Закат уже горел расплавленным золотом в окнах небоскребов, а на востоке всходило орбитальное зеркало. Я люблю это краткое время, когда на небе сияют два солнца – настоящее и отраженное, и Земля кажется планетой двойной звезды… Но, любуясь световыми эффектами, я чуть не пропустил, как в саду Батлеров клумба вместе с несколькими деревьями отъехала в сторону, и из образовавшейся круглой дыры в воздух поднялся темно-синий мобиль. “Мицубиси Форд 400М”, как и у меня. У нас с Дэном одинаковые машины.
Это соображение навело меня на новую мысль. До этого я намеревался всего лишь поравняться с Дэном в воздухе, открыть окно и застрелить его. Лучевое оружие – чертовски удобная штука, недаром его не продают частным лицам. Помнится, в старых фильмах из лучевых пистолетов вылетали этакие сверкающие стержни, летевшие так медленно, что от них можно было увернуться, да еще издававшие при этом визг или чмоканье… Поразительная безграмотность. Направленное излучение на то и направленное, что его не видно со стороны (разве что в рассеивающей среде), бьет оно бесшумно и со скоростью света. Ни один из пассажиров летящих поблизости мобилей ничего не заметит. “Мицубиси Форд” с мертвым Батлером будет продолжать полет по прежнему курсу, ведомый компьютером, потом совершит посадку… Пройдет достаточно времени, прежде чем тело обнаружат.
Но теперь мне разонравилась эта идея. Батлер умрет мгновенно, так и не узнав, кто его убил. Конечно, Дорогу Рону Второму он этим освободит, но неплохо бы заставить его уплатить по счетам Рону Первому. За все те гнусности и интриги, которые он пустил в ход, чтобы место генерального менеджера досталось ему.
Так что я решил не убивать его в воздухе, а проследить, куда он полетит. Может быть, там нам удастся уединиться на пару слов.
Минут через десять я догнал его, пристроился в хвост и велел компьютеру следовать за ним, соблюдая дистанцию. Даже интересно, куда это он собрался на ночь глядя. Только бы он не сел на защищенную стоянку…
Позади остались особняки элиты и деловой район. Мы летели над многоквартирными домами среднего класса. Над одним из домов мобиль Батлера вдруг мигнул стоп-сигналами и, сбросив скорость, приземлился на свободное место на крыше. Никакого защитного поля здесь, конечно, не было – не тот уровень жилья. Я описал широкий полукруг, глядя, как фигурка Дэна скрывается в дверном проеме, и тоже пошел на посадку, опустив мобиль подальше от батлеровского.
Нападать на него прямо на крыше было, конечно, глупостью: в любой момент может выйти кто-нибудь из жильцов, да и пролетающие сверху могут заметить. У меня был готов более хитрый план, возникший в ту минуту, когда я вспомнил о сходстве наших машин. Но прежде следовало узнать, сколько у меня времени.
Я запросил у компьютера адрес дома, вышел в сеть и загрузил список жильцов, а затем, введя свой пароль, – список сотрудников нашего отделения “Юнайтед Роботикс”. Выяснилось, что в доме проживают трое наших людей. Два из них были ничем не примечательные мелкие сошки, которых вряд ли почтил бы личным визитом сам генеральный менеджер. А вот третья, мисс Лора Дейтон… Что ж, очень похоже на истину. Старый пошлый сюжет: босс и его секретарша. Интересно, какие байки он рассказывает своей жене. Впрочем, какие бы ни рассказывал, вряд ли у него хватит наглости провести здесь всю ночь. Но часа два у меня есть.
С пистолетом во внутреннем кармане я выбрался на крышу и, петляя между машинами, пошел к моби-лю Дэна. Конечно, внутрь мне не влезть: его компьютер не откроет постороннему, а при попытке взлома
поднимет тревогу. Но лючок подзарядки мало кому в голову придет запирать. На крыше, как обычно, было несколько зарядных автоматов; я подошел к ближайшему, оплатил заказ анонимной карточкой, благо мелкие суммы разрешается платить анонимно, взял толстый кабель с четырьмя гнездами на конце и потащил его к мобилю Дэна. Прежде чем вставить кабель в лючок, я лучом пистолета разрезал снизу изоляцию. После того как гнезда с мягким щелчком приняли в себя клеммы мобиля, осталось лишь надавить на кабель сверху – и его нижняя часть замкнулась на корпус.
