А что пишут о битве, которая принесла, если верить «Житию», всемирную известность Александру Ярославичу, Ливонские хроники?
      Древнейшая из них, Ливонская рифмованная (т. е. написанная в стихах. – Авт.) сообщает, что потери Ордена составили двадцать рыцарей и шестеро попавших в плен. В этой хронике ничего не говорится о месте сражения. Но слова менестреля о том, что убитые падали на траву (землю), позволяет сделать вывод о том, что сражение велось не на льду озера, а на суше. Если «траву» (gras) автор Хроники понимает не образно (немецкое идиоматическое выражение – «пасть на поле брани»), а буквально, то получается, что сражение произошло, когда лед на озерах уже растаял, или противники сражались не на льду, а в прибрежных зарослях камыша.
      Вот этот отрывок из ЛРХ: «Русским были обидны их неудачи; быстро они приготовились. Тогда выступил князь Александр и с ним многие другие русские из Суздаля. Их сильное войско направилось в землю братьев-рыцарей. Братья-рыцари оказали им сопротивление; но их было немного.
      В Дерпте узнали, что пришел князь Александр с войском в землю братьев-рыцарей, чиня грабежи и пожары. Епископ велел мужам епископства поспешить в войско братьев-рыцарей для борьбы против русских. Они привели слишком мало народа, войско братьев-рыцарей было также слишком маленьким. Однако они пришли к единому мнению атаковать русских. Русские имели много стрелков, которые мужественно приняли первый натиск, Видно было, как отряд братьев-рыцарей одолел стрелков; там был слышен звон мечей, и видно было, как рассекались шлемы. С обеих сторон убитые падали на траву. Те, которые находились в войске братьев-рыцарей, были окружены. Русские имели такую рать, что каждого немца атаковало, пожалуй, шестьдесят человек. Братья-рыцари упорно сопротивлялись, но их там одолели. Часть дерптцев спаслись, покинув поле боя. Там было убито двадцать братьев-рыцарей, а шесть было взято в плен. Таков был ход боя».
      ЛРХ относит эти события ко времени магистра Германа Балка (Meister Herman Balke, ливонский магистр 1237—1238 гг. Умер в марте 1239 г. По другим данным, был магистром до 1243 года).
      Таким образом, рассказ Ливонской рифмованной хроники в целом совпадает с рассказом НПЛ о событиях под Изборском и Псковом, но не содержит никаких данных о битве ливонцев с русскими на льду озера. Из ЛРХ можно сделать вывод о том, что сражение произошло во владениях Ордена, когда братья-рыцари вместе с пришедшими им на помощь дерптцами контратаковали русских.
      Согласно ЛРХ, основная тяжесть отражения нападения русских легла на плечи Дерптского епископа.
      Тевтонский Орден в это время не мог оказать помощи своим вассалам в Ливонии, так как в 1242 году прусские племена объединились (до этого они действовали разрозненно) и подняли восстание. Пруссы разорили владения Ордена и осадили ряд замков. Восстание продолжалось до 1249 года. Тевтонцы проиграли ряд крупных битв. В этот раз пруссы в борьбе с Орденом использовали не только силу оружия, но и дипломатию. На соборе 1245 года в Лионе представители пруссов потребовали у католической церкви, чтобы она перестала поддерживать Орден.
      Восстание удалось погасить только путем переговоров в результате активного посредничества церкви. Таким образом, на протяжении пяти лет тевтонцы вели войну, которая требовала напряжения всех сил Ордена. Следовательно, они не только не могли помочь своим ливонским вассалам, но и сами нуждались в их помощи.
