Перевод с турецкого В. Феоновой и С. Сверчевской под редакцией М. Малышева
 
       Для мультиязыкового проекта www.franklang.ru сканировал и проверил Илья Франк
 

 
      Каждый любитель спорта, не говоря уж о футбольных болельщиках, безусловно, знает, кто такая Севим Ферфейерверк. (Злые языки наградили ее прозвищем Грифон, - господи, до чего же несправедливы и завистливы люди!) Ну, а если вы не только увлечены спортом, но и принадлежите к высшему обществу, то, несомненно, знакомы и с Севим, и со всем семейством Ферфейерверков.
      Вы еще не забыли, как на прошлогодних гонках яхтсменов Севим буквально свела всех с ума - и зрителей и спортсменов, - сделав неожиданное заявление:
      - Я учреждаю гран-при для победителя!
      На следующий день об этом «гран-при» писали не только в спортивных отчетах, но и в разделах великосветской хроники.
      Гонку, как и следовало ожидать, выиграл Суат Негритос.
      - Ну, - развязно сказал он Севим, - выкладывай свой гран-при…
      Усыпавшие побережье болельщики готовы были держать пари, что наградой Суату станет поцелуй красавицы Севим. Их убогое воображение не шло дальше подобной банальности. Однако у девушки были на этот счет свои соображения. Она непринужденно расстегнула платье, решительным жестом, будто выдернув кольцо парашюта, сорвала с себя алый бюстгальтер, а затем церемонно, как верительную грамоту, вручила его ошалевшему победителю. Тот лишь секунду помедлил, потом сгреб в охапку девушку и в тот же миг очутился вместе с ней на яхте. Почтеннейшая публика еще не пришла в себя, как на мачте победно взвился алый гран-при, и яхта ринулась на всех парусах в неоглядную даль Мраморного моря, подальше от любопытных глаз. Публика завороженно глядела вслед удаляющейся яхте, увозившей грай-при, который розовой бабочкой порхал над морской синевой.
      На следующий день все те же злые языки, дав себе волю, постарались вовсю; невинная выходка Севим, как снежный ком, обросла пикантными подробностями и докатилась до ушей самого Хасипа Ферфейерверка, отца Севим, главы благороднейшего семейства, весьма известного и уважаемого в высшем обществе человека.
      Зависть никогда не скупится на захватывающие подробности. И никто так не умеет из мухи сделать слона, как очевидец. Именно очевидцы постарались уверить Хасипа Ферфейерверка, будто своими глазами видели болтающийся на мачте Негритосовой яхты… нет, не бюстгальтер его дорогой дочери, а самый что ни на есть интимный предмет туалета, о котором вслух даже не скажешь…
      Папаша Севим, снисходительно относившийся ко всем поступкам дочери, не выдержал и взорвался:
      - Позор!… Да как она смела!… Честь семьи - к чертям собачьим!…
      И Хасип-бей ( Бей (бай), или бейэфенди, а также эфенди - господин, сударь; ханым, или ханымэфенди - госпожа, сударыня.) задумался о необходимости первого серьезного предупреждения ветреной дочери, не дорожащей девичьей гордостью и честью семьи. Но, как часто это бывает в наших семьях, в конфликт вмешалась мама.
      - Нет худа без добра, - сказала расчетливая Мехджуре-ханым. - В конце концов поступок дочери окажет добрую услугу и принесет только выгоду фирме семейства Ферфейерверков, торгующих дамским бельем. Ведь это же настоящая рекламная находка!
      Гран-при Севим, как, впрочем, и то самое, что ни на есть интимное, о чем вслух не говорят, было из последней партии, полученной фирмой из Америки.
      - Пожалуй, дело мать говорит, - сдался глава семейства. - Любая реклама полезна.
      Однако, на всякий случай, решил навести справки о Суате Негритосе.
