Мобиль плавно опустился у подножия небоскреба. Джедсон поднялся по мигающим всеми цветами радуги ступеням мимо гигантских букв «TTT: Transport — Travelling — Tourism» и вошел в просторный холл.

— Что вам угодно? — спросил мягкий женский голос с потолка.

— Туристско-эмиграционное агентство, — ответил Джедсон, сдерживая легкое волнение.

— Третий лифт, 48 этаж, направо, пожалуйста, — посоветовал голос.

Под аккомпанемент вкрадчивого голоса, рекламировавшего услуги компании, Джедсон поднялся на лифте и вышел в коридор. Комната, куда он вошел, никак не сходилась с его представлениями о туристско-эмиграционном центре. Помимо красочных плакатов на стенах, здесь был всего один стол, заваленный проспектами, слева на столе стоял компьютер, справа от стола — сейф, а за столом сидел человек не в комбинезоне компании, а в обычном костюме. Он привстал и вежливо поздоровался с клиентом. Джедсон что-то промямлил в ответ и встал у стола в нерешительности.

— Итак, вы, вероятно, устали от блеска и суеты нашего мира и ищете планету поспокойнее? Вы садитесь, что вы стоите?

— Благодарю. Честно говоря, я сам не знаю, что я ищу. Но в этом мире мне и впрямь чего-то не хватает.

— Я могу предложить вам тестирование на компьютере.

— Я лучше сперва посмотрю проспекты.

Джедсон вытащил первый попавшийся. «Посетите Лэсту — мир сексуальных свобод!» — призывали яркие буквы. «Официальная абсолютная полигамия — многомужество и многоженство. Государство создает все условия. Никаких болезней. Все местные жители — гуманоиды, неотличимые от землян. Убедитесь сами!» Голографические фото демонстрировали прекрасных лэстианок и лэстиан в полу— и совершенно обнаженном виде. В конце указывалась весьма внушительная цена. Джедсон повертел проспект и взял следующий.

«Ролинг — рай, доступный всем! Широкий ассортимент психостимулирующих средств. Любое блаженство в стакане коктейля. Отличаются от земных наркотиков абсолютной безвредностью и отсутствием привыкания при значительно большем эффекте.» Одна из голограмм изображала председателя земной медкомиссии, известного медика, с удовольствием пьющего ролингийский коктейль. «Никакого вреда, кроме наслаждения!» — гласила подпись. Джедсон взял следующий проспект.

Проспекты были рассчитаны на разные вкусы: предлагались планеты для любителей охоты, альпинизма, планеты с патриархальными поселениями в духе первых колонистов, даже планета, где можно было по желанию менять форму тела. Предлагалось и осваивать новые, еще не освоенные миры — за это уже компания платила клиентам. Ни один из проспектов не привлек внимания Джедсона. Он уже подумывал о Лэсте, но вдруг наткнулся на нечто совершенно особенное.

Обложку проспекта украшали портреты Наполеона и еще каких-то внушительных личностей в гривастых шлемах — вероятно, Александра Македонского и Юлия Цезаря. «В наше время, когда миром правят компьютерные парламенты, а государства образовали союзный конгломерат, когда роль политики свелась практически к нулю, уже не может раскрыться талант государственного деятеля. Но кто может поручиться, что среди нас нет Наполеонов и Александров? Вы имеете редкую возможность получить всю полноту власти и раскрыть свои государственные способности в одном из государств планеты Вирт! Не упустите свой шанс на величие!»

— Это что, серьезно? — спросил Джедсон, протягивая проспект.

— Розыгрышами мы не занимаемся, — ответил служащий. — Наша специальность — транспорт, туризм, путешествия.

— Но ведь Земля не ведет войн и не имеет колоний!

— Вы, конечно, слышали о пирамиде Симонса? — вместо ответа спросил служащий.

— Ну да. Чем выше уровень организации планеты, тем меньше таких планет в Галактике, — ответил Джедсон.

— Правильно. У подножия пирамиды — мертвые планеты, вершина — Земля и еще две цивилизации нашего уровня — Три Мира. Цивилизации более высокого уровня либо не существуют, либо не дают о себе знать. А развивающихся цивилизаций несколько десятков — и возникшие самостоятельно, и выросшие из земных поселений, получивших автономию. И если они хотят, чтобы мы оказывали им помощь, они должны изворачиваться, предлагать такие услуги, которые мы примем именно от них, а не от других. Что только не сдается в концессию! Виртианцы сдали свою независимость. Весьма неплохой выход. Согласно договору, присылаемые с Земли правители не имеют права, возвращаясь на Землю, увозить с собой что-либо из богатств государства. Так что расходы на правителя идут только во время его правления. Сами посудите, много ли съест один, пусть самый прожорливый, диктатор? А Вирт имеет доход с каждого из них.

