Юрий Нестеренко
      Самая долгая ночь в году
      Самая долгая ночь в году - это отнюдь не ночь зимнего солнцестояния с 21 на 22 декабря. Это ночь с 31 декабря на 1 января единственная в году ночь, которая для абсолютного большинства не сливается в размытое мгновение сонного небытия, а растягивается на много часов, заполненных разнообразными событиями - чаще, конечно, незначительными и не оставляющими после себя ничего, кроме похмельной головной боли и остатков заливной рыбы в холодильнике на следующий день, но иногда - иногда эти события способны перевернуть всю дальнейшую жизнь. Даже самый пустяковый эпизод, который в иной день не имел бы никакого продолжения, в эту ночь может обрести некий символический смысл и стать поворотной точкой - к добру или к худу? кто знает! жаждущие уйти от рутины будней в новогоднюю сказку обычно забывают, что не все сказки хорошо кончаются. Конечно, сама по себе эта ночь ничем не отличается от других, да и вообще, далеко не все человечество празднует смену лет по григорианскому календарю; но, в конце концов, для человека реально существует только то, во что он верит.
      Так думал Андрей Сулакшин, покачиваясь вечером 31 декабря в вагоне электрички, уносившей его все дальше и дальше от города, от сияния его реклам и иллюминаций, от бесконечной вереницы машин, все еще куда-то спешащих за несколько часов до праздника, от обмотанных гирляндами елок на площадях и сомнительных молодежных компаний, палящих в небо из ракетниц, от очередных "Главных песен о старом", "Иронии судьбы" и новогоднего обращения Президента. Ритмично постукивая на стыках, поезд мчал своих пассажиров вперед, в морозную тьму, мимо белевших во мраке полей, мимо заснеженных лесов, подступавших к самой насыпи, мимо синеглазых семафоров и сиротливых огней далеких поселков. Народу в вагоне было немного, хотя и больше, чем обычно в это время суток; в основном это были спешившие домой провинциалы, которых покупки или иные дела задержали в последний день в городе. Андрей, однако, был не из их числа. Пожалуй, он и сам не мог бы точно сказать, что заставило его принять приглашение Валерки присоединиться к их компании и встретить Новый год "вдали от цивилизации", в домике посреди зимнего леса, где даже елка располагалась не внутри, а снаружи; в то время Андрей планировал провести праздничную ночь в более узком обществе. Но... за минувшие три недели обстоятельства изменились таким образом, что теперь это общество было бы слишком узким, сократившись до самого Андрея и его мамы. Так что, в каком-то смысле все к лучшему. Вместо того, чтобы сидеть дома, предаваясь элегической грусти, он будет веселиться в теплой компании - и, как знать, не заведет ли он уже сегодня новое знакомство? Новогодняя ночь, от которой столь многие ожидают чудес и перемен, хороший для этого повод...
      Поезд замедлил ход.
      -Фывавовшкое, - объявил машинист по неисправной, как обычно, связи. Андрей встрепенулся, бросил взгляд на проплывавшее мимо окна название станции и поспешно вышел в тамбур. Двери с шипением отворились, впуская холодный воздух и редкие снежинки.
      Лесной домик не был таким уж диким и оторванным от цивилизации местом - он находился всего в паре километров от шоссе и менее чем в пяти - от дачного поселка под названием Силикаты (Россия, наверное, единственная страна, где можно встретить топонимы типа "3-я Газгольдерная улица"). В доме была электропроводка и телевизионная атенна на крыше (правда, самого телевизора не было, равно как и радио, и это обстоятельство гордо подчеркивалось инициаторами затеи), и до него можно было доехать на машине. Тем не менее, от станции надо было добираться больше десяти километров - если по шоссе мимо Силикатов и дальше по проселку - или же около шести, если напрямик по тропинке через лес.
      Андрей окинул взглядом заснеженную платформу, надеясь, что кто-нибудь из участников вечеринки, приехавших на собственных машинах, может встречать прибывающих на электричке - однако платформа была пуста. Лишь несколько цепочек следов вело от ее края к обледенелой лестнице. Станция не относилась к числу крупных и оживленных, даже по загородным меркам; здесь и летом останавливался далеко не каждый поезд. Насколько помнил Андрей из расписания, в этом году здесь должна была остановиться еще лишь одна электричка; следующий поезд пойдет уже утром.
