В ХVII в. благодаря труду Баруха Спинозы эти сомнения приобрели характер аргументированной критики, опирающейся на элементарную логику: описание смерти и погребения Моисея не могло принадлежать ему самому. Новый этап в критике Пятикнижия составили работы ученых ХVIII в., обративших внимание на различное написание в книге "Бытие" имени бога: Йахве и Элохим. Это позволило выделить параллельные повествования, восходящие к авторам, использующим каждое из этих имен. Так, уже к XIX в. удалось приблизиться к пониманию сложной картины формирования Пятикнижия и других частей Ветхого завета.
      К концу XIX в. критики Ветхого завета выделили в нем уже четыре составные части; наряду с Яхвистом и Элохистом - Деутрономист (автор "Второзакония") и Жреческий кодекс, отрывком из которого начинается книга "Бытие". В соответствии с представлениями критиков об исторических судьбах народа-творца Библии и развитии его религии были выдвинуты гипотезы о происхождении и хронологии каждого из четырех первоначальных источников Ветхого завета. Так, выдающийся немецкий исследователь Ветхого завета Ю. Велльгаузен был уверен, что Жреческий кодекс - самый поздний из первоначальных источников, поскольку в нем наиболее явственно проявляется идея единого бога. По мнению Велльгаузена, большая часть ветхозаветных текстов относится к VI - V вв. до н. э. - к эпохе Вавилонского пленения и времени, непосредственно ему предшествующему. Это считалось наивысшим достижением критики Библии. Однако находки внебиблейских текстов, на которых мы остановимся ниже, привели к тому, что концепция Велльгаузена (за неё до самого последнего времени продолжали цепляться лишь в нашей стране, полагая, что позднее жреческое происхождение Библии льет воду на мельницу антирелигиозной пропаганды) рассыпалась, как вавилонская башня.
      XIX век в области изучения Ветхого завета завершился также мощной, но, как вскоре выяснилось, фальшивой нотой панвавилонизма, сводившего все богатство культуры древнего Израиля к заимствованиям из Вавилона. Ошибочность этой концепции стала в полной мере ясна после введения в научный оборот шумерских религиозно-мифологических текстов, показавших, что сама вавилонская литература была по отношению к шумерской вторичной.
      В самом начале XX в. в ходе раскопок Суз, одной из столиц Персидской державы, был обнаружен базальтовый столб с текстом законов вавилонского царя Хаммурапи, впервые бросивших свет на ветхозаветные законы, приписываемые Моисею. Такое же значение имело открытие более древнего кодекса законов царя шумерского города Ларсы Липитиштара (XX в. до н. э.) и законов хеттских царей (ХIV в. до н. э.).
      Публикация в середине XX в. текстов шумерских эпических поэм о Гильгамеше, Энмеркаре и Лугальбанде, рассказов о сотворении мира, нисхождении в подземный мир позволило зафиксировать влияние шумерской мифологии на текст Ветхого завета. Это влияние было определено в мотивах "божьего сада", жены первочеловека, первоначального единства языка, впоследствии утраченного при смешении языков. Изучение формирования в шумерской мифологии образа верховного божества многое объяснило в метаморфозах Йахве. Шумерские пословицы и поговорки выявили происхождении ряда афоризмов в книге "Притч царя Соломона".
      Уже в XIX в. Египет дал значительный литературный и иконографический материал, параллельный ветхозаветным рассказам о пребывании Иосифа в Египте, исходе евреев из Египта и завоевании Израилем земли Ханаан. В начале XX в. в распоряжении науки оказался архив фараона-реформатора Эхнатона (Аменхотепа IV) из Телль-эль-Амарны конца XV - начала XIV в. до н. э., содержащий переписку фараонов с палестинскими и сирийскими царьками (династами). Это дало массу параллелей для понимания темного периода формирования ветхозаветных преданий и особенно легенд о завоевании страны Ханаан Иисусом Навином. В Библии говорится, что Иисус Навин вел войну с 31 царем этой страны (Нав., 12: 24). Из текстов Телль-эль-Амарны стало известно о существовании городов-государств, частично совпадающих с библейскими, об их внутренних трудностях и внешней угрозе им со стороны апиру (кочевых племен или разбойников). Некоторые письма царьков Ханаана адресованы приближенному фараона, египетскому должностному лицу Ианхуму, имеющему титул "носитель опахала". Видимо, этот человек (судя по имени, семит) занимал при дворе то же положение, что и библейский Иосиф. Это доказывает, что и после изгнания гиксосов, которые иногда отождествлялись с евреями, семиты продолжали жить в Египте, а некоторые из них занимали видное положение при фараоне. Предположительно может быть отмечено также влияние религии солнечного бога Атона на формирование концепции Йахве, которую традиция связывает с именем выходца из Египта Моисея.
