Тетеркин безнадежно махнул рукой.
      - По-всякому пробовал.
      - Верные помощники неугомонного изобретателя, Никитка и Петушок, тащат барана в бочку, - таинственным голосом продолжал рассказывать Копытин, потирая руки от удовольствия.
      Ему, видимо, доставляло удовольствие вспоминать об этих опытах. Сколько иной раз бывает смешного даже в самой серьезной науке, когда к ней подходят не с того конца увлекающиеся экспериментаторы вроде Сергея!
      - Баран ревет, абсолютно упирается, головой мотает, - продолжал рассказчик, и за стеклами его очков словно вспыхивали веселые огоньки. - Но что поделаешь, если упрямство изобретателя не знает границ? Включается генератор, и сидит бедное животное в бочке, выращивая прямо на глазах роскошную чудо-шерсть. Борис весь затрясся от еле сдерживаемого смеха.
      - Может быть, мощности не хватало? - участливо спросил Багрецов Сергея. Он встретил в нем товарища по несчастью.
      "И ничего тут нет смешного, - подумал Вадим, взглянув на веселого архитектора. - Обидно, когда ничего не получается. Это тебе не сладкая известка, а высшая форма "технико-биологического эксперимента".
      - Вероятно, частота не подходила? - снова обратился он к Сергею.
      - Не знаю, - равнодушно отозвался изобретатель, приглаживая колючие усы. Без всяких генераторов наша Агафья Николаевна на овцеферме получает в год с каждого барана по двадцать килограммов шерсти. Уход правильный, и порода хорошая - ставропольские мериносы. Один такой баран без всякого облучения дает за год шерсти на шесть вот таких костюмов.
      Тетеркин выставил вперед рукав своей темно-синей гимнастерки, а другой рукой пощупал тонкое сукно широких брюк, заправленных в сапоги.
      - Это все хорошо, - согласился Вадим. - Но чем же все-таки кончилась твоя затея? - Его, как изобретателя, не устраивало обыкновенное решение этого вопроса, к которому прибегла Агафья Николаевна. - Разве десять костюмов не лучше шести? - с пристрастием спрашивал он у Сергея.
      - Пусть такими делами ученые занимаются, - недовольно ответил Тетеркин, сдвинув брови. - Каждому свое.
      С этим не мог не согласиться Багрецов. Однако он внутренне был убежден, что члены Особой комсомольской бригады могли бы очень существенно помочь настоящим ученым, так же как и ученые ребятам из ОКБ. Почем знать: если бы Сережка посоветовался с каким-нибудь знающим профессором, может, что-нибудь и получилось бы?
      - Но это еще не все, - лукаво заметил Копытин, приберегая к концу самое удивительное сообщение. - После этих опытов у нашего Сергея вдруг начали молниеносно расти усы. Пришлось ему купить бритву. До этого "профессор" только пощипывал мягкий пушок на губе.
      - Ну что ты городишь? - возмутился Тетеркин, с досадой взмахнув широкополой шляпой.
      - А кто бритву в сельпо спрашивал? - с ехидцей, прищурившись, сказал насмешник. - Опыты с баранами не удались, но зато у Сережки появились желанные усы. Вот они! Результат эксперимента налицо. Злые языки рассказывают еще об одном факте, - острословил Копытин, вытащив гребенку и аккуратно расчесывая пробор: - что прямо во время опытов у Сергея со свистом и шумом росла борода. Вечером, торопясь на свидание с девушкой - не скажу какой, но вы ее скоро узнаете, - подмигнул Копытин Вадиму, - злополучный изобретатель сбривал эту бороду и бежал в парк. - Борис привстал на цыпочки и таинственно продолжал: Представьте себе такую картину... Луна, тишина... На дороге показывается девушка, она торопится... Вот она подходит ближе... протягивает руку и в ужасе отшатывается. Перед ней стоит абсолютно бородатый Сережка!
      Вадим уже позабыл о своем сочувствии изобретателю и покатывался со смеху. Он живо представил себе эту необыкновенную картину. "Со свистом и шумом растет борода", - вспомнил он определение Бориса.
