ЛЕГЕНДА О МОА

Гиганты-моа известны человеку давно, но с какого точно времени – сказать уже невозможно. Большинство авторов лишь пересказывали из книжки в книжку разные басни и легенды о ней.

Но есть и одна точная дата – 1839 год, когда первая кость моа попала в руки ученых. Таким исследователем. оказался Ричард Оуэн, а, по преданию, принес ее к нему и оставил «неизвестный моряк», когда профессор был в отпуске. Когда Оуэн вернулся и осмотрел кость, то понял, что он стоит перед открытием мирового значения. Он начал искать моряка, но тот как сквозь землю провалился. Словом, история в духе эпохи викторианской Англии. Но кость с обоими обломанными концами действительно существовала, и ее доставил в Англию хирург Джон Рул, и он виделся с Оуэном. Сначала тот не придал ей значения, приняв ее за «суповую кость» быка. Но по настоянию Рула забрал ее с собой в музей, чтобы выяснить, кому же она может принадлежать. Когда же он увидел, что она очень похожа на страусиную, только невероятных размеров, он, мягко говоря, призадумался. Коллеги, с которыми Оуэн обсуждал открытие, посоветовали не спешить с выводами: пусть появятся новые данные. Но он верил в свои силы и не нуждался в советчиках. Перед ним была кость птицы такого строения, как у страуса, но тяжелее и крупнее, и кость была не ископаемая! Значит, должны быть другие останки, если не сами живые птицы, решил ученый, и общественность Новой Зеландии должна помочь ему! Он заказал 500 оттисков обращения и разослал их миссионерам, торговым агентам, морякам в надежде на поддержку. Так случилось, что, пока его материалы плыли на далекие острова, появились новые доказательства – целое скопище костей моа.

Первыми сообщениями о Новой Зеландии были несомненно донесения Кука. Некоторые авторы утверждали, что, когда корабль Кука бросил якорь, гигантская птица стояла на берегу и исчезла в чаще, как только лодка направилась к берегу. Сам Кук об этом не писал: в его донесении нет ничего, что бы указывало на существование моа. Так что молчание Кука расценивалось как доказательство того, что моа во время Кука уже не существовало на островах.

Из книги Вилли Лея «Единорог и другие» :

С начала прошлого века много людей – главным образом, англичан – стали ездить в Новую Зеландию и писать книги о путешествиях. Странно, но шесть первых книг вообще моа не упоминали. Первой «ласточкой» стала книга Джоэла Полака, торговца, вышедшая в Лондоне в 1838 году. Он потерпел крушение на Северном острове в 1831 году и провел там шесть лет. Полак писал, что общался с маори и те показывали ему большие кости. Он добавляет, что животные, которым они принадлежали, обитают на Южном острове, где они еще живы. К сожалению, Полак не говорит, кто ему это сказал. Маори? Или он сам сделал такой вывод?

Книга торговца Полака – обычное немудреное повествование о жизни в Новой Зеландии, но упоминание о живых моа выделяет ее из числа других источников. Миссионер Уильям Коленсо упорно утверждает, что эта книга – мистификация. «Торговец Полак вообще не умел писать!» И не мог он видеть кости моа, он бы непременно прихватил их с собой! Все это Коленсо заявляет к тому, что не Полак, а он, преподобный отец, и был крестным отцом моа.

Не знаю, что вызвало такую нелюбовь Коленсо к Полаку. Наверное, сама книга о Новой Зеландии с именем Полака на обложке. Я прочел ее в нью-йоркской публичной библиотеке. И я не могу допустить, чтобы Полак, будучи торговцем, оказался неграмотным человеком! Зачем ему кости? Он торговал с людьми, которые не оценили бы их. Он переправлял товар в Китай, а там они явно ни к чему. Думаю, Полак знал, чем нужно торговать. Мистер Коленсо же слышал о моа от маори, которые рассказали ему, будто большой старый моа устроил настоящий террор среди местных жителей, живших вокруг горы Вакапунане. Он сам полагал, что это всего лишь легенда. Но когда узнал о моа от других людей, то решил летом 1841 и 1842 годов провести собственное расследование.

