Их провели в небольшую комнату справа от входа. Здесь почти не было мебели; в одном углу стоял сундук, у окна — старый рассохшийся стол с придвинутым табуретом, а у левой стены — одинокая кровать. Девушка как раз кончила застилать ее и, чуть улыбнувшись, выскользнула в дверь мимо гостей.

— Лишних кроватей, как видите, нет. Хотите — вдвоем на одной спите, или один на полу, это как вам нравится, — сказал Николай Кондратьевич. — Утром разбудить, или сами встанете?

— Разбудите, пожалуйста, пораньше, — попросил Сергей. Он и так потерял слишком много времени, сбившись с трассы, а ведь предстояло еще вернуться на нее.

— Ну, спокойной ночи. Туалет во дворе, если что, — с этими словами хозяин вышел, оставив гостей одних.

— Да здравствует наша глубинка, хранящая традиции русского гостеприимства, — пробормотал Сергей.

— Угу, — откликнулся Алекс. — Я так понял, на хавчик можно не рассчитывать?

— Да, пожрать бы не помешало, — изрек Сергей с некой даже кровожадной интонацией. — Я думал, он предложит, блин! Так быстро смылся… Как думаешь, пойти за ним и попросить?

— Стремный тип, — констатировал Алекс. — У меня такое чувство, что хрен у него допросишься. Хотя — хоть чаю попить мы имеем конституционное право?

— Во-во, — энергично согласился Коржухин, у которого не было ни глотка во рту с той самой первой бутылки пепси, выпитой шесть часов назад. Он уже повернулся, чтобы идти за хозяином, но в этот момент в дверь постучали.

— Войдите! — крикнул Сергей.

На пороге стояла дочь хозяина.

— Вы, наверное, голодные? — спросила она.

— Как волки, мэм! — ответил Алекс, преданно глядя ей в глаза.

— Мам? — удивилась она.

— Ну, это по-английски, — объяснил хичхайкер.

— Вы извините, мы тут в языках не очень…

— Пустяки, — перебил ее Алекс. — Да здравствует русский язык — великий, могучий, правдивый и свободный! Кстати, меня Алекс зовут, а вас как?

— Лида.

— Чудесное имя! Знаете, вообще бывают интересные имена. Одного моего друга, к примеру, зовут Алоизий…

— Алекс! — Сергей посмотрел на него со значением. — Мне казалось, Лида высказала очень дельную идею насчет поесть.

— Да, — кивнула девушка. — Есть вареная картошка, огурцы и помидоры. Будете?

— Само собой! И можно еще чайкУ? — поинтересовался Сергей.

— Подождите немного, сейчас принесу.

Меж тем уже стемнело; Сергей подошел к стене и щелкнул выключателем, но ничего не произошло. Тогда Коржухин встал под абажуром и протянул руку вверх, желая подкрутить лампочку — но тут же брезгливо отдернул руку.

— Током долбануло? — спросил Алекс.

— Да нет, просто тут такая помойка… У тебя фонарик есть? Мой в машине остался.

— Есть, — Алекс порылся в рюкзаке и подошел с фонариком. Луч озарил порванную паутину с висящими в ней мушиными трупами, а за ней — обросшую махровой шубой пыли лампочку.

— М-да, — Сергей, кривясь от отвращения, тщательно вытирал руку о штаны. Алекс меж тем снова слазил в рюкзак, оторвал кусок газеты и, используя его в качестве рукавицы, повернул стеклянную колбу, попутно стерев с нее пыль. Комната озарилась тусклым 40-ваттным светом. Сергей не без оснований подозревал, что, будь лампа помощнее, пыль и грязь отчетливо проступили бы и в других местах.

Вернулась Лида, неся накрытый внушительным куском хлеба чугунок и тарелку с овощами. Поставив это на стол, она снова вышла, чтобы на сей раз принести коричневый чайник с длинный изогнутым носиком и пару поставленных друг на друга тарелок с лежащими сверху чашками и ложками. Сергей и Алекс меж тем подвинули стол к кровати, так как в комнате была лишь одна табуретка.