— Стало быть, эта власть не пожизненна?

— Вы платите за каждый день правления. В принципе можете платить всю жизнь, если имеете надежный источник дохода.

— И каков порядок оплаты?

— За первоначальный срок желательно все сразу — так нам легче планировать вакансии. Впрочем, если захотите продлить контракт, можно и оттуда переводить нам деньги из любого банка Земли.

— А размер платы?

— Зависит от государства. Вы кем хотите быть?

— Императором, — сказал Джедсон, подумав. Служащий запросил компьютер и ответил:

— К сожалению, все империи сейчас заняты. Могу предложить довольно дешевый пост президента Лантрийской республики — сто долларов в день плюс доставка туда и обратно. К вашему прилету там как раз освободится вакансия. Ну что, согласны?

— Давайте контракт.

Служащий нажал кнопку, и часть крышки стола вместе с проспектами ушла вниз. Когда она вновь поднялась, на ней лежал текст контракта.

— На сколько дней?

— На три месяца.

— Сто дней? — улыбнулся служащий.

— Зачем повторяться? Три месяца, девяносто два дня.

Джедсон пробежал глазами текст и размашисто подмахнул внизу.

— Корабль вылетает семнадцатого. Получите билет. Приятного вам правления, — пожелал служащий и обаятельно улыбнулся.

Звездолет второго класса «Вирджиния» выглядел не менее внушительно, чем небоскреб компании. Джедсон расположился в двухместной каюте, оборудованной в стиле ретро. Стены были отделаны под черное дерево; старинный стол и большие кресла казались неуклюжими и массивными; круглый иллюминатор в тяжелой раме задергивался шторкой. И хотя Джедсон понимал, что «черное дерево» — пластиковая пленка, мебель сделана из сверхлегких полимеров, а иллюминатор — обычный телеэкран, все равно создавалось ощущение тяжеловесной роскоши минувших веков. Соседом Джедсона по каюте оказался благообразный пожилой джентльмен, с первого дня зарекомендовавший себя общительным собеседником. Звали его Самуэль Уильямс.

— Куда вы летите, молодой человек? — полюбопытствовал он сразу после процедуры знакомства. Узнав, что на Вирт, Уильямс оживился:

— И в каком же качестве, позвольте узнать?

— В качестве президента Республики Лантри, — ответил Джедсон со скромным достоинством.

— Значит, еще один наш клиент?

— Стало быть, вы тоже работаете в ТТТ?

— Работал, молодой человек, 35 лет. А теперь пора и на покой. Я решил провести остаток жизни на Вертере — тихая колониальная старина… Компания за безупречную службу предоставила мне контракт на льготных условиях. И надолго, простите за любопытство, вы заключили контракт?

— На три месяца.

— О! Удержаться в Лантри три месяца не так просто.

— Удержаться? Что вы хотите этим сказать? Ведь компания гарантирует…

— Компания гарантирует вам приход к власти, но не ее удержание. Разве вас не предупредили? Через три месяца вас заберет звездолет, а что с вами сделают аборигены за этот срок — ваши проблемы.

— А если меня убьют?

— Заплатят огромный штраф, если не докажут, что это самоубийство, естественная смерть или несчастный случай. Но у них такие адвокаты…

Джедсону стало не по себе. Однако он постарался состроить безразличную гримасу и спросил:

— А внешние конфликты там бывают?

— Вы имеете в виду войны? Их никто не запрещал, но их не бывает. Видите ли, компании в принципе все равно, кто будет платить за правление, так что завоевавшему вас государю придется платить ТТТ за двоих, за власть в двух странах. Как правило, на это не хватает средств даже у самых честолюбивых правителей. Кроме того, сознание недолговечности завоеваний: сразу по окончании правления завоевателя будут восстановлены прежние границы.

— Ну, а все-таки? Вдруг завоевателем окажется миллиардер?

