Дыра оказалась глубокой. Длинный стебель полыни не доходил до дна, а когда Бабкин его отпустил, то стебель-измеритель беззвучно исчез, словно упал в глубокую скважину.
      - Конечно, ее сделал не крот, - задумчиво процедил Тимофей и, помолчав, решительно добавил: - Определенно не крот.
      - Убедил, - уже успокоившись, насмешливо проговорил Вадим, рассматривая в свете луны свой измазанный пиджак. - Этот крот мне чуть спину не прогрыз, показал он на темное пятно.
      Пытаясь отчистить пиджак. Багрецов полез в карман за платком, поднял глаза и словно остолбенел.
      Снова, как и в первую ночь их приезда, у подножия холма шла девушка в легком белом платье. Неслышными торопливыми шагами она мягко ступала по траве.
      Опять Ольга!
      Вот она подняла руку, поправила волосы, задумчиво погладила себя по щеке... Все... все... Каждое движение было знакомо Вадиму, словно знал он ее тысячи лет.
      - Быстрее! - крикнул он и, схватив товарища за руку, потащил его вслед за девушкой.
      Они бежали по светлому серебристому полю, освещенному луной. Впереди них летели две длинные тени. Одна смешно размахивала руками, словно это мчался по полю ветряк, оставив свое место на холме. Вдруг ветряк надломился и мгновенно стал короче.
      Это Багрецов упал, запутавшись в траве. Тимофей ничего не заметил и побежал дальше.
      Девушка подошла к подножию холма. Видимо, топот ног привлек ее внимание. Она оглянулась и тут же ускорила шаги.
      Тимофей обогнул холм и в изумлении остановился.
      Исчезла девушка, как одуванчик на ветру.
      Тишина. Едва слышно шелестела низкорослая пожелтевшая полынь. Светила насмешливая луна. Она словно хотела сказать: "Видал чудеса. Бабкин, а?"
      Плюнул от злости Тимофей, затем обшарил весь склон, все подножие холма, каждую ямку и каждый кустик, но... безрезультатно.
      - Фокусы! Мальчиков нашла! - проворчал он и жёлчно наподдал комок сухой земли. Он постоял, затем прошел немного вперед, опустился на траву и, ползая на коленях, стал снова рассматривать склон. Ничего подозрительного. Отряхнув колени. Бабкин невольно взглянул на мигающие звезды и с раздражением дернул себя за нос. Действительно мерещится всякая чепуха! Вознесение девчонки на небеса!
      Еще издали на фоне прозрачно-синего ночного неба Бабкин заметил долговязую фигуру Вадима. Тот шел по склону холма, будто ни в чем не бывало. Тонким и, как казалось Бабкину, противным голоском он напевал:
      Заря моя вечерняя...
      Звезда неугасимая...
      ГЛАВА 6
      СНОВА НЕПОНЯТНОЕ
      Днем
      рабочим
      стала ночь нам.
      В. Маяковский
      Во взаимоотношениях наших друзей было немало грубоватой нежности. Они многое скрывали друг от друга, боясь показать излишнюю сентиментальность. (Этого особенно страшился Бабкин.) Им казалось, что легкая насмешка, подтрунивание над товарищем как нельзя лучше скрывали истинные чувства. Однако эта маскировка никого не могла обмануть. В институте среди комсомольцев часто говорилось о примерной дружбы между Багрецовым и Бабкиным. Она была требовательной, эта дружба! Тимофей однажды выступил на комсомольском собрании против Багрецова, когда разбирался вопрос о работе техников в лаборатории... Не хотелось бы вспоминать об этом, тем более что Вадим давно справился со своими ошибками - стал аккуратнее относиться к монтажу приборов, но в то время выступление Бабкина сыграло немалую роль в воспитании Вадима Багрецова. Что греха таить, было у Димки эдакое "вольно-поэтическое" отношение к технике, требующей высокой точности.
      ...Снова взобравшись на вершину холма, Тимофей глубоко погрузился в свои мысли и даже не обратил внимания на подошедшего товарища. За воротник залез какой-то испуганный обалдевший кузнечик. Он прыгал и царапался под гимнастеркой.
