Голоса в вагоне стихли. Плач умолк, отчаяние сменилось безразличием.
      Поезд останавливается. Кто-то смотрит в щель:
      - Поле.
      Никто не знал, сколько времени простоял там поезд. Никто не обратил на это внимания.
      Полумертвые от духоты и жажды, кто сидя, кто стоя, люди прислонились друг к другу.
      Наконец, вагон дернулся, качнулся, загрохотали колеса, и поезд двинулся с места.
      Шмулик заметил, что лучи солнца, прорывавшиеся сквозь щели в вагон, побледнели и затем совсем исчезли. Все его чувства обострились. Сапожник Хаим с товарищами снова перешептываются.
      - Хаим,- потянул Шмулик сапожника за край одежды, - Хаим, куда нас везут ?
      - Кто это? Ты, Шмулик? Один? - наклонился к нему сапожник.
      - С мамой.
      - Ах, так.
      Хаим опять повернулся к своим товарищам. Через несколько минут Шмулик услышал тонкий скрип пилы.
      - Хаим, - снова попробовал он заговорить с соседом, пилят стенку.
      - Тихо, парень, мы хотим распилить и вытащить доску из стены. Может, удастся бежать.
      - Скажем всем в вагоне, чтобы бежали, - говорит Шмулик.
      - Тише, дурной, еще помешают посреди работы !
      - Что это скрипит, как пила? - послышался вдруг вопрос сбоку.
      - Наверно, мыши или крысы,-ответил кто-то из друзей Хаима.
      Скрип прекратился на некоторое время, затем снова возобновился. Не прошло и часа, как раздался треск выламываемых досок. В вагон ворвался холодный свежий воздух.
      - Ой, что это? - воскликнул кто-то.
      - Тише, не кричите! Мы проделали дыру в стене.. . Кто хочет бежать, может выпрыгнуть.
      Люди зашевелились. Шмулик почувствовал, что его отпихивают в сторону. Кто-то попробовал зажечь спичку.
      - Погаси огонь, сволочь! - угрожающе прикрикнул на него парень, стоявший возле отверстия.
      - Люди, не прыгайте, пожалейте нас! Немцы нас всех убьют, запротестовал было кто-то в темноте. Сильные пальцы Хаима ухватили Шмулика за локоть.
      - Прыгай, Шмулик, нечего ждать.
      - Прыгай, парень, - поторопил его еще кто-то.
      - Не могу.
      - Прыгай, тебе говорят. Боишься?
      - Не могу оставить маму.
      Рука Хаима отпустила его локоть.
      Шмулик увидел, как Хаим прильнул к пролому. Удар ветра в лицо - и фигура мгновенно исчезла во мраке ночи.
      После Хаима и его жены прыгнули еще двое мужчин.
      - Шмулик, сынок!
      Мальчик почувствовал теплую руку матери.
      - Мамаша, не держите его. Пусть парень попробует спастись.
      Шмулик увидел немолодого мужчину, стоявшего все время сбоку, в стороне от общего волнения.
      - Прыгай, парень, - повернулся мужчина к Шмулику, - матери ты ничем не поможешь, а свою молодую жизнь, может, и спасешь.
      Шмулик молчит, только сердце его гулко стучит в груди.
      - Мамаша, - продолжает мужчина, - поторопите сына, а то будет поздно.
      Горячие слезы покатились по рукам мальчика. Мать обняла сына, крепко прижав его голову к своей груди.
      - Прыгай, сынок, прыгай. Может быть, он прав...
      - Мама, - прошептал Шмулик, - мамочка моя...
      Вдруг кто-то подтолкнул его сзади. Вот он, уже в проломе. Сильный толчок в спину, и ноги его отрываются от пола. В лицо ударил поток свежего холодного воздуха. От оглушающего грохота закружилась голова,
      Когда Шмулик открыл глаза, первым его впечатлением была жгучая боль в левом колене и в локте. Ощупал больные места - на пальцах липкая жидкость.
      - Кровь! Зато живой! - обрадовался он. Ночь. На небе полная луна. При ее свете Шмулик увидел, что он лежит на краю насыпи. Поодаль чернеют сосны и ели. Где-то прокричал петух. Залаяла собака.
