Атмосфера напоминала заседание партячейки 20-х — 30-х годов — по крайней мере, какими их изображают в кино; разве что в воздухе не вился сизый папиросный дым, за что Сергей возблагодарил судьбу. Взгляд его скользнул дальше, на стену за спиной Дробышева. Исчезнувший накануне портрет был теперь на месте; как и ожидал Сергей, это был портрет Ленина. В этом тусклом освещении Коржухину впервые пришла мысль, что Ленин ужасно похож на черта — не на тонкого и ироничного интеллектуала Мефистофеля, а на кого-нибудь попроще, из второго звена; достаточно лишь приставить к лысой голове рожки, чтобы сходство стало бесспорным. А если еще вспомнить, что пятиконечная звезда, она же пентаграмма — древний каббалистический символ, используемый, согласно легендам, для вызова и укрощения демонов…

От этих нематериалистических размышлений его отвлек голос Дробышева:

— Плохо, товарищи. Одного вы все-таки спугнули и упустили.

— Да никуда он не денется, Егор Михалыч, — ответил незнакомый Коржухину хриплый голос. — Побегает по лесам и обратно притащится, впервой, что ли? В лагерях такое сколько раз было. Они ж к нам только потому прорвались, что дождей месяц не было. А теперь — или в болоте утонет, или завтра же назад приползет.

— Это еще бабушка надвое сказала, товарищ Губин, — возразила женщина с голосом школьной директрисы. — Может быть, он до сих пор скрывается в городе. (Сергей вздрогнул и рефлекторно отпрянул от решетки.) Мы не можем исключать помощи ему со стороны враждебного элемента.

— Сразу надо было их брать, — зло сказал Березин, — сразу! Говорил же я вам…

— Сначала надо выяснить, кто они такие, — возразил Дробышев не в первый, вероятно, раз. — Вдруг их и правда из Москвы прислали?

— Вот бы заодно и выяснили, — гнул свое Березин.

— Ты, Володенька, свои НКВДшные привычки брось, — брюзгливо ответил Дробышев. — Знаем мы, как ты выясняешь… Что прикажешь с ними делать после твоего выяснения?

— Мало ли, что с людьми в тайге случиться может, — философски изрек Березин. — Даже с сотрудниками органов. Машина в болоте увязла. Или с моста свалилась… А пока новых пришлют, мы бы уже подготовились. Да и никакие они не чекисты. У них на роже написано, что фраера.

— Рожа — это не документ… — проворчал кто-то у противоположного конца ствола.

Березин устремил на говорившего немигающий взгляд, и тот запнулся.

— Я в органах с одна тысяча девятьсот двадцать первого года, — холодно проинформировал капитан. — Когда я своего первого в расход вывел, вас еще в проекте не было. Я человека насквозь вижу.

— Ладно, товарищи, не ссорьтесь, — примирительно произнес Дробышев. — Значит, как только он объявится, Сермяга берет его за незаконное ношение оружия. («Витька, брехло позорное!» — зло прошептал Петька.) А там уж либо он нам предъявляет корочки, либо — работаем по обычной схеме. А то Кузьма Емельяныч заждался, да и другие уже в очереди стоят.

— Вот именно, в очереди, — недовольно сказал рябой субъект, похожий на киношного Шарикова. — Нам уже давно тесно в Игнатьеве. Когда мы, наконец, выйдем во внешний мир?

— Ставить этот вопрос сейчас несвоевременно, — поморщился Дробышев.

— Правильный вопрос, товарищ Дробышев, — спокойно произнес Березин, вполоборота глядя на градоначальника. — Правильный.

Сергей понял, что это открытый вызов. И уж тем более понимал это Дробышев, однако прямо одернуть нарушителя субординации не решился.

— Ну вы же понимаете, товарищи, какая сейчас обстановка в стране,

— раздраженно напомнил он.

— А по-моему, — гнул свое Березин, — обстановка сейчас как раз подходящая. Народ устал от либеральной трескотни. Мы не должны недооценивать наш народ.