      "Так... Сопоставим факты. - Бабкин уже более трезво стал расставлять, как по полочкам, свои наблюдения. - Вначале мы увидели приподнимающуюся землю... Затем завертелся пиджак... Конечно, он вертелся на "чем-то", поднявшемся из земли... На этом месте осталась свободная дыра - и все... Теперь дальше... В том же районе появляется Шульгина..."
      - Ну, знаешь ли! - услышал Бабкин приглушенный шепот Вадима. - Час от часу не легче.
      Приподняв голову, Тимофей увидел над собой вытянувшегося во весь свой длинный рост товарища. Вадим смотрел вниз на поля. Там перебегали, как гаснущие искры на пепле сгоревшей бумаги, веселые огоньки. Они были еле заметны в темноте, не похожие ни на автомобильные фары, ни на костры. Вот огоньки сгруппировались вместе, вытянулись в длинную цепочку, затем медленно поползли в разные стороны, по несколько штук в ряд.
      - Кукурузное поле, - сразу определил Бабкин место возникновения бегающих огней.
      Он сразу позабыл о происшествиях на холме и стал пристально всматриваться в темноту. На самом деле, в этой Девичьей поляне так много непонятного...
      - Выясним? - нерешительно спросил Вадим, но Бабкин уже поднялся на ноги и молча стал спускаться с холма.
      Багрецов нетерпеливо подталкивал его в спину, шагая по узкой тропинке, и силился получше рассмотреть светящиеся точки на кукурузном поле. Снизу у подножия холма их уже было видно плохо. Огни слились в одну тонкую дрожащую полоску.
      Все время Вадим торопил друга, который, несмотря ни на что, шел размеренной, солидной походкой, считая, что простое любопытство не требует особой поспешности.
      Постепенно огоньки снова стали различимы каждый в отдельности. Они то вспыхивали, то исчезали среди рядов кукурузы.
      Вот совсем близко появились две девушки в белых платьях. Одна из них высоко над головой подняла фонарь. Листья кукурузы, узкие и длинные, казались кованными из металла, заиграли медным отблеском.
      Послышался негромкий девичий возглас, и все исчезло. Пропали огоньки, люди.
      Луну закрыло облако. Ее скупой свет слабо падал на землю. Кукурузное поле стало совсем черным.
      - Чего они от нас прячутся? - растерянно прошептал Вадим.
      Из темноты выплыла светлая фигура.
      - Девчата! Зря испугались, - услышал Вадим голос Антошечкиной. - Это москвичи!
      Сразу же среди стеблей кукурузы замелькали огоньки.
      Зазвенел, будто приглушенный колокольчик, чей-то смех, звякнула дужка ведра, и снова все смолкло.
      Стеша подошла к друзьям спокойно и неторопливо.
      - Опять заблудились? - обратилась она к Бабкину, расправляя уставшие плечи.
      Тимофей пробормотал что-то невнятное.
      - Вас мамаша ужинать дожидается, - недовольно заметила девушка, - а вы все гуляете.
      - А вы? - с усмешкой спросил Вадим.
      Антошечкиной, видимо, не понравился его тон.
      - У нас тут свои дела, колхозные, - сказала она. - Как-нибудь разберемся.
      - Простите меня, Стеша, - мягко промолвил Багрецов, подходя к ней ближе. Мы, конечно, в колхозных делах ничего не понимаем, но вы же сами меня учили, как отличить кукурузу от кок-сагыза.
      Антошечкина насторожилась.
      - Что же из этого?
      - Вот я и думаю, - невозмутимо продолжал Вадим. - Можно лив темноте перепутать участки? Ведь это кукуруза? Правда? - указал он на поле.
      - Что-то я не пойму, к чему такие допросы, - уже не на шутку рассердилась Стеша.
      - Я тоже не понимаю, как звено Антошечкиной оказалось на поле Буровлева.
      - Покойной ночи, - резко сказала Стеша и круто повернулась. На ходу она крикнула: - Не забудьте пожаловаться Буровлеву!
      Вадим хотел было остановить ее, но Бабкин помешал.
      - Вот к чему приводят неумные шуточки, - прошипел он. - Дипломат!