— Спасибо, — сказал Алекс. — А вы не хотите составить нам компанию?

— Я не голодна, — чуть улыбнулась Лида.

— Тогда, может, просто посидите с нами?

— Разве что чуть-чуть, — девушка опустилась на табуретку. — А то отец ругаться будет.

Путешественники приступили к трапезе. Вопреки ожиданию, картошка оказалась холодной, но жаловаться на это они не решились; к тому же, как известно, голод лучший кулинар.

— А скажите, Лида — что, сегодня в городе было какое-то мероприятие? — поинтересовался Сергей, беря очередной помидор.

— Какое мероприятие?

— Ну, я не знаю… куда народ-то девался? Почему на улицах никого нет?

— Так поздно уже…

— Для лета разве поздно? Светло еще было.

— У нас рано ложаться спать.

— Неужели все? — вмешался Алекс. — Напрасно. По-моему, гулять летней ночью — это очень здорово.

— Только не надо делать это здесь, — ответила Лида, как показалось Алексу, с испугом.

— А что, это кем-то запрещено? — хичхайкер сразу принял воинственный вид.

— Нет, просто… вы понимаете, мы живем на отшибе, и здесь не любят чужаков.

— Значит, те, кто их не любит, все же гуляют по ночам? — сделал логический вывод Алекс.

— Есть и те, что гуляют. И вообще… днем тоже… Знаете, вы извините, но будет лучше, если завтра же на рассвете вы уедете.

— Да что здесь такое творится, вы можете толком объяснить? — воскликнул Сергей, хотя совет Лиды вполне отвечал его планам.

— Ничего… Все нормально… Просто так уж сложилось, что мы живем замкнуто, и посторонних здесь не любят. Хотя, может быть, я и преувеличиваю… Но все равно… Спокойной ночи, — девушка вдруг поднялась и поспешно вышла из комнаты. Путешественники посмотрели друг на друга.

— Ты чего-нибудь понимаешь? — спросил Алекс.

— По-моему, тут что-то нечисто.

— Нечисто… — задумчиво произнес хичхайкер. — Хорошее слово.

— Так или иначе, я уже вышел из того возраста, когда нет ничего интереснее романтических тайн, — решительно заявил Сергей. — Мне надо доставить машину в Новосибирск, и завтра утром я уезжаю. Полагаю, ты со мной?

— Дык, of course.

— Тогда давай спать. Кинем монетку, кто на полу?

— Не надо. Как-никак, ты меня везешь нахаляву. Так что я доброволец, тем паче что и не привыкать.

Они допили чай (оказавшийся, в отличие от картошки, горячим, правда, несладким), после чего Алекс извлек из своего рюкзака какое-то замызганное покрывало, расстелил его на полу и укрылся своей ветровкой, положив рюкзак под голову. Сергея же ждала ночь на настоящих простынях — правда, наученный опытом с лампой, он внимательно осмотрел постельное белье, прежде чем ложиться. Оно оказалось чистым, но пахло затхлостью — должно быть, очень долго пролежало в каком-нибудь ящике. С этим, однако, можно было примириться.

Старая кровать тоскливо заскрипела, принимая вес его тела. Сергей отбросил в сторону одеяло — под ним было бы слишком жарко, тем паче, что окно пришлось оставить закрытым из-за комаров — и укрылся второй простыней. Было очень тихо. Легко было представить себе, что вокруг на сотни километров нет ни единой живой души.

— Ты заметил, что она надушилась? — раздался вдруг голос Алекса.

— Да, от нее действительно пахло какой-то парфюмерией, — припомнил Сергей. — Странно, как-то не вяжется со стилем деревенского дома.

— Ради нас старалась. Точно. Когда мы с ней в дверях разминулись, запаха еще не было.

— Слушай, Дон Жуан, почему бы тебе не направить мысли в более конструктивное русло? Полез флиртовать с первой же секунды. Между прочим, твоя «любовь с первого взгляда» изрядная неряха, как ты мог заметить. В ее доме лампы зарастают паутиной, а гостям подают холодную картошку. Может, она и духи использует с той же целью, что и средневековые дамы — чтобы запах немытого тела перебить.

