– Я делал вам непристойные намеки, пока мы работали над этой проклятой книгой? Разве я не обращался с вами чисто по-дружески?

– Нет, но…

– Опять «но»! Я вел себя очень осмотрительно, боясь испугать, давал вам возможность получше узнать меня, а теперь вы обвиняете меня в сексуальном домогательстве. Господи, неужели вы считаете меня такой презренной тварью?

Он сорвался на крик. Уравновешенный, хладнокровный Бенедикт Сэвидж орал на нее, словно вспыльчивый подросток.

– Нет, конечно, нет, – согласилась с ним Ванесса.

– Тогда не будете ли столь любезны сообщить мне, каким образом я заставил вас ощутить себя беззащитной перед моей рабской страстью?

Он окинул Ванессу таким взглядом, что ее бросило в жар.

– То, как вы на меня смотрите! – отчаянно выпалила Ванесса.

Наступило молчание.

– Смотрю? Теперь уже и смотреть нельзя? Извольте выразиться яснее, Ванесса.

– Я не хочу об этом говорить.

– И я тоже!

Неожиданно он каким-то по-кошачьи гибким движением кинулся вперед через тарелки с едой и упал на нее, крепко прижав руками и коленями. Ванесса в ужасе опрокинулась на спину.

– С этим надо кончать! – закричал он.

– Прекратите! – Ванесса задыхалась, отбиваясь от него обеими руками.

– Кто я?

Она, пораженная, заморгала. Он закрывал свет, и она не видела выражения его лица.

– Что?

– Кто я? Как меня зовут? – требовательным тоном спросил он. – Ты больше не обращаешься ко мне «сэр» и не можешь заставить себя сказать «мистер Сэвидж». Но называть меня Бенедиктом отказываешься. Я не хочу больше быть никем. Попробуй назвать меня Беном. Помнишь, один раз ты так и сделала. Коротко и ласково. Попробуй. Скажи: «Бен», ну. Ванесса.

– Ради Бога…

– Скажи! – Он снял очки и отшвырнул их с таким отчаянием, что Ванесса испугалась его намерений. Сердце у нее громко билось, и она в исступлении прокричала в ответ:

– Хорошо, черт возьми! Бен! Вот, я сказала. Бен, Бен, Бен!..

Но ее вызывающее скандирование неожиданно заглушил поцелуй, в котором на этот раз не было ни колебания, ни мягкости. Это был поцелуй агрессивного, властного мужчины, уверенного, что он любим. Горячий поцелуй был настолько внезапен и яростен, что она не успела на него ответить. Он кусал, облизывал и сосал ее губы, словно изголодавшийся, доведенный до крайности человек. Бенедикт сладострастно вкушал долгожданный плод, и его невозможно было остановить. Беспомощно приоткрыв рот под его бешеным напором, Ванесса поняла, что не сможет ни в чем ему отказать. Только он один в состоянии довести ее до такой неистовости, что она забывает обо всем: о правилах поведения, о мелочных ограничениях, которые сама для себя выработала, о последствиях, наконец.

– Снова скажи, – глухо прозвучал его голос, а язык обволакивал ее рот изнутри, ласково касаясь неба и заставляя произнести его имя.

Со вздохом удовольствия она сказала:

– Бен…

Он что-то довольно пробурчал, и его поцелуй стал еще жестче. Он подмял ее под себя, и у нее уже не хватило сил отстраниться. Руки Ванессы скользнули вдоль его плеч и спины, а он вытянулся во всю длину своего гибкого тела. Ему удалось разжать ей колени и улечься между ее ног.

– Боже, как славно ты произносишь мое имя…

Бенедикт одной ладонью держал Ванессу за затылок, а другой стянул косынку, так что ее волосы веером рассыпались по одеялу. Он уткнулся в них лицом, потом снова стал целовать ее в губы, но на этот раз медленнее, ожидая и ее поцелуя в ответ.

У Ванессы закружилась голова, и она закрыла глаза. А он свободной рукой провел по ее боку в мягком кардигане и по ноге в джинсах, затем засунул руку ей под колено и согнул его, прижав к своему бедру. Его тело ритмично двигалось у нее между ног, и от этих интимных прикосновений Ванесса застонала.

– Я сделал тебе больно? – хрипло прошептал он и, оторвавшись от ее рта, внимательно вгляделся в ее лицо.