Сам он так и не совершил путешествия, так как не сумел найти ни одного местного жителя, который бы согласился сопровождать его. Через несколько лет окрестные горы обследовали, но гиганта не обнаружили. Искал его крещеный маори. Человека, обратившего его в христианскую веру, звали преподобный отец Уильям Уильяме,

Собиратель костей моа, мистер Уильяме оказался более удачлив, чем остальные. И корзина с его находками отправилась тихим ходом в Лондон. Но тут вступили в силу странные британские таможенные законы, которые запрещали перевозку костей. В борьбу за кости включился сам Оуэн вместе с Королевским зоологическим обществом, и результатом стал блестящий доклад палеонтолога о вымерших птицах Новой Зеландии на заседании общества.

Другим вопросом было – когда же вымерли моа и по какой причине? Что могли рассказать по этому поводу сами маори? Одна из легенд сохранилась благодаря губернатору Новой Зеландии Фиц Рою. В 1844 году он встретил старика-маори по имени Хауматанги. Старик с гордостью рассказал губернатору, что в детстве он видел капитана Кука. Это явно относится к путешествию 1773 года, и так как Хауматанги было около 85, значит, к приезду Кука он был 13-14-летним подростком. Такое вполне можно допустить. Хауматанги рассказал, что последнего моа в его провинции видели за два года до этого. Думаю, что такое заявление имеет определенную ценность.

Другая история имела место позже, она о том, как вождь маори Кавена Паи-Паи мальчишкой принимал участие в охоте на моа. Событие относится к 1798-1799 годам. Два или три других маори, опрошенные в середине XIX столетия, вспоминали, как их деды рассказывали им, будто они еще охотились на моа. Они вспоминали детали, как атакованные моа становились на одну ногу и отбивались другой. Охотничий прием заключался в том, что несколько человек держало птицу в напряжении, а другие подбирались сзади с длинным тяжелым шестом и били по ноге, на которой стоял моа.

В 1858 году в Новую Зеландию поехал Фердинавд Хохштетгер. Он выслушал все истории, которые пересказал ему Юлиус фон Хааст. Конечно, Хохштеттер знал все ранние сообщения из Новой Зеландии и имел представление о том, что среди маори был не редок каннибализм. И он выдвинул теорию, которая вошла в книжки – на последующие 70 лет!

Маори прибыли на острова в результате массовой миграции, об этом событии сегодняшние их потомки передают как о «прибытии флота». В те времена на островах жило множество моа. Маори охотились на них ради мяса, и птицы эти были самыми крупными существами на островах. Их воспроизводство было медленным, утверждает Хохштетгер, и охота нарушила равновесие. Они исчезли, и единственным обитателем островов стал человек. Каннибализм стал логическим следствием.

Кто-то менее известный, чем Хохштетгер, выдвинул другую теорию, по которой прибывшие маори застали уже вымирающих моа.

К концу прошлого века все, что было написано о моа, больше касалось разных теорий той или иной школы, нежели конкретных фактов. Те, кто утверждал, что моа вымерли рано, имели значительное число веских аргументов. Многим маори в промежутке между 1840 и 1860 годами показывали кости, и те признали, что они принадлежат именно этим птицам. Имелось несколько поговорок, в которых фигурировало слово «моа», типа: «исчезнуть, как моа». Считается, что это очень старые поговорки. Но тут нужно учесть одно обстоятельство. Когда маори говорят: «Мой дед рассказывал мне…»– не всегда следует воспринимать это; буквально, ибо маори не делают различия между еловами «дедушка» и «предок». Что касается старого Хауматанги, то он явно приукрашал свои мемуары. И рассказы Паи-Паи можно воспринимать двояко. Первое: он действительно описал имевшие место события. Второе: он ничего не знал об охоте. Это основывается на факте, что имеется три свидетельства белых и только одно из них подтвердилось впоследствии.