Я отскочил от шарахнувшего искрами разряда. Запахло озоном и горелым пластиком. Отлично, теперь дыра в изоляции обгорела и уже нельзя однозначно сказать, что это сделано лазером. А электросистема мобиля выведена из строя. Не вся, конечно, но достаточно, чтобы летать было нельзя.
Я выдернул кабель и засунул его обратно в автомат, а затем позвонил в бюро ремонта и сделал заказ, оплатив его все той же карточкой. “Принято, сэр, эвакуатор прибудет через семнадцать минут”, – сообщил приятный девичий голос. За что люблю роботов – они не задают лишних вопросов.
Семнадцать минут спустя, как и было обещано, тяжелый грузовик-эвакуатор с низким гудением завис над стоянкой. В стальном брюхе открылся люк, и на тросе вниз спустился приземистый робот. Деловито открыв в задней части “четырехсотого” крышку гнезда диагностического интерфейса, он сунул туда щуп, убедился, что множественные отказы в электросистеме действительно имеют место, и вознесся обратно. Грузовик опустился ниже, четыре могучих опоры-манипулятора обхватили мобиль Дэна, а затем эвакуатор со своей ношей плавно взмыл и взял курс на ремонтный Центр.
Я вернулся к своему мобилю, сел в кабину и перелетел на то место, где только что стояла машина Бат-лера. Остался последний штрих – изменить изумрудную окраску на темно-синюю. Но это как раз одна из фирменных особенностей “четырехсотых” – покрытие, меняющее коэффициент преломления под действием магнитного поля. Вводишь в компьютер цветовые составляющие – и окраска корпуса меняется на глазах.
Я перебрался на заднее сиденье. В моем плане оставалось одно слабое место – Батлер мог заметить, что у машины другой номер. Но я надеялся, что он выйдет от любовницы не в том настроении, чтобы присматриваться к номерам.
Ждать пришлось не так уж долго, чуть больше получаса. Все-таки Дэн, при всех его недостатках, деловой человек и ценит свое время. Не глядя в сторону номера, он подошел к двери, открывшейся по моей команде, и, что-то насвистывая, плюхнулся на переднее сиденье.
– Компьютер, блокируй двери, – сказал я.
Батлер испуганно обернулся.
– Рон? Что ты здесь делаешь?!
– Жду тебя.
– Как ты попал в мою машину?
– Ошибка. Это ты попал в мою машину.
Он дернул ручку двери, сначала слегка, потом сильнее. Никакого результата.
– Видишь? Компьютер слушается меня, а не тебя. Компьютер, затемни окна, поднимись до эшелона тридцать и возьми курс на запад.
Батлер овладел собой и широко улыбнулся.
– Рон, у тебя получился классный прикол, я и в самом деле испугался. А теперь, если не возражаешь, я тороплюсь домой.
– Возражаю, Дэн.
Улыбка еще висела на его лице, как неубранный после праздника транспарант, но блекло-голубые глазки снова забегали.
– Это что, похищение?
– Нет.
– А что?
– Убийство. – Я наставил на него пистолет.
Похоже, эта мысль показалась ему столь невероятной, что он на миг обрел прежнюю самоуверенность:
– Рон, ты же не хочешь сказать…
– Хочу. И сказать, и сделать. У меня есть другая кандидатура на пост генерального менеджера. Это же бизнес, не так ли, Дэн?
Его пухлые губы задрожали, на лбу выступил пот. Тем не менее он постарался придать голосу максимум твердости, когда заявил:
– Ты не выстрелишь.
– Почему? – искренне заинтересовался я.
Он, похоже, собирался воззвать к доводам морального характера, но, взглянув мне в глаза еще раз, передумал.
