НЕМЦОВ Владимир Иванович
      СЕМЬ ЦВЕТОВ РАДУГИ
      ОТ АВТОРА
      С чувством некоторого смущения я называю этот роман научно-фантастическим. Многое из того, о чем написано в нем, я видел в колхозных деревнях. Какая же это фантастика?
      Я вспоминаю встречи с комсомольцами - мастерами зеленых цехов. До самой зари мы сидели на бревнах возле строящегося клуба и говорили о завтрашнем дне. Романтики и мечтатели, люди, страстно влюбленные в свой труд, сейчас, как живые, встают перед глазами. Вот они, рядом. Я словно чувствую их теплое дыхание. Каждый из моих новых друзей представлял свою мечту настолько плотной и осязаемой, что казалось, можно дотронуться до нее рукой.
      Непокорным от волнения пером написана эта книга о близком завтра, каким его видят изобретатели и выдумщики из Деревни Девичья поляна.
      Светлые дороги открыты перед ними.
      Как-то на широкой колхозной улице, где ходили с рулетками проектировщики, намечая план строительства нового агрогорода, я наблюдал за игрой школьников.
      Только что прошел дождь. Лопались пузыри в лужах. В небе горела радуга.
      Ребятишки устали от беготни и сели рядком на скамейку. Болтая босыми ногами, они смотрели в небо.
      Большеглазая девочка (я и сейчас помню ее двигающийся, как у кролика, носик) сказала, что очень любит глядеть на радугу. В ней семь разноцветных дорожек, а идут они совсем рядом - вместе. Тут же эта большеглазая выбрала себе дорожку: "Пусть будет вон та, золотая".
      Мальчугану, что сидел рядом с ней, видна, понравилась эта игра. Он выбрал голубую дорогу, потому что она, как небо. Летчиком хотел он быть.
      Его товарищ вскочил со скамейки и, подняв руку, сказал, что красная полоса самая лучшая. Она, как раскаленный прут в колхозной кузнице...
      Все разобрали дороги: и зеленую, как луг, и оранжевую, как заря, и самую верхнюю дорогу, словно обсаженную сиренью. И только одному задумчивому мальчику с выпуклым упрямым лбом не хватило цвета радуги.
      Ребята беспокойно заерзали на месте. Их товарищ - самый маленький, обидно за него, даже если это игра. Кто-то пытался предложить свою дорожку. Упрямец не согласился. Он подумал и сказал: "Я ее сам сделаю, эту дорогу".
      Смотря на радугу, обнимающую землю, мальчик говорил, что его тропинка пока еще не видна, она идет рядом с лиловой полосой, но выше ее. И пусть сейчас в радуге только семь цветов, а когда он вырастет, то обязательно откроет новый, восьмой цвет. Дети слушали своего товарища и верили ему. Я думал о нашем ясном, как радуга, пути, - можешь выбирать любой цвет, но нет счастливее дороги первооткрывателя...
      ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
      ОБЫКНОВЕННЫЕ ЧУДЕСА
      Я вижу
      где сор сегодня гниет,
      где только земля простая,
      на сажень вижу,
      из-под ней
      коммуны
      дома
      прорастают.
      В. Маяковский
      Глава 1
      ДЛЯ НАЧАЛА - ДВЕ НЕОЖИДАННОСТИ
      Где горизонта борозда?!
      Все линии
      потеряны.
      Скажи,
      которая звезда,
      и где
      глаза пантерины?
      В. Маяковский
      На высоком холме медленно вращались крылья ветряка. Они как бы тушили и вновь зажигали маленькие тусклые звезды.
      Рядом с решетчатой фермой уходила в ночное небо тонкая стальная мачта. На ней крутилась вертушка автоматической радиометеостанции.
      С холма спускались два человека. Тот, что шел впереди, невысок и плотен, второй - худощав. Он был много выше своего товарища и сейчас, как его длинная тень, скользил вслед за ним по склону.
      - Опять ты, Тимка, завел куда-то в сторону, - ворчал он, размахивая руками, чтобы не потерять равновесия. - По столбам надо было идти.
      - А откуда ты знаешь, что провода от ветростанции тянутся именно в Девичью поляну, а не в какую-нибудь другую деревню?
