Этот перевод — плод труда Народа с Народного Перевода Гарри Поттера ( www.honeyduke.com] )(версия 04 янв 2004 года). Переводили Ольга F., Нипл, Rabid, Катюнчик, Кутяня, Skata, Экзон, Gerie Aren, Стася, Sibilla и Лагиф. Перевод стихотворений — Нипл. Редактировали Азраил, Loriel, Нипл, fekla, Sheila van Shield, Sargu Kotsu, Экзон, Евгений М., Kate Potter, Элли, Лагиф… и вообще, все переводчики J.

Руководитель — Лагиф ( lagf@mail.ru], www.harrytale.h1.ru] ).

Заранее прошу прощения, если кого-то забыла (очень сожалею, но на НП полетел сервер, а списки хранились там): мне помогало столько народу, что всех и не запомнишь! Огромное спасибо всем! А также Полинке — за то, что создала сайт НП, без которого ничего бы не вышло, и Ярославу (Нейтрону : www.yarik.com/hp] ) — за помощь с размещением, общением и — за созданный комфорт.

Глава I

Прекрасная Сабрина

То самое путешествие к морю всему положило начало — хотя всем казалось, что начало затягивается до бесконечности, совсем как те дороги холмистого Сассекса, которые только сперва кажутся приличными дорогами, но постепенно превращаются в дорожки, затем в звериные тропы, а потом — просто в заросли дрока, ковыля и колокольчиков, кроличьи норы и меловые карьеры.

Ребята считали дни, оставшиеся до того долгожданного Дня. Бернард даже сделал календарь из крышки от картонки, в которой прибыли домой его новенькие белые пляжные туфли. Он довольно аккуратно расчертил недели красными чернилами, а дни пометил синими цифирками, и каждый день вычеркивал по цифирке кусочком зеленого мелка, завалявшегося в жестянке для мелочи. Мэйвис выстирала и отутюжила все кукольные платья почти за две недели до этого самого Дня. С её стороны, разумеется, это было очень умно и предусмотрительно, но оказалось весьма некстати для младшей Кэтлин, которая предпочла бы и дальше играть своими куклами в любое время, какими бы грязными они ни были.

— Что ж, раз тебе неймётся, — сказала Мэйвис, слегка разгорячённая и раздражённая после утюжки, — я больше и пальцем не шевельну, чтобы вымыть для тебя что-нибудь, даже умывать тебя не буду.

Кэтлин вдруг пришла в голову мысль., что уж последнее она как-нибудь переживёт.

— Ну можно мне хоть одну куклу, — несмотря на это, покорно спросила она, — самую-самую маленькую и безнадежную? Дай мне Лорда Эдуарда. У него почти отвалилась голова, к тому же, я одену его в носовой платок и буду представлять, что это у него такой кильт.

С этим поспорить Мэйвис не могла: в число того, что она стирала, носовые платки как раз не входили. Таким образом, Лорду Эдуарду достался его задрипанный кильт, а остальных кукол Мэйвис рядком сложила в отведенном ей углу комода. Затем последовали её долгие таинственные совещания с Фрэнсисом, о которых на все вопросы младших они отвечали: «Секрет. Узнаете, когда придет время.» Это и впрямь их страшно заинтриговало, но возбуждение улеглось, когда в положенное время тайна была раскрыта и оказалась ни чем иным, как большим аквариумом, пустым и неинтересным, на который старшие собиралипо девять-десять пенсов, чтобы купить его на Олд Кент Роуд. Разгорячённые и утомленные, они гордо протащили свою ношу в дом по садовой дорожке.

— И что же вы будете с ним делать? — поинтересовался Бернард, когда все сгрудились вокруг стола в детской, разглядывая аквариум.

— Наполним его морской водой, — объяснил Фрэнсис, — чтобы поселить в ней морских актиний.

— Точно! — с энтузиазмом подхватила Кэтлин. — И ещё крабов, морских звезд, креветок, желтых литорин — и всех морских зверей побережья.