      Запустив пальцы в свою шевелюру, Вадим долго стоял, наблюдая за мелькающими в кукурузе огоньками.
      Тут были и "летучие мыши", и фонари со свечками, и много карманных электрических фонариков.
      Вспомнил Вадим разговор Стеши с Васютиным. Никифор Карпович тогда спросил у нее: "Больше вы ничего не придумали?" Антошечкина нашла достойный ответ, ее выдумка проста и в то же время благородна. Трудно пришлось Буровлеву: два человека из его звена больны, троих он сам разрешил послать на уборку сена. Не рассчитал парень своих силенок, вот и приходится расплачиваться. Наверное, ему и в голову не пришло, что можно продлить день, собрав в деревне фонари. Стеша оказалась изобретательней. Молодец!
      Однако Багрецову было не по себе. Сейчас он встретился с чудесным примером настоящего коммунистического отношения к труду. Разве слава и почести нужны Стешиным девчатам? Тайком от всех, после тяжелого труда, от которого и спину к вечеру не разогнешь (Вадим вспомнил бочки на тележках), девушки вышли в ночь снова на поле. На "чужое" поле другого звена, которое может занять первое место в колхозе и тем самым оставить позади прославленных на весь район каучуководов! Об Антошечкиной часто писали в газетах. Неприятно, ой, как неприятно отдавать по праву завоеванное место!
      "А что ты сделал? Любовался своим остроумием? - укорял себя Багрецов, все еще смотря на мерцающие огни. - Немудрено, что Стеша была раздосадована твоим вмешательством. Она не верит тебе. Думает, что ты проболтаешься Буровлеву. Она очень щадит его самолюбие. Кстати, Вадим Сергеевич, вы хотели работать в звене Буровлева? Где же ваши благие намерения?"
      - Нам здесь делать нечего - прервал его "самокритические размышления" Бабкин. - Наверное, Антошечкина не очень нуждается в твоих извинениях. Идем!
      Он бесцеремонно взял друга за рукав и решительно потащил к холму.
      Дорогой Тимофей небрежно спросил:
      - Посмотрим, что ли, новоявленную скважину? Может быть, там чудеса объясняются так же просто, как и на кукурузном поле?
      - Ну что ж, пойдем, - равнодушно ответил Вадим. - Вон вешка, - указал он вдаль.
      Действительно, на пологом скате холма, в самом низу, торчал куст, похожий на тонкий, будто карликовый кипарис. Вадим связал этот куст из пучков полыни. Он знал, что рано или поздно придется вернуться, для того чтобы разобраться, в чем же тут дело.
      Подошли к вешке. Все на этом месте оказалось по-старому. Приподнятый дерн и дыра, самая обыкновенная дыра, каких здесь, наверное, много. Если бы не случай с поднимающимися в воздух предметами, то, честное слово, на эту дыру никто бы и не обратил внимания.
      Бабкин опустился на траву и, зажмурив глаза, приложил ухо к отверстию. Вадим сидел здесь же на корточках и с любопытством наблюдал за товарищем.
      Лицо Тимофея было сосредоточенное и, пожалуй, даже чуть взволнованное. Впрочем, у него волнение редко когда можно заметить. Уж очень искусно он его скрывал. Твердое убеждение укоренилось в Бабкине, что настоящий мужчина, - а он очень хочет на него походить (даже нарочито говорит басом), - так вот настоящий мужчина никогда и ни в каких случаях не выдаст того, что он в данный момент чувствует. Глазом не поведет!
      - Послушай, - наконец сказал Тимофей и быстро наклонил голову товарища к отверстию.
      Вплотную Вадим влез в него ухом. В первый момент он ничего не слышал. Затем стал различать какое-то шуршание, свистящий шелест, будто чистили шелковую ткань. Рассерженное гудение; как звук далекого трамвая, слилось с шелестом, и все смолкло.
      - Конец, - сказал Вадим.
      Бабкин наклонился поближе к отверстию, и вдруг оттуда вырвался высокий фонтан. Вода била вверх метров на пять, мощными потоками низвергалась вниз и, пенясь, исчезала в траве.
