Гена испугался, потребовал вернуть книги и Будду, но «металлисты» засмеялись ему в лицо, а главарь выразительно повертел на запястье тяжелый браслет с острыми шипами… Гена испугался и замолчал. Заметив Дэзика и Щена, рокер и на них надел подвески, объявил их классными псами и стал дрессировать с помощью хлыста. Такая дрессировка привела друзей в смятение. Дождавшись удобного момента, Щен улизнул, а Дэзика перехватил Гена, и тот остался дома, испуганный и голодный…
Рыжик внимательно слушал Щена. Как сотрудник молодежного журнала, он знал, кто такие «металлисты», и даже однажды заглянул в кафе, где они собирались. Это были, как правило, ребята лет четырнадцати — восемнадцати, в темных очках, подчеркнуто фирменных брюках и куртках, увешанные металлическими побрякушками. Держались они вызывающе, любили обмениваться таинственными знаками и балдеть под тяжелый рок — музыку под стать их нарядам. Этот рок приводил их в исступление, они корчились в танце, выли, вихлялись, пока с остекленелым взглядом, обливаясь потом, не забивались в какой-нибудь угол, дыша, как загнанные животные…
Все это, с точки зрения Рыжика, было нелепо и противно, но он понимал, что нельзя запретить людям плясать, как им нравится, или слушать какую угодно музыку. Запрет лишь усиливает сопротивление, поэтому нужно искать какие-то другие пути общения и воздействия на этих ребят. Но какие именно, Рыжик представлял себе с трудом, а кроме того, у него постоянно было столько важных и неотложных дел, что все это откладывалось куда-то на потом и забывалось.
Однако сейчас он встревожился по-настоящему: ему не раз приходилось встречать Гену вместе с отцом, беседовать с ними, шутить, обмениваться новостями. На взгляд Рыжика, Гена был нормальный, хороший парень, но кто знает, до чего он дойдет, если вовремя не вмешаться? Весь этот балдеж совсем не столь невинен, как может показаться на первый взгляд. И вообще, если «металлисты» так ведут себя в общественных местах, например в кафе, то что же происходит в отдельной квартире, без посторонних?
Он не заметил, как Щен умолк, и очнулся, только когда тот ткнулся холодным носом в его ладонь.
— Рыжик, а ведь Дэзик голодный, — тревожно произнес Щен. — Они только сами едят и пьют, а его не кормят. И вообще, этот… рокер… они его знаешь как боятся! Потому что он повелитель металла и умеет читать мысли. Правда, мои мысли он почему-то не прочел…
— Хорошо, — сказал Рыжик. — Сегодня вечером мы пойдем в гости к Генке и сами увидим что к чему. Сейчас мне пора на работу, а ты поешь и поспи, чтобы быть в полной форме.
Щен принялся за суп. «Хорошо бы, все люди были похожи на Рыжика! думал он. — Тогда никто бы не горевал и не боялся, а все шли друг к другу и говорили просто: «Помоги!»
В этот день вся редакция журнала «Зеленя» только и говорила что о Генке и «металлистах». Сотрудники подходили к Рыжику и предлагали свою помощь, но он отказывался и уверял, что они вполне справятся вдвоем со Щеном. Уже в конце дня его вызвал Редактор Отдела. Вид у него был озабоченный.
— Что это за история с «металлистами»? — сурово спросил он и, когда Рыжик объяснил, сказал вдруг неожиданно тепло: — А вы не попадете, часом, в беду? У них ведь, кажется, не только тяжелый рок, но и браслеты с шипами?
— Не могу я бросить парнишку в беде, — вздохнул Рыжик. — Да и Дэзика жаль, хороший пес. Ну, а в случае чего — я же все-таки самбист-разрядник, прилично смыслю и в каратэ…
— Надеюсь, пса вы оставите дома? — спросил Редактор, испытывавший с того самого дня вполне понятную слабость к Щену.
— Ну зачем же, — ответил Рыжик, — пусть закаляет волю и мужество.
