С этого момента начался постепенный упадок Рождественского монастыря. Кроме раки с мощами Александра Невского, значимых святынь у монастыря не было. Монахи пытались позиционировать в этом качестве еще четыре иконы, одна из которых (икона Знамения Божией Матери) по легенде принадлежала самому князю: он якобы носил ее при себе. На трех других был изображен сам Александр Ярославич. Но написаны эти иконы были уже в XVI веке, и убедить верующих в том, что они обладают чудотворными силами, не удалось. Последнее сведение о чудесах в Рождественском монастыре относится к 1706 году. Безусловно, чудеса продолжались бы и дальше, но по воле Петра Великого рака с «мощами» Александра Невского была перевезена в Санкт-Петербург.
Пришедшие к власти цари из династии Романовых продолжили чествование Александра Ярославича, хотя, в отличие от Рюриковичей, не были его прямыми потомками. Романовым, взошедшим на престол в результате победы над поляками, тоже нужен был символ борьбы с Западом. При них около 1630 года в Московском Кремле был воздвигнут первый на Руси храм во имя св. Александра Невского. Михаил Федорович и Алексей Михайлович ежегодно 23 ноября устраивали шествия и торжественное богослужение в этом храме. В литературе встречаются сведения о том, что церкви в честь Александра Ярославича появились уже при Иване Грозном. В частности, что деревянная церковь в честь победы над шведами была срублена в устье реки Ижоры в XVI веке. На самом деле она была построена только в 1711 году по указу «его императорского величества». Краеведы Переславля-Залесского относят к периоду Ивана Грозного, при котором в этом городе велось большое строительство, существование монашеской обители в честь Александра Ярославича на «Александровой горе» в окрестностях города на берегу Плющеева озера. Однако документальных подтверждений этому нет: на этой «горе» люди не живут уже несколько столетий, и никаких построек на ней не сохранилось. Первоначально там располагался замок переславского князя. О том, кто жил на этом высоком холме после, можно только гадать. Каменный храм в честь Александра Невского на его исторической родине в г. Переславле был воздвигнут только в 1740 году, то есть 500 лет спустя после «Невской битвы».
С XVIII века, благодаря Петру Великому, святой князь Александр Невский в официальном почитании затмил и окончательно вытеснил всех святых князей.
Три российских императора, носившие его имя в XIX веке, утвердили исключительность его почитания. При них было воздвигнуто множество храмов, посвященных Невскому. В храмах других святых, в том числе в главном православном соборе Руси – Храме Христа Спасителя, появились приделы Александра Невского.
Петр Алексеевич был первый из русских царей, сделавший Александра своим официальным небесным покровителем: он считал, что родился с Александром в один день – 30 мая (точная дата рождения Александра Ярославича неизвестна). Своего первенца Петр назвал Александром, в честь Александра Невского. В расходной книге Казенного приказа значится, что по случаю рождения наследника соборному протопопу при храме святого Александра Невского Симеону, священникам Поликарпу, Иоанну, диакону Иоанну, дьячку Егорке, пономарю Андрюшке, сторожу Ивашке, просвирнице Прасковье выдано различных сортов сукна по пять аршин на брата.
Почему Петр избрал себе в небесные покровители именно Александра Невского? Скорее всего, потому, что он был прославлен как победитель шведов. После тяжелых поражений в войнах со Швецией как не взять на вооружение спасительный идеологический постулат о том, что их можно бить малой кровью на чужой территории? Заодно пробудить в народе праведный гнев и поднять на священную войну, внушив, что шведы – исконные враги, которые всегда пытались поработить Русь и насадить богомерзкое католичество.
Новая столица тоже нуждалась в небесном покровителе и защитнике. Александр Невский наряду с Петром и Павлом был объявлен небесным покровителем Санкт-Петербурга. В 1710 году у впадения в Неву речки Черной был заложен монастырь в честь Святой Троицы и святого Александра Невского. К «Невской битве» это место никакого отношения не имеет, так как устье реки Ижоры, где она состоялась, находится от него в сорока километрах. Но Петру нужен был монастырь в самой столице, а не в ее дальнем пригороде. Строительство будущей лавры началось в 1712 году. В условиях войны средства на строительство найти было непросто. Петр решил проблему финансирования нового монастыря с присушим ему остроумием: к нему был приписан богатейший Иверский монастырь со всеми вотчинами и доходами и часть угодий не менее обеспеченного московского Новодевичьего монастыря. Так, одним росчерком царского пера, еще не построенный монастырь стал одним из богатейших в России. В 1713 году там была срублена первая церковь, и по этому поводу Петр со своими сподвижниками «в новом монастыре изволил пировать».