      Особенно очевидной беспочвенность концепции создания Библии жрецами-фальсификаторами выявилась после открытия и введения в научный оборот в 30 - 40-х гг. ХХ века религиозно-мифологических текстов Угарита, написанных на языке семитского происхождения, родственном древнееврейскому. Если раньше каждый общий мотив Библии и произведений шумеро-вавилонской литературы были склонны объяснять прямым заимствованием, то со времени открытий в Угарите стало очевидным существование общесемитских мифологических представлений - общего источника, питавшего поэму о Гильгамеше, эпос об Акхите и книгу Бытия.
      Ветхий завет долгое время был единственным источником сведений о быте, обычаях, этнической, политической и культурной истории не только евреев, но и многих других народов Переднего Востока - египтян, финикийцев, сирийцев, вавилонян, хеттов. Не было и, видимо, никогда не будет книги, которая содержала бы о своем времени столько разнообразных и точных сведений, и в этом значении Библия сопоставима с целой библиотекой, поскольку перед нами действительно огромное собрание отдельных книг, содержащих уникальную информацию
      На бесчисленном количестве примеров подтверждена безупречная точность римской поговорки: "Книги имеют свои судьбы". Одним суждено забвение, другим - вечность. Среди последних Библия отличается настолько сложной и запутанной литературной судьбой, что вряд ли когда-либо будет доступно полное её постижение. Поэтому уместно ограничиться характеристикой основных этапов истории Библии. Первый из них - долитературный период, когда у израильско-иудейских племен, обитавших в пустыне, но уже вступивших в контакт с земледельческим населением страны Ханаан, складывался свой фольклор как светского, так и религиозного содержания, когда фигуры героев-предков и жрецов-пророков обрастали корою преданий, постепенно закрывавших историческую сердцевину.
      Длительность долитературного этапа истории Библии не может быть установлена. Но само содержание включенных в её книги шедевров народного творчества говорит о том, что в них очень древнее смешано со сравнительно поздним. И это общая закономерность, прослеживаемая в культурах разных этносов (например, индийский эпос объединил представления целого тысячелетия).
      Второй, столь же длительный период истории библейских текстов - это превращение фольклора в литературу (Фрезер, 1989). Его начало - появление у древних евреев письменности - совпадает, как у большинства других народов, с возникновением государственности и государственной религии. Находившиеся на царской службе писцы наряду с записью царских указов, описью дворцовых и храмовых богатств и ведением царской переписки составляли книги, которые известны нам по названиям (например, "Книга Праведного"). Это были сборники религиозного и патриотического характера, включавшие как фольклорные произведения, так и хроникальные записи. Ссылки на эти книги и отдельные выдержки из них сохранились в дошедших до нас ветхозаветных книгах.
      Составители вошедших в Библию книг обращались к своим современникам, преследуя вполне определенные цели. Поэтому библейские книги, независимо от того, какова была их дальнейшая судьба, изначально тенденциозны. Их авторы стремились представить историю отдельных племен, иногда чуждых в этническом и языковом отношении, как повествование о разросшейся семье, происходящей от одного предка. Другая генеральная тенденция - жизнь племен с древнейших пор направлялась волей бога, с которым праотцы заключили соглашение почитать его одного в обмен на покровительство и поддержку в конфликтах с другими народами. Концепция договора давала возможность обращаться к фольклорным произведениям, в которых присутствовали иные боги, объясняя поражения или бедствия "избранного народа" нарушением этого договора.