Между тем были обнаружены места, где убивали моа и варили их мясо – там нашли кости, то есть люди и животные несомненно жили одновременно. Осталось доказать – когда? Некоторые ученые считают, что на островах, кроме первых мигрантов «с флота» и маори как таковых, были еще так называемые «охотники на моа». Другие их оспаривают, говоря, что именно маори охотились на гигантов. Эту версию опровергают сами маори. Они не хотят верить, что у них были другие предки, и называют «людей с флота» единственными прародителями, хотя маори значительно изменились за прошедшие столетия.

Сегодня, кажется, все правы, хотя, как говорится, откуда смотреть. Значительное число стоянок охотников несомненно принадлежит маори. Некоторые другие явно не их, а иных, ранних мигрантов, не организованных «во флот», как маори. Жаль, что охотники не умели рисовать и не запечатлевали свои жертвы на скалах, как бушмены. Так что наши знания о моа покоятся в прямом смысле слова на костях, найденных на всех трех островах. В отношении того, почему скелет не главное доказательство облика моа: представьте, какой археоптерикс получился бы у реконструкторов имей они один скелет без перьев! Несколько перьев моа уцелели, но к каким именно видам они относились – неясно. Скорлупа яиц также не проясняет проблему, размер яиц не дает представления о параметрах самих птиц, их снесших. Как известно, яйца небольших киви очень крупные. С другой стороны, яйца крупных казуаров относительно невелики.

Известны следы – и малых, и больших видов. У маленьких длина шага 20 дюймов, у крупных – 30. Самые крупные похожи на отпечатки лап динозавров. Но есть определенная зависимость между размером следа и длиной шага – с одной стороны, и размерами птицы – с другой. И поэтому, по крайней мере, некоторые следы можно с уверенностью приписать тому или иному виду.

Моа ранних эпох сегодня делятся на пять основных родов, в каждом – несколько видов, которые достаточно сомнительны, так как от них сохранились лишь незначительные фрагменты. Может быть, в наших научных книгах имеется куда больше видов, чем их существовало на самом деле, случалось ведь, что иногда самца и самку какого-то вымершего животного принимали за два разных вида, так как они значительно разнились размерами.

Вот как можно представить себе вероятную картину.

Динорнис . Птицы, принадлежавшие к этому роду, были самыми рослыми в Новой Зеландии, их головы возвышались более чем на три метра над землей. Самым высоким среди них был динорнис максимус. У всех динорнисов были светлые кости.

Эуриаптерикс . Моа этого рода были приземистыми, невысокими, их высота не превышала двух метров. В отдаленные эпохи они были наиболее многочисленны. Известно пять четко определенных видов, шестой под сомнением.

Мегалаптерикс . Известно лишь два вида с Южного острова. Они крупнее обычных птиц, но мельче моа, не превышали полутора метров. Их можно было принять за гигантских киви.

Этеус . Три вида, около полутора метров высотой.

Аномалаптерикс . Пять видов, четыре очень древние, высотой с мегалоптериксов, один вид достигал двух с лишним метров высоты – самый «молодой» из этого рода.

Этот список нельзя понимать буквально. В одно и то же время их нельзя было обнаружить живыми на островах, ибо они жили в разные эпохи. Максимальной численности моа достигали во времена, когда в Средиземноморье жили герои Гомера – около 1000 года до н. э. …

Закат эпохи моа труднообъясним. Ясно только, что даже если бы никто не заселил острова до капитанах Кука, они были бы крайне редки сегодня. Они медленно размножались, не умели летать и были малосообразительными. Мозг двухметрового моа был равен мозгу голубя.

Находки останков показывают, что моа были привязаны к воде, их обитало особенно много возле болот. На Северном острове эти птицы исчезали, так как площадь лесов уменьшалась в результате вулканической активности. Специалисты по древней истории островов считают, что основной причиной вымирания моа были изменения климата, уменьшение площади открытых пространств.