      Тетеркин недоумевающе смотрел на москвича.
      "Нет, Бабкин не стал бы так насмешничать. А во всем виноват Борька Копытин, он уже не первому рассказывает эту историю. Вот тоже сказку выдумал!.. Абсолютно... Абсолютно", - мысленно передразнил Сергей своего товарища.
      Он вежливо пригласил Багрецова зайти к нему на ферму и, сославшись на неотложные дела, попрощался. Сергей снова спешил к Бабкину. "Тимофей Васильевич правильный человек. А этим, что Борису, что Багрецову, только бы побалагурить!" - думал Сергей, спускаясь по ступенькам крыльца.
      - У нас были всякие проекты домов, - продолжал Копытин после ухода незадачливого экспериментатора. Он осторожно открывал двери в разные комнаты. - Спорили долго и в городе и здесь. Наконец решили строить двухэтажные. Но старики запротестовали. Неспособно им по лестницам лазить. Лифт в двухэтажном доме, как вы сами понимаете, абсолютная бессмыслица, да к тому же, архитектор развел руками и улыбнулся, - согласились мы со своими стариками. Земли хватит в Девичьей поляне. Чего ж тесниться.
      Копытин привел Багрецова в ванную комнату, повернул кран. Мощная брызжущая струя воды весело захлестала по белой эмали.
      Длинная блестящая труба, изогнутая, как стебель подсолнечника, с круглым дырчатым диском наверху и никелированным рычагом внизу, была такой же, как 7 Вадима в квартире. Обыкновенный душ. Снова вспомнил Вадим любимого Маяковского:
      и каплет
      прохладный
      дождик-душ
      из дырчатой
      железной тучки.
      Он повернул рычаг, и ванная комната наполнилась шумом дождя.
      Как приятно прийти с работы и подставить свое разгоряченное, усталое тело под это "плещущее щекотание", вспоминал Вадим знакомые стихи. В них Маяковский рассказывал, как рабочий Иван Козырев сселялся в новую квартиру. Прошли года, и теперь в такую же квартиру с ванной въедет сельский рабочий Иван Тюрин (отец "главного радиста" Петьки). Он будет вспоминать стихи поэта, чувствуя "ласковость этого душа".
      ...в рубаху
      в чистую
      влазь.
      Влажу и думаю:
      - Очень правильная
      эта,
      наша
      советская власть.
      * * * * * * * * * *
      Всюду по городу водил Багрецова колхозный архитектор. Он показывал ему новое здание больницы, новый универмаг, привел его на овощеперерабатывающий завод с мощными сушилками для кореньев, цехом, производящим томатную пасту и томатный сок. В одном из цехов по конвейеру двигались консервные банки. Вадим видел, как машина плотно закрывала их штампованными металлическими крышками. Работница внимательно следила за работой автомата.
      Везде на этом производстве ходили люди в белых халатах. И тут невольно подумал Вадим, что люди эти не кто иные, как девичьеполянские колхозницы. Это они стоят у автоматов, смотрят в микроскопы и пробирки. Колхозницы работают в цехах и заводской лаборатории.
      Москвич устал от впечатлений. Он видел уже не прежнюю Девичью поляну, а новый агрогород, где сочетались лучшие черты передовой советской промышленности с привольем колхозных полей.
      Велосипедные дорожки, покрытые красным песком, выходили за околицу и разбегались в разные стороны. В полях они шли вдоль лесных защитных полос, в прохладной тени деревьев, где струилась по дну канала живая вода.
      Лишь к вечеру Копытин привел московского гостя в правление колхоза. Здесь они распрощались.
      Багрецов поправил шляпу, небрежно перекинул плащ через руку и зашагал вдоль коридора. На дверях кабинетов Вадим читал таблички. Он искал надпись "агроном".
      Под ногами чувствовалась приятная мягкость бархатной дорожки. В окна, затененные белыми прозрачными занавесями, лился спокойный вечерний свет.
      "Здесь, наверное, на брошенный окурок смотрят, как на тигра", - подумал Вадим, глядя на блестящий желтый пол. Он вспомнил, как Анна Егоровна поделилась с москвичом своей радостью: год уже как она не курит!
