Глава II

КОВАРНАЯ БАШНЯ

Итак, дети видели собственными глазами, как из яйца, закатившегося им в камин, вылупился Феникс, а также слышали собственными ушами, как он сказал, что лежавший на полу детской ковер — на самом деле волшебный ковер, который может перенести вас, куда ни попросишь. Тут у детей как раз возникла необходимость срочно перенестись в кровати, что и было исполнено. Феникс же отправился отдыхать на гардину, что висела над окном спальни.

— Прошу прощения, — раздался мягкий голос Феникса, в то время как его же клюв деликатно раздвинул веки на правом глазу спящего Сирила, — но, судя по всему, рабы уже проснулись и сейчас готовят на кухне завтрак. Проснись! Мне нужно кое-что выяснить перед тем как… Эй! Нельзя ли поосторожнее?!

Последние слова он прокричал уже с карниза, куда перепорхнул, спасаясь от кулака Сирила, который — по привычке, свойственной всем детям, когда их внезапно будят, — принялся отмахиваться им от надоедливой птицы. Феникс мало общался с детьми и не знал их привычек, а потому его чувствам был нанесен немалый урон. Хорошо еще, что крылья не пострадали.

— Прости, я не хотел, — сказал Сирил, постепенно приходя в себя. — Вернись, пожалуйста! О чем это ты там говорил? Кажется, что-то насчет завтрака?

Феникс соскользнул с гардины и осторожно примостился на железной спинке кровати.

— Ну и дела! Так ты и впрямь настоящий! — сказал Сирил. — Вот это здорово! А ковер?

— Не более настоящий, чем обычно, — презрительно ответил Феникс. — Но, между нами говоря, ковер — это всего лишь ковер, а я — единственный и неповторимый Феникс.

— Да-да, конечно, — поспешно согласился Сирил, — именно это я и имел в виду. А ну-ка. Бобе, подымайся! Не забывай, засоня, что у нас теперь есть кое-что, ради чего можно встать пораньше. Кроме того, сегодня суббота.

— На протяжении всей этой долгой и бессонной ночи, — сказал Феникс, — я предавался размышлениям и в конце концов пришел к выводу, что мое вчерашнее появление не произвело на вас подобающего впечатления. Две тысячи лет назад люди были гораздо более впечатлительны. Кстати, вы, случайно, не знали, что из моего яйца может кто-нибудь вылупиться?

— Конечно, нет! — сказал Сирил.

— Даже если бы мы и знали, — сказала Антея, которая, заслышав серебристые трели Феникса, появилась на пороге спальни в ночной рубашке, — то никогда и ни за что не смогли бы предположить, что из него вылупится такое великолепное создание, как ты. Золотая птица улыбнулась. Вы никогда не видели, как улыбаются золотые птицы?

— Видишь ли, — продолжала Антея, кутаясь в робертово покрывало, так как утро выдалось довольно холодное, — с нами и раньше случались всякие вещи. — И она рассказала Фениксу о песчаном эльфе Псаммиаде.

— Ага! — сказал Феникс, — Псаммиады встречались редко уже в мое время. Я припоминаю, что меня любили называть «псаммиадом пустыни». Меня, вообще, всегда очень любили — уж не знаю, за что.

— Так ты тоже исполняешь желания? — спросила Джейн, которая к тому времени успела проснуться и присоединиться к разговору.

— Слава Богу, нет, — презрительно произнес Феникс. — По крайней мере… Но чу! Я слышу чьи-то шаги и считаю за лучшее на время исчезнуть.

Что он тут же и сделал.

На эту субботу выпал день рождения кухарки, и мама позволила ей с Элизой отправиться на выставку в Хрустальный Дворец, где их с утра поджидали друзья. Как всегда бывало в таких случаях, Антее и Джейн пришлось помогать с уборкой, мытьем посуды и прочими домашними делами. Роберт и Сирил намеревались провести утро за разговором с Фениксом, но у того, как на грех, нашлось занятие поважнее.

— Я должен пару часиков соснуть, — сказал он. — Мне это просто необходимо. Мои бедные нервы нуждаются в небольшой передышке. Надеюсь, вы помните, что вот уже две тысячи лет, как я ни с кем не разговаривал. Я изрядно поотвык от этого занятия и боюсь, как бы со мной с непривычки чего не вышло. Мне очень часто говорили, чтобы я побольше заботился о себе.