— Поставим его на подоконник, — добавила Мэйвис — знаете, как здорово смотрятся после этого все квартиры!

— И тогда, может случиться, что какой-нибудь важный ученый джентльмен, вроде Дарвина или Фарадея, проходя мимо нашего окна, увидит всё это и так обрадуется встрече с нашими медузами, что предложит научить Фрэнсиса всем своим наукам за бесплатно… Я так думаю, — с надеждой предположила Кэтлин.

— Ну, и как вы довезете его до моря? — спросил Бернард, опираясь руками о крышку учебного стола и тяжело дыша в аквариум, так что его сверкающие стенки стали мутными и полупрозрачными. — Он, знаете ли, слишком большой, чтобы поместиться в коробку.

— Тогда я буду его нести, — сказал Фрэнсис, — и никому он вовсе мешать не будет… донёс же я его до дома.

— Вообще-то пришлось сесть в автобус, — честно призналась Мэйвис, — и потом, я же тебе помогала.

— Не думаю, что они вообще разрешат взять его с собой, — сказал Бернард. — Если вы хоть немного знаете взрослых, вы, конечно же, с ним согласитесь.

— Брать аквариум на море — какая чушь! — сказали они. И, не дожидаясь ответа, добавили: — Зачем ещё?

В данный момент «они» означало тётю Энид.

Фрэнсис с рождения питал к воде необыкновенную страсть. Даже младенцем он всегда переставал плакать, когда оказывался в ванне. Когда ему было четыре, Фрэнсис потерялся на целых три часа. Полиция нашла его в конской поилке, что перед Уиллинг Майнд, где мальчик, мокрый до макушки, развлекал гурьбу возчиков, коротающих время за кружкой пива.. Воды в в колоде было слишком мало, чтобы так намокнуть, и самый словоохотливый возчик пояснил, что они с приятелями подобрали шалуна уже таким, рассудив, что здесь он в безопасности, учитывая погоду и эти снующие всюду ужасные трамваи и машины.

И для Фрэнсиса, страстно увлечённого водой во всех её проявлениях — от уличных луж до сложного устройства подачи воды в ванную и как его сломать — то, что он до сих пор не видел моря, было настоящей трагедией. Всегда что-то случалось — и поездка откладывалась. Каникулы вечно проводились в живописной деревне, где были и реки, и колодцы, и пруды — в общем, водоемы: просторные и глубокие, но то была пресная вода, причем, со всех сторон окруженная зеленой травкой. Очарование же моря, насколько он знал, состояло в том, что по другую его сторону, «сколько хватает глаз», ничего нет. И в стихах о море много чего говорилось, а Фрэнсис, как ни странно, стихи любил.

Покупка аквариума была попыткой подстраховаться: раз обретя море, он никогда больше с ним не расстанется. Фрэнсис уже представлял себе этот аквариум, с прилаженной точно посередине настоящей морской скалой, к которой прилепливаются морские актинии и моллюски. Ещё там должны были жить желтые литорины, и водоросли, и рыбки — золотые и серебряные (которые, кстати, в море не живут, но Фрэнсис об этом не подозревал), плавающие среди тенистых водорослей и сверкающие своей блестящей чешуей. Он продумал все детали, даже какой у аквариума должна быть крышка — легкая и прорезиненная, как колпачок на стеклянной бутылке, чтобы не расплескать воду во время путешествия домой — в вагоне караульной службы, к вящему восторгу пассажиров и носильщиков на обеих станциях. И вот — ему запретили взять аквариум с собой.

Фрэнсис поделился трагедией с Мэйвис, и она согласилась, что это просто невыносимо.

— Но знаешь, что я скажу… — сказала она, будучи не из тех «утешителей», которые, со словами «как жаль», опускают руки. Обычно Мэйвис удавалось придумать что-нибудь, чтобы хоть немного улучшить положение. — Давайте наполним его пресной водой, насыплем песка, посадим водоросли и напустим золотых рыбок; а я заставлю Элизу пообещать регулярно класть туда муравьиные яйца — потому что рыбки их едят — и это хоть чуть-чуть облегчит ужасные страдания, нам придется покинуть море и вернуться домой.

