Жители деревни отнеслись к этому событию достаточно серьезно. Одни оставались на ночь в школе и убедились, что все обстоит именно так. Другие припомнили схожие истории, которые слышали еще от своих родителей. Нашелся, правда, и скептик, заявивший, что «в такую чепуху не верит». С разрешения хозяйки он тоже остался дежурить в ее комнате. И что же? После полуночи этот человек увидел, как чьи-то невидимые руки начали заворачивать в постель хозяйских детей. Мужчина стал хватать воздух вокруг постели и вдруг закричал от ужаса и боли. Кто-то сильно оцарапал ему щеку. Наутро вся деревня ходила смотреть на незадачливого укротителя «нечистой силы». На его лице отчетливо виднелись царапины, словно чья-то когтистая лапа оставила свой след.

Невидимка действовал в течение многих ночей, и все это очень надоело женщине. Чтобы от него избавиться, были использованы молитвы, заговоры и святая вода. Тщетно. Наконец одна старушка посоветовала произвести в доме побелку и тщательно обыскать все закоулки помещения, подполье и печь, И тогда в самом конце печурки был найден вмурованный в кирпичи ссохшийся ком глины. В нем оказалась бумажка с завернутыми в нее… большими волчьими или собачьими когтями! Их сожгли. С этого времени невидимка больше не появлялся в доме.

Владимир Савинцев, г. Нытва Пермской области»

«Эту историю я услышал от случайного попутчика в электричке. Конечно, ручаться за полную правдивость рассказанного не могу. Но с другой стороны, какой смысл ему было что-то сочинять человеку, которого, может быть, он никогда больше не увидит? Да и рассказ меня несколько взволновал.

Борис Алексеевич Черевичный — так звали моего попутчика — очень любил своего деда, Михаила Ивановича Черевичного, который имел необыкновенную способность предсказывать грядущие события. Война застала семью в городе Аксай Ростовской области. В 1942 году, когда фашисты оккупировали Ростовскую область, дед сказал внуку: «Если я останусь здесь, в Аксае, то ты, Борис, погибнешь. Если же я уйду в Ростов, то погибну только я. Война кончится в мае 1945 года. Ты будешь врачом. Никогда не копи деньги — расходуй их на себя и на семью. Как можно больше помогай матери…» Немного помолчав, произнес странное: «В двухтысячном году мы все встретимся…» Дед собрал мешок с незамысловатым скарбом и, попрощавшись с родными, отправился в Ростов. След его затерялся на целых пять лет. Лишь в 1947 году мой попутчик узнал от секретаря местного горкома партии по фамилии Колесниченко, какая трагическая судьба постигла его деда.

Оказалось, что в 1943 году Колесниченко попал б немецкий концентрационный лагерь, где встретился с Михаилом Ивановичем Черевичным. Каждый день пленных группами уводили на расстрел. Как-то ночью Черевичный подошел к Колесниченко и тихо сказал: «Земляк, давай прощаться. Утром поведут меня на казнь. Тебя — через несколько дней. Но тебе удастся спастись. В 1947 году ты встретишь моего внука, расскажи ему обо мне. Прощай…» Наутро деда расстреляли.

А через неделю на расстрел повели вместе с другими заключенными Колесниченко. Он шел в конце колонны. Рядом шагали два конвоира. Старший конвоир знал, что Колесниченко понимает по-немецки, и поэтому решил выразить ему свое сочувствие. Спросил потихоньку, кем он работал до войны и есть ли у него в городе родственники. Пленный ответил, что до войны работал здесь грузчиком, а в городе живет его сестра с семьей. Тогда конвоир сказал ему, чтобы он вышел из колонны и незаметно свернул в переулок. «Стрелять не будем», — добавил немец. Как и было предсказано Михаилом Ивановичем Черевичным, Колесниченко бежал и тем самым спас себе жизнь…

Сергей Гусев, г. Одинцово Московской области»

В горах уйма интересного: горные ледники, горные орлы, горные восходители и т.д. ит.п.А недавно к этому списку добавилась сенсационная находка — горное…морское судно!