— Да при чем тут народ! — не выдержал Дробышев. — Мы не на митинге. Я хотел бы напомнить страдающим головокружением от успехов, что во внешнем мире мы — никто. Нас там просто сожрут.

— Меня же здесь не сожрали, — улыбнулся змеиной улыбкой Березин.

— Потому что, Володя, оттуда ты бежал сюда, — парировал Дробышев.

— Тогда я был один, — не смутился Березин. — И времена были другие. Порядок был.

— Нам пришлось бы все начинать с нуля!

— Ничего, времени у нас достаточно, — ответил Березин, и за столом послышались смешки. — И рано или поздно все равно придется. После того, как наш уважаемый Егор Михалыч напринимал столько новых членов, на одного нашего приходится всего двадцать человек. И они не могут не понимать, насколько возросли для каждого из них шансы стать донорами. И то, что мы не можем и не будем до бесконечности расширять наши ряды, они тоже понимают. Наша власть здесь всегда держалась на надежде и страхе. Но надежда тает, а страх растет. Пока еще страх парализует волю к сопротивлению, но придет время — и он обернется своей противоположностью, мужеством отчаяния. Тогда нас просто сметут. Кроме того, пока у нас еще сохраняются кое-какие связи в области, и мы должны их использовать. Когда те, с кем мы контактировали в семидесятые, окончательно сойдут со сцены, начинать будет сложнее.

— Ладно, товарищи, ладно, — примирительно поднял ладони над столом Дробышев, — сегодня мы собрались здесь не за этим. Сейчас нам надо разобраться с приезжими…

— Как только мы с ними разберемся, мы должны предпринять реальные шаги по выходу во внешний мир, — перебил Березин. — Предлагаю голосовать. Перспективный план у меня уже подготовлен.

— Больно крут ты стал, Володенька, — Дробышев с ненавистью поглядел на него.

— Всегда был, Егор Михайлович, — с улыбочкой ответил тот. — А что вы так волнуетесь? Ведь это не голосование о ваших перевыборах.

Дробышев обвел тяжелым взглядом остальных, хотя уже понимал, что чекист не решился бы на открытый демарш, не выяснив их настроений. Двое или трое предпочли не встречаться глазами с первым секретарем; были и те, что смотрели с наглым вызовом.

— Хорошо, — сдался он, — ставится на голосование вопрос о рассмотрении перспективного плана товарища Березина…

— О принятии плана, Егор Михалыч, — ласково перебил капитан. — Зачем нам разводить лишнюю волокиту? Товарищи, в основном, с планом уже знакомы. А детали доведем позже, в рабочем порядке…

— Вопрос о принятии плана товарища Березина, — бесцветным голосом согласился Дробышев. — Кто за?

Березин поднял руку первым, почти одновременно с ним — еще трое, сидевшие рядом друг с другом (включая «Шарикова»). Еще две руки поднялись с другой стороны стола. Тут, однако, возникла некоторая пауза; некоторые, уже готовые было поднять руку, замешкались под тяжелым дробышевским взглядом. Березин удивленно приподнял брови, отчего его лицо обрело вдруг комично-обиженное выражение.

И в этот момент руку медленно поднял Кузьма Емельяныч.

Дробышев, заметив это краем глаза, повернулся к нему. «И ты, Брут!» — говорил взгляд первого секретаря. Но дело было сделано. Остальные, убедившись, на чьей стороне перевес, поспешно поднимали руки.

Сергей смотрел на совершающийся на его глазах переворот и думал, что, в принципе, отсюда он мог бы их всех перестрелять. Если бы, конечно, в обойме было не три патрона. Тремя он мог бы уложить Березина, Дробышева и Зверева (если, конечно, попадет, что не факт), но остальные вряд ли дадут ему уйти. А героически жертвовать собой он не собирался.

И в этот момент, когда в полной тишине поднимались последние руки, и Дробышев уже открывал рот, чтобы обреченно задать формальный вопрос «кто против?» — часы Сергея издали короткий электронный писк, возвещая о наступлении полуночи.

— Что это? — насторожился Березин.

— Может, мыши, — ответил похожий на Шарикова. — Проклятые твари! — добавил он с ненавистью, глядя на свою правую руку, на которой не хватало двух пальцев.