— Вот так всегда — придет поручик и все опошлит, — процитировал Алекс старый анекдот. — Девушка старалась, а ты про нее гадости говоришь.

— Пытаюсь вернуть твоей голове немного здравого смысла.

— Не хочешь про Лиду — давай про Игнатьев. Как по-твоему, что здесь творится?

— По-моему, — сказал Сергей, подумав, — дело в каких-нибудь махинациях местного начальства. Браконьеров покрывают или, может, водку гонят подпольную… Хотя водку, пожалуй, выгодней поближе к массовому рынку сбыта гнать. Скорее браконьеры или еще что-то, с лесом связанное. И жители в это втянуты. Сам знаешь, с нормальной работой сейчас и в крупных городах не все ладно, а уж в такой-то дыре… Поэтому чужаков и не любят.

— По-твоему, это все объясняет?

— Предложи лучшее объяснение. Только не в духе историй, которые рассказывают ночью в пионерлагере.

— Да, — отозвался Алекс после некоторой паузы, — наверное, ты прав. Кстати, у нас дверь заперта?

— Я не запирал. Да, пожалуй, это не помешает, — Сергей нашарил в темноте свои туфли (после того, что он увидел внутри абажура, ему не хотелось ходить здесь босиком) и, шаркая, направился к двери. Некоторое время он безуспешно пытался нащупать крючок или щеколду, потом зажег свет.

— Смотри!

Сергей резко обернулся на испуганный возглас Алекса, но ничего необычного не увидел.

— Кто-то глядел в окно, — заявил сидевший на полу Алекс.

Коржухин быстро подошел к окну. Оно выходило в сад; в тусклом прямоугольнике света видна была высокая трава и ветви деревьев, почти касавшиеся стекла. Они шевелились, но причиною тому был, по всей видимости, ночной ветерок. Какой-то крупный мотылек полз по стеклу с той стороны; при взгляде на его беловатое брюхо Сергей почувствовал отвращение. Больше ничего не было видно. Сергей подергал за шпингалет, намереваясь открыть окно, но его усилия не увенчались успехом; должно быть, рама, слишком долго оставашаяся закрытой, разбухла и перекосилась.

— Ты уверен, что кого-то видел?

— Нну… Мне так показалось. Он стоял там и смотрел в комнату. А когда ты зажег свет, отпрянул.

— Он?

— Может быть, и она. Или оно. Не знаю, я видел это какую-то долю секунды.

— Так видел или показалось?

— Пожалуй, я бы не стал держать пари, что там кто-то был, — признал Алекс. — Может, просто из-за вспышки света померещилось.

— Скорее всего, так и есть, — Сергей обернулся в другую сторону. — Однако ни крючка, ни щеколды на нашей двери нет. Ну да ладно. Хватит романтических фантазий, давай, наконец, спать.

Он снова выключил свет.

Ночью Сергею снилась гроза. Грохотал гром, холодные плети ливня хлестали в окна, и каждая вспышка молнии озаряла неясные фигуры, стоявшие вокруг. То есть это так только казалось, что они стоят; при каждой новой вспышке они оказывались все ближе. И вот, наконец, при очередном грозовом разряде одна из этих тварей, вынырнув откуда-то снизу, прижалась к окну — и с этого момента уже была видна отчетливо, независимо от молний. Тварь была голой, мокрой, жирной и мучнисто-белой. Ее рыхлое лицо — если это можно было назвать лицом — расплющилось по стеклу. На нем не было ни глаз, ни носа — одна лишь длинная черная щель рта, из которой торчали клыки. Этими клыками урод скреб по стеклу, оставляя потеки яда. Затем, осознав, как видно, что прокусить стекло не получится, существо подняло руки — маленькие пухлые детские ручки — и принялось шлепать и елозить по стеклу синюшными ладошками. По мере этих усилий вены на руках набухали все сильнее и, наконец, лопнули черными рваными трещинами. Из этих трещин вместо крови вываливались сгустки шевелящихся белых червей, которые не падали вниз, а расползались по стеклу. Их становилось все больше, и стекло стало прогибаться под их тяжестью — словно сила гравитации была направлена не вниз, а в комнату. «А ведь это ты их притягиваешь, Алекс», — сказал Сергей, оборачиваясь к своему попутчику. «Так и должно быть, ведь я умер», — ответил Алекс. И в самом деле, он лежал посреди комнаты не на покрывале, а в гробу; лицо его посинело и раздулось, а изо рта торчал язык. «Язык не бывает белый», — подумал Сергей и понял, что на самом деле это холодная вареная картошка. «Как же он может говорить? — удивился Сергей. — Ведь у него во рту картошка. Наверное, через нос!» Сделав это открытие, он почувствовал себя уверенней. В этот момент стекло лопнуло, и черви полетели внутрь, звучно шлепаясь на тело мертвеца.