– Если эта пушка зарегистрирована не на тебя, она просто не сработает. А если сработает, полиция немедленно получит сигнал.
– Если кто-то из нас двоих и идиот, то этот кто-то не я, – просветил я его. – Мне прекрасно известно обо всех этих полицейских штучках. А вот тебе, похоже, неизвестно, что помимо стандартного оружия существует и другое, от этих штучек свободное. В кругах, в которых я был вынужден вращаться в юные годы, оно именуется мытым. Его либо изготавливают в подпольных мастерских, либо переделывают из стандартного. Дело это трудное, опасное и, разумеется, подсудное, но нет такой вещи, которую люди не сделали бы за деньги – тебе ли этого не знать.
Он окончательно потерялся. Только открывал и закрывал рот, как рыба.
– Нет, – наконец пролепетал он. – Не надо.
– Считаю по пяти, – сообщил я. – Попробуй за это время придумать аргумент, почему мне не следует тебя убивать. Раз.
– Рон, пожалуйста!
– Два.
– Ради нашей дружбы!
– Карьера значила для тебя куда больше нашей Дружбы. Почему я должен рассуждать иначе? Три.
– Я завтра же подам в отставку!
– Ты сегодня же побежишь в полицию. Четыре.
– У меня жена и дети!
– А также любовница-секретарша. Я в курсе. Пять.
Он крепко зажмурился, и в наступившей тишине я услышал какой-то странный стук. Сперва я кинул взгляд на приборную панель, проверяя, уж не вышло ли что-нибудь из строя в самый неподходящий момент, а затем понял, что это клацают его зубы. Я подождал еще несколько секунд, а затем выстрелил ему в переносицу.
Тело я выбросил в лесу, в восьмидесяти милях за городом. Затем велел компьютеру лететь назад.
После первого в моей жизни убийства я не почувствовал ничего особенного. Было, разумеется, удовлетворение от воплощения в жизнь (или правильней сказать, “в смерть”?) моего плана, но ни сумасшедшей радости, ни страха, ни раскаяния я не испытывал. Просто решенная проблема. И, размышляя о том, чем мне заняться теперь, я подумал, что остались и другие проблемы, которые мне следует решить прежде, чем они достанутся Рону Второму.
В частности, с какой стати ему платить алименты Шиле? Может быть, в неком высшем смысле такое заслужил я, как наказание за непростительную глупость, которую допустил, женившись по любви, – но уж никак не Рон Второй, которого тогда и на свете не было. Закон считает иначе, но сейчас закон – это я.
Я проверил индикатор заряда (разумеется, единственный выстрел в Батлера съел совсем чуть-чуть энергии) и посмотрел на часы. С этими орбитальными зеркалами, уничтожившими ночь, часто сбивается субъективное ощущение времени… Было 8:20 пополудни, и лететь оставалось еще минут пятнадцать. Что ж, еще совсем не поздно, чтобы нанести моей бывшей дорогой женушке визит.
На сей раз я не опасался лететь к ней прямо домой. Потому что, черт возьми, прежде, чем она загребла его по решению суда, это был и мой дом. И я знал, где там находится компьютер и как убрать из его памяти нежелательную для меня информацию.
Защитного поля не было – все же это дорогая игрушка, а скидки, которые “Юнайтед Роботикс” предоставляет своим сотрудникам верхнего звена, теперь Шилу никаким боком не касались. Так что я сел прямо во двор. Дверь, разумеется, была заперта, и системы охраны – настороже, готовые поднять тревогу и вызвать полицию, но я совершенно не собирался вламываться или прокрадываться в здание. Я просто позвонил Шиле из мобиля. Как я и рассчитывал, она оказалась дома.
– Шила, это я. Впусти меня, нам нужно поговорить.
– Рон? – она смотрела на меня так, словно я был коммивояжером, оторвавшим ее от любимого сериала. – Не о чем нам разговаривать. Если ты намерен оспаривать решение суда, обращайся к моему адвокату.
