Наль принял вызов Пушкары, ибо о кознях Кали не знал, а игру в кости любил. Сначала на кон было поставлено золото, и Наль его проиграл. За золотом пошли земли. И они достались Пушкаре.
      Напрасно молила Дамаянти супруга бросить игру. Он её не слушал.
      Вслед за землями были проиграны кони и колесницы. Кости летали над столом как живые, поблескивая злобными черными глазками.
      Явился Варшнея, вернейший из друзей царя, и от имени народа предложил Налю бросить игру. Но тот словно бы оглох. Видя это, Дамаянти попросила колесничего отвезти детей к своему отцу в Кундину, а сама приготовилась к худшему.
      Каждый раз, когда Наль бросал кость, она падала таким образом, что на её внешней части оказывалось лишь одно очко, подобное злому глазу Кали. К утру Наль проиграл оружие. Затем Пушкаре досталась вся одежда, кроме одеяния, покрывавшего разгоряченное от азарта тело Наля.
      - Теперь, - сказал Пушкара, - ставь на кон Дамаянти. Ибо, что ей делать с тобой, нищим!
      Ничего не ответив, Наль повернулся и покинул уже не принадлежащий ему дворец. Дамаянти ушла вместе с ним.
      * * *
      И шли они диким лесом, подбирая на ходу ягоды. А впереди по тропинке прыгали белые птицы с черными пятнышками, наподобие сорок. И решил Наль поймать хотя бы одну из них, чтобы накормить Дамаянти. Вместо сети он кинул плащ. Птицы, выскользнув, подхватили плащ и забросили на высокое дерево. Потом, спустившись, порхая прямо над головами Наля и Дамаянти, запели:
      Кости мы! Кости! Один лишь бросок
      Выхватит хлеба последний кусок.
      Мы все отнимаем!
      Всегда ты гордился своим плащом.
      Теперь же по лесу пойдешь нагишом.
      Мы все отнимаем!
      Был ты, несчастный, от нас без ума.
      Вот тебе посох твой и сума.
      Мы все отнимаем!
      И путники побрели дальше, укрывшись единственным одеянием Дамаянти. Вскоре тропинка вывела их на равнину к развилке дорог.
      - Эта дорога ведет в Кошалу, - сказал Наль. - А эта к горам Виндхья, где обитают отшельники. Куда мы пойдем?
      - Пойдем в Кундину, - сказала Дамаянти, - там нас примет отец.
      - Я не нищий! - воскликнул Наль обиженно. - Иди одна...
      - Как я смогу оставить тебя, возлюбленный, - Дамаянти прильнула к Налю. - Тебя, нагого, изнуренного голодом, потерявшего все, кроме меня. Знай, я всегда буду с тобою. Для мужа в бедствиях нет лекарства лучшего, чем верная жена.
      - Но на всякий случай, запомни, вот дорога в царство твоего отца, проговорил Наль, отстраняясь. - Мало ли что может случиться.
      Вступив снова в лес, они наткнулись на заброшенную хижину отшельника или охотника, без двери, с кровлей в дырах. Но все-таки над головой была крыша. Супруги легли на земляной пол и, накрывшись одеянием Дамаянти, провалились в сон, впервые за много дней и ночей.
      Ночью Наль проснулся и вышел из обители отшельника. Он решил покинуть Дамаянти и всё придумывал оправдание своему предательству. "Ей без меня будет легче! Она вернется к отцу и детям. А я..."
      Он взглянул на себя и, возвратившись в хижину, отрезал часть одеяния Дамаянти. Обвязавшись материей вокруг бедер, он снова покинул их общее пристанище. Над деревьями поднималась бледно-синяя луна. Налю показалось, что она насмехается над ним. Погрозив луне кулаком, он побрел ей навстречу.
      * * *
      Утром, проснувшись, Дамаянти обнаружила, что рядом нет Наля. "Наверное решил поохотиться", - поначалу решила она, но тут же заметила, что накрыта лишь половиной одеяния. Ее охватил ужа Она выбежала из хижины и стала звать Наля. Он не откликался. Почему-то ей показалось, что за деревьями метнулась какая-то тень.
      - Наль! Выходи! - крикнула она. - Хватит шутить!
