Глава 4

Совершенно выдохшись, Мэгги слезла с водного мотоцикла и передала его молодому человеку, нетерпеливо ожидавшему на причале. Он тут же умчался в фонтане брызг, направляясь к остальным пяти мотоциклам, бороздящим бухту.

Спустившись по ступенькам причала на пляж, Мэгги улыбнулась Элис Хантер, царственно восседавшей в шезлонге.

– Соседи, наверно, тебя ненавидят, – сказала Мэгги, показывая на трещащие моторами водные мотоциклы. – Это, да еще вертолет.

Элис пожала пухлыми веснушчатыми плечами.

– Время от времени они сами пользуются вертолетом и потому не жалуются. А один держит катер, от которого шума гораздо больше.

Мэгги прошла к своему полотенцу, оставленному на одном из стульев, которые были предусмотрительно принесены с утеса, чтобы гостям не докучал песок на одежде или в прическе… или в напитке. Черные с желтым нейлоновые перчатки под цвет купальника скользили на молнии гидрокостюма, когда она попыталась снять его. У Хантеров был большой выбор гидрокостюмов для гостей, но, когда Мэгги собралась покататься, остался только один, который оказался ей тесноват. Залезть в него было чертовски трудно, и Мэгги показалось, что в результате она уменьшилась в размерах. С нетерпеливым восклицанием она стала стаскивать перчатку зубами, когда на нее вдруг упала чья-то тень.

– Дай-ка помогу…

– Все нормально, я справлюсь. – Протест Мэгги был приглушен перчаткой. Она ухватилась за шнурок, привязанный к язычку молнии, и дернула – ничего не произошло. Несколько минут она безуспешно боролась с застежкой, все больше приходя в отчаяние, пока Никлас фортуна не отвел ее руки с недовольным ворчанием. – Я же сказала, что справлюсь сама, – резко произнесла она, стараясь не задрожать, когда его пальцы скользнули под тугой ворот костюма, чтобы подпереть молнию снизу.

– Да, я слышал, – пробормотал он, поглощенный своим занятием.

Прищурившись, он глядел на непослушный язычок, и Мэгги невольно восхитилась длинными тонкими ресницами… такими же густыми и шелковистыми, как волосы на его руках и впечатляюще широкой груди. Этим утром на пляже было несколько очень красивых мужчин, но Ник затмевал их всех. Может быть, загар его был не таким ровным, а мышцы – не такими симметричными, как у атлетов помоложе, но в нем ощущалась чисто мужская жизненная сила. Одетый в пару синих боксерских трусов, он умудрялся выглядеть более обнаженным, чем те, кто щеголял в самых скудных плавках. Мэгги замечала сопровождавшие его взгляды (которые он игнорировал) и знала, что не одинока в своей оценке, но скорее умерла бы, чем призналась в ней. Она попыталась вывернуться:

– Послушайте, не стоит беспокоиться, я могу просто просунутые под гидрокостюм пальцы задержали ее без труда.

– Не суетитесь, ради Бога. – Мускулы на груди и плечах взбугрились, преодолевая ее немощное сопротивление. И Мэгги безвольно подчинилась, говоря себе, что причина подскочившей температуры – гидрокостюм, а не близость мощного мужского тела. – Ага… – С довольным ворчанием Ник нашел и устранил помеху. Он начал расстегивать молнию медленно и осторожно, во избежание новых поломок. Чувство освобождения из тесного, душного плена было таким сладостным, что Мэгги блаженно вздохнула. Ник помедлил, и она вдруг осознала интимность ситуации. Он расстегнул молнию еще на несколько дюймов, и Мэгги быстро положила руку себе на талию, останавливая движение.

– Спасибо. Дальше я сама.

Ник поиграл шнурком, прежде чем отпустить его, будто раздумывал, послушаться или нет, но если она ожидала исчезновения ауры интимности, оттого что доделает работу сама, то ошиблась. Ник стоял и наблюдал за продвижением язычка до крайней нижней точки. Потом он так же стоял, не удосуживаясь скрывать интерес, пока она пыталась высвободить руки. Ее купальник был скроен вполне пристойно, но из такой тонкой и эластичной ткани, что, выбравшись наконец из цепкого гидрокостюма, она вся пылала от сознания того, что темно-зеленые глаза Ника изучили каждый дюйм ее тела.