С этими словами он забрался в коробку из-под фехтовального шлема (которую несколько дней тому назад, когда папе вдруг вздумалось принять участие в турнире, принесли из кладовой), засунул свою золотую голову под золотое крыло и заснул. Так что Роберту с Сирилом ничего не оставалось делать, как сдвинуть стол в сторону, усесться посреди ковра и пожелать перенестись в какое-нибудь экзотическое место. Но, не успели они решить, куда бы им хотелось отправиться, как Сирил вдруг сказал:

— Знаешь что? По-моему, если мы начнем один, без девчонок, это будет нечестно.

— Но они же провозятся целое утро! — нетерпеливо воскликнул Роберт. Но затем в нем вдруг заговорила такая штука, которую взрослые называют «голосом совести». Так вот, этот самый голос совести сказал: — Если только мы им не поможем…

Сирилов «голос совести» почти одновременно сказал то же самое, а потому мальчики поднялись с ковра и отправились мыть посуду и подметать гостиную. Постепенно Роберт вошел во вкус и предложил помыть крыльцо — он постоянно напрашивался мыть крыльцо, но ему все не давали. Не дали и сейчас, объяснив, что было бы по меньшей мере глупо повторять работу, которую уже успела сделать с утра кухарка.

Когда все дела по дому были переделаны, девочки обрядили весело отбивавшегося младенца в синий разбойничий кафтан, нахлобучили ему на голову треуголку и принялись развлекать его, пока мама переодевалась и собиралась в дорогу. Каждую субботу мама с Ягненком ездили к бабушке, причем обычно она брала с собой еще кого-нибудь из детей. Однако сегодня у прислуги был выходной, и всем четверым было поручено сторожить дом. От сознания важности порученного имдела у детей аж дух захватывало — особенно когда они вспоминали о том, что в доме, который они собирались сторожить, имеется Феникс и — о чудо! — волшебный ковер.

Развлекать Ягненка — одно удовольствие, если вы, конечно, знаете, как играть в «зверо-песенки». На самом деле, это очень просто. Ягненок садится к вам на колени и говорит, каким зверем он хочет быть. После этого вам остается лишь прочесть стихотворение про этого зверя — и дело в шляпе! Конечно, есть такие звери — например, опоссум или марабу, — которых невозможно втиснуть ни в одно стихотворение, потому что с ними ничего не рифмуется, кроме всякой гадости. Но, будьте спокойны, Ягненок отлично знает, какие звери рифмуются, а какие нет.

— Я — маленький мишка! — сказал Ягненок, поудобнее устраиваясь на коленях у Антеи, которая тем временем начала читать:

И, конечно же, на слове «обниму» она изо всех сил прижала Ягненка к себе.

Затем ему захотелось быть маленьким лягушонком, и он, войдя в роль, принялся прыгать по комнате, пока Антея читала:

Вы, наверное, не знаете, что лягушек, если они мальчики, зовут «лягушами». А вот Ягненок это прекрасно знает.

— А теперь маленький ежик! — сказал он, и Антея продолжала:

И она принялась так энергично щекотать Ягненка, что вскоре весь дом огласился его радостными воплями.

Вообще-то, эта игра предназначена только для самых маленьких — как, впрочем, и стихи, которые наверняка покажутся полной чепухой тем ребятам, которые уже научились читать и знают толк в настоящей поэзии. А потому остальные Антеевы вирши я пропущу,

К тому времени, как Ягненок успел побывать маленьким львом, маленьким кроликом, маленькой лаской и маленькой крыской, мама уже была совсем готова. Поцеловав и обняв (настолько крепко, насколько это позволяло выходное платье) всех по очереди, она взяла Ягненка на руки и в сопровождении мальчиков отправилась на трамвайную остановку. Когда последние вернулись, все четверо собрались в кружок и, заговорщицки потирая руки, одновременно, как некий пароль, произнесли:

— Пора!

Они заперли обе двери и опустили на окнах жалюзи. Они оттащили в сторону стол и убрали с ковра стулья. Мало того, Антея как следует вымела его.

— Мы должны показать ему, что мы его любим, — сказала она. — В следующий раз мы прометем его чайными листьями. Больше всего на свете ковры любят чайные листья.

Затем каждый оделся потеплее, потому что Сирил сказал, что еще неизвестно, куда они попадут, и что на них, еще чего доброго, станут пялиться, если они будут разгуливать на улице во всем домашнем. Вы не забыли, что дело было в ноябре?

А потом Роберт осторожно разбудил Феникса, который, в отличие от Сирила, не стал отбиваться, а неторопливо зевнул, потянулся и мирно позволил перенести себя на середину ковра. Правда, там он снова заснул, как и прежде, сунув свою увенчанную золотым хохолком голову под крыло. Между тем дети расселись кружком на ковре.