      - Ну как же! В избе, где мы остановились, я видел лампочку.
      - А может быть, у них гидростанция на реке?
      - На реке-е-е!.. - насмешливо протянул высокий юноша. - Здесь лужи-то не найдешь!
      - Тогда пойдем вдоль линии, - согласился его товарищ, - если ты уверен, что они приведут нас домой.
      - Где же теперь их найдешь?..
      Приятели остановились. Надо было решить, какой избрать путь дальше.
      В Девичью поляну техники по радиоприборам приехали только сегодня днем. Не успев как следует осмотреться, они тотчас же отправились к автоматической метеостанции. Здесь их и застала ночь.
      Четыре раза в день, круглый год, эта метеостанция автоматически передавала в Москву показания погоды. Проносились тучи и дожди над мачтой радиостанции, ветер раскручивал лопасти ветряка, а с ними и ротор маленького генератора. От этой машинки заряжались аккумуляторы, спрятанные в железной коробке у подножья антенны.
      Часы с годовым заводом, у которых отняли стрелки и заменили их тонкими контактами реле, включали радиостанцию в точно установленное время, и летели над страной радиосигналы, предсказывающие завтрашнюю погоду в Девичьей поляне.
      В тихой лаборатории Московского метеорологического института, где люди изучают воздушные течения и дожди, прыгали по вращающимся барабанам тонкие трубчатые перья. Кривые и зубчатые линии рассказывали ученым о том, что в Девичьей поляне ветры слабые, а дождя не предвидится.
      Почему вдруг такая забота об этой деревушке?
      Впрочем, и Вадима Багрецова и Тимофея Бабкина, техников из метеоинститута, мало интересовало, почему для долговременного испытания опытной конструкции был выбран холм возле Девичьей поляны. В задачу их командировки входила проверка приборов метеостанции.
      Просматривая в институте записи погоды, техники особенно тщательно следили за показаниями прибора для определения влажности воздуха. Этот прибор они монтировали сами, внесли в электронный прерыватель (основную часть конструкции) ценное усовершенствование. Однако лишь ранней весной и прошлой осенью прибор показывал кое-какую влажность. Едва же наступило лето, цифры, определяющие содержание водяных паров в воздухе, стали такими ничтожными, будто прибор положили для испытаний на горячую плиту.
      И сейчас, в эту ночь, раскаленной плитой казалась земля. Она еще не успела остыть после дневного жара.
      - Вон, кажется, огни зажглись, - сказал Вадим Багрецов, вглядываясь вдаль. - Пойдем на них...
      - Не торопись, - как всегда важно возразил Бабкин. - Что бестолку ходить? Надо разобраться: может быть, это другая деревня?
      Но Багрецов, размахивая руками, уже заскользил вниз по склону. Бабкин недовольно побрел за ним.
      "Удивительное нетерпение, - размышлял он, стараясь не упасть и, главное, не потерять из виду товарища. - Парню уже восемнадцать лет стукнуло, а положения своего не понимает. - Бабкин недовольно досмотрел на длинную фигуру друга. - Ведь он же из Москвы приехал, можно сказать - "научная сила".
      Тимофей невольно улыбнулся своему определению и сразу же, согнав улыбку с лица, представил себе, что вдруг кто-нибудь из колхозников узнает, как эти москвичи в трех соснах заблудились. Впрочем, даже и сосен здесь нет, заблудились в двух шагах от деревни.
      Вадим Багрецов - бледнолицый, курчавый юноша в шляпе - никогда раньше не был в колхозе. Он сам признавался, что сельского хозяйства не знает, и видел трактор только в кино. Багрецова увлекали космические лучи. После того как ему удалось побывать в летающей лаборатории, он день и ночь мог вести разговоры о "мезотронах и варитронах". Что же касается Тимофея Бабкина, то случайное путешествие в летающей метеолаборатории, где он чуть не погиб от этих самых "варитронов", не вызывало у него особого желания к таким беседам.
      Багрецов неожиданно остановился, снял шляпу и посмотрел на небо.
      - Какие здесь неинтересные звезды. Маленькие и мутные, будто на них матовые колпаки надели. Разве такие мы видели на Кавказе? Помнишь, в прошлом году?