Особенно его занимало движение грудей, и Мэгги знала, почему. Она нагнулась, взяла свою пляжную юбку и поспешила натянуть, небрежно накинув шлейки на предательски затвердевшие соски. Оглянувшись, обнаружила, что он стоит на том же месте, невозмутимо улыбаясь и издевательским движением бровей давая понять, что попытка скрыть ответ тела на его соседство не удалась.

– Жаль, – сказал он, и Мэгги не попросила уточнить, о чем это он, ярко представив себе, как его руки стаскивают гидрокостюм, под которым обнаруживается ее обнаженное тело. Решительно отогнав неуместный образ, Мэгги села в шезлонг и занялась надеванием перчатки, всецело на этом сосредоточившись. – Даже плавать в этих штуках… Не слишком ли манерно? – изрек Ник, усаживаясь в соседний шезлонг.

– Перчатки – мой фирменный знак. Я ношу их всегда, – сказала Мэгги, поправляя шляпу, чтобы тень падала на глаза. Очки он ей так и не вернул. Она презирала всякого, кто считал ее перчатки обычным пижонством.

– Всегда? – В хриплом голосе звучал преувеличенный интерес. – Даже в постели?

Высокомерный взгляд Мэгги должен был сказать, что скорее в аду похолодает, чем ему удастся выяснить это на практике. На самом деле она сама задавалась вопросом… Мало кто, кроме членов семьи, видел шрамы на ее левой руке, а видевшие их, за исключением врачей, обычно не могли скрыть жалость или отвращение. Когда она найдет наконец человека, которого сможет полюбить, покажет ли ему шрамы, прежде чем… или после?.. Ему может не понравиться, как затвердевшие рубцы царапают кожу, цепляются за темные волоски…

Остановись! Мэгги с усилием отвела взгляд от мощно дышащей мускулистой груди.

– Наверно, мама учила тебя, что ни одна пылинка не должна коснуться безупречных ручек настоящей леди. Скорее это не фирменный знак, а какая-то мания.

Безупречных. Если бы он знал! Мэгги рассмеялась, удивив его.

– Пожалуй, действительно мания, но в смысле стиля. На самом деле это дурной тон – носить перчатки с купальником, и совсем уж вульгарно – есть в них, но в наше время прощается все, что удается выдать за экстравагантность.

Что же до моей матери, то ее никак нельзя было назвать леди. Она наслаждалась жизнью под завязку. И умерла так же, как жила. Мне было пять лет, когда ее не стало… и отца тоже.

– Ты помнишь ее?

Мэгги пожала плечами.

– Мои родители очень любили путешествовать. Если бы не фотографии, я, наверно, не знала бы даже, как они выглядели. Мать была итальянкой и предпочитала европейский климат и образ жизни. Младенец явно не гармонировал с образом международных гуляк, и меня оставили деду.

– Ты жалеешь об этом? – Боковым зрением она заметила, что Ник напрягся, взбугрив свои впечатляющие мышцы, но продолжала упорно смотреть на море.

– Пожалуй, нет. Патти, мой дедушка, был весь поглощен своим бизнесом, но никогда не видел во мне обузу. Он всегда оказывался рядом, когда был нужен.

– Она улыбнулась воспоминаниям. – Детство у меня было привольное. Я носилась как угорелая, сводя с ума бесчисленных нянек, пока… – Она бессознательно потерла левую руку. Ник насторожился, но его любопытство осталось неудовлетворенным. Мэгги очнулась от воспоминаний и изобразила свою обычную беззаботность. – Пока в один прекрасный день Патги не решил, что пора познакомить меня с дисциплиной, а когда Патги что-то решает, это серьезно!

Поначалу я ненавидела школу, но потом нашла в ней приятные стороны. Хорошо было оказаться в обществе сверстниц – раньше-то я общалась в основном со взрослыми. Несчастные учителя – в результате всех их стараний я только научилась вести себя как леди, но думать соответствующим образом не желала.

Я – живое доказательство торжества генов над воспитанием. Я гораздо больше похожа на мать, чем на Патги. По мне, жизнь слишком хороша, чтобы тратить ее на бесплодные сожаления и размышления о прошлом. Ни за что не дам своему прошлому отразиться на будущем!

– Означает ли это, что в твоей жизни нет места детям? – мгновенно отреагировал Ник.

– В данный момент – пожалуй. Но я ни за что не лишу себя и этой радости.