      Все это было с голь неожиданно, что техники не успели даже сдвинуться с места. Нужно ли говорить, что они мгновенно промокли до нитки?
      Тимофей тут же выполз из-под фонтана, а его растерянный друг все еще никак не мог опомниться. Он сидел под тропическим ливнем и ошеломленно смотрел, как бегут вокруг него бурлящие ручьи.
      Наконец Тимофей вытащил из воды это "бесчувственное тело" (по его собственному определению) и поставил на ноги. Волосы Вадима мокрыми прядями лезли на глаза.
      - Хорош! - насмешливо воскликнул Бабкин.
      Закусив губу, Вадим смотрел на фонтан. Машинально убрал со лба волосы и стал выливать воду из карманов.
      - Ну и как же? - спросил он после долгого молчания, убедившись, что все документы и, главное, комсомольский билет, спрятанный в надежном месте, не пострадали от воды. - Будем ли мы считать, что открыли новый источник? Багрецов уже теперь подсмеивался над своими злоключениями.
      Молчал Тимофей. Он пытался выжать воду из гимнастерки.
      - Фонтан имени Бабкина, - острил Вадим. Его раздражало молчание Тимки, будто бы тому что-то известно, но он не хотел этим поделиться с товарищем.
      Багрецов терялся в догадках. Одно было ясно: что струя воды, выплеснувшаяся наружу, не совсем обыкновенное "природное явление".
      "Здесь все-таки дело рук человеческих", - решил техник, но ему не стало легче от этого. Если придерживаться этой точки зрения, то загадка окажется еще более сложной и запутанной. На самом деле, что там внизу? Подземный ход? Предположим, что люди пробурили отверстие. Но откуда же вода? Если она неожиданно там появилась, то, значит, люди не успели спастись?.. Нет, это все случайные домыслы, неясные и противоречивые. Путаница какая-то получается! Гораздо проще свалить все это дело на природу...
      Мощная струя воды не утихала. Журчали ручьи, стекая вниз по склону.
      "Там они заполнят какую-нибудь канавку, и потечет в Девичью поляну малютка-речонка под названием "Куриный брод", - думал Багрецов. - Нет, не о такой реке мечтала Ольга. Кстати, - вдруг мелькнула у него мысль: - Ольга исчезла, а потом появился фонтан. Странное совпадение".
      Он нагнулся и поднял с земли свою мокрую шляпу.
      Бабкин не замечал товарища. Сняв сапог, он деловито осматривал промокшую ногу. Эдак еще простудишься! Тимофей запрыгал на одной ноге, стараясь не наступить на пыльную траву мокрым носком.
      Его коротко подстриженные волосы склеились и теперь торчали во все стороны, как перышки у намокшего цыпленка.
      Багрецов решил подождать хотя бы полчаса, для уверенности в достаточном "дебите источника" (это определение он вычитал в справочнике по курортам). Есть надежда, что фонтан будет бить довольно долго. "Если это так, то, может быть, прорвалась на поверхность земли исчезнувшая река, о которой говорил Васютин? - размышлял он. - Конечно, Ольга здесь ни при чем".
      Вода заклокотала в скважине. Как будто кто-то поперхнулся и закашлялся. Комки жидкой грязи высоко взлетели вверх. Фонтан жалобно засвистел и с тихим шипением замолк.
      Настала такая тишина, что в первый момент Вадиму показалось, что он оглох. Только через минуту послышался говор стекающих вниз ручейков. В густых зарослях полыни они искали себе русло. С тонким стеклянным звоном падали капли куда-то в глубину скважины.
      Вадим наклонился над отверстием. Теперь, размытое водой, оно стало значительно больше, чем прежде.
      Может быть, Багрецову только так показалось или это было на самом деле? Где-то в глубине горела тонкая фосфоресцирующая полоса. Впрочем, наверное, это игра лунного света.
      - Ну, хватит. Идем, - сказал Бабкин.
      Вадим с досадой обернулся и снова наклонился над отверстием. Фосфоресцирующая полоса исчезла.
      "Конечно, это шутки луны, - решил Вадим. - Преломление в стекающих струях воды".
      - ...Итак, что же ты скажешь? - спросил Багрецов у товарища, когда они уже довольно далеко отошли от места происшествия.