      - Лес, - сказал себе Шмулик, - и недалеко село или хутор. Что если кто-нибудь попадется мне на дороге? А где те, что прыгнули передо мной? Куда делся сапожник Хаим?
      С трудом поднявшись на ноги, мальчик попробовал шагнуть, без цели, только бы сдвинуться с места. Но боль отдалась во всем теле. Он опять ощупал разбитую ногу: горячая.
      Лишь бы не заболеть! Он должен быть сильным и здоровым.
      Шмулик понимал, что идти вдоль пути опасно. Нужно спрятаться в чаще леса. На опушке, близ полотна железной дороги, деревья были спилены. Обходя пни, Шмулик углубился в лес.
      Лес становился все гуще, все меньше попадалось пней. Темно - хоть глаз выколи. Время от времени подает голос ночная птица, оглушающе квакают лягушки.
      "Не залезть бы в болото" - с опасной подумал Шмулик, осторожно ставя ногу на кочку.
      Высокая лесная трава путается в ногах. Сосны и ели сменились лиственными деревьями с густой кроной. Шмулик понял, что сухой сосновый бор остался позади и что впереди болота.
      Ему вспомнились рассказы, которые приходилось слышать в детстве о болотах, засасывающих людей бесследно.
      Шмулик очень устал, с трудом передвигает ноги. Голова будто свинцом налита. Усевшись на землю под раскидистым деревом, он прислоняется головой к стволу и тут же засыпает.
      Проснулся он от странного ощущения, что кто-то есть рядом с ним. Открыл глаза. Хотел было вскочить и бежать, но не мог двинуться с места. За ночь раненая нога распухла. Волоча ее за собой, Шмулик пополз в заросли папоротника.
      Солнце уже высоко стояло в голубом, без единого облачка, небе. Внутри у Шмулика все горело от голода и жажды. Уже полтора дня у него во рту не было ни крошки.
      Запах спелой малины раздразнил его аппетит. Шмулик осмотрелся вокруг, и у него заблестели глаза. На ветках кустов покачивались от легкого ветерка спелые темно-красные ягоды.
      Собравшись с силами, Шмулик ползал от куста к кусту. Хватает руками ветку, наклоняет ее к самому лицу, губами собирает душистые ягоды и жадно глотает.
      Неожиданно до его слуха донесся звук приближающихся шагов. Мгновенно голод и жажда забыты, и мальчик прячется в густые кусты.
      - А вдруг уже заметили ? Тогда нет смысла прятаться !
      Голоса слышны все громче. Ясно, люди приближаются к его укрытию. Вдруг он весь напрягся: кажется, он услышал еврейские слова.
      По телу пробежала нервная дрожь. Догадка подтвердилась: действительно, рядом евреи. Может быть, это те, которые спрыгнули с поезда, ищут здесь убежища?
      Шмулик пополз вперед, на голоса. Среди деревьев он увидел серый пиджак и затем всю фигуру сапожника Хаима.
      Будто кто подтолкнул его, Шмулик вскочил и бросился вперед.
      - Хаим, Хаим! - радостно воскликнул он, забыв об осторожности.
      Действительно, это Хаим и с ним один из его компании. Мальчик протянул руки, желая обнять старого знакомого, но его остановил мрачный взгляд сапожника.
      - Чего орешь? Ты здесь не дома! - хриплым голосом одернул его.
      - Хаим, как хорошо, что я тебя встретил. Был совсем один, - продолжал мальчик уже тише, и протянутые его руки упали.
      - Хорошо, хорошо... Каждый из нас тут одинок. Даже если соберется тысяча евреев, все равно будем одинокими.
      Шмулик посмотрел на суровое лицо сапожника и спросил дрожащим голосом:
      - Хаим, а где твоя Хана?
      Лицо Хаима перекосилось от боли.
      - Нету... Под колесами поезда...
      - Ой, - вырвалось у Шмулика.
      - Не жалей, парень... Скоро все встретимся на том свете.
      Оба замолчали. У Шмулика одно-единственное желание: не оставаться одному в лесу, избавиться от одиночества, быть в обществе людей, евреев... Некоторое время идут молча бок о бок.