– И это все, что значит для тебя материнство? – скривил губы Ник. – Еще одна радость жизни?

– В том смысле, что, не испытав материнства, я не познаю всего, что дано женщине, – да, – холодно ответила Мэгги, игнорируя насмешку. – С другой стороны, я не стану заводить ребенка только потому, что так принято. Это не такие обязательства, чтобы принимать их на себя между делом или когда…

– Или когда супруги могут разбежаться, едва успев стать родителями? – договорил он, не дождавшись окончания фразы. – Мой собственный опыт вынуждает согласиться с этим.

Мэгги, поняв намек, хотела уже вспылить, но вспомнила, что, защищая свой брак, усложнит положение Финна, и предпочла съязвить:

– При таком подходе рождаемость упала бы катастрофически. Ты что, предпочел бы, чтобы Лори не рождалась?

– Конечно, нет. – Он нашел глазами фигурку дочери на водном мотоцикле. Иногда самые большие ошибки оборачиваются лучшими приобретениями.

– И это все, что значит для тебя Лори? Ценное приобретение? – возмутилась за девушку Мэгги.

– Господи, да что с тобой сегодня? – пробормотал он. – Не с той ноги встала? Или – если учесть твое отсутствие за завтраком – с той ноги, да не с той постели?..

На мгновение Мэгги онемела и поспешно осмотрелась: не слышал ли кто?

– Как ты можешь? Мы, кажется, выяснили ночью, что…

– Что ты не так уж неуязвима, как обычно показываешь. А женщина, которая чувствует себя обманутой, способна искать облегчения в мести.

– Если ты думаешь, что я могу переспать с кем попало только в отместку Финну…

– Ну, может быть, хотела доказать себе, что еще не утратила привлекательности.

– Я отлично знаю себе цену, – процедила Мэгги. – И не нуждаюсь в твоих или чьих бы то ни было подтверждениях. И я не чувствовала себя обманутой это все плоды твоего больного воображения…

– При чем тут воображение, когда я видел, уходя спать, как твой муж направляется с кем-то на пляж? – спокойно сказал Ник, и Мэгги побледнела, услышав, как близок был Финн к разоблачению… Беспечный дурак! Теперь понятно, почему Ник так уверен, что этой ночью Финн изменил ей! Мэгги поискала взглядом мужа среди водных мотоциклов и вздрогнула, заметив радом с ним Лори.

– Извини, Мэгги, – сказал Ник мягче, неверно расценив ее реакцию, – но не думаю, что это для тебя неожиданность. Ведь не в первый же раз. Чем же этот случай отличается от других?

– Я что-то не понимаю, ты биржевой воротила или брачный консультант? Для последнего у тебя не блестящие рекомендации. Если не сумел справиться с собственным браком, нечего бросать камни в мой!

Намек попал в цель, но Ник сохранил невозмутимый вид, и лишь голос стал чуть напряженным.

– Именно это и позволяет мне выражать свое мнение. Я близко знаком с опасными играми, в которые могут играть семейные пары, и с болью, которую это может причинять невиновным. – Потемневшими глазами он обвел ее фигуру. Трудно назвать тебя совершенно невиновной, но ты вовсе не так холодна, как изображаешь. Я думаю, все это последствия того, что родители исключили тебя из своего магического круга. Ты решила застраховаться от слишком сильных привязанностей и потому выбрала мужа-попрыгунчика, который не может ни дать, ни потребовать многого. Только оказалось, что этого недостаточно, и теперь ты задаешься вопросом, сможет ли Коул когда-нибудь заполнить пустоту у тебя внутри. Ты напряжена, ты нервничаешь, и есть в тебе какая-то отчаянность… будто в любой момент можешь сотворить что-то безрассудное… что угодно… лишь бы вырваться из устланной соболями ямы, которую себе выкопала.

Мэгги побледнела, потрясенная его проницательностью. И этого человека они надеялись одурачить? Он же читает душу как раскрытую книгу! Слава Богу, у его умозаключений слишком неверные посылки, но как глубоко сумел он проникнуть в ее душу!

– Финн не попрыгунчик! – заставила она себя прервать мучительную паузу. Если он позволяет себе повеселиться, это потому, что ему приходится много работать. Из того, что его деловые успехи выглядят легкими, не следует, что они легко даются. Особенно при деде, который ставит под сомнение каждый его шаг. И нечего фыркать на Финна только оттого, что у него были преимущества, которых не было у тебя. Это снобизм наоборот, и он ничуть не лучше обычного.