— Но он такой маленький, — возразил Редактор. — Может, все-таки возьмете парочку наших ребят? Подстраховка, знаете ли…
— Нет, — решительно отверг Рыжик, — подстраховка в данном случае может все испортить. В том числе и гвоздевой материал для журнала, — добавил он, лукаво взглянув на Редактора. — Так что, как говорили наши предки, вперед без страха и сомненья!
— Вперед-то вперед, — вздохнул Редактор. — Слушайте, а вы случайно не знаете, в каком состоянии Генкина бабушка? Кстати, в какой она больнице?
— Понятия не имею. Я ее и не видел никогда.
Когда Рыжик ушел, Редактор долго, насупясь, листал справочник, потом снял телефонную трубку.
— Алло! Это справочная первой городской больницы? Пожалуйста, номер терапевтического отделения…
Ровно в шесть часов вечера Рыжик со Щеном отправились в путь.
Дом, в который они пришли, был новый, но уже какой-то потрепанный: стены исписаны и изрисованы, стекла в дверях заменены фанерой…
Едва они вошли в подъезд, сверху донеслось глухое клокотание, похожее на отдаленный рев водопада.
Лифт, тоже новый, был уже весь исцарапан, с покореженными кнопками и указателями. Когда они стали подниматься, рев усилился.
На площадку верхнего этажа выходили четыре двери — грохот доносился из правой, приоткрытой. Рыжик толкнул ее, и они оказались в темной прихожей, где на полу навалом лежали плащи, куртки, сумки. Раздался тоненький лай навстречу выскочил лохматый, отощавший Дэзик и радостно запрыгал вокруг друзей. Рыжик сунул ему приготовленный кусок колбасы, в который тот с жадностью вцепился.
Оставив Дэзика утолять голод, Рыжик со Щеном двинулись по длинному коридору в дальний конец квартиры, откуда доносилась тяжелая, оглушающая музыка. У Щена вздыбилась шерсть, но Рыжик строго сказал: «Держись!» — и тот послушно подобрался.
Коридор упирался в плотно закрытую дверь. Рыжик повернул ручку и решительно шагнул в комнату.
Хотя на город еще только наплывали светлые весенние сумерки, здесь было почти темно от тяжелых, плотно задернутых штор. Лишь на журнальном столике горела свеча в причудливом подсвечнике. По потолку и стенам метались цветные пятна — японская стереосистема была запущена на полную мощность. Посреди комнаты извивались, вихлялись, крутились три парня и две девчонки лет тринадцати-четырнадцати, бренчащие бесчисленными браслетами и подвесками. Пахло духами и потом.
Но самое любопытное зрелище, пожалуй, представлял собою парень, восседавший, скрестив ноги, на тахте. Худой, с мелко завитыми, струившимися по плечам и спине волосами, в застегнутой до подбородка оранжевой куртке, покрытой металлической сеткой, он выглядел фантастически и устрашающе. Лоб его опоясывала латунная полоса с изображением не то птицы, не то дракона, на руках поблескивали браслеты с острыми шипами… Полузакрыв глаза, он покачивался в такт музыке.
— Видишь? Это рокер! — услышал Рыжик внутри себя тоненький голос Щена.
Поглощенные пляской, ребята не заметили вошедших, но главарь (так назвал его про себя Рыжик) выпрямился. Горевшая сбоку свеча высветляла его лицо с глазами, посаженными так глубоко, что Рыжику вдруг показалось: на него глядит пустыми глазницами череп…
— Что надо? — неожиданно густым голосом, перекрывая грохот, спросил рокер.
Пятеро танцоров застыли, ошалело уставившись на пришельца. Щен невольно прижался к ноге хозяина.
— Як Геннадию, — ответил Рыжик, пристально разглядывая ребят и пытаясь в зыбкой полутьме определить, кто же из этих распаленных мальчишек тихий голубоглазый Гена. — А, вот и ты! Здравствуй!
— Здравствуйте, — буркнул Гена, неохотно отрываясь от своей партнерши, высокой девахи в открытом коротеньком платье, напоминавшем купальник. Вам, наверное, папу? Он в отъезде. Или бабушку? Так она в больнице.