      Поезд закрыл двери и тронулся. Сулакшин вновь оглянулся по сторонам, проверяя, не приехал ли кто одновременно с ним, но он по-прежнему стоял на платформе в одиночестве. "Что ж, - подумал он, - надеюсь, в новогоднюю ночь в лесу не рыщут маньяки". Осторожно спустившись по скользкой лестнице, он зашагал в сторону леса.
      Погода была вполне подходящей для прогулки - градуса три ниже нуля, не слякотно, но и не слишком холодно (ночью, впрочем, обещали похолодание). Тем не менее, идти в темноте и одиночестве по лесной тропинке было не особенно приятно. Справа от тропинки была проложена лыжня; Андрей вспомнил, что дома у него мелькала мысль взять с собой лыжи, однако тогда ему не захотелось тащиться с ними по городу. Пожалуй, лучше бы он тогда преодолел свою лень, зато сейчас быстрее добрался бы до цели. Теперь же оставалось лишь утешать себя картинами тепла и уюта, которые ждут его минут через пятьдесят.
      Наконец он добрался до развилки и свернул налево; в скором времени впереди между деревьями показался свет. Домик с укутанной снегом крышей посреди лесной поляны выглядел бы совсем как иллюстрация к новогодней сказке, если бы не две "Нивы", стоявшие недалеко от входа. Летом сюда можно было доехать на чем угодно, но зимой лишь хозяева этих танков чувствовали себя достаточно уверенно для такого путешествия. Андрей окинул взглядом росшую перед домом елку, на которой висело несколько стеклянных шаров; подойдя ближе, он увидел, что они для верности приклеены прозрачной липкой лентой. Когда часы начнут бить двенадцать, все выбегут сюда с шампанским, будут чокаться друг с другом, выкрикивать тосты, бегать вокруг елки и жечь бенгальские огни.
      Андрей подошел к двери и потянул ручку на себя. Внутри звякнул колокольчик. В следующий миг на улицу хлынули свет, тепло и шумные возгласы; на пороге стоял Костик, оказавшийся, должно быть, ближе всех к двери.
      -О, Андрюха, хаюшки! Все уже в сборе. Ребята, это Андрей и... - тут он заметил, что что-то не так. -А где Лиза?
      -Не знаю. И не особо стремлюсь узнать.
      -Угум-с. Понятно. Ну, как говорится, милые бранятся...
      -Костик, я полагаю, Лиза - это уже пройденный этап. И покончим с этим.
      -Ага. Ну ничо, Андрюха, на наш век женского поголовья в России хватит, - Костик заговорщицки подмигнул, отступая, наконец, назад и впуская Сулакшина. - Шмотки кидай сюда, вешалка все равно нас всех не выдержит, - он указал на куртки, сваленные в угол. Вешалка была оккупирована тремя женскими шубами. В другом углу стояло две пары лыж - как видно, соответствующая мысль посещала не одного Андрея.
      Андрей прошел в комнату, где вокруг накрытого скатертью, но еще не сервированного стола уже кучковались человек десять. Его приветствовали; те, что ближе, тянули руки, остальные, чтобы не протискиваться, ограничивались салютующими жестами. Должно быть, Костик успел разыграть некую пантомиму за его спиной, потому что вопросов про Лизу больше не задавали. Андрей не без интереса окинул взглядом присутствовавших девушек, но новых лиц среди них не оказалось.
      Возможно, ситуация с Лизой была и не столь однозначна, как он описал Костику. Однако Андрей уже усвоил по собственному опыту, что, если в отношениях возникла трещина, пытаться склеить их заново бесполезно. Все равно так, как раньше, уже не будет. Значит, надо побыстрее смести осколки в совок и отправляться на поиски новой вазы.