      Что же касается победителя гонок, которому привалило такое счастье, то Суат Негритос, молодой человек лет сорока, атлетического сложения, как говорится, в самом соку, с изумрудными глазами и густой черной шевелюрой, был объектом чересчур откровенных воздыханий со стороны особ разного возраста - от семнадцати и до пятидесяти семи, Это было какое-то повальное увлечение, которого, казалось, ни одна женщина не могла избежать.
      Круглый год этот красавчик гонял на своей яхте, и его кожа всегда лоснилась от здорового морского загара, - потому-то и прозвали его Негритосом. Но странное дело, увлечение женщин Суатом длилось всегда недолго, страсть сменялась разочарованием, порой даже презрением и ненавистью. В чем же дело? Грубо говоря, виной всему был его нос, один из крупнейших в стране носов. Только витрина не соответствовала тому, что имелось в магазине. Наивные дамы впадали в самообман, ставя в прямую зависимость величину носа с действительными доблестями Суата.
      Жертвой такого заблуждения стала и Севим Грифон. Ах, как ее гипнотизировал многообещающий нос Суата! И сколь глубоко было разочарование девушки, оставшейся один на один с Негритосом. Уж не поэтому ли она при всем честном народе щелкнула Суата по носу и кокетливо прощебетала:
      - Обманщик ты, больше никто…
      Так рухнула легенда о Суате Негритосе. А Севим, обманутая в своих надеждах, решила расстаться с морем и обосноваться на суше, целиком отдав себя футболу, любимой игре миллионов. Вернее, не столько футболу, сколько знаменитой футбольной команде ПыС - так называлась команда клуба «Пыль Столбом», - состоящая из одиннадцати, как на подбор, удальцов, готовых ради девушки на все, вплоть до победы в футбольном чемпионате страны. Такая уж была эта девушка Севим Грифон из высокочтимого и уважаемого в высшем обществе семейства Ферфейерверков.
      Все лето Ферфейерверки проводили у моря, благо оно было под боком. Каждое воскресенье семейство отправлялось на пляж, двигаясь в неизменной последовательности: впереди папа, Хасип-бей, следом мама, Мехджуре-ханым, а затем уже дочь, прекрасная Севим. Но именно в это воскресенье в хвост благородному семейству пристроился молодой человек. Он шел следом столь упорно, что его присутствие вынужден был заметить даже глава семейства, хотя на такого рода житейские мелочи он обычно не обращал внимания: в самом деле, не хватало еще серьезному бизнесмену, торгующему американским дамским бельем, замечать многочисленных поклонников дочери.
      - Севим, - окликнул молодой человек девушку, следовавшую в арьергарде, - этот старик твой предок?
      - Угу! - дружески улыбнувшись, ответила девушка.
      Когда семейство приблизилось к пляжу, Севим, слегка приотстав от родителей, вдруг остановилась и неторопливо сняла туфли. Это должно было, по мысли Севим, побудить шедшего сзади юношу к решительным действиям. Но тот, правда, попытался воззвать к голосу рассудка:
      - Севим, лапочка моя, ведь сейчас сорок три градуса в тени!
      - Угу! - обезоружила его улыбкой Севим, и оба тут же скрылись в пляжной кабине.
      Хасип-бей - надо отдать должное его догадливости - все-таки забеспокоился, полагая, что неизвестный юноша поступил не совсем тактично.
      - Кто этот молодой человек? - строго спросил он жену.
      - Какой?
      - «Какой, какой»! Тот, что тащился за нами всю дорогу. Ты его знаешь?
      - Кого?
      - О, Аллах! Ну, того, который сейчас переодевается в кабине с нашей дочерью.
      - Как?! Ты не знаешь центрального защитника из клуба ПыС? Это же знаменитый Ахмед! Непроходимый Ахмед! Недаром его зовут Ахмед Стена!
      Хасип-бей смущенно замолчал. Позорище какое! Не знать в лицо такую известную личность, почти национального героя!…
      - А-а-а-а… Так, значит, это он? Как же, как же… Прекрасный стоппер, мощный удар и все такое… Ишь ты, а я подумал, что кто-то чужой увел нашу дочку.