– Да… – Хотя Ванесса не открыла глаз, на лице у нее было написано блаженство.

– Тогда дай я тебе помогу… – Он переместился в сторону, и она почувствовала, как у нее на груди расстегнулась перламутровая пуговица. – Почему, черт возьми, у тебя на одежде всегда столько маленьких пуговичек? – проворчал Бенедикт, поглощенный их расстегиванием.

Она с удивлением смотрела на его раскрасневшееся лицо. Он так торопился, что расстегивал пуговицы не по порядку – ему было важно поскорее высвободить ее грудь из-под кардигана. Ванесса схватилась за пуговицу у ворота, пытаясь помешать, но он откинул ее руку.

– Я сам. Я хочу посмотреть. – Его глаза потемнели и заблестели от страсти.

Он не сводил с нее взгляда. Расстегнув еще одну пуговицу, он помедлил, затем, расставив пальцы, обхватил ладонями ее груди поверх мягкой шерсти и сильно сжал. Ванесса от неожиданности открыла рот.

– Кто-нибудь может подойти, – еле слышно прошептала она, тщетно пытаясь высвободиться из его железной хватки.

– Нас здесь никто не увидит. Мы спрятались, словно в гнездышке, – пробормотал он, не отрывая глаз от ее лица и расстегивая оставшиеся пуговицы. Затем он стал распахивать кардиган у нее на груди. – Тебе ведь хочется, чтобы я посмотрел на тебя, правда, Несса? Чтобы прекратить эту боль, мучающую нас обоих…

У нее перехватило дыхание – она вспомнила, что на ней надет простой белый лифчик, и испугалась, что Бенедикт может разочароваться, так как ничего обольстительного не увидит.

Он замер, и в уголках рта затаилась улыбка при виде гладких цельнокроеных чашечек и интригующих очертаний сосков под тонкой шелковой тканью.

– А где застежка?

Ванесса поняла, что он спрашивает разрешения, а уж застежку найдет сам.

– 3-здесь, – глухо произнесла она и, сняв руку с его шеи, ткнула дрожащим пальцем в место посередине груди.

Он поймал обе ее руки за запястья и, закинув ей за голову, прижал к одеялу. Ванесса лежала не шевелясь, а его пальцы проделали обратный путь и ловко расправились с крошечной застежкой лифчика, обнажив ее грудь. Глаза Бенедикта запылали.

– О, любовь моя! – Он наклонился и с нежностью провел пальцем по соску.

Ванесса вздрогнула, но он продолжал ласкать ее, пока она не изогнулась под сводящими с ума прикосновениями, чувствуя, что ей нужно большее.

– Они такие мягкие, гладкие… – бормотал себе под нос Бенедикт, весь в чувственном восторге. – И такие красивые… словно розовые бутончики… и они темнеют, напрягаются и сжимаются, если их потрогать… – Большим и указательным пальцами он умело это проделал, отчего острые стрелы наслаждения пронзили все ее тело. Он дал ей вкусить эротического трепета, затем обхватил ладонями обе груди, как два спелых плода. Его глаза светились восхищением, он превозносил ее не только взглядом, но и словами. Наконец он, к восторгу Ванессы, прижался ртом к ее груди.

Она сжимала и разжимала кулаки, и голова ее металась из стороны в сторону, а он стал посасывать теплые кремовые выпуклости грудей. Его губы нашли соски, набухшие от ласковых прикосновений. Он потерся о них носом, потом стал облизывать и сосать, сначала очень осторожно, затем сильнее, жадно покусывая и доставляя ей наслаждение. Тело Ванессы двигалось в том же ритме, что и его. Между ног она чувствовала его твердую плоть и ничего уже больше не ощущала, кроме первобытного страха от того, с какой силой он вдавливается в нее. Она дернулась под ним, и это вызвало новый удар. Он был готов овладеть ею, но она-то совершенно не была к этому готова! И, наверное, так никогда и не будет. Бенедикт намного крупнее Джулиана, а это значит, что, когда он перестанет себя сдерживать, ей будет намного больнее, чем тогда с Джулианом, и то наслаждение, которое она сейчас испытала в объятиях Бенедикта, померкнет от ожидающей ее муки. Она ненормальная, раз позволила ему дойти до такого.