      Наль не появлялся и не откликался. Но где-то совсем рядом завыли шакалы.
      Дамаянти провела ладонью по лицу. "Нет, это не сон, - подумала она. Наль и впрямь бросил меня одну в лесу, полном зверей и злых духов, без пищи и воды. Но не мог же он этого сделать в здравом уме! Значит, какой-то враг похитил его разум".
      Воздев руки к небу, Дамаянти закричала:
      - Пусть будет проклят враг Наля! Пусть он присохнет к месту, на котором стоит! Пусть он страдает, как страдаю я!
      И снова кто-то показался из-за дерева. В ужасе побежала Дамаянти по лесу, натыкаясь на колючие кусты, царапая лицо, руки, ноги. Споткнувшись о гнилой ствол, она упала, и кто-то схватил её. Это был огромный удав, сжимавший вокруг её туловища железные кольца.
      - Наль! Наль! На помощь! - в отчаянии взывала Дамаянти.
      Этот крик услышал бродивший по лесу охотник. Он бросился на помощь женщине и успел убить змею стрелой.
      Дамаянти взглянула на своего спасителя. Что-то в его улыбке, во всем его облике её испугало, и она кинулась в чащу. Он же гнался за ней и кричал, чтобы она его не боялась, что он хочет взять её в жены. Но именно это и пугало Дамаянти. Упав на колени, она обратилась к Индре с жаркой молитвой спасти от преследователя.
      С чистого неба внезапно ударила молния. Ею Индра отозвался на мольбу. Охотник был испепелен.
      Вскоре Дамаянти вышла на светлую поляну и увидела ряд одинаковых, ничем не отличавшихся друг от друга хижин. Возле них горели костры. Седобородые старцы, сидя на траве, пели гимн. По деревьям мирно прыгали обезьяны. "Конечно, это становье отшельников", - подумала Дамаянти и без страха подошла к старцам.
      - Мир вам! - сказала она. - Как живется в лесной обители? Не обижают ли вас звери и злые люди?
      - Слава богам! - отвечали старцы. - У нас все спокойно. Чего желаем тебе и твоему дому, красавица. Но из какого ты дома и как оказалась в лесу?
      Коротко рассказала Дамаянти о своих родителях, о себе, о супруге, о преследующих её несчастьях и закончила вопросом:
      - Скажите, не видели ли вы в лесу моего Наля, того, без которого мне лучше и не жить?
      - Не видели, страдалица, - отозвался один из старцев. - Но мы в состоянии предвидеть будущее. Знай, что ты будешь счастлива. Безумие, овладевшее властителем Нишадхи, испарится как туман на болоте. И станет Наль снова царем, грозным для врагов, верным для друзей, праведным для богов, твоим супругом, советником и защитником. Разделишь ты с ним богатство и счастье. И все это сбудется, если в тебе не ослабнут терпение и верность.
      Старцы вновь затянули гимн. И под их пение уснула на траве Дамаянти, вся мокрая от слез. Когда же она проснулась, не было ни поляны, ни хижин отшельников, ни их самих. Она снова оказалась в чаще, но мелодия гимна звучала в душе и пробуждала надежду.
      * * *
      В это же время по лесу блуждал и Наль. Его не пугали дикие звери и разбойники. Казалось, что он бежит от самого себя, от того, что в нем проявилось перед тем, как он и Дамаянти оказались в заброшенной хижине. Как он мог покинуть её, нежную, любящую, верную? И это сделал тот, кого называли Беспорочным! Ночью Наль проклинал Луну, считая, что именно она выманила его и очаровала своими чарами. Днем он разговаривал с Солнцем: "Не за то ли ты меня жжешь так безжалостно, что я бросил Дамаянти? Ответь". Но Солнце молчало, так же, как молчала Луна. Казалось, даже звери бежали от него, как от зачумленного. Наклонившись к ручью, чтобы напиться, он увидел свое отображение и отшатнулся. "О, если бы мне больше не видеть этого лица предателя!" - воскликнул несчастный и бросился бежать.
      Тогда-то он увидел в чаще пламя в виде кольца и услышал жалобный голо
      - Явись! Явись, царь Наль! Освободи меня и будешь спасен.