      - Ну вот, - недовольно отозвался Тимофей. - Тебе здесь даже звезды не нравятся.
      - Да и не только они, - признался Вадим. - Месяц жизни в этой деревушке меня тоже не очень привлекает... Засохнешь от тоски и безделья.
      - Нас сюда не для тоски, а для дела прислали, - раздраженно заметил Бабкин.
      - Ну хорошо, - согласился Багрецов. - Четыре раза в сутки мы будем проверять работу всех приборов, вести дневник, измерять напряжения и токи. Ну, а остальные двадцать часов чем ты будешь заниматься? Кузнечиков ловить на этой горе?
      - Тут колхоз, найдется и для нас дело.
      - Огороды полоть? - иронически спросил Багрецов.
      - Хотя бы! - резко оборвал его товарищ. - Тебе полезно повозиться в земле. Не вечно витать в стратосфере. И вообще позабудь о всяких чудесах. не здесь их искать.
      Багрецов обиженно замолчал. Конечно, Бабкин прав. Какие уж тут чудеса! Завтра они зайдут к секретарю комсомольской организации колхоза, предложат свои услуги. Может быть, им поручат сделать доклад о международном положении или о каком-нибудь писателе, Маяковском, например. Его стихи Багрецов знает наизусть. "Конечно, космические лучи здесь вряд ли могут кого-либо заинтересовать..." - с грустью подумал Вадим. Но он не откажется и полоть, если это понадобится...
      Зеленоватые звезды стали ярче, светлячками рассыпались по небосклону. Горизонта не видно; казалось, что звезды горели на земле. Одна из них, самая крупная и лучистая, хитро подмигивала Вадиму. Она становилась то голубой, то розовой, то красной, словно рубин. Вадим закрывал глаза - звезда исчезала, вновь размыкал веки, и она уже не та - горит холодным снежным блеском.
      Запретить совсем бы
      ночи-негодяйке
      выпускать
      из пасти
      столько звездных жал,
      размахивая руками, с чувством продекламировал Багрецов стихи Маяковского. Бабкин досадливо крякнул, и его друг снова замолчал. "Ну, и не надо, - решил он. - Разве этот тюлень разбирается в настоящей поэзии?"
      Маяковского Вадим любил страстно и горячо. На школьных вечерах, в клубе он читал его стихи и гордился тем, что никогда не изменял любимому поэту. Никогда он не выступал со стихами, принадлежащими перу других стихотворцев.
      Кто знает, может быть, в этом сказывалось своеобразное юношеское чудачество, но Вадиму казалось, что этим он нарушит слово, данное самому себе еще в школьные годы. Для него, кроме "дорогого Владим Владимыча", не существовало более близкого сердцу поэта.
      Читал Багрецов неплохо, однако у юноши были нелады с произношением твердого "л". Сколько раз он давал себе зарок освободиться от этого недостатка, но никакие упражнения в технике речи ему не помогали. Кто-то сказал Вадиму, будто все это происходит оттого, что у него слишком короток язык.
      Бабкин с этим никак не мог согласиться. Его друг часто бывал не в меру разговорчив, особенно если размечтается.
      Скажи,
      которая звезда,
      и где
      глаза пантерины?
      шагая вниз по склону, громко вопрошал Багрецов.
      Любитель путешествий и романтики, Вадим всегда испытывал влечение к неизвестному. Его волновала работа исследователя, открывающего неведомую пещеру, или необычайное поведение электронов в новом типе катодной лампы. Мало ли какие бывают на свете открытия!.. Багрецов любил технику, и, быть может, поэтому самым прекрасным из всего, увиденного в этих местах, показался ему ветряк на вершине холма. Остальное - голая, выжженная солнцем степь, потрескавшаяся от жары земля, знойное марево - лишь нагоняло на него тоску.
      Наконец техники спустились с холма. За ним показался тонкий край луны.
      Послышался рокот машины.
      - Сейчас узнаем, куда нам идти, - сказал Бабкин и мгновенно скрылся в темноте.
      Вадим продолжал идти - не спеша, машинально нагибаясь и срывая кустики сухой полыни. Вдруг он остановился, от неожиданности широко раскрыл глаза.