Сергей открыл глаза. В окно светило солнце, пробиваясь сквозь кроны деревьев; на листьях, словно брильянты, сверкали дождевые капли. Шлепающиеся звуки продолжались, и Сергей быстро понял их природу — это вода с края крыши капала в бочку. Значит, ночью и впрямь была гроза. Коржухин посмотрел на часы.

— Е-мое, уже восемь! Ну и продрыхли мы!

— А?… — одурелый спросонья Алекс поднял голову с рюкзака. На щеке его явственно отпечаталась лямка.

— Мы проспали больше десяти часов. И хозяин, конечно, не чухнулся нас разбудить.

— Может, сам еще спит… — Алекс натянул кроссовки, потянулся и резвым шагом вышел из комнаты. Сергей тоже был непрочь воспользоваться «удобствами во дворе», но сначала следовало одеться.

Через несколько минут, возвращаясь обратно в дом, Коржухин встретил хозяина и спросил тоном хоть и не скандальным, но недовольным, отчего тот не разбудил их, как обещал.

— Вы бы все равно в такой дождь далеко не уехали, — хмуро ответил Николай Кондратьевич. — Да и теперь еще бог весть, выберетесь ли.

— Это по шоссе-то? — удивился Сергей.

— Шоссе, — усмехнулся хозяин. — Думаете, куда ведет это ваше шоссе?

Этот вопрос как раз весьма интересовал Коржухина, но получить ответ он не успел. На улице раздался треск мотоцикла.

— Ну вот, — удрученно изрек Николай Кондратьевич, — это за вами.

Мотор смолк; затем хлопнула калитка, и Сергей увидел идущего по направлению к ним милиционера. Страж порядка не выглядел грозным — серый китель расстегнут, под голубой рубашкой угадывался солидный живот, ремень затянут кое-как, а фуражка сдвинута на затылок. Было ему, должно быть, лет сорок пять, и вершиной его карьеры, как видно, являлись сержантские погоны.

— Здравия желаю, — сказал он, подходя, и Сергей даже с расстояния в пару метров учуял водочный дух. Блюститель закона, однако, явно не относился к любителям выпить — он относился к профессионалам: даже несмотря на несомненно значительную принятую дозу, он выглядел хоть и несколько расслабленным, но в целом вполне трезвым.

Коржухин поздоровался в ответ. Хозяин дома лишь буркнул что-то неразборчивое.

— В гости приехали? — с улыбочкой спросил сержант. Круглое лицо его лучилось благодушием, но взгляд… взгляд Сергею не понравился.

— Нет, проездом, — ответил Коржухин.

— Ну, далеко проехать у вас вряд ли получится, дальше дороги нет. А позвольте мне, по долгу службы, на документики ваши взглянуть?

— С удовольствием, — ответил Сергей, чувствуя внезапный прилив раздражения, — только позвольте мне сначала взглянуть на ваши.

— Вот ведь народ пошел недоверчивый, — сокрушенно вздохнул милиционер и сдвинул фуражку еще дальше на затылок, — то ли дело в прежние времена… — он принялся рыться где-то за пазухой.

— Сейчас не прежние времена, — Сергей решил все же не ссориться с местными властями и пояснить свою недоверчивость, — сейчас кто угодно может форму добыть. Уже и перед гаишником останавливаться опасно, если не на посту, а на трассе где-нибудь в безлюдном месте. Сколько уже было случаев, когда бандиты так машины захватывали. А с другой стороны, попробуй не остановись — а если это настоящий гаишник?