      - Я иду! - крикнул Наль. - Но где ты?
      - Я в огне, - отозвался голо - Не испугает ли тебя огонь, благородный Наль?
      - Не испугает, - отвечал Наль. - Мне не страшны ни огонь, ни вода, ни дикие звери. С недавнего времени я боюсь только самого себя.
      С этими словами он вступил в огненное кольцо и увидел прижатую камнем огромную змею с разинутой пастью.
      - Кто ты? - спросил Наль, - И откуда тебе известно мое имя?
      - Я Каркатака, царь змей, - ответило чудовище. - Много лет назад я обманул праведника, чтобы избавить мой ползающий народ от справедливого наказания. Праведник проклял меня и обрек на огненную кару, объявив, что она кончится, когда меня освободит царь Наль. Вынь меня из огня и я объясню путь к твоему спасению. Ведь змеи мудры, а я их царь.
      С этими словами Каркатака стал уменьшаться и вскоре стал так мал, что смог обвить палец нишадца.
      - Теперь беги и считай свои шаги! - крикнул змей.
      При каждом шаге Наля пламя слабело, а на десятом и вовсе исчезло, словно его и не бывало. После этого змейка вонзила зубы в кожу Наля, который едва это почувствовал, и сразу же превратилась в огромного чешуйчатого змея. Он пополз к ручью, к тому самому, от которого в ужасе бежал Наль.
      Напившись, змей раскрыл спасшему его от огненного плена Налю тайну его злоключений.
      - Виной их злой демон Кали. Это он помог твоему брату тебя обыграть. Но мало того: он поселился в твоем непорочном сердце и пребывает в нем до сих пор. Когда я вонзил в тебя свои зубы, яд достался ему, а не тебе. Он обречен на муки и не может от них избавиться.
      - А как мне избавиться от него? - спросил Наль.
      - Иди к Ритупарне, царю Айодхьи, знающему числа. Он тебе откроет тайну игры в кости, и ты отыграешь свое царство. Теперь же подойди к ручью и взгляни в воду.
      - Кто этот урод? - изумленно воскликнул Наль.
      - Это ты. Мой яд изменил твой облик. Теперь тебе нечего бежать от себя. Ты ведь хотел расстаться с самим собой. Твое желание исполнено. Отныне ты не Наль, а Бахука! Если же тебе надоест им быть, натяни эту мою кожу на свои пальцы и ты снова станешь Налем.
      * * *
      В это же время Дамаянти вышла к судоходной реке, близ которой, повторяя её извивы, змеилась дорога. Ее потянуло к людям, и она пристала к пестрому сборищу путников, лошадей с повозками, слонов и верблюдов, какое называют караваном.
      При виде Дамаянти, полунагой, одетой, как покрывалом, длинными шелковистыми волосами, бледной, но все же прекрасной, почти все в ужасе разбежались. И только несколько мужчин посмелее подошли и спросили:
      - Кто ты - бессмертная или смертная?
      - Я - земная, - ответила Дамаянти. - Я ищу своего мужа, царя Наля. А вы куда идете?
      - Мы движемся в великий город Цеди на краю дикого леса. Идем с нами.
      И пошла Дамаянти с караваном, как и прежде одинокая и печальная. Когда уже до цели было не более перехода, на караван, устроившийся на ночлег, напали озверевшие слоны. Под толстыми ногами лесных великанов, от ударов их хоботов погибло много людей.
      Утром оставшиеся в живых едва не растерзали Дамаянти, подозревая, что она ведьма, виновница обрушившихся бедствий.
      В Цеди Дамаянти вошла одна и сразу же была окружена гогочущей толпой детей. Взрослые же в ужасе разбежались. Но царица-мать, увидев нищенку из окон дворца, приказала её впустить. Выслушав её рассказ, - имени своего Дамаянти не назвала, - добрая женщина предложила страннице остаться во дворце и обещала не обременять работой.
      Поблагодарив за участие, Дамаянти попросила царицу-мать сделать так, чтобы она не могла видеть никого из мужчин, кроме брахманов.
      - Я дала клятву не разговаривать с мужчинами, пока не отыщу мужа.