Но богатства были дарованы Александро-Невскому монастырю не просто так: Петр задумал на его основе создать новый вид монашеской обители. Этот монастырь должен был стать образцом для будущей реформы всех монастырей Руси. Петр хотел претворить в жизнь идею «утилитарного» использования монашества. По его задумке монастыри должны были стать благотворительными и лечебными заведениями.
В Александро-Невском монастыре предполагалось устроить приют для инвалидов войны и отставных воинов, душевнобольных и госпиталь, в котором должны были нести послушание все иноки, а также учредить лечебно-исправительное заведение для принудительного лечения пьяниц. Эти планы императора так и не были осуществлены. Выполнять тяжелую и неблагодарную работу санитаров и сиделок монахи не хотели. После смерти Петра его революционная идея заставить монахов трудиться на благо общества была похоронена.
До сих пор представители православной церкви искренне радуются тому, что эта реформа Петра провалилась. Например, на сайте Александро-Невской лавры по этому поводу пишут: «Эти намерения так и не были осуществлены. К счастью для обители, так как осуществление всех этих проектов противоречило самому смыслу монастыря, как источника духовного света и образца праведной жизни, где главное дело монашества – молитва». Молиться, конечно, намного легче, чем ухаживать за ранеными и сумасшедшими.
Монастырь Александра Невского стал главным монастырем страны наряду с Троице-Сергиевым. Окончательно его первенство было оформлено в 1797 году, когда по указу Павла I он получил статус лавры – третьей по счету после Киево-Печерской и Троице-Сергиевой.
Первым архимандритом монастыря стал принявший православие выходец из польских шляхтичей Феодосий. Для этого беспринципного человека церковь была всего лишь способом сделать карьеру. Сблизившись с Петром и достигнув благодаря этому высокого положения, Феодосий стал вести неподобающую его статусу и сану светскую жизнь. Подражая Петру, он даже устраивал в монастыре ассамблеи. Все это требовало больших денег, и Феодосий стал пользоваться служебным положением в корыстных целях. Впрочем, особо приближенным к Петру людям такие мелочи сходили с рук. Но после смерти императора власти Феодосия пришел конец. Архимандрит перешел границы допустимого, позволив себе какие-то резкости по отношению к императрице Екатерине. За это в 1725 году по ее приказу он был арестован. Правосудие было скорым. Через две недели был вынесен приговор, по которому Феодосия сослали в заключение в далекий Карельский монастырь. Его заточили в подземную келию под церковью, где он в скором времени и скончался, не вынеся условий заключения.
Для того чтобы Санкт-Петербург стал полноправной столицей государства, а не просто местом пребывания царского двора и государственного аппарата, ему была нужна святыня национального масштаба. В Москве чуть ли не каждый храм и монастырь мог похвастаться чудотворной иконой или святыми мощами. В том числе святынями общенационального масштаба, такими как, например, икона Казанской Божьей матери, которой приписывалось спасение от нашествия Тамерлана. Санкт-Петербург тоже должен был обзавестись святыней, способной возвести новую столицу в статус одного из главных центров православия. И Петр решил решить этот вопрос путем переноса в Санкт-Петербург раки с мощами Александра Невского.
Но пока шла война со Швецией, не было возможности заниматься украшением столицы. Только по окончании Северной войны Петр смог приступить к реализации своего амбициозного проекта.