Группа альпинистов отправилась покорять небольшую вершину в Кордильерах. Восхождение было не из самых сложных: главный интерес составляла полнейшая неизученность маршрута. Уже на обратном пути они попали в пургу, сбились с пути и больше суток вынужденно просидели в палатке.

— Когда небо наконец очистилось, мы сориентировались на местности и поняли, что можем спуститься к подножию, не возвращаясь на прежний маршрут. — рассказывает руководитель восхождения Этьен Делестан. — И примерно часа через два дошли до этого ущелья…

Первым его заметил Роджер Фейнстоун. Не поверив, как водится, собственным глазам, он осторожно поинтересовался у коллег, видят ли они что-нибудь необычное. Но те уже и сами застыли в легком остолбенении. И немудрено: перед ними величественно возвышался самый настоящий корабль.

— Потрясающее зрелище, — вспоминает Делестан. — Представьте себе: одинокая ржавая громадина, а вокруг скалы, снега и льды. Мы так растерялись в первый момент, что даже не подумали, как его туда занесло. Разумеется, отважные и любознательные спортсмены решили исследовать находку. И… ничего не обнаружили. Скажем, печально известная «Мария Целеста» выглядела так, словно экипаж только что ее покинул — даже стол кают-компании был накрыт к обеду. Это же судно как будто специально «очистили», чтобы никто нс-смог раскрыть его тайну. Ни останков людей, ни судового журнала, ни личных вещей экипажа, ни даже мебели: внутри было пусто, как в коробке, из которой вынули все содержимое. Исчезло все, вплоть до двигателей и навигационного оборудования.

— И никаких указаний на происхождение корабля, — продолжает Делестан. — Ни названия и порта приписки на бортах, ни спасательных кругов с надписями, Стерты все инвентарные номера и клейма фирмпроизводителей. От информационных табличек на переборках остались только дырки для шурупов. В конце концов, нам стало страшно. Обстановка была настолько гнетущей, что я бы не удивился, если б и мы «улетучились», как команда этого ржавого призрака…

Конечно, альпинисты сообщили о загадочной находке, и им, конечно, многие не поверили. Скептики справедливо указывали, что судно не могло само собой приплыть в горы, и невозможно вообразить, что его туда забросило, например, ураганом. К тому же стоит оно ровненько, будто аккуратно пришвартовалось к снежному пирсу. А стало быть, и гадать нечего: ребята устроили грандиозный розыгрыш.

Другие, однако, не сомневаются в существовании «ржавого призрака».

— Я намерен отправиться в горы и уверен, что найду его в указанном месте, — говорит исследовательаномальных явлений Оскар Бернсен. — Судя по снимкам и описаниям, это, скорее всего, европейское судно довоенной постройки. Как оно туда попало? Версий, собственно, две. Либо вмешательство космитов, либо Бермудский треугольник. Или то и другое вместе — если в треугольнике орудуют именно пришельцы. В конце концов, там пропали сотни кораблей, и никто не знает, куда они девались. Быть может, находка в Кордильерах поможет приоткрыть завесу тайны над их судьбами…

«Произошло это еще в советские времена. Я командовал авторотой под Москвой. Однажды ночью меня вызвало начальство. Приказали к утру подготовить бензовоз, залить бочку солярки, оформить документы и не позже восьми часов утра выехать на объект, где работала наша техника на строительстве аэродрома для совершенно секретных тогда самолетов „МиГ-25“. Старший по объекту сообщил, что все дизельные механизмы стоят из-за отсутствия солярки. А как раз в этот день должен был прибыть проверяющий из Министерства обороны. Надо же было такому случиться, что именно в это время у нас возникли проблемы с горючим — опоздали с перечислением денег.