      - Хорошо, милая, - ответила женщина. - Ты будешь жить в покоях моих дочерей, куда нет входа посторонним.
      И почти в то же время Наль, точнее Бахука, добрался до Айодхьи, где правил царь Кошалы Ритупарна. Он был большим любителем коней и скачек, собирая отовсюду лучших конюших.
      Явившись во дворец, Бахука добился встречи с царем и, принятый им, сказал:
      - Я - конюх Бахука. В искусстве править конями нет мне равных. Сто миль могу я в день проскакать. К тому же я умею готовить пищу вкуснее многих. Возьми меня на службу.
      - Я согласен, - ответил царь. - Смотри за моими конями и приучай их к скачке. Товарищем же твоим будет мой заслуженный конюх Варшнея, служивший когда-то у Наля.
      И стал Наль вместе со своим конюшим и другом Варшнеей служить одному господину. Но в разговоры с ним не вступал и о себе не рассказывал. Варшнея догадался, что в прошлом у нового конюха была какая-то беда. По ночам, запираясь в стойле, пел он одну и ту же грустную песню об одинокой страннице, бродящей по дикому лесу.
      * * *
      Между тем Бхима все время после ухода дочери и зятя в лес искал их. Он расспрашивал торговцев и странствующих певцов, посещавших Кундину, не видели ли они скитальцев, и обещал большую награду за любую весть о них.
      Наконец брахману Судеве во время посещения Цеди посчастливилось по внешности и голосу узнать Дамаянти, и он поделился своим открытием с царицей-матерью. Та немедленно вызвала гостью к себе и, обнимая её, сказала:
      - Почему ты не назвала своего имени? Ведь я родная сестра твоей матери.
      - Я хотела отдохнуть после всего, что мне пришлось пережить. Благодарю тебя, тетя, за прием. Теперь же я отправлюсь к родителям и детям, и они не испугаются меня, как испугались те, кто меня видел, когда я входила в твой город.
      Через несколько дней Дамаянти была в Кундине, свиделась с отцом, матерью и братьями, прижала к груди детей. Но видно было, что её гложет печаль. Бхима, поняв, что причина тоски - Наль, стал думать, как его отыскать. Думала об этом и сама Дамаянти. Она сочинила песенку и попросила всех странников, где бы они ни находились, её петь:
      Где странствуешь ты, одинокий игрок,
      В нашем с тобой одеянье?
      Лес от печали моей изнемог.
      Избавь меня от страданья.
      О, если бы боги смогли вдохнуть
      Влагу в иссохшие губы,
      Наставить тебя на правильный путь
      К той, которая любит.
      Через несколько месяцев после этого вернулся в Кундину после путешествия один из брахманов. И вот что он рассказал Дамаянти:
      - Я всюду напевал твою песенку, но никто на неё не откликнулся. Пел я её и во дворце Айодхьи, но не получил ответа. Когда же готовили мне повозку, я запел её в конюшне. И из дальнего её угла послышался голос:
      Меч мой проигран. Проиграна честь.
      Утрачена часть одеянья.
      В душе и на теле шрамов не счесть.
      Осталось одно страданье.
      Я бросился искать певца, но он исчез. Царские слуги сказали мне, что петь мог только карлик Бахука, обладающий редким искусством править колесницей и готовить пищу. Вот что я узнал.
      "О, мой Беспорочный, - подумала Дамаянти. - Это наверняка ты, изменивший облик".
      По-царски наградив брахмана за весть, она его отпустила и стала размышлять, каким образом сделать так, чтобы Бахука оказался в Кундине.
      * * *
      Как-то на заре во дворце Ритупарны появился гонец от Бхимы.
      - Царь выдает свою дочь Дамаянти замуж. Завтра состоится выбор женихов.
      Всполошился Ритупарна, слышавший о неземной красоте дочери Бхимы. Да и породниться с ним для него было бы большой честью. Немедленно кликнул царь Бахуку, а когда тот предстал пред его очами, сказал:
      - Есть для тебя дело. Помнится, ты похвалялся, что за сутки можешь проскакать десять йоджан. Ровно столько отделяет мою столицу от столицы Видарбхи. Царь Бхима выдает замуж свою дочь Дамаянти. Надо поспеть к вечеру.