Ванесса не слышала своего испуганного стона и не замечала, что лихорадочно пытается оттолкнуть Бенедикта. Но он сообразил, что что-то не так, и нехотя убрал руки с ее груди, проговорив:

– Все хорошо, дорогая, все хорошо.

– Нет, нет! – Она почти рыдала. Извиваясь под его тяжестью, она буквально разрывалась между двумя силами, желание спорило с сомнением. – Мне больно…

– Я знаю. – Он поцеловал ее, не поняв, в чем дело. Его самого сотрясала дрожь. – Прости, я не хотел заходить так далеко… Дай мне по крайней мере сделать это.

Ванесса услышала металлический звук расстегиваемой молнии на джинсах и почувствовала его ладонь на своем животе. Затем длинные ловкие пальцы Бенедикта легко коснулись лобка и проникли внутрь, быстро найдя потаенный, горячий и влажный узелок. Чувственный трепет, смешанный со страхом, прострелил ее насквозь и ударил в голову. В это мгновение она хотела всего: удовольствия, пронизывающей боли, безжалостной пустоты потом…

– Нет! – Она замерла, и ее окутала темнота, как в тот раз с Джулианом, когда она потеряла сознание от ужаса и боли.

Но сейчас она сопротивлялась обмороку, чтобы не стать совершенно беспомощной. Чернота горячей волной накрывала и душила ее, заливая глаза, нос, рот…

Вдруг внезапно на нее обрушился ледяной поток. Она широко открыла глаза и увидела Бенедикта, стоящего над ней на коленях. Он обтирал ей лицо и шею мокрой салфеткой, с которой капало шампанское.

– Нечего попусту тратить шампанское, – хриплым голосом машинально произнесла Ванесса, когда Бенедикт неуклюже плеснул еще из бутылки на салфетку и положил мокрую ткань ей на горло.

– Не пропадет ни капельки. – Он убрал салфетку и прижался ртом к ее покрытой пузырьками шампанского шее, слизывая вино нежными прикосновениями языка. – Вот так. Тебе лучше? А теперь выкладывай, кто такой этот чертов Джулиан?

– Джулиан? – Бледное от обморока лицо Ванессы вновь залила краска.

– Да. Тот самый, за которого ты меня только что приняла. Негодяй, которого ты умоляла не причинять тебе боль.

Ванесса стала натягивать кардиган на обнаженную грудь и хотела было сесть, но Бенедикт не дал ей это сделать.

– Простите, – лишь смогла вымолвить она.

– И ты меня тоже. Но я хочу знать, что он с тобой сотворил. Изнасиловал?

– Н-нет.

Услышав такой неуверенный ответ, Бенедикт поджал губы, а его голубые глаза были полны решимости.

– Мы не уйдем отсюда, Ванесса, пока ты не скажешь. Я не хочу расплачиваться за чужие грехи. Кто этот проклятый Джулиан?

Она выдержала его взгляд.

– Мой знакомый. В Англии.

– Ты была в него влюблена? Ванесса отвела глаза.

– Нет! В общем… не знаю…

– Это не ответ. Так как же?

Бенедикт разозлился, но Ванесса чувствовала, что не она тому причина, и умоляюще посмотрела на него.

– Пожалуйста, я должна застегнуться. Вначале Ванессе показалось, что он не даст ей это сделать, так как снова стал пожирать глазами ее розовые, обцелованные груди, но он чертыхнулся себе под нос и, перевернувшись на бок, стал искать очки на одеяле среди разбросанной еды. Надев очки, Бенедикт мрачно наблюдал, как она торопливо застегивает сначала лифчик и джинсы, затем маленькие пуговички на кардигане, которые выскальзывали из ее дрожащих пальцев. Тогда, нетерпеливо что-то проворчав, он сам этим занялся. А она чувствовала, что соски у нее все еще твердые и пульсируют. Покончив с кардиганом, Бенедикт взял ее за подбородок.

– А теперь. Ванесса, рассказывай. По тону она поняла, что отказа он не потерпит, особенно после их интимных объятий.

– Джулиан был сыном человека, у которого я работала дворецким в Лондоне, – усталым голосом начала она. – Он привык к любовным победам, а я оказалась слишком наивной и глупой. К тому же это была моя первая работа, я жила в Лондоне одна, без семьи и друзей. Обстановка в доме была очень нервозная – Эгон Сент-Клер и его жена скандалили и собирались разводиться, а двое их взрослых дочерей и Джулиан периодически появлялись и принимали участие в склоках.