      - Ты готов вообразить себе бог знает что, - укоризненно заметила жена. - Что ты все следишь за ребенком, давишь на психику?…
      - Если родители не будут следить и давить, то ребенка придавит кто-нибудь другой! - перебив ее, назидательно произнес Хасип-бей и многозначительно кивнул в сторону кабины.
      Родители успели поплескаться в море и даже обсохнуть, разлегшись на песке, когда дверца кабины распахнулась и оттуда выпорхнула Севим, а следом за ней появился Ахмед.
      - Полюбуйся, она только еще выходит из кабины, - возмущенно проговорил Хасип-бей.
      Мехджуре-ханым даже не пошевелилась.
      - Когда хочет, тогда и выходит. Девочка уже совершеннолетняя. Оставь ее в покое.
      Будучи женщиной рассудительной, Мехджуре-ханым имела свою точку зрения на то, как надлежит себя вести скромной девушке на выданье. Скромность тоже должна иметь свои границы. Девушке-невесте отнюдь не помешает широкий круг знакомых. Скорее даже наоборот. И если отец не понимает столь простой истины, то ему лучше помалкивать и не мешать дочери искать свое счастье.
      Не желая ссориться с женой, хотя ссоры, видимо, все равно было не избежать, Хасип-бей отвернулся и заворчал себе под нос, однако достаточно громко, чтобы жена его услышала:
      - Ничего себе скромная девушка… Широкий круг знакомств… Хм… Надо бы шире, да некуда… Девушка на выданье… Да про таких говорят: «Старая дева…»
      Чтобы отвлечься от невеселых мыслей и как-то успокоиться, Хасип-бей сел и бессмысленным взором уставился на море. Его лысина после купания ярко блестела на солнце, впрочем, в другое время никакой лысины у него не наблюдалось - так изобретательно он укладывал оставшуюся прядку волос.
      Вид моря не прогнал тревожных мыслей. Никогда в жизни он не подумал бы плохо о своей дочери, если бы не ее фигура, которая в последнее время, если быть откровенным, стала приобретать зловещие очертания.
      - И прекрасно! - в ответ на его опасения сказала невозмутимая Мехджуре-ханым, - с возрастом все становятся склонны к полноте.
      - Прости меня, но у нашей Севим полнота какая-то односторонняя, - не очень уверенно возразил папа.
      - Не смеши меня. Человек не может справиться со своей полнотой, не всегда же ей быть гармоничной. Все зависит от конституции…
      При слове «конституция» Хасип-бей осекся, ибо не желал переводить семейный разговор в плоскость внутриполитической дискуссии.
      Мать очаровательной Севим была твердо убеждена, что беспокойства супруга лишены основания. Современный уровень медицины, справедливо полагала она, и просвещенность нынешних девушек исключают необходимость каждодневно напоминать детям о мерах элементарной предосторожности… Тем не менее, после разговора на пляже, Мехджуре-ханым на всякий случай повела дочь к известному врачу, с давних пор пользовавшему это великосветское семейство.
      - О доктор! Ваша честь… наша честь… ее честь… честь семейства и даже фирмы…
      Знаменитый доктор, через умелые руки которого прошла почти вся дамская часть здешнего побережья, деловито освидетельствовал состояние Севим и ответил, словно часовых дел мастер:
      - Пустяки, исправим…
      Надо заметить, что доктор был в курсе дел наследницы семейства Ферфейерверков. Ни людская молва, ни великосветская хроника не забывали о Севим Грифон. Всем было известно, что, мстя незадачливому яхтсмену Суату Негритосу за утраченные иллюзии, дочь Ферфейерверков завела дружбу с непобедимой футбольной командой клуба ПыС. Дружба не осталась бесследной И грязное пятно могло, конечно, запятнать честь семейства и фирмы. Однако доктор был мастером своего дела и умело вывел пятно. Понятно, что за срочность и высокое качество всегда существует наценка. Так что известный пятновыводитель хорошо заработал - спасая честь. Светские люди не скупятся, а фирме ничего не осталось, как списать убытки.