      Навстречу шла высокая светловолосая девушка. Освещенная луной, она казалась Вадиму прозрачной, будто сквозь нее просвечивали звезды... "Вот и привидение, - с усмешкой подумал Багрецов, оглядываясь. - Где же Тимка?"
      Когда он снова посмотрел на холм, девушки там уже не было. Она будто растаяла в воздухе, испарилась, а если говорить по научному, то распалась на атомы, превратилась в какие-нибудь космические лучи и исчезла в мировом пространстве.
      Багрецов растерянно приложил руку ко лбу. Не бредит ли он? Никогда в жизни с ним не приключалось ничего подобного... И смешно и странно.
      В несколько прыжков он взбежал на холм, к тому месту, где только что стояла девушка. Никого! Тишина. Вокруг ни трещины, ни ямы, ни кустика. Низкая поблекшая трава.
      Вадим осмотрел весь склон, поднялся повыше, зашел сбоку, снова спустился вниз. Девушка словно провалилась сквозь землю. Недоумевающий Багрецов направился на шум машины, в ту сторону, куда подбежал Тимофей.
      "Чем же это все объяснить? - шагая, размышлял техник. - Может быть, тут какой-нибудь мираж? Чепуха!"
      Услышь меня, хороший мой,
      Услышь меня, красивый мой...
      Чей-то задушевный и теплый голос, замирая, стелился по траве, по-своему выводя слова знакомой песни.
      - Да что же это такое? - едва сдерживая волнение, прошептал Вадим. Песня явно доносилась из-под земли и, главное, именно в том месте, где несколько минут тому назад он видел девушку.
      "А это что? Тоже мираж? Или подземное эхо? - спрашивал у себя Багрецов. Ну-ка, объясни!"
      Он безнадежно махнул рукой и решил бежать за Бабкиным, чтобы вместе с ним разобраться во всей этой странной истории.
      * * * * * * * * * *
      Еще издали Бабкин определил, что ошибся: никакой машины и дороги здесь не оказалось.
      На освещенном луной серебристом поле ехал гусеничный трактор.
      "Наверное, пары поднимают, - предположил Бабкин. - Светло, тракторист даже фары не включил".
      Тимофей остановился на краю поля. Трактор надвигался прямо на него. Когда он приблизился, Бабкин заметил, что трактор идет без плуга.
      "Значит, его просто перегоняют в какое-нибудь другое место", - решил Тимофей.
      Но снова ошибся. У самого края поля трактор повернулся и пошел под прямым углом в сторону.
      "Видно, молодой тракторист учится", - подумал Бабкин и быстро догнал трактор.
      - Скажите, пожалуйста. Девичья поляна там? - крикнул он, рукой указывая на светящиеся вдали огоньки.
      Ему никто не ответил. Видимо, из-за шума мотора тракторист не слышал вопроса. Тогда Тимофей вскочил на подножку трактора и заглянул в кабину:
      - Скажите, как пройти...
      Он не закончил фразу. В кабине никого не было.
      ГЛАВА 2
      УТРО В ДЕВИЧЬЕЙ ПОЛЯНЕ
      Реальнейшая
      подо мною
      вон она
      жизнь...
      В. Маяковский
      Багрецов долго не мог уснуть. Он вспоминал все свои путешествия и приключения. Недавний полет в стратосферу, откуда земля казалась нарисованной картой. Он видел ее в туманной дымке, далекой и неживой... И вот сегодня на холме Вадим снова встретился с необыкновенным, будто видел он это с огромной высоты.
      Однако он сейчас на земле. Можно убедиться, стоит только протянуть руку... Лежит Вадим Багрецов на сене в сарае. Рядом сладко похрапывает его друг Тимка... В углу скребется мышь...
      Молодым техникам пришлось много ездить по стране. Они устанавливали радиометеостанции и в горах Памира, и в Арктике, и в таежных поселках. Они даже ставили свои аппараты на островке возле Камчатки, И вдруг вместо гор и островов - Девичья поляна. Деревня с журавлями у колодцев и приземистыми хатами, будто присевшими на корточки.
      Вадим смотрел сквозь дыру в соломенной крыше сарая. Пробивался рассвет, на розовеющем небе таяли и пропадали звезды.