30 августа 1721 года был подписан Ништадтский мир, завершивший войну со Швецией. А уже в начале следующего года архимандрит Александро-Невского монастыря Феодосий едет во Владимир освидетельствовать мощи святого. Интересно, что он там обнаружил, если на самом деле мощи святого сгорели за двести тридцать лет до этого? Когда Феодосий доложил императору о результатах своей поездки, Петр задумался. Больше года он колебался, размышляя о том, как обставить церемонию перевоза из Владимира раки Александра Невского так, чтобы красиво выйти из щекотливой ситуации с мощами. Только в мае 1723 года был принят императорский указ о перенесении мощей.
Согласно этому указу, во Владимир выехала специальная комиссия для приготовления церемонии. Был устроен ковчег под пышным балдахином для раки с мощами. В августе 1723 года началось торжественное шествие то по суше, то по воде из Владимира к Санкт-Петербургу. Весь этот путь кортеж под охраной почетного воинского эскорта двигался в окружении духовенства, скопления народа, нищих и юродствующих. Процессия проследовала через Москву, Тверь, Новгород. Далее по Волхову в Ладожское озеро и Неву. Через месяц ковчег прибыл в окрестности столицы. На этом церемонию прервали на целый год: Петр решил устроить торжественную встречу мощей в очередную годовщину заключения Ништадтского мира. 30 августа 1724 года раку с мощами перенесли на галеру, гребцами на которой были высшие государственные сановники. Петр занял место рулевого. На берегах Невы выстроились войска, столпился народ. Под артиллерийский салют и колокольный звон ковчег перенесли на берег. Петр открыл раку с мощами ключом, посмотрел на них, потом закрыл и выбросил ключ в реку, чтобы никто другой больше не мог ее открыть. Это был финальный аккорд грандиозной мистификации. После такого убедительного аргумента в подлинности мощей мог сомневаться только самоубийца. А чтобы не провоцировать слухи, церковь перестала объявлять о происходящих от мощей Александра Ярославича чудесах. К тому же, в отличие от монахов Рождественского монастыря, лично заинтересованных в привлечении паломников к чудотворным мощам, их коллеги в Александро-Невском монастыре, куда перевезли раку, в таком сомнительном источнике доходов не нуждались. С этого дня по распоряжению Петра церковное празднование святого было перенесено с 23 ноября на 30 августа. Александр Невский официально получил статус небесного покровителя Петербурга, царствующей династии и Российской империи. В связи с этим император приказал составить новое «Житие» и текст церковной Службы святому Александру Невскому. В новой редакции «Жития» победы князя связывают с победой Петра в Северной войне. В нем получила жизнь легенда о том, что Санкт-Петербург построен на месте победы в «Невской битве».
Интересна дальнейшая судьба мощей. Хотя их перенесли из Владимира, Рождественскому монастырю была оставлена старая рака – та, которая была сделана взамен сгоревшей во время пожара. Когда после революции 1917 года в монастыре обосновались чекисты, эту раку перенесли во владимирский Успенский собор, в котором она до сих пор и находится. На колонне возле раки табличка: «мощи Александра Невского». После того, как собор Александра Невского в Переславле был возвращен церкви, патриарх Алексий передал туда частицу мощей князя. Они представляют собой почерневшую косточку неизвестного происхождения, помещенную в деревянную шкатулку. Таким образом, к началу третьего тысячелетия мощи Александра Ярославича находятся одновременно в трех местах. На самом деле, на сколько именно частей было расчленено прагматичными служителями культа тело покойного (или то, что выдают за его мощи), доподлинно неизвестно. Например, в Свято-Троицком соборе Троице-Сергиевой лавры хранится икона «Святого Благоверного великого князя Александра Невского» с врезанной в нее частицей мощей князя. Разумеется, это не единственная подобная икона с частицей мощей, якобы принадлежащих Александру Ярославичу. Вполне возможно, что если бы удалось собрать все частицы мощей святого, то выяснилось, что они принадлежат не одному, а нескольким усопшим. Впрочем, церковь такие условности никогда не смущали.
В 1724 году специальным постановлением синода было запрещено изображать Александра Невского на иконах в виде «монашеской персоны». Теперь единственно допустимое изображение святого – в великокняжеских одеждах. Изображая Александра Невского в рубище монаха, церковь подчеркивала, что монашество превосходит княжескую (царскую) власть. Постановление синода означало, что от подобных крамольных идей Русская Православная Церковь отказалась.