Прежде всего, конечно же, встал вопрос о том, куда им лететь, и вопрос этот вызвал целую бурю разногласий. Антея хотела лететь в Японию, Роберт с Сирилом — в Америку, а Джейн страстно настаивала на каком-нибудь морском курорте.

— Там такие красивые ослики! — сказала она.

— Только не в ноябре, глупышка, — ответил ей Сирил.

Спор становился все яростнее, и казалось, что ему не будет конца.

— Я предлагаю спросить у Феникса, — сказал наконец Роберт, и принялся пихать спящую птицу в бок, пока она не проснулась.

— Мы хотим попасть куда-нибудь за границу, — сказали Фениксу дети, — да вот только никак не можем сообразить, куда именно.

— Предоставьте соображать ковру, если, конечно, у него есть чем, — ответил Феникс. — Просто пожелайте оказаться за границей.

Дети так и сделали — ив следующий момент мир вокруг них перевернулся вверх тормашками, А когда все снова стало на свои места и у детей перестала кружиться голова, они обнаружили, что больше не сидят на полу в детской.

Нет, конечно, они по-прежнему сидели на ковре. Правильнее было бы сказать, что ковер больше не лежал на полу в детской. Более того, он больше не лежал на земле — он плавно и стремительно скользил в пьяняще-свежем ноябрьском воздухе. Над головой у детей разлилась бледная голубизна неба, а под ними, далеко внизу, поблескивали своими бриллиантовыми верхушками морские волны. Ковер растянулся, затвердел и стал похож на большой квадратный плот. Он так легко и уверенно парил в воздушном океане, что никому из детей и в голову не пришло испугаться. Прямо по курсу замаячила земля.

— Побережье Франции, — сказал Феникс, просыпаясь и указывая вперед крылом. — Где бы вы хотели приземлиться? На этот раз думайте получше! Лично я всегда оставляю одно желание про запас — на случай, если впутаюсь в какую-нибудь передрягу, из которой потом не выпутаться.

Но его уже никто не слушал — у детей были проблемы поважнее.

— Знаете что? — сказал Сирил. — Пускай ковер себе летит и летит, а когда мы увидим что-нибудь по-настоящему потрясающее, то сразу же остановимся. Правда, здорово?

И они полетели дальше — над коричневой полоской берега, аккуратными черными квадратиками полей и прямыми, как стрела, лентами дорог, по обе стороны обсаженными тополями.

— Это все равно, что поезд, — сказала Антея. — Только в поезде взрослые никогда не позволяют открывать окон, а в окно никогда ничего не увидишь, потому что стекло быстро запотевает и становится как матовое. Так и ложишься спать ни с чем.

— Нет, это скорее похоже на сани, — возразил Роберт. — Так же быстро и плавно, только не натыкаешься в конце концов на резиновый коврик, а летишь себе все дальше и дальше.

— Спасибо тебе, милый Феникс! — сказала Джейн. — Это все благодаря тебе. Ты только посмотри на эту церквушечку-игрушечку! На этих малюсеньких монашенок с белыми ушастыми нашляпничками на головах!

— Не стоит благодарности, — ответил Феникс, вежливо подавляя зевок.

— Ну и ну! — воскликнул Сирил, выражая охватившее всех настроение. — Глядите! Да разве может наша Кентиш-Таун-Роуд сравниться со всем этим?!

Все дружно поглядели и решили, что нет, А волшебный ковер все так же быстро, плавно и, можно сказать, царственно парил над землей, а внизу появлялись все новые и новые прекрасные диковины, от вида которых у них захватывало дух, так что детям не оставалось ничего более, как вздыхать и издавать ахи и охи до тех пор, пока не перевалило далеко за полдень.

А когда перевалило далеко за полдень, Джейн сказала:

— Жалко, что мы не прихватили с собой баранины и пирога с вареньем. Вот было бы здорово устроить пикник прямо в воздухе!

Баранина и пирог с вареньем лежали в кладовой камдентаунского (есть такой район в Лондоне, если вы до сих пор не знаете) дома, который дети должны были что есть мочи охранять. В настоящий момент маленькая серая мама-мышка, проев в корке пирога дыру величиной с робертову голову, пробовала на вкус начинку из малинового варенья. Она никак не могла решить, подойдет ли это угощение маленькому серому папе-мышу, и на всякий случай съела ее всю сама. Так что, от пирога вряд ли кому-нибудь, кроме нее, был какой-нибудь толк,

— Давайте остановимся в каком-нибудь более-менее безопасном месте, — сказала Антея. — У меня завалялся трехпенсовик, а у Роберта с Сирилом есть по четырехпенсовику, которые они сэкономили, не поехав позавчера в город. Так что мы вполне можем купить какой-нибудь еды. Мне почему-то кажется, что Феникс отлично говорит по-французски.