      Охочие до пошлых сенсаций газетчики не оставили без внимания эту операцию, ядовито назвав ее «пластической». Автор одной из гнусных статеек богохульствовал: «Если бы подобные дела творились до Рождества Христова, то все бы говорили, что беззащитных девушек соблазняет Дух Святой. Так возблагодарим небо, что мастера пластических операций не успели продемонстрировать своего умения в те далекие времена. В противном случае человечество никогда не обрело бы Иисуса Христа…»
      К чести Ферфейерверков, семейство сохраняло завидное спокойствие на людях. И только дома Мехджуре-ханым давала волю своей ярости, читая газетный бред насчет пластической операции Севим. Что же касается главы семейства, то Хасип-бей умело скрывал свое негодование: стоя перед зеркалом, он тщательно маскировал лысину.
 

 
      Кто знает, отчего зависит спортивная форма футболиста? Иногда от причин, не имеющих никакого отношения к спорту.
      Вот, например, знаменитый на всю страну, непроходимый центральный защитник команды ПыС Ахмед, по прозванию «Стена», перед ответственным матчем частенько торговался с красоткой Севим.
      - Значит, если проиграем, то нет?
      - Значит, нет! - решительно говорила Севим.
      - А если ничья?
      - Тогда и я ничья.
      - А если мы выиграем?
      И тут Севим, скромно потупив очи, говорила: «Да!» После этого на футбольном поле не было игрока, равного Ахмеду. Он с одинаковым успехом осуществлял «персональную опеку» и держал «зону». Носился по полю, будто наскипидаренный. Рубил по ногам, хватал соперника за руки, за трусы, бил по мячу с такой силой, что тот улетал далеко на трибуны. Словом, Ахмед Стена всегда мог обеспечить победу своей команде. А Севим. как девушка честная, всегда сдерживала обещание. И пластические операции стали следовать одна за другой. На это обстоятельство была вынуждена обратить внимание пресса. Труженикам пера удалось установить прямую зависимость пластических операций от удачной игры стоппера команды ПыС. Однако не на шутку встревоженные родители приняли ответные меры и в дни матчей, когда играла команда клуба ПыС, под любым предлогом оставляли Севим дома или отправляли ее в загородные поездки. Ведь если увлечение футболом будет продолжаться в таком же духе, то для дочери не удастся подыскать приличного жениха. Будущее семьи и фирмы Ферфейерверков окажется под ударом.
      Поначалу хитрость родителей удалась. Однако, лишившись моральной и физической поддержки Севим, непроходимый стоппер ПыС'а приуныл и забуксовал, что тотчас же сказалось на игре всей команды - она стала проигрывать матч за матчем. Руководители клуба ПыС, отдавая себе отчет в том, что турнирное счастье команды находится вне сферы их компетенции, решили срочно принять самые решительные меры. Пусть одной «пластической» операцией станет больше. В конце концов клуб ПыС готов принять определенные расходы на себя. Когда речь идет о чести команды, нечего считать деньги. Честь девушки - дело семейное, честь команды - проблема общественная и даже государственная. Поэтому следует вступить в переговоры с родителями Севим, являвшейся не только доброй феей, но и духом-хранителем клуба ПыС. Эту щекотливую миссию принял на себя генеральный председатель клуба Дюндар Болтун-бей, близкий друг Хасипа Ферфейерверка. В самой деликатной форме он объяснил Хасип-бею безвыходность создавшейся ситуации.
      - Если так пойдет дальше, друг мой, ПыС скатится на последнее место. Неужели ты допустишь это? Ахмед Стена - девять десятых команды, я уж не говорю, что за него мы уплатили триста тысяч лир. Пусти Севим на футбол! - Болтун-бей решил взять быка за рога. - Когда твоя дочь на трибуне, Ахмед превращается в стену неприступной крепости. А если ее нет, стена рушится, и крепость берут враги…
      Страстная, пламенная речь Дюндара Болтун-бея произвела на палашу Ферфейерверка огромное впечатление. Шутка ли: девять десятых ПыС'а! Триста тысяч лир!