      Отечественные историки утверждают, что восстание пруссов началось после поражения рыцарей под Псковом, а поводом для его начала послужил разгром основных сил Ордена русскими. А к 1241 году, после того как рыцари в 1240 году разгромили пруссов и заставили их признать власть Тевтонского Ордена, в Пруссии наступил долгожданный мир. Следовательно, ничто не мешало направить рыцарей Ордена из Пруссии на помощь своим братьям в Ливонии. Но даже если это и произошло именно так, то тевтонцы вряд ли успели поспеть к месту событий. Привести войска из Пруссии в Ливонию было не так просто – между ними была враждебная Литва. Переброска войска была возможна только по морю. Тевтонцам, у которых не было флота, сначала надо было зафрахтовать суда, потом добраться на них до Риги, а оттуда маршем к Дерпту. Но ведь нападение русских на орденских братьев в Пскове было внезапным. Вторжение в Ливонию началось сразу же после освобождения Пскова. Так что позвать тевтонцев на помощь Дерптский епископ не успел бы. Да и с чего вдруг Тевтонский Орден должен был выступить на помощь епископу Герману? Даже если бы русские захватили его владения, интересы Тевтонского Ордена при этом никак не пострадали.
      Автор ЛРХ не высказывает ни малейшего восхищения полководческими дарованиями Александра. По ЛРХ, русским удалось окружить часть ливонского войска не благодаря таланту Александра, а потому, что русских было намного больше, чем ливонцев. Впрочем, даже при подавляющем численном превосходстве над противником (если верить ЛРХ – 1 к 60) они не смогли окружить все ливонское войско: части дерптцев удалось спастись, отступив с поля боя. Поскольку именно они составляли большую часть ливонского войска, то в окружение попала незначительная часть «немцев» – 26 братьев-рыцарей, которые предпочли смерть на поле боя позорному бегству. Более поздний по времени написания источник – Хроника Германа Вартберга. Она написана спустя сто пятьдесят лет после событий 1240—1242 годов. Основной лейтмотив этой Хроники – сложные взаимоотношения рыцарей с ливонской церковью и городами. Самое интересное в Хронике Вартберга то, что благодаря ей мы можем сделать вывод о том, как спустя много лет потомки разбитых в «Ледовом побоище» рыцарей оценивали масштаб и значение этого события.
      Поскольку история Ордена Меченосцев и его вхождение в Тевтонский Орден для автора Хроники всего лишь краткое предисловие к событиям более близким, то Вартберг в своем повествовании упоминает только наиболее значимые, по его мнению, события тех лет. Война с русскими, во время которой Орден овладел Изборском и Псковом, согласно Вартбергу имела место во время второго магистра Ордена Меченосцев (он называет этот Орден «Братство рыцарства Христова»). «В 1211 г. жил второй магистр братьев рыцарства Христова, Вольквин (Фольковин), не менее способный, благочестивый и честный муж. Он мудро вел войны Господни, и братья ордена верно помогали ему.
      Он же покорил эстов и эзельцев христианской вере и наложил на них дань; он построил также, а именно из камня, замок Феллин и небольшой ревельский замок, и укрепил их самым лучшим образом башнями и глубокими рвами. Он произвел также и другие постройки около Дерпта и Одемпэ, о коих я ради краткости не упоминаю». Отметив самые главные заслуги «второго магистра» (реальный Вольковин, как мы знаем, погиб в битве при Сауле в 1236 г.), Вартберг переходит к войне с русскими: «далее он завоевал Изборск. Плесковские же русские (псковичи) подчинились ему после того, как он сжег их город. Для охраны замка, равно как и для увеличения числа обращенных, магистр оставил здесь двух орденских братьев с небольшим числом людей. Но когда новгородцы узнали об этом, они захватили внезапно оставшихся братьев вместе с их людьми. Далее он построил у русских замок по имени Копорию и наложил в то же время дань на ватландских русских». Это все, что пишет эта Хроника о войне с русскими в 1240—1242 годы. Таким образом, автору этой Хроники ничего неизвестно ни о «Ледовом побоище», ни о дальнейшей судьбе замка в Копорье. Не позволяет эта Хроника судить и о том, когда же произошли описанные события. По Вартбергу, они имели место до 1241 года, когда ливонских рыцарей, ставших вассалами Тевтонского Ордена, возглавлял Андрей Фельфен (Андреас фон Белвен) – магистр Тевтонского Ордена в Ливонии. В этом году, по Вартбергу Орден воевал с эстами, поднявшими восстание против католических миссионеров на острове Эзель (современный о. Сааремаа). «В его время эзельцы отложились от веры и избили христианский народ вместе с бывшим налицо духовенством, причем преосвященный Генрих, их епископ, едва избежал смерти. Но когда выше названный магистр их снова покорил, он им даровал некоторые права и вольности, которые впоследствии этот епископ утвердил».