      Бабкин, видимо, не слышал вопроса. На разные лады чавкала вода в его сапогах. При каждом шаге хлопала, как мокрый парус, гимнастерка. Тимофей молчал.
      Вот уже показались огни колхоза. Пахнуло знакомым запахом парного молока, смешанного с запахами печного дыма, овечьей шерсти и как будто мяты.
      - Дим, а Дим! - услышал Багрецов голос товарища.
      Он с готовностью повернулся к Тимофею и даже замедлил шаг.
      - По моим наблюдениям, - начал Бабкин, - от нас многое скрывают... Да и, пожалуй, не только от нас, - добавил он.
      - Зачем?
      - Не знаю. Но уверен, что трактор с автоматикой, вот этот неожиданный фонтан и прочие чудеса, как говорится, звенья одной и той же цепи.
      - Но постой! Если этими делами занимаются честные люди и не ставят перед собой никаких преступных целей, то какой же смысл им прятаться и окружать свои опыты тайной?
      - Это нам неизвестно. Мало ли какие у них имеются соображения. Потом, может быть, все колхозники об этом знают, и только два городских балбеса строят свои догадки.
      - Наивное предположение, - обиделся Вадим.
      - Однако вполне вероятное, - стараясь подчеркнуть свое равнодушие к подобным вещам, сказал Бабкин, прикрывая нарочитый зевок рукой. - Откуда местные изобретатели или там исследователи знают, что два приехавших из Москвы молодца искренне желают им помочь? Может быть, эти пижоны только и умеют, что насмешничать? Доказательство налицо. Кто подтрунивал сейчас над Стешей? Девушка работает от зари до зари, ребятам Буровлева помогает, а ты только языком трудишься!
      Багрецов молча проглотил пилюлю, чувствуя Тимкину правоту. Потом вдруг решительно заявил:
      - Не верю я в твоих изобретателей.
      - А Тетеркин?
      - Да ну, ерунда! Наверное, рычаги у трактора за веревки дергает. Вообще нам надо поскорее все это дело выяснить и вместе с ребятами искать подземную реку. Конечно, если они сегодня ее не нашли без нас. Фонтан - это неспроста, мрачно добавил Багрецов.
      - Тебе завидно, что Нас не пригласили? - съязвил Тимофей.
      Его друг ничего не ответил.
      Подошли к деревне. В редких окнах горел свет. За околицей, возле птицефермы, слышались глухие удары, словно далекие пушечные выстрелы. Вадим решил полюбопытствовать, отбежал с дороги и потянул за собой товарища.
      Недалеко от двух белеющих столбов мчался за мячом Буровлев. Он нацеливался, чтобы пробить гол в одинокие ворота. Меткий выстрел, и мяч, ударившись о штангу, возвратился к ногам нападающего. Тот снова с азартом ударил по мячу.
      "Бедный Буровлев, ему некогда тренироваться", - подумал Вадим и весело крикнул, когда вновь пущенный мяч опять отскочил назад.
      - Штанга!
      Буровлев оглянулся и, заметив две приближающиеся фигуры, насторожился.
      - Добрый вечер! - приветствовал его Вадим.
      - Здравствуйте, - нехотя ответил парень, поднимая с земли мяч и с некоторым удивлением рассматривая мокрые костюмы москвичей. Он был явно смущен непрошеными свидетелями его одинокой игры. По ночам гонять мяч - занятие не для взрослых! Баловство одно.
      - У нас к вам просьба, товарищ Буровлев, - начал Вадим.
      - Не просьба, а деловое предложение, - поправил его Тимофей.
      - Вот именно, - согласился Багрецов. - Поскольку ваше звено сейчас отстающее...
      - Это мое-то? - Буровлев помрачнел.
      - Ну, не совсем, - вступился за товарища Бабкин. - Будем по-настоящему, по-мужски говорить. Девчата все-таки вас обгоняют? Не солидно.
      Иван Буровлев молча сжал кулаки: затронули его самое больное место.
      - Мы поэтому и предлагаем вам помощь, - сказал Вадим. - Подтянуться надо.