Петру принадлежит и идея учреждения ордена в честь Александра Невского. Он лично занимался разработкой его проекта. Но наградить этим орденом никого не успел по причине скоропостижной смерти. Марта Скавронская, оказавшаяся волею судеб на русском престоле после смерти мужа, стремясь завоевать расположение подданных, выступила как продолжательница его дел. Поэтому свое восшествие на престол Екатерина I отметила вручением нового ордена Российской империи. Это была роскошная награда, изготовленная из золота, серебра, алмазов, рубинового стекла и эмали. Общий вес усыпавших орден Александра Невского 394 бриллиантов составлял 97,78 каратов. Его девизом было «За труды и Отечество».
По иронии судьбы в числе первых кавалеров ордена, названного именем православного святого, стал немец – шлезвигголштинский герцог Карл Фридрих. Одновременно с ним орденом наградили четырех придворных из свиты герцога (видимо, они тоже изрядно потрудились за Отечество). Второе награждение состоялось 30 августа (в день святого Александра Невского) того же 1725 года. На этот раз орден был вручен двум католическим монархам: польскому королю Августу II и датскому королю Фредерику IV. Получается, что свою жизнь орден Александра Невского начал не как боевая награда, а как аналог советских орденов «Дружбы народов» и «Трудового Красного Знамени». В тот же день Екатерина I наградила орденом Александра Невского и себя, любимую. С этого дня орден наряду со скипетром, державой и шапкой Мономаха становится одним из символов русского самодержавия. После этого все российские монархи, если не удостаивались ордена Александра Невского до этого, то возлагали его на себя в день коронации вместе со знаками ордена Андрея Первозванного. Во времена правления Екатерины II это обстоятельство послужило поводом для возникновения исторического анекдота про награждение Суворова его первым орденом за победу над восставшими поляками. Когда на вопрос императрицы о том, почему Суворов ничего не ест, Потемкин ответил: «До первой звезды нельзя». Екатерина сняла с себя звезду ордена Александра Невского и вручила Суворову. Пожалуй, это был первый случай, когда этот орден был пожалован полководцу и за боевые заслуги (если таковыми можно считать подавление восставших). При императрице Елизавете Петровне кавалером ордена стал прусский король Фридрих II (1743 г.). Поскольку Прусское государство было создано на землях, завоеванных Тевтонским Орденом, то выходит, что немцу Фридриху вручили награду в честь победителя предков его подданных.
Дочь Петра I, во всем подчеркивая, что она продолжает дело своего отца, не жалела средств на Александро-Невский монастырь. Главным его украшением должна была стать новая рака. На эти работу казна отпустила 2000 рублей, а Елизавета Петровна распорядилась отдать на ее создание девяносто пудов первого отечественного серебра, которое было получено с Колыванских рудников. Почти три года работали над серебряным ансамблем русские мастеровые с Монетного двора по ковке, чеканке, гравировке. Совершенствование серебряного ансамбля раки продолжалось и после ее установки в Троицком соборе лавры. По бокам массивного серебряного саркофага, с литыми головками херувимов на углах, барельефы воссоздавали эпизоды из жизни Александра Невского. Эпитафия, начертанная на нем, вышла из-под пера Ломоносова, весьма преуспевшего в сочинении верноподданнических од.
Начиная с 1743 года, 30 августа весь Петербург выходил на Невский проспект, по которому по повелению Елизаветы Петровны «для украшения службы божьей и обрядов церковных» устраивался крестный ход из Казанского собора в Александро-Невский монастырь. Последний такой крестный ход состоялся в 1916 году. Не удивлюсь, если церковь попробует возродить эту традицию, скажем, к 800-летней годовщине «Невской битвы».