Мы с Финном не судим людей по происхождению! – С каждым словом она злилась все больше, забывая о своей холодной надменности.

– Какие широкие взгляды! – иронизировал Ник, провоцируя новый выпад.

Годы, проведенные в жестоком мире профессионального бокса, научили его понимать, как важно заставить противника проявить слабые места. Мэгги Коул поднесла свои на блюдечке: отсутствие в детстве самодисциплины оставило следы. Приходя в возбуждение, она говорит и действует, задумываясь о последствиях только тогда, когда уже ничего нельзя изменить.

Такому опытному бойцу, как он, давно бы следовало разгадать все ее загадки, однако оставалось еще слишком много несообразностей, чтобы просто довериться инстинкту. Смутное подозрение, заставившее его приехать с дочерью на остров, перешло в твердую уверенность. Между Лори и Мэгги Коул есть какая-то ускользающая от него связь, что-то, что ему еще предстоит разгадать. Если бы его прелестная оппонентка была курильщицей, сейчас бы она дымила как паровоз. Он заставил ее нервничать – дело здесь не только во взаимном влечении, – и она нервничает все сильнее с каждой минутой. В чем, черт возьми, дело? Наркотики? Накачалась? Глаза у нее странно расширены и смотрят куда-то мимо него. Если она наркоманка, это объясняет резкие скачки настроения. Ник бессознательно сжал губы в суровую линию. Если Мэгги Коул пытается пристрастить его дочь к наркотикам, у нее есть все основания нервничать. Все богатство мира и все влиятельные друзья не спасут ее тогда от его мести. Ник почувствовал привычный перед боем всплеск адреналина в крови. За этот уик-энд он узнает Мэгги Коул как свои пять пальцев. И что бы она ни замышляла, он ее остановит.

– Ты была очень молода, когда сбежала с Коулом, правда? Если ты уже тогда была так же красива и упряма, как сейчас, я полагаю, что противодействие обеих семей скорее пришпоривало тебя, чем сдерживало…

Мэгги удивилась не тому, что он слышал сплетни о ее замужестве. Удивило пьянящее ощущение, которое оставил его косвенный комплимент. «Красивая» и «упрямая»… Это гораздо лучше, чем «испорченная» и «доступная»!

– Если ты имеешь в виду, что я была слишком молода, чтобы отвечать за свои поступки, то ошибаешься. Что бы ни случилось, я никогда не пожалею, что вышла за Финна, – сказала она, но думала совсем о другом. Она не заметила даже, как помрачнел от усилившихся подозрений Ник, поймав ее взгляд, – все ее внимание занимали Лори и Финн, спрыгнувшие на причал и теперь направлявшиеся сюда олицетворением самой непринужденности. Если Мэгги останется сидеть, предстоит светская беседа вчетвером, а она не уверена, что сможет это выдержать. Она вскочила на ноги, лепеча что-то о слишком сильном солнце.

Лори пыталась задержать ее – вероятно, по той же причине, по которой она хотела уйти, – но ее отец, молча развалясь в шезлонге, с видом саркастического триумфа наблюдал, как Мэгги возбужденно тащит мужа прочь.

Как бы ей хотелось окатить его сейчас ведром холодной воды!

Толку из уик-энда не вышло. На самом деле, по мнению Мэгги, одна беда следовала за другой. Ник Фортуна, темная, мрачная, почти скучная фигура тот самый тип замкнутого гостя, который страшит любую хозяйку, – вдруг превратился в своего парня. Его первоначальная замкнутость породила ответно-отчужденное отношение компании, но стоило Нику доказать, что он умеет радоваться жизни точно так же, как другие, и его встретили с распростертыми объятиями: никто не хотел плохих отношений с Ником Фортуной.

Кроме Мэгги Коул. Она с мрачным недоверием наблюдала, как Ник непринужденно входит в узкий круг верхушки оклевдского общества, очаровывая всех своим острым циничным умом. Он проявлял такт и искусство общественного карьериста, но Мэгги знала, что положение в обществе его не интересует.