      Ольга сидела за столом. Срочные сводки и обработка результатов последних опытов задержали ее здесь, в правлении. Как всегда закусив нижнюю губу, она жмурилась над развернутой картой полей. Лампа под белым молочным абажуром освещала ее озабоченное лицо.
      Шульгина не заметила, как, неслышно ступая по ковру кабинета, к ее столу подошел московский гость.
      Снова, как и всегда при встрече с Ольгой, Вадим почувствовал что-то неладное с сердцем. Оно совсем некстати запрыгало, будто встревоженная белка. Тесно ему, видите ли, внутри.
      Ольга подняла большие серые глаза. Увидев Багрецова, она отбросила карту, которая сейчас же свернулась трубочкой и скатилась на пол.
      Вадим кинулся было поднимать ее, но Ольга знаком удержала предупредительного гостя и, быстро вскочив из-за стола, пошла к нему навстречу.
      - Удивительная у вас способность, Вадим Сергеевич, всегда попадать вовремя, - с радостной улыбкой приветствовала его Шульгина. - Ну, здравствуйте!
      Она протянула руку.
      - Мне сказали, что вы бродите по городу. - Ольга высоко подняла темные длинные брови и смотрела на юношу. Вадиму показалось, что в ее широко открытых глазах было такое же теплое материнское выражение, как и у Анны Егоровны. Узнали Девичью поляну? Но вы еще и не то увидите! - Она взглянула на стенные часы. - Через пятнадцать минут за нами заедет Никифор Карпович. Копытин вам все рассказал?
      - Нет. Он ссылался на Васютина.
      - Ну и чудесно.
      Ольга подошла к телефону и, приподняв трубкой волосы, закрывающие ухо, негромко сказала:
      - Диспетчера... Это ты, Коля? Наш гость нашелся. Пошлите мотоцикл за другим в гостиницу.
      Повесив трубку, она взяла из рук Вадима шляпу и положила ее на стол.
      - Дайте-ка, я на вас посмотрю.
      Ольга глядела на него пристально, словно изучая. Вадим видел в ней уже не прежнюю таинственную девушку, исчезнувшую, как призрак, в ту первую ночь на холме.
      В глазах ее светилось что-то новое и непонятное. Казалось, она сейчас скажет, совсем как его мать: "Вадик, ты почему-то плохо кушаешь? Побледнел, шейка тоненькая. В чем только душа держится!" Так, по существу, и получилось.
      - Совсем синий, - безапелляционно заявила Олька после тщательного изучения внешности Вадима. - Я попрошу Анну Егоровну направить вас в наш санаторий. Там таких тощих очень любят. Благо есть с кем подзаняться.
      Вадим пытался было возразить, но Ольга со смехом прикрикнула на него:
      - Вы что? Разучились слушаться своего бригадира?
      Как провинившийся школьник. Багрецов опустил глаза.
      ГЛАВА 8
      ДЕСЯТЬ СОЛНЦ В ДОЖДЛИВУЮ НОЧЬ
      А моя
      страна
      подросток,
      твори,
      выдумывай,
      пробуй!
      В. Маяковский
      Белые переплеты окон кабинета четко выделялись на фоне вечернего неба. Казалось, что в решетчатые рамы по ошибке вставили темно-синие стекла.
      Багрецов смотрел на окна и разговаривал с Ольгой. Шульгина была чем-то озабочена. Она то и дело поглядывала на телефон, видимо ожидая звонка, и невпопад отвечала на вопросы гостя.
      Дверь с шумом распахнулась, и на пороге появился в сером дорожном плаще Васютин.
      Он повесил палку с блестящей ручкой на спинку стула и, широко расставив руки, обнял Вадима.
      - Главному инженеру особое почтение. Ольгушка, зажги люстру на полный свет. Поглядим, что за молодец к нам приехал.
      "Что это они меня взялись осматривать?" - подумал Вадим, жмурясь от ярко вспыхнувшего света.