      - Знаем, чего надо, - отрезал Буровлев. - Обойдемся как-нибудь. А вам пожелаем обсохнуть пока. С непривычки насморк захватите.
      Бабкин кипел от негодования. Этот парень еще издевается. И, главное, по какому праву? За то, что ему предложили помощь?
      - Пойдем, Вадим, - стараясь не выдать своего волнения, сказал Бабкин. Видно, товарищ Буровлев привык, что ему всегда помогает Антошечкина.
      - Болтают, неизвестно чего, - буркнул рассерженный парень. - А еще москвичи... Совести у людей нет.
      - Особенно у тех, которые бегают за мячом, когда за них работают, - опять не сдержался Бабкин
      Оставив изумленного Буровлева, друзья зашагали по дороге.
      Стеша быстро попрощалась с девчатами и побежала домой. Ей было как-то неудобно перед своими квартирантами, что она не совсем вежливо разговаривала с ними на кукурузном поле. Она хотела извиниться перед гостями, а главное предупредить, чтобы они не проговорились Буровлеву или кому-нибудь из его товарищей.
      С помощью Ольги, весьма настойчивого секретаря комсомольской организации, Стеша привлекла к работе на кукурузном поле молодежь из других бригад. Девчат собралось много, а коли так - и дело пошло живее. За какие-нибудь три часа участок Вани Буровлева был обработан по всем правилам строгой агротехники, и даже придирчивая Ольга, которая принимала от Стеши этот обработанный участок, не могла найти в нем никаких изъянов, никаких отступлений от норм.
      Все делалось с такой строгой конспирацией, что друзья Вани Буровлева, так же как и он сам до памятного разговора с москвичами, не могли даже представить себе, на что способны хитрые девчата.
      В этот поздний вечер Ванюшины друзья тщетно ждали в условленных местах своих подруг... Проходили часы, и оскорбленные парни, прячась по задворкам от любопытных глаз, хмуро брели домой.
      Стеша думала об этом с улыбкой. Придет время, и парни все узнают. Они простят своих подруг.
      Дома она была немало удивлена отсутствием москвичей. На столе стыл прикрытый полотенцем чугунок с варениками. Мать уже давно спала.
      Девушка вышла на улицу. Давно затихли песни. Девичья поляна засыпала. Пыля огромными сапогами, пробежал Петька-радист, по прозванию "Петушок". Он уже выключил свой радиоузел, спешил домой.
      В последний раз мигнула лампочка на столбе и погасла. Выключилась электростанция. Но зато в небе, во всю свою яркую силу, на полную мощность включилась луна. Она заливала широкую улицу спокойным немигающим светом.
      Вдали показались две темные фигуры. Стеша сразу узнала москвичей. Проглотив зевок, она с улыбкой стала ждать опоздавших гостей, чтобы на правах хозяйки сделать им соответствующее внушение.
      - Да где ж это вы так извозились? - всплеснула руками девушка, когда Багрецов и Бабкин подошли к калитке.
      Друзья переглянулись. Говорить или не говорить? Вряд ли она может поверить, что из земли вырвался фонтан. Лишний повод для насмешек. К тому же они чувствовали себя виноватыми перед Стешей за свою неосторожность в разговоре с Буровлевым.
      - Батюшки, да вы же совсем мокрые! - воскликнула девушка. - В колодец, что ли, лазили?
      Нет, тут ничего не придумаешь. Багрецов незаметно скользнул в калитку. Пусть Тимка объясняется, у него это куда лучше выйдет.
      Бабкин презрительной усмешкой проводил Вадима.
      - Скажите, Стеша, вы можете молчать? - рассматривая сапоги, начал Тимофей.
      - А вы?
      Будто ледяная сосулька скользнула у него между лопаток. Бабкин поморщился.
      - Об этом будет речь впереди, - неопределенно ответил он.
      - Ну, а мне молчать, прямо скажу, что невозможно, - откровенно призналась Стеша. - Некоторые даже говорят, что я "балаболка".
      - Однако секреты вы хранить можете?
      - Могила, - таинственным шепотом сказала девушка и звонко рассмеялась.
      Она откинула золотую косичку и подставила ухо Тимофею.