      Хаим останавливается, смотрит на мальчика, с трудом волочащего распухшую ногу, отводит глаза в сторону и цедит сквозь зубы:
      - Слушай, Шмулик, мы в лесу, среди чужих и врагов ... Очевидно, перешли границу Литвы и находимся на территории Белоруссии. В лесу нет доброго дяди или тети, каждый заботится о себе и идет своей дорогой.
      Шмулик взглянул на него и не то со страхом, не то с удивлением:
      - Хаим, ведь ты не оставишь меня здесь? Я не буду вам в тягость. Ничего не буду просить. Я только не хочу оставаться один.
      - Нет, парень. Не будем мы рисковать из-за тебя жизнью. Иди-ка себе своей дорогой. Мы не можем тащить тебя с собой. Перед нами длинный и тяжелый путь, тебе его не перенести.
      Шмулик попытался, было, еще что-то сказать, уговаривать их, но они повернулись к нему спиной и исчезли за деревьями.
      Только теперь Шмулик ощутил все свое одиночество и беспомощность. Упав на землю и уткнувшись в нее лицом, он горько заплакал.
      ШМУЛИК ПРЕВРАЩАЕТСЯ В ВАСЬКУ-ПАСТУХА
      Шмулик проснулся от острого холода. Его знобило. Он открыл глаза, но ничего не увидел. Абсолютная темень. Ухает филин, квакают лягушки. Шишки, падая, стучат по сухим листьям.
      Мальчик поднялся на ноги. Его одежда влажна от росы и сырой лесной почвы. Очень хочется есть и пить. Вот уже двое суток, как он ничего не ел, кроме малины, которую тогда успел собрать. Страшная слабость овладевает мальчиком, он не в силах двинуться с места. Пошарив дрожащими руками, он находит место, где лежит куча сухих листьев, забирается в нее и закрывает глаза, но сон улетучивается.
      Не думая, срывает он с дерева несколько зеленых листьев и жует их. Листья горькие, но все же влага смачивает его сухие губы.
      Понемногу небо просветлело. Между кронами деревьев мигали звезды.
      Шмулик поднялся на ноги и попробовал шагнуть. Нога уже меньше болит. Шаг, другой, третий... Через полчаса он выходит на опушку леса.
      - Лучше выйду на дорогу,- решает он. Оглянувшись, Шмулик заметил неподалеку на широком лугу большой стог сена. Забравшись поглубже в сено, свернулся клубком и уснул.
      Его разбудил внезапно хруст над самой головой. Раскрыл глаза. Перед ним лошадь, запряженная в телегу, стоит возле стога и с аппетитом жует у него над ухом пахучее сено. У телеги старый крестьянин возится с колесом.
      Шмулик торопливо вскочил на ноги.
      - Ох, ох! Ну, и времена настали, - сердито покачал головой старик, глядя, на мальчика, - выгоняют уже и детей на улицу. Не бойся, парень, успокоил он Шмулика, - я евреев не убиваю. Откуда ты?
      Шмулик дрожит всем телом от холода и слабости.
      - Издалека я, - с трудом выдавил он. Старик снова что-то сердито пробормотал и перекрестился.
      - Голодный, небось.
      Вытащив из сумки каравай хлеба, разломил его и протянул половину мальчику.
      - Дедушка, ты куда едешь? - набрался Шмулик храбрости спросить.
      - Далеко, за Свенцяны... Заставили меня возить на своей телеге бревна. Три дня и три ночи гоняли меня, чтоб их земля не носила! - выругался он шепотом.
      У Шмулика возникло сильное желание быть снова со своими, с евреями... Ведь Свенцяны недалеко от Вильны, а там семьи Виленских.
      - Дедушка, подвезешь меня?
      Старик отвернулся.
      - Далеко еще до Вильны. Только завтра к вечеру доберемся до большака. Как же я тебя повезу среди бела дня? Боюсь я, запрещено возить евреев...
      Шмулик вспомнил про золотую цепочку, которую мать зашила ему в полу пиджака на крайний случай. Быстро оторвав подкладку, он протянул тонкую цепочку деду:
      - Дедушка, я заплачу. Я ж не прошу даром.
      Старик пристально осмотрел Шмулика. Похоже, что вид мальчика удовлетворил его. Он взял цепочку:
      - Ладно, залезай в телегу. Ложись в солому, и чтоб у меня ни звука!