А ковер все летел и летел — над лесами и полями, над горами и реками, над городами и деревнями. Это напомнило детям о том времени, когда у них были крылья и они целый день летали над землей, а потом опустились на крышу церковной колокольни и устроили там себе роскошный обед из цыпленка с го — вяжьим языком, заеденным свежевыпеченным хлебом и запитым газировкой. Под влиянием этих воспоминаний все снова почувствовали себя ужасно голодными и уже совсем было хотели повернуть обратно, как вдруг впереди, на высоком холме, показались развалины древнего монастыря, посреди которых гордо возвышалась нетронутая временем — такой новехонькой она казалась — квадратная каменная башня.

— Смотрите-ка! У этой башни макушка величиной как раз ' с наш ковер, — сказала

Джейн. — Я думаю, что нам нужно спуститься прямо на нее. Тогда всякие там аб… абба абба-' ригены, то есть, я хотела сказать по.~ подслуш-ники не смогут украсть у нас ковер, как бы им ни хотелось. А кто-нибудь из нас сходит и раздобудет всяческой еды — я имею в виду, купит еды, а не стащит из чьей-нибудь кладовки.

— А я думаю, что нам лучше… — начала было Антея, как вдруг Джейн сердито сжала свои пухлые кулачки и закричала: — Ага! Раз я младше всех, так меня можно не слушать?! Ну уж, нет! Я хочу, чтобы ковер приземлился на крыше этой башни — вот!

Ковер как-то неодобрительно вздрогнул, но тут же выправился и через минуту уже завис над квадратной вершиной башни. Затем он начал медленно опускаться — совсем как лифт в магазине «Все для военных и моряков».

— Мне кажется, прежде чем загадывать желания, нужно советоваться с остальными, — обиженно произнес Роберт. — Эй! А это еще что такое?!

Внезапно по всем четырем сторонам ковра стало вырастать нечто серое и явно каменное, как будто кто-то с необычайной быстротой ряд за рядом выкладывал вокруг них стену. Вот она была в фут высотой — а вот уже в два, три, четыре, пять! С каждой секундой стена все больше загораживала солнечный свет.

Антея посмотрела на небо у них над головами, потом перевела взгляд на растущие каменные стены, а потом закричала что есть мочи:

— Мы проваливаемся в башню! У нее нет никакой крыши! Ковру ничего не остается, как приземлиться у нее на дне.

Роберт стремительно вскочил на ноги.

— Нам нужно сейчас же. Эге, да тут полно совиных гнезд! — С этими словами он оперся коленом о проезжавший мимо выступ стены и засунул руку глубоко в бойницу — широкую в основании, но сужавшуюся до щели по мере того, как она достигала наружной поверхности стены.

— Осторожней! — закричали в один голос оставшиеся на ковре дети, но Роберт не внял предупреждению. А потому, когда он вытащил руку из совиного гнезда — в котором, кстати, все равно яиц не оказалось, — его отделяло от ковра уже целых восемь футов свободного полета. ' — Прыгай же, дурачина! — закричал решивший проявить тревогу за брата Сирил.

Но Роберт не мог в одну секунду изготовиться для прыжка, а пока он влезал в бойницу и, извиваясь всем телом, устраивался поудобнее на широком выступе основания, ковер успел опуститься еще на тридцать футов, и Роберт остался в полном одиночестве, ибо в этот день даже сов не было дома — а ведь совы, как известно, до ночи никуда не выходят. Стены башни были на редкость гладкими, и взобраться по ним наверх он не мог. Что же касается спуска, то, едва глянув на зияющую под ним бездну, Роберт закрыл лицо руками и принялся со всей возможной скоростью отползать все дальше и дальше назад — до тех пор, пока его спина не вдавилась в узкий вырез амбразуры.

Теперь он был в относительной безопасности. Перед ним, в рамке внутреннего проема бойницы, виднелась противоположная стена башни. В общем-то, вид был приятный: меж массивных квадратных камней пробивался мох с таинственно мерцающими на нем капельками росы, но этот вид отстоял от Роберта на всю немыслимую ширину башни, в которой ничего, кроме вольного воздуха, не было. Положение было отчаянным. Внезапно в голове у Роберта пронеслась мысль о том, что, судя по всему, ковер может принести им столько же неприятностей, сколько в свое время они натерпелись от Псаммиада.