      - Лучшим выходом из этой ситуации, - эффектно закончил свою речь Болтун-бей, - была бы свадьба Ахмеда и Севим.
      Потрясенный Хасип-бей чуть было не спросил, почему же тогда Ахмед не женится, но осекся, вовремя взяв себя в руки. Зачем Ферфейерверкам этот брак: у Ахмеда ни денег, ни положения в обществе. Кроме того, Ахмеда при всем желании не отнесешь к интеллектуальной элите, не говоря уже о том, что он забулдыга и самый вульгарный картежник. В то же время Хасип-бей был крайне польщен и даже горд, узнав от Болтун-бея, какое, оказывается, значение имеет его дочь в судьбе ПыС'а и знаменитого защитника этого клуба. И если бы не карты, то можно было бы согласиться на брак Севим с этим необыкновенным, непроходимым защитником и даже открыть для зятя небольшой спортивный магазинчик…
      В общем, он готов посоветоваться с супругой - так и сказал Хасип-бей на прощанье генеральному председателю Болтун-бею.
      В ту же ночь супруги Ферфейерверк впервые серьезно говорили о будущем своей дочери. Разговор получился недлинным.
      - Надо поскорее выдать Севим замуж, - сказала мамаша и добавила: - Был бы муж, а уж там…
      - Конечно! - согласно подтвердил папаша. - После свадьбы пусть муж и следит за ней. Выйдет замуж, тогда может вдохновлять кого угодно: хоть Ахмеда Стену, хоть Суата Негритоса - мне все равно.
      Уже на следующее утро заботливые родители начали исподволь приглядывать супруга для Севим.
      Справедливости ради надо отметить, что кандидатура стоппера из ПыС'а не рассматривалась в руководящих кругах семьи Ферфейерверков не потому, что он был картежником, кретином и мог работать только ногами, - при желании Хасип-бей нашел бы для него подходящее занятие в системе сбыта дамского белья. Беда была в том, что сам Ахмед Стена и слышать не хотел о женитьбе на Севим. Девушка успела передружить со всеми футболистами основного состава команды ПыС, включая запасных игроков. Добрая фея команды «Пыль Столбом» как бы породнила всех футболистов, сделав их духовными братьями. Потому сам Ахмед относился теперь к девушке по-братски и даже уговаривал ее поскорее выйти замуж.
      - После свадьбы, дорогая, наши отношения не будут мозолить всем глаза.
      Севим соглашалась, но где взять жениха? Широкий круг знакомств оказался на самом деле узким местом в брачном вопросе.
      Тем не менее дело не терпело отлагательств, и в один прекрасный день Мехджуре-ханым объявила дочери, что та должна выйти замуж до окончания футбольного сезона.
 

 
      Он отыскался сам по себе. То есть никто его не искал. Пока взоры Ферфейерверков блуждали в поисках ангела по небу, жених брел по грешной земле, не подозревая о надвигающихся событиях. Звали этого несчастного Саид Рыжисын. Юноша с таким характером. с таким темпераментом был истинной находкой для Севим. В другое время гордая девушка не посмотрела бы в его сторону. Но наступил день, когда мама хлопнула ладонью об стол и решительно сказала:
      - Или ты сама найдешь себе мужа, или выйдешь за того, кого мы с отцом тебе посватаем.
      Бедняжка заперлась в своей девичьей комнатке, всласть поплакала, затем вышла и сказала, что согласна на брак с первым же попавшимся мужчиной, который не будет вмешиваться в ее дела и топтать ее личную свободу…
      Саид Рыжисын, вопреки фамильной традиции, был белобрыс, белобров, белокож и белолиц - можно было подумать, что его с ног до головы вываляли в муке. Глаза Саида постоянно слезились, ибо белые реснички не защищали их от света. Даже за темными очками глаза были всегда прищурены. Кроме того, молодой человек страдал близорукостью, равной минус пятнадцать. Он вечно на что-нибудь натыкался, и его белое тело было разукрашено ссадинами и синяками всех цветов и оттенков. Росту в нем было сто восемьдесят четыре сантиметра, а веса - всего пятьдесят один килограмм, поэтому он казался двухметровой жердью. Никто не мог точно определить его возраст. Одни говорили, что ему не менее сорока, другие уверяли, что нет и шестнадцати. И только сам Саид знал, что ему исполнилось двадцать четыре года.