— Миллиардеры почти не бывают нашими клиентами. Им, как правило, и на Земле неплохо живется. Какой смысл менять власть реальную, приносящую доход, на власть призрачную, доходы отнимающую?

— Скажите, а эти аборигены могут… взбунтоваться и объявить себя независимыми?

— Даже если какое-нибудь государство пойдет на это, его быстро урезонят соседи. Они уже тридцать лет строят экономику на наших дотациях, остаться без нашей помощи для них — смерть, не говоря уже об уплате неустойки.

— А если они сочтут, что могут дальше развиваться самостоятельно?

— Что вы, Вирт — совершенно варварская планета. У них со странами раннего капитализма соседствуют рабовладельческие империи. Мы не слишком стремимся продавать им технологии. Там есть современные заводы с земными специалистами, производящие на дешевом местном сырье продукцию на экспорт, но эти заводы принадлежат земным компаниям. Контракт с Виртом заключен на пятьдесят лет, и, полагаю, они будут просить продления.

Услышанное несколько успокоило Джедсона, и он сообщил Уильямсу, что пойдет в ресторан. Там он просидел полчаса над одним бокалом, убеждая себя, что все не так плохо. Весь вечер в этот день он курсировал между рестораном, видеосалоном и бильярдной и в общем недурно провел время. Вернувшись в каюту, Джедсон дал себе зарок более о Вирте Уильямса не расспрашивать. Но на другой день он вспомнил слова Уильямса о том, что удержаться на посту президента Лантри непросто, и не утерпел.

— Беспокойное государство, — пояснил Уильямс в ответ на вопрос Джедсона, в чем опасность республики. — Военные, промышленники, финансисты, латифундисты, крестьяне, горожане, разные национальности, левые и правые террористы — и у всех со всеми противоречия. Собственно, развитие всей планеты идет ускоренными темпами, до появления землян в Лантри и не помышляли о капитализме. Поэтому сейчас у них помесь всех укладов и строев. Угодить всем невозможно, а лавировать не всегда получается. Помнится, был там президент из европейцев, Берг или Браун, не помню точно. Решил устроить в Лантри демократию, плюрализм, гражданские свободы и так далее. Ну и что? В государстве, где накануне не было ни одной оппозиционной партии, их оказалось пятнадцать. Предприятия встали, в деревнях пошли погромы, двое генералов в один день решили совершить государственный переворот и три дня дрались друг с другом в столице. Сражение кипело и вокруг президентского дворца. Незадачливый демократ воспользовался общей неразберихой и бежал. Этим он себя и погубил. Ну, взяли бы дворец, посидел бы месяц в тюрьме до прилета звездолета, никто бы его убивать не стал — тут уж не спишешь на несчастный случай. А он бежал и пропал без вести — очевидно, прибили в общей неразберихе, даже не признав в нем президента. И ведь даже штраф, подлецы, не заплатили. Несчастный случай, и все тут.

— Стало быть, нужна жесткая диктатура?

— Почти все лантрийские президенты были диктаторами, только не всем это помогало. Помню, я оформлял контракт некому Сеано. Так вот он устроил там режим государственного террора. Для этого он все время повышал льготы военным и сотрудникам госбезопасности. Одного не учел: недолговечности своей власти (контракт на четыре месяца был подписан). Вышло так: те, кого он одаривал привилегиями, не хотели иметь их четыре месяца, а затем вражду с народом. Народ же и четыре месяца его терпеть не пожелал. Ну, он, правда, умнее оказался, убегать не стал, да не помогло. Уж больно он всем надоел…

— Короче, что с ним сделали?

— Затоптали в парадной зале дворца. Да и совсем разум потеряли от вида крови. Ох, и резня у них началась! Зато штраф нам уплатили весь, до последнего цента. Что с вами? Вам нехорошо?

— Черт меня дернул заключить этот контракт! Да это просто подлость со стороны вашей компании!

— Послушайте, а что вы хотите? Вам и так создали тепличные условия. Наполеону и Юлию Цезарю пришлось приложить немало усилий, чтобы только захватить власть, а вам ее преподносят готовенькой.

Джедсон был подавлен, однако нашел в себе силы продолжить разговор:

— Но там хоть есть какие-нибудь земные представительства, кроме заводов?

— Есть, но они ни во что не вмешиваются, это нейтральные наблюдатели.

— Но они хоть пользуются неприкосновенностью?