      "Ну и логика у вас, озабоченных", - словно услышал он мысленно голос Юрия. "Бег по граблям как основной вид спорта. Только получил по лбу - сразу вопит: я еще хочу!" Юрий был убежденным противником всего, что относится к любви и сексу. Андрей не мог не признать, что его рассуждения весьма логичны; "но я не могу быть таким роботом, как ты", - добавлял он при этом. "Можешь, - отвечал Юрий, просто не хочешь". "Не хочу", - соглашался Андрей. "Ну тогда мучайся!" - презрительно фыркал его оппонент. Здесь Юрия, разумеется, не было. Он не любил тусовок, а Новый год именовал "глупейшей манерой праздновать тот факт, что жить осталось на год меньше". Сидит, небось, уткнувшись в свой компьютер, и проработает всю ночь. Робот он и есть робот.
      Андрей нерешительно потоптался, ища, к какой бы группе присоединиться. Шура и Саня (их называли так, чтобы различать) увлеченно обсуждали "поддержку ЭсКуЭля в Дельфях", попутно поминая недобрым словом "мастдайных мелкомягких" с их "саксовым АПИ". Для Андрея, чьи познания в программировании простирались не многим дальше печати "Hello world!", все это было китайской грамотой. Ромыч и Ленка, похоже, больше интересовались друг другом, чем окружающими. Плотный и краснощекий Иркутов пересказывал вежливо внимавшим Ксюхе, Вовчику и примкнувшему к ним Николаю сюжет какого-то ужастика, который в его изложении больше смахивал на посредственную комедию. Иркутова все всегда звали по фамилии - его имя было каким-то замшело-заковыристым, не то Евстигней, не то Евлампий, короче, жуть; он и сам не любил свое имя и всегда представлялся просто Иркутовым. Валера Золотарев, хозяин дома (Андрей так и не понял, действительно ли он имеет на лесной домик какие-то права, или просто занял пустующее помещение явочным порядком), перебирал струны гитары, уклоняясь во что-то гребенщиковское, но в этот момент Дина, как всегда, накрашенная сверх меры, попросила его: "Валер, сбацай "Пора по пиву"!"
      -Ну, если дама просит, - Золотарев без особой охоты передвинул гитару на коленке, занимая более боевую позицию.
      -И не только дама, - поддержал Костик.
      -Гхе-гхе, - прокашлялся Валера. -"Иваси". "Пора по пиву". Исполняется в шесть тысяч восемьсот девяносто второй раз. Если климат тяжел И враждебен астрал, Если поезд ушел И все рельсы забрал...
      Андрей тоже неплохо относился к "Ивасям" - да и к пиву, в общем-то, тоже - но предпочел бы услышать что-нибудь менее заезженное. Тем не менее, именно эта песня пользовалась в компании неослабевающей популярностью. Пора по пиву, пора! Пора по пиву, пора! - радостно подхватили припев молодые голоса. Дружный рявк, должно быть, был слышен даже в Силикатах. Даже Саня и Шура прервали свою высокоинтеллектуальную дискуссию ради общего дела.
      Когда припев отгромыхал в последний раз, на пороге комнаты появилась Света, жена Золотарева. Они поженились в уходящем году банальнейшая история, аспирант и дипломница. Беременность Светы была уже заметна, хотя пока и не бросалась в глаза, тем паче под фартуком. В руках она держала большое блюдо с нарезанной тонкими ломтиками копченой колбасой.
      -Мальчики, помогите кто-нибудь ножи поточить, - сказала она, ставя блюдо на стол. -И принесите вино из машины, пора уже.
      Андрей, стоявший ближе всех, двинулся за ней на кухню (по правде сказать, его вела еще и мысль, что Света на кухне не одна). За спиной звякнул колокольчик и хлопнула дверь - кто-то пошел за вином. Кухня оказалась совсем маленькой - было даже непонятно, каким образом, помимо раковины, плиты, газового баллона и небольшого круглого стола здесь помещаются еще три женщины. Андрей знал еще одну, помимо Светы; точнее, не то чтобы знал, но видел однажды это была Марго, новая подруга Сани. Третья же девушка, резавшая овощи для салата, была ему незнакома. У нее были пушистые светлые волосы - такие воздушные, что походили на облако. Наверняка она не прятала их под шапку, а ограничивалась шерстяными наушниками. Аналогию с облаком усиливало засилье небесно-голубого цвета в ее облике: у нее были голубые глаза, голубая блузка и сережки с голубыми камешками.
