Страшный сон

Стамбульское радио закончило свои передачи. Значит, прошел еще один день, и мы вступили в новый. В эту ночь я должен был написать два рассказа, фельетон и ответить на анкету одного журнала. Эти материалы ждали от меня к утру. Кроме того, мне необходимо было прочитать три журнала, присланные по почте, и перелистать книжку. Но я смог сделать только одно – написать рассказ. Тяжело было на душе.

Я уже приготовил стопку бумаги для второго рассказа. В голове – ни одной мысли. Порылся в записной книжке: может быть, среди старых заметок мелькнет что-нибудь подходящее. Ничего не попалось. Ни один сюжет не развертывался в рассказ.

Захотелось есть. Всегда так бывает. Когда работа не клеится, любая мелочь отвлекает. Поднялся наверх – в доме мертвая тишина… Все спят. Зашел в кухню. Плов холодный… Кто его подогреет?.. Нашел сардины, помидоры, сыр, дыню.

Я вернулся к письменному столу. Обхватил обеими руками голову и думаю: «Не сплю ли я?»

И в самом деле, я уснул. Мне даже виделся сон. Будто очутился я где-то в чужой стране. В какой точно, не пойму, но что-то вроде Америки или Германии. Очень просторный, красивый зал. Не знаю, как вы, но я, когда вижу сны, знаю, что так наяву не бывает.

Я говорю себе, что нахожусь в Белом доме. В зале вокруг длинного стола сидят люди. Я прибыл с официальной миссией. Точно сказать, где я нахожусь и что здесь происходит, не могу – а спросить не решаюсь – боюсь показаться смешным. «Даже не знает, куда прибыл!» – будут насмехаться надо мной. Поэтому я сам стараюсь разобраться в обстановке. Может, в Америке я, может, в Германии…

Идут переговоры. От нашей страны присутствую только я. В зале чопорные, холеные иностранцы.

– Добро пожаловать! – приветствует один из них меня.

– Благодарю, – отвечаю я.

– Вы нас проинформируете о положении в вашей стране? Меня охватывает страх, но я подбадриваю себя: «Не бойся, ведь это же все во сне». Сон-то сон, а если…

– Я охотно расскажу все, что знаю.

– Вы ведь из отсталой страны, не так ли? – спросили меня.

У меня перехватывает дыхание. Милосердный Аллах, что мне на это ответить?! Если скажу: «Да, из отсталой», – то представлю нашу страну перед иностранцами в плохом свете. По уголовному кодексу это карается, как тяжкое преступление. Если скажут: «Нет, не из отсталой, наша страна даже ушла вперед», – совру. Что же делать? Лучше соврать, чем стать преступником, ведь за ложь не наказывают.

– Что же вы молчите? – спросил меня человек, видя, что я в нерешительности.

– Простите, я не расслышал, что вы спросили.

– Ваша страна отсталая, не так ли?

– Кто это вам сказал?! – гаркнул я.

– Все так говорят. И мы слыхали.

– Неправда, это чепуха, уважаемые господа! Не забывайте, у нас очень много врагов. Они ведут против нас пропаганду. Все были удивлены, так и застыли с открытыми ртами.

– Значит, мы имеем неверную информацию!.. – протянул кто-то.

– Да, конечно.

– Понятно, вы, как самолюбивые люди, обижаетесь, когда вас называют отсталыми. Изменим формулировку, назовем вашу страну слаборазвитой. Так подходит?

– Нет, нельзя. Мы не слаборазвитые, мы очень, очень развитые.

Снова все поражены и перешептываются друг с другом.

– Есть ли у вас города без электричества?

Если я подтвержу, то конечно представлю страну в плохом свете. Черт бы всех побрал!..

– Нет! Во всех наших городах, во всех наших селах и деревнях есть электричество.

– Браво!.. Браво!.. Великолепно!

– Но, говорят, у вас приходится дорого платить за электричество. Сколько стоит киловатт?

– Что, электричество? У нас дорогое электричество? Да оно у нас бесплатное!.. Совершенно бесплатное, не хватало еще за это платить деньги!

– Великолепно!.. Прекрасно!..