— Нет, я к тебе, — сказал Рыжик, вглядываясь в его растерянное лицо. Поскольку ты сейчас живешь один, и вообще…
— Он не один, — раздался тот же властный голос. — Здесь его друзья и единомышленники.
— Довольно странные единомышленники, — пробормотал Рыжик.
Музыка гремела, не переставая, он чувствовал, как в комнате нарастает напряжение. Рокер вдруг поднялся и танцующей походочкой направился к нему.
— Отчаливай отсюда, папаша, — процедил он.
Поскольку «сынок» был моложе его всего года на три, Рыжик невольно улыбнулся. Тот заметил усмешку, глубоко посаженные глаза его сузились. Он повернулся к ребятам, и вдруг на мальчишках и девчонках затрепетали их цепи, подвески, кресты…
«Черт возьми! — изумился Рыжик и взглянул на Щена. Тот уже не жался к его ноге, а стоял твердо и прямо, как солдат, готовый к бою. — Почему весь этот металл шевелится, как живой?»
И тут его вдруг осенило! Он вынул из кармана подвесок, который снял со Щена, и протянул главарю. Подвесок дернулся и чуть не выпрыгнул из его руки. Их взгляды встретились, и рокер понял, что Рыжик
догадался! Он шагнул к нему, Щен беспокойно тявкнул, Рыжик наклонился и погладил его.
— Не трожь пса! — тихо и зловеще приказал главарь.
Рыжик пожал плечами.
— Это мой щенок, — спокойно ответил он.
— Врешь! — повысил голос тот, медленно расстегивая свой страшный браслет. И вдруг чуть не выронил его, потому что услышал внутри себя тоненький голос:
— Это правда! Рыжик мой, а я — его!
Наверное, голос Щена услышали все, потому что девчонки дружно ойкнули, а у сбившихся в кучу мальчишек буквально глаза полезли на лоб. Никто не заметил, как в комнату вошел Дэзик и робко остановился у порога.
— А ты, папаша, оказывается, фокусник, — криво усмехнулся главарь. Чревовещатель! Ну-ка, выйдем на пару слов в коридор.
— Зачем? — Рыжик пожал плечами. — Тут веселее, все-таки компания. Да и фокусник-то, пожалуй, не я, а ты!
И вдруг, шагнув к рокеру, он одним стремительным движением раздернул «молнию» на его куртке сверху донизу. Куртка распахнулась, и все увидели висящий на толстой цепи большой металлический брусок.
— Магнит, — пояснил Рыжик. — Вот и все волшебство. Эх вы, «металлисты», чему вас только в школе учат?!
Не давая прийти в себя онемевшим подросткам, он шагнул к окну и раздвинул тяжелые шторы. В комнату ворвались мягкий свет и прохлада весеннего вечера. Заметался, угасая, язычок свечи.
И сразу оборвалось наваждение — духота, страх, таинственность… Музыка все еще гремела, но уже не опьяняла и не пугала — просто чужеземная мелодия, необычные звуки, непривычные ритмы…
И тут рокер, поняв, что его власть шатается, бросился на Рыжика.
— Руби агента! — крикнул он, и в его занесенной руке блеснул браслет с шипами.
В то же мгновение Щен бесстрашно рванулся вперед и мертвой хваткой вцепился в ненавистную руку. Браслет покатился по полу. А на другой руке главаря повис Дэзик!
Рокер взвыл от боли. Он попытался стряхнуть щенков, но те висели, как приклеенные. Рыжик перевел было дух, но тут на него налетел сзади один из «металлистов», потом другой… Девчонки визжали, как резаные. Только Гена бестолково топтался у стены, не зная, к кому присоединиться. Главарь, потрясавший руками, понял, что щенков не стряхнуть, и попробовал расшибить их о стенку…
Вот когда пригодилось Рыжику самбо и каратэ! Испытанным приемом он свалил рокера и уложил на него двух «металлистов». Оглушенные падением, Щен и Дэзик разжали челюсти. Рыжик мгновенно отправил их под тахту, схватил упавший браслет и прислонился к стене.