      Он смущался и краснел под пристальным взглядом секретаря райкома. Лицо Васютина было совсем молодо, по-юношески задорно блестели внимательные глаза. Казалось, что годы не только не тронули этого неутомимого человека, но и отступили далеко назад, прямо хоть сейчас записывай Васютина в члены Особой комсомольской бригады!
      Ольга успела рассказать Вадиму, что у Никифора Карповича очень и очень много работы: постройка межколхозной гидростанции в устье Камышовки, строительство домов, клубов, ферм в каждом колхозе района, планировка агрогородов. Дороги и транспорт, опытные поля с новыми, еще не освоенными культурами, полная электрификация всего района, испытание новых машин. Да мало ли дел у секретаря райкома!
      Но, несмотря на небывалый размах настоящих больших дел в районе, Никифор Карпович по-прежнему питал особую любовь к Девичьей поляне, к ребятам из ОКБ. Быть может, это оттого, что именно отсюда началось движение новаторов. Пусть юношески незрелыми и наивными были их первые опыты. Пусть робко прятались смущенные изобретатели в подземной оранжерее. Они уже давно вышли на простор, и теперь их затеи, подхваченные комсомольцами всех колхозов, стали достоянием района. Нередкими были здесь гости из других республик. Они приезжали, чтобы посмотреть, как живут и трудятся выдумщики и энтузиасты из колхоза "Путь к коммунизму".
      Никифора Карповича знали многие ученые в исследовательских институтах столицы. Он стремился все новое испытать у себя в районе. Инженеры охотно шли ему навстречу. Где же, как не в районе сплошной электрификации, и особенно в Девичьей поляне с ее изобретательским коллективом, можно испытать и проверить новые машины!
      - Зеленоват немножко, дорогой Вадим Сергеевич, - наконец заключил секретарь, осмотрев бывшего "главного инженера" девичьеполянского строительства.
      Багрецов усмехнулся. "Одна говорит синий. Другой - зеленый! Попробуй отгадай тут, у кого же из них дальтонизм?" Он хотел было сказать об этом, но Васютин, взял его за плечи, и оживленно продолжал:
      - Вид совсем не наш, не колхозный. Однако, несмотря на видимость хлипкого здоровья, дело обойдется без нервных потрясений. Возьмем его, Ольгушка, на испытания? Как ты думаешь?
      Он зашагал по комнате, слегка прихрамывая и потирая руки от удовольствия.
      Еще бы, для Васютина наступала волнующая минута. Он ждал ее два года!.. Как говорили в деревне: "Хлебом не корми нашего Никифора Карповича, а дай ему новых изобретателей".
      Он искал их всюду, в каждом колхозе, на местном заводе, в МТС. К нему приходили робкие мальцы с трубками чертежей, опытники-мичуринцы привозили секретарю райкома семена нового, только что выведенного сорта ячменя, конопли, особого сахарного горошка... Все, что было нового в районе, - будь то скоростная кладка на сельском строительстве или простая машина для стрижки овец, придуманная и тут же сделанная каким-либо колхозным механиком, - все интересовало Васютина.
      Целый штат добровольных консультантов всегда окружал секретаря райкома. Солидные инженеры с вагоноремонтного завода и преподаватели сельскохозяйственного техникума буквально превратились в юных членов ОКБ. Они были искренне увлечены новаторской деятельностью Васютина. Совместные усилия деревенских новаторов и городских ученых, объединенных волей партии, показали невиданные возможности в развитии сельского хозяйства и навсегда уничтожили старое представление о деревне. Стирались грани, новое слово "агрогород" вошло в сознание людей как действительность, а не мечта, о которой раньше писали только в фантастических романах. Рождался новый крестьянин, он же - рабочий, он же - ученый. Вся деятельность секретаря райкома Васютина была направлена к осуществлению этой высокой цели.
      Не случайно его волнение перед сегодняшними испытаниями! Ночью московские инженеры должны показать новые пути борьбы с капризами природы. И это они сделают в районе Девичьей поляны - родине колхозного изобретательского коллектива ОКБ.