Ученые попробовали определить возраст костей методом С-14. Замерили одну кость – 1300 лет! Но ученые не удовлетворились этим результатом. Дело в том, что замеренная кость принадлежала динорнису, а зоолог Р. Дафф, директор Кентерберийского музея, и его сотрудники всегда считали, что эти птицы вымерли очень рано и что маори «с флота» встретили более поздних и приземистых эуриаптериксов.

Метод С-14 показал, что динорнис также жил и во времена прихода маори. Но особый интерес представляли изделия из кожи и перьев моа. У маори с Южного острова до сих пор много подобных вещей, и Дафф датирует их XVII и XVIII веками. Но это представляется слишком маловероятным: ведь в Новой Зеландии климат влажный и органические вещества не могут храниться столь долго. Эти вещи происходят с Южного острова, его самой южной кромки, того самого места, откуда дошли до нас рассказы о большой охоте на последних моа. Одна такая история известна по книге сэра Уолтера Лоренса Баллера «История птиц Новой Зеландии», вышедшей в 1888 году: «Сэр Джордж Грэй рассказал мне, – писал Баллер, – что в 1868 году он был на островке Презервейшн и встретил там нескольких жителей, которые поведали ему о недавнем убийстве маленького моа, описали с чувством поимку 6 или 7 штук».

Островки Презервейшн считаются «страной птиц такахе», строго охраняемой сегодня. Может быть, там прячутся и последние мегалаптериксы?

ТРЕХПАЛЫЙ

Все началось с появления на североамериканском берегу Атлантики, вблизи Клируотера (штат Флорида), каких-то загадочных следов. Они выходили из моря, вели к крутому уступу, который тот, кто их оставил, очевидно, не смог преодолеть, тянулись вдоль берега и уходили снова в воду…

Из книги американского зоолога Айвена Сандерсона «Там чудеса…» :

Молодые люди, проезжавшие ранним утром по прибрежной дороге, рассказывали, что видели, как огромное чудище вылезло из воды. Днем прилив смыл с берега следы, но за ночь они появились снова. Целый месяц следы попадались то тут, то там.

Надо сказать, что побережье Мексиканского залива во Флориде сильно пострадало от «красного прилива», или, как его называют, «цветения». Временами какоето микроскопическое животное так сильно размножается, что морская вода на многие мили вокруг становится красной. Такое «цветение» очень ядовито для всех морских жителей. Миллионные косяки мертвых рыб усеивают берега, превращая их в гниющую свалку. «Цветение» может вызывать гибель даже глубинных рыб и морских животных. Неудивительно поэтому, что таинственное существо появилось в конце периода «цветения» внутри замкнутого с трех сторон сушей Мексиканского залива.

Любой обитатель открытых океанских просторов, случайно заплыв в это время в Мексиканский залив, был бы отрезан от Атлантики барьером «красного цветения», что, по-видимому, и случилось. Проскитавшись в этом «огороженном» районе март и начало апреля, хозяин следов отправился на север вдоль западного побережья Флориды, пока не оказался в устье реки Сувонни.

То, что животное заблудилось и металось в поисках выхода, подтверждают его поступки. Если бы оно постоянно обитало здесь, о его существовании было бы уже известно. Животное пренебрегает всякой осторожностью: недаром его удалось видеть как на суше, так и в воде множеству самых различных людей.

Еще за сутки до того, как следы появились в Клируотере, к северу от этого городка, в Биг-Пассе, два рыбака видели, как в море на рассвете большое животное выпрыгивало и ныряло, резко разбивая спокойную водную гладь. А летчики Джордж Орфинидес и Джон Милнер заметили какое-то существо, которое плыло примерно в 200 футах от берега у острова Хог. Оно отчетливо виднелось сквозь воду на глубине примерно 8 футов. Его тело длиной футов 15 было покрыто густыми волосами. Голова выглядела тупо обрубленной и тяжелой, а задние ноги были как у аллигатора, но много мощнее. Хвост был длинным и толстым.