— Какие, на хер, мыши, — подал голос Кузьма Емельяныч, тяжело поднимаясь с места. Голос его звучал глухо, как из могилы.

Сергей замер, ни жив, ни мертв. Все, что он мог сделать — приподняться на локтях, отстраняя лицо от решетки; если бы он попытался уползти, его бы услышали. Того же мнения был и Петька, строивший ему страшные глаза.

Зверев сделал несколько шагов в направлении вентиляционной решетки, глядя вверх. Еще двое тоже поднялись со своих мест и принялись рассматривать потолок.

— Зажгите полный свет! — велел Березин.

Кто-то шагнул в сторону, пропадая из сузившегося поля зрения Сергея, и затем ярко вспыхнула люстра. И в этом ярком свете Коржухин, наконец, отчетливо увидел их лица.

Некоторые из них выглядели вполне обычно, так же, как днем. Но лица других явно не были лицами живых людей. Бледная, без кровинки, какого-то даже синеватого оттенка кожа, сиреневые губы, заострившиеся скулы… На лицах некоторых явственно проступали трупные пятна; особенно хорошо таковые были заметны на лбу и щеках Кузьмы Емельяныча, кожу которого, вдобавок, покрывал тонкий налет плесени. И поверх этого ужаса у многих сохранялись полосы нормальной розовой кожи.

«Это не кожа, — понял Сергей, — это остатки грима. Днем они гримируются. А здесь все свои, и стесняться нечего. Хотя, наверное, они все же не зря обычно заседают в полумраке — все-таки их представления об эстетике сформировались тогда, когда они были живыми среди живых…»

Кузьма Емельяныч сделал еще несколько шагов, поднимая к вентиляции свое жуткое лицо несвежего трупа. Сергею казалось, будто этот… это… смотрит ему прямо в глаза. Словно подтверждая его догадку, Зверев подмигнул ему.

Но в следующий момент Сергей, сердце которого колотилось уже с какой-то ультразвуковой частотой, понял, что монстр не видит его. Это было вовсе не подмигивание; Кузьма Емельяныч попросту моргал левым глазом, словно туда попала соринка. Наверное, так оно и было, ибо он снял очки и потянулся к глазу левой рукой, собираясь, вероятно, его потереть.

Но прежде, чем он успел это сделать, Сергей увидел нечто более кошмарное, чем все, что ему доводилось видеть до этого. Глаз Кузьмы Емельяныча большой белой студенистой каплей вывалился из глазницы, дрябло дрогнул на щеке и шлепнулся в подставленную вовремя руку. В ярком свете люстры Сергей отчетливо увидел внутри пустой глазницы мокрый волосяной ком, в котором шевелились черви. Коржухину даже показалось, что он чувствует трупное зловоние, хотя, возможно, это была всего лишь игра воображения.

Это продолжалось какое-то мгновение; затем Зверев наклонил голову и закрыл рукой с глазом глазницу. Двое стоявших на ногах устремились к нему.

Сергей порывисто выдохнул, осознав, что перед этим он не дышал. В тот же миг Петька ткнул его кулаком в плечо и, когда Коржухин поднял на него глаза, показал жестом — мол, ползти надо. Сергей, не пытаясь развернуться в узкой трубе, задом наперед пополз обратно.

Должно быть, ему все же удалось сделать это достаточно бесшумно, пока те, внизу, были отвлечены происшествием со Зверевым. Он еще слышал в отдалении их голоса (уже не различая слов), когда Петька сказал вполголоса: «Теперь жми быстрее, как можешь!» Сергей послушно заработал руками и ногами, уже меньше заботясь о тишине.

Через пару минут они выбрались из квадратного отверстия на чердаке и устремились к двери. На сей раз Петька не зажигал фонарик, и Сергей все-таки треснулся головой о балку. Шипя сквозь стиснутые зубы, он выскочил вслед за опередившим его мальчишкой на лестницу и, хватаясь за перила, побежал в темноте вниз, надеясь, что к шишке на лбу сейчас не прибавятся переломанные конечности.