— Они — да, но никакое третье лицо укрывать не имеют права. Когда с Виртом подписывали контракт, нам удалось на этом пункте неплохо сбить цену. Видите ли, возможность расправы над неугодными создает им хоть какую-то видимость независимости…

— Да оставьте вы свои коммерческие подробности! Чертовы обманщики!

Уильямс почувствовал что-то вроде жалости к Джедсону. Он придвинулся к лантрийскому президенту и положил руку ему на плечо.

— Напрасно вы так! Вам просто не повезло с государством. В той же Байро-Байре, если не задевать интересы духовенства, можно жить припеваючи.

— Но мне-то подсунули Лантри!

— Да и, в конце концов, в проспекте ясно сказано: раскрыть свои государственные способности. Для их раскрытия лучшего места, чем Лантри, не придумаешь. Ну а если у вас их нет, то нечего было и соваться.

Остаток недели полета Джедсон провел дурно. С Уильямсом он больше не разговаривал. Один лишь раз спросил, сколько землян погибло на Вирте за все время действия концессии. Но едва Уильямс открыл рот, как Джедсон закричал: — Нет, не надо!

В систему прибыли на шестой день. Джедсон еще спал. Его не мучили кошмары, как две ночи перед этим; ему снился героический сон. Он стоял на балконе в каком-то допотопном мундире и, кажется, треуголке с плюмажем, о чем-то вещая восторженной толпе внизу. Сон оборвал Уильямс.

— Вставайте, президент, вы проспите свое государство.

— Разве мы не будем садиться?

— «Вирджиния» — слишком большой корабль, чтобы менять курс из-за одного пассажира. Вас отвезет планетарный катер. Багаж уже там.

Вскоре Джедсон занял место в катере. Его мягко вдавило в кресло. Джедсон взглянул в иллюминатор. Катер быстро удалялся от «Вирджинии». Мелькнули буквы «ТТТ» на корме, мигнули пару раз сигнальные огни, и звездолет пропал среди звезд. Зато впереди росла планета Вирт.

Катер приземлился в единственном лантрийском космопорту недалеко от столицы, города Сильдорга. Джедсон нерешительно направился к выходу. Люк ушел вниз, увлекая за собой трап. Джедсон постоял, прислушался — стояла мертвая тишина — и шагнул на первую ступень.

Над космопортом взревело «Ура!» Бетонное поле было заполнено встречающими. Оркестр фальшиво грянул «Старз энд страйпс», встречающие размахивали американскими флагами, на которых, как Джедсон заметил, не хватало нижнего ряда звезд. Стараясь не морщиться от звуков оркестра и широко улыбаясь присутствующим, новый президент спустился спустился по трапу на ковровую дорожку, уходившую на край поля. Тут же он увидел, что навстречу ему идут двое: один в синем костюме с желтой лентой через плечо и свитком в руках, другой в черном мундире с галунами и эполетами, с красной лентой и шпагой на поясе. В руках у него был горящий факел. Подойдя, штатский протянул свиток, а военный — факел и шпагу. Джедсон оказался в замешательстве, не зная, что брать. Он вспомнил, что вместе с билетом на звездолет получил какую-то инструкцию, но так и не удосужился ее прочитать. Но тут Джедсон увидел за спинами исполняющих церемониал невзрачного человека в сером скромном костюме, жестами объяснявшего ему, что надо делать. Повинуясь ему, новый президент взял обеими руками шпагу, приложился к ней губами и отдал военному; затем взял факел правой рукой, а свиток — левой, и поднял их над головой; в это время военный ловко прицепил шпагу к его поясу. Таким образом, церемония ничем не была нарушена, и Джедсон в сопровождении бравых ребят в золотых касках — видимо, национальных гвардейцев — проследовал к ожидавшей его машине. Это был древнего вида — впрочем, для этой планеты вполне современный — лимузин с двигателем внутреннего сгорания, черный, громоздкий и, кажется, бронированный. В нем не было ничего от изящества плавных линий земных мобилей; он походил на катафалк, однажды виденный Джедсоном в музее. У машины вновь произошло замешательство — Джедсон не знал, куда девать факел

— и вновь на помощь пришел человек в сером костюме. Унеся куда-то президентские регалии, оставив, впрочем, Джедсону шпагу, он сел в машину на заднее сиденье. Джедсон сел рядом с ним; переднее сиденье занимали двое мускулистых гигантов. При виде их Джедсону стало несколько не по себе.