      Приподнявшись на локте, Багрецов вытащил запутавшуюся в волосах былинку и взглянул на своего товарища. Натянув одеяло на подбородок, Бабкин крепко спал.
      "Что с ним вчера случилось?" - недоумевал Багрецов, вглядываясь в розовое от сна и абсолютно спокойное лицо друга.
      Багрецов начал припоминать вчерашние события. После неожиданного исчезновения девушки он бросился искать товарища: Бабкин стоял неподвижно на краю поля и смотрел вслед удаляющемуся трактору. Вадим попытался вывести друга из странного оцепенения и тут же рассказал ему о своей странной встрече с девушкой. Но тот не слушал его. Он все еще провожал взглядом исчезающий в темноте трактор.
      Наконец Тимофей повернулся к Багрецову, посмотрел на него невидящими глазами и зашагал прочь, все время оглядываясь и к чему-то прислушиваясь.
      Как только впереди показались огни Девичьей поляны, Бабкин неожиданно заявил, что должен вернуться обратно. Вадиму это показалось странным. К тому же он никак не хотел расставаться с товарищем: все-таки места здесь для них незнакомые, мало ли что может быть!.. Опять Тимка заблудится. Он пытался было возражать, но Бабкин категорически запретил ему идти вместе с ним.
      Вернулся Тимофей часа через два усталый и запыленный. Он молча вылил себе на голову ведро холодной воды, вытерся насухо полотенцем, лег и, повернувшись спиной к другу, тут же с присвистыванием захрапел.
      Вадим обиделся. Он решил, что Бабкин не спит и только притворяется, чтобы ему не надоедали с расспросами.
      Розовое окно в соломенной крыше подернулось фиолетовой дымкой, затем постепенно начало голубеть. Наступало утро. Скоро тонкие солнечные лучи проникли сквозь плетенную из прутьев стену и протянулись через весь сарай. Казалось, что кто-то развесил над головой золотые веревки. Сизый туман, словно мокрая одежда, повис на них. Мухи как бы садились на эти призрачные веревки, ослепительно вспыхивали и исчезали.
      Никогда не приходилось Багрецову встречать утро на сеновале. Ему все казалось необыкновенным, новым и неожиданным. Из гнезда под балкой крыши выпорхнула какая-то птичка, чирикнула и, на мгновенье застыв в голубом прямоугольнике слухового окна, исчезла.
      "Так вот и вчера, как эта пичужка, исчезла на холме девушка, - подумал Вадим. - Наверное, Тимка видел ее... Неужели он так ничего и не расскажет?"
      Багрецов снова взглянул на друга. Тот теперь спал на спине. На его широком, чуть приплюснутом носу выступали бисеринки пота. "Неужели вчерашняя девушка превратилась в обыкновенную трактористку?" - продолжал размышлять Вадим. Он вспомнил, что, когда они въезжали вчера в деревню, им встретилась девушка в замасленных штанах и мятой куртке. "Но почему Тимка так внимательно следил за удаляющимся трактором?"
      - Довольно спать лентяю, - вслух произнес Багрецов, былинкой проводя по розовой щеке друга.
      Тимофей поморщился и взмахнул рукой, как бы отгоняя надоедливую муху. Былинка скользнула по подбородку, забралась в ноздрю.
      Бабкин оглушительно чихнул и открыл глаза. Увидев над собой улыбающееся лицо Димки, он что-то пробурчал и демонстративно повернулся спиной к товарищу.
      Нет, этого Вадим уже не допустит.
      - Ты мне что говорил? В колхозе встают чуть свет?
      Багрецов повернул товарища к себе лицом. Тимофей встал, провел рукой по стриженой голове и, недовольно взглянув на Вадима, зевнул.
      - Ну, встретился? - испытующе смотря в заспанные, прищуренные глаза друга, спросил Багрецов.
      Тот недоверчиво приподнял веки.
      - А ты разве тоже видел?
      - Представь себе, даже раньше тебя, - ответил Вадим, расчесывая свою густую шевелюру. - Ты мне можешь, конечно, ничего не говорить. Я, как тебе известно, не любопытен, и меня вовсе не интересует, когда ты успел познакомиться с этим неожиданным видением. Мне даже чудно показалось: вдруг ни с того ни с сего ты поскакал обратно.