      - Должен вам доложить, Вадим Сергеевич, - говорил Васютин, беспокойно расхаживая по ковру, - что ваши первые опыты по искусственному орошению понемногу развиваются. Но, как говорится, совсем в другом направлении. Пока еще не все гладко. Много неудач у изобретателей, вместе с ними мы здесь измучились... Ну, а вы наберитесь чуточку терпения и, главное, мужества. - Он хитро улыбнулся. - Вам предстоит увидеть... необыкновенное...
      - За меня не беспокойтесь, Никифор Карпович, - хрипло сказал Вадим. Возбуждение Васютина передалось и ему. - Я кое-что видел в московских институтах.
      - Знаем! Опыты на лабораторном столе?
      Ольга развернула на столе карту.
      - Я, Никифор Карпович, хотела посоветоваться относительно своих опытов, с заметной ревностью к работам московских инженеров сказала она.
      Васютин положил на карту ладонь.
      - Обязательно заедем, посмотрим. Как Андрюшка? Поправляется? - спросил он.
      - Спасибо. Температура спала, но он еще очень слаб.
      У Ольги слегка дрогнули губы.
      - Береги сына, Ольга. Если ты дома нужна, то подождут и опыты.
      - Нет, что вы! - испуганно возразила Шульгина. - Сейчас Андрей спит. Я звонила.
      - Смотри! - Васютин погрозил ей пальцем.
      Вадим обиделся: "Вот так Ольга! Вот так друг! Свадьбу затеяла, ничего не написала. Сейчас сын у нее оказался, а в московском филиале ОКБ про это тоже никому не известно... Нехорошо. Очень нехорошо".
      Никифор Карпович пододвинул к себе карту.
      - Десятую точку установили?
      На зеленых квадратах карты были вычерчены концентрические окружности. Они напоминали Вадиму схематическое изображение сферы действия радиовещательных станций по Советскому Союзу. Такую он видел в старых радиолюбительских журналах. Кое-где круги заходили друг на друга, соприкасались вместе и вновь расходились в разные стороны.
      - На месте все выясним, - сказал Васютин, надевая фуражку. - Кстати, какая здесь освещенность? - он указал на угол квадрата.
      - Сто двадцать люкс.
      Никифор Карпович пожевал губами, что-то высчитывая, взял палку со спинки кресла и решительным шагом направился к двери.
      - Надо еще раз промерить!
      У подъезда встретился Бабкин. Он хмуро шепнул Вадиму:
      - Не знаешь, зачем я потребовался?
      Багрецов пожал плечами.
      По асфальтированному шоссе машина выехала из Девичьей поляны. Промелькнули длинные белые здания ферм, водокачка, силосная башня, летний птичник... Потянулись поля.
      В открытой машине было свежо. Впереди показался знакомый холм, черный на бледно-лиловом небе. И вот снова, как и три года назад, над искусственным озером вспыхнула звезда. Она то появлялась, то исчезала за деревьями. Машина огибала холм.
      Сверху доносились музыка, плеск весел, смех. Это молодежь каталась на лодках по озеру.
      Вадим снова вспомнил те дни, когда из котлована в ведрах поднимался по проволокам золотистый песок. Сколько воды утекло с тех пор из этого искусственного озера на колхозные поля!..
      В небе замигали первые робкие звезды. Багрецов молча прислушивался к шуршанию шин. Воздушный поток встречного ветра ударялся о лобовое стекло и с тихим шелестом скользил по бортам машины.
      Пахло степными травами. Тихо гудел мотор.
      Ты посмотри,
      какая в мире тишь.
      Ночь
      обложила небо
      звездной данью.
      В такие вот часы
      встаешь
      и говоришь
      векам,
      истории
      и мирозданию,
      про себя читал Вадим. Рука его лежала на маленьком томике стихов Маяковского.
      Машина плавно остановилась.
      Ольга первой выскочила на дорогу. За ней, опираясь на палку, вышел Никифор Карпович.
      Не зная, выходить или нет, Вадим и Бабкин остались в машине.
      Белое платье Ольги виднелось издалека среди темной поросли. Вот она подошла к небольшому холмику, похожему на стог сена, перебежала к другому, третьему. Холмов на поле было несколько. Странными и не на месте казались округлые стога среди посевов.