      -Андрей, - представился Сулакшин, стараясь не пялиться на нее слишком нагло.
      -Катя. Вот вам фронт работы, - она подвинула ему два ножа и точилку.
      Вжик-вжик, вжик-вжик. Точить ножи - дело нехитрое. На плите булькали кастрюли, а из духовки шел обалденный запах пирога. Марго и Света по очереди сновали туда-сюда, относя в комнату уже готовые закуски, а Андрей все думал, как бы потактичней выяснить у Кати, с кем она здесь. Андрею, может, и не хватало силы воли на то, чтобы задавить в себе чувства, как Юрий, но заповедь "Не тронь чужое" он уважал. Во всяком случае, когда речь шла о его приятелях.
      -Я вас раньше не видел, - сказал он.
      "Тонкое наблюдение, - ехидничал двойник Юрия в его мозгу, учитывая, что вы только что представились друг другу."
      -Меня Марго пригласила, - ответила Катя. -Мы с ней вместе на вечернем учимся.
      В очередной раз вошла Света, боком протиснувшись между Сулакшиным и стенкой.
      -Андрей, поточил? Спасибо. На вот отнеси в комнату, а то тут не протолкнуться, - она вручила ему вазу с яблоками и мандаринами. Андрей понял, что продолжение беседы откладывается.
      Щелк - звяк - у-у, у-у, у-у... Кукушка в часах на стене комнаты одиннадцатикратно исполнила свой долг. Стол был уже почти накрыт; для первого этапа не хватало лишь традиционной миски с салатом, но вот, наконец, показалась и она, торжественно несомая Светой. Компания принялась рассаживаться. Андрей почти не сомневался, что они с Катей сядут рядом, но та села рядом с Марго, и тут же с другой стороны приземлился Шура. Еще одна банальнейшая схема - два приятеля, две подруги... Андрею пришлось довольствоваться местом даже не напротив, а наискосок. "Ну да ничего, - подумал он, - битва только начинается, мы еще поборемся".
      "Только на это вы и способны, - не замедлил констатировать виртуальный Юрий. -Самцы, дерущиеся за самку. Чем вы от животных-то отличаетесь?"
      "Отстань", - ответил Андрей.
      "Это все твои аргументы? Что и требовалось доказать."
      Компания и впрямь предалась животным инстинктам. Полтора десятка молодых и здоровых людей, почти половине из которых пришлось к тому же совершить довольно длинную прогулку по морозу, могли, наконец, больше не сдерживаться и набросились на еду. Стучали о тарелки ножи и вилки, сосредоточенно работали челюсти, миски и банки мелели на глазах. Постепенно, однако, интенсивность пожирания снижалась; голод отступал, а впереди ждали еще курица, жаркое и пирог (Света и Марго пару раз выходили на кухню проведать, как они там). Челюсти по-прежнему работали, но теперь больше в процессе разговора, нежели еды; уже было выпито несколько тостов, начиная с "За нас с вами и за хрен с ними" и заканчивая "Ну, чтоб не последняя!"; наступил черед застольных баек и анекдотов. Андрей слушал рассеянно; что-то было не так. Ему как-то не удавалось влиться в общее веселье. Вероятно, виной тому было то обстоятельство, что Шура, совсем, кажется позабыв о мастдайных мелкомягких, уже оживленно болтал с Катей, почти не отвлекаясь даже на то, чтобы посмеяться над очередным анекдотом, включая и рассказанные Сулакшиным. Но было и еще что-то, заставлявшее Андрея чувствовать себя не в своей тарелке... пожалуй даже, это был некий физиологический дискомфорт. Съел что-то не то? Пожалуй, нет... скорее, здесь просто душно. Надо открыть окно. В начале вечеринки комнату проветривали, но с тех пор прошло уже достаточно времени. Стрелки часов близились к полуночи.
      Словно в ответ на его мысль о свежем воздухе, Золотарев выудил из кармана пачку сигарет и щегольскую зажигалку. Этот жест послужил сигналом остальным курильщикам, коих в компании было большинство.