Они выбежали на улицу.

— Ну, удружил, твою мать! — ругался Петька, закрывая дверь черного хода. — Ты бы еще с пожарным колоколом туда лез! Чего стоишь, беги туда! — он махнул рукой в сторону забора, за которым они прятались перед экспедицией в мэрию.

— А ты?

— Запру дверь и догоню!

Сергей не заставил себя упрашивать и припустил со всех ног. Добежав до забора, он сначала не мог найти нужную доску, но вот, наконец, одна из них поддалась, и Коржухин протиснулся в щель.

Оказавшись внутри в относительной безопасности, он вновь чуть отодвинул доску и посмотрел, как там Петька. Мальчишка бежал по направлению к нему; ему оставалось метров пятнадцать. Но в этот момент слева и справа от здания мэрии показались какие-то фигуры, выскочившие, очевидно, через главный вход; они, конечно же, увидели и услышали бегущего, и устремились в погоню. Петька, подбегая к забору, глянул через плечо и тоже заметил преследователей. Не снижая скорости, он пробежал мимо укрытия Коржухина и умчался дальше в темноту улицы, уводя погоню за собой.

К тому моменту, как Сергей отдышался, он уже почти убедил себя, что вывалившийся глаз ему померещился. «Ага, как и муха из ноздри продавщицы, — тут же ответил он себе. — Впрочем, а почему нет? Ну, допустим, у Зверева действительно выпал глаз — стеклянный. Да, наверняка так и было. Недаром он так странно косил, еще когда мы видели его в мэрии. А все остальное — это уже мое воображение. Я видел это какую-то секунду, да я просто не мог разглядеть все эти подробности! А лица… ну что ж, что лица. Если у них радикально изменился метаболизм, вполне мог поменяться и цвет кожи, и пигментация. Что значит какая-то внешность по сравнению с возможностью жить столетиями!»

Затем его мысли обрели более практическое направление. «Теперь ситуация изменилась. Если они поймают мальчишку, он, конечно, расколется. Впрочем, даже если и не поймают, они нашу судьбу уже решили. Алекса надо спасать, они и в больнице до него доберутся. И рвать когти из города этой же ночью.» Тут же он понял и как именно это сделать, несмотря на ногу Алекса — надо угнать «КАМАЗ». Конечно, это рискованно, грузовик могут охранять, но это единственный шанс. Правда, пятнадцать лет назад кто-то уже пытался проделать то же самое — не очередной ли приезжий? Тогда Сермяга убил его. Но тогда оружие было только у одной из сторон.

Сергей прикинул последовательность действий. От больницы до управления, где стоит грузовик, пешком по улицам достаточно далеко (особенно для человека со сломанной ногой) и, судя по словам Петьки, опасно (а уж теперь-то, когда поднялся переполох — опасно втройне). Коротким же путем Алексу не добраться — лазить через заборы он сейчас не может. С другой стороны, если угнать машину сейчас и приехать в больницу прямо на ней (заодно и ворота можно снести, если будут закрыты) — это, конечно, здорово, но ему придется выйти из машины, чтобы сходить за приятелем; даже если считать больницу дружественной территорией, это — в условиях начавшейся открытой войны — слишком большой риск. А ведь доктор доктором, но в больнице есть еще и сестры из этих…

В конце концов Сергей выбрал промежуточный вариант. Сходить пешком за Алексом, вытащить его из больницы и спрятать где-нибудь поблизости, а затем приехать за ним на машине — так, чтобы он мог вскочить практически на ходу.

Посещала, конечно, Коржухина и другая мысль: плюнуть на Алекса, угонять грузовик и уматывать. Но если днем он собирался бежать в одиночку, полагая, что у Алекса есть хоть какие-то шансы на спасение, то сейчас он был уверен, что таких шансов нет, и решил, что не может бросить товарища. «Победа сил добра над силами разума, — усмехнулся Сергей. — Ладно, поиграем в героев еще немного.»

Приняв это решение, он заторопился: эти могли нагрянуть в больницу в ближайшее время. Но Сергей рассчитал, что напрямую через плетни и огороды они не полезут, а по улицам будут добираться дольше. Если же они воспользуются машиной, то он услышит шум мотора.