Летчики немедленно вернулись в аэропорт и взяли на борт директора местной летной школы Марио Эрнандеса. Прилетев назад, они опять на глубине увидели животное, которое двигалось вместе с приливом. Скорость его была примерно 8 узлов. Пролетев над ним несколько раз, летчики смогли разглядеть, что у животного было четыре конечности, но передние оно почти все время держало прижатыми к нижней стороне туловища.

Следующее появление загадочного существа было наиболее поразительным. Двое, муж и жена, приехали во Флориду, чтобы поудить рыбу среди бесчисленных необитаемых островков, песчаных отмелей и рифов, разбросанных вдоль побережья. Они пристали к одному островку и забросили удочки. Остров был покрыт густыми зарослями кустарников. И вдруг они с ужасом увидели огромное животное, которое вперевалку двигалось по берегу. Потом они рассказывали, что голова у него была как у носорога, но совсем без шеи. Она както «вытекала» прямо из узких плеч. Животное было серого цвета, все покрыто короткой густой шерстью. Ноги были короткими и очень толстыми, с огромными ступнями, а с плеч свисала пара ластов. Животное не побежало к воде и не нырнуло, а как бы соскользнуло в воду боком.

После этого оно исчезло, пока его следы не были обнаружены на реке Сувонни. Некий мистер Хейс со своими друзьями заметил в воде куполообразно возвышающийся «неуклюжий» предмет, покрытый какимито выступами и шишками. Сперва у них мелькнула мысль, что это бревно, но оно двигалось против течения.

Позднее профессиональный охотник, который постоянно жил у истоков реки вблизи болот Окефеноки и лучше других знаком с местным животным миром, сообщил, что он слышал, как нечто «плюхалось» в заросшем водорослями и лилиями пруду. Он рассмотрел там необычные следы и слышал громкое бульканье и рычание.

В следующий раз животное увидел я сам. Мы летели на легком самолете на высоте около 500 футов прямо над рекой, стараясь следовать всем ее поворотам и излучинам. Примерно на полпути между Сувонни-Гейблс и морем в ненаселенной местности, где к берегу подступает высокий лес, мы одновременно с летчиком заметили в реке какое-то огромное существо грязно-желтого цвета, которое взмутило воду. Ниже по течению на фоне темной воды от него тянулся извилистый след пены. Загадочное животное было длиной футов 12 и шириной фута примерно четыре. На обоих оконечностях его было нечто, чем оно вспенивало воду.

Однако, пожалуй, самыми существенными можно считать события, происшедшие в северной части Флориды примерно милях в 40 от моря. Впервые следы этого животного были замечены там рано утром 21 октября 1948 года. Они тянулись вверх по течению реки, которая здесь описывает широкую дугу, в западном направлении, а к реке подступает заболоченный девственный лес. За лесом пролегла полоса, покрытая сосновым сухостоем, среди которого разбросано немало трясин. Затем начинаются расчищенные участки и поля. Выше этих мест река Сувонни до самых истоков течет сплошными лесами и болотами.

Почвы во всем этом районе песчаные. Не редок голый песок даже среди леса. В некоторых местах он очень мелкий, белый, жесткий и, если сухой, сыпучий. А когда влажный, то становится гладким, твердым и прочным, почти как бетон. После первого легкого дождичка тяжелый грузовик не оставит на его поверхности ни малейшего следа. Совсем недавно здесь прошли дожди, продолжавшиеся две недели. Вода в реке сильно поднялась. Район, где нашли следы, местные жители именуют «Гнилой угол». Следы выходили от реки там, где берег пересекала расщелина, и довольно прямо вели к болоту. Пройдя шагов 60 на юг по этой грязной трясине, животное вышло на его правую сторону, взобралось по отлогому склону, обошло тесную заросль из кустов и преодолело небольшое поваленное дерево, кора которого оказалась ободранной, будто по нему проволокли чтото очень большое и тяжелое. Затем в овражке, заросшем густой травой, следы терялись, но потом появились снова. Ствол большого гнилого дерева, которое оказалось на его пути, в самой середине был совершенно раздавленным. Под аркой из кустов животное прошло к заросшему пруду. После его визита в середине пруда образовался большой круг, в котором все лилии и водоросли были с корнем вырваны из грунта. Потом животное покинуло пруд, воспользовавшись, по-видимому, ручьем и пройдя по нему из трясины до русла реки.