Первая заправка была на трассе ц районе города Каширы. Когда мы подъехали к ней, то увидели длинную очередь машин — час^ на два. Стояла весна, светило яркое, ласковое солнышко. Неподалеку от заправки цыгане раскинули свой табор. Я вышел из машины размяться. Пока прогуливался взад-вперед, ко мне подошла молодая симпатичная цыганка со своим обычным: «Дай погадаю, дорогой!» Я от нее отмахнулся пару раз, зная, чем это, как правило, кончается, но она была очень настойчива: твердила, что мне это обязательно надо знать. В конце концов, я согласился. Началось все с трояка, а потом случилось непонятное: я почувствовал, что потерял контроль над своими мыслями и поступками и целиком нахожусь во власти цыганки. Видел себя как будто со стороны, когда достал и отдал ей еще четвертной (в те времена лейтенантская зарплата составляла сто шестьдесят семь рублей). После этого женщина сказала: «Ладно, хватит. Бог с тобою решит все сегодня. Тебя ждет или черная смерть, но ты ее не бойся, или очень долгая и интересная жизнь. Денег не жалей — Бог вернет, если они тебе понадобятся». Вот и все, что она мне сказала. Сказала и затерялась среди машин. А я стоял ошарашенный, соображая, как же это меня, не верящего ни в Бога, ни в черта лейтенанта, так «красиво» облапошили.

В общем, заправились и поехали дальше. На середине трассы заехали на вторую заправку. Моросил теплый дождик, светило солнце, в небе висела красивепит радуга. В Кашире и я, и водитель были впервые. Начали выезжать, повернули направо, и перед нами неожиданно открылся крутой спуск, на середине которого натужно рокотал пассажирский автобус, поднимавшийся навстречу. Мой водитель резко нажал на тормоз. Пыль, смешиваясь с каплями дождя, создает очень скользкую поверхность на асфальте, такую же, как разлитое масло. Машину начало разворачивать поперек дороги. Я успел крикнуть: «Брось тормоз, газ…» Что означает на понятном водителю языке: «Отпусти педаль тормоза, нажми на газ и попробуй проскочить на скорости». Он так и сделал. С автобусом мы «разошлись», лишь слегка задев его, но далее мой водитель, видно от растерянности, снова нажал до отказа на тормоз. Машина опять встала боком и начала кувыркаться. Пока вертелись, перед внутренним взором прошла вся жизнь, начиная с раннего детства.

На третьем обороте автомобиль уткнулся кабиной в землю и замер. Нас обоих развернуло поперек кабины и придавило сиденьями. Мужчины из автобуса довольно легко вытащили нас за ноги, отключили клеммы от аккумуляторов, чтобы не начался пожар. Машина лежала вверх колесами, из верхнего заправочного бака хлестала солярка. Бочка практически нас и спасла, так как благодаря ей мотор не вдавился в кабину. Сами мы сравнительно легко отделались: водитель травмой головы, а я отбил себе почки.

Но это еще не все. Вторая часть предсказания цыганки сбылась в конечном пункте, куда мы добрались на трейлере, прибуксировавшем бензовоз. Я гулял по городу, и вдруг неожиданно, при полном безветрии, какое-то мимолетное движение воздуха бросило мне в грудь цветную бумажную трубочку. Я ее взял, развернул. Это были денежные купюры: сумма была на два рубля больше половины той, что я дал цыганке…

И вот финал этой фантастической истории. Когда я вернулся в родной, город, мне трое или четверо хороших знакомых на полном серьезе доказывали, что именно в этот день и этот час они. встречались со мной и разговаривали в центре города около кинотеатра. Много лет спустя я прочитал в книге об аномальных явлениях, что нередки моменты, когда жизни человека угрожает смертельная опасность, его астральный двойник отделяется от гела и появляется в иных местах. Тому есть масса запротоколированных свидетельств».

А. Калашников, подполковник запаса, г. Солнечногорск Московской области».