      Забрезжил рассвет. Старик ехал все утро. Лишь на полчаса остановился в поле отдохнуть, накормить и напоить лошадь. Потом снова двинулся в путь, несмотря на жару. Ехали по разбитым проселочным дорогам. Иногда пересекали шоссе. Попадавшие по пути городки старик объезжал кругом, через села. Несколько раз останавливались у колодца набрать воды. Тогда Шмулик тоже утолял жажду и умывался. Холодная вода освежала и пробуждала надежду в его сердце. Иногда попадались навстречу им подводы. Мужики перебрасывались несколькими словами и двигались дальше. Никто не обращал на него внимания. Из-за его светлых волос и потрепанной одежды все принимали его за деревенского парнишку. Один раз встретились им на дороге немецкие солдаты. Они посмотрели на телегу, на мальчика, лежавшего с видом тяжелобольного на соломе, и поспешно отошли.
      Усталая лошадь медленно плелась по дороге. Ритмичное покачивание телеги и скрип колес убаюкивали Шмулика. Старик разбудил его сильным толчком в бок.
      - Прыгай с телеги, живей! Полицаи!..
      Шмулик открыл глаза. По обеим сторонам дороги - густой лес. Навстречу телеге быстро едут два велосипедиста. За плечами у них поблескивают в лучах заходящего солнца ружья.
      Шмулик хотел, было, соскочить с телеги, но было уже поздно.
      - Стой! Куда?
      - Домой, в село Шидловцы, - дрожавшим голосом ответил старик.
      - Что у тебя в телеге?
      - Ничего нету, ничего... С работы возвращаюсь.
      - Где документы? А это кто? - указывает второй полицай на мальчика. А ну-ка, слазь с телеги !
      Полицаи принялись ворошить в подводе солому. Увидев, что они отвлеклись от него, Шмулик перепрыгнул через канаву и бросился в гущу кустов.
      - Стой, стой, - кричат полицаи. Пуля просвистела над ухом и вонзилась в ствол сосны. Вслед за ней свистнула еще одна, и еще. Шмулик бежит. Сосновые иглы исцарапали ему лицо. Несколько раз он падал и расшиб себе лоб, но тут же вскакивал на ноги. Наконец он почувствовал, что его силы иссякли. Остановился. Вокруг тишина. Он в самой гуще леса. Ни тропинки, ни малейшего признака человека. Солнце уже давно село, и ночная тьма окутывает все кругом. Ему вдруг вспомнилась мать, как он видел ее в последний раз, сидящей на узелке в углу вагона, у стенки.
      - Мама, мамочка... Как же я бросил тебя в беде?
      У Шмулика сжалось сердце. Он то оправдывался перед собой, что мать сама велела ему прыгать: авось он останется в живых и поможет ей; то снова его охватывало отчаяние. Он снова зажмурил глаза, и ему почудилось, будто перед ним стоит мать и подает ему стакан горячего какао и свежую булочку, намазанную маслом. Шмулик протянул руку за стаканом и втянул в себя аромат живительного напитка. Но рука его только беспомощно опустилась и наткнулась на сломанный сук. Шмулик слизнул капельку крови на царапине. Наконец он встал, покачиваясь на слабых ногах, не зная, в какую сторону идти. Он должен найти что-нибудь поесть и попить, иначе ему конец.
      Шмулик побрел по лесу без всякой тропинки. Земля была покрыта мхом и прошлогодними гнилыми листьями.
      Сколько времени он уже так бродит? Минуты, часы или целый день? Он потерял чувство времени. Лес был полон жизни. Над головой пели птицы; дятел стучал по стволу высокой старой сосны, и эхо вторило ему со всех сторон. По земле ползали черные и рыжие муравьи. Иногда прямо у Шмулика из-под ног выскакивал вспугнутый им мелкий зверек, наверно, заяц.
      Вдруг он почувствовал, что почва прогибается под ним. Под ногами проступила вода. Деревьев стало меньше, больше густых кустов. Острая высокая трава, росшая повсюду, проткнула портянки Шмулика и ранила его ноги. Не иначе как он забрел уже в болото. Шмулик остановился.
      Вдруг его слух уловил чьи-то шаги. Мальчик замер на месте. Тихо. Опять шаги. Слышно, как трещат под ногами сухие ветки. Затаив дыхание, Шмулик спрятался в густых кустах.