      Наль побледнел. Мысли вихрем закружились в его голове: "Дамаянти выходит замуж? Может быть, и в неё вселилась какая-нибудь нечистая сила, как в меня Кали? Конечно, я нанес ей жестокую обиду и погубил её молодость. Но подумала ли она о наших детях?"
      - Что же ты молчишь, Бахука?
      - Думаю, каких выбрать коней, - ответил карлик.
      - Ну, и на каких ты остановился?
      - Я готов их показать.
      В конюшне Бахука представил царю тощих, толстоголовых коней, с щетинистой шерстью и огненными глазами.
      - Этих?! - воскликнул Ритупарна. - Да ты смеешься надо мной.
      - Нет, не смеюсь, - ответил Бахука. - Вечером мы будем в Кундине. И пусть с нами поедет Варшнея.
      И вот запряжена колесница. Царь и Варшнея устроились рядом. Впереди их Бахука. Взяв в могучие руки вожжи, карлик гикнул, и кони понеслись подобно буре. Дивился царь быстроте, с какой мчалась колесница. Но ещё более был удивлен Варшнея. "Откуда, - думал он, - этот уродец владеет таким искусством? Не нечистая ли это сила? Или в этом уродливом теле сам Наль? Нет, этого не может быть! Но почему тогда колесница гремит, как та, которой правит Матали, возничий самого Индры?
      От движения возник такой сильный встречный ветер, что с царя сорвало плащ, и он коснулся плеча Бахуки, чтобы тот остановился.
      - Поздно! - откликнулся Бахука. - Твой плащ от нас уж очень далеко.
      - Ты несравненный возница! - воскликнул царь. - И я хотел бы поучиться искусству, в котором у тебя на земле нет соперников. Но ведь и я кое-что знаю и умею. Видишь впереди развесистое дерево? Так вот, на нижней ветви две тысячи семь сучков и тысяча триста тридцать семь листьев.
      Бахука остановил колесницу и спрыгнул на землю.
      - Что ты делаешь! - воскликнул Ритупарна. - Мы же опоздаем.
      - Но я никуда не поеду, пока не проверю чисел. Пусть колесницу поведет Варшнея.
      - Не упрямься, Бахука! - взмолился царь. - Ведь с тобой не может соперничать никто.
      Но Бахука, не слушая, забрался на ветвь и стал считать сучки и листья.
      - Удивительно! - сказал он, слезая на землю.
      Как ты, царь, мог за мгновение сделать подсчет и не ошибиться?
      - Я владею тайным знанием чисел и искусством вычислять кости, которые в руках у противника, - с неохотой ответил Ритупарна.
      - Тогда передай это знание мне, а взамен я научу тебя править конями.
      - Бери! - гневно прокричал царь.
      И только слово вылетело из уст, как открылись у Бахуки-Наля глаза и он смог с такой же легкостью сосчитать все сучки, листья и плоды дерева. И силу он в себе ощутил необыкновенную, однако на мгновение потерял сознание. Очнувшись, Наль увидел рядом с собой своего мучителя Кали. И хотел уже его проклясть, как Кали бросился на колени:
      - Удержи свой гнев, могущественный владыка Нишадхи, - умолял Кали. Не проклинай меня! Меня уже раз прокляла твоя Дамаянти, после чего я не смог покинуть твоего тела. С потом в меня проник яд царя змей.
      Я испытывал муки не меньшие, чем ты. Пощади меня!
      - Пусть будет так! - смягчился Наль. - Прочь с моих глаз! Вселись в это дерево!
      Дерево мгновенно засохло. Такова была сила яда змеиного царя.
      Оставив Кали корчиться в сухом дереве, Бахука вскочил на колесницу и схватил вожжи. Ощутив утроенную мощь возничего, кони помчали ещё быстрее. Еще до заката солнца колесница въехала в ворота Кундины. Стук колес донесся до слуха Дамаянти, и она уловила в нем нечто, давно ей знакомое. На эти же звуки откликнулись ржанием кони, которых ещё до изгнания Дамаянти успела вместе с детьми отправить к родителям. Подняв хоботы, загудели слоны. Распушив хвосты, как перед наступлением грозы, резко закричали павлины. Услышав эти звуки, Дамаянти воскликнула: "Да, это Наль! Мой владыка!"