Зачем же? Информация? Она содрогнулась, представив, к каким привилегированным сплетням он мог теперь получить доступ. Стоит войти в узкий круг, и тебе доверяют секреты, недоступные толпе; пока остальные гадают, кто, что, с кем, почему и как делал, немногим привилегированным, благодаря близости к источникам информации, не так-то уж сложно отделить факты от легенд. Они с Финном немало потрудились над своей легендой, не открывая правды даже лучшим друзьям, но это не остановило случайных темных слухов.

Мэгги выкладывалась до предела, отслеживая каждый разговор, каждое движение Ника и в то же время стараясь держать в поле зрения Финна и Лори, совершая чудеса изворотливости в тщетных попытках разделить всех троих. К сожалению, все были против нее. Ник явно не желал выпускать из виду дочь, а Финн вовсе не был намерен отказываться от исключительного права на ее общество. Все было бы не так плохо, если бы мужчины по крайней мере создавали видимость нормальных отношений, однако они не упускали случая под прикрытием общей беседы обмениваться колкостями, почти явно выказывая взаимную враждебность. Черт возьми, неужели Финн не видит, что его провоцируют? Пытаясь ослабить напряжение в их слишком уж неразлучной компании, Мэгги опустилась до отчаянного флирта с первым попавшимся под руку мужчиной, но и это обернулось против нее же.

– Что ты творишь с Чарльзом? – прошипел ей на ухо Финн. – Парень почти решил, что у вас с ним любовь. Или ты хочешь выставить его на посмешище?

Зная, в каком состоянии ее муж, Мэгги почти простила его; честно говоря, она толком даже не заметила, с кем обменивается остроумными двусмысленностями. Чарльз был милым мальчиком, но слишком уж незрелым.

– Я хочу отвлечь внимание на себя, чтобы не так заметно было, какого дурака валяешь ты! – сердито прошептала она в ответ. – Рано или поздно кто-нибудь задастся вопросом, с чего это ты стал таким вспыльчивым… и сумеет подсчитать, сколько будет дважды два. Почему бы тебе не уняться?

Финн хмыкнул.

– Я уймусь, если он уймется.

– Господи, ты говоришь, как восьмилетний мальчишка. И ведешь себя так же.

Ты что, не видишь, как страдает от всего этого Лори?

Это был сильный удар. Финн нахмурился и отвернулся, и тут у Мэгги перехватило дыхание: за спиной у мужа стоял Ник.

– Семейная ссора? – поинтересовался он с невинным видом браконьера, захваченного с заряженным карабином в руках.

– Одарили бы вы своим вниманием кого-нибудь другого, мистер Фортуна. Я начинаю находить его чересчур докучливым, – высокомерно заявила Мэгги, прикинув, что терять уже нечего.

– Вот незадача, – изобразил огорчение Ник. – А я-то думал, что вписался в вашу экзальтированную группу… в которой я вроде бы единственный мужчина, не одаривающий тебя чрезмерным вниманием. Немудрено, что твой муж так нервничает. Ты специально стараешься вызвать у него ревность?

Значит, он не слышал разговора. Испытывая огромное облегчение, Мэгги устало обронила «Заткнись» и вцепилась в какой-то проплывавший мимо мужской локоть, лишь мгновение спустя заметив, что попала из огня да в полымя:

Чарльз Стивенсон с разгоревшимися глазами поволок ее в уединенную беседку, где немедленно принялся объясняться в возвышенной любви. В другое время Мэгги мягко осадила бы его, не раня мужского самолюбия и сохранив дружеские отношения, но сейчас, доведенная почти до предела, готовая возненавидеть весь мужской пол, она только посоветовала Чарльзу не быть дураком, в результате чего он решил немедленно доказать обратное. Отбиваться от объятий этого здоровенного детины было непросто, а когда она начала сердиться по-настоящему, Чарльз воскликнул с искренним негодованием:

– Черт тебя возьми, Мэгги, здесь же никого нет, зачем притворяться? До сих нор ты не беспокоилась о муже. Никто не узнает… Ты же сама хочешь этого, ведь хочешь!..

Вот вам и возвышенная любовь. Всю жизнь ее преследовали такие торопливые предложения в темных уголках, хота Чарльз даже не дал себе труда дождаться темноты – до заката оставалось не меньше часа! И не сомневался, что она сдастся только потому, что он декорировал свою похоть несколькими романтическими пассажами…

– Нет, Чарльз… ты меня неправильно понял.

Чарльз! – Мэгги вертела головой, стараясь избежать его жадного рта. Он сжимал ее, так, что Мэгги боялась за свои ребра.