      -Так, начинается химическая атака, - констатировал Андрей. -Я пошел в укрытие, - перебираясь через колени сидевших справа, он стал пробираться в сторону окна.
      -Угу, Андрюх, открой окошко, а то мы тут задохнемся, - сказал Костик, вставляя в рот сигарету. Юрий бы не преминул высказаться насчет "умилительной логики этих двуногих без перьев".
      Андрей взялся за шпингалет. Он видел отражение комнаты в стекле, видел, что Катя, похоже, тоже оказалась из племени некурящих и чуть отодвинулась в сторону двери, видел, как Дина тянется с сигаретой через стол к зажигалке, которую ей галантно протягивает Иркутов... и в тот момент, когда палец Иркутова двинулся вниз, поворачивая колесико, Андрей понял, что именно было не так в окружающем воздухе. В комнате пахло хвоей (хотя елка находилась во дворе, девушки украсили дом еловыми ветками изнутри), духами, свежеочищенными мандаринами и другой снедью... и сквозь все эти запахи пробивался еще один.
      Запах газа.
      Андрей успел сделать полоборота и открыть рот, чтобы крикнуть, что нельзя зажигать огонь, кажется, он даже успел выкрикнуть какой-то звук... но в этот момент колесико зажигалки высекло искру.
      Удар, полет, боль, темнота.
      Сначала вернулась боль. Потом - холод.
      Особенно холодно было лицу и рукам. Холодно и мокро. Андрей провел языком по немеющим губам и ощутил вкус пресной воды, затем вкус крови.
      Он понял, что лежит в снегу. Где-то позади слышался треск пламени.
      Андрей попытался встать. Безуспешно. Так иногда бывает во сне, когда нужно бежать, а тело тебе не повинуется. Только теперь это был не сон.
      Он вновь попытался подняться, упираясь руками в снег. На этот раз ему удалось приподнять голову. Снег под его лицом был красным от всполохов пожара... нет, от всполохов он был рыжим, а красным он был от крови. Андрей осторожно ощупал лицо правой рукой. Кажется, глубокий порез на лбу и на правой щеке тоже... Ну еще бы, его вышвырнуло сквозь стекло. Но хуже было с левой щекой. Казалось, она вся состоит из боли. И это не порез, это ожог. Ему еще очень повезло, что он не обгорел весь - очевидно, падая, перекатился по снегу, и это сбило пламя. Удивительно, что уцелел глаз... оба глаза. Возможно, он моргнул в самый момент взрыва. Возможно. Тогда он мог этого не заметить. Теперь не замечать моргания было трудно - оно отдавалось болью, левое веко тоже было обожжено.
      Но боль - это не самое страшное. Боль можно стерпеть. В это трудно поверить, но можно, люди терпят и не такое. Главное - он видит, слышит, чувствует, его руки работают - пальцы закоченели в снегу, но теперь кровообращение восстанавливается... ноги! Он понял, что не чувствует ног.
      Он вообще не чувствовал нижнюю половину своего тела.
      "Ушиб, это просто ушиб и последствия шока", - сказал он себе. "Сейчас это пройдет".
      "Не говори глупостей, - ответил ему Юрий. Сейчас его голос звучал так отчетливо, словно он стоял рядом. -Хоть раз в жизни назови вещи своими именами. У тебя сломан позвоночник."
      "С какой стати? - возмутился Андрей. -Я упал на мягкий снег!"
      "Тебя вышвырнуло взрывом через закрытое окно. Твоим телом выбило прочную деревянную раму. Да и потом могло приложить каким-нибудь обломком."
      Андрей застонал и, упираясь руками, повернулся набок. Теперь он мог видеть пылающий дом и разбросанные вокруг головешки. Его обожженная щека чутко откликнулась на идущее от огня тепло.
      -Эй! - крикнул он и поразился, как слабо звучит его голос. -Есть кто живой?
      Лишь жадный треск пламени был ему ответом.
      "Никаких шансов, - сказал Юрий. -Ты находился в самом выигрышном положении - у окна. Тебя выбросило. Остальные просто сгорели внутри."