      Возражение против использования термина "миф" в отношении Библии связано с его упрощенным истолкованием в значении "выдумка" [2]. Миф непременный элемент народного творчества и первоначального научного знания, присутствует в Библии в формах этиологических преданий, этнографических и культовых легенд, а также сказок. Этиологические предания представляют собой попытки объяснить на мифологическом уровне происхождение названий городов и местностей, например, Вавилона - смешением языков (Быт., 12: 9), соляных столпов на берегу Мертвого моря, напоминающих человеческие фигуры, - любопытством жены Лота (Быт., 19: 28). Примерами этнографических легенд является объяснение зависимого положения народа хананеев недостойным поведением их предка Хама (Быт., 9: 22 и сл.), этнонима измаилиты - от Измаила, сына Авраама и рабыни Агарь (Быт., 16: 11 и сл.). Культовые легенды объясняли происхождения обрядов от празднеств и священных предметов, например, обрезание свидетельствует о заключении договора между Богом и народом (Быт., 17: 9 - 11; Нав., 5: 7 - 8). Следы сказок сохранились в некоторых образах животных, например, появление говорящих животных (Быт., 3: 1 и сл.). Часть этих сказок, первоначально связанных с тотемистическими представлениями, постепенно приблизилась к нравоучительным басням.
      "Все течет, все изменяется". Это изречение эллинского мудреца применимо не только к реке, в которую нельзя войти дважды, но и к бурному потоку человеческого сознания, в котором рождались боги. Образ ветхозаветного бога напоминает меняющих свой облик богов языческих. В книге Бытия бог Элохим (Эл) - типичный бог племен, кочующих по степи от Месопотамии до Египта. В Исходе он уже Йахве, и в его облике явственны черты египетского бога солнца Атона и угаритского громовержца Баала. Вместе с богом изменилось и его окружение.
      В этом отношении наиболее показательны метаморфозы змея, появившегося первоначально как существо, высказавшее сомнение в правдивости творца и наказанное за это (Быт., 3). В дальнейшем змея стали называть "сатаной" (евр. "сатан" - "противник", "наветчик") (I Цар., 29: 4; II Цар., 19: 23). В послепленный период сатаной уже зовут одного из "сынов божьих", который по поручению Йахве должен был выполнять функции обвинителя (Зах., 3: 1 и др.). И лишь позднее под влиянием дуализма персидской религии сатана превращается в особое сверхъестественное существо и в главу невидимых сил, враждебных богу. Несмотря на это, Сатана не стал равновеликим противником Йахве, каким был Хаос и его порождения в вавилонской и угаритской религиях. Он мог ужаснуть людей, но самому богу не был страшен. Спор между Йахве и "противоречащим" ему (в книге "Иова") - лишь риторический и художественный прием с целью доказать сомневающимся могущество бога.
      Крайняя редкость употребления в Пятикнижии титула "царь" применительно к Йахве указывает на то, что ветхозаветные авторы, сообщая об отдаленном прошлом, старались избегать этого обозначения, - видимо, оно не присутствовало в памятниках народной поэзии, служивших им источниками. С другой стороны, наделению Йахве царским титулом могло препятствовать отрицательное отношение народа и жречества к царской власти. Свидетельством этого является как известная библейская притча о выборе царя деревьями, так и вложенное в уста Самуила осуждение царской власти. Все это говорит в пользу того, что титул "царь" применительно к Йахве современен появлению царской власти Давида и Соломона. В соответствии с господствующей на Переднем Востоке идеологией цари стремились использовать представления о царе-боге для укрепления своего авторитета и могущества. При этом источником, оказавшим влияние на формирование концепции Йахве-царя, мог быть ханаанский культ Баала.
      Специалисты считают, что первые пять книг Библии сформировались не ранее Х в. до н. э. [3]. Однако, в них речь идет о событиях (воображаемых или исторических), имевших место в XVII - XIII вв. до н. э., когда у евреев не было письменности. Соответственно, в распоряжении авторов Пятикнижия были фольклорные памятники. Опираясь на них, жрецы и писцы царских канцелярий изложили события, исходя из интересов складывающегося яхвизма (веры в Йахве, бога одного из двенадцати племен Израиля - Иуды (Иехуды), из которого происходили цари Давид и Соломон). Первоначально племя Иуды было на второстепенных ролях, а Йахве был не единственным богом израильских племен, а одним из многих племенных богов. Иудейское единобожие, связываемое в Пятикнижии с исходом из Египта и деятельностью Моисея, было у древних евреев следствием длительного общественно-политического и религиозного развития, стимулированного завоеванием евреями страны Ханаан.
      Таковы некоторые пояснения, предваряющие наше вступление в мир мифов Пятикнижия. Да, это мифы, потому что только в мифах, а не в реальной жизни, происходят чудеса: расступаются моря, животные говорят человеческим языком, по мановению руки праведника останавливаются небесные светила и т. п. Да, это мифы, отражающие примитивное сознание древних кочевников и земледельцев. Но мы не можем от них избавиться, ибо они пронизывают нашу культуру, наше искусство, наше сознание. Не можем и не хотим!