В начале века, когда еще русский летчик Арцеулов не продемонстрировал возможность выхода из штопора, самолет, попавший в него, считался обреченным. Один из летчиков, испытавший столь неприятную ситуацию, отстегнул привязные ремни и, дождавшись, когда аппарат перевернулся вверх колесами, выскользнул из кабины. Смешение центра тяжести привело к выходу аппарата из штопора. Завершив виток и войдя в горизонтальный полет, самолет устремился навстречу покинувшему его пилоту и «поймал» его, «усадив» в кабину! Придя в себя, летчик взялся за рычаги управления и благополучно приземлился.

Французы предприняли попытки преодолеть пролив ЛаМанш воздушным путем. За рулем аэропланов тогда, разумеется, находились мужчины, но французские женщины решили не отставать. Эдит Дюран, жена летчика Анри Дюрана, уговорила его на этот безрассудный поступок.

И вот аэропланы супругов поднимаются в воздух и направляются в сторону побережья (Анри, естественно, взялся сопровождать жену до самого финиша на английском побережье). Когда оба аэроплана набрали достаточную высоту, у Эдит вдруг забарахлил мотор, а затем окончательно заглох. Эдит беспомощно оглянулась на мужа и увидела, что он приказывает ей прыгать с парашютом. Что она немедленно и сделала.

Своим весом женщина уравновешивала находившийся в носу мотор, теперь же центровка нарушилась, и самолет еще круче пошел вниз. Но за счет аэродинамического напора его винт начал раскручиваться, и мотор, у которого, по-видимому, образовалась воздушная пробка в карбюраторе, снова заработал. Аэроплан выровнялся, а затем стал быстро набирать высоту. Но Анри это уже не видел, поскольку следил за приземляющейся на парашюте женой, одновременно выбирая площадку для приземления своего самолета.

Тем временем покинутый его женой самолет пересек пролив, углубился на территорию Британии и совершил падение на ухоженный парк какого-то английского аристократа. Этот последний этап путешествия и был зафиксирован собравшимися журналистами.

Великая Отечественная война. Партизанский отряд в Брянских лесах шлет на Большую землю тревожную радиограмму: кончаются боеприпасы, а от линии фронта отряд отрезан карателями. Штаб отреагировал немедленно, и Алексей Шевцов, бывший летчик-истребитель, поднял в воздух свою латаную-перелатаную «уточку» (учебнотренировочный самолет «У-2»).

На партизанский «аэродром» Алексей вышел точно и уже собирался совершить разворот, чтобы садиться против ветра, но «уточка» вдруг угодила в воздушную яму, ее основательно тряхнуло и при этом отказало управление! Самолет летел по прямой, неумолимо приближаясь к территории, занятой немцами.

Проклиная капризную технику, Алексей вывалился из самолета, почти сразу выдернув кольцо парашюта. Приземлился он довольно удачно и двинулся в сторону оставшегося далеко позади «аэродрома».

И вдруг через несколько минут он услышал знакомый рокот двигателя, а взглянув вверх, остолбенел: прямо над головой, почти касаясь колесами верхушек деревьев, пролетела ею собственная «уточка», неизвестно каким образом развернувшаяся обратно.

А в отряде тем временем гадали, куда делся только что пролетевший над их головами самолет, показавший покачиванием крыльев, что он их заметил. Шли томительные минуты, и вот наконец послышался рокот двигателя. Только самолет летел как-то странно — очень низко и прямо над полосой. Почти долетев до ее середины, вдруг выключился двигатель, «уточка» резко клюнула носом… и пошла на посадку! «Что делает, идиот, ведь разобьется!» — ахнул кто-то из партизан. Подхваченный попутным ветром, самолет проскочил почти две трети полосы и только потом грубо ударился о землю колесами, подпрыгнул и покатился прямо на оставленный в конце полосы кустарник, в который и врубился с жутким скрежетом и треском.

Когда партизаны подбежали к забившемуся в кустарник самолету, волосы у них встали дыбом: в кабине пилота не было! Ломать над этой чертовщиной голову было некогда, и по приказу командира все бросились разгружать долгожданный груз.