– Я не собираюсь ничего оспаривать… – начал я, но она меня не слушала:
– Это, в конце концов, невыносимо. Я истратила на тебя шесть лет моей жизни. Три месяца длился этот ужасный судебный процесс. И вот, наконец, только я почувствовала себя свободной, как ты снова объявляешься у меня под окнами и собираешься прочесть мне очередную нудную лекцию. Лекцию о том, какой ты замечательный и какие идиоты все, кто с тобой не согласен.
– Шила…
– Я вычеркнула тебя из своей жизни, Рон, пойми ты это наконец. Я не желаю тебя ни видеть, ни слышать, ни помнить. Наш брак был ошибкой, и лучше было исправить ее поздно, чем никогда. Так что, пожалуйста, оставь меня в покое!
– Шила, черт побери! Ты можешь замолчать на Минуту и выслушать?! Я умираю!
– Ну да, конечно. Ты всегда умираешь на своей работе, ни на что другое тебя не остается. А сколько раз я умирала от тоски, живя, как монашка, при живом-то муже, целыми днями уткнувшемся в свой компьютер!
– Шила!!! Это не фигура речи! Я на самом деле умираю. У меня рак мозга!
– Ага, и даже сейчас я должна решать твои п… – Ее рот захлопнулся на полуслове. До нее, наконец, дошло. – Рон, ты это серьезно?
– Хотел бы я, чтобы это было шуткой…
– И… – Она мучительно подбирала слова. – Точно уже ничего нельзя сделать?
– Ничего. Мне осталось совсем немного.
На ее накрашенном лице отразилась борьба чувств, ей явно не хотелось меня впускать, но в то же время в свете открывшихся обстоятельств она не решалась ответить отказом.
– Входи, Рон, – сказала она наконец. – Я в гостиной.
Она встретила меня в дверях комнаты и тут же отступила на шаг, словно боясь, что я попытаюсь ее поцеловать. Злость исчезла с ее лица, уступив место иному выражению. Нет, не жалости – скорее страха. Она смотрела на меня так, словно моя болезнь была заразна. Словно в моем обличье в дом вошла сама Смерть Собственно, так оно и было, но она об этом пока что не могла знать. Мой пистолет лежал во внутреннем кармане.
– Садись, – она сама опустилась на наш длинный восточный диван, тянувшийся почти через всю комнату. Я подвинул себе кресло и сел напротив. Она коротко посмотрела на меня, затем снова отвела взгляд куда-то в угол. Пальцы с наманикюренными ногтями теребили край халата. За ее спиной беззвучно катились невысокие волны и в лучах заката реяли чайки – жидкокристаллические обои демонстрировали программу “вечер на море”.
– Ну, как ты тут живешь? – спросил я, прерывая неловкое молчание.
– Ну, в общем, у меня все о’кей, – начала она неуверенно, но вскоре оживилась: – Вот сад переделывать собираюсь. В этом сезоне в моде китайский стиль. Магда себе уже такой сделала, прелесть! Эти бумажные фонарики мне так понравилось… Жалко, что сейчас уже не бывает темноты, я думаю, не заказать ли над садом крышу с затемнением. Я взяла у Магды контактный ее дизайнера…
Она болтала еще о чем-то, но я не слушал. Я смотрел на женщину, с которой прожил шесть лет. Внешне она почти не изменилась, разве что стала больше краситься, сколько я ни отговаривал ее от этой дурацкой манеры. И все же я с трудом мог узнать в этой самодовольной стерве ту нежную девушку с серебряным голосом, которая очаровала меня когда-то. Хотя она и тогда была пустышкой, красивой куклой. Но я говорил себе, что это не от недостатка ума, а от недостатка образования; я тешил себя надеждой, что сам займусь развитием ее личности, что сделаю из нее идеальную спутницу для себя, это представлялось мне интересной творческой задачей…
– Что ты сейчас читаешь? – перебил я ее монолог. Она замерла с открытым ртом, брови округлились укоризненно.