      В текстах Пятикнижия много такого, что сегодня может быть понято только ученым, знатоком религий, истории, быта, фольклора и языков народов Ближнего Востока. Сквозь сдержанность и сухость хроникальных повествований прорываются потоки поэзии, словно бы хлынувшие из небесной тверди через окна, внезапно распахнутые творцом. Эти бурные потоки носят имена "Экклезиаст", с его чеканной, ритмической прозой, или "Песня песней", с её лирической проникновенностью. Но множество живительных ручьев создают оазисы поэзии в самых неожиданных местах этой удивительной книги.
      Вот, например, рассказ о заговорившей ослице Валаама, пытающейся остановить своего хозяина от его намерений проклясть Израиль. Валаам все же взбирается на холм, чтобы совершить злодеяние. Но вместо проклятия из уст его вырывается благословение: "Как прекрасны шатры твои, Иаков, жилища твои, Израиль! Расстилаются они, как долины, как сады при реке, как алойные деревья, насажденные Господом, как кедры при водах" (Числ., 24: 5 - 6).
      Моисей, страдавший дефектами речи, на пороге страны обетованной поет свою лебединую песнь, которая плохо согласуется с его обликом человека косноязычного: "Внемли, небо, я буду говорить. И да слышит земля изречения уст моих! Польется, как дождь, учение мое, брызнет, как роса, речь моя, хлынет, как ливень на землю и как сильный дождь на траву!" (Втор., 32:1 3).
      Неожиданность подобных поэтических всплесков соответствует природе, в которой вырос народ-творец Ветхого Завета. Поэзия библейских мифов - это оазисы в пустыне с их яркой зеленью и свежестью, которые так контрастируют с окружающими песками.
      Двенадцать колен Израиля отождествляются с двенадцатью драгоценными камнями (рубином, топазом, бериллом, яхонтом, агатом, изумрудом, карбункулом, сапфиром, аметистом, хризолитом, ониксом, ясписом (Исх., 39: 10 - 13). Колено Рувима сравнивается с крепостью, верхом величия и могущества (Быт., 49: 3), колено Иссахар - с крепким ослом, лежащим между загонами (осел не вызывал современных ассоциаций) - (Быт., 49: 14), Иуда с львенком, протянувшим лапы к шее врага (Быт., 49: 9), Дан - со змеем, ползущим по дороге и жалящим коня (Быт., 49: 17), Иосиф - с деревом, разбросавшим ветви над источником (Быт., 49: 22), Нафтали - со стройной серной (Быт., 49: 21). И все эти поэтические сравнения приписываются умирающему Иакову, знающему не только характеры своих сыновей, но и их будущие владения в ещё незавоеванной стране Ханаан.
      Непременным элементом эпической поэзии являются фольклорные формулы, хорошо известные нам по гомеровским поэмам и русским былинам. Библеисты выделили такие формулы в различных частях Ветхого завета. Вот пример. Одна из формул в дословном переводе: "умер, насыщенный днями". Она применяется и к героям патриархальных времен, и к лицам, которых можно считать историческими. Так же, как у Гомера, вместо того, чтобы сказать "пришло утро", говорится: "Встала младая с перстами пурпурными Эос". "Насыщенность днями" - поэтическая метафора, заменяющая выражение "умер счастливым". Но то, что счастье передается понятием "сытость", вполне объяснимо.
      Одушевление природы, являющееся свидетельством близости к ней общества героического века, нашло выражение не только в приведенных примерах, но и в наполнении повествования сценами, участниками которых выступают животные или растения. Одна из таких сценок в Ветхом завете отражает злободневную для эпохи разложения первобытнообщинных отношений тему: рождение царской власти, вытесняющей родоплеменные демократические институты. Участниками собрания являются деревья, которым предстоит выбрать древесного царя. Плодоносные деревья, которым предлагают царскую власть, отказываются от неё под благовидным предлогом: она, не давая ни славы, ни уважения, приносит одно беспокойство. Царем соглашается стать бесполезное колючее деревцо терн, которому нечего терять.