      - Му-у-у,- раздалось мычание коровы раз, второй, и затем грубый окрик:
      - Ты куда, скотина, черт тебя побери! Назад, а то расшибу твою дурную башку!..
      Из кустов появилась сначала бурая рогатая голова коровы, а вслед за ней нестриженая голова пастуха. Тяжело дыша, он безуспешно старался обогнать корову и завернуть ее обратно.
      Радость при виде человеческого существа победила в Шмулике чувство страха. Он вышел из кустарника и стал перед коровой, которая испуганно отпрянула, остановилась и побежала назад.
      Только теперь пастух заметил Шмулика. Смерив мальчика взглядом с ног до головы, он процедил сквозь зубы по-белорусски:
      - Ты кто, жидок?
      Шмулик ответил не сразу. Вдруг в голове у него мелькнула идея, и он заговорил по-русски:
      - Нет, я русский. Отец был военный. Немцы забрали всю семью, а я убежал. И тут же добавил:
      - Голодный я.
      Пастух подозрительно оглядел его и сказал:
      - Еврей или русский, мне все равно. Многие сейчас бродят по белому свету без хлеба и крова над головой. Ох-хо-хо... Времена-то настали, упаси Господь...
      Он рукой поманил Шмулика за собой. Привязав к рогам сумасбродной коровы веревку, пастух потащил ее за собой, громко бранясь:
      - Ах ты, черт, рогатый! Набралась ума! Люди безобразничают, а скотина у них учится. Эта молодуха тоже завела себе обычай-убегать. Ах ты, тварь поганая.
      Шмулик, поколебавшись, поплелся вслед за крестьянином и за его коровой, со страхом прислушиваясь к брани пастуха.
      Вскоре они очутились на поляне, окруженной ивами и густо поросшей травой и папоротником, который доходил Шмулику чуть ли не до пояса. На поляне с аппетитом уплетали свежую траву несколько овец, корова и телка. Старик-пастух подошел ко пню, поднял потрепанную сумку, достал из нее полхлебины и кусок сала, отрезал здоровый ломоть того и другого и протянул Шмулику:
      - Ешь, парень!
      Шмулик взял протянутую ему еду и начал жадно есть.
      Пастух следил за тем, как мальчик жует сало. "С удовольствием ест, без отвращения", - подумал, было, крестьянин и успокоился.
      Вдруг жирный кусок застрял в сухом горле Шмулика. Пастух, следивший все время за выражением лица мальчика, заметил:
      - Хоть и голодный ты, еврей, а все же салом брезгаешь.
      - Пить хочу, где тут вода?
      Пастух опять глянул на бледное лицо мальчика. Поколебавшись секунду, велел идти за ним. Подойдя к щиплющей траву корове, приказал: "А ну-ка, нагнись". Затем сам подогнул колени, залез корове под брюхо и потянул за полные сосцы. Тонкая струйка теплого молока брызнула на траву. Шмулик не стал дожидаться особого приглашения; засунув голову корове под брюхо, принялся глотать живительный напиток. Утолив жажду, он опять принялся за хлеб с салом.
      - Куда ж ты идешь? - спросил его пастух.
      - Не знаю. Нет у меня дома.
      - А прежде где был?
      - Бродил по селам.
      - Чего же дома не остался?
      - Немцы пришли в деревню, русских искали. Когда мать забрали, я убежал.
      - Нынче ночью где спал?
      - В лесу, под деревом.
      - А хромаешь почему?
      - Споткнулся в темноте о пень. Пастух замолчал. Видно было, что он что-то взвешивает в уме.
      Потом встал, собрал свое маленькое стадо, повернулся к Шмулику и сказал, указывая рукой:
      - Я живу там, на краю деревни. Мой дом с краю. Ночью можешь прийти переспать.
      Он щелкнул в воздухе кнутом и, переваливаясь, погнал стадо вперед. Вскоре пастух ж стадо скрылись за деревьями.
      Шмулик, стоя на месте, провожал взглядом серую фигуру пастуха. Вдруг надумав что-то, он двинулся вслед за стадом, не спуская глаз с пастуха.
      Примерно полчаса они шли так между деревьев и зарослей кустарника. Пастух спешил, и Шмулик с трудом поспевал за ним, стараясь не упустить его из виду.