– Но… Рон… я давно уже… сейчас вот сериал идет интересный…
И с этой женщиной я прожил последние годы своей жизни. И эта женщина виновна в моей смерти – если бы не этот чертов бракоразводный процесс, я бы, наверное, обратился к врачу раньше…
– Зачем ты столько красишься, Шила? Я тебе столько раз говорил, что это вульгарно. Чем больше человек озабочен своей внешностью, тем меньше у него внутри. А с этими зелеными волосами ты и вовсе похожа на утопленницу.
Она не знала, обидеться ей или принять это как шутку, и оттого ее лицо обрело комичное выражение. Пока она решала этот вопрос, до меня вдруг дошло, что даже такая глупая вертихвостка, как Шила, не стала бы наводить макияж на ночь глядя без всякого повода. И еще я припомнил, что за время разговора она пару раз мельком взглянула на часы.
– Ты кого-то ждешь, – понял я.
– Ну… в общем, да.
– Понятно, – я поднялся из кресла и прошелся по комнате. – И кто же он?
– Рон, я больше не твоя жена. Я не обязана давать тебе отчет, – смущение быстро испарилось из ее голоса.
– Ну конечно. Но я почему-то обязан отдать тебе этот дом и платить алименты. Тебе не кажется, что это нелогично? Впрочем, логика никогда не была твоей сильной стороной.
– Так ты все-таки пришел насчет раздела имущества! – ее голос окончательно обрел тот же мерзкий тембр, что и во время разговора по ви-фону.
– Да. И я нашел более дешевый и эффективный способ, чем обращаться к адвокату.
Я достал пистолет и навел его на Шилу. В ее глазах метнулся испуг, но она тут же презрительно скривила напомаженные губы:
– Брось, Рон. Ты на это не способен.
– До чего же вы все неоригинальны, – вздохнул я. – Один наш общий знакомый, чей труп сейчас валяется в лесу, тоже так думал.
– Ты… ты хочешь сказать, что и вправду кого-то убил?!
– Да, менее часа назад.
– Кого?! – она даже вскочила с дивана. В голосе ее звучал ужас, но я понял, что испугалась она не за себя. Она решила, что я добрался до ее любовника.
– Шила, я ведь больше не твой муж и не обязан давать тебе отчет, – улыбнулся я.
Ее взгляд сосредоточился на пистолете, смотревшем прямо в вырез ее халата.
– Ты и в самом деле хочешь меня убить? – Она все еще не верила.
– Именно за этим я и пришел.
– А… твоя болезнь? Это правда?
– Нет, конечно. Я это придумал, чтобы ты впустила меня в дом.
Она стрельнула глазами налево, затем направо и поняла, что пытаться бежать бессмысленно. Никому еще не удавалось убежать от лазерного луча. Ее лицо побледнело, отчего макияжные пятна выступили особенно безобразно, затем вдруг стало наливаться багровой яростью. Но прежде, чем поток ругательств успел сорваться с ее губ, она вдруг снова переменилась в лице.
– Рон, – сказала она, – я тут подумала… ну, насчет нашего брака… вообще-то я была неправа… все было не так уж плохо… и даже… мы, может быть, могли бы…
Рука Шилы коснулась кнопки халата, и тот легко соскользнул к ее ногам, оставив ее совершенно голой. В этом сезоне загар опять был не в моде, так что кожа у нее была белая, как брюхо лягушки. Шила стояла так и улыбалась мне – как ей казалось, обольстительно, но на самом деле заискивающе.
Я выстрелил три раза.
Она повалилась на диван, конвульсивно изогнулась, словно в порыве страсти, и застыла с бесстыдно раскинутыми ногами. Я заметил, что она снова отрастила волосы на лобке – меня всегда тошнило от этого зрелища. Я брезгливо отвернулся.
В тот же момент раздался переливчатый звонок. Кто-то хотел войти в дом.
Я поднял с пола халат и вытащил из кармана пульт. Шила всегда его там таскала. Наведя пульт на стену, я нажал кнопку – на фоне золотистого морского заката возникло изображение звонившего. Камеру, которая показала бы ему меня, я, конечно, включать не стал.