— Не стало порядка, не стало, — кивнул милиционер, нашедший наконец свое удостоверение. Он махнул раскрытой книжечкой перед носом Сергея, так что тот успел увидеть лишь фотографию и фамилию «Сермяга».

— Довели страну…

— Мои документы в доме, — сказал Сергей.

— Охотно понимаю, — снова кивнул Сермяга. — Не пойдет же нормальный человек в сортир с паспортом.

Сергей вздрогнул от подобной проницательности и даже покосился на свою ширинку, проверяя, не расстегнута ли. Хотя, с другой стороны, фраза Сермяги могла быть просто фигуральным выражением.

Они поднялись на крыльцо и прошли в комнату. Алекс метнул обеспокоенный взгляд на вошедших. Как видно, у него не было оснований считать работников милиции лучшими друзьями хичхайкеров.

— Все в порядке, — успокаивающе бросил Сергей, — плановая проверка документов.

Он извлек паспорт и права из внутреннего кармана переброшенной через спинку кровати куртки, а Алекс тем временем слазил в рюкзак, вытащив оттуда свой потрепанный паспорт с потертым гербом несуществующего государства.

— Коржухин Сергей Владимирович, — прочитал вслух сержант, — и Ситников Ал… А-ло-из-ий Петрович. Что ж это вы, Алоизий Петрович, документ свой не бережете? Он у вас скоро разваливаться начнет.

— Все равно скоро на российские менять будут, — беспечно отозвался Алекс.

— Что там будет, это бабушка надвое сказала, — строго ответил милиционер. — Паспорт дается человеку на всю жизнь. Он делает тебя гражданином страны. Кто его не бережет, тот и к стране своей так же относится.

— Виноват, товарищ сержант! — отчеканил Алекс, глядя в глаза Сермяге преданным честным взглядом. — Осознаю. Исправлюсь.

— То-то, виноват… — сержант, похоже, принял это за чистую монету и принялся листать страницы. — Военнообязанный… В армии не служили?

— Я студент, — ответил Алекс, и добавил, не уверенный в глубине правовых познаний блюстителя закона: — Мне отсрочка положена.

— Раньше и студенты служили, и ничего, — проворчал Сермяга. — Армия — школа жизни, — не найдя, однако, к чему еще придраться, он протянул паспорт Алексу и вновь вернулся к паспорту Сергея.

— Выдан 70 отделением города Москва, — озвучил сержант уродливый милицейский канцелярит. — Москвич, стало быть? — он поднял взгляд на Коржухина, и взгляд этот Сергею вторично не понравился.

— Был. Давно уже в Омске живу.

— Ну, не то чтобы очень давно… — Сермяга не поленился изучить страницу с пропиской. — А кем, позвольте узнать, работаете?

Сергей, разумеется, мог ответить что угодно — он ведь не обязан был возить с собой служебное удостоверение. Тем не менее, он предпочел сказать правду:

— В данный момент у меня нет постоянной работы.

— Безработный, значит, — изрек Сермяга таким тоном, каким в прежние времена говорили «тунеядец». — Однако, недурные машины у наших нынешних безработных…

— Во-первых, это не моя машина. Я управляю по доверенности, которую вы держите в руках. А во-вторых — («какого, собственно, дьявола?!») — моя работа и моя машина — это мое личное дело. Документы в порядке? Да. Какие еще претензии?

— Претензии? — милиционер удивленно приподнял бровь, перелистнул еще пару страничек и вернул документы Сергею. — У органов к вам, Сергей Владимирович, никаких претензий нет. Почему вы так нервно реагируете?

— Нет, вот и хорошо, — Коржухин смотрел на сержанта, ожидая, когда тот уйдет. Но Сермяга медлил.

— Вы, стало быть, у Лыткаревых остановились? — осведомился он.

— Мы, собственно, уже уезжаем, — ответил Сергей. — У вас тут можно приобрести карту дорог?