      Васютин остановился на широкой меже. Его серый плащ сливался с вечерней мглой, и только фуражка, такая же, как у Тимофея, будто светилась в темноте.
      Ольга подошла к крайнему стогу, и вдруг из-под него вырвалось яркое белое пламя. Вадим привскочил.
      Огонь осветил Ольгу. Она на миг стала ослепительно белой. Шульгина перешла к следующему стогу. Вновь вспыхнуло из-под него ослепительное пламя. Ольга свободно стояла возле пылающего огня. "Значит, огонь холодный", - заключил Багрецов.
      На опытном поле один за другим загорались белые костры.
      Но вот настала удивительная минута. Один из стогов приподнялся и нехотя, словно колеблясь, потянул за собой пламя. Оно медленно поползло в вышину.
      Внизу появился небольшой яркий круг. На него больно было смотреть, как на тигель с расплавленным металлом. Светящееся пятно быстро увеличивалось в окружности, незаметно бледнея. Как на необычайном круглом экране, появилось изображение колосящегося поля.
      Над полем повисла раскаленная белая спираль. Она закручивалась в зеркальном рефлекторе, и свет ее падал на землю. Каким-то чудом вознеслась вверх небывалая люстра для полей.
      - Аэростат, - прошептал Бабкин, указывая на лампу.
      Приглядевшись. Вадим заметил над рефлектором большое темное пятно и тонкий кабель, идущий вниз. Видимо, этот прочный кабель подавал напряжение к лампе и одновременно служил тросом, удерживающим привязной аэростат.
      Холодные Ольгины лампы все еще поднимались над полем. Ширились круги, они все росли и росли. Из мрака вырастали диковинные растения с серебряными листьями, расцветали какие-то цветы с лепестками из белого пламени.
      Пораженному Багрецову казалось, что на земле, как на мгновенном снимке, застыли тысячи ацетиленовых горелок. Проходила минута, лампа поднималась выше, лепестки пламени блекли и превращались в скромные цветочки клевера.
      Вот уже все поле загорелось яркой белизной. На отдельных участках переливались все цвета радуги. Десять ламп, похожие на маленькие разноцветные солнца, повисли в темном небе.
      Взглянешь вверх - черная пустота. Звезды будто навсегда померкли, и даже луна стыдливо спряталась за облачко. А внизу?..
      Смотрите на волнующиеся хлеба, на зелень листьев и краски цветов. Высоко поднялись лампы, исчез их слепящий свет, и день, радостный, нежаркий день, опустился на землю.
      Вадим не мог оторваться от этого чудесного зрелища.
      - Ты понимаешь. Тимка, что это значит? - воскликнул он. - На Урале, в далекой Сибири, когда солнце осенью не успевает обласкать своим светом поля, зажгутся вот эти лампы, придуманные людьми! Тогда вновь потянутся листья к свету, вновь распустятся цветы, дозреют хлеба и плоды! День станет длиннее!
      - Ольгушка, - услышал Вадим голос Никифора Карповича, - а что ты думаешь о третьем урожае на твоих делянках?
      Вадим переглянулся с Бабкиным. Три урожая в год, да еще таких культур, как специально выведенная для этой цели особая ветвистая пшеница (или, может быть, найдется и ветвистая рожь?), кок-сагыз, свекла величиною с голову, сочные корма! Какое фантастическое изобилие! Это только с одного участка! А если таких полей, освещенных и ночью, как днем, будут тысячи и миллионы? Если на севере, где никогда не сеяли хлебов, тоже заколосятся поля? Что же тогда будет? И в воображении мечтательного Багрецова поплыли по рекам и новым каналам страны баржи, груженные зерном, потянулись огромные составы с хлебом. Хлеба будет столько, что государство сможет его для всех сделать бесплатным. Да не только хлеб, а все, что растет и создается в нашей стране, - все продукты человеческого труда. Наступит великая эра изобилия!
      "Открытый счет" - мечта девичьеполянских комсомольцев - станет для всех действительностью. Впрочем, это будет даже без Ольгиных ламп...