      Постепенно лес начал редеть. Лучи солнца ярче освещали все вокруг. Шмулик понял, что они приближаются к опушке. Неожиданно его глазам открылся широкий луг. За лугом колыхалось на ветру поле ржи, а дальше там и сям виднелись крестьянские избы, разбросанные по зеленой равнине. Пастух погнал стадо через луг, обогнул поле и скрылся в первом дворе.
      Шмулик вернулся в лес, забрался в кусты, растянулся на прошлогодней листве под тенистым ясенем и погрузился в грустное раздумье.
      Острый укол в локоть заставил Шмулика вздрогнуть. Он засучил рукав и нашел на руке несколько рыжих муравьев. Он раздавил их и стряхнул на землю. Огляделся по сторонам и обнаружил муравейник. Шмулик уселся на камне и принялся с большим интересом следить за муравьями. Вот крохотный муравей тащит соломину или стебелек во много раз больше себя. А тут несколько муравьев стараются сдвинуть с места шарик овечьего помета, который, наверняка, кажется им большим сокровищем. Видя, что все их старания ни к чему не приводят, Шмулик взял палочку и подтолкнул это сокровище к муравейнику. Моментально множество муравьев окружили его со всех сторон.
      "Лучше быть муравьем, чем евреем, - подумал Шмулик. - У муравьев есть дом, они знают, что делать, а что я буду делать завтра и послезавтра ?"
      Но день был так хорош, запах леса так пьянящ и ощущение сытости так приятно, что Шмулик отогнал от себя грустные мысли.
      Солнце уже садилось. Вечерний туман окутывал лес, одна тень поглощала другую, и вскоре все погрузилось в темноту.
      Осторожно оглядываясь по сторонам, пересек Шмулик луг и поле и свернул ко двору, в котором исчез пастух со своим стадом. Перед мальчиком был плетень и в нем узкая калитка. Рядом стояли два больших строения и одно маленькое, вроде избушки-хибары. Он вошел в первый дом. Это оказалась бревенчатая, почерневшая от дождей и снега конюшня. Широкие двери были распахнуты настежь. В нос ударил запах навоза и свежего сена. Шмулик проскользнул через калитку во двор. Услышав лай собаки, остановился, сжал покрепче палку в вошел внутрь.
      Его встретило лошадиное ржание.
      - Кто там? - услышал он знакомый голос.
      В темноте конюшни Шмулик разглядел двух лошадей и рядом с ними человеческую фигуру.
      - То я, Васька!
      - Что за Васька?
      Человек подошел поближе.
      - А, это ты? Ночевать пришел? Ладно. Лезь на сено, - ткнул мужик в глубь конюшни и добавил:
      - Небось проголодался? Один раз поесть- надолго не хватит, особливо молодым, как ты, у которых брюхо работает лучше головы. Ступай в хату, там тебе дадут пожрать.
      Он указал мальчику на избу в дальнем конце двора, в окнах которой мигал слабый свет. Но Шмулик не двинулся с места.
      - Иди, чего стоишь? Нет там немцев, только моя старуха. Мне нужно лошадям корму дать.
      - Ничего, я подожду.
      - Молодой, а упрямый, - пробормотал мужик. - Ну, как хочешь.
      Закончив работу, мужик вышел из конюшни. Шмулик последовал за ним к избе.
      Опять раздался лай, и навстречу им выскочило черное существо, повело носом и оскалило зубы перед Шмуликом.
      - Тихо, Цыган, тихо это свой.
      Хозяин погладил собаку по спине и повернулся к мальчику:
      - Не бойся, Цыган тебе ничего не сделает. Он тоже немцев не любит.
      Они вошли в темные сени, Шмулик споткнулся о высокий порог и едва не упал. Хозяин толкнул тяжелую деревянную дверь, вошел внутрь, а мальчик за ним. При тусклом свете лучины, воткнутой в щель в стене, Шмулик заметил сначала только длинный стол и две скамьи по бокам. У печи, спиной к вошедшим, возилась женщина.
      - Клава, добавь-ка картошки, - обратился к ней старик, - я гостя привел.
      Женщина была маленького роста, худенькая, и когда она повернула к ним голову, Шмулик увидел изрезанное морщинами лицо и седые волосы, выбившиеся из-под платка.