— Это вряд ли, — покачал головой Сермяга. — Да и дороги тут у нас… Сколько лет ремонта не было. Вам еще повезло, что вы сюда добрались.

«Повезло ли?» — мелькнуло в сознании Сергея, а вслух он спросил: — Но вы можете объяснить, каким образом выехать обратно на трассу Омск — Новосибирск?

— До трассы отсюда далековато будет, — усмехнулся сержант. — Верст, почитай, полтораста по прямой — но по прямой здесь ни один вездеход не пройдет, болота кругом… А по дорогам даже и не знаю, как вам лучше ехать. До райцентра дорогу могу сказать, а там разберетесь.

— Хорошо, расскажите до райцентра.

— А вот прямо по этой улице выезжаете и дальше по шоссе. Оно как раз в райцентр и ведет. Асфальт, правда, не везде есть, но, даст бог, проедете. Там еще справа проселок будет, так на него не сворачивайте, это на заброшенные лесозаготовки дорога. Прямо езжайте.

— Спасибо.

— Ну, счастливого пути, — милиционер откозырял и вразвалочку вышел из комнаты. Через некоторое время хлопнула калитка, потом затарахтел, удаляясь, мотоцикл.

Сборы не заняли у Сергея и Алекса много времени.

— Пойду расплачусь с хозяином, — сказал Коржухин.

— Половина за мной, само собой, — откликнулся Алекс.

Сергей вышел из комнаты.

— Николай Кондратьевич! — позвал он.

Никто не отозвался. Сергей постоял в нерешительности, затем пересек большую комнату с покрытым несвежей скатертью столом посередине, заметив в углу приоткрытую дверь. За дверью оказался короткий коридор, упиравшийся опять-таки в приотворенную дверь. Коржухин направился туда, полагая, что найдет там хозяина… или, возможно, что-нибудь интересное, хотя в последней идее он не хотел признаться даже себе.

Дверь вела на кухню. Здесь никого не было. Сергей окинул взглядом плиту, рукомойник, газовый баллон, небольшой досчатый столик, полку с посудой, холодильник и деревянные шкафчики на стенах. «Цивилизация и сюда добралась, — подумал он, глядя на холодильник. — Я думал, здесь все в подполе хранят.» Он вдруг испытал сильное желание заглянуть в холодильник, но устыдился и удержал себя. Зато его внимание привлек один из шкафчиков — он был открыт, и внутри виднелась целая батарея полных водочных бутылок. Кроме того, початая бутылка стояла на столе. Хозяин, как видно, крепко пил, и это отчасти объясняло его угрюмость. Или наоборот — пристрастие к алкоголю было следствием?

— Что вы здесь делаете?

Сергей вздрогнул от неожиданности. В коридоре стояла Лида со стаканом томатного сока в руке.

— Ищу вашего отца. Мне показалось, он здесь.

— Он уехал с Сермягой. Это наш милиционер.

— Уже имел удовольствие познакомиться. Ну, раз уехал, тогда давайте я с вами рассчитаюсь. Сколько мы вам должны?

— Должны? — вид у девушки был растеряный, присутствие Сергея ее явно смущало. — Пять рублей не много будет?

— Нет, что вы, — ответил Коржухин, удивленный столь скромной цифрой. Конечно, сервис был не пятизвездочным, но все же, по нынешним временам… Он порылся в кошельке и протянул Лиде монету. Девушка, однако, сделала шаг назад в коридор.

— Положите на стол, — сказала она. — Отец придет — сразу увидит.

Сергей пожал плечами и, войдя в кухню, положил монету недалеко от бутылки. Когда он обернулся, девушки уже не было.

— Лида! («Ну и семейка!») — Сергей прошел по коридору и вышел в большую комнату. — Лида!

— Да? — она снова стояла у него за спиной. Но на этот раз он слышал, откуда она вышла — скрипнула дверь в другом конце коридора, напротив кухни.

— Я, собственно, попрощаться хотел. Мы уезжаем. Спасибо вам и до свидания.

— Прощайте, — поправила она его. — Мы ведь больше уже не увидимся.