Фрэнсис признал, что в этом что-то есть, и согласился наполнить аквариум из ванны. Когда же эта затея была воплощена, аквариум стал настолько тяжел, что даже объединенные усилия всех четверых не смогли сдвинуть его с места.

— Ничего страшного, — как всегда, успокоила их Мэйвис, — знаете, давайте снова выльем воду, отнесём его обратно в гостиную, а затем исподтишка наносим воду кувшинами.

Всё прошло бы гладко, если бы тетя Энид не застукала самый первый «тихий» кувшин — и не запретила второй.

«Переливание из пустого в порожнее», — вот как она это назвала. — Ну, разумеется, я не позволю вам тратить деньги на рыбу!

А мама была уже на море, подготавливая для них жилье. Последним её наставлением было:

— Непременно делайте то, что скажет тётя Энид.

Поэтому, конечно, они вынуждены были подчиниться. Кроме того, мама добавила: "И не спорьте, " — и ребятам не довелось даже испытать мрачного удовольствия от высказывания тете Энид, как она не права, и что они вовсе не переливают в порожнее из пустого.

Тетя Энид не являлась их настоящей теткой — просто давняя подруга бабушки, при этом зовущаяся тетей имющая соответствующие привилегии и власть, едва ли не превышающую власть обычных тёть. Она была куда как старше настоящей тёти и даже вполовину не так мила, — из тех, кого называют «непреклонной» с детьми, и кого никогда никто не зовёт «тётушкой». Просто тётя Энид. И это многое объясняет.

Аквариум стоял угнетающе сухой — даже те несколько капель, которые остались после первого неудачного наполнения, испарились поразительно быстро.

Однако, даже в таком пустом состоянии аквариум был великолепен. У него не было этой уродливой железной рамы, с проглядывающей между стеклом и железом красной замазкой, которую можно иногда заметить в аквариумах приятелей. Нет, этот аквариум был сплошным толстым куском прозрачного стекла, слегка зеленоватого, от чего, нагнувшись и вглядевшись, можно было почти поверить, что он на самом деле заполнен водой.

— Давайте положим в него цветы, — предложила Кэтлин, — и будем представлять, что это актинии. Ну, давай же, Фрэнсис!

— Делайте что хотите, — буркнул Фрэнсис. — А я собираюсь читать «Детей Воды».

— Тогда мы сами это сделаем, чтобы устроить тебе сюрприз, — бодро сказала Кэтлин.

Фрэнсис уселся за стол, положил на него локти, и уткнулся в раскрытую перед ним книгу «Дети воды», а остальные, сопереживая его скорби, тихонько отошли. Только Мэйвис решилась к нему подступиться.

— Ты ведь не против того, чтобы они клали цветы в аквариум? Знаешь, ведь они хотят тебя взбодрить.

— Я же сказал, мне совершенно все равно. — раздраженно отрезал Фрэнсис.

Когда троица закончила, аквариум и в самом деле стал выглядеть гораздо веселее, и, если глядеть сбоку, сквозь стекло, казался самым настоящим живым аквариумом.

Кэтлин взяла несколько камней из дальнего уголка декоративного сада — как она объяснила, «где их все равно было не видно», — и Мэйвис добилась, что они стояли в центре стеклянного пространства наподобие арки. Скупо разбросанные пучки длинной травы оказались почти неотличимыми от водорослей. Бернард выпросил у кухарки немного серебристого песка, которым она оттирает кухонные стол и буфет, а Мэйвис отрезала одну нитку от ракушечного ожерелья, которое на прошлое Рождество ей прислал из Австралии дядя Роберт, и таким образом, на песке у них появились настоящие сверкающие серебристые ракушки (с её стороны это был весьма самоотверженный шаг — Мэйвис-то знала, что ракушки придется забрать и снова нанизать на нитку, а ведь вам известно, какое это хлопотное занятие). Ракушки очаровательно сияли сквозь стекло. Но наибольшее ликование вызвали морские актинии — жёлтые, розовые и красные — так прикрепленные к каменной арке, словно действительно на ней росли.