Ванесса высвободилась из рук Бенедикта и села, стараясь не замечать, что его привлекательность нисколько не пострадала оттого, что он был весь взъерошенный и не так элегантен, как всегда: испачканные кофе брюки плотно обтягивали бедра, рукава свитера задрались и видны были поросшие темными волосами руки, на крепком запястье поблескивали металлические часы.

– Когда Джулиан начал усиленно оказывать мне знаки внимания, я была польщена. Ему было тридцать – богат, красив и опытен. На какую девушку в девятнадцать лет это не произведет впечатления? Он представлялся мне эдаким романтическим мучеником, который мечтал, чтобы его от беспутной жизни избавила любовь простой хорошей женщины. И я, как последняя дура, попалась на эту удочку. Я была нужна ему всего на одну ночь, чтобы потешить самолюбие… – Ванесса, не дрогнув, посмотрела на Бенедикта, и в ее голосе и горькой улыбке отразилось перенесенное гнусное унижение. – Так что, как видите, это не было изнасилованием – я отдалась ему по своей воле.

– Но в какой-то момент ты передумала? – проницательно спросил Бенедикт. – Если он принуждал тебя, то это насилие.

Ванесса скривилась, но постаралась быть честной.

– Говорю вам, я сама хотела этого… Но я ничего не умела и была неловка… – Она замолкла и, пожав плечами, уставилась на покрытое белыми барашками волн море. – Неудивительно, что он разозлился в конце концов.

– Он тебя ударил? – сдавленным голосом спросил Бенедикт.

– Нет, нет, ничего подобного. Но он был очень сильный и не отпускал меня до тех пор, пока не… – Ванесса вздрогнула, и глаза у нее потемнели от воспоминаний. – Я просто… была вся в синяках, – произнесла она, не желая вдаваться в подробности. – Пару дней я плохо себя чувствовала. – А когда очнулась, над головой разразилась новая буря, добавила она про себя.

Бенедикт сразу учуял, что она не все сказала.

– Он был твой первый мужчина? – жестко спросил он. – Первый возлюбленный, оказавшийся эгоистом и ублюдком!

Ванессу смутила страстность его тона.

– Это случилось давно и к вам не имеет никакого отношения…

– Имеет, если ты станешь падать в обморок каждый раз, когда достигнешь оргазма в моих объятиях.

– Бенедикт! – Словно защищаясь от него, Ванесса сложила руки на ноющей груди. Предательские струйки наслаждения пробегали у нее по телу. Она испугалась. – Я не хочу, чтобы это повторилось, – с отчаянием сказала она. – Я не могу себе позволить вступить с вами в связь…

– Но почему? Я свободен, и тебя это ни к чему не обязывает.

Легкость, с которой он это произнес, просыпала соль на ее рану.

– Джулиан говорил то же самое, а в результате мне это дорого обошлось!

– Что же с тобой случилось?

Пора ему все узнать. Возможно, тогда это ужасное состояние нерешительности и опасений прекратится. Он окончательно и бесповоротно откажется от нее, уволит, и она уйдет с ущемленной гордостью, но хотя бы с неразбитым сердцем.

– Я говорю о том, почему уехала из Англии, – начала Ванесса, и голос ее был тверд, как и взгляд. – Я вынуждена была это сделать, и не только из-за Джулиана. Я спала и с его отцом, толстым, отвратительным и по возрасту годившимся мне в дедушки. Мне было наплевать – он ведь богач. – Слова Ванессы лились звенящим потоком, а она говорила и говорила:

– Видите ли, я все распланировала. Я пробралась в дом Эгона, а затем совратила его, и он изменил жене и по моему настоянию выгнал ее. Я постаралась, чтобы он порвал с семьей, и убедила его составить новое завещание в мою пользу. Потом он весьма кстати умер от сердечного приступа, предположительно после того, как я ночью впрыснула ему воздух в вену. Но вскрытие этого не подтвердило, и я вышла сухой из воды.