Мальчишки поднялись, на их лицах не было заметно желания продолжать драку. Рокер тоже встал, потрясая искусанными пальцами.
— Ответишь! — прохрипел он. — По судам затаскаю, а псов на живодерню! Нет такого закона кусать граждан!
— Надо же, знаток законов, — удивился Рыжик и спрятал в карман браслет. — Заходи, когда заживет, потолкуем…
— Что здесь происходит?!
Все обернулись, как по команде. В дверях стояла высокая седая женщина в пальто и берете. Увидев ее, Гена отступил за спины приятелей, а Дэзик залился радостным лаем, потому что это была бабушка, Нина Васильевна, которая выписалась из больницы значительно раньше, чем рассчитывал любящий внук…
Не будем подробно описывать немую сцену, связанную с появлением бабушки, и все, что за ней последовало. Скажем только, что «металлисты» во главе с рокером пулей вылетели из дому. Ушли и Рыжик со Щеном, оставив растерянного Генку и счастливого Дэзика, который из голодной, запуганной собаки снова превратился в домашнего, жизнерадостного пса…
Рыжик со Щеном медленно шли по вечернему скверу и дышали воздухом. Рыжик что-то тихонько насвистывал, а Щен то и дело поглядывал на него.
— Что ты все смотришь на меня? — наконец спросил Рыжик.
Щен ответил не сразу:
— Я и не знал, что ты такой…
— Какой «такой»?
— Ну, так здорово дерешься, и вообще… Теперь они нас будут обходить за три улицы!
— Вот этого бы как раз и не надо, — вздохнул Рыжик, а Щен немедленно отозвался:
— Почему?
— Потому что мы дрались не столько с ними, сколько за них. Если они этого не поймут, значит, мы зря старались. Но какой молодец Дэзик! Я всегда думал — он хлипкий…
— Этого никогда не знаешь, пока не проверишь, — назидательно заметил Щен. — А за рокера тоже, по-твоему, надо драться? Он же нас чуть не убил!
— Ну, тут уж не столько за него, сколько с ним, — пробормотал Рыжик и, вынув из кармана браслет с шипами, взвесил его на ладони. — Ничего себе игрушка!
— А что ты с ним будешь делать?
— Сдам в редакционный музей. Экспонат что надо! Слушай, а ты не ушибся, когда упал? Может, взять тебя на руки?
— Нет, — ответил Щен, выпрямляясь и принимая бравый вид. — Просто я никак не могу понять…
— Чего?
— Почему так вовремя появилась бабушка? — задумчиво сказал Щен.
Как Щен с Изотопом отправились в сны
Ранней весной у Рыжика и Щена появились новые соседи. На их этаже кто-то поменялся, и в квартиру напротив въехал парень чуть постарше Рыжика с золотисто-шоколадным сеттером. Парня звали Володя, по профессии он был кибернетиком и работал в области электронной техники, а пес откликался на кличку Изотоп и отличался крайней замкнутостью. Переезжали они в воскресенье, и Рыжик невольно обратил внимание на то, какая у соседа своеобразная меблировка. Даже самые обычные вещи — тахта, шкаф, письменный стол — были созданы по каким-то своим, особым законам. В изголовье тахты, например, была вмонтирована панель с телефоном, транзистором и будильником; секции огромного комбинированного шкафа раскрывались и закрывались нажатием разноцветных кнопок, а на кухне все кастрюли, чайники, сковородки свистели и пели каждая на свой лад, извещая хозяина о степени готовности еды и питья… Трудно представить, сколько приборов и приспособлений вмещала эта небольшая квартира! Правда, чудеса эти постоянно портились — возникало короткое замыкание, перегорали предохранители, отказывали смесители, и тогда весь подъезд оставался без света или вызывал аварийную службу, чтобы унять льющуюся с потолка воду…
Словом, через неделю после переезда Володю знал уже весь дом, а особенно контора ДЭЗа, куда жильцы звонили не переставая…
Однако Володе повезло: начальник ДЭЗа Тимофей Еремеевич был страстным поклонником новостей науки и техники и к экспериментам жильца относился с сочувствием и уважением. А потому бесконечные жалобы на Володю аккуратно складывал в особый ящик письменного стола, запирал его двойным поворотом ключа и втайне мечтал, что в местной газете «Вечерние новости» появится большая статья о том, как он, Тимофей Еремеевич, бескорыстно и преданно содействовал прогрессу науки…