      * * *
      Сойдя с колесницы, Ритупарна к удивлению своему не заметил никаких следов приготовления к завтрашнему торжеству. Видно было, что никто, кроме него, не прибыл на смотрины царей. Да и Бхима, вышедший встретить гостя, после обычных приветствий задал странный вопрос:
      - Что привело высокого гостя в нашу столицу?
      Не желая уронить своего достоинства, Ритупарна ответил:
      - Мне давно хотелось видеть тебя, познакомиться с тобою, узнать, все ли благополучно в твоем царстве-государстве? И вот решил больше не откладывать...
      Бхима подумал: "А все ли благополучно с твоей головой?" - но, разумеется, он этого не сказал, а, коснувшись плеча Ритупарны, молвил:
      - У нас все благополучно. И мы всегда рады гостям.
      Цари двинулись во дворец, а Бахука распряг коней, погладил их по мокрым спинам и повел в конюшню. Потом он вернулся и, заняв на колеснице свое место, предался грустным думам.
      Дамаянти наблюдала за всем этим из окна и послала к нему умную Кешини, чтобы узнать, у кого при въезде в город были вожжи, и выяснить: не скрывается ли в уродливом теле возницы Наль?
      Подойдя к колеснице, служанка завела с карликом разговор о том, о сем. В беседе Бахука рассказал, что колесницу в город привел он и что в приготовлении пищи он столь же искусен, как и в управлении конями. На вопрос, не слышал ли он о Нале, Бахука ответил, что много слышал о нем от Варшнеи, бывшем возничим у Наля, но о том, где Наль и жив ли он, Варшнея не знает, а он, Бахука, тем более знать не может.
      - Но почему, - внезапно спросила Кешини, - когда брахман пропел песенку об игроке, ты отозвался словами, понятными только тебе и Дамаянти?
      На это карлик ничего не ответил, а только заплакал.
      И удалилась служанка, чтобы слово в слово передать госпоже ею услышанное. И Дамаянти ещё больше уверилась в том, что Бахука и Наль хотя и имеют разные лица, обладают одной душой.
      И все же она ещё раз послала Кешини наблюдать за тем, как Бахука готовит еду для своего господина. Было подстроено так, что у слуги Ритупарны не оказалось ни воды, ни огня. Но еда все равно была готова. Служанка своими глазами видела, как по взгляду Бахуки сосуды сами наполнились водой, а солома загорелась. Когда же Кешини принесла госпоже кусок приготовленного карликом мяса, у Дамаянти исчезли всякие сомнения; память языка и нёба дополнила все другие наблюдения и соображения.
      * * *
      И наконец настал день, когда Бахука был приглашен во дворец. При виде Дамаянти он едва не лишился чувств. Она же, устремив на него взор, спросила:
      - Скажи, Бахука, был ли тебе знаком человек, которого считали верным мужем, а он бросил в лесу беззащитную и ни в чем перед ним не провинившуюся жену? Как ты можешь объяснить поведение этого человека, давшего во время свадьбы клятву делить с женой все, что ни ниспошлет судьба, - и хорошее, и дурное?
      Выслушав со слезами на глазах упреки Дамаянти, Наль ответил:
      - Тот человек, о котором ты говоришь, не виновен ни в проигрыше царства, ни в предательстве. В него вселился злобный демон Кали, а если он в чем и виноват, то давно уже расплатился за то муками.
      С этими словами он достал змеиную кожу и натянул её на кулак. И вот уже Наль и Дамаянти бросаются в объятия друг друга.
      И наполнилась вся столица ликованием. Стены домов украсились тканями и гирляндами цветов. Зажглись огни. Всюду звучали пение и музыка. Среди тех, кто пришел во дворец поздравить Наля и Дамаянти был царь Ритупарна. Он попросил у Наля прощения за то, что, сам об этом не ведая, был над ним господином.
      - Не надо мной ты был господином, а над Бахукой, - ответил Наль. - Да и он, насколько мне известно, не претерпел от тебя обиды. Теперь же прими от меня дар управлять конями, мне же пора отправляться в Нишадху, чтобы воспользоваться твоими дарами.