Я моментально узнал его. Это был Ловелл, психокорректор Шилы. Человек, разрушивший наш брак.
Ну, то есть, конечно, этот брак был ошибкой с самого начала. Но в первые годы мы как-то ладили. Окончательно все пошло наперекосяк, когда она стала посещать его сеансы.
В прежние времена деньги из людей тянули психоаналитики, теперь психокорректоры. Если можно считать и записать личность целиком, то можно это проделать и с отдельным ее фрагментом. Попутно внося изменения, избавляющие человека от комплексов, внушающие ему уверенность в себе, вытравляющие неприятные воспоминания и т.п. Разумеется, деятельность психокорректоров обставлена кучей всевозможных запретов и регламентации, дабы не позволить им злоупотреблять своей властью. Любые изменения производятся только с письменного согласия пациента, вся аппаратура психокоррекции находится в собственности Министерства здравоохранения и не подлежит передаче в частные руки, любые производимые на ней действия протоколируются. Но правозащитники упорно твердят, что всех этих мер недостаточно, и у меня есть серьезное подозрение, что в этом они правы.
– Привет, сладкая, – сказал он, глядя в камеру. – Ты не впустишь своего папочку?
Ах, вот как. Ну конечно, впущу. Я нажал кнопку, открывающую входную дверь, убрал пистолет в карман и вышел в полутемный коридор.
Он поднимался по лестнице, полный самых приятных предвкушений, и заметил меня, только практически столкнувшись нос к носу.
– Рональд? – его лицо на мгновение вытянулось, но тут же вновь обрело профессионально приветливое выражение. – Это вы? – (Нет, придурок, это папа римский!) – А где Шила?
– Шила ждет вас, – я сделал приглашающий жест в сторону гостиной. – Она уже готова.
Он подозрительно покосился на меня, затем еще раз, когда я пошел следом за ним, но все же вошел в гостиную. Мое присутствие никак не входило в его планы, но мысль о том, что у меня больше нет на Шилу супружеских прав, очевидно, притупляла его бдительность. Может быть, он даже решил, что я тоже хочу стать его клиентом.
– Шила? – В моем присутствии он все же воздержался от словечек типа “сладкая”. – Я, кажется, чуть задержался, но… О боже!!!
Надо отдать ему должное – он моментально понял, что она мертва. От лучевого оружия остаются аккуратные маленькие дырочки, почти всегда бескровные, так что их не сразу заметно.
Он резко обернулся и натолкнулся взглядом на мой пистолет.
– Что вы наделали… – пробормотал он.
– Это наши с Шилой дела, – ответил я. – Вы в них не вмешивайтесь, а я не буду вмешиваться в ваши. Вы ведь пришли сюда ее трахнуть? Ну так валяйте, она, как видите, в полной готовности. А я пока подожду.
– Вы совершаете ужасную ошибку, – произнес он. – Давайте спокойно все обсудим.
– Ты не понял, что я сказал? – я нетерпеливо шевельнул стволом в сторону трупа. – Давай, приступай.
– Рональд, выслушайте меня. Вы находитесь в состоянии стресса…
– Снимай штаны.
– Что? – Он глупо уставился на меня.
– Штаны. Ты должен их снять. Ты ведь не можешь трахнуть ее в штанах? Это не под силу даже психокорректору, правда?
– Рон…
– Говорить будешь, когда я разрешу. Снимай, а то я начинаю терять терпение.
Не сводя взгляда с кончика ствола, он расстегнул и спустил ниже колен брюки, затем трусы. Я брезгливо поморщился и перевел ствол на обнажившуюся плоть.
– И этим ты хотел трахнуть Шилу? Тебе, должно быть, приходится здорово промывать мозги пациенткам, чтобы они согласились трахаться с тобой. Пожалуй, если я выстрелю туда, ты ничего особенного не потеряешь.
– Пожалуйста, не стреляйте, – прорвалось у него. От его профессионального самообладания не осталось и следа. – Я сделаю все, что вы хотите…
– Я хочу, чтоб ты умер.