Измученный летчик добрался до передового поста лишь через два часа. В то, что ему рассказали, он отказывался верить, пока сам не увидел накрепко засевшую в кустарнике «уточку». По нормам мирного времени самолет ремонту не подлежал, но время было военное, и за два дня партизанские умельцы подлатали его и заодно вытесали топорами из березы новый винт.

Столь же невероятный случай произошел 4 июля 1989 года со сверхзвуковым самолетом «МиГ-23». Во время учебного полета пилот Н. Е. Скуридин ощутил хлопок и резкое падение тяги двигателя. Решив, что тот вышел из строя, летчик катапультировался. Однако, избавившись от человека, «МиГ» продолжил полет, пересек несколько государственных границ и рубежей ПВО, пока не упал на территории Бельгии.

Как могло случиться, что неуправляемый реактивный самолет мог пролететь более девятисот километров, до сих пор нет ответа. Такое возможно, если бы самолет был оборудован автопилотом, но на самолетах типа «МиГ-23» их не было. Во всяком случае, этот инцидент в истории современной реактивной авиации уникален.

Джузеппе Лаццо позволил себе отдохнуть пару часов в гостиничном номере на берегу сказочной бухты Рио-деЖанейро. Апрель 1947 года. Осень — самое прекрасное время года в Бразилии. Уже не жарко, но приятно тепло.

Джузеппе Лаццо — американец, как видно по его имени и фамилии, итальянского происхождения. И он — прославленный бас нью-йоркской «Метрополитен-Опера». Еще четыре концерта, и его турне по Бразилии окончено. Он с удовольствием сидел на террасе и потягивал охлажденный апельсиновый сок. До чего же хороша жизнь! Джузеппе сорок лет. Бразильское турне обернулось настоящим успехом. Некоторые критики даже поговаривали о триумфе. Оперную звезду повсюду принимали неделями, и весь мир приезжал послушать его, особенно женщины. Какая благословенная страна! Жалко, что турне через четыре дня завершится, но Джузеппе решил остаться подольше — в конце концов, устроить себе напоследок двухнедельный отпуск. И почти убедил себя, что нуждается в отдыхе.

Кто— то постучал в дверь. Раздосадованный Джузеппе Лаццо покинул страну грез и пошел открывать. Перед ним предстал маленький, смуглый мужчина с папкой пол мышкой. Он выглядел робким, почти напуганным: «Господин Лаццо? Вы не позволите мне войти… Я хотел бы свами переговорить. Это не займет много времени!» Джузеппе, не задавая вопросов, небрежным жестом пригласил мужчину внутрь. В принципе он любил незапланированные происшествия. Это отвечало его натуре. Он всегда верил в свою звезду, и она всегда вела его куда нужно.

Незваный гость сел на краешек широкого, уютного кресла и начал очень обстоятельно вводить певца в курс дела. Тот поначалу его толком не слушал, его очень удивил необычайно резкий голос говорившего. Такой неприятный, фальшивый голос, подумал про себя Лаццо, разбиравшийся в таких вещах профессионально.

— Позвольте представиться? Паоло де Симан. Я импресарио и хотел бы сделать вам предложение. Джузеппе перебил его решительным взмахом руки: — Я сожалею, но на ближайшее время у меня все распланировано!

Маленький человек в темно-синем костюме отважился на светскую улыбку:

— Господин Лаццо, если меня правильно информировали, то вы собираетесь остаться в нашей прекрасной стране еще на две недели после концертов, отдохнуть. Значит, некоторое свободное время после турне у вас есть, а то, о чем я вас попрошу, не продлится долго. После этого вы будете опять совершенно свободны и сможете спокойно отдохнуть.

Артист с интересом посмотрел на своего гостя. Откуда он так хорошо знает о его планах? И он ощутил неясное беспокойство. Паоло де Симан продолжал своим свистящим голосом:

— Я представляю оперный театр Манауса. Мы хотим попросить вас дать шесть концертов. И предлагаем гонорар в двадцать тысяч долларов!