      Сулакшин снова перевернулся на живот. Ребра с правой стороны незамедлительно отозвались болью, тупой, но сильной. Сломаны? Пожалуй, все-таки нет, иначе было бы еще хуже.
      Надо доползти до входа. Если кто-то выжил, там есть следы. И потом, там машины. Если они, конечно, не уехали. Андрей не умел водить машину, а если бы даже и умел, как бы он это делал без ног? Но об этом он пока не думал. Надо ползти. Это не сложно. Напрягаем мышцы левой руки... вот та-ак... теперь правой... как больно, блин! пра-авой... ничего, к боли можно притерпеться... опять ле-евой...
      Он дополз до угла и, едва завернув за него, понял, что надежды были тщетными. Обе "Нивы" горели. Судя по всему, догорали, так что бензобаки уже успели взорваться, и с этой стороны опасности не было. Очевидно, машины стояли слишком близко к выбитой взрывом двери по крайней мере, одна из них, с которой огонь перекинулся на вторую.
      "Ты бы все равно не смог вести, - утешил Юрий. -Даже завести бы не смог. Водители из города не оставляют ключ в зажигании, даже если приезжают в лес."
      "По крайней мере я мог бы забраться внутрь и ждать помощи, а не лежать на снегу", - возразил Андрей.
      "Бессмысленно рассуждать в сослагательном наклонении. Исходи из реальной ситуации."
      В этот момент чуть в стороне от машин Андрей заметил лежащую в снегу фигуру. Значит, кому-то все-таки удалось выбраться! Вряд ли этого человека могло выбросить через дверь - они все тогда были в комнате, никто не находился в передней. Значит, он выбежал сам. И хотя он, несомненно, ранен, иначе не лежал бы на снегу, но, вероятно, все-таки жив.
      Андрей, как мог быстро, пополз к лежавшему. С каждым движением вперед, однако, он все больше убеждался, что простертая в снегу фигура кажется черной вовсе не из-за особенностей освещения.
      Когда он подполз вплотную, подозрения превратились в уверенность. Черные лоскуты сгоревшей кожи и одежды покрывали все тело. На фоне общего запаха гари, шедшего от пылающего дома, резко пахло горелым мясом, жжеными волосами и какой-то химией - должно быть, синтетикой, входившей в состав костюма. Судя по комплекции, это была девушка; к тому же из снега в паре метров позади торчала туфля.
      Андрей передвинулся правее, и его лицо оказалось рядом с головой трупа. На его несчастье, голова была повернута в его сторону, и он увидел то, что еще недавно было лицом, способным очаровать большинство мужчин. Оскал зубов в безгубом рту, дыра на месте носа, спекшиеся мутные шары глаз, вывалившиеся из орбит и свисающие на ниточках нервов. Круглую голову, странно выглядящую без волос, покрывала черная корка. Среди этой корки, на том месте, где когдато было ухо, Андрей увидел вплавившуюся в кожу сережку с голубым камешком.
      Катя.
      Ее пышные, воздушные волосы сослужили ей плохую службу. Они вспыхнули, как тополиный пух. Хотя, конечно, дело не только в волосах. В тот момент, когда она выбежала, она уже горела вся. Скорее даже следует винить ее одежду, оказавшуюся слишком легко воспламеняющейся.
      Андрей уже начал отползать в сторону, и в этот момент его желудок принялся исторгать все, что было съедено и выпито. Андрей блевал, не в силах даже поднять голову достаточно высоко, и брызги летели ему в лицо, а кислый, отдающий вином запах бил в ноздри, вызывая новые позывы. Наконец последние, уже сухие спазмы перестали сотрясать измученное тело. Андрей с трудом отполз от оставленной им лужи и в изнеможении упал на снег.
      "Долго ты намерен здесь прохлаждаться?" - осведомился Юрий.
      "Пока меня не спасут", - обессиленно ответил Андрей.