Однако главным чудом Володиной квартиры был Робик — маленький робот, похожий на Буратино, в синей курточке, красных штанишках и желтой шапочке с помпоном, из-под которой выбивались нейлоновые кудряшки. Робик был гордостью Володи, он создавал его целых два года и еще несколько месяцев потратил, чтобы придать ему вид веселого мальчишки. Робик умел вытирать пыль, мыть посуду, включать и выключать электроприборы, промывать и натирать паркетные полы. Первое время в квартире у Володи постоянно толпился народ, особенно дети и подростки: каждому хотелось поглядеть на это диковинное существо и, если удастся, потрогать его руками. Разговаривать Робик, к сожалению, не умел, но в его глазах, на лбу, на руках и ногах то и дело загорались разноцветные лампочки, обозначавшие действия, которые он совершал или готовился совершить. Этот маленький металлический слуга был настолько интересным и необычным, что даже самые солидные жильцы, которым больше всех доставалось от Володиных изобретений, в конце концов прекратили писать жалобы и искренне гордились, что в их доме живет такой удивительный и яркий парень. Авторитет Володи особенно возрос после того, как в его квартиру сунулись какие-то неизвестные, скорее всего даже не жулики, а просто мальчишки, желавшие взглянуть на чудеса, о которых толковал весь микрорайон. Визит этот закончился довольно драматически: Робик отдубасил непрошеных гостей электрополотером, а Изотоп разорвал на них одежду и напугал до того, что они, распахнув окно, стали громко звать милицию…
Надо сказать, что самым несчастным и озлобленным существом в механизированном Володином царстве был Изотоп. Он ненавидел даже свою кличку, не говоря уже обо всем прочем. Дело в том, что пес этот органически не выносил механизмы, приборы и устройства. Он грыз электрополотер, бросался на телевизор и поднимал неистовый лай, когда включалась стереосистема.
Не раз он пытался сокрушить своих врагов в открытой и честной борьбе, но, получив несколько ударов, ссадин и сильных электроразрядов, перешел к глухой обороне. Даже к хозяину своему он относился настороженно, поскольку тот не только на работе, но и дома жил в мире приборов, расчетов, экспериментов.
Отдыхал Изотоп только во сне. Растянувшись на своей подстилке, он вздрагивал, рычал, тихонько повизгивал, и Володя, немало дивившийся характеру своего питомца, смутно ощущал, что пес его не рядом с хозяином, как другие порядочные собаки, а далеко-далеко, в каком-то своем, особом мире…
На Щена Изотоп тоже вначале глядел как на врага, не понимая, чему можно радоваться в этой печальной жизни? Но однажды Щен привел его к себе в лоджию, где в ящиках сверкали всеми красками заботливо выращенные Рыжиком цветы. Цветы были слабостью Рыжика — они напоминали ему дом с палисадником на берегу северной реки Двины, деревню с серебристыми от старости домами, в одном из которых жили его бабушка с дедушкой. Цветы бабушки были знамениты на всю округу, к ее палисаднику сходились стар и млад, не уставая радоваться этой хрупкой, душистой красоте… Когда Рыжик на каникулы приезжал к бабушке и деду, он часами с интересом наблюдал, как бабушка колдует с южными, непривычными здесь семенами, как обихаживает рассаду, лелеет и холит каждый цветок… Он всегда с удовольствием помогал ей, и среди гостинцев, которые увозил в город, вместе с рябиной, брусникой, клюквой и грибами всегда бывали семена цветов, которые мама высаживала на балконе в их городском доме. Здесь, в большом городе, в однокомнатной квартире Рыжика не было модных излишеств, поскольку он все свободные деньги тратил на книги и диски, но цветы в ящиках и горшках не переводились в его доме круглый год. Мало-помалу Щен привык к ним настолько, что стал воспринимать их как добрых приятелей, с которыми можно было при случае перемолвиться словечком-другим, и очень огорчался, когда они увядали и исчезали насовсем…
Впервые попав в лоджию квартиры, где жили Рыжик и Щен, Изотоп не поверил своим глазам. Он вставал на задние лапы, чтобы дотянуться до ящиков с цветами, и обнюхивал их так долго, что Щен встревожился.