При Екатерине II историческое мифотворчество приобрело новое качество. На свет Божий всплыло из небытия «Слово о полку Игореве» («нашедший» его тайный советник А. И. Мусин-Пушкин тоже удостоился ордена Александра Невского). Куда более важен другой малоизвестный факт: императрица написала (не без помощи своих секретарей) для сочинения по истории России «Историю о великом князе Александре Ярославиче Невском, без чудес». В ней впервые католическая церковь открыто обвиняется в организации агрессии против Руси. Екатерина пишет о том, что Ватикан поощрял королей Норвегии, Дании и Швеции, а также ливонских рыцарей напасть на Русь. Причем, по версии Екатерины, сия мысль посетила Папу в начале 1246 года, то есть уже после побед Александра Ярославича в «Невской битве» и «Ледовом побоище», которые, по утверждениям современных историков, как раз и остановили агрессию Запада. Впрочем, Екатерина вынуждена признать, что этим замыслам Рима так и не суждено было осуществиться. Императрица объясняла это междоусобицами в Дании и Швеции. Ливонцы же «не в силах были действовать без посторонней помощи против Александра». Таким образом, императрица гораздо более реалистично оценивала возможности Запада, чем последующие поколения российских историков.
Почему же чистокровная немка, воспитанная в католичестве, обвиняет Запад в агрессивных планах против Руси? Дело в том, что Екатерина, подстрекаемая Вольтером, вынашивала планы о возрождении Византийской империи. Даже своего первенца, которого она мечтала посадить на трон в освобожденном от турок Константинополе, императрица назвала Константином. Европа, опасаясь чрезмерного усиления России, сорвала эти амбициозные планы, решительно выступив против планов завоевания Османской империи. В Зимнем Дворце понимают, что дальнейшая экспансия России на Восток рано или поздно приведет к военному конфликту с Европой, и пытаются подвести под него идеологическую платформу. Со времен Екатерины стало закономерностью, что всплески почитания Александра Невского совпадают по времени с очередным обострением отношений с западными соседями.
В короткое царствование Павла прибавилось еще около восьмидесяти Александровских кавалеров. В 1797 году император утвердил «Установление для российских орденов». По этому положению в России оставались лишь четыре ордена – в порядке старшинства: св. Андрея Первозванного, св. Екатерины, св. Александра Невского и св. Анны. Павел I учредил «командорства» Ордена Святого Александра Невского. Теперь старшие по времени его получения кавалеры стали пользоваться доходами с деревень, приписанных Ордену. Шесть самых старших кавалеров имели право получать доходы с 600 крепостных душ каждый; восемь следующих кавалеров пользовались доходами от труда 500 крестьян и так далее. После смерти награжденного его родственники должны были возвратить все орденские знаки канцлеру Ордена, который заведовал всеми делами Ордена под эгидой самого императора. В то же время была учреждена особая комиссия из шести кавалеров, которая надзирала за «пристанищами для бедных», инвалидными домами и школами, находившимися под опекой Ордена. Средства на содержание этих заведений складывались из взносов в 200 рублей, которые делал в орденскую казну каждый награжденный. С царствования Александра I на благотворительные цели стала поступать половина доходов с земель, предназначенных старшим кавалерам Ордена. При этом императоре сумма единовременных взносов при награждении орденом Александра Невского возросла до 600 рублей. Повысился и ценз чинов и званий, которые уже надо было иметь, чтобы претендовать на награждение орденом Александра Невского.
В годы войны 1812 года орден Александра Невского впервые становится наградой за ратные подвиги. За 1812—1814 годы орден Александра Невского был присужден за военные заслуги 48 раз. За Бородинское сражение орден получили четыре героя: генералы от инфантерии Д. С. Дохтуров (принял командование левым флангом русского войска после ранения Багратиона) и М. А. Милорадович (убит Каховским на Сенатской площади); генерал-лейтенанты А. И. Остерман-Толстой (его пехота стояла на острие удара французской кавалерии) и Н. Н. Раевский (организатор обороны на редуте, вошедшем в историю как «батарея Раевского»).
Во второй половине XIX века к разработке спекулятивной теории о немецко-католической агрессии против Руси, отраженной князем Александром Невским, подключились стоящие на службе интересов монархии и православия историки. Наиболее авторитетным выразителем этих идей стал Костомаров, обвинивший католическую церковь в стремлении «обратить к истинной вере русских» руками «ливонских крестоносцев».