      Еще в школе Саид обещал стать великим математиком, ибо, кроме математики, не в силах был одолеть ни одну науку. Однако вид у маленького Саида был всегда такой безучастно-отрешенный, что учителя прочили ему будущее великого ученого и считали, что с помощью математики Саид непременно сделает какое-нибудь выдающееся открытие. Именно поэтому, наверное, его после школы сразу отправили в Париж для изучения астрономии. Но занятия астрономией прервались на полпути - Саиду не удалось открыть никакой новой звезды, зато юноша увлекся астрологией, обнаружив у себя удивительные способности определять местонахождение потерянной или украденной вещи. Этот дар ясновидения белоликий Саид перенял у какой-то темной личности, называвшей себя индийским факиром, магом и волшебником.
      Саид научился узнавать прошлое и настоящее людей, читать их мысли на расстоянии и без оного. Поэтому провести или обмануть Саида было невозможно, если он сам себя не обманывал и не попадал впросак из-за своей близорукости и застенчивости.
      Дар ясновидения очень помогал ему даже в личной жизни. К примеру, если, проснувшись утром, он не мог отыскать свои носки, то не тыкался по всей комнате, а садился за стол, брал карандаш, бумагу и начинал методом исключения вычислять, где в данную минуту мог находиться тот или иной носок. Если математический анализ давал лишь приблизительный результат, то Саид открывал чемодан и доставал новые носки. Так повторялось почти каждое утро, и вся комната его была завалена носками. Они были везде, куда ни протянешь руку, - на книжной полке, под подушкой, в холодильнике, в стакане…
      Метод астрологического анализа привел его к неожиданному выводу: очень многие девушки хотят выйти за него замуж. Однако, будучи ясновидцем, Саид предчувствовал, что женитьба не сулит ему ничего хорошего, поэтому он стал избегать женского общества. Впрочем, вполне вероятно, что Саид мог привлечь девушек не столько своим могучим интеллектом, сколько сказочным богатством.
      А богатство для него копили двести пятьдесят лет. В давние-предавние времена в цехе сапожников трудился некто Юсуф, прозванный «Пегашом» за свою цветную масть.
      Малолетнего Юсуфа подобрали янычары, но тот оказался непригодным в янычарском деле, и его определили в сапожники. Благодаря природному уму и скромности Юсуф выбился в цеховые старосты, а потом даже заделался правителем одной из провинций некогда обширной Османской империи. С того незабываемого момента его стали величать Юсуфом-пашой Пегоголовым. Однако правил своей провинцией Юсуф-паша всего два месяца. Великий визирь справедливо полагал, что правитель обязан давать ему взятки. А правитель справедливо полагал, что его дело брать взятки, а вовсе не давать их. В связи с этим великий визирь написал падишаху донос на Юсуфа-пашу Пегоголового, обвинив последнего в притеснении народа. Будучи по природе своей в высшей степени справедливым, падишах всегда был готов положить голову за свой народ. И не долго думая, издал фирман и повелел отрубить голову правителю провинции Юсуфу-паше, притеснявшему народ в течение целых двух месяцев.
      Если верить рукописной истории Османской империи, казнь Юсуфа-паши Пегоголового прошла не совсем гладко. Когда палач, великий мастер и энтузиаст своего дела, вместе с подручными явился за Юсуфом-пашой, тот не утерпел, наложил в штаны и самолично отдал Богу душу, к величайшему огорчению палача.
      Все, что осталось после казни правителя, пошло в казну падишаха, а того, что по недосмотру начальства перепало семейству Юсуфа-паши, с лихвой хватило на двести пятьдесят лет.