— Кто это? — спросил он шепотом своего соседа.

— Справа ваш главный телохранитель, слева второй телохранитель, он же шофер.

— Это люди? — спросил Джедсон, понимая всю бессмысленность подобного вопроса здесь.

— О чем вы? А… конечно. Роботов вы нам не продаете, а своих у нас нет.

В этих словах Джедсону послышался упрек. Он что-то буркнул и замолчал.

Президентский кортеж мчался по улицам Сильдорга. Здесь не было толп и приветствий: прибытие новой власти стало здесь столь частым и привычным явлением, что не находилось даже любопытных. Необходимый приветственный минимум был выполнен, а требовать большего считалось уже дурным тоном. Город Джедсону не понравился. После уносящихся ввысь земных мегаполисов с парками на двухсотметровой высоте и ресторанами на полукилометровой Сильдорг производил впечатление гнусного гибрида деревни и города, лишенного как городских удобств, так и деревенской прелести. Наконец машина влетела в ворота президентского дворца. Трехэтажный особняк с колоннами, балконами, эффектными фронтонами и бьющими фонтанами, бельведером на крыше и мраморной лестницей внизу произвел на Джедсона благоприятное впечатление. Гвардейцы салютовали ему; человек в сером провел его в президентские покои на втором этаже; и, уже приняв ванну и сидя на террасе, обдуваемый теплым ветерком, Джедсон подумал, что президентское существование в сущности не так уж плохо. Неожиданно он почувствовал, что он не один на террасе. Сзади стоял все тот же человек в сером костюме; бог его знает, когда он успел он появиться.

— Не будет ли у вас каких-либо распоряжений? — поинтересовался он.

— Пока нет… а вы, собственно, кто такой?

— Я ваш первый советник Роэс Эрайде.

Подобное уверенное заявление покоробило Джедсона.

— Не кажется ли вам, что я сам имею право назначать себе советников?

— О, разумеется! Но пока вы здесь никого не знаете, и, пока вы освоитесь, я, с вашего разрешения, останусь в своей должности. Я служил пятнадцати президентам, и ни один из них не пожелал меня отстранить.

— Откуда у вас такое чистое произношение? Никогда бы не подумал, что вы не землянин.

— Я получил образование на Земле, в Гарвардском университете. Знаете, я и правда почти землянин. Варварство собственных соотечественников порою угнетает меня, и я часто провожу досуг в обществе землян.

— И много их здесь?

— Господин Крэбс, управляющий заводами Би-Би-Ай, Рестон и Теллис — инженеры, Нортон, Саймонс и Хард — представители ТТТ, Сильвер и Додсон — дипломатические представители, а также доктор Коффин — вот, собственно, и все земное общество столицы. Они, а также местные тузы Оэрд, Перейтос, Дотт, Вохепс и, конечно, генералы Крэг и Зимонс-Дель составляют столичный высший свет.

— А правительство?

— Каждый президент формирует его своих приближение, это уже не высший свет, а двор, пользуясь земной терминологией.

— Вы меня поражаете своей эрудицией, на Земле уже столетия нет этих понятий…

— Благодарю за комплимент, ваше превосходительство.

— Кстати, какова здешняя официальная структура? Должности, обращения и т.д.

— Все это зависит от конкретного президента. Вот наиболее распространенный вариант такой структуры: президент, глава государства, может быть и главой армии, официальное обращение — ваше превосходительство или гражданин президент; военное министерство, министерства внутренних дел и госбезопасности во главе с триумвиратом — генералами, которые назначаются президентом или парламентом; Парламент или Совет — либо существует либо нет, депутаты либо назначаются президентом, либо избираются народом, либо имеет право наложить вето на решение президента, либо нет, подконтролен триумвирату; политические партии партии — почти всегда запрещены; дополнительные государственные органы, если президент таковых пожелает; полиция и различные виды войск, подконтрольны триумвирату; народ — подконтролен всем вышеперечисленным, имеет те свободы, которые дает президент, называет его отцом и учителем, а триумвират — стражами и блюстителями; обращение к народу — граждане. Конституция официально есть, но каждый президент пишет ее заново, а потому никто ее не знает и не выполняет. Уголовный кодекс заново не переписывается, но постоянно расширяется, имеется широкая система тюрем и лагерей. Официальная религия — нилатизм, основной народ — лантрийцы, есть и нацменьшинства, денежная единица — соллер, неконвертируемая валюта, примерно полтора ваших доллара по официальному курсу. Герб, гимн, флаг зависят от конкретного президента.