      "Тебя никто не спасет. Дом скоро догорит, и к утру не останется даже дыма, который можно заметить с шоссе. Вас хватятся не раньше завтрашнего вечера. Ночью обещали по области до минус двенадцати. К тому времени, как сюда кто-нибудь доберется, твой труп уже промерзнет настолько, что по нему можно будет стучать, как по дереву - если кому-то вдруг захочется сплюнуть через левое плечо."
      "Что же делать?"
      "Ты меня спрашиваешь? Ну вообще-то вариантов два: лежать и ждать смерти или ползти к людям."
      "До станции шесть километров. И до Силикатов - почти пять."
      "Ничего не могу с этим поделать."
      Андрей обдумал ситуацию. В поселке у станции, конечно, есть медпункт, телефон и все такое, но до станции ему не доползти. До Силикатов - тоже не просто, но это, по крайней мере, ближе. К тому же всего через два километра он будет уже на шоссе, а там можно встретить машину. Конечно, ночью шансы не велики, но может же ему повезти хотя бы в этом. На самом деле два километра до шоссе по прямой, а он не может ползти по глубокому снегу, да еще без всяких ориентиров. Значит, нужно двигаться тем путем, каким приехали сюда "Нивы", и путь получится несколько длиннее. Но об этом лучше пока не думать. Главное - машины оставили следы на снегу, и он не собьется с дороги. Тропа, ведущая до проселка - самый сложный участок, на ней много снега, и хорошо, что ее предстоит преодолеть в первую очередь, пока у него еще достаточно сил. Достаточно ли? Не думать об этом! Надо ползти вперед. Ле-евой... пра-авой... ле-евой...
      Преодолев пару десятков метров по следу протекторов, Андрей наткнулся на какой-то бесформенный предмет, торчавший из снега. Он поднес эту вещь к глазам; это оказалась кастрюля, наполовину вывернутая наизнанку - одна из ее ручек смотрела внутрь. Андрей оглянулся на горящий дом и теперь увидел его с третьей стороны с той, где находилась кухня. Здесь не осталось стены и поднимавшейся над ней части крыши; тлеющие обломки были веером разбросаны в радиусе не меньше тридцати метров. Андрей надеялся, что среди этих разбросанных по снегу предметов нет ничего хуже обломков стены или мебели.
      "Если даже и есть, что от этого меняется?" - хмыкнул циничный Юрий.
      К тому времени, как Андрей преодолел поляну и углубился в лес, он впервые почувствовал, насколько здесь холодно. Гигантский костер уже не согревал его, и эффект первичного шока уже не действовал, а ведь его теплая куртка, шапка и перчатки остались в доме. Кисти рук нестерпимо ломило, снег забивался под пиджак (черт его дернул надеть пиджак, надо было просто взять свитер) и лез в лицо. В последнем обстоятельстве, правда, был и некоторый плюс - это избавило от мерзкого вкуса во рту после приступа рвоты и предохраняло хотя бы от жажды. И все же холод пронзал все его израненное тело. А ведь это только начало пути, и с течением ночи температура будет только падать... Он попытался ползти быстрее, чтобы хоть как-то согреться. Л-левой, п-равой, л-левой, п-равой...
      Его запала, впрочем, хватило не слишком надолго. Он остановился, посмотрел вперед (чертова проселка все еще не было видно, хотя Андрей хорошо помнил, что от него до поляны рукой подать) и бессильно уронил голову в снег. Отдышавшись, он пополз дальше в первоначальном темпе. Но чем дольше он полз, тем сильнее становился иррациональный страх, что он ползет не туда, хотя следы шин ясно указывали путь.
      "Что, если они приехали каким-то кружным путем?" - подумал он.
      "Вот делать им больше нечего! - усмехнулся Юрий. -Ползи давай."
      "Но почему до сих пор нет проселка?"
      "Потому что ползком на руках человек передвигается значительно медленней, чем пешком или тем паче на машине".
      По мере того, как он полз, под его грудью скапливался снег, и Андрею приходилось периодически останавливаться, чтобы отгрести его в сторону. Его била крупная дрожь, зубы стучали. Холод, пронизывающий холод был едва ли не хуже, чем боль, к которой он уже начал привыкать.