— Замечательно, просто замечательно! — воскликнула Кэтлин, когда Мэйвис закрепила последний нежный венчик телесного цвета. — Иди взгляни, Фрэнс!

— Пока не смотри, — торопливо возразила Мэйвис, обвязывая ниткой от ожерелья золотую рыбку (знаете, из тех шкатулок со всякими утками, лодкой, макрелью и магнитом, который заставляет всё это вертеться) и подвешивая её посередине каменной арки. Получилось так, будто рыбка и в самом деле плавает — нить вообще было трудно заметить.

— Вот и всё, Фрэнсис! — позвала она. И Фрэнсис не спеша подошёл, все ещё держа большой палец между страниц «Детей Воды». К тому времени уже почти стемнело, но Мэйвис зажгла четыре свечи в позолоченных подсвечниках, взятые из кукольного домика, и расставила их на столе вокруг аквариума.

— Посмотри сквозь стекло, — предложила она, — разве это не превосходно?

— Ух ты! — медленно выговорил Фрэнсис, — вы налили туда воды… и настоящие морские актинии, где ж вы их?..

— Ненастоящие. — сказала Мэйвис. — Мне бы тоже хотелось, чтобы они были настоящими, но это всего лишь георгины. Но все равно выглядит очаровательно, ведь так?

— Как в Стране фей, — сказала Кэтлин, а Бернард добавил:

— Я тоже рад, что вы купили эту штуку.

— Теперь видно, как всё будет выглядеть, когда мы и впрямь поселим здесь морских созданий, — сказала Мэйвис. — Ну, Фрэнсис, тебе ведь это нравится, правда?

— О, мне это очень даже нравится, — ответил мальчик, прижимаясь носом к толстому стеклу, — но как бы мне хотелось, чтобы водоросли колыхались, и вокруг были таинственные воды, как на картинке с Сабриной!

Остальные посмотрели на висящую над каминной доской картину — изображение Сабрины и водяных нимф, плавающих среди водорослей и водяных лилий. Под ней были слова, и Фрэнсис начал мечтательно их декламировать:

— Эй… что это было? — спросил он уже совершенно другим голосом, подскочив на месте.

— Что было — что? — не замедлили спросить остальные.

— Вы что, сунули туда что-то живое? — поинтересовался Фрэнсис.

— Нет, конечно же, — ответила Мэйвис. — А что?

— Ну, я увидел, там какое-то движение, вот и всё.

Всем скопом ребята принялись пристально вглядываться сквозь стеклянные стенки. Ничего там, конечно, не было, кроме песка, ракушек, камней и подвешенной на нитке оловянной золотой рыбки.

— Я думаю, это рыбка слегка покачнулась, — предположил Бернард. — Так, наверное, и было.

— Нет, непохоже, чтобы это была рыбка, — ответил Фрэнсис. — Больше похоже на…

— Похоже на что?

— Не знаю… отойдите от света. Давайте глянем ещё разок.

Он наклонился и ещё раз посмотрел сквозь стекло.

— Это не золотая рыбка, — сказал он. — Рыбка неподвижна, как снулая форель. Нет… я думаю, это была какая-то тень…

— Может, скажешь наконец, на что оно было похоже? — попросила Кэтлин.

— Оно не смахивало на крысу? — поинтересовался Бернард.

— Ни капельки. Больше напоминало…

— Ну, напоминало что? — сердито спросили они в три голоса.

— Напоминало Сабрину… только очень-очень крошечную Сабрину.

— Что-то вроде кукольной Сабрины, — воскликнула Кэтлин, — это же ужасно миленько!