      Потомки Юсуфа-паши, который, по одним официальным данным, был казнен, а по другим - помер от испуга, не пожелали далее называться Пегоголовыми и выбрали себе вельможное прозвание Шафран-заде. Ну, а потом отказались и от Шафран-заде, поскольку про них говорили: «А, это те самые Шафран-заде, которые ведут саой род от сапожника Юсуфа Пегаша, который наложил в штаны…» И когда в Турецкой республике вышел закон о фамилиях ( В 1934 году декретом меджлиса (парламента) в Турции были введены фамилии.), они взяли себе демократическую фамилию Рыжисын.
      Короче, Саид Рыжисын был из очень богатой семьи. Посланный в Париж для открытия новых небесых звезд, Саид вернулся в Стамбул, не оправдав надежд. и надо же было так случиться, что именно здесь ему удалось обнаружить прекрасную звезду в лице Севим Ферфейерверк.
      Многочисленное семейство Рыжисынов в общем-то было не прочь женить Саида и таким образом продолжить свой славный род. Но все родственники воспротивились браку с Севим, считая ее неподходящей для столь ответственного дела, как продолжение древнего рода Рыжисынов. Они твердили, что Севим - точная копия своей мамаши, которая вертит мужчинами всего квартала, и с такой женой будет трудно справиться, она кого хочешь проведет и обманет…
      На все доводы родственников Саид резонно возражал:
      - Как можно провести того, кто знает будущее и читает мысли. Нет, меня невозможно обмануть.
      Вот что значит ученый человек! Вот что значит пожить в Париже!
      Конечно, Саид был по-своему прав, ибо до знакомства с Севим его сумела обмануть всего лишь одна-единственная женщина. Да и какой это был обман, когда он-то все знал наперед.
      Вот как это случилось.
      В Париже, где всякий может найти себе возлюбленную на любой вкус и цвет. Саиду ужасно не везло. Женщины бежали от тощего, неуклюжего, застенчивого отпрыска Юсуфа-паши. Даже деньги Саида не в силах были помочь ему во вполне естественном желании обзавестись подружкой и насладиться прелестями парижских женщин!… Господи, и после этого еще говорят, что в Париже…
      Бедняга Рыжисын совсем уже было отчаялся, когда вдруг в доме индуса, того самого учителя-ясновидца, волшебника и мага, на него неожиданно свалилось счастье. Саид познакомился с одной арапкой. Они довольно быстро перешли на «ты», хотя ничего между ними не было. Женщина отнеслась к Саиду с материнской нежностью. Она быстро сообразила, в сколь плачевном состоянии находится Саид, и участливо сказала:
      - Саидик, я хочу тебе кое в чем помочь. Конечно же, совершенно бескорыстно. Просто ты дашь мне за это тысячу франков.
      Рыжисын задрожал от радости, но самообладание не. покинуло его:
      - Хорошо… Только деньги потом… После того как ты мне поможешь.
      - Сильвупле, - ответила догадливая арапка и повела невинное создание в фотоателье, где представила его натурщице по имени Мадлен, той самой Мадлен, чьи фотографии всегда можно было найти в портфелях и бумажниках мужчин любых континентов. Набор таких фотографий являл собой наглядное пособие… как бы это сказать… по половому воспитанию, что ли. Мадлен изображалась не совсем одетой. То есть совсем неодетой. И не всегда одна. Вернее, всегда не одна…
      Саид, конечно, не понял, куда его привели. Но поскольку в салоне ателье стояли кресла, диваны с валиками и подушками, висели зеркала, то он решил, что попал прямо в спальню Мадлен.
      Как только арапка ушла, Мадлен сразу же приступила к делу: как профессионалу, умеющему ценить рабочее время, ей некогда было нянчиться с Саидом, и в тот день отсняли более сорока кадров, воспроизводящих «любовь» Мадлен и Саида, о чем бедняга, естественно, ничего и не подозревал. Съемки велись прогрессивным методом, то есть скрытой камерой. Но на работе как на работе, и Мадлен время от времени громко спрашивала, обращаясь к скрытому занавеской фотографу:
      - Так хорошо, мосье?