      Наконец под его бессильно опущенным лицом - он уже давно не смотрел вперед, мыщцы шеи затекали, отдаваясь болью в затылке вместо рыхлого снега оказался накатанный наст. Проселок! Сколько времени он сюда добирался? Когда он в первый раз взглянул на запястье, то не обнаружил там часов - должно быть, ремешок оборвался или расстегнулся. Субъективно ему казалось, что он ползет уже не один час - а ведь это был лишь самый короткий отрезок пути. Так или иначе, это первая победа, и он заслужил более продолжительный отдых. Андрей растянулся на ледяной дороге, словно на пуховой перине. Сейчас он немного полежит и поползет дальше... сейчас... немного...
      "Не спать!!! - рявкнул Юрий ему прямо в ухо. -Нашел время и место!"
      "Я... я не хотел", - испуганно оправдывался Андрей.
      "Не ложись больше. В следующий раз отдыхай, опираясь на локти."
      Андрей, наконец, выбрался на дорогу целиком, развернулся направо и пополз дальше. Ле-евой... пра-авой... Теперь стало легче. То ли несколько минут сна помогли, то ли открылось второе дыхание... да, прежде всего, гладкая ровная дорога пришла на смену засыпанной снегом тропе. И даже ноющая боль в закоченевших руках куда-то отступила... он их просто уже не чувствовал.
      "Пальцы! - не замедлил отреагировать Юрий. -Разотри их снегом, пока не поздно!"
      "Да ну, и так хорошо", - вяло подумал Андрей.
      "Нет, вы только полюбуйтесь на этого идиота! Ты кровеносную систему в школе проходил? Ты понимаешь, что в данный момент твои руки умирают, и придется их тебе ампутировать?"
      Андрей встряхнулся и пополз к обочине, чтобы зачерпнуть снега. Несколько раз провел одной ладонью по другой, растирая между ними рассыпчатый белый порошок... с тем же результатом он мог бы тереть друг о друга деревянные дощечки.
      "Работай, работай пальцами, - наставлял Юрий, - сжимай-разжимай, сжимай-разжимай. Ты должен восстановить кровообращение."
      Он попробовал. Пальцы не слушались. Это было дикое зрелище он смотрел на свою руку и не мог сжать ее в кулак. Впрочем, если учесть то, что произошло с его ногами...
      Нет, руки он так просто не отдаст! Он принялся тыкать рукой в дорогу, заставляя пальцы сгибаться. Сперва они шевелились бессильно, словно резиновые, затем... в них родилось легкое покалывание, и пальцы дрогнули в ответ на усилия его мышц. Он поспешно проделал то же самое с другой рукой и снова принялся яростно тереть руки снегом. Покалывание усилилось, превращаясь в жжение... затем он почувствовал, как в его пальцы горячей волной возвращается боль.
      Возвращается жизнь. Жизнь - это боль.
      На какой-то момент боль стала такой сильной, что он закусил губу и застонал. Но пальцы снова работали. Он растирал их еще какое-то время, потом осторожно согрел дыханием.
      "Теперь разотри нос и уши", - велел Юрий. Это оказалось легче, хотя тоже болезненно.
      Ле-евой... Пра-авой... Ле-евой... Пра-авой... Леее...вой... Прааа...вой... Лее...вой - передышка - праа...вой - передышка... Сколько он уже прополз? Сколько в пространстве и сколько во времени? Какая бесконечная ночь... Ночь смены лет. Ночь праздника и веселья. Люди пьют шампанское, дарят друг другу подарки и поздравляют "с новым счастьем". Им нет дела до того, кто, коченея и выбиваясь из последних сил, ползет с перебитой спиной через нескончаемый черный лес... ползет, словно полураздавленный таракан...
      Андрей снова ощутил на губах теплую соленую влагу, но это уже была не кровь. По его щекам текли слезы.
      Он вспомнил, как однажды в детстве поймал большую муху и оторвал ей все ноги, оставив крылья. Ему было любопытно, как она теперь будет летать. Отпущенная в воздухе, муха полетела с плавным снижением, а потом ударилась в стену и упала на пол. Оттуда взлететь она уже не смогла и лишь жужжала, медленно сдвигаясь вдоль пола.