– Черт возьми, о чем ты говоришь? Ванесса почувствовала, как шокировала его своим рассказом. Такого утонченного человека, как Бенедикт, передернуло от всей этой мерзости и грязи. Грязь не так легко отмыть. Именно на это и рассчитывали Сент-Клеры, включая Джулиана, когда стали распространять сплетни. Джулиан лишил ее не только девственности, но и доброго имени. К тому времени, когда скандал утих, она стала парией в обществе. Только отец и судья Ситон не отвернулись от нее. Судья был другом Эгона Сент-Клера и хорошо знал жадность и злобу Белинды Сент-Клер и ее отпрысков. Судья, так же как и Ванесса, ужаснулся тому, что Эгон сделал ее невольным орудием своего посмертного мщения ненавистной жене, назначив наследницей. В результате Ванесса оказалась единственной мишенью бешеной злобы Белинды. Судья Ситон советовал Ванессе предъявить иск Сент-Клерам за клевету, но она хотела лишь одного – забыть весь этот кошмар. У нее не было сил предавать дело гласности. Любопытство и осмеяние толпы настолько подорвали ее силы, что она оказалась на грани нервного срыва.

– О, не беспокойтесь. Я не стала процветать благодаря своей корысти, – вызывающе крикнула она Бенедикту, ненавидя его за то, что он молча и неподвижно сидит, не задавая вопросов, а лишь слушая ее. – Наследство оказалось дутым, и я отказалась от него, чтобы избежать судебной тяжбы. Странно, что вы не помните колоритных подробностей – ими пестрели бульварные газеты. В этой истории было все: извращенный секс, шантаж, мошенничество и убийство. Надо будет показать вам эти вырезки! Конечно, до суда дело не дошло, но только потому, что я оказалась хитрой – полиции не удалось раскопать достаточно убедительных доказательств, чтобы осудить меня. Но вас это не удивляет, правда? – провоцировала она Бенедикта. – Вы ведь всегда считали, что наши отношения с судьей подозрительны. Возможно, вы правы. Женщина с таким прошлым…

Ванесса внезапно замолчала. Бенедикт сидел с опущенной головой, плечи у него дрожали – от гнева и ярости, подумала Ванесса. Сейчас он разорвет ее на части! Но он вдруг запрокинул голову и… расхохотался.

Ванессу чуть не вытошнило. Она вскочила. Перед глазами запрыгали черные точки. Ей хотелось зарыдать.

– Значит, вам смешно? – задыхаясь, вымолвила она. – То, что моя жизнь рухнула, для вас всего лишь шутка?!

Она хотела убежать, но он тоже вскочил и, все еще смеясь, поймал ее за локоть.

– Да нет, Ванесса! Послушай…

– Послушать? Вы!.. – Она хотела ударить его, а он заломил ей руку за спину.

– Я не смеялся…

От такого очевидного вранья она едва не задохнулась.

– Отпустите меня, вы – отвратительный лгун.

– Ванесса! – Он грубо тряхнул ее. – Неужели ты считаешь, что я этому поверю? Если во всей этой чепухе имеется хоть малейшая доля правды, то я готов съесть свою шляпу. Конечно же, я рассмеялся. Для любого, кто тебя знает, мысль о том, что ты порочная и корыстная соблазнительница, совершенно нелепа. Да что ты знаешь об обольщении! Теперь спокойно расскажи мне обо всем и не маши своим прошлым у меня перед носом, словно это красная тряпка, а я бык. Я отреагировал именно так, как ты того заслужила…

И он получил то, что заслужил, злорадно подумала Ванесса, когда спустя несколько минут взглянула в зеркало над рулем автомобиля и увидела мужскую фигуру в облаке песчаной пыли. Ей показалось, что он погрозил вслед кулаком. Он был, несомненно, в ярости, а его вопль звучал у нее в ушах:

– Тебе не убежать от своих чувств, Ванесса. Я не позволю тебе использовать Уайтфилд как убежище от жизненных трудностей…

Но по крайней мере последнее слово осталось за ней. Она со стуком захлопнула дверцу машины, едва не прищемив ему пальцы, и заорала в ответ:

– А почему нет? Вы ведь это делаете! Никогда не поверю, что вы вдруг заявились в Уайтфилд просто отдохнуть. Вы сказали, что вам необходимо было уехать, а в Окленде слишком шумно. Вы тоже убежали от чего-то, так что не читайте мне нравоучений!