— Это была не кукла, и она не была «миленькой», — отрезал Фрэнсис, — только я хочу, чтобы оно снова появилось

Однако, оно не появилось.

— Я бы сказала, — рассудила Мэйвис, загоревшись новой идеей, — что, может быть, это волшебный аквариум…

— А давайте играть, что он волшебный, — тут же предложила Кэтлин, — давайте играть, что стекло в нём магическое, и мы можем видеть там всё, что пожелаем. Я вижу дворец фей со сверкающими крышами из серебра и хрусталя.

— А я вижу футбольный матч, в котором выигрывают наши парни, — сказал Бернард, с трудом включаясь в новую игру.

— Да замолчите вы, — отрезал Фрэнсис. — Никакая это не игра! Там было что-то.

— Предположим, это волшебство, — снова проговорила Мэйвис.

— Мы столько раз играли в волшебство, и ни разу ничего не получалось, — даже когда мы развели костер из этого самого ароматического дерева с восточными смолами и всё такое, — сказал Бернард, — будет гораздо лучше, если мы просто станем себе всё это воображать. Ведь, в конце концов, всё всегда к этому и сводилось. Магия — пустая трата времени. Ведь не существует никакого волшебства, верно, Мэйвис?

— Заткнитесь, сказано же вам! — был ответ Фрэнсиса, который снова ткнулся носом в гладкое зеленоватое стекло.

И тут на лестнице раздался не терпящий возражений голос тети Энид:

— Малыши — в постель!

Двое младших начали сердито бурчать себе под нос, но на тетю Энид уговоры не действовали, и ребятам пришлось уйти, а их жалобы стали затихать по мере того, как они удалялись от комнаты и замолкли совсем, когда дети внезапно столкнулись с тетей Энид на лестнице.

— Закрой дверь, — велел Фрэнсис каким-то напряженным голосом. И, хотя он не сказал «пожалуйста», Мэйвис послушалась. На самом деле она была идеальной сестрой. В минуты благодушия Фрэнсис даже готов был признать, что она вовсе не такая уж плохая.

— Я бы сказала, — заметила Мэйвис, когда щелкнула задвижка и она убедилась, что теперь они остались одни, — как это может быть магией? Мы же не произносили никаких заклинаний!

— Ни одного, — согласился Фрэнсис, — кроме, разве что… А впрочем, это всё полная чепуха — про магию. Мы просто играем, разве нет?

— Да, разумеется, — с сомнением в голосе произнесла Мэйвис, — но что ты подразумевал под своим «кроме, разве что»?

— Мы не читали заклинаний, разве нет?

— Конечно, мы ничего такого не произносили…

— А что если это сделал я?

— Сделал что? Когда?

— Когда это случилось.

— Что случилось?

Казалось, тетя Энид специально выжидала момента, чтобы открыть дверь достаточно широко для сообщения: «Мэйвис — в кровать!» И Мэйвис пришлось подчиниться. Но, выходя, она переспросила:

— Что случилось-то?

— Это, — пояснил Фрэнсис, — чем бы оно ни было. Я как раз произносил…

— МЭЙВИС! — позвала тетя Энид.

— Да, тетя Энид… ты произносил что?

— Я произносил: «Прекрасная Сабрина…» — сказал Фрэнсис, — тебе не кажется?.. Но, разумеется, это не могло быть… и в таком сухом, совсем без воды и всего остального…

— Может быть, волшебство и должно быть сухим? — предположила Мэйвис. — Уже иду, тетя Энид! Кажется, оно срабатывает с горящими вещами, и, уж конечно, в воде его не бывает. А что ты видел?

— Это было похоже на Сабрину, — поведал Фрэнсис — только маленькую-маленькую. Понимаешь, не кукольно-маленькую, а живую, как будто смотришь на неё с обратного конца телескопа. Хотел бы я, чтобы и ты её увидела.

— Быстренько скажи ещё раз «Прекрасная Сабрина», пока я буду смотреть.