Это было абсолютно логично, но все равно прозвучало как-то зловеще. Сергей коротко кивнул и направился в комнату, где они ночевали. Минуту спустя он вышел оттуда вместе с Алексом. Лида, конечно, уже ушла.

— Попрощаться бы надо, — сказал Алекс.

— Я уже сделал это за нас обоих. Идем.

Они вышли на улицу и сели в машину. Сергей не без труда развернулся — даже главная улица Игнатьева шириной не отличалась — и поехал прочь из города. Какая-то женщина в платке набирала воду у колонки; но прежде, чем автомобиль поравнялся с ней, она поспешно закрутила кран и скрылась за своей калиткой. В остальном улица Ленина утром оказалась столь же пустынной, как и вечером.

Они миновали знак «ИГНАТЬЕВ», перечеркнутый косой красной чертой.

— Неуютное местечко, — заметил Алекс. — Честно говоря, мне было здесь не по себе.

— Через пару дней мы будем смеяться, вспоминая об этом, — сказал Сергей, — а через пару лет вообще будем сомневаться, было это или приснилось. Знаешь, а не исключено, что я все же угадал с левой водкой. У Лыткарева на кухне целый склад. Я, конечно, экспертизу качества не проводил, но сомневаюсь, что даже у сильно пьющего человека будет такой щедрый запас, купленный в магазине. Скорее, как это в последние годы водится, ему зарплату продукцией выдали.

— И все же у меня такое чувство, что к банальной уголовщине тут не сводится.

— А к чему?

— Черт его знает…

— Все-таки языческое сознание у русского человека, — философски заметил Сергей. — Поминает черта при каждом удобном случае. Это не по-христиански.

— А ты христианин?

— Я — убежденный атеист. А ты?

— Ну, твоей убежденности у меня нет… хотя верующим меня тоже не назовешь. По большому счету, мне по барабану, есть бог или нет. А ему, вероятно, по барабану, есть я или нет. Так что мы квиты.

— Достоевский утверждал, что если отобрать у человека веру в бога, он все равно будет верить в какие-нибудь чудеса. В колдунов, например, или, как сейчас, в летающие тарелки. Хотя я ни в какую подобную чушь не верю.

— О кстати — как тебе идея, что Игнатьев захвачен инопланетянами? У них тут секретная база для подготовки массового вторжения на Землю.

— Точно. И водка используется в качестве ракетного топлива. Знаешь, мне ночью снились какие-то твари, которые вполне могли быть инопланетянами. Хотя больше напоминали монстров из голливудского ужастика.

— Мне тоже чухня какая-то снилась. Представляешь, будто бы я умер.

Сергей мысленно вздрогнул. Хотя, в принципе, ничего странного в таком совпадении не было — учитывая, что атмосфера города на обоих подействовала угнетающе.

— Знаешь, что меня всегда удивляло в ужастиках? — произнес Сергей.

— То, насколько легко персонажи принимают правила игры.

— В смысле?

— Самые трезвомыслящие люди, пару раз усомнившись для порядка, очень быстро начинают воспринимать всякую невозможную чертовщину как нечто совершенно обыденное. Этакие простые будничные правила: от демонов помогает распятие, от вампиров — чеснок, от оборотней — серебряные пули. Прямо справочник фельдшера какой-то: от температуры — аспирин, от боли в горле — фурацилин, от головной боли — пиркофен…

— А как, по-твоему, должны вести себя трезвомыслящие люди?

— Вообще не поддаваться суевериям. Считать все происходящее розыгрышем, либо, если уж дошло до жертв — действиями хитрого преступника, который задался целью парализовать жертв страхом — ну, как в «Собаке Баскервилей». Хорош был бы Холмс, если бы пытался остановить собаку распятием…

— А если монстра не останавливают ни пули, ни другие нормальные средства? Если явно видно, что мы имеем дело со сверхъестественным?

— Тогда остается лишь не верить глазам своим. Считать это галлюцинацией.

— И ждать, пока эта галлюцинация тебя слопает?

— Между прочим, это как раз метод борьбы с глюками. Если что-то мерещится, надо пройти сквозь него.

— Ты исходишь из того, что демон не может оказаться настоящим.