      - Говорите скорее, - прошептала она. - Умираю... Бабкину не понравилась эта несерьезность. Но что поделаешь? Он взял обе косички Стеши в одну руку (откуда только смелость взялась!), наклонился над ее ухом.
      - Антошечкина! - услышал Тимофей гневный девичий голос и отпрянул.
      Перед ними стояла Шульгина. Ее бледное лицо застыло, словно отлитое из гипса, и только слегка трепещущие ноздри выдавали досаду и раздражение.
      - Спать давно пора, Антошечкина, - медленно отчеканивая каждое слово, сказала она. - Завтра всех своих девчат подведешь, будешь вместо тяпки носом клевать.
      Стеша покраснела и сконфуженно опустила глаза. Когда Ольга скрылась за углом. Бабкин презрительно заметил:
      - Вот еще тоже начальница!
      - Никакая не начальница, - с дрожью в голосе ответила Стеша. - Понимать надо. Она секретарь комсомола. Мне же совестно перед ней... И все... все из-за вас.
      Девушка, чуть не плача, махнула рукой и убежала. Бабкин растерянно посмотрел ей вслед.
      ГЛАВА 7
      ЩЕКОТЛИВОЕ ПОРУЧЕНИЕ
      Долго ль
      дождика
      ждать у туч нам?
      В. Маяковский
      Косые утренние лучи, с трудом прорвавшись сквозь волнистые зеленоватые стекла, обрадованно заиграли на столе, покрытом красным кумачом. Они осветили настольный календарь с многочисленными заметками, сделанными цветным карандашом "Светофор".
      Анна Егоровна Кудряшова предпочитала его всем другим.
      Трехцветная подпись под протоколом общего собрания, словно картинка в конце книжки, оставляет у читателя приятное воспоминание. Анна Егоровна даже письма писала "Светофором". От этого они становились радостными и радужными. Однако настроение у нее в последнее время было далеко не радужное. Виды на урожай не предвещали ничего хорошего. Где уж тут и думать об орошении всех полей. Хорошо, если удастся справиться с кок-сагызом и поливкой огородов. Вчера на партсобрании пришлось серьезно над этим задуматься.
      Кудряшова встала из-за стола и прошлась тяжелой походкой немолодой грузной женщины. На ее белом, почти не принимающем загара лице, не было ни одной морщинки. Глаза голубые и холодные. Низко опустились брови, что всегда придавало выражению ее лица суровость.
      Сейчас она затянула потуже узел своего белого накрахмаленного платка, который Кудряшова носила всегда, при любом костюме, и, подойдя к столу, полезла в ящик за папиросами. Пристрастилась к этому делу еще с войны, да вот никак не могла отвыкнуть.
      Зажигая папиросу, она с досадой взглянула на неосторожно прожженную скатерть. Специально ставила она на это место календарь, чтобы никто не видел. Но бабка Анфиса, уборщица, обязательно передвинет его по-своему. Анна Егоровна снова закрыла дыру и подумала: "Нет, надо бросать! От людей скрываешься, как вор. Срамота, ей-богу!"
      Она была твердо убеждена, что женщинам курить не положено, а ей тем более. Мало ли что, девчата могут нехороший пример взять. А это уж никуда не годится. Оттого Анна Егоровна и скрывает это свое несчастье. Она была твердо убеждена, что в ее положении курение становится действительно тяжелой неприятностью.
      "В город, что ли, съездить? - думала она, жадно затягиваясь папиросой. Там, говорят, лечат от этой пакости. Придется к зиме, как управимся с уборкой..."
      Скрипнула дверь, и на пороге появился смущенный Тетеркин в рабочем замасленном комбинезоне. Он бережно закрыл за собой дверь, словно она была из тонкого стекла, и молча остановился посреди комнаты.
      "Видел или не видел?" - обеспокоенно подумала Анна Егоровна, прикрывая газетой дымившуюся папиросу.
      - С чем пожаловал, товарищ Тетеркин? Слыхала я про твои художества, как ты из машины вывалился. Каяться, что ли, пришел?
      - А чего мне каяться? - грубовато ответил механик. - Что было, то было. Можете, что хотите, со мной делать.