— Ой, Мэйвис, это… это получилось! Там действительно что-то есть. Взгляни!

— Где? — спросила Мэйвис. — Я не вижу… о, ну дай же посмотреть!

— МЭЙВИС! — воззвала тётя Энид, теперь уже и в самом деле громко; Мэйвис пришлось оторваться от созерцания аквариума.

— Мне пора, — сказала она. — Не беда, завтра снова посмотрим. Ох, Фрэнс, если это… волшебство… ну, то есть… вот что я тебе скажу…

Но она так и не сказала, что именно собиралась сказать, потому что в комнату нетерпеливым вихрем влетела тетя Энид, и, затушив мимоходом все четыре свечи, вылетела, увлекая Мэйвис за собой. В дверях она обернулась и бросила:

— Спокойной ночи, Фрэнсис. Твоя очередь принимать ванну. Хорошенько вымой за ушами… Утром у нас будет слишком мало времени.

— Но Мэйвис всегда моется первой, — возразил мальчик. — Я самый старший!

— Ради всего святого, не смей спорить, дитя! — отрезала тётя Энид. — Мэйвис сегодня умывается в тазике в моей спальне, чтобы сэкономить время. Ступай… и чтобы никаких проделок, — она остановилась у двери. — Я хочу видеть, как ты идешь. Развернись — шагом марш!

Пришлось.

Если уж начинать муштру, надо хоть поучиться командовать правильно — «Кругом»! — размышлял он, сражаясь с пуговицами воротника в наполненной паром ванной. — Ну, ничего! Встану рано утром и погляжу, нельзя ли увидеть это ещё раз.

Так он и сделал… но, как бы рано он ни встал, тетя Энид и слуги встали ещё раньше. Аквариум был пуст — чисто вымытый, сверкающий и совершенно пустой.

Тетя Энид никак не могла понять, почему это Фрэнсис так мало ест за завтраком.

— Что она сделала со всем? — поинтересовался он позже.

— Я знаю, — Медленно ответил Бернард. — Она велела Эстер бросить всё в кухонный очаг… Я едва успел спасти свою рыбку.

— А как же мои ракушки? — с внезапным ужасом спросила Мэйвис.

— Она их забрала. Сказала, ты слишком маленькая, чтобы самой довести их до толку.

Вы, наверное, удивитесь, почему о судьбе содержимого аквариума они напрямую не спросили саму тётю Энид. Это вы не знаете тётю Энид. К тому же, в утро этого первого Дня, перед тем, как, можно сказать, всё и случилось (хотя Фрэнсис и утверждал, что увиденное им было всего лишь придумкой), в сердцах Мэйвис и её брата зародилось чувство неясного трепета. Они решили, что вовсе не горят желанием рассказывать взрослым об аквариуме и о том, что в нём было, а тем паче, — делиться этим с тётей Энид.

Расставаясь с аквариумом, а это стало для ребят самым тяжким испытанием, они даже подумывали послать маме телеграмму с вопросом, почему, в конце концов, нельзя прихватить его с собой, но, во-первых, телеграмму ещё надо было сформулировать так, чтобы мама не приняла эту абракадабру за шутку, а, во-вторых, сложившись, они смогли собрать лишь девять пенсов и полпенни, этого не хватило бы даже на простое изложение фактов, — один адрес

стоил девять пенсов, а самая простая просьба «Можно взять аквариум пожалуйста скажи да ответь немедленно» безнадёжно превышала размер их сбережений.

— Глупая идея, — сдался Фрэнсис.

— И всё равно, — добавила Кэтлин, — мы не успеем получить ответ до отъезда.

Об этом как раз никто и не подумал. И эта мысль стала слабым утешением.

— Но теперь, думая о возвращении, — сказала Мэйвис — мы будем знать, что есть отличный повод вернуться домой с моря, и плевать на всё остальное.

И это было правдой.