      Но вернемся к описанию деятельности «второго магистра» Ордена Меченосцев. Из Хроники следует, что несмотря на известные нам по другим источникам регулярные и масштабные нападения русских на территорию Ливонии, Орден в этих конфликтах участия не принимал. Что подтверждает предположение о том, что нападению со стороны Новгородской земли в основном подвергались владения ливонской церкви и, прежде всего, территория Дерптского епископства.
      Что же касается похода против Пскова, то, как следует из этой Хроники, он состоялся после того, как Орден решил более важные задачи, а именно: одержал победу над датчанами в борьбе за господство в Северной Эстонии. Следовательно, логичнее было бы обвинить «немецких рыцарей» не в стремлении покорить земли Руси, а в желании установить свое господство над Данией.
      В Ливонской хронике Рюссова, изданной в 1848 году на основе более ранних изданий, говорится, что во времена магистра Конрада (Великий магистр Тевтонского Ордена в 1239—1241 гг. Умер от ран, полученных в сражении с пруссами 9 апреля 1241 года. – Авт.) в Новгороде был король Александр. Он (Александр) узнал, что при магистре Германе фон Зальте (магистр Тевтонского Ордена в 1210—1239 гг.) тевтонцы захватили Псков. С большим войском Александр берет Псков. Немцы упорно сражаются, но разбиты. Погибли семьдесят рыцарей со многими немцами. Шесть братьев попадают в плен и замучиваются до смерти.
      Некоторые отечественные историки интерпретируют сообщения Хроники Рюссова в том смысле, что семьдесят рыцарей, о гибели которых он упоминает, пали при взятии Пскова. Но это неправильно. Очевидно, что в Хронике Рюссова все события 1240—1242 годов: взятие ливонцами Пскова, его освобождение Александром, вторжение новгородско-суздальских дружин в Ливонию и «Ледовое побоище» – объединяются в одно целое. О таких событиях, как взятие Изборска, разгром под Изборском псковского войска, строительство крепости в Копорье и ее захват новгородцами, вторжение русских в Ливонию, эта Хроника не упоминает. Таким образом, «семьдесят рыцарей и много немцев» – это общие потери Ордена (точнее, ливонцев и датчан) за все время войны. Еще одно отличие Ливонских хроник от НПЛ – количество и судьба пленных рыцарей. Хроника Рюссова сообщает о шести пленных, а новгородская летопись – о пятидесяти. Взятых в плен рыцарей, которых в фильме Эйзенштейна Александр предлагает менять на мыло, по ЛРХ «замучили до смерти». НПЛ пишет о том, что немцы предложили новгородцам мир, одним из условий которого был обмен пленными: «а что, если мы пленили мужей ваших, теми разменяемся: мы ваших пустим, а вы наши пустите». Но дожили ли пленные рыцари до обмена?
      Больше никаких сведений о событиях 1240—1242 годов в западных источниках нет.
      Между Ливонскими хрониками и русскими источниками есть принципиальная нестыковка. По второй редакции «Жития» получается, что Псков был под «немцами» менее года. По НПЛ – около двух лет. По Ливонским хроникам Псков заключил мир с Орденом не позднее марта 1239 года, а новгородцы возвращают его только в 1244 году. Получается, что ливонский гарнизон находился в Пскове почти целых пять лет.