      * * *
      Прошло ещё некоторое время, и в столице Видарбхи появился Наль, сопровождаемый воинами. Прийдя во дворец к Пушкаре, он сказал ему:
      - Вот и я. Прими мой вызов. Можешь вступить со мною в схватку или сесть за игральный стол. Выбирай!
      - За стол, - сказал Пушкара. - Но какая твоя ставка?
      - Я ставлю Дамаянти, а ты все отнятое у меня. Согласен?
      - Да! - ответил Пушкара. - Я рад сразиться с тобой за столом и надеюсь избавить Дамаянти от бедствий, которые она испытала из-за тебя.
      Еле сдержал себя Наль, чтобы не заколоть Пушкару. Но лишь сказал:
      - Безумец! Играй!
      Бросок, и возвращена Нишадха, и вместе с этим восстановлена справедливость. Но благороден победитель:
      - Знай, - сказал Наль Пушкаре, - твоя удача в прошлом подстроена коварным Кали. Поэтому не будет вражды между нами. Возвращайся туда, откуда пришел, владей тем, что имел. И благоденствуй!
      Пушкара, не рассчитывавший на такой исход, прослезился:
      - Сейчас же пойду к Ганге и омою свое тело и выкину проклятые кости, чтобы их не коснулась ничья рука.
      За стенами дворца, принадлежавшего отныне Налю Беспорочному и его потомству, ликовал народ. Люди воспевали доблесть Наля и верность Дамаянти. Песнь эта поется до сих пор.
      Любовь и разлука
      Рамы и Ситы
      Пролог на земле
      На землю, проломив хрустальный полог,
      Упала и рассыпалась звезда.
      Стал лемехом космический осколок,
      Проведена по полю борозда,
      Заколосилось золотое жито.
      Пусть точится железная коса,
      Но мы ведь не единым хлебом сыты
      Поэзией нас кормят небеса.
      Творец всего живого и спаситель
      Нас сотворил не для одной еды.
      Поговорим о несравненной Сите,
      На борозде рожденной от звезды,
      И о любви к ней доблестного Рамы,
      Который одолел Равану - Смерть.
      "Рамаяна" - возвышеннее храма,
      И не дано ей, как любви, стареть.
      Обратился как-то Вальмики, красноречивейший из риши, к божественному мудрецу Нараде с просьбой:
      - Скажи мне, мудрейший, кто из людей самый безупречный, добродетельный, отважный, прекрасный, умудренный знаниями.
      - Это Рама, сын Дашаратхи, - ответил Нарада, не раздумывая. - Восславь его жизнь и деяния, если сумеешь. И лучше всего в таком песнопении, которое смогут прочувствовать все, обитающие на этой земле.
      Поблагодарив мудреца, Вальмики удалился в растерянности, ибо не смог понять, что имел в виду Нарада, говоря о песнопении, какое в состоянии прочувствовать все живущие. Вскоре после этого бродил он со своими учениками по лесу, рассуждая о достойных предметах. И вот видит он двух куликов, затеявших любовную игру и в пылу её не заметивших приближающегося охотника. Тот, воспользовавшись увлеченностью птиц друг другом, выпустил из лука стрелу, и самец упал, обливаясь кровью. Отчаянный крик самки пробудил в душе Вальмики гневные слова проклятия:
      Охотник, любовь поразивший стрелою,
      Вовеки пребудешь ты в мире изгоем.
      Выкрикнув это, Вальмики обратился к ученикам и продолжал их наставлять добру. Но слова проклятия то и дело всплывали в его памяти, и повторял он их, пока не понял, что проклял нечестивца стихом неведомого размера. И пришла ему в голову мысль: "Не это ли песнопение имел в виду Нарада, создатель многих стихотворных размеров и изобретатель первой вины? Не оно ли способно лучше всего передать чувство любви, доступное всем живущим?"
      Внезапно перед Вальмики предстал Бог-творец.
      - Это шлока! - возгласил он. - Поведай о Раме и Сите шлоками.