Я доволен собою: так хорошо представил иностранцам свою страну! Если газеты перепечатают мои слова, мои сограждане узнают, какую полезную пропаганду я веду.

– Говорят, у вас очень высока квартирная плата, трудно найти квартиру… Говорят, человек среднего достатка отдает половину доходов за жилье. Так ли это?

Внутренний голос требует: «Скажи, скажи правду». А я себе отвечаю: «Со мной разделаются». Голос настаивает: «Это ведь сон. Они же не видят твоего сна и не узнают, что ты говорил. Скажи хоть во сне правду».

Пот катится градом. Я вытер лоб и рассмеялся:

– Ха-ха-ха! Значит, такое у вас представление о нашей стране! Я к этому ничего не могу добавить. Дай бог, чтобы поскорей ослепли наши враги. Граждане у нас не испытывают никаких затруднений с жильем. Ясно? Как и во всех цивилизованных странах, наши граждане, отчисляя десять процентов от своего заработка, живут в прекрасных домах.

– А чиновники?

– Ну, они в зависимости от числа домочадцев снимают квартиры. Просторно живут. И за жилье все платят так мало, что меньше – уже будет задаром.

– А говорят, что домовладельцы не сдают квартиры семьям с детьми?

– Ха-ха! Вздор! Кто вам это сказал? Квартиросъемщик и в лицо даже не видит домовладельцев. В муниципалитете есть жилищный совет. Туда идут и говорят, например: «Мне нужна квартира из пяти комнат с ванной из голубого кафеля. Из розового мне не подходит. Этот цвет действует на нервы моей жене».

– Вот это страна! – восклицают присутствующие. – Ура! Ура вам!

И я продолжаю расписывать прелести своей страны.

– Но, говорят, у вас очень трудно прожить? Лица с малыми доходами бедствуют. Средний класс тоже.

– Ну чего только не выдумают! Дорогие друзья, да наши граждане знают о тяжести жизни лишь из иностранных газет и, будучи очень гуманными, горячо сочувствуют всем несчастным. Нашим гражданам неведомы жизненные тяготы и вообще никакие тяготы. Дай нам Аллах никогда не узнать об этом! А что касается среднего класса, то он процветает и шлет вам свой особый привет. Посылая меня к вам, мне сказали, чтобы я развеял ложь, которую вам преподносят.

– А как же с безработицей, плохими условиями труда, низкой поденной платой?

– Послушайте, – вскрикивал я, – кому вы верите: всяким смутьянам или мне?

– Конечно, вам!

– Тогда слушайте. Вот о рабочих… Наши рабочие очень хорошо живут. Понятно? Хотел бы я знать, кто еще получает такую высокую заработную плату, как наши рабочие! Никто, никто не получает! Рабочим даже ни к чему такие большие заработки! Скажу вам по секрету: если рабочий будет откладывать то, что у него остается, он за месяц сможет построить фабрику. А зачем ему фабрика? Он и так все имеет!

– Вай-вай!.. Вот это страна!

Эх, если бы анатолийское агентство узнало, как я расхваливаю нашу страну, и оповестило всех о моем сне!

– А как у вас дела с просвещением? Говорят, восемьдесят процентов населения неграмотно?

– Вот брехня! У нас все такие грамотные, что людям уже надоело читать и писать. Сплошь грамотные! Попробуйте, потехи ради, найдите хоть одного неграмотного. Наши профессора, журналисты, писатели заняты или писанием, или чтением. Хотя мало таких, кто может сразу и писать и читать, но читатели и писатели имеются. У нас так много школ, что, если нужно проложить, новую дорогу, приходится ломать школы. А учителей сколько! Куда ни глянь – везде учителя!

– А полученные из Америки бараки для размещения в них школ?

– Ха-ха! Это шутка, мы пошутили. Чтобы другие государства не знали о нашей мощи, мы прикинулись, что нуждаемся в помещениях для школ.

– Нет, это что-то не так, – вскочил один из присутствующих. – Мы читали ваши статьи. В газетах, где печатаются ваши фельетоны, вы все время пишете о нехватке школ и учителей!