      Если принять ливонскую хронологию, то получится, что у ливонцев было более чем достаточно времени для того, чтобы напасть на Новгород или другие русские земли. Но поскольку они этого не делают, то в их планы это не входило, а значит, надо признать тот факт, что никакой агрессии Запада против Руси не было. А грабежи купцов в окрестностях Новгорода – это не начало «крестового похода» на Русь, а обыкновенные приграничные стычки, которые прекращались на время и вновь вспыхивали с новой силой.
      Если предположить, что в датировке событий ошибаются Ливонские хроники, а не новгородский летописец? Тогда эта ошибка говорит о том, что для истории Тевтонского Ордена это очередное столкновение с русскими в Ливонии было второстепенным событием. Что касается собственно «Ледового побоища», то вряд ли есть основания считать, что Ливонские хроники, которые достаточно объективно описывают как победы, так и поражения рыцарей Ордена, решили замолчать их поражение в битве с русскими на льду озера. Да и какой смысл было скрывать поражение, если гибель в бою была для рыцаря честью? Орденские хроники не преминули бы описать героическую гибель доблестных воинов во славу Господа.

      «Ледовое побоище» с давних пор было предметом исследования отечественных историков. Однако все эти изыскания сводились, в лучшем случае, к пересказам и интерпретации НПЛ, в худшем – «Жития». Исследованием достоверности изложенных в этих источниках фактов до революции не занимались.
      Новый всплеск интереса к деятельности Александра Невского начался в советское время в конце 30-х годов прошлого века. Советские авторы стали приписывать «Невской битве» и «Ледовому побоищу» выдающееся значение в истории не только Руси, но и всей Европы. Они пытались доказать, что героические русские воины во главе с Александром Невским остановили многовековой немецко-рыцарский «Drang nach Osten», ранее приведший к покорению западных славян и прибалтийских народов. Начиная с 1938 года – момента появления первых советских работ о «Ледовом побоище», – в СССР появилось огромное количество сочинений, посвященных деятельности Александра Невского. С этого времени бывшему православному святому, перекрашенному коммунистами в одного из первых защитников Отечества от западной агрессии, уделяется видное место во всех трудах и учебниках по истории СССР и военного искусства. Правда, в большинстве работ советского времени об Александре Невском пересказывают уже давно известные факты, изложенные еще дореволюционными историками. Обычно «Ледовое побоище» освещается без использования западных источников и не на основании подлинного летописного текста, а по пересказам, сделанным в более ранних работах. В основном переписывалась одна из первых советских работ об Александре Невском – брошюра 1938 года А. И. Козаченко «Ледовое побоище». Многочисленные ошибки, неточности и просто фантазии из его работы внесли в советскую литературу о «Ледовом побоище» ошибки и неточности, многократно повторенные другими авторами. Например, Козаченко принадлежит мысль о том, что во главе ливонцев «выступил со всеми рыцарями ордена магистр Валк», то есть магистр Тевтонского Ордена Герман Балк. В действительности Балк умер в 1239 году и событиях 1240—1242 годов, по этой уважительной причине участвовать не мог, а тевтонские рыцари не принимали непосредственного участия в делах своего филиала в Ливонии.
      Ливонские хроники не сообщают об участии в войне с русскими руководителей Тевтонского Ордена. Магистр Ордена находился в Пруссии. Командующий вассалами Тевтонского Ордена в Ливонии имел титул ландмейстера. В апреле 1242 года большинство ливонских рыцарей во главе с ландмейстером Дитрихом фон Грюнингеном сражались в Курляндии.
      Можно предположить, что в «Житиях», где появилась мысль об участии в бою магистра и его пленении, магистром назван некий южный ливонец, попавший в плен к новгородцам: в рыцарской иерархии православые монахи не разбирались. Если рассуждать теоретически, то в случае разгрома ливонского воинства в руки русских должен был попасть не кто иной, как сам епископ Дерптский Герман. Но о нахождении его в плену тоже ничего неизвестно. Да и возраст у Германа был к тому времени до того почтенный (около 70 лет), что он физически не мог участвовать в сражении.