      Едва только Брахма исчез, Вальмики отослал учеников и забросил все прочие дела. Он стал слагать поэму о Любви, прерванной разлукой, равной Смерти.
      Пролог на небесах
      И вновь собрались боги на горе Меру, подпирающей тремя вершинами небо. Тысячелетия терзал небожителей страх перед смертью. Но и обретя бессмертие, они страдали от позора и бессилия.
      Творец мира Брахма совершил величайшую оплошность. Поверив в добродетельность святого отшельника Раваны, он не только даровал ему неуязвимость, но и наделил его стрелой, не дающей промаха. Однако и безупречному мужу не выдержать испытания могуществом. Как только Раване были вручены дары Брахмы, он превратился в надменное десятиголовое чудовище, и все три мира потеряли покой. Сам владыка богов Индра в страхе перед Раваной принял облик павлина, и Равана прошел мимо, его не узнав. Когда же он вернул себе прежний облик, то был побежден сыном Раваны, взят в плен и с трудом обрел свободу. Побеждены были и другие боги, став поденщиками Раваны: Агни - поваром, Варуна - водоносом, Вайю заметальщиком. После выполнения службы на острове Ланке, где был дворец Раваны, им было разрешено возвращаться на гору Меру.
      Почуяв дуновение ветерка, боги разом повернули головы. Конечно, это Вайю! Как всегда он запаздывает, а потом оправдывается, что Равана заставляет подметать не только пол дворца, но и весь остров.
      Устроившись на скале, Вайю радостно прошелестел:
      - Слушайте, братья. Весть, которую я принес, поучительнее любой другой. Мне удалось подслушать разговор Раваны с его сыном Индраджитом.
      При этом имени Индра заскрежетал зубами. Над Меру грянул гром и разнесся по миру.
      - А много ли сыновей у Раваны? - грозно спросил владыка богов.
      - Один Индраджит, он великий маг и волшебник, - отозвался легкомысленный Вайю, кажется, не понимая, почему его перебили.
      - Почему же ты не назвал его просто сыном?
      - Прости, Индра, - проговорил Вайю. - Имя это вырвалось у меня само. У меня не было намерения напоминать о позоре, нанесенном тебе "победителем Индры". Я взволнован. Я стал обладателем тайны.
      - Говори скорее! Что тянешь? - послышались голоса богов.
      - Я узнал, - сказал Вайю, переходя на шепот, - что владычество Раваны не вечно. Сын, обращаясь к отцу, напомнил ему, что его может одолеть смертный, если его поддержат обезьяны.
      - Это добрая весть, - проговорил Индра. - За обезьянами дело не станет. Ведь твой сын, Вайю, кажется, обезьяна?
      - Хануман имеет облик обезьяны, - вставил Вайю. - Но он великий воитель и главный помощник царя Сугривы.
      - Что касается смертного, - продолжал Индра, - то у меня имеются сомнения. Сможет ли человек одолеть Равану и его сына, владеющего тайнами волшебства? Да и сколько нам придется ждать, пока этот смертный явится на свет?
      - Прислушайтесь, боги! - послышался голос Агни. - Ко мне с алтаря на северном берегу Сарайю взывает Дашаратха, царь Кошалы.
      - Что надобно ещё этому старцу, прожившему шестьдесят тысяч лет? воскликнул Яма. - В таком возрасте пора и перестать чего-либо желать.
      - Он просит наследника. Я слышу, как его голос заглушает мычание по крайней мере сотни быков.
      При этих словах боги оживились, а Индра сказал:
      - Люди на земле стали скупы. Мнится мне, что они проведали о нашем позоре. За последние сто лет нам никто не приносил в жертву более десятка быков. Дашаратха - достойный человек, и ему надо помочь. Конечно, о сыне он мог бы подумать раньше.
      - А что, если Равану сокрушит сын Дашаратхи? - перебил Индру Варуна.
      - Прекрасная мысль! - воскликнул Вишну. - А есть ли у Дашаратхи жена?
      - У него их три, - отозвался всеведающий Агни. - Старшую зовут Каушалья, среднюю - Кайкейя, младшую - Сумитра. Царь любит и балует более других Кайкейю, но он соблюдает закон, и в царском доме нет раздоров.