Я рассмеялся:

– И вы поверили! Неужели? Я пишу это, чтобы создать оппозицию. Наш народ любит быть в оппозиции. И обижается, когда пишут, что все в порядке. И вот для оппозиции мы пишем, что у нас нет школ и так далее, чтобы газеты покупали. Это наша внутренняя информация, а на заграницу у нас другая.

– Говорят, у вас нет дорог, а те, что есть, неважные? Мне уже надоело болтать, и я встал.

– Хватит, я ухожу, – сказал я.

– Куда! Никуда ты не уйдешь, ты ведь во сне! Значит, и они знают, что это сон!

– Оставьте меня, я уйду!

– Куда?

– Б свою страну!

Я направляюсь к двери. Все присутствующие накидываются на меня и загоняют в угол.

– Отпустите меня!

– Ты во сне и никуда не уйдешь.

Всем, конечно, виделись страшные сны. Вам хотелось бежать, но вы не могли – отнимались ноги. Вам хотелось кричать, но исчезал голос. Вот и со мною приключилось то же самое. Я не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой.

– У нас еще вопрос, – поднялся один из присутствующих, – есть у вас свобода или нет?

От страха я потерял дар речи.

– Гм… гм… гм… – закашлялся я. Слова застряли в горле.

– Скажи, есть у вас свобода?

Я говорю себе: «Не обращай внимания, что бы то ни было, это же сон. Не бойся никого!» Но как не бояться? Внутренний голос мне шепчет: «Слава богу, это действительно сон».

– Скажи, скажи, есть ли у вас свобода? – настаивают теперь все присутствующие.

Наконец я вновь обрел голос и пробормотал:

– Есть!.. Много… Полно!

– В вашей стране существуют все свободы?

– Какие вас интересуют?

– Свобода печати, например?

– Конечно, есть, есть! У нас все есть. Полно всего. Есть и свобода печати. Сколько хочешь. Только отпустите меня!

– Значит, у вас имеются все свободы?

Я говорю про себя: «Непременно настанет утро. Не может же этот страшный сон длиться вечно. Во что бы то ни стало наступит утро, и я проснусь».

– Есть ли у вас свобода печати?

– Сказал же: есть! Есть!

– Хорошо, но говорят, что старый закон о печати все еще действует. Какая же это свобода?

Чтобы избавиться от них, нужно исчезнуть, испариться. Во сне обычно летают. Я расправил руки, как крылья. Но меня словно налили свинцом, я не могу оторваться от земли. Должно быть, я слишком плотно поел. Не будь у меня так набит живот, я сейчас парил бы, как птица.

– Старый закон о печати в силе? Говори!

– Ну и что? Вам-то какое дело! Он не применяется… У нас еще стоят пушки, с помощью которых Фатих захватил Стамбул, стоят, но не стреляют, так что же, их тоже уничтожить? Ведь мы нарочно не отменяем старый, антидемократический закон, чтобы помнить, сколько нам пришлось пережить. Есть у нас и свобода печати и много других свобод. Так много свобод, что мы не знаем, что с ними делать.

– А экономическое положение?! Говорят, у вас в бюджете дефицит. Что вы об этом скажете?

Аллах, Аллах, что мне ответить? Я опять вспотел.

– Неужели я никогда не проснусь? Хватит с меня этою сна! – закричал я.

– Если ты не скажешь правду, тебе никогда не проснуться.

Если я скажу правду, это будет пропагандой против нашей страны… Что за напасть такая?

– Положение в нашей экономике не такое уж плохое, как вам кажется. Я бы сказал, оно блестящее. От его блеска можно ослепнуть. А что касается бюджета, то он сбалансирован.

Я мог бы еще долго говорить, но меня перебили.

– Да-а… – сказал один из присутствующих. – Значит, вы не нуждаетесь в помощи. Мы вас вызвали, чтобы вы рассказали правду, и в случае необходимости мы оказали бы вам помощь, открыли кредиты, дали денег… Но поскольку у вас дела в порядке, то и незачем вам помогать. Всего хорошего!

Тогда я опомнился. Значит, меня командировали для получения иностранной помощи!