      Именно Козаченко выдумал, что перед «Ледовым побоищем» «часть дружины была поставлена в засаду за возвышенностями берега» и в разгар боя ударила «с тыла… закупорив окончательно щель, пробитую германской свиньей». С легкой руки Козаченко эта фантастическая засада, явно придуманная по аналогии с действиями «засадного полка» во время Куликовской битвы, вошла в учебники.
      Почему малограмотные вымыслы Козаченко оказались так живучи? Дело в том, что когда советские историки писали о «Невской битве», они пользовались рассказом «Жития» о «шести храбрых мужах», выдавая его за летописное свидетельство. Это было несложно, поскольку в Лаврентьевской, Софийской, Псковской, Никоновской и других поздних летописях цитируются различные редакции «Жития» (об этом обстоятельстве историки, разумеется, умалчивали). А рассказ о «Ледовом побоище» в «Житии» лишен каких-либо подробностей. Поэтому пришлось напрягать фантазию. Последователи Козаченко произвели на свет множество псевдонаучных реконструкцией «Ледового побоища», включая кинематографическую – фильм Эйзенштейна «Александр Невский». Впрочем, и в те времена находились те, кто имел смелость признать, что подобные изыскания не имеют отношения к науке. Так, И. Греков и Ф. Шах-магонов, авторы книги «Мир Истории» пишут: «Мы нигде не находим вполне ясного ответа, как, каким образом, с помощью каких тактических приемов новгородское войско победило профессиональное войско немецких рыцарей» (с. 78).
      Несмотря на робкие возражения отдельных критиков, творческое наследие Козаченко живет и продолжает победное шествие из учебника в учебник. Что же насочиняли его последователи про «Ледовое побоище»? Начнем с того, как описывают историки построение русских войск. Именно в том, как расположил свои войска на поле боя Александр, многие авторы видят залог его победы в этом сражении. Возьмем, к примеру, одну из последних публикаций на эту тему. Интересна она тем, что опубликована в официальном рупоре пропаганды Российского министерства обороны – газете «Красная Звезда» к важной дате – 759-й годовщине «Ледового побоища». Автор статьи – не какой-нибудь историк-дилетант, вроде меня, а дипломированный специалист, кандидат исторических наук Юрий Соколов. Вот что пишет этот, с позволения сказать, военный историк: «Учитывая особенности тактики рыцарей, которые обычно вели фронтальную атаку против пехотинцев бронированным клином, названным на Руси «свиньей», Александр Невский решил ослабить центр («чело») и усилить полки правой и левой руки. Конницу, разделенную на два отряда, он расположил на флангах позади пехоты. За «челом» князь встал со своей тяжеловооруженной дружиной. Подобное построение позволяло не только с успехом парировать прорыв центра, но и осуществить двусторонний охват неприятеля с целью нанесения ударов по флангам и тылу, и полностью окружить его».
      Откуда автор вышеприведенной цитаты узнал эти подробности, остается только гадать. Богатая фантазия – это, конечно, хорошо. Плохо, когда фантазия заменяет историку знание предмета. Дело в том, что описанное Соколовым построение русского войска известно со времен киевского князя Святослава (?-972 гг.) и без особых изменений дошло до Куликовской битвы. Головной полк, полк правой и левой руки, засадный полк. Именно так строилось русское войско еще в X и XI веке. «Войска в битвах располагались обыкновенно тремя отделениями: большой полк, или чело, и два крыла; в челе ставили варягов наемников; если не было наемников, то земские полки, а дружину по крылам, сохраняя ее для решительного нападения» (Соловьев, СС, т. 1, с. 224).
      Но только тогда непонятно, о каком полководческом гении Александра Ярославича можно говорить, если он слепо заимствовал тактику своих отцов и дедов?