Естественно, он не слишком хорошо запомнил путь, по которому пробирался в темноте следом за Петькой, так что в результате отклонился от курса; окончательно он убедился в этом, когда ему пришлось перелезать через незнакомый сетчатый забор, и он порвал штаны о проволоку. Но в конечном счете его ошибка оказалась даже к лучшему: он выбрался не к гостинице, а прямо на улицу Жданова, уже не так далеко от больницы.

Старательно оглядевшись по сторонам — хотя, конечно, в такой темноте толку от этого было мало — он в несколько перебежек, в промежутках между ними прижимаясь к забору и прислушиваясь, добрался до ограды больницы. Он попытался было ткнуться в ту калитку, через которую проходил накануне, но она оказалась заперта, как и калитка возле ворот, не говоря уж о самих воротах. Сергей двинулся дальше направо, надеясь отыскать еще один вход; в конце концов, если комуто потребуется врачебная помощь ночью, должен он иметь возможность попасть внутрь?

И третья калитка действительно отыскалась — уже за углом. Сергей уже собирался потянуть ее на себя, как вдруг услышал приближающиеся с той стороны шаги. Цокали чьи-то каблучки. Коржухин отпрянул, выхватывая пистолет и наставляя его на калитку.

«Бум!» — ударило что-то в металлическую дверь изнутри, и она открылась. В тот же миг Сергей понял, что цокали вовсе не каблучки, а копыта. С территории больницы вышел старый тощий козел с обломанным рогом.

— Ффу-ты, напугал, черт, — с облегчением выдохнул Сергей и в тот же момент вспомнил, что именно черта нередко изображали в образе козла. Тут же, разумеется, Коржухин выругал себя за очередные нематериалистические мысли. Козел меж тем окинул его равнодушным взглядом и спокойно потрусил мимо.

Не опуская пистолета, Сергей осторожно заглянул в открывшийся темный проем. Что, если за животным последует кто-нибудь еще, например, его хозяин? Но, похоже, поблизости никого не было. Сергей вошел внутрь и двинулся через больничный парк, казавшийся в этот полуночный час настоящим дремучим лесом.

«Однако, что козлу делать на территории больницы, да еще ночью? — недоумевал он, шагая по направлению к неосвещенному зданию. -Случайно забрел днем и только сейчас нашел выход? Все может быть, конечно…»

Дверь правого флигеля оказалась запертой. Идти через главный вход («интересно, неужели и там нет света?») ему не хотелось, так что он всунул в щель топор и попробовал отжать язычок замка. С четвертой или пятой попытки ему это удалось.

Внутри было темно. Сергей с неудовольствием вспомнил, что его фонарик остался у Петьки; впрочем, пожалуй, тут бы он не осмелился его включить, не зная расклад сил внутри больницы. Практически ощупью (не выпуская, однако, пистолета из рук), он двинулся к лестнице, по которой так резво сбегал вниз накануне.

Лестница тоже была погружена во мрак. Все-таки, что ни говори, странная это была больница. Хотя в Игнатьеве ему уже довелось видеть и более странные вещи. Отгоняя мысль о возможности наткнуться в темноте на бредущую в морг бабу Надю, он добрался до площадки второго этажа. И здесь, наконец, увидел свет.

Свет, проникавший сквозь матовое стекло двери, исходил, по всей видимости, из лампы на столе дежурной медсестры. Сергей остановился, не зная, что делать дальше. Разглядеть стол отсюда не было никакой возможности. На месте ли сестра? Если да, то та ли это самая, что пила спирт из чашки — то есть одна из этих? Или сегодня дежурство у другой? Даже если и так, как она на него прореагирует?

В конце концов, понимая, что стоянием на площадке проблему не решить, Сергей осторожно приоткрыл дверь, в каждый миг ожидая предательского скрипа. Но дверь не скрипнула. Он осторожно заглянул в щель.