Двадцать тысяч долларов! Невероятная сумма! Вдвое больше, чем то, что Лаццо заработал за все турне по Бразилии. Мысли певца спутались. Манаус? Импресарио определенно говорит о Манаусе, пользующемся дурной славой городе на Амазонке?! Но любой знает, что. Манаус сегодня — в 1947 году — почти заброшен, он стал жертвой каучукового кризиса! Как может опера в этом разрушенном городе предложить больше, чем все богатые города в Бразилии, вместе взятые?

Пока он пытался разрешить эту загадку, маленький человек с пафосом произнес:

— Нет, господин Лаццо, это не шутка! И я могу это вам доказать. Если вы сейчас на словах согласитесь приехать, то я вам даю половину гонорара.

С этими словами он открыл свою папку и вынул оттуда толстую пачку зеленых банкнот. Джузеппе Лаццо остолбенело уставился на десять тысяч долларов! От денег он никогда не мог отказаться. Как можно не принять такое предложение? — Ну ладно, я согласен!

— Я знал, что вы приедете! Через четыре дня я за вами пришлю.

Импресарио положил десять тысяч долларов на стол, поднялся и пошел к двери. Но задержался еще на мгновение:

— Господин Лаццо, есть еще одно маленькое условие нашего соглашения. Что бы ни произошло, вы не должны задавать никаких вопросов! — Но почему?

— Никаких вопросов, господин Лаццо, ни одного. Прошло четыре дня.

Джузеппе возвращался со своего последнего официального концерта в Рио. Это был потрясающий успех. До сих пор у него в ушах звучали бешеные аплодисменты публики. Фантастическое ощущение!

Когда он вошел в свой отель, то внезапно вспомнил о загадочном импресарио. Вероятно, тот ждет его внутри. Странная история… В промежутках между концертами он навел справки у своих бразильских друзей: они не знали никакого импресарио Паоло де Симана. Джузеппе заглянул в холл отеля. И не увидел никого, никого похожего на мнимого импресарио. Служитель за стойкой подал ему его ключ и записку.

«Будьте завтра в семь часов утра в аэропорту Рио. Вас там встретят».

И все. Больше в записке ничего не было. Ни подписи, ни адреса, ни номера телефона. Ничего.

Но Джузеппе принадлежал к тем людям, которых нелегко заставить потерять хладнокровие. Что это значит, когда речь идет о двадцати тысячах долларов! Он дал слово и поэтому поедет.

На следующее утро ровно в назначенный час он был в аэропорту. К нему тут же подошел мужчина и дал понять, чтобы он следовал за ним, не сказав при этом ни единого слова. Джузеппе не стал задавать вопросов и прошел за мужчиной в отдельный маленький ангар. Там их ждал частный самолетик. Немой человек сел в кресло пилота. Лаццо протиснулся на место рядом, и вот они уже несутся по взлетной полосе и, оторвавшись от земли, берут курс на Манаус.

Все время они летят над бесконечными бразильскими лесами. Это для Лаццо слишком! Он ведь обещал не задавать вопросов импресарио, но это соглашение не распространяется на пилота. Поэтому он с обезоруживающей, дружелюбной улыбкой повернулся к своему спутнику:

— Долгий полет! Между нами говоря… куда точно мы направляемся?

И чтобы придать своим словам вес, достал из кармана стодолларовую купюру.

Но пилот только пожал плечами. Он явно сожалеет, что ничего не может ответить!

Джузеппе разочарованно вздохнул и убрал деньги в карман. Пилот ничего не знает. Да, этот импресарио не так уж наивен!

Через несколько часов они приземлились в Манаусе, где оперную звезду уже ждало такси. Его отвезли в отель: жалкое здание, совсем не такое, как те роскошные отели, в которых он останавливался раньше. Да, это не Рио-деЖанейро!