– Хорошо, по почему вы об этом мне раньше не сказали? Я бы тогда иначе осветил положение в нашей стране.

– Всего хорошего!

Я заплакал от огорчения. Подумать только: я мог получить от иностранцев помощь, но побоялся наказания, которое полагается, если показываешь свою страну в плохом свете. Такой случай упустил!

От плача я проснулся. Утро еще не наступило.

Я зажег лампу. Сел за стол. Во сне я действительно плакал. Вытер слезы и сразу принялся записывать этот страшный сон. Неужели утро никогда не придет? Как долго длится эта ночь!

По сходной цене

Хозяин большой фабрики наслаждался в своем кабинете утренним кофе. Неожиданно рывком распахнулась дверь, и на пороге появился человек в потрепанной одежде. Как все, кто ищет работу, он мял в руках шапку:

– Бей-эфенди, я ищу работу!

Хозяин смерил его долгим взглядом и спросил:

– А что ты умеешь делать?

– Я окончил ремесленное училище, я первоклассный слесарь.

– Нам нужны токари, – прихлебнул хозяин кофе из чашечки.

– Я пять лет работал токарем на большом заводе в Германии. У меня есть рекомендации.

На лице фабриканта мелькнуло нечто вроде интереса:

– Ммм… нам требуются главным образом модельщики.

– Я первоклассный мастер-модельщик, – сказал быстро гость.

Хозяин самодовольно пожевал губами:

– Если бы ты был столяром…

– Помилуйте, сударь, я в Америке ровно четыре года проработал начальником столярного цеха.

Хозяин подумал про себя, что он напал на хороший товар, но как бы этот тип не запросил слишком много.

– Все это хорошо, приятель, но нам не нужны люди.

– Я согласен на любую работу, господин.

– Что же, ты вроде неплохой парень, только скажу тебе откровенно: много платить не могу. Да и беру я тебя сверх штата.

– Спасибо, бей-эфенди, согласен и на то, что дадите.

– Мы первоклассным мастерам платим пять лир. Поскольку мы берем тебя сверх штата, самое большее… самое большее… ну, ну… не знаю… пусть будет две лиры в день.

– Спасибо, эфенди, и за это. Две так две!

Хозяин был рад, что клюнуло.

– Да-а-а-а, я еще не сказал, – резко окликнул он, – у нас нет установленного рабочего дня. На фабрике меньше одиннадцати часов никто не работает. Уж потом не ворчи. Бывает так, пожалеешь, сделаешь доброе дело, а потом хлебнешь горя.

– Ничего, бей-эфенди, буду работать хоть четырнадцать, руки не отвалятся.

Хозяин не верил ушам своим:

– Потом не говори, что я тебя не предупреждал. У нас в помещении сыро и темно.

– Ну и что же.

– Да, чуть не забыл: платить тебе буду не сразу, после месячного испытательного срока, если останусь доволен твоей работой.

– Пусть будет так.

– Да, еще одно условие: двадцать процентов из твоего заработка буду удерживать на случай, если ты допустишь брак или испортишь машину.

– Конечно, сударь, вы правы.

– И еще скажу одно. Даю тебе прекрасные машины, а что ты за мастер – не знаю…

– Не знаете, сударь мой.

– И поэтому ты должен внести задаток наличными. Тысячу лир в банк. На всякий случай!

– Честное слово, бей-эфенди, у нас есть дом-развалюха, оставшийся от отца, мы его заложим, и я внесу задаток.

– Раз так, то ступай в цех и сразу же приступай к работе.

Как только бедняга ушел, в кабинет хозяина фабрики вошли два полицейских.

– Бей-эфенди, на вашу фабрику забежал один бродяга, он удрал из сумасшедшего дома. Парень долго был без работы и свихнулся. Мы его ищем.

Сам виноват!

Тяжелая начинается жизнь, когда тебя уволят с работы. Но значительно тяжелее объяснять любопытным друзьям и знакомым, почему ты ее потерял.