Сестра была на месте и сидела за своим столом. Впрочем, «сидела» — не совсем удачный термин. Скорее, полулежала, откинувшись на спинку жесткого стула. Обе руки свисали вниз, голова была запрокинута назад, рот открыт. Ноги в туфлях, носками врозь, торчали из-под стола.

В общем, это совсем не походило на позу спящего человека. Скорее, человека убитого.

Некоторое время Сергей смотрел на это, не решаясь двинуться дальше. Картина оставалась неизменной, как фотография. Было так тихо, что Сергей слышал частые удары собственного сердца.

Наконец он приоткрыл дверь еще шире и шагнул внутрь, быстро обведя окрестности стволом пистолета, словно голливудский полицейский. Коридор был пуст; никакой коварный убийца не таился в засаде. Коржухин, стараясь ступать неслышно, сделал пару шагов по направлению к сестре. Две мысли мелькнули в его сознании одновременно: «Это не та, что спускалась в подвал „Ее глаза открыты!“ за бабой Надей; прежде я ее не видел.»

Глаза, уставленные в потолок, были не только открыты, но и почти закатились, так что виднелось не больше трети глазных яблок. Грудь под халатом оставалась неподвижной. В общем, не было сомнений, что Сергей смотрит на труп — хотя никаких следов насилия не было видно.

Он сделал еще один нерешительный шаг к столу. Щупать у сестры пульс ему не хотелось, но, может, достать из ящика зеркало и проверить дыхание? Он уже почти решился на это, как вдруг из открытого рта сестры вылез большой, сантиметра три, рыжий таракан, сбежал по подбородку и упал на белый халат. Сергея чуть не стошнило.

Он отвернулся от стола и поспешил к палате Алекса, боясь, что уже опоздал. Когда он уже подходил к нужной двери, позади вдруг раздался негромкий хлопок, и свет погас. Сергей вздрогнул, как от выстрела, и сам едва не нажал спусковой крючок «браунинга», но затем понял, что, по всей видимости, просто перегорела лампочка. К счастью, он успел запомнить, какая по счету дверь ему нужна, и сумел отыскать ее в темноте.

В палате, разумеется, тоже не было света. «Алекс», — шепотом позвал Коржухин, но не получил ответа. «Алекс!» — повторил он громче, однако с тем же результатом.

Полный самых дурных предчувствий, Сергей выудил из кармана зажигалку (искать выключатель на стене он не решился) и чиркнул колесиком. В неровном и тусклом свете желтого огонька он увидел кровать и тело на ней, с головой накрытое простыней.

Коржухин шагнул к кровати и обреченным движением отдернул простыню с лица лежащего. Последняя надежда на то, что он ошибся палатой и это не Алекс, развеялась. Лицо хичхайкера с закрытыми глазами хранило печать смертного покоя.

Но в тот момент, когда Сергей уже собирался вновь задернуть простыню, веки мертвеца вдруг затрепетали, и он открыл глаза.

— Кто здесь? — спросил Алекс хриплым со сна голосом. — Фу, Серега, ты, что ли? Напугал.

— Алекс, живой? Ну-ка дай-ка я у тебя пульс пощупаю.

— Где это ты видел говорящих покойников? — хмыкнул хичхайкер.

— Недалеко отсюда, — серьезно ответил Сергей, отпуская его запястье. — Зачем ты с головой накрылся?

— Да комары, блин! Вроде и окно закрыто… откуда только берутся.

— Угу. Комары. Тут еще и тараканы есть. Короче, уматывать надо. Одевайся скорей, пока у меня в зажигалке бензин не кончился.

— Вааау, — зевнул Алекс, выбираясь из-под простыни. — Действительно, что-что, а спится здесь замечательно.

— Как твоя нога? — осведомился Сергей, пока его приятель одевался.

— Лучше. Уже намного.

— Что-то быстро для перелома… Ладно, нам это только на руку.

— Ты узнал, что здесь творится?

— В основном да. Потом расскажу, сначала выберемся отсюда. Они могут нагрянуть в любую минуту.

— А доктор нас не защитит? — спросил Алекс, который явно не горел желанием выбираться ночью во враждебный город.