      - Надо же было выяснить, - недовольно бросил Тимофей, перекидывая полотенце через плечо и медленно, вразвалку направляясь к выходу. - Мне подумалось, что ты устал, поэтому я и решил возвратиться один.
      Вадим внимательно наблюдал за товарищем. На его лице ни тени улыбки. Удивительно.
      - Мне тоже думалось, что присутствие постороннего не являлось необходимым в вашем разговоре, - с усмешкой промолвил он.
      - Разговаривать не пришлось! - Бабкин небрежно махнул рукой. - Целый час ждал, так никто и не появился. Я до сих пор ничего не пойму.
      - Ну, уж если ты не поймешь, - комически развел руками Багрецов, - то мне и подавно трудно разобраться во всей этой истории. Ты никогда ничего о ней не рассказывал.
      - Откуда я знал? - хмуро заметил Бабкин, возвратившись за зубной щеткой и роясь в чемодане. - В Девичьей поляне я меньше всего рассчитывал на подобную встречу. Здесь не исследовательский институт.
      Вадим выжидательно молчал, надеясь, что Бабкин в конце концов признается и расскажет о девушке. Правда, Тимка никогда не отличался словоохотливостью и тем более откровенностью, если дело касалось его личных переживаний, но, может быть, сейчас ему нужно с кем-то поделиться. Он должен подробно рассказать об этой встрече.
      "Услышь меня, хорошая..."
      Насвистывая мотив этой песенки, Багрецов искоса поглядывал на Тимофея. Тот, не поворачиваясь к другу, степенно перебирал носовые платки, книги, разные плоскогубцы, кусачки (чего только у него не было в чемодане!). Нет, определенно он не обращал никакого внимания на намеки своего любопытного товарища. Вадим посвистел еще немного и с сожалением убедился, что на Бабкина никак не действуют эти музыкальные напоминания.
      - Ты возвратился обратно и никого не нашел у холма... - начал Вадим.
      - Так, - нетерпеливо перебил его Тимофей, - никого...
      - После этого, - спокойно продолжал Багрецов, - не слышал ли ты непонятного приглушенного голоса?
      - Откуда?
      - Из-под земли.
      Бабкин недоуменно взглянул на Вадима.
      - Я не хочу тебя расспрашивать, Тимка, - сказал Багрецов, - но мне кажется, что ты слишком большое значение придаешь вчерашней встрече. Не стоит терять голову... Она тебе все-таки пригодится.
      Ничего на это не ответил Бабкин. Он щелкнул замком чемодана, прошел мимо товарища и распахнул дверь. Багрецов зажмурился от яркого света.
      Когда он вышел, во двор, Тимофей уже плескался под рукомойником. Брызги дождем летели во все стороны. Над ними вспыхивала радуга.
      Вадим с любопытством рассматривал глиняные кринки, - горчащие на кольях плетня, колоду с помоями, около которой стоял, широко расставив ноги, кирпично-красный теленок. Его ноздри вздрагивали, когда он нагибался, с шумом втягивая в себя мутную синеватую жидкость.
      У плетня росли высокие мальвы. Красные, розовые, лимонно-желтые и белые цветы покрылись пылью; их листья казались серыми. Хотелось плеснуть на эти цветы водой, чтобы они вновь заиграли свежими и яркими красками.
      Вдали за деревней видны низкорослые, рано пожелтевшие хлеба. Дождя не было давно.
      Багрецов недовольно взглянул "а Тимофея, который вот уже в пятый раз наливал воду из ведра в рукомойник. "Здесь вода дороже всего. В деревне, наверное, сейчас у колодцев очереди, а он, знай себе, плещется, как утка..."
      Тут Вадим вспомнил о ветроэлектрической станции на холме. Много ли она сможет дать энергии для того, чтобы питать моторы у насосов? Нет, это не выход. Надо придумать что-нибудь другое! Вот если бы он и Бабкин пустили воду на все поля колхоза, на лесные полосы... Багрецов видел вчера тонкие саженцы, полосой проходящие над оврагом. И здесь, как и повсюду, вскоре вырастет лес, защищающий поля от знойных южных ветров. Но пока эти дрожащие прутики с блеклыми листочками сами