— Конечно, я же трезвомыслящий человек.

— Но в ужастиках-то они настоящие.

— Всякая система хорошо работает лишь в предназначенных для нее условиях. Мир ужастиков не предназначен для трезвомыслящих людей. Там наиболее эффективно как раз мистическое сознание. Но мы, к счастью, живем в реальном мире.

Они проехали мимо мертвого грузовика.

— В ужастиках через пару километров мы бы снова его увидели, — изрек Алекс. — И поняли бы, что выехать из Игнатьева невозможно.

Сергей промолчал, поскольку у него тоже мелькнула такая мысль.

Дорога, однако, вовсе не проявляла тенденции к зацикливанию. Она становилась все хуже — растрескавшийся асфальт где проваливался (теперь там блестели лужи), где вспучивался. Машину несколько раз ощутимо встряхивало на колдобинах. Через какое-то время направо в лес ответвилась грунтовка с глубокой колеей. Сергей вспомнил, что Сермяга предупреждал о ней. Затем начался небольшой уклон вверх — дорога взбиралась на насыпь — и впереди показался мост.

Мост выглядел солидно, как и положено мосту на шоссе — не деревянный, а бетонный, с металлическими перилами. Речушка, впрочем, была неширокой — скорее даже ручей, наполнявшийся водой лишь во время дождей и паводков.

Подъем кончился, и уже практически в тот момент, когда передние колеса коснулись покрытия моста, водитель и пассажир увидели это инженерное сооружение по всей длине. Точнее, увидели его начало и конец. Середина у моста отсутствовала.

Алекс вскрикнул. Сергей со всей силы вдавил тормоз. Автомобиль с визгом скользил по мокрому шоссе прямо к провалу. У Коржухина мелькнула мысль, что надо открыть дверцу и выпрыгнуть, но ее обогнала следующая мысль — что сделать это он не успеет.

Машина остановилась буквально в полуметре от неровного края разлома. Сергей откинулся на спинку сиденья и порывисто вдохнул воздух; только сейчас он понял, что перед этим не дышал. Затем он перевел взгляд на Алекса — тот был смертельно бледен и шарил рукой по дверце, пытаясь ее открыть. Ему удалось это лишь с третьей попытки.

— Потом погуляешь, — сказал Коржухин. — Сначала вернемся на твердую почву, — он осторожно дал задний ход, и машина съехала с моста.

Они вылезли наружу. Сергей, не решаясь ступить на мост, хотя тот только что и выдержал вес автомобиля, отошел в сторону и оценил картину сбоку. Ручей проточил глубокое русло — вода текла метрах в пятнадцати под мостом. Мутный и полноводный после грозы поток шумно пенился вокруг покоившихся внизу бетонных обломков.

— Этот ментяра хотел нас убить.

Сергей оглянулся на подошедшего Алекса.

— Я бы не был столь категоричен, — осторожно ответил Коржухин.

— Какая, на фиг, категоричность?! Сам посуди, что было бы, если б ты ехал чуть быстрее или среагировал на полсекунды позже. Никакого знака здесь нет. Он направил нас по этой дороге. Какие тут еще варианты?

— Да, все один к одному… — признал Сергей. — Но уж больно это все дико. Чем таким могут заниматься власти маленького, затерянного в тайге городка, чтобы убивать людей только за то, что они в этом городке переночевали и, никого не распрашивая и ничего не осматривая, сразу уехали?

— Перестраховка. И потом, откуда они знают, что нам могли рассказать Лыткаревы.

— Дда… Лыткарев ведь чуть не рассказал мне. Он сказал — «Знаете, куда ведет эта дорога?» Но тут как раз подъехал Сермяга. А потом он увез Лыткарева. Правда, осталась девушка, но она, как видно, не проболталась бы из страха за отца.

— Дела… — пробормотал Алекс. — Однако, как нам теперь отсюда выбраться?

— Грунтовку справа помнишь? Сермяга сказал, что она ведет на заброшенные лесозаготовки. Но можем ли мы теперь верить Сермяге?

— Не можем. Однако может оказаться, что там что-нибудь похуже заброшенных лесозаготовок.