А теперь представьте себе, что пережили остальные, в то время как ковер медленно, но неуклонно опускал их к самому основанию башни, предоставив Роберту барахтаться на стене высоко у них над головами. Самому Роберту, кстати, не было дела до переживаний остальных, так как ему хватало своих собственных, но вы-то в данный момент не висите на стене и вполне можете проявить капельку сочувствия.

Как только ковер коснулся земляного пола в основании башни, он вдруг потерял всякое сходство с воздушным плотом: упругость, отличавшая его во время всего пути от Камден-тауна до башни, бесследно пропала, и он безвольно раскинулся по булыжникам и земляным выбоинам пола, как самый обыкновенный ковер. Более того, он начал стремительно сжиматься, и дети, почувствовав, как у них вырывают опору из-под ног, быстренько попе-рескакивали с него на землю. Ковер сжимался до тех пор, пока не принял свои обычные размеры, после чего между ним и стенами стало очень много свободного места.

Стоявшие по разные строны ковра дети посмотрели друга на друга, а затем задрали головы и стали шарить глазами по стене, тщетно пытаясь различить повисшего на ней Роберта. Конечно, его там уже давно не было.

— Лучше бы мы остались дома, — сказала Джейн.

— Опять ты за свое! — отрывисто произнес Сирил. — Слушайте, мы не можем бросить Роберта там, наверху. Я хочу, чтобы ковер спустил его вниз!

Ковер вздрогнул, словно пробуждаясь ото сна, снова обрел упругость и легко взмыл между стенами башни. Рискуя свернуть себе шею, дети задирали головы все выше и выше — а ковер все больше и больше удалялся от них по направлению к верхушке башни. Там он повисел, затмевая собою солнечный свет, несколько неприятных мгновений, а потом резко пошел вниз и в конце концов плюхнулся на земляной пол, вывалив туда же немного испуганного, но счастливого Роберта.

— Здорово! — сказал Роберт. — Вот это при-ключеньице! Знали бы вы, чего я только не натерпелся в этой проклятой бойнице. Послушайте, не знаю, как вы, а с меня на сегодня хватит. Давайте вернемся домой и как следует подналяжем на баранину со сладким пирогом. А за границу мы еще тысячу раз успеем выбраться.

— Верно! — поддержали его остальные.

Сегодняшнее приключение успело всем изрядно поднадоесть, а потому дети снова забрались на ковер и хором закричали:

— Хотим немедленно попасть домой!

И в следующую секунду… они не только не попали домой, а вообще не тронулись с места! Ковер даже не шелохнулся. Посреди его продолжал мирно посапывать во сне Феникс. Антея по возможности ласково разбудила его.

— Послушай! — сказала она.

— Слушаю, — ответил Феникс.

— Мы пожелали вернуться домой, — пожаловалась Джейн, — но почему-то застряли, как видишь.

— Пожалуй, — сказал Феникс, оглядываясь по сторонам, — ты права. Вы, как я и в самом деле вижу, застряли.

— Но мы же пожелали вернуться домой! — сказал Сирил.

— Не сомневаюсь, — вежливо ответила птица.

— А ковер и не вздумал пошевелиться, — сказал Роберт.

— Да, — согласился Феникс. — Точнее и не скажешь.

— Но ведь это, кажется, волшебный ковер?

— Абсолютно верно, — сказал Феникс.

— Тогда в чем же дело? — спросили дети одновременно.

— Я пытался предостеречь вас, — сказал Феникс, — но вы не удосужились выслушать меня. Вы привыкли внимать лишь музыке собственных голосов. Согласен, звуки этой музыки — услада для каждого из нас, но иногда…

— Постой-постой! О чем это ты хотел нас предостеречь? — прервал его самый нетерпеливый из детей.

— О том, что ковер может исполнять только три желания в день, а вы все три уже загадали.

На минуту в башне воцарилась гробовая тишина.

— Но как же нам теперь попасть домой? — сказал наконец Сирил.

— Понятия не имею, — сочувственно откликнулся Феникс. — Если хотите, я могу слетать за едой.

— А как же деньги? Ведь ты не сможешь нести их в клюве.

— Не имеет значения. Птицам разрешается бесплатно брать все, что они захотят. Это не считается воровством — если ты, конечно, не сорока.

Детям было приятно узнать, что они оказались правы, предположив то же самое в тот далекий день, когда у них были крылья и они решили воспользоваться ими для того, чтобы полакомиться спелыми сливами в чужом саду.

— Правильно, пусть Феникс прежде всего достанет нам чего-нибудь поесть, — произнес Роберт («Пожалуйста!» — яростно прошептала у него за спиной Антея), — э-э-э — пожалуйста, а пока он летает, мы чего-нибудь да придумаем.