Без подробного осмотра отдельных отпечатков следов невозможно утвержцать, четвероногое или двуногое существо их оставило. По первому впечатлению казалось, что мы имели дело с двуногим.

Но самое примечательное мог заметить лишь опытный охотник-следопыт: частота расположения следов менялась при малейшем изменении уклона местности. Кроме того, существо тщательно обходило любой пенек или иное препятствие, вплоть до мелких кустиков и выступающих из земли корней. Все это свойственно зверям, ведущим ночной образ жизни.

Глубина отпечатков следов сильно разнилась в зависимости от твердости почвы. На влажном песке некоторые из них были до двух дюймов в глубину, другие – на более плотном грунте – примерно полтора дюйма в самом центре ступни. На берегу, где следов пяток вообще не было заметно, когти оставили вмятины дюйма в три глубиной.

Местные жители, в том числе служители полиции, видевшие следы еще совсем свежими, сообщили, что сначала отпечатки были ясными на самом твердом песке. Мы же, попробовав искусственно имитировать их, сбрасывая 35-фунтовую свинцовую модель с высоты 3 фуга, никаких отпечатков на таком грунте не получили.

Конечно, сама мысль о том, что какое-то животное, по размерам соответствующее этим следам, может в наши дни бродить даже в таких относительно глухих местах, как Северная Флорида, очень нелепа. Нет ли здесь «человеческого» источника этих следов, порожденных или чистой мистификацией, или же стремлением поднять шум и затем воспользоваться им в целях рекламы? Ведь почти все, что может сделать животное, может сделать и человек. Но кое-что, считавшееся нами невозможным для животного, оказалось… еще более невыполнимым для человека.

Во-первых, мы думали, что все следы были слишком уж безукоризненными, а это оказалось не так. Они различались и по степени нажима, и по скольжению лапы, по ширине шага и «колеи» между правой и левой лапами на поворотах. Во-вторых, было замечено, что для столь крупного животного, как это можно предположить по глубине отпечатков, ширина шага была до крайности мала. Но, например, пингвину это свойственно.

Отсутствие следов волочащегося хвоста и свидетельство сущесгаования передних лап заставили нас задуматься над тем, как такое животное может сохранять равновесие одинаково хорошо на ровной местности и на уклонах. Но ведь помимо человека есть немало существ, которым это удастся. Поэтому, выступая против животного как «автора» следов, мы выступаем и против человека, особенно если учесть, что он надел на ноги некие тяжелые приспособления для одурачивания.

По всей видимости, зверь случайно забрел во Флориду, покинув свою природную среду, и, возможно, заблудился. Его странно выглядевшая трехпалая, кажущаяся лишенной суставов ступня вовсе не бесполезна для существа, ведущего водный образ жизни, если между пальцев у него есть перепонка. Действительно, отпечатки очень напоминают следы огромного пингвина, чьи пальцы соединены такой перепонкой.

Те, кто верит, что следы оставлены животным, ставят очень существенные вопросы. Вот они: как «без животного» объяснить огромную протяженность цепи следов; полное отсутствие каких-либо сопровождающих следов – как человеческих, так и машины; глубину, на которую следы впечатались в песок, ведь на мокром песке не то что человек, а и мощный грузовик не оставляет следа; случайное и бессистемное петляние следов; то, что они постоянно появлялись из моря или из реки и вновь исчезали в море или болоте; и тот факт, что многие видели неизвестных крупных животных как раз в тех районах, где замечены следы, и нигде более.

Мы провели еще один эксперимент: попробовали воспроизвести следы при помощи 15-килограммовых свинцовых моделей, привязанных к ногам, но никаких отпечатков на влажном песке не осталось.