— Ты все-таки осторожней, — сказал он. — Они же маленькие, а ты вон какой верзила…
Но Изотоп в этот момент знакомился с розовыми маргаритками и не обратил на Щена никакого внимания. Наконец, он опустился на передние лапы, чихнул и глубоко вздохнул.
— Как странно, — задумчиво сказал он. — Они совсем, как в моем сне…
— В каком сне? — спросил Щен, сны которого всегда были продолжением реальной жизни, так что он там либо гулял с Рыжиком, либо грыз косточку, либо дрался с котами.
Изотоп помотал головой.
— Понимаешь, — сказал он, внезапно проникаясь доверием к Щену, каждую ночь я вижу удивительные сны. И если бы не они… — Он понурился, зарычал и направился к выходу.
Через три минуты Щен услышал, как он яростно сражается в своей квартире с Робиком.
Несколько дней Щен не видел Изотопа, но понимал, что лед сломан. И почти не удивился, когда он возник однажды утром у его двери, хриплым лаем приглашая выйти на совместную прогулку.
Они хорошо пробежались по скверу, загнали черного кота Тратата на дерево, причем Щен спел озорную песенку:
Жили-были два кота
Тритити и Тратата.
Храбрый Щен побил котов
И сказал: «Всегда готов!»
Напрасно Тратата мяукал и шипел на дереве, призывая на голову Щена всевозможные бедствия и кары. Щен плясал под деревом победный танец, а Изотоп, растянувшись на яркой, не успевшей еще пожухнуть траве, поглядывал на кота снизу такими глазами, что тот невольно начинал цепляться когтями за ветку…
В тот день, после того, как новые друзья по-братски разделили суп с сосисками, который Робик поставил перед Изотопом, он поведал Щену свою тайну.
Тайной Изотопа были его сны. Они приходили, как только он закрывал глаза, и долго еще бродили в его мозгу, после того как он просыпался.
В этих снах он видел вещи удивительные и непонятные: множество деревьев, уходивших вдаль, так что не было им ни конца ни края, широкие поляны с зеленой травой, посреди которых бежала — не из крана, а просто так! — свежая, вкусная вода, и цветы, и далекие синие горы, и еще много разного, чего он не знал и не умел назвать… По снам Изотопа бродили удивительные животные, то добрые, то свирепые; иногда он храбро сражался с ними, но чаще все жили весело и дружно. Он защищал их малышей и беседовал на равных со старшими, а спал, как все они, на траве под деревьями или в глубоких ямах и дышал, дышал, дышал удивительным воздухом, от которого у него раздувались ноздри, а шерсть становилась легкой, чуть влажной и атласной… Иногда, когда приходил голод, он гнался за добычей, преследовал ее, настигал последним, мощным прыжком… и просыпался в душной комнате, где вечно что-то звонило, трещало, гремело и бродил со щеткой или тряпкой постылый Робик…
Щен внимательно слушал рассказ Изотопа. Этот угрюмый пес возбуждал в нем сочувствие, да и сны его были понятны, потому что Щен знал: они существуют на самом деле. Он ведь ездил уже с Рыжиком в командировку в деревню, видел лес, зверей и птиц, правда, не таких, какие снились Изотопу, но, может быть, в других лесах, которых он не знал, водились и такие существа?!
Изотоп замолчал и хмуро огляделся вокруг. За оградой сквера звенели трамваи, неслись сплошным потоком машины, троллейбусы, автобусы… Он очень боялся, что Щен поднимет его на смех. Но тот задумчиво сказал:
— Знаешь, а ведь твои сны
естьна самом деле! То есть, я хочу сказать, что, когда мы с Рыжиком ездили в командировку, я все это видел траву, деревья и многое другое. Деревья называются лесом, трава — поляной, а звери…
У Изотопа вдруг засветились глаза, он оживился и стал похож на большого, неуклюжего щенка.