— Кстати, к вопросу о флаге… Сегодня, во время приветствия… не надо американских флагов и гимнов! Я не посол Соединенных Штатов, я ваш президент! Я представляю не Америку, а себя лично!

— Конечно, учтем. Кстати, вопрос о флаге и гербе желательно решить поскорее.

— Тогда принесите мне те, что были здесь до меня.

— Видите ли, — сказал Эрайде извиняющимся тоном, — за последние тридцать лет здесь сменилось более ста президентов, так что это довольно большой ворох — я имею в виду флаги.

— Ничего, тащите их сюда.

Эрайде подошел к столику, снял трубку с музейного для Джедсона вида телефонного аппарата и распорядился о флагах. Через несколько минут секретарь принес обещанный ворох, действительно довольно внушительный — кроме флагов, в него входили гербы и тексты гимнов. Джедсон принялся разбирать наследие предшественников. Большинство из них стремилось «увековечить» в государственных символах свои имена, фамилии или профили, некоторые — собственную страну (клиентами ТТТ были люди разных национальностей). Одни полагались на собственное воображение, другие использовали старинные геральдические символы. Часто встречалось английское название государства — Separated Republic Lantry. И вдруг Джедсон наткнулся на довольно странный герб. Он имел вид вытянутого пятиугольного щита, верхнюю часть которого, как и нижнюю, треугольную, обвивали ленты с надписями на непонятном языке. На прямоугольной части щита была изображена змея, обвивающая меч, расположенный вертикально острием вверх. Рукоять была обвита двумя витками, лезвие семью. Над острием и по бокам были изображены три четырехлучевые звезды. Коварный вид змеи с открытой пастью и высунутым жалом вызвал у Джедсона нехорошее предчувствие.

— Что за дурацкий герб! — воскликнул он в раздражении. — Какой шизофреник его выдумал?

— Это национальный герб Лантри, — ответил первый советник. — Надпись на нем — название государства на нашем родном языке. Вообще-то я рекомендовал бы вам по крайней мере на людях проявлять больше уважения к нашим национальным символам. Вы понимаете, у народов, лишенных независимости, особенно сильны национальные чувства…

— Все равно, зачем надо было помещать в герб змею? — пробурчал несколько сконфуженный Джедсон.

— Змея издавна считалась у нас символом мудрости и благородства.

— Ну уж змея-то — благородства? Жалит исподтишка…

— Змеи первыми на человека не нападают, — ответил с достоинством Эрайде.

Джедсон еще некоторое время осматривал флаги, затем, когда ему это наскучило, откинулся в кресле.

— Ладно, я решу этот вопрос до вечера. Если будут какие дела — сообщите.

Президент повернулся лицом к дворцовому скверу и, глядя на буйство зеленой растительность и колючую проволоку над окружающей дворец стеной, предался сиесте. Разбудил его голос того же Эрайде:

— Если гражданин президент не занят… Члены триумвирата.

Джедсон с неохотой обернулся. Распахнулись двери, послышалось звяканье и бряцание, и вошли трое военных. Первого из них президент узнал: он встречал Джедсона на космодроме. Теперь на нем не было ленты, зато шпага в золоченых ножнах была на своем месте, ничуть не хуже отданной Джедсону — или, может быть, та же самая? Черный мундир был еще великолепнее: к золотым галунам и эполетам прибавились золотые аксельбанты, количество которых делало генерала похожим на парусник в полной оснастке; обе стороны груди генерала были увешаны орденами. Все это вздрагивало, колыхалось и звякало при каждом его шаге. Второй военный был в белом мундире с серебряной шпагой и эполетами без бахромы, его ордена умещались на одной стороне груди. Наконец, третий выглядел совсем не внушительно: он был не в парадном мундире, а в зеленом френче, вместо эполетов довольствовался погонами, не имел шпаги, но имел пистолет в кобуре, а вместо орденов грудь его украшали перенятые у землян орденские планки. На рукаве у него был черный угловой шеврон. Эрайде представил прибывших:

— Верховный главнокомандующий и военный министр генерал Зимонс-Дель,

— он указал на черного, тот звякнул, вытягиваясь, — министр внутренних дел генерал Бин, — им оказался белый, — и министр госбезопасности и шеф Черного Легиона генерал Морт.