      Вадим молча смотрел в темное небо, где только что погасли десять удивительных солнц.
      - Стоишь, как обалделый, - прошептал Бабкин. - Слышишь, нас зовут...
      На обратном пути Вадим прислушался к разговору Ольги с Васютиным. Они прикидывали, какова затрата энергии на облучение одного гектара ценных технических культур. Обсуждали достоинство новых люминесцентных ламп, специально присланных в Девичью поляну из московского института. Лампы оказались по-настоящему экономичными, и сейчас уже имеется прямая выгода их применения. Несколько смущала Васютина подвеска ламп на малых аэростатах. Несмотря на простоту этого способа, у него было сомнение, как будут вести себя эти воздушные шары во время осенних ветров. Может быть, более рационально развешивать лампы на тросах, натянутых между мачтами? Васютин и Ольга обсуждали все, что касалось дозировки света для разного сорта растений. Сколько люкс требует кок-сагыз, а сколько кендырь. Все это было проверено Ольгой еще раньше в своей подземной теплице.
      Трехлетняя работа не пропала даром. В содружестве с видными учеными из сельскохозяйственной академии и инженерами-светотехниками Ольге удалось получить практические многообещающие результаты. Первые опыты Тимирязева, а затем Лысенко подкрепились дальнейшими успехами советских ученых.
      - Наш район стал как бы опытным полигоном для некоторых исследовательских институтов Москвы и других городов, - сказал Никифор Карпович, повернувшись к техникам. - Как вы помните, лампами Ольгушка начала заниматься давно. Это, как говорится, ее инициативная работа. - Он ласково посмотрел на Ольгу. - А вот сейчас уже московские инженеры покажут нам свои опыты. Но, как вы сами понимаете, и Ольга и москвичи идут навстречу друг другу. - Васютин наклонился над щитком, где светился циферблат часов, и спросил: - Когда у вас кончается отпуск?
      - Через месяц, Никифор Карпович, - ответил Вадим. - Но мы не знаем, останемся ли здесь надолго... Дел много. Английским языком надо подзаняться.
      - Полезно. - Васютин шумно вздохнул. - А вот мне зимой придется догонять вас, сейчас из машины не выхожу... Гляжу я на вас, ребятки, до чего же вы счастливый народ! - Он помолчал и спросил: - О работе Парамонова ничего не слыхали?
      - Нет, - подал свой голос Бабкин. - Но я знаю, вместе с ним Кузьма Тетеркин что-то конструирует.
      - Верно, и даже ваша доля, выдумщиков из ОКБ, заложена в машине Парамонова. Я считаю, что за последние годы не было ничего более удивительного, чем это изобретение. Повезло вам, ребятки. На днях приезжают к нам в район гости из разных городов. Еще бы! Такого чуда никто в мире не видел.
      - Мне кажется, Никифор Карпович, что несколько минут тому назад мы тоже любовались чудесами, - заметил Вадим. - Я видел десять солнц. Сознаюсь откровенно, вот Тимофей свидетель, не думал я ничего подобного встретить здесь. Но стоило мне только пройти по улицам новой Девичьей поляны, увидеть дома и сады, колхозного архитектора Копытина, тракторы с антеннами... - Он перевел дух и запустил обе руки в свою развевающуюся шевелюру. - Да я, по совести сказать, рот разинул... Всюду чудеса!
      - Которых все-таки не бывает, Вадим Сергеевич, - рассмеялся Васютин. Есть люди... советские люди... Вот их, поистине, можно назвать чудотворцами! Я как-то во время отпуска поехал к товарищу на Дон, - продолжал он, - говорил там с одним председателем колхоза об орошении. Старик думал провести трубы на некоторые поля... Тут же мы с ним подсчитали, во что это ему обойдется. Получилось - не много, не мало - около миллиона рублей. Я, конечно, глаза вытаращил, а председатель набил трубку, закурил и спокойненько сказал: "Что ж, это дело себя оправдает". - Васютин хитро прищурился. - Вот тогда я и подумал о чудесах, таких, что никому не снились. Простой деревенский старик по государственному, как министр, решает судьбу миллиона... А ведь это такие деньги, о которых в деревне раньше и не слыхали.