Джузеппе Лаццо прогулялся по улицам зловещего города. И мало-помалу начал тревожиться. Здесь все так печально, так мертво — просто город призраков! У него появилось нехорошее чувство, и его тревога переросла в страх. Всего несколько часов он находится вдали от привычной цивилизации, где-то на краю света, и уже ощущает себя покинутым, одиноким. Он никого здесь не знает, никто нс может прийти ему на помощь, если… да, что если?

Он решительно направился к оперному театру — и осмотр не прибавил ему уверенности. Это было помпезное здание колониальных времен, то есть было когда-то. Сейчас оно не более чем руины. Десять, может быть, двадцать лет за ним никто не ухаживал. В Манаусе больше нет оперы!

Джузеппе попытался успокоить себя, говоря, что, вероятно, сегодняшний концерт пройдет в каком-то другом месте. Он купил газету и нервно пролистал ее насквозь — хотя он не понимал ни слова по-португальски, но по крайней мере был способен прочитать свое имя! Везде, куда бы он ни приезжал раньше, о его концертах сообщали в газетах! Но здесь — с первой до последней страницы — ничего. Ни одной строчки. Ни даже заметочки. Что это все означает? Что от него хотят в этом Манаусе?

В отеле его ждала еще одна неожиданность: импресарио, наконец, появился. И он казался еще более робким, чем во время своего первого визита в Рио. Джузеппе Лаццо бросился к нему и схватил за ворот рубашки:

— Слушайте, вы! Я только что видел оперу… это руины… настоящие руины!

— Пойдемте в вашу комнату, господин Лаццо. Я должен вам кое-что сказать.

Разозленный Лаццо последовал за ним. Что е.ще такое? В комнате Паоло де Симан сел напротив него, неуверенно поглядел на него и объяснил своим кукольным голоском:

— Вы правы. В Рио я сказал вам нс всю правду. Ваши концерты будут проходить не в опере… и… вообще-то речь идет не о шести концертах, как я вам говорил, а только об одном!

— Об одном концерте? Двадцать тысяч долларов за один концерт?! Это невозможно! Ну-ка признавайтесь! Что здесь происходит? Что вы хотите от меня за двадцать тысяч долларов? Я требую объяснений!

— Господин Лаццо, пожалуйста, успокойтесь. Вы должны только петь! Петь, и ничего больше! Вот, посмотрите, я принес список арий, которые мы бы хотели от вас услышать. Они все из вашего репертуара.

Знаменитый бас «Метрополитен-Опера» онемел. Ему что, все это снится? Свистящий голос импресарио вернул его обратно к реальности.

— Господин Лаццо, как мы говорили, вот вторая часть гонорара — десять тысяч долларов. Возьмите! Я пришлю за вами завтра в восемь часов вечера.

Всю ночь Лаццо не смыкал глаз. Двадцать тысяч долларов за один концерт! Никакой Карузо не получал столько. За этим что-то скрывается. Но что? Определепно он влип в какую-то историю. Но как ему выбраться из Манауса? Впервые в жизни он ощутил настоящий парализующий страх. Но ему удалось взять себя в руки, вспомнив о своей счастливой звезде и покорившись — с настоящим смирением — загадочной судьбе.

В восемь вечера перед отелем остановился большой американский лимузин. Немногословный импресарио сидел за рулем и был в машине один. Лаццо влез внутрь и попытался успокоиться. Автомобиль легко ехал по обезлюдевшим улицам Манауса и скоро выехал из города. Растительность стала гуще. — Но мы уже едем по какой-то глуши! — Да. Мы скоро будем на месте. И после этого водитель снова онемел. Автомобиль катил по страшно ухабистой дороге. Нигде в мире ночь так не темна, как посреди джунглей! Ни в каком другом месте она не бывает так таинственна. Джузеппе Лаццо начал жалеть, что за двадцать тысяч долларов согласился, чтобы его вовлекли в подобное приключение! Он, наверное, сошел с ума, это же чистое безумие. Какой концерт! Посреди девственного амазонского леса? Нет, теперь он этому не поверит. Он, вероятно, жертва похищения. Или политического, или какого-то другого, подобного. Главное, что это — похищение.