— Думаю, утром, когда он придет на работу, его просто поставят перед фактом. Но мы должны сделать так, чтобы утром быть уже далеко от Игнатьева. Идем, только тихо.

Они вышли в коридор; Алекс прихрамывал, но мог уже идти сам. Он начал было выражать удивление отсутствием света, но Сергей шикнул на него. Когда они пробирались по стенке в полной тьме мимо стола медсестры, Коржухин не мог отделаться от чувства, что сейчас его схватят за горло ледяные пальцы покойницы. Алексу было проще — он попросту ничего не видел и не знал.

Но никто их не схватил, и они благополучно выскользнули на лестницу. Однако, едва они успели спуститься на несколько ступенек, до них донесся явственный звук отодвигаемого стула. Сергей прижал палец к губам Алекса. Крадучись, они спустились до следующей площадки. Наверху послышался стук каблуков — но не следом за ними, а вдаль по коридору.

«Неужели она просто встала и пошла?» — думал Сергей. Он, конечно, помнил, что она может быть из этих — но доселе все, кого здесь называют покойниками, ничем покойников не напоминали, кроме разве что лиц без грима («и вытекший глаз, Сергей, не забывай про вытекший глаз») — кстати, лицо у медсестры было вполне человеческое. «Но много ли ты знаешь об их новой физиологии? — напомнил он себе. — Весьма вероятно, что они тоже нуждаются во сне. И выглядит их сон именно так.»

— Ну давай, рассказывай, — потребовал Алекс, когда они очутились в парке.

— Я понимаю, что в это трудно поверить, — начал Сергей, — я и сам верю с трудом. Они не уголовники, ну, в смысле, не просто. Они… ну, что-то вроде мутантов.

Алекса это, похоже, не удивило. Он лишь спросил:

— Все?

— Нет, их около сотни из двух тысяч игнатьевцев. Верхушка и их прихлебатели… — и он начал рассказывать, что ему стало известно за это время, как вдруг до их слуха донесся протяжный металлический скрип. Приятели замерли.

— Это главные ворота, — понял Сергей. — Они уже здесь. Бежим к калитке! И учти, они видят в темноте!

Они свернули с аллеи и, прячась за деревьями, поспешили к калитке, через которую проник сюда Сергей. Бежать Алекс еще не мог, но перемещался, подволакивая ногу, довольно быстро.

До калитки они добрались, судя по всему, незамеченными; Сергей выглянул наружу, затем сделал знак Алексу. Они находились слева от больницы, если стоять спиной к фасаду; чтобы выйти на улицу Жданова, им следовало пройти вперед и завернуть за угол. Однако улица Жданова, похоже, была для них сейчас малоподходящим местом. Сергей выглянул из-за угла, опустившись на колени (так, что его голова оказалась у земли), и убедился, что эти прибыли не на машине, но и не пешком: в едва различимом силуэте перед главными воротами он опознал лошадь, запряженную в телегу. Лошадь протяжно фыркнула. Кажется, человеческие фигуры там тоже были, хотя на таком расстоянии в темноте он не мог сказать наверняка.

Так что они вернулись назад, прошли вдоль оврага и оказались на задворках улицы Жданова. Сергей обрисовал Алексу план ближайших действий, и хичхайкер ответил, что, пожалуй, сможет перебираться через невысокие заборы; должно быть, ему очень не хотелось оставаться здесь в одиночестве. В свою очередь, и Сергею не хотелось возвращаться сюда на машине — он прекрасно понимал, что шум мотора далеко разнесется в ночной тишине, и после этого потеря темпа из-за петляния по местным закоулкам может обойтись очень дорого. Так что, не будучи вполне уверен в физических способностях Алекса, он все же повел его тем же — или почти тем же — маршрутом, которым перед этим Петька вел его самого, попутно продолжая шепотом свой рассказ.

Конечно, из-за ноги Алекса они двигались медленней, но все же совместными усилиями преодолели препятствия. В одном месте Сергею пришлось проделывать дыру в высоком заборе, вклинивая топор между досками и используя его, как рычаг. Это было, конечно, скверно — трудно было оставить более ясный след. Уже неподалеку от цели, пробираясь через очередной двор, они услышали, как снаружи кто-то проскакал на лошади. «Лошади вроде тоже не любят покойников? — подумал Сергей. — Хотя, наверное, их можно приучить… И вообще, никакие это не покойники!»