Нет, нет, я не собираюсь рассказывать, что произошло со мной на этот раз. Но обычно я посвящаю друзей в свои беды с надеждой – вдруг кто протянет мне руку помощи, а иногда просто, чтобы облегчить душу. В ответ на это они подвергают меня строгому допросу, стараются докопаться до причины, а потом я же оказываюсь виновником всех своих несчастий. Вот если бы я не поступил так, да не сделал эдак, хозяин никогда не тронул бы меня. Уж раз осмелился на то – значит сам и виноват. Сам виноват! – выносят мне приговор, и на лице у них появляется довольное выражение.

Однажды, размышляя о своих делах, я шел задумавшись по улице. Вдруг кто-то схватил меня за плечо. Поворачиваю голову – Осман Кемаль… Он весело зашагал рядом. Но, увидев мою унылую физиономию, опустил ресницы, словно напялил на лицо маску.

– Я понимаю… – с запинкой сказал он.

Значит, он знает, что меня уволили с работы. Теперь от него не избавишься. Сейчас начнет огород городить, пытаясь доказать мне, что я сам во всем виноват!

Притворное расстройство не вязалось с радостным блеском его глаз, который он не мог скрыть. Я сделал вид, что не понял его «Понимаю…», и спросил:

– Что случилось? Или у тебя какие-нибудь неприятности?

– Со мной ничего не случилось, но я слышал, что ты опять без работы… – ответил он.

– Не беда… – бодро проговорил я, не желая распространяться на эту тему.

– Как же не беда, дорогой… – Он стоял посреди улицы и твердил: «Вах-вах!» – Пошли в кофейню, пропустим по чашечке кофе, и ты расскажешь, как это произошло… – предложил он.

– Нечего рассказывать… – ответил я.

– Как нечего! Смотри на кого ты стал похож. Пошли, пошли! У тебя на душе полегчает, когда расскажешь.

– Словно что-нибудь изменится…

– Ты меня обидел… Разве я тебе не друг?

Мы зашли в кофейню.

– Ну-ка рассказывай, что случилось… – потребовал он, когда мы начали потягивать кофе.

– Хозяин выгнал меня с работы…

– Почему?

– Откуда мне знать. Спроси его…

– Ты опаздывал на работу? – начался допрос.

– Нет, я всегда приходил вовремя.

– Ты не выполнял поручений?

– Не-ет… Он говорил, что доволен мною.

– А может, у хозяина дела пошли плохо? – гадал он, словно решал кроссворд.

– Наоборот, его дела шли отлично.

Подперев рукой щеку, он задумался:

– Ты перечил ему?

– Нет… Я всегда ему поддакивал.

Кемаль начал грызть ногти от нетерпения:

– Хорошо! Ты просил прибавки?

– Нет…

– Ты говорил что-нибудь о нем, может, высказывался неодобрительно…

– Да нет же, дорогой!

Долго еще сыпались на меня вопросы в том же роде.

– Аллах, Аллах!.. За что же он мог выгнать тебя с работы? А может, ты смотрел ему в лицо так же строго, как сейчас смотришь на меня?

– Не знаю… Может быть, и смотрел.

– Ага. Теперь понятно. Я же говорю, непременно причина есть. Ни с того ни с сего не выгоняют человека с работы! Никто, кроме тебя, не виноват. Разве можно терпеть человека, если он вот так уставится на тебя, словно душу собирается вытрясти? Честное слово, ты сам виноват!

И на душе у него стало легко…

Бросив вполголоса «До свидания…», я вышел из кофейни. Даже когда хозяин меня увольнял, мне не было так тоскливо.

Я пошел к автобусу.

– Это правда, то что нам сказали? – первое, что услышал я, поднявшись на ступеньку. На заднем сидении расположился другой мой знакомый.

– Правда…

– Жаль… А за что?

– Не знаю.

Как полицейский, раздумывающий над загадочным преступлением, он сказал:

– Вах, вах! Без причины человека с работы не увольняют, наверняка что-то было…

– Во всяком случае…

– Может быть, на тебя донесли?

– Не думаю…

– Или он нашел на твое место более знающего человека?

– Он всегда говорил, что очень доволен моей работой.

– Может, он подыскал человека, который согласился на меньший заработок?