Глава II

Пленница

На деревянных лопатах теплился нежно

В такой чемодан почти всегда можно втиснуть мяч, набор красок, коробку с мелками, или любую из тех вещей, которые, по словам взрослых, совершенно не понадобятся в дороге, и затем, когда он будет распаковываться по окончании путешествия, самое страшное, что может произойти, так это то, что кто

Если багаж находится в товарном вагоне, он доставляет гораздо меньше хлопот. Конечно, его нужно упаковать, связать и пометить, а еще за ним нужно присматривать на железнодорожной станции, но за исключением этого большой багаж отвечает за себя сам, сам смотрит за собой и, совсем как ваши старшие братья в колледже, никогда не доставляет беспокойства своим друзьям. Именно младшие представители семейства багажа — вещи, которые во время путешествия находятся при вас, — доставляют больше всего проблем: связка зонтиков, трости, клюшки для гольфа, пледы, пальто, корзинка с едой, книги, которые собираешься почитать в поезде и, как это часто бывает, даже не взглянешь на них, газеты, которые взрослым уже надоели и которые ещё не удосужились выбросить, их маленькие сумочки, портфели, дипломаты, кейсы, шарфы или перчатки.

Дети путешествовали под опекой тёти Энид, вечно утомлявшей всех своими странными взрослыми выходками, до которых далеко было даже маме. То же случилось и в последний момент, когда вот

— Я не хочу показаться неблагодарной, — сказала Мэйвис на станции, когда они стояли возле горы багажа, в то время как тётя Энид покупала билеты, — но почему она не могла купить их в Бичфилде?

— Это, чтоб мы выглядели совсем как дети, — пояснил Фрэнсис, который был не против использования деревянной лопаты в нужном месте и в нужное время, но ему было не всё равно, что в глазах всей станции Ватерлоо они выглядели детишками, которые выезжают на побережье с лопаточками и ведёрками.

Кэтлин и Бернард однако были достаточно малы и не могли скрыть радости, вертя в руках новёхонькие лопатки, пока не прибежала тётя Энид с билетами и не приказала им, ради всего святого, надеть перчатки и попытаться не вести себя как уличная ребятня.

Мне жаль, но первое, что вы должны узнать об этих детях, это то, что они не слишком любили свою тётю Энид; к сожалению, так оно и было. Если вы считаете, будто это характеризует их не с лучшей стороны, то напомню — вы не знаете тётю Энид.

После короткой, острой перепалки с носильщиком и суетливого перехода через перрон дети оказались в безопасности купе с пометкой «Зарезервировано» — их втолкнули туда вместе со всем тем мелким багажом, про который я только что рассказывала. А потом тётя Энид снова исчезла, чтобы обменяться нескольким последними прописными истинами с носильщиком, и дети остались одни.

— Можно вздохнуть свободно, — сказала Мэйвис.

— Пока нет, — возразил Фрэнсис, — вся эта суета начнётся снова, как только она вернётся. Я скорее вообще не поеду на море, чем поеду с ней.

— Но ты же никогда не видел моря! — напомнила ему Мэйвис.

— Знаю, — угрюмо ответил мальчик. — Но, глядя на всё это… — он указал на их беспорядочно разбросанные пожитки, которые громоздились на всех сиденьях и полке, — я действительно хочу…

Он замолк, поскольку в дверь просунулась голова в круглой шляпе, совсем такой же, как у тёти Энид. Только это была вовсе не тётя.

Леди, чьё лицо скрывалось под шляпой, выглядела намного моложе да и к тому же доброжелательнее.

— О, неужели и это купе занято? — произнесла она.

— Да, — сказала Кэтлин. — Но здесь много места, входите, если хотите.

— Не знаю, понравится ли это нашей тёте, — сообщила более осторожная Мэйвис. — Но сами мы, конечно, не против, — добавила она, встретившись взглядом с приветливо улыбающимися глазами, которые смотрели на неё из

Леди сказала:

— Поезд ужасно переполнен. Если бы я могла поговорить с вашей тётей… Я ведь тоже тётя и еду встретиться со своим племянником на станции. Возможно, она поймёт меня. Поезд отправится с минуты на минуту. У меня нет багажа, кроме газеты, так что я не причиню вам хлопот.