— Слушай, — сказал он, и голос у него как-то странно, тоже по-щенячьи, переломился. — Я хочу туда!
— Куда? — недоуменно переспросил Щен.
— Ну, туда, где деревья, звери и эта… поляна. Как туда добраться?
— Не знаю, — озадаченно отозвался Щен. — Мы с Рыжиком ехали на поезде, потом на машине, и еще…
Изотоп нетерпеливо засопел.
— Слушай, — вдохновенно сказал он. — Мы как-то с хозяином ходили гулять на пристань. Там есть такой речной трамвай, он весь белый и везет далеко-далеко. Что, если мы…
— Собак без хозяев туда не пускают, — рассудительно возразил Щен. — И потом, откуда мы будем знать, где выйти?
— Какая разница? — перебил Изотоп. — Главное, что там не будет ни Робика, ни телевизора, ни полотера! Мы будем делать, что захотим, и обязательно попадем в сны!
— Не знаю, — вздохнул Щен. — Надо спросить Рыжика, если он позволит. И вообще…
— И вообще ты трус, — резко сказал Изотоп, и глаза у него снова стали угрюмыми и безнадежными. — Ты просто боишься, а сваливаешь на Рыжика!
Этого Щен перенести уже не смог.
— Хорошо, — сухо сказал он. — Я согласен. Когда ехать?
— Сейчас! — Изотоп так воспрянул духом, что даже слегка подпрыгнул. Прямо сейчас побежим на пристань!
— Может, все-таки лучше завтра? — осторожно заметил Щен. — Рыжик вернется, и…
— Разве он тебя спрашивает, когда уходит или уезжает? — вкрадчиво спросил Изотоп. — Люди с нами совсем не считаются, почему же мы должны считаться с ними?
Как ни странно, этот нехитрый аргумент решил дело.
«В самом деле, почему?» — подумал Щен и решительно направился за Изотопом к выходу из сквера.
На речном вокзале скопилось много народу — было душное летнее утро, людям хотелось освежиться и отдохнуть. Щен вопросительно взглянул на Изотопа, не представляя, как проскочить по узкому трапу мимо матросов на речной трамвай.
Но Изотоп оказался неожиданно ловким и смекалистым. Он немного постоял, приглядываясь к пассажирам, облюбовал пожилого мужчину, увешанного сумками и сетками, с детским велосипедом в руках, и решительно пошел по трапу вслед за ним. Матрос, проверявший билеты, решил, что это собака нагруженною гражданина, и пропустил Изотопа на палубу, где тот мгновенно устремился на корму и спрятался за большим черным ящиком, в котором хранились спасательные пояса. После этого маленькому, быстрому Щену уже не оставалось ничего другого, как юркнуть на трап и, скрываясь за ногами входивших пассажиров, проскочить на трамвай. Тут он мгновенно учуял Изотопа и через минуту уже лежал рядом с ним за ящиком.
Пока снимали трап и отдавали концы, оба щенка старались не дышать. Но вот звякнул колокол, застрекотал мотор, по палубе пронесся свежий ветерок, и речной трамвай двинулся в таинственную даль, унося с собой оробевших, но возбужденных друзей.
Поездка была долгой: трамвай подходил к берегу и отчаливал, бойко бежал по реке и снова останавливался у пристани… Мало-помалу Изотоп и Щен осмелели и, сообразив, что до конца пути их все будут считать хозяйскими собаками, улеглись на палубе.
Пассажиров становилось все меньше, солнце уже поднялось высоко, теплый и нежный ветерок стал горячим, когда трамвай пришел к конечной остановке. Все пассажиры вышли, и хотя Щен с удовольствием вернулся бы тем же путем домой, Изотоп решительно направился к сходням, и Щен волей-неволей побрел за ним.