Не открывая своего незнания о Черном Легионе в присутствии генералов, президент обменялся с ними демократичными рукопожатиями. После нескольких малозначительных фраз президент не стал их задерживать.

— С государственными делами покончено, — сказал Джедсон. — А нет ли у вас чего-нибудь… — он сделал популярный на Земле жест. Эрайде тоже его понял.

— Сейчас принесут отличного земного коньяку.

За коньяком беседа оживилась.

— А что такое Черный Легион? — спросил Джедсон.

— Ваша личная гвардия, — ответил Эрайде, наполняя рюмочку.

— И этот… как его… Морт — командир?

— Шеф. Командир — Килт. Сейчас я его вызову.

Килт оказался рослым детиной; форма его весьма походила на мортовскую, но шеврон был в два раза тоньше, погон был один и черный, а орденов не было вовсе. Спросив, все ли благополучно, Эрайде отпустил Килта.

— Тогда почему бы шефом не быть мне? — поинтересовался Джедсон.

— Президент не должен заниматься такими мелочами. К тому же они все прекрасно справляются со своими обязанностями. Вот, взгляните, схема постов.

Первый советник протянул президенту схему дворца и сквера и принялся тыкать в нее пальцем.

— У главных ворот, у задних ворот, здесь, здесь и здесь… в сквере тут и там… парадный вход, черные входы… лестничные площадки… Вы защищены надежно.

— Да, верно, — согласился Джедсон, думая, что, в случае чего улизнуть из дворца будет затруднительно.

— А могу я изменить посты?

— Да, но лучше согласовать это с командиром — Легион подчиняется непосредственному начальнику.

— А могу я сменить командира?

— Да, но поставьте в известность шефа…

— А если и шефа, и весь триумвират… того? — Джедсон засмеялся пьяным смешком.

— Разумеется. Ведь это самые обычные министерства, только обладающие особыми полномочиями.

— Значит, я всех могу сменить?

— Вплоть до самого себя!

Глаза президента мигом потускнели. Он навалился на столик:

— Нехорошо шутите, мистер советник.

— Простите, ваше превосходительство…

Пьяное превосходительство откинулось назад в кресло.

— А как эти генералы называются по-вашему? — спросил он.

— Генералами и называются. За тридцать лет Контракта у нас произошло полное оземнение. Все государственные должности имеют земные названия, большинство населения знает английский.

Президент быстро хмелел — в отличие от Эрайде, который, как и все виртианцы, был мало восприимчив к алкоголю. Своего обещания относительно государственной символики Джедсон в этот вечер, разумеется, не выполнил. Меж тем у дворца столпились любопытные, ожидая поднятия нового флага. Эрайде вызвал первого секретаря и приказал поднять национальный флаг, столь непонравившийся Джедсону.

На другой день Джедсон, увидев флаг, вызвал к себе Эрайде.

— Почему подняли флаг без согласования со мной?

— Видите ли, вчера было трудно провести согласование с вами.

— Попрошу без намеков! Флаг сменить.

— Ваше превосходительство, это национальная традиция… Президент поднимает свой флаг в первый день правления. Дальнейшее изменение флага — подрыв авторитета президента…

— Что вы ко мне прицепились со своими традициями? Ну хорошо, пусть будет незначительное изменение… Выкиньте змею, пусть меч держит леопард, стоящий на задних лапах. Что у вас обозначает леопард?

— Ваше превосходительство, на Вирте нет леопардов.

— Вот и отлично, исполняйте!

— В полдень должен быть исполнен гимн.

Джедсон поморщился. Сочинять гимны он не умел.

— Есть хороший английский перевод национального?

— Пожалуйста.

Президент прочитал и нахмурился:

— Тут есть странные места… «Вставайте на бой за освобождение», «мы не подчиняемся тирании» — что это за намеки?

— Вы, наверное, обратили внимание, что наша республика называется сепаратной. В свое время мы отделились от соседней Дрольфийской империи — не без борьбы, разумеется. Тогда и создан гимн.

— Что это за империя?

— Одна из рабовладельческих империй Вирта, пожалуй, сильнейшая. В то время находилась в упадке, ее ждала участь вашего Рима. Но земляне резко преобразили империю. Теперь она весьма развита, хотя отсталый общественный строй сказывается — их технические достижения куда скромнее наших.

— Кто император?