– Пожалуйста, умоляю вас…
– Бери ручку, бумагу и пиши, – я подошел к терминалу гостиной, выдернул бумагу из принтера и положил на столик. – Признание во всех случаях секса с пациентками. Имена, фамилии, даты. Не вздумай врать.
– Да-да… я сейчас… – путаясь в болтающихся на лодыжках штанах, он подошел к столику и принялся писать, неумело водя ручкой. Не часто в наше время человеку приходится писать от руки что-нибудь более сложное, чем собственную подпись.
Одного листа ему не хватило, пришлось дать еще один. Я бегло просмотрел крупные каракули, не забывая следить за Ловеллом, затем отложил их в сторону.
– Очень хорошо. Теперь иди к Шиле.
Он прошаркал к дивану и остановился, преданно глядя на меня.
– Хочешь еще что-нибудь сказать перед смертью?
– Вы же обещали, что отпустите меня!
– Я? – удивился я. – Когда? Я только велел, чтобы ты написал признание.
– Моя смерть вам ничего не даст! – он сорвался на визг. – У меня есть резервная копия!
– Во-первых, тебе это ничем не поможет – ты-то сдохнешь, – напомнил я. – Во-вторых, до твоей копии я тоже доберусь, как только она появится. – На это, конечно, у меня уже не оставалось времени, но он-то этого не знал.
Он силился еще что-то сказать, но издавал только нечленораздельные звуки. Внезапно из вялого пениса Ловелла на его голые ноги, на спущенные штаны и на пол полилась желтая струйка мочи.
Я выстрелил.
Забрав листки из гостиной, где уже распространялся мерзкий запах, я прошел в свой бывший кабинет и включил терминал там. Я сунул признание Ловелла в сканер и отправил копии в Комиссию по медицинской этике и в редакции нескольких газет.
Теперь следовало позаботиться о себе и удалить из памяти домашнего компьютера всякие упоминания о моем визите. Я привычно ввел имя “администратор”, пароль и…
“Пароль неверен. Доступ запрещен”, – огорошила меня машина.
Опечатка? Я попробовал еще раз. Тот же результат.
Шила! Чертова сука, она сменила пароль! Вот уж не думал, что это придет в ее глупую голову. К компьютерам она относилась так, как первобытный дикарь – к магическим амулетам. То есть пользовалась, не имея понятия, что это такое, и уж тем более не смея что-то менять. Не иначе, Ловелл ее надоумил.
Так, ладно, без паники. Несмотря на все разъяснения специалистов по информационной безопасности, которые сейчас печатают даже в женских журналах, абсолютное большинство пользователей – а уж такие, как Шила, в первую очередь – используют очень простые и легко подбираемые пароли. Чаще всего – имя сексуального партнера. Как зовут Ловелла? Джон? Нет, кажется, Джеймс.
“Джеймс”, – ввел я.
“Пароль неверен. Доступ запрещен. Предупреждение! Трижды введен неверный пароль. Доступ заблокирован”.
Ну, это еще не так страшно. Это только на пятнадцать минут. А вот если и следующая серия из трех попыток окажется неудачной, компьютер отправит сигнал в полицию…
Пятнадцать минут я слонялся по дому, как зверь по клетке. Наконец уселся за терминал в спальне.
“Джим”.
“Пароль неверен. Доступ запрещен”.
“Ловелл”.
“Пароль неверен. Доступ запрещен”.
Вот дерьмо. Если идея смены пароля принадлежит Ловеллу, то, может быть, “Шила”? Нет, он был не так глуп – если пароль придумал он, мне его в жизни не подобрать… Да и рисковать больше нельзя. Придется потрошить компьютер.
Я поднялся на чердак, куда от всех терминалов сходились провода к центральному системному блоку. Чтобы вытащить матрицу с записью, придется отключать питание – а это значит отключение управляемых компьютером систем безопасности по всему дому. А это, в свою очередь, значит сигнал в полицию. Но не сразу – бывают ведь и случайные сбои питания, – а через тридцать секунд. Чертовски мало, но надо успеть.