Они очутились на песчаном, круто вздымавшемся в гору берегу, где наверху виднелись деревья и раскинувшиеся там и сям домики. Это была дальняя ферма большого совхоза. Изотоп со Щеном поднялись по широкой тропинке и увидели, что улица поселка заросла травой, во многих домах закрыты ставни, но в некоторых открыты окна и двери, и оттуда плыву! запахи разнообразной пищи.
— Хорошо бы подкрепиться! — сказал Изотоп Щену, который давно уже подумывал об этом.
Они направились было к ближайшему дому, откуда доносился вкусный запах жареного мяса, но у калитки, загораживая ее своим телом, лежал здоровенный черно-серый пес неизвестной породы и без всякого энтузиазма глядел на проголодавшихся путников.
— Здравствуйте, мы из города. Не найдется ли у вас… э-э… чего-нибудь подкрепиться? — вежливо спросил Щен.
Пес смерил его взглядом и нахально зевнул, обнажив мощные желтые клыки.
«Ну и убирайтесь в свой город! У нас тут дармоедов не любят!» казалось, говорил весь его вид.
И тут произошло неожиданное. Изотоп, нервы которого были сильно взвинчены поездкой, новыми впечатлениями и недоеданием, оттолкнул Щена и зарычал, а пес вдруг вскочил и бросился на Изотопа. Тот взвизгнул от боли и неожиданности, но не отступил и дал такой отпор, что они, сплетясь в клубок, рухнули на траву.
Напрасно Щен кричал им Внутренним Голосом, чтоб они перестали. Драка все разгоралась, и неизвестно, чем бы закончилась, если бы из дома не выскочил мужчина в желтой майке с ведром воды в руке. Он выплеснул воду на дерущихся, Изотоп и пес мгновенно разлетелись в разные стороны, а мужчина швырнул вслед Изотопу камень, но угодил в Щена, который завертелся на месте от боли и тут же бросился к темневшей неподалеку опушке леса. Изотоп — за ним.
Собственно, это был не лес, а небольшая, порядком вырубленная роща. Изотоп стал зализывать укусы, а Щен трясти подбитой лапой. Был уже полдень, цветы до вечера закрылись, травы поникли, но щенки стали искать такие, которые смогли бы заживить укусы и снять боль. Они не ведали, откуда у них это знание — то был дальний, сильный голос их предков, сохранивший для своих наследников все самое важное и лучшее, что они успели приобрести за свою жизнь…
Первым нашел свою траву Изотоп; он принялся поедать молодые листочки и цветы с такой жадностью, словно был не щенком, а теленком или жеребенком. Щен, у которого лапа распухала прямо на глазах, ковыляя, побрел вдоль рощи, пока не наткнулся на заросли маленьких желтых цветов, источавших успокоительную прохладу. Он погрузил в них нос и лапы, и ему стало легче. После этого друзья попили водички из протекавшего по роще ручейка и, растянувшись под кустами с зелеными еще ягодами ежевики, заснули.
Когда они проснулись, солнце уже клонилось к закату. Изотоп потянулся и заворчал от радости: все было, как в его снах — деревья, трава, цветы… Не хватало только вкусной, сытной еды. Но раз уж здесь было так хорошо, еда
должна была появиться!
Они побежали дальше, вдоль рощи, пока не уткнулись в длинный зеленый забор, из-за которого доносился упоительный запах чего-то наваристого и сдобного.
Забор принадлежал совхозному детскому саду, куда ребятишек вывозили на все лето загорать, купаться и радоваться. Изотоп и Щен без труда нашли удобную лазейку и выскочили прямо на игровую площадку, где ребятишки под руководством воспитательниц водили хороводы и пели… Увидев Изотопа и Щена, дети окружили их, каждый норовил с ними познакомиться и устроить веселую возню. Даже воспитательницам, обычно недолюбливавшим кошек и собак, понравились приветливые щенки — один большой, другой маленький, которых словно вынули из витрины игрушечного магазина… Они всей гурьбой направились к поварихе, тете Дусе, и та вынесла две мисочки пшенной каши, обильно политой мясным соусом… Потом детишек увели на полдник, а щенки проскользнули в ту же щель и снова улеглись на теплой траве.