      Издалека донеслось пронзительное шипение, похожее на шум падающей воды или, скорее, на свист пара, выпускаемого из паровоза.
      - Слышите? - Никифор Карпович поднял палец. - Так во время войны разговаривали наши "катюши". Знакомая, можно сказать, незабываемая музыка. Увертюра перед боем. Есть еще небитые вояки на чужой стороне, которым не терпится услышать эту музыку.
      Узкая речонка Камышовка к западу от Девичьей поляны неожиданно расширялась. В этом месте она текла между обрывистых высоких берегов.
      И вот на правом берегу, на голом холме. Багрецов увидел беспокойный огненный эллипс. Он метался, словно кто-то быстро вертел огромный факел.
      Вращение становилось все быстрее и быстрее, пока, наконец, эллипс не превратился в яркую оранжевую полосу.
      Светящаяся полоса вдруг окуталась туманом. Почти в этот же момент Багрецов почувствовал, как ему на лицо упала теплая капля, затем еще и еще.
      Машина приближалась к высокому берегу. Дождь становился все сильней.
      Вадим нахлобучил шапку, а Бабкин приглаживал намокший ежик волос и с грустью вспоминал о фуражке.
      Ольга расстегнула свою сумочку и, вынув оттуда тонкий голубой плащ, накинула его на головы своих друзей.
      Сквозь дождевую мглу Вадим различал на холме контуры какой-то сложной установки. Он видел клетки металлической башни, укрепленной на многотонной машине, и вращающийся огненный круг вверху этой конструкции.
      Да, теперь уже не было сомнений: то, что казалось эллипсом и светящейся полосой, по мере приближения машины становилось похожим на ротор необыкновенного реактивного мотора. Сопла с вырывающимся из них пламенем были расположены по окружности ротора. Диск вертелся в бешеном вихре, он увлекал за собой барабан, и из него, видимо, под большим давлением и с огромной центробежной скоростью, выбрасывалась вода.
      Машина подошла к подножью холма и остановилась. Не успел Никифор Карпович подняться с сиденья, как к машине быстро подбежал человек в черном блестящем плаще.
      За шумом дождя и оглушительным шипением диска, который сейчас вертелся чуть ли не над головой, Вадим не мог слышать их разговора.
      - Мне кажется, что центробежная сила не сможет далеко забросить дождевые капли! - громко крикнул Бабкин.
      - Почему? - после минутного молчания возразил? Вадим. - Я читал, что на этом принципе были основаны даже проекты пулеметов. Правда, это было давно, пояснил он.
      - Уверен, что струи вылетают под сильным давлением, - доказывал Тимофей. Может быть, они даже вращаются вокруг своей оси для дальнобойности. Иначе вода будет распыляться.
      - Превращаясь в облако, в туман, - убежденно добавил Вадим. - Я даже предполагаю, что эта странная машина и сделана для массового конвейерного производства облаков, но только не в небе, а на земле.
      - Остроумная гипотеза, - буркнул Тимофей себе под нос. Он считал, что товарищ его не услышит. Однако шум мотора уже не заглушал слова. Гудение ротора давно перешло в тонкий визг, затем высокий свист, а сейчас, вероятно, исчезло за пределами звуковых частот. Осталось лишь неприятное ощущение боли в ушах.
      - Спорю на что угодно, - сказал Багрецов, протягивая руку Тимофею. - Моя гипотеза не только остроумна, как вы изволили заметить, "уважаемый профессор", но и правильна. Сколько раз вы читали о фантастических предположениях, что в скором времени удастся из облаков вызывать дождь? Подобные мечтания мне кажутся несколько наивными. В засушливых местах часто неделями не встретишь над полями "и облачка. Его надо сначала сделать и только потом уже мечтать, как спустить в виде дождя на землю. А тут вам, пожалуйста, - Вадим указал на огненное колесо ротора, - производятся облака из воды. Они поднимаются вверх и там, охлаждаясь, падают дождем на землю.