И в то самое время, когда у него в горле от страха возник комок, машина остановилась. Импресарио дружелюбно улыбнулся: — Вот мы и приехали!

В скудном свете фар перед Лаццо открылось действительно огромное здание, деревянный барак — очень высокий и очень широкий. У него снова вспыхнула надежда. Как утопающий за соломинку, он схватился за эту мысль: все очень просто! Здесь, не так далеко от города, был построен новый оперный театр — посреди леса. И здесь он будет петь…

Двое мужчин вышли из машины, и импресарио постучал в дверь барака. Она распахнулась — они скользнули внутрь. Тут ничего разобрать было нельзя, так как ничего не освещалось. Они шли по какому-то лабиринту из коридоров и лестниц; еще одна дверь, а за ней — кулисы! Как в самом настоящем театре, только, может быть, чуть-чуть поменьше, потемнее, потаинственнее, но все же — кулисы! Еще одна лестница, еще одна дверь, и наконец — сцена! Всамделишная сцена, ярко освещенная прожектором, а посреди нее концертный рояль. Красный занавес между сценой и залом опущен, как перед всеми концертами в любом театре.

К ним подошел седовласый мужчина в безукоризненном смокинге. Импресарио сказал:

— Ваш аккомпаниатор, господин Лаццо. Я провожу вас в гримерную. Вы сможете начать через десять минут?

В течение десяти минут Джузеппе пытался сконцентрироваться, но он был слишком взвинчен, чтобы допустить в голову какую-нибудь ясную мысль. Он чувствовал себя как будто на другой планете, где-то по ту сторону человеческой логики. Одно было ясно: через несколько минут он будет петь в огромном деревянном бараке посреди джунглей, где-то в Амазонии. Сумасшедший концерт! И для кого? Для какой публики он будет петь? Кто согласился заплатить двадцать тысяч долларов за подобное представление? — Господин Лаццо! Вы готовы? Вот и началось. Джузеппе Лаццо оказался на сцене, где аккомпаниатор уже сидел за роялем. Занавес медленно поднялся, и показался зрительный зал, вернее сказать, не показался! Зал был погружен во мрак. И поскольку звезда привыкла стоять перед публикой, сейчас он застыл совершенно оцепенев! Обычно в это мгновение раздавались аплодисменты. Но здесь царила тишина. Угнетающая тишина. Может быть, зал пуст? Получить двадцать тысяч долларов за то, чтобы петь перед пустым залом? Судя по развитию событий, и такое возможно. Но нет, здесь есть люди. Джузеппе узнал типичный шум ожидающей публики — скрип сидений, шелест платьев, сдерживаемое покашливание. Казалось, что там довольно много людей — во всяком случае, больше сотни. Но что это за люди? Почему они захотели слушать его в лесу? И почему они не аплодируют, эти… призраки, которые не позволяют себя увидеть?

Пианист решительно заиграл «Арию Клеветника» из «Севильского цирюльника». Джузеппе Лаццо начал петь, сперва довольно робко, так неуверенно, как никогда прежде. И после первой арии — никаких хлопков, ни единого звука. С обвисшими руками оперная звезда стояла как марионетка на сцене. У него появилось чувство, что он перед судьями или учителями, как когда учился в консерватории. Но одно было точно: призрачная публика его слушала, и это радовало. С тех пор как он дает концерты, он хорошо различает виды тишины. Без каких-либо сомнений, это была почтительная тишина — вместо бурных аплодисментов.

Джузеппе Лаццо достал носовой платок. Пот заливал его лицо: жара была невыносимая. Но теперь он потел только от нее — страх исчез. Контакт со своей невидимой, таинственной аудиторией был налажен. И с этого момента в нем появилось только страстное желание: превзойти самого себя, Пианист начал следующую арию. Джузеппе запел. Он пропел всю программу, одну арию за другой, — и в промежутках была такая же тишина. Но теперь его это не заботило. У него была только одна цель — петь как можно лучше.