      Что нового по сравнению с военной наукой двух-трехвековой давности внес в построение русского войска Александр? Ничего. Нет, прошу прощения, виноват, внес: по Соколову, у Александра полка не три (пехота в центре, конница по флангам), а четыре: «за челом князь встал со своей тяжеловооруженной дружиной». Но тогда выходит, что Соколов сам себе противоречит: он утверждает, что «Александр Невский решил ослабить центр («чело») и усилить полки правой и левой руки». Но если за «челом» «князь встал со своей тяжеловооруженной дружиной», то получается, что Александр Ярославич не только не ослабил центр, а наоборот, сделал его самой сильной частью своей позиции.
      Другое противоречие: где же расположил свою конницу Александр, если его конная дружина была в центре, за «челом», а Соколов утверждает, что конницу он разделил на «два отряда»? Тогда выходит, что Александр конницу разделил не на два, как пишет Соколов, а на три отряда. То, что кандидат наук Соколов не умеет считать до трех, не так важно, важно то, что за конницу Александр разделил на два отряда и поставил на фланги, если его конная дружина стояла в центре? Дружинников своего брата Андрея? А может быть, татарскую? Но участие татар в «Ледовом побоище» сам Соколов напрочь отрицает, заявляя, что подобные предположения – наглая ложь. По его словам, «такая версия была введена в оборот секретарем Батория Рейнгольдом Гейденштейном в период Ливонской войны 1558—1583 гг.». Тогда откуда у Александра Ярославича столько конницы, что он ставит ее и на фланги, и в центре, где ее прикрывает пешее «чело»?
      Вообще само утверждение Соколова о том, что «конницу, разделенную на два отряда, он (Александр Невский) расположил на флангах позади пехоты», обнаруживает в нем человека, который плохо понимает то, о чем говорит. Ну и как бы русская конница при таком построении смогла бы осуществить свой запланированный маневр по окружению рыцарского клина? По головам стоящей перед ней пехоты? Согласитесь, не самое удачное решение. Не проще было бы сразу вывести конницу вперед, чтобы она, переходя в атаку, не теряла драгоценного времени, объезжая строй пеших воинов?
      Далее Соколов пишет о том, как развивались события: «Крестоносное войско численностью примерно в 12—15 тысяч человек врубилось в передовой полк, пробилось через него, стремясь прорваться через центр «чела», чтобы развернуть фланги клина с целью охвата рассеченных боевых порядков русской пехоты. Но первые ряды рыцарей, пробившихся сквозь «чело», были остановлены конной дружиной Александра Невского».
      Использование главной ударной силы – конных дружинников в обороне да еще в позиции, где они лишены возможности маневра и не могут быть использованы для контратаки?! Ни один полководец так бездарно не распорядился бы своим самым мощным и боеспособным отрядом.
      Даже сугубо штатскому человеку очевидно, что конная дружина в решающий момент сражения должна наносить удар по флангу или в тыл атакующим ливонцам, а не ждать, пока они уничтожат центр русской позиции, чтобы по трупам своей пехоты броситься в атаку. То есть, по Соколову получается, что Александр позволил противнику разгромить его войско по частям.
      Расположив княжескую конную дружину за «челом», Соколов делает неуклюжую попытку добиться соответствия между зафиксированным летописцем фактом прорыва ливонцев сквозь порядки русских войск и выдумкой конца 30-х годов о том, что Александр Невский окружил противника. При всей бессмысленности такого построения у него есть один плюс, о котором Соколов, естественно, помалкивает: всю тяжесть боя, а значит, и наибольшие потери, несет именно «чело» и фланги. А пока они гибнут в бою, княжеская дружина во главе с Александром Ярославичем спокойно стоит в резерве и до последнего момента в битве участия не принимает. В случае поражения она легко покинет поле боя. В случаи победы – бросится добивать отступающих врагов, брать пленных и собирать трофеи.