      Размышляя о причинах живучести верований, часто говорят о красоте храмов и привлекательности обрядов, забывая о том, что Библия - один из самых совершенных храмов, какие когда-либо создавало человечество. Чем пристальнее в него вглядываешься, тем он становится прекраснее. Речь идет не столько о религиозном содержании, сколько о художественной форме. Она не в последнюю очередь обеспечила торжество Библии над умозрительными доктринами, свидетелями которого стали мы. При этом следует помнить, что величие этого памятника раскрыто прежде всего учеными, исследовавшими каждый из составляющих его камней и всю структуру здания в целом, а также писателями и поэтами разных народов, сумевшими воспроизвести его эпизоды средствами современных языков.
      Книги Ветхого завета, содержащие мифы, стадиально относятся к тому времени, когда на основе легенд и мифов складывались эпические произведения типа вавилонской поэмы о Гильгамеше и поэм Гомера "Илиада" и "Одиссея", которые вскоре легли в основу развивающейся греческой историографии. От Ветхого завета в той его части, которая содержит изложение мифов, нельзя ожидать большего историзма, чем от гомеровских поэм, но поскольку других, чисто исторических трудов на еврейском языке применительно к ранней эпохе не существует, приходится извлекать историческую информацию и из них.
      1. Понятие "книга" в Библии, равно как в произведениях античных авторов, не совпадает с современным употреблением этого слова применительно к печатным книгам. Объем древней книги зависел от длины папирусного свитка, определявшейся удобствами чтения при его развертывании. Отсутствие технических возможностей соединения отдельных "книг" в единый свиток обуславливало неизбежность повторений, особенно в начале книг, чтобы у читателя создавалось цельное впечатление о произведении в целом. Это же частично вызывало появление противоречий в повествовании разных книг, в большей мере, чем это имеет место в современных книжных томах.
      2. С этим возражением нам приходилось встречаться на бытовом уровне, но даже западные исследователи, авторы книги "Mythologies of the Ancient World", переведенной на русский язык, не осмелились включить библейскую мифологию в свой обобщающий труд, хотя в разделе "Хананейская мифология" рассматривают её как часть мифологии Ханаана.
      3. Впрочем, в конце XX в. открылся новый виток гиперкритицизма по отношению к ветхозаветным текстам, дающий основание говорить о тупике, в котором оказалась библеистика. Так Ф.Р. Дейвис полагает, что ни одна из ветхозаветных книг не может быть датирована ранее персидской или эллинистической эпохи и что по этим текстам нельзя судить не только о II тысячелетии до н. э., но и первой половине I тысячелетия до н. э. (Davies, 1995). Таким образом мифами оказались и Исход, и завоевание страны Ханаан, и царство Давида и Соломона. Эта концепция никак не согласуется с близостью библейских и угаритских образов. Откуда бы могла появиться эта близость, если бы тексты создавались в эпоху, отделенную от гибели Угарита шестью веками? Зачем беглецам из Вавилона и Суз (именно им Дейвис приписывает создание ветхозаветных текстов) нужно было к пленениям VII - VI веков приписывать ещё одно - египетское?
      Сотворение мира [1]
      В оный час, когда над миром новым
      Бог склонил лицо свое, тогда
      Солнце останавливали словом,
      Словом разрушали города.
      Николай Гумилев
      Когда в начале сотворил Элохим [2] небеса и землю [3], не имела земля ни формы, ни вида, и была тьма над лицом бездны [4], и дуновение божье витало над водой [5].
      И сказал Элохим: "Да будет свет!"
      И стал свет. И увидел Элохим, что свет хорош, и отделил свет от тьмы. И назвал он свет днем, а тьму назвал ночью. И был вечер, и было утро: день первый [6].
      И сказал Элохим: "Да будет твердь [7] внутри вод и да отделит она воды от вод".
      И сотворил Элохим твердь и отделил воды, что под твердью, от вод, что над твердью. И назвал Элохим твердь небесами. И был вечер, и было утро: день второй.
      И сказал Элохим: "Да соберутся воды, что под небесами, в одно место. И да явится суша!"
      И это свершилось. И назвал Элохим сушу землей, а стечение вод морями. И увидел Элохим, что это хорошо.
      И сказал Элохим: "Да произведет земля зелень - траву, имеющую семена, и деревья, приносящие плоды по роду своему" [8].
      И свершилось это. Выпустила из себя земля зелень - траву, имеющую семена, и деревья, приносящие плоды. И увидел Элохим, что это хорошо. И был вечер, и было утро: день третий.
      И сказал Элохим: "Да будут светильники на тверди небес, чтобы отделять день от ночи, давать знамения и указывать времена, дни и годы" [9].