Кроме того, мы убедились, что карабкаться по берегам, следуя отпечаткам следов неизвестного существа, с привязанными к ступням свинцовыми приспособлениями невозможно, тем более что необходимо было оставлять только глубокие отпечатки пальцев.

Таким образом, единственное, что можно предположить, – это были следы животного. Но какого?

Все сведения, которыми мы располагали, дали нам основание думать только об одном классе животных, у которых ступни лап могли оставлять как раз такие отпечатки. Классе птиц, а если говорить точнее – о пингвинах.

Это как раз те существа, которые ведут водный образ жизни. Кроме того, пингвины обладают непомерно большими, хотя и коротенькими, толстыми ногами, на которых они мелко семенят. Есть у них и нечто вроде пары ластов, свисающих с плеч. Более того, голова у некоторых разновидностей пингвинов с их коротким клювом, если смотреть сбоку, удивительно похожа на голову миниатюрного носорога. И это еще не все. Пингвины способны плавать различными «стилями». Если смотреть сверху, лапы иногда выглядят, как довольно длинный, но плотный хвост, – как раз такой, как описывали флоридские летчики.

Ученых ставили в тупик сообщения, что на животном была густая шерсть. Ведь пингвины безволосы, их тело покрыто перьями. Однако большинство людей, не натуралистов, впервые увидев его, неизменно принимают короткие и плотные перья птицы за волосы.

Пингвины выходят на берег, бродят по льду. Далеко уходят-от воды, а вот карабкаются, даже и не по крутым склонам, с большим трудом.

Два последующих события подкрепили наши выводы. Взяв гипсовые слепки следов, свинцовые модели, которые «участвовали» в наших экспериментах, фотографии, карты, схемы, я направился в Нью-Йорк. Я также прихватил с собой несколько наиболее отчетливых «следов», тщательно вырезав их вместе с куском почвы. Со своим бесценным грузом и явился в палеонтологический отдел Американского музея естественной истории. В это время в музей прибыла группа новозеландских ученых. Бросив взгляд на привезенные мною «следы», они в один голос воскликнули: «Эти будут куда больше, чем наши!» Оказалось, что перед самым своим отъездом в Соединенные Штаты и коллеги из Новой Зеландии закончили отделять гигантского пингвина (разумеется, в виде окаменелого скелета) от сводов одной из пещер. Итак, сегодня во множестве здравствуют королевские и императорские пингвины, достигающие почти метра в высоту. Затем нам сообщают, что некогда в Новой Зеландии обитали их более чем двухметровые собратья. Почему бы не предположить существование и вдвое более крупных! Живут же моржи и морские слоны.

И еще. Один из моих друзей показал мне давние описания острова Кергелен, лежащего в субантарктической зоне крайнего юга Индийского океана. Склоны этого острова местами покрыты чрезвычайно густыми зарослями кустарника и населены мириадами морских птиц, которые гнездятся под сплошным переплетением ветвей и листьев. К этим глубоко упрятанным гнездовьям сквозь заросли ведут бесчисленные туннели. Так вот, большинство этих туннелей имеет размеры, соответствующие росту обычных местных птиц, но некоторые достигают 1 метра 80 сантиметров в диаметре! Какой птице или другому животному нужен проход таких размеров? Нам это неизвестно.

Наконец следует отметить, что большинство сообщений о появлении трехпалых гигантов поступает из южного полушария, а пингвины как раз его обитатели. Так что в антарктических и субантарктических водах могли бы существовать гигантские пингвины.

НЕРАЗГАДАННАЯ ТАЙНА ПАТАГОНИИ

В начале XVIII столетия до Парижа дошли туманные слухи о каких-то гигантских костях, якобы найденных в аргентинской пампе. Говорили, что по размерам они напоминают кости слонов. Парижская Академия наук решила обойти этот факт молчанием, тем более что уже тогда было известно, что слоны в Америке не водятся. Конечно, Южная Америка пока еще не слишком хорошо изучена, так что… пусть испанцы сначала представят доказательства. И доказательства появились!