Я вздохнул, надел перчатки, еще раз мысленно представил всю последовательность действий и вырубил оба тумблера, основной и резервный. Не тратя время на отвинчивание, срезал винты лучом. Сорвал крышку. Отсоединил шлейфы других устройств – матрица специально упрятана в самый низ, чтоб труднее было извлекать. Сорвал пломбы. Выдернул разъемы. Еще четыре выстрела по кронштейнам – не повредить бы чего по соседству… Рванул из недр корпуса увесистый прозрачный параллелепипед.
Не поддается!
Рванул сильнее – матрица выскочила, но при этом я порвал перчатку о разрезанный кронштейн. Однако рука вроде не пострадала – а то бы они нашли частички крови и кожи, и ДНК-анализ указал бы на меня даже точнее, чем компьютерная запись. Теперь подсоединить обратно все шлейфы (главное – не перепутать, какой куда!) и, не тратя времени на закрывание крышки, снова включить питание.
Я посмотрел на часы. Ровно тридцать секунд. Кажется, уложился. Или нет? Монитор показал, что терминалы в трех комнатах не работают – видимо, что-то я все-таки подсоединил криво. Но это мелочи, а вот время…
Матрицу я отправил в мусоросжигатель, выставив максимальный температурный режим, а сам выбежал из дома и прыгнул в мобиль, велев компьютеру подняться на скоростной эшелон и лететь в противоположном от ближайшего полицейского участка направлении.
Минут через двадцать, несколько раз поменяв курс, я удостоверился, что меня не преследуют. Но город, пожалуй, лучше все-таки покинуть. Почему бы не слетать, к примеру, на западное побережье? А там в спокойной обстановке подумаем, что делать дальше… Дом можно арендовать прямо в полете.
Но вот чего я не могу сделать прямо в полете – это поесть. В мобиле остались лишь ингредиенты для пары коктейлей, этого явно недостаточно. Перед дальней дорогой надо бы подкрепиться. Я запросил у компьютера ближайший ресторан.
– “Желтый цеппелин”, сэр, – ответил компьютер. – Два километра, десять часов.
“Десять часов” – это не время работы, а направление. И действительно, повернув голову на шестьдесят градусов влево, я и без всякого компьютера смог увидеть “Цеппелин” – огромный вакуумный аэростат, висящий над городом на восьмисотметровой высоте. Четыре троса, заякоренные на крышах ближайших небоскребов, удерживали его на месте. Сбоку он и впрямь походил на цеппелин, но собственных двигателей у него не было, да и форма была на самом деле не веретенообразной, а эллипсоидной, этакий сплюснутый сверху и снизу шар. Верхняя часть эллипсоида была не желтой, а синей от фотоэлементов, питавших ресторан энергией. Гондола, тоже круглая, имела две палубы – на нижней находилась стоянка мобилей, на верхней – собственно сам ресторан, окруженный смотровой галереей. Вскоре после свадьбы Шила упросила меня свозить ее туда, но больше я там не был: цены кусаются, да и вообще я всегда предпочитал тратить на еду как можно меньше времени и питаться дома.
Но сейчас я решил, что мой визит в “Цеппелин” не слишком подорвет бюджет Рона Второго, и я вполне могу позволить себе поужинать там во второй и последний раз в жизни. На стоянке как раз осталось последнее свободное место, куда я и посадил свою машину. По ажурной винтовой лестнице я поднялся на вторую палубу и вошел в ресторан.
Внутреннее убранство воспроизводило стиль “Хинденбурга” и других дирижаблей прошлого века. Разумеется, вместо стали, кожи и дерева использовались современные сверхлегкие полимеры, но иллюзия выглядела очень правдоподобно. Даже свет орбитального зеркала, бивший прямо в круглые восточные иллюминаторы, встречал на своем пути не обычное поляризационное затемнение, а старинные шторки. Роботы-оркестранты (скорее всего – нашего производства), одетые по моде двадцатых годов XX столетия, наигрывали негромкие мелодии в стиле ретро.