— Знаешь, — сказал вдруг Алекс, — по-моему, они и в самом деле мертвецы.

— Ужастиков обсмотрелся? — фыркнул Сергей. — Ты в техническом вузе учишься или в семинарии?

— Именно что в вузе, — серьезно ответил Алекс. — Органическую химию у нас там серьезно преподают. И я тебе так скажу — времена случайных наколеночных открытий прошли. Если бы «эликсир жизни» можно было сбацать вот так просто, где-то в глухой тайге, без приличной лаборатории — его бы уже давно сбацали. Да и какой, на фиг, эликсир жизни, от которого трупные пятна образуются…

— Локальные изменения пигментации, — возразил Сергей.

— Угу, вам, идейным материалистам, лишь бы термин понаучней придумать. Как придумали — считаете, что явление объяснили. И, кстати, глаз у Зверева не стеклянный. Я помню, как он нас осматривал. Левый зрачок тоже двигался, хотя и косил.

— Ну-ну. Увидишь кого-нибудь из этих — попробуй его перекрестить. А я так полагаю, что пистолет — оно надежнее.

Они форсировали еще один плетень.

— Блин, вот ведь совки проклятые, — воскликнул шепотом Сергей. — Подумать только, люди уже полвека могли бы быть бессмертными! Ну или очень долгоживущими…

— Ты что, всерьез хочешь такого бессмертия? — удивился Алекс.

— Какого «такого»? Личность сохраняется, а все остальное не имеет значения. («Ага, проснуться и обнаружить у себя во рту таракана или муху… Да ну, ерунда какая, предрассудки это все!»)

— Ну да, водки вовремя не выпьешь и сгниешь заживо… или замертво…

— Водку наверняка можно заменить.

— Да и потом… ты не думаешь, что за это придется платить?

— Если уж они здесь, в кустарных условиях, наладили производство эликсира, то при массовом производстве он будет по карману любому.

— Я не про деньги. Я про то, что если нежить в самом деле существует, то, видимо, правда и то, что становящийся нежитью расплачивается своей бессмертной душой.

— Да ну тебя с твоим стебом.

— Я серьезно.

Сергей окинул его презрительным взглядом:

— Не, ты точно опоздал родиться лет на пятьсот. Я уж не говорю, что все эти разговоры про нежить и мертвецов — чушь собачья. Но ты хоть формальную логику примени. Чтобы расплатиться душой, надо, чтобы она сначала от тела отлетела. А если она так навсегда в теле и остается, о какой расплате речь? Или ты сейчас про Страшный Суд втюхивать будешь? И вообще, это тривиальная логическая ошибка — если бы даже нежить и существовала, из этого совершенно не следует, что всякие байки про нее истинны. Политики вон существуют, а что, все, что про них пишут — правда? Ладно, пришли вроде как.

Им оставался самый опасный участок пути — пересечь открытое пространство за мэрией и подобраться к управлению. Некоторое время, как и в прошлый раз, Сергей наблюдал из укрытия за обстановкой, затем, уверившись, что все тихо, побежал вперед, сжимая потной ладонью рукоять «браунинга». Алекс торопливо хромал следом. «Хороши же мы будем, если машины там не окажется!» — думал Коржухин, вглядываясь в темноту.

Но «КАМАЗ» стоял там же, где они видели его в прошлый раз. Никакой охраны (по которой Сергей уже готов был открыть огонь) поблизости не было.

Коржухин вскочил на подножку, выдавил стекло рукоятью топора и сунул руку внутрь, открывая дверцу. Смахнув осколки на пол, он уселся на водительское место и открыл вторую дверцу, для Алекса. Ключа в зажигании, конечно, не было, но Сергея это не беспокоило: он умел заводить машину методом угонщиков, соединяя провода — однажды потребовалось, когда ему случилось потерять ключи.