      - Да уж, конечно, это безобразие так оставить нельзя, - сказала Анна Егоровна, с тревогой следя, как тонкая струйка дыма ползет из-под газеты.
      Тетеркин, казалось, этого не замечал; он смотрел, как дрожит светящийся солнечный прямоугольник на стене, и ожесточенно мял в руках кепку.
      - Я по другому делу, - наконец сказал он. - На базу ехать надо, горючего нет.
      - Чтой-то я тебя не понимаю, Тетеркин. Ты же сам говорил, будто за это время сэкономил столько, что хватит до двадцатого. - Кудряшова поджала губы и вытерла их концом платка.
      Механик задумался и, наконец, решительно сказал:
      - Оно бы, конечно, хватило, да вот третьего дня машина испортилась, все горючее сожрала.
      - А ты ее исправить не мог? - недоверчиво спросила Анна Егоровна.
      - Бился-бился, - нехотя проговорил Тетеркин. - Никак не пойму, в чем дело.
      - А что ж ты раньше не сказал? - рассердилась Кудряшова. - Отчего другого механика из МТС не вызвал? Или, наконец, почему московского техника не попросил вместе с тобой посмотреть?
      - Это какого? - прохрипел Кузьма. - Маленького?
      - Догадался, - с укоризной покачала головой Анна Егоровна. - Он мне сам рассказывал, что хорошо знает и машины и трактор...
      - Ну и пусть! - раздраженно проговорил Тетеркин. - А здесь нечего ему подглядывать. (Наверное, он вспомнил ночную встречу на поле.)
      - Ишь ты, гордый какой! Сглазит он твои трактора! Да я сама позвоню в МТС и попрошу, чтобы доверили приезжему технику проверить машину, если ты в ней не разбираешься.
      - Не будет этого! - вдруг неожиданно рассвирепел Тетеркин и ударил кепкой об пол.
      - Ты где находишься? - величественно поднялась из-за стола Анна Егоровна и сразу, как показалось Кузьме, стала намного выше ростом. - А ну, подыми кепку!
      Механик повиновался и нетвердыми шагами направился к выходу. Дойдя до двери, он повернул голову и сказал:
      - Потушите папиросу, Анна Егоровна. Газета сгорит.
      Хлопнула дверь. Кудряшова с досадой туго затянула концы платка.
      Выйдя на крыльцо, Тетеркин столкнулся с Ольгой.
      - В среду на бюро, - бросила она ему на ходу, стараясь проскользнуть в дверь.
      Механик преградил ей дорогу.
      - Значит, все-таки разбирать будете?
      - А что бы ты сделал на нашем месте?
      Ольга повернулась к Тетеркину спиной, поставила у входа тяпку и крикнула подругам, ожидавшим ее поодаль:
      - Идите, девчата! Я сейчас догоню.
      Стеша торжествующе улыбнулась и, шепнув что-то своей соседке, потащила ее за собой. Девушки весело побежали, подталкивая друг друга.
      Оля проводила подруг глазами, убрала волосы со лба и вопросительно взглянула на Кузьму.
      - Ты, кажется, хотел что-то сказать? - холодно проговорила она, теребя конец пояска. Увидев, что Тетеркин смотрит на ее беспокойные руки, Шульгина досадливо сунула их в карманы синего фартука и добавила: - Я жду.
      Механик задумчиво смотрел на нее и молчал.
      - Значит, тебе нечего сказать? - спросила Ольга, направляясь к двери.
      Кузьма не отвечал. Ему слишком много надо было сказать ей, но он не решался. Тетеркин вспомнил, что у него не хватило смелости даже намекнуть Ольге о своем отношении к ней неделю тому назад, когда они возвращались вместе из "клуба на бревнах". Проклятая нерешительность! Девчата посмеиваются, хихикают, говорят, что Тетеркин боится комсомольского секретаря. Что ж, может быть, они правы! Строга Ольга, очень строга. Вот и сейчас она смотрит на него холодными насмешливыми глазами. Язык не повернется с ней о чем-нибудь постороннем заговорить, если она делом занята.
      Вздохнул Тетеркин и, словно на что-то решившись, осторожно взял Ольгу за руку, повыше локтя.