      И воздвиг Элохим два больших светильника: светило великое, чтобы управлять днем, и малое светило, чтобы управлять ночью, и к ним добавил звезды. И водрузил Элохим их на тверди небесной, чтобы освещать землю и управлять днем и ночью, чтобы отделять свет от тьмы. И увидел Элохим, что это хорошо. И был вечер, и было утро: день четвертый.
      И сказал Элохим: "Да воскишит вода живыми тварями и да воспарят птицы над землею перед ликом тверди небесной".
      И сотворил Элохим рыб больших и пресмыкающихся, которыми воскишела вода, и пернатых всякого рода. И увидел Элохим, что это хорошо. И благословил их Элохим, сказав: "Плодитесь, размножайтесь и наполняйте воды морей, а пернатые да размножаются на земле". И был вечер, и было утро: день пятый.
      И сказал Элохим: "Да произведет теперь земля существа живые по роду их - скот, ползающих тварей и зверье".
      И появились они. И увидел Элохим, что это хорошо. И тогда сказал Элохим: "Создадим человека [10] по образу нашему и подобию и дадим ему власть над тварями, что в море, и над пернатыми, что в небе, и над всем живым, что наполняет землю".
      Так создал Элохим человека по образу своему. По образу своему он сотворил его, мужчиной и женщиной сотворил он их. И благословил их Элохим, и обратился к ним: "Плодитесь и размножайтесь, наполняйте землю, и овладейте ею, и властвуйте над тварями в море, и над пернатыми в воздухе, и над всем, что двигается на земле".
      И сказал Элохим: "Смотрите, я дал вам в пищу все травы, имеющие семена, по всей земле, и все деревья, приносящие плоды, чтобы они кормили вас. А всем животным, что на земле, всем пернатым, что в воздухе, и пресмыкающимся на земле, имеющим душу живую, передал я всю траву зеленую для пропитания".
      И стало так. И взглянул Элохим на все, что создал. И увидел он, что это очень хорошо. И был вечер, и было утро: день шестой.
      Так были сотворены небеса и земля со всем их воинством. Завершил Элохим свой труд на седьмой день [11], и почил он в этот день от трудов своих. И благословил Элохим день седьмой, и освятил его, ибо тогда отдыхал он от трудов своих, трудов сотворения.
      1. Цель этой открывающей Библию главы - показать, что весь мир и все его обитатели созданы единым Богом, торжествующим над темною бездною вод. Изречение слова мыслится как превращение задуманного в реальность говорить означает действовать и распространять. Свет тогда становится светом, когда получает имя. Равным образом, сотворение человека - это не материальный акт созидания, а дарование сотворенному духа божьего и наречение его именем. Бог творит один, не зная ни противников, ни помощников. И красота, которую он открывает, открывается для него самого, а не для посторонних зрителей.
      Эти идеи вступают в противоречие с тем, что думали о происхождении мира другие народы Древнего Востока, уверенные, что мир создан из тел побежденных богами чудовищ. Автор этой библейской главы знал о существовании иных космогоний, в частности, варианта создания мира из тела чудовища Тиамат. Более того, как покажет дальнейший анализ, он использовал их как основу для своего рассказа, не считая, однако, нужным ни ссылаться на них, ни их оспаривать. И только благодаря открытию месопотамских, египетских, протофиникийских (ханаанских) текстов появилась возможность понять, чем пользовался библейский автор и от чего он отталкивался в создании собственной оригинальной концепции сотворения мира.
      В рассматриваемой главе не только раскрываются представления ветхозаветного автора о Боге-творце, но и создается образ сотворенного Богом мироздания, или космоса, как его называли греки. Небо замыкалось твердью в форме купола, выкованного, как это явствует из описаний в других частях Библии, из тонкой меди или железа. На его стороне, обращенной к земле, прикреплены солнце, луна и звезды. Над куполом (твердью) находятся воды, которые Бог может выпустить в виде дождя, снега, росы. Земля в форме плоского диска с приподнятыми краями поддерживала небесную твердь с находящимися за нею небесными водами. Края земли мыслились приподнятыми, как горы или столпы. Небесные воды, находящиеся за твердью, омывали и нижнюю часть земли, где находилось царство мертвых.