      Уверенный, что вопрос относится к нему, Саид спешил ответить:
      - Уй, мадемуазель, мерси… Очень даже хорошо…
      - Хорошо, мосье?
      - Мерси боку, мадемуазель…,
      - А так?
      - Ах, не спрашивайте!…
      Один раз, правда, ответил и фотограф.
      - Здесь есть кто-нибудь еще? - испуганно спросил Саид, густо покраснев от смущения.
      - Ах, мон амур! Ну кто тут может быть? Просто здесь такая акустика…
      Когда Мадлен называла его «мои амур», Саид забывал обо всем на свете…
      В один из дней фотограф, пламенный борец за сексуальную революцию, решил запечатлеть любовь втроем и пригласил в ателье здоровенного верзилу с усами. Ослепленный нещадным светом юпитеров, Саид не заметил, что рядом с Мадлен расположился еще кто-то. И когда Мадлен, как обычно, спросила у фотографа: «Так хорошо, мосье?», Саид сказал: «Ах, не спрашивайте!», фотограф ответил: «Превосходно!», а усатый верзила пробормотал: «Да как вам сказать…»
      Услышав на этот раз несколько голосов, Саид спросил:
      - Здесь еще кто-то?
      - Ах, мон амур! Ну кто еще тут может быть?
      Но в тот же миг усатый вдруг раскашлялся.
      - Кто-то кашляет, - жалобно прошептал Саид.
      - Здесь просто такая акустика. Ты слышишь свой собственный кашель, дорогой, - успокоила его Мадлен.
      - Я не кашлял.
      - Ты только что кашлянул, мон амур…
      Саид протянул руку, чтобы обнять Мадлен, И наткнулся на чьи-то усы…
      Как гордился потом Саид своей проницательностью: ведь он собрался сделать предложение Мадлен…
      Любовное приключение кончилось тем, что верзила отколотил Саида, а Мадлен прогнала его…
      Вот это и был тот единственый случай, когда женщине удалось обмануть Саида, если такой случай вообще можно назвать обманом.
      Позднее, уже в Стамбуле, Саид любил похвастаться своими «амурными» похождениями и уверял всех, что знал все с самого начала, но делал вид, что ничего не замечает. Якобы он, Саид, только прикидывался простачком…
      К тому времени, когда Саид вернулся в Стамбул, атмосфера в доме Ферфейерверков предвещала грозу.
      Пластические операции следовали одна за другой. К тому же взбунтовался доктор: из-за этих операций он вынужден был забросить свою научную работу и требовал поэтому оплаты по тройному тарифу.
      Даже рассудительная Мехджуре-ханым и та не выдержала и стала уговаривать Севим:
      - Доченька, ты должна найти отца для своего ребенка. Ведь тебе уже двадцать девять.
      - Двадцать девять мне будет через месяц, - поправила ее Севим.
      - Я тоже женщина, - продолжала мать, - и понимаю твою страсть к футболу. Но сейчас ты должна в первую очередь подумать об отце для ребенка. Конечно, он должен быть добрым и богатым. Побойся Аллаха, хватит этих пластических операций. Я сама найду тебе мужа!
      - Дайте мне три дня сроку, - спокойно ответила Севим. - Если за это время я не найду ничего подходящего, пусть будет ваша кандидатура.
      - Жаль, не в меня ты пошла, - вздохнула мать, - Назве за три дня найдешь покладистого простофилю.
      - Мамочка, бывают мужчины, которые только прикидываются глупыми, - назидательно сказала дочь. - У меня на примете есть три остолопа, но сперва надо их испытать, а то потом всякое может случиться. Помнишь Аилу? Ее муж тоже поначалу простачком казался, а теперь шагу не дает ступить бедняжке. Разводиться хотел, когда накрыл ее с центрфорвардом из клуба «Нуждарей».