Почему историк Костомаров вопреки фактам объявляет немцев врагами славян и приписывает Ватикану планы обращения их руками православных в католичество? Другими словами, за что он так ненавидел Запад? Скорее всего, эта ненависть – классическая иллюстрация теории Фрейда, поскольку связана с детскими переживаниями историка: незаконнорожденный юноша после трагический гибели отца-помещика от рук убийц неожиданно оказался на положении крепостного. Он перешел по наследству к ближайшим родственникам, которые изнеженного мальчика, воспитанного отцом как законного наследника, превратили в лакея. Много лет спустя жена Костомарова записала со слов мужа его воспоминания об этом: «Бедный мальчик, не зная о своем «незаконном» рождении, не понимал, почему он из барчука превращается в «казачка», и, разумеется, возмущался. Его усмиряли угрозами, обещали сечь, а лакеи, злорадствуя, говорили ему: «Полно барствовать, Николашка, ты ведь такой же холоп, как и мы!» (Автобиография Н. И. Костомарова, с. 94—95).
Отец Костомарова был воинственный безбожник и поклонник французских материалистов. Костомаров был уверен в том, что именно это и стало причиной его убийства. Помещика, повсюду пропагандировавшего антиклерикальные идеи Вольтера, убили его кучер и два лакея. Один из преступников так объяснил мотивы преступления: «Сам барин виноват, что нас искусил; бывало, начнет всем рассказывать, что Бога нет, что на том свете ничего не будет, что только дураки боятся загробного наказания, – мы и забрали себе в голову, что коли на том свете ничего не будет, то, значит, все можно делать» (Автобиография Н. И. Костомарова, с. 410). Потрясение от гибели отца и, еще большее, от неожиданной потери социального статуса, сделали из Костомарова глубоко религиозного человека, чья набожность доходила до исступления. В католичестве он видел главную причину ненавистного ему европейского вольнодумия и атеизма. Он говорил о том, что в Европе лишь «кричат о свободе, и нет у них свободы, ибо нет свободы без веры». Свой первый труд по истории – магистерскую диссертацию он посвятил противостоянию католической и православной церкви на Украине. Диссертация не прошла цензуры и была уничтожена по предписанию министра просвящения Уварова, потому что в ней содержались и выпады против православного духовенства, принявшего унию с католиками. Донос на диссертанта написал харьковский епископ Иннокентий. Впредь перед православной церковью Костомаров ведет себя предельно подобострастно. При поддержке государства Русской Православной Церкви удалось наладить поставку святого Александра Невского на экспорт. Так, в 1912 году в Софии был построен храм – памятник Александру Невскому, который должен был стать главным собором Болгарской православной церкви. Посвящение главного храма Болгарии Александру Невскому выглядит, мягко говоря, странно. Ведь болгары со шведами и немцами никогда не воевали, под игом Орды не были, и, более того, в начавшейся через два года Первой мировой войне выступили как союзники Германии.
6
После октябрьской революции миф об Александре Невском вместе с другими символами царской власти и православной церковью был отправлен на свалку истории. Стране были нужны новые герои, новая мифология и новые святые. Но очень скоро образ защитника русской земли от агрессии Запада оказался востребован. На службу коммунистической идеологии классовочуждый образ святого князя был поставлен после жестоких поражений 1941—1942 годов. Этому предшествовали «научные изыскания» ангажированных властью историков, отрабатывающих социальный заказ, – обосновать враждебную сущность Запада. Надо было подвести идеологическую базу и под «освобождение» Прибалтики, и под будущий «освободительный» поход Красной Армии в Европу.
Многочисленные научные труды доказывали «реакционную сущность» немецкой агрессии в Прибалтике и «прогрессивную и освободительную роль» в этом регионе Руси. Названия книг советских историков говорят сами за себя: «Героическая борьба русского народа за независимость (XIII в.)», «Борьба русского народа с немецкими интервентами в XII—XV вв.», «Борьба славян и народов Прибалтики с немецкой агрессией в средние века», «Борьба Руси против крестоносной агрессии на берегах Балтики в XII—XIII вв.» и т. д. и т. п.
В этих псевдонаучных трудах историческая правда искажена до неузнаваемости.