      Эта картина космоса в Ветхом завете близка к древневавилонской, но не совпадает с нею. У вавилонян было несколько небес (три, семь), предназначенных для обитания множества богов. Единственному богу Ветхого завета соответствует одно небо. Но в различных частях священной книги иудаизма и христианства встречается выражение "небо небес", являющееся пережитком более древних представлений о множестве небес для многих богов. Да и само древнееврейское слово, "небо" имеет форму множественного числа (небеса).
      2. Элохим (Эл) - божество, присутствующее во многих семитских мифологиях. Эл происходит от основы wl - "быть сильным". Эл-Элохим любимый и высший бог пантеона Ханаана.
      3. Выражение "небеса и землю" здесь употребляется в значении "мир", т. е. все пространство от неба до земли. Этот прием обозначения целого указанием крайних его частей называется меризмом и наряду с библейской широко используется также и в угаритской литературе.
      4. Слову "бездна" соответствует еврейское "техом". Лингвистически оно восходит к арабскому "тихамат" - "хаос" и аккадскому "Тиамат" - имени богини первоначального хаоса-океана, существовавшего до сотворения мира как его материал. Согласно шумеро-аккадской мифологии, возникновение мира связано с единоборством бога Мардука с чудовищем Тиамат. В других частях Ветхого завета "техом" является синонимом "моря".
      5. Слову "дух" в еврейском тексте соответствует слово, означающее "дуновение", "ветер". Таким образом, это не абстрактное, а конкретное понятие, отвечающее древнейшему представлению о первоначальном состоянии мира.
      6. Выражение "И был вечер, и было утро: день первый" указывает на присущий древним евреям способ исчисления дня (суток) от вечера, а не от утра или полудня, как у других древних народов.
      7. Еврейское слово "твердь" имеет тот же корень, что и глагол "расплющивать" (молотом). Образ тверди мог сложиться в то время, когда уже существовало кузнечное ремесло и в других религиях выделились боги-кузнецы: в угаритской - Котар-ва-Хасис, в греческой - Гефест. Образ еврейского бога-кузнеца размыт монотеистическими представлениями - Каин (дословно "кузнец") представлен родоначальником земледелия.
      8. В Пятикнижии названы кедр, дуб, акация, кипарис, тамариск, миндаль, тополь, пальма, оливковое дерево, смоковница и др. С деревьями связаны многочисленные религиозные и мифологические представления: "древо жизни", "древо познания добра и зла", "дуб плача", "дуб истины". Многие населенные пункты в Палестине получили названия по деревьям. Представление о деревьях, связанных с Верхним и Нижним мирами, отсутствует.
      9. Отделение дня от ночи с помощью небесных светил задолго до Йахве осуществил вавилонский бог Мардук: "Наннара (Луну) он светить заставил, ночь ему вверил, он поставил его украшением ночи, чтобы дни обозначать". И у других народов изменение фаз луны и положения солнца использовалось для измерения времени. Само слово "месяц" в ряде языков явилось основой для понятия "мера".
      10. Употребление слова Адам (человечество) эквивалентно словам "адама" (почва), "адамие" (кровь) что дало основание мифу о создании человека из красной земли - глины (GLAT, s. v. Adam).
      11. Седьмой день как день отдыха богов после сотворения ими мира присутствует также в аккадской космогонической поэме "Когда вверху". Это отражает особое место семерки как священного числа в представлениях древних народов, живших по лунному календарю.
      Сад Эдема и сотворение Евы
      Когда не росло ещё на земле даже дикого кустика, не произрастало на ней даже дикой травинки, ибо не посылал Йахве-Элохим дождя на землю, и не было на ней человека для её возделывания и лишь пар поднимался от земли и орошал её лицо, вылепил Йахве-Элохим человека из праха земного, вдохнул в его ноздри дыхание жизни, и стал человек душою живою [1].
      И насадил также Йахве-Элохим на земле сад, сад Эдем [2] на восточной стороне, и поместил туда человека, которого создал.
      И взрастил Йахве-Элохим на земле деревья, прекрасные на вид и приятные на вкус. А посреди Эдема росло древо познания добра и зла [3]. И вытекала река из Эдема для орошения сада, разделяясь и образуя четыре главные реки. Имя первой - Пишон, и обтекала она земли Хавила. И прекрасно было золото этой страны, и находили там также олово и камень оникс. Имя второй реки Гихон. Это она обтекала землю Куш. Имя третьей реки - Худдекиль, и протекала она к востоку от Ассирии. Четвертой же реке имя Прат [4].