      Старуха внимательно оглядела мальчика. Изо рта у нее торчали два больших желтых зуба, которые расширяли ей рот и придавали ее лицу насмешливое выражение.
      Не проронив ни слова, она взяла из угла за печкой ухват, подцепила им черный чугунок и ловко вытащила его из горячей печи. Затем накрыла чугунок крышкой, придерживая ее тряпкой, наклонила чугунок над деревянным ушатом и сцедила из него воду. Через несколько минут на столе стояла большая глиняная миска, полная дымящей картошки.
      Старуха поставила на стол вторую глиняную миску с простоквашей, положила несколько деревянных ложек, нож с деревянной ручкой и полбуханки черного хлеба.
      - Садись, парень, к столу, - позвал хозяин Шмулика, - бери ложку и хлебай из миски. Мы не городские, привыкли есть сообща, из одной миски, как ели наши отцы и деды.
      - Брось, Афанас, сейчас и в деревнях едят из фаянсовых тарелок и блестящими ложками, - оборвала его жена.
      - Едят, да... из тарелок... Не к добру эти фаянсовые тарелки да блестящие ложки. Не к добру, - задумчиво повторил старик. - Кто жиреет и пожирает; а кто кипучие слезы глотает... Хлебай, парень, не стесняйся, ешь, что Бог послал.
      - Послал тебе Бог, как же, - проворчала старуха. Сердитый голос ее странно не соответствовал насмешливому выражению лица.
      - Не греши, жена, война ведь.
      - Да, война! Одному горе, а другому мошна полна, - не унималась старуха.
      - Права моя баба, ей Богу, права, - усмехнулся Афанас, громко хлебая простоквашу - Жили себе люди спокойно на своей земле, пахали, жали... и вдруг набросились на них, как дикие волки... Грабят, убивают, из домов изгоняют. Война им нужна, провались они пропадом!
      - Немцы во всем виноваты, они на нас напали, - попытался было Шмулик вставить свое слово.
      - Немцы... Только красные еще до них успели. Зачем сюда пришли ? Кто их звал ? - сердито закричала старуха.
      - Сердита моя баба на русских, - объяснил Афанас, чуть улыбаясь. - Сын у нас был, в армию его забрали. Ушел, и с тех пор ни слуху, ни духу. Кто знает, жив ли еще?
      - Один он был у меня, Ванька-то, и того забрали, - всхлипнула старуха.
      - А ведь и поляки забирали в армию, дурная баба, - попытался урезонить ее старик. - Да и не только в армию. Каждый клочок хорошей земли осадники (Осадники - польские колонисты в Западной Белоруссии и на Украине, пользовавшиеся при польской власти особыми привилегиями.) себе забирали, а нам что оставили? Одни пески и болота.
      - А русские хлеб не забирали? - стояла на своем старуха, как будто не слыша последних слов мужа.
      - Эх, что там говорить! Любая власть берет. Берут у всех, а пользуются немногие. Но эти просто псы бешеные.
      - Тише ты. Женщина подозрительно глянула на Шмулика.
      - Чего тут молчать? Всякая власть забирает. Так уж мир построен, что поделаешь... Мужик должен подчиняться и делать свое дело. Нечего нам мешаться в политику. Только этим антихристам одних мужчин мало, им еще баб подавай.
      Тут старуха расплакалась и запричитала, раскачиваясь взад и вперед:
      - Надька моя, доченька. . . Куда затащили тебя, голубку мою? Куда закатились твои молодые косточки?
      - Пришли эти, гори они огнем, и угнали дочку в Германию, - объяснил старик. - На работу будто забрали... Ах - махнул рукой, - чего говорить. Этих ничем не насытишь. Налегают вдруг, шарят по всем углам, только и вынюхивают, что бы еще забрать. Не раз уж приходилось прятаться от них с последними овцами и скотиной в лесу. Так к старухе моей цепляются : дай им яиц, масло... Жрут да лакают, пропади они!
      Старик со злостью плюнул в сторону дверей.
      - Что проку говорить-то? Только переливать из пустого в порожнее. Не могу я тебя оставить в хате, хлопец. Еще приплетется кто ночью. Не бойся, добавил он, видя, что Шмулик с опаской косится на пса, который тихо сидел под столом, положив голову хозяину на колени. - Только уходи до зари, чтобы чужой кто не заметил.