В силу того, что на основе документальных источников невозможно выдать Александра Ярославича за выдающегося полководца и спасителя Отечества, то вопреки атеистическим установкам советских времен, историки вынуждены обращаться к православной литературе – церковному «Житию» святого правоверного князя Александра Невского. Очень распространенный прием – цитирование мест из летописей, которые самим летописцем заимствованы из «Жития». С помощью такой нехитрой манипуляции цитаты из «Жития» получают вес и ценность документального свидетельства. Например, часто цитируемый советский историк В. Т. Пашуто пишет: «Не удалось крестоносным грабителям «укорить Словеньский язык ниже себе», ссылаясь при этом на текст Новгородской первой летописи младшего извода и не указывая, что эти слова принадлежат не летописцу, а автору «Жития». Молчит Пашуто и о том, что эта летопись датирована 1432 годом, а в более ранней версии той же летописи – НПЛ старшего извода, ничего подобного нет. Может быть, маленькая неточность? Нет. Большая ложь. С таким же успехом можно писать труд по истории Великой Отечественной войны, беря за основу текст книги «Малая Земля», подписанную именем другого великого полководца и «самовидца» описываемых событий Леонида Брежнева. И что из этого получится? Вот что: войну с нацистской Германией выиграл полковник Леонид Брежнев под руководством коммунистической партии. Соответственно, если верить «Житию», то войну с «римлянами» выиграл Александр с помощью ангелов и воинства небесного. Как это ни странно, несмотря на это, даже сейчас в различных изданиях школьных учебников по истории России для шестого класса цитируются отрывки из «Жития» Александра Невского. При этом в них не указывается, что это литературное произведение, всего лишь художественный вымысел.
Необходимо отметить и то, что и автор НПЛ, по сути единственного отечественного первоисточника с описаниями подвигов Александра Ярославича, не был свободен от идеологического давления. Новгородское летописание велось при дворе Новгородского архиепископа. Новгородский владыка находился в прямом подчинении у главы Русской Православной Церкви – митрополита Киевского и Владимирского, резиденция которого с 1299 года окончательно утвердилась во Владимире, а затем переместилась в Москву. Следовательно, интересы новгородских православных иерархов полностью совпадают с интересами Владимиро-Суздальского княжества, а затем и Московской Руси. Поэтому новгородский летописец не может выражать негативное отношение к прародителю Великих князей, на полном содержании которых находится Русская Православная Церковь. Неслучайно дореволюционный исследователь русских летописей А. А. Шахматов пришел к выводу, что «рукой летописца водили не отвлеченные представления об истине, а мирские страсти и политические интересы» (Шахматов А. А. Повесть временных лет. Пг., 1916. Т. 1: Вводная часть. Текст. Примечания. С. 16.).
Что же говорить о более поздних новгородских летописях, известных как Новгородская первая младшего извода и Софийская первая, которые включили в себя «Житие» Александра Невского? Эти летописи, несмотря на название, были написаны не в Новгороде, а в Москве. Д. С. Лихачев писал, что в их основе лежит обширный свод, условно называемый «Сводом 1448 г.». Свод 1448 года не новгородский, а общерусский, составленный при митрополичьем дворе в Москве. Этот свод, в свою очередь, переработка «свода Киприана», который «имел промосковскую тенденцию; для него характерен учительный, публицистический тон».
Но рядовой читатель верит советскому ученому Пашуто, который прикрывается непререкаемым авторитетом исторического документа – летописью. И никому не приходит в голову задать себе простой вопрос: а откуда автор летописи знает о том, что некий не названный аноним призвал «укоротить Словеньский язык»? Кто ее произнес? Может быть, эта угроза фигурирует в документе, в котором Орден (шведы, немцы, крестоносцы, Римский Папа – возможны варианты) объявляет новгородцам войну? Такого документа нет. Тогда, может быть, автор этого высказывания устроил пресс-конференцию для российских летописцев? Или это работа древнерусских агентов, подслушавших эти слова на секретном совещании в логове супостатов? Получается как в том анекдоте: телефонный звонок, мужчина снимает трубку и слышит: – Вы козел. – Кто это говорит? – Все говорят.
В советское время Александра Невского изображали не иначе как прогрессивным историческим деятелем и великим полководцем. Одним словом, национальным героем, спасшим Отечество от агрессии с Запада.