– Такого не найдешь!

– Так почему же он уволил тебя? Может, ты с ним не так, как нужно, разговаривал?

– Как, как? Разговаривал обыкновенно…

– Вах, теперь понятно.

– Что понятно?

– Все понятно… Разве можно с хозяином разговаривать обыкновенно? Нельзя… Ты к нему обращался на ты, он и обиделся…

– Да нет, дорогой… Я в лицо хозяина раз в месяц видел. А когда и видел, он со мной почти не говорил…

– Все ясно… Ты к нему лез со своими разговорами, вот хозяин на тебя и рассерчал. Конечно, и хозяин прав. Виноват ты сам…

После этого он тоже успокоился.

На первой же остановке я вышел из автобуса. У меня было так тяжело на душе, что мне действительно необходимо было кому-нибудь излить душу. Я пошел к старому другу.

– Меня выгнали с работы, – объявил я ему, едва переступив порог, – но я очень прошу, не расспрашивай меня ни о чем и не ищи причины…

После моих слов его охватило любопытство:

– Значит, есть очень веская причина…

– Оставь, прошу тебя…

– Ты поздравлял его в праздники? Ходил к нему?

Я никогда не ходил к хозяину в дом, но чтобы сбить приятеля с толку сказал:

– Конечно… В каждый праздник, в каждый новый год, всегда, при всяком удобном случае…

– Все ясно… Когда часто ходишь…

– Нет, я не часто ходил…

Он задал мне все вопросы, которыми засыпали меня и другие.

– Интересно знать, действовал ты ему на нервы?

– Наоборот… Я ему нравился.

– Что же может быть еще? Ума не приложу…

Я начинал терять терпение и от волнения стал ходить по комнате.

– У тебя скрипят ботинки!.. – воскликнул вдруг приятель.

– Да, скрипят… – подтвердил я.

– С каких пор?

– С тех пор как я купил, пять месяцев ношу их, и они все скрипят.

– Ты в них ходил на работу?

– Да.

– Вах, вах… Я же говорил, что зря с работы не увольняют.

– Ты нашел причину, почему меня уволили? – спросил я.

Удобно расположившись в кресле, он начал мне выговаривать:

– Кто выдержит скрип башмаков с утра до вечера! Это невозможно выдержать! Твой хозяин прав… Вот, брат, в чем твоя вина…

– Правильно, моя вина… – закричал я в ярости – виноват, виноват! Но я пришел к тебе в черный день не для того, чтобы услышать это.

Я хлопнул дверью и вышел.

Вечером, направляясь на пароме в Кадыкей, я думал все о том же.

– Ты что так глубоко задумался? – спросил меня незнакомец. – Может, случилось что плохое?

– Нет, ничего… – ответил я.

– По лицу видно, что расстроен. Расскажи, может, помогу.

– Хозяин выгнал меня с работы…

– Почему?

– Не знаю.

– А может, в чем провинился?

– У меня скрипят ботинки… У него нервы от этого расшатались.

– Дорогой, разве за это увольняют с работы. Тут другая причина.

– Я пристально смотрел на него, а это раздражало…

– Еще чего выдумал!

– Я с ним очень редко разговаривал.

– Чепуха!

Я посмотрел в лицо незнакомцу и рассмеялся.

– А-а, ты, небось, смотрел на хозяина и смеялся с такой издевкой?

– Да, да, как раз насмехался… И хозяин выгнал меня с работы. Виноват я. Теперь ты понял? Душа твоя успокоилась? Я повернулся и ушел.

Пережив горестный день, я вернулся домой. После ужина пришел Ибрахим. Он был очень расстроен. Десять дней назад его уволили с работы.

– Вах-вах-вах… За что уволили? – спросил я.

– Не знаю… А тебя за что?

– Не знаю…

– Конечно, причина есть…

– И тебя не зря выгнали… Часто ты не выходил на работу?

– А разве ты не подавал справки, что болел?

Мы начали друг друга допрашивать. Во время беседы Ибрахим часто чихал и кашлял, вытирался носовым платком.

– У тебя, Ибрахим, вероятно, насморк? – спросил я.

– Я всегда так. Хронический насморк…

Я тут же вскочил с места и развел руками:

– Понятно, почему тебя выгнали с работы!.. – сказал я. – Не ищи виновных, ты сам виноват…

Ибрахим, растерявшись, смотрел на меня.

– Ты вот так все время вытираешь нос платком, а каково хозяину?.. Конечно тебя следовало уволить. Разве не так?

Я успокоился. Даже обрадовался. Словно поступил на новую работу.

Благодари свою судьбу

Вот уже полтора месяца как он ищет жилье… Хозяин сказал:

– Ты хочешь иметь две комнаты за сто тридцать лир? Поразительное желание! И в таком доме, как мой! Кровля из марсельской черепицы, пол в уборной мраморный, двери покрашены масляной краской. Роскошь!.. Если бы я нашел комнаты в таком доме за сто тридцать лир, я сам, кажется, снял бы их, хотя мне они и не нужны…

– Но я двенадцать лет снимаю это помещение, – робко отвечал Шюкрю-бей. – Слежу за ним, как за своим собственным. Даже еще лучше, чем за своим. Только недавно я отремонтировал стены, сделал ступеньки на лестнице, сменил все перила.

Но все разговоры были впустую, хозяин оставался непреклонным. Шюкрю-бей знал: домовладелец хочет выселить их, чтобы повысить квартирную плату. Но самое большее, что мог сделать Шюкрю, – платить на двадцать лир больше.

– Берите с нас сто пятьдесят лир в месяц, – предложил он.

– Сто пятьдесят лир я трачу на сигареты, – рассмеялся хозяин. – Этой суммы не хватит даже на карманные расходы сыну.

Шюкрю-бей стал подсчитывать. Если он бросит курить, то сможет сэкономить еще пятнадцать лир в месяц.

– Ей-богу, вы правы, – сказал он хозяину, – наше жилье, конечно, стоит больше ста пятидесяти лир. У меня ведь тоже есть совесть. Пусть будет сто шестьдесят пять лир. Если я не предлагаю больше, то, поверьте, только потому, что у меня нет денег…

– Не можешь платить – не суйся в хороший дом. По одежке протягивай ножки, – стоял на своем хозяин. – Освободи квартиру, которая тебе не по карману.

Шюкрю-бей снова прикинул: если он будет ходить на работу и с работы пешком, то сможет наскрести еще двадцать лир.

– Буду платить сто восемьдесят пять лир, – заявил он хозяину.

– Смеешься ты, что ли? – усмехнулся тот. – Знаешь дом, что рядом с нами? Маленькие комнаты, узкая гостиная, а какова плата? Триста пятьдесят лир! Понимаешь, какой я дурак набитый? Меньше чем за триста лир ни за что не соглашусь. А не то выезжай. Пусть лучше дом пустует. По крайней мере, никто пакостить не будет.

Платить триста лир за квартиру Шюкрю не мог: на все остальные расходы из его месячного жалованья тогда останется восемьдесят лир. А у него четыре рта.

Хозяин подал в суд. Заявил, что сам желает жить в этих комнатах, и выиграл дело. Вот уже месяц Шюкрю бегает в поисках квартиры. А зима на носу. С утра до вечера, в снег и слякоть ходит Шюкрю из дома в дом и не может найти ничего подходящего.

От бесплодных поисков у него подкашивались ноги. А как надоело раздавать деньги маклерам! Однажды он особенно продрог, прямо до мозга костей. Шел липкий, мокрый снег. В башмаках у него хлюпала вода… К вечеру небо прояснилось, а он брел по улицам в мокрой, прилипшей к телу одежде.

«Ах, – вздыхал он про себя, – не с кем даже поделиться, поговорить! Хотя бы душу отвести. Если и не поможет, то по крайней мере выслушает, посочувствует, и сразу легче станет». И вдруг Шюкрю-бей видит, идет навстречу его давний приятель, Зекяи-бей. Они знали друг друга с незапамятных времен. Давно, правда, не виделись. Может быть, он поможет найти жилье? А если и нет, то хотя бы поймет его…