И в самом деле — в руках у неё была только сложенная газета.

— О, конечно, проходите, — согласилась Кэтлин, беспокойно ёрзая на месте. — Я уверена, тётя Энид будет не против, — Кити всегда смотрела на вещи оптимистично. — Пора бы поезду тронуться!

— Что ж, раз вы считаете, что можно, — отозвалась леди и бросила свою газету в угол таким беззаботным жестом, что детям он даже показался очаровательным. Её приятное лицо уже показалось в проёме двери, а нога была в шаге от купе, когда она внезапно отступила назад. Было такое чувство, будто ктото оттащил леди от входа.

— Простите, — произнёс знакомый голос, — это купе занято.

Приятное лицо дамы пропало, сменившись лицом тёти Энид. Леди тут же исчезла. Тётя Энид наступила на ногу Кэтлин, навалилась на жакет Бернарда, и сев частично на Мэйвис и частично на Фрэнсиса, рявкнула:

— Какая наглость!

Затем кто

— Ну, я думаю… — тщетно начал Фрэнсис.

— О, правда? — откликнулась тётя Энид. — Я и не знала, что ты на это способен.

По своему усмотрению разложив вещи на полке и сделав детям пару замечаний, села читать книгу мисс Мэри Корелли. Дети подавленно переглянулись. Они никак не могли понять, почему мать оставила их на попечение этой абсолютно неприятной мнимой тётки.

Конечно, на то была причина. Если родители, обычно такие добрые и весёлые, вдруг совершают что-то, чего невозможно понять и с трудом можно вынести, можете быть абсолютно уверены: у них на это есть достаточно веская причина. В данном случае эта причина заключалась в том, что тётя Энид была единственной, кто вызвался присмотреть за детьми, тогда как все остальные славные люди, которые обычно этим занимались, болели гриппом. Плюс ко всему, она была старым другом бабушки. Фрэнсис решил, что либо вкус бабушки в выборе друзей был достаточно странным, либо тётя Энид сильно изменилась со времён своей молодости.

Итак, она сидела и читала свою скучную книгу. Дети тоже получили по экземпляру — «—Эрик», " Тихоня", «Элси», «Озорной огонёк», «Храбрая Бэйси» и «Простодушная Изабэль» — ещё перед отъездом из дома их раздали ребятам так, как обычно раздают игральные карты. Мало того, что они были большой обузой во время переезда, так их ещё и невозможно было читать. Кэтлин и Бернард вскоре решили, что лучше уж смотреть в окно, а двое старших попытались прочесть, вернее, просмотреть оставленную леди газету.

Именно с этого момента и началось самое интересное, а то, о чем я рассказывала до этого — лишь предыстория. Если бы та леди не заглянула в их дверь, и если бы она не оставила здесь эту газету, они бы никогда не прочли её, потому что они были из тех детей, которые читают газеты только в случае крайней необходимости.

Возможно, вам трудно будет поверить, я и сама не знаю, почему это произошло, но первым словом, которое они увидели, было «Бичфилд», второе — «на», третье — «море», пятое — «русалка», а четвёртое, то, что располагалось между словами «море» и «Русалка», — «обнаружена».

— Дай

— Не тяни, ты и так хорошо видишь, — отозвался Фрэнсис, и вот что они прочитали:

— Подожди, — удивился Фрэнсис, — здесь нет ничего о русалках.

— О, ну значит, будет позже, — сказала Мэйвис. — Наверное, сюда добавили всю эту чепуху, чтобы отдать дань вежливости Бичфилду, давай пропустим… — «…удобен для прогулок, есть все современные удобства, при этом сохранена его причудливость…» Что означает это «причудливый» и зачем они всё время повторяют это слово?