      Шмулик поблагодарил хозяев и вышел. В конюшне он забрался на сеновал и тут же погрузился в глубокий сон.
      - Эй, вставай, хватит дрыхнуть! - потряс кто-то Шмулика за плечо. Вставай, вот-вот рассветет, уходить тебе пора.
      Сон мигом слетел со Шмулика. Он соскочил с сева на землю. Перед ним стоял хозяин, держа в руках бутылку молока и полбуханки хлеба.
      - Бери да уходи, - протянул он мальчику еду.
      Шмулик взял подарок, поблагодарил и той же дорогой, которой пришел, вернулся в лес.
      Прошло два дня. От хлеба, который старик дал Шмулику, ничего не осталось. Голод грыз пустой желудок. И как назло, день и ночь шел проливной дождь. Шмулик пробовал спрятаться под деревом, но дождь проникал сквозь ветки, и мальчик промок до мозга костей. Правда, жажды он не испытывал, но зато мучил голод. Мальчик попробовал жевать листья щавеля, нашел под деревьями немного сморщенных ягод. Но все это только усилило муки голода. Дрожа от холода, измученный, стоял он под елью и чувствовал, что его покидают последние силы. "Что со мной будет? Надо во что бы то ни стало добыть еды". И он отправился в деревню.
      Сумерки. Крестьяне заняты последними приготовлениями к ночи, хозяйки готовят ужин.
      Топая по грязи и лужам, Шмулик перебрался через луг, превратившийся в настоящее болото, и добрался до деревни. Он не осмелился идти опять к Афанасу просить хлеба и решил зайти во второй двор.
      Но уже подходя к плетню, он услышал крики, женский плач и грубый мужской смех. Шмулик отпрянул и спрятался за амбаром. Оттуда он увидел, как из хлева со смехом вышли два немецких солдата, таща за уши свинью. Та визжала на весь двор. За ними, ломая руки и громко плача, бежала женщина. А мужчина, одетый наполовину по-городскому, наполовину по-деревенски, пытался угомонить ее.
      Шмулик так испугался при виде немцев, что позабыл про свой голод, и, еле переводя дух, ползком добрался до поля и спрятался там среди высоких колосьев. Немцы оттащили свинью в сторону, закололи ее и бросили на телегу, запряженную парой лошадей. Сопровождавший их мужчина вскочил за ними на подводу, взмахнул кнутом, и телега, разбрызгивая воду и грязь, скрылась вдали.
      Шмулик подождал, пока стихли голоса на хуторе и все окутала ночная тьма. Собрав остаток сил, он дотащился до двора Афанаса и вошел в конюшню, но та оказалась пуста. Не долго думая, он направился к избе. Тихонько подошел к дому - дверь закрыта, изнутри не доносится ни звука. Он вспомнил, что в другом конце сеней есть еще дверь. Потянул за ручку. Едва вошел, как в нос ударил резкий запас навоза. Это был не то сарай, не то хлев, но кроме навоза и соломы он ничего не нашел. Наверно, хозяева со страху перед немцами убрались вместе со стадом.
      Шмулик принялся шарить в сенях и во дворе. В углу возле двери, ведущей в сарай, он нашел чугунок и в нем вареную нечищенную картошку. Он торопливо стал набивать рот и глотать картошку прямо с шелухой. Наелся, набил карманы и уже собрался уходить, как вдруг услышал шаги. У него замерло сердце: что если сейчас войдут хозяева? Сочтут его за вора!
      Поспешно выскочив из сеней, Шмулик попытался спрятаться позади дома, но не успел. Приближавшийся к дому человек вскрикнул и замер на месте. Шмулик узнал хозяйку. Торопливо подойдя к ней, он прошептал:
      - Не бойся, это я, Васька.
      Женщина успокоилась, перевела дух и начала сердито:
      - Что ты тут делаешь? Зачем пришел ночью ?
      - Пришел еды попросить, голодный я очень.
      - Голодный, голодный! Будто мы обязаны кормить всех бродяг. Подашь им раз-другой, и уже прицепятся, что спасу от них нет. Убирайся отсюда живей, а то...