно, – подумала Вера. – Это чтобы никто не видел, что дальше для подтягивания Терехову уже потребуются усилия. Шоу должно вовремя кончаться».

Терехова сменил на перекладине Игорек Денисов. Позор его равнялся нулю подтягиваний. Как ни дергался и ни корчился Игоречек, силенок ему не хватало. Вера вспомнила свой давний удар пяткой ему в лоб – и ей стало стыдно. Эх, тетя, с таким несчастным слабаком справилась…

Но тут же всплыл в памяти и образ ненавистного Пряжкина. А он, кстати, где? Опять прогуливает? Или боится опозориться? А вдруг он тоже не умеет подтягиваться – как она по канату лазить? Вот и прячется, бережет свой имидж от краха… «Мы похожи! – с ужасом подумала Вера. – Неужели это сама судьба ставит дурацкого Пряжкина мне в пару?! Мы должны быть с ним вместе – то есть противными матерщинниками, будущими уголовниками? Я не хочу!!!»

Почему из всех мальчишек своего класса она понравилась именно Коляну Пряжкину? Неужели это тоже – знак судьбы, против которой она пытается переть на танке? Может, судьба предлагает ей стать спокойной широкобокой домохозяйкой – мечтой мордастого пролетария Пряжкина? А она рвется в герои… в то время как в девушки-герои предусмотрен кто-то из ее одноклассниц, таких легких, стройных. Вот встретит, сразу представила Вера, кого-то из девчонок ее восьмого «А» какой-нибудь мастер-ниндзя – скажем, Лилечку – и начнет ее учить. В такого супергероя превратится со временем эта балдень на тонких ножках, что ух! Но останется такой же стройненькой, а красиво и в меру накачанные мышцы добавят телу гармонии и изящества… А с такой пышной фигурой, как у нее, Веры, конечно же, только в сумо надо записываться, трескать центнерами рис и набирать еще больший вес…

От этих уничижительных мыслей у Веры совсем испортилось настроение. Она уселась на гимнастическое бревно и отвернулась от всех. Но даже со спины вид у нее был до такой степени неприступный, что подходить к ней никто не решался. А Вере так, наоборот, хотелось, чтобы кто-нибудь спросил у нее, что случилось, заговорил бы, отвлек, рассмешил. Но кто об этом догадается?

Физкультурник вновь свистнул в свисток, призывая построиться. Как гордый крейсер «Варяг», Вера прошествовала к своему месту в строю, спокойно встала. И услышала:

– Герасимова, мы будем новогодний вечер устраивать. Если пойдешь, с тебя сто рублей и елочная гирлянда.

Это Катя Марысаева, стоящая на несколько человек впереди Веры, шептала ей за спинами девчонок.

– Ты знаешь, Марысаева, я буду занята, – с деловым видом заявила Вера.

– А, ну ладно… – понимающе кивнула Марысаева и, кажется, совершенно не расстроилась по этому поводу.

После физкультуры, в кабинете географии Марысаева уже носилась с косметичкой, в которую складывала собранные на новогодний вечер деньги, и со списком. В него она вносила сведения о том, кто что должен на этот вечер принести. Список, как она пояснила, поможет всем не забыть, кто за что отвечает. И спросить потом чтобы было с кого.

– Так, Герасимова не идет… – мельком взглянув на Веру, проговорила Марысаева и вычеркнула ее из своего списка. – Столбиков, тогда ты елочную гирлянду принеси. Нужно несколько гирлянд, мы их по стенам развесим – получится настоящая дискотека.

Кирилл Столбиков что-то промычал про то, что лишней гирлянды у него нету. Но Марысаева показала ему маленький изящный кулачок, и Столбиков покорно вздохнул. Катька переключилась на девчонок, которые должны были заниматься покупкой напитков и сладостей для праздничного фуршета. Это она придумала, что будет фуршет, а не как раньше в младших классах – каждому по чашке, пирожному и яблоку, и чтоб за чужие порции не хватались! Все ведь теперь взрослые, а фуршет, когда подходи и бери, что хочешь, – это круто…

Не обращая больше на ее суету внимания, Вера уселась за свою парту – в компанию все к тому же флегматичному Столбикову. Влетела географичка – начался урок.

По рядам кто-то передавал записку, и сидящий впереди Миша Севастьянов шлепнул ее перед Верой. «ГЕРАСИМОВОЙ», – с удивлением прочитала Вера на сложенной вчетверо бумажке. Что и говорить, артисткой она стала замечательной – ни один мускул не дрогнул у нее на лице, когда Вера, почему-то заволновавшись, осторожно раскрыла бумажку. Записка была, конечно, не от Пряжкина – его корявый почерк она научилась узнавать, даже если Колян пытался писать печатными буквами. Но кто же это прислал? Девчонки решили подшутить? Вряд ли…

«ВЕРА, ОБЯЗАТЕЛЬНО ПРИХОДИ НА НОВОГОДНИЙ ВЕЧЕР!»

Вот что было написано в записке. И все – ни подписи, ни пояснения, зачем кто-то непременно хочет ее на новогоднем вечере видеть.

Вера оглядела одноклассников. У доски шлепала указкой по криво висящей географической карте напряженная Лиля Кобзенко. Она очень старалась – ведь ей грозила двойка в четверти. Остальные смотрели или на нее, или в учебники. Марысаева, правда, что-то писала – наверное, список продуктов в порядок приводила. Вряд ли записка – ее рук дело. Ведь она не оставляет надежды как-нибудь вернуть ухажера Пряжкина, а вечер с танцами – удобная возможность попытаться. Так зачем ей еще и Веру на вечере видеть? Да и почерк у Катьки другой. Прожумайло через парту пыталась привлечь внимание этой же самой Марысаевой – наверно, чтобы предложить чем-нибудь дополнить ее список. Пряжкина в классе не было – как обычно, прогуливал. Денисов уныло зевал… Кто же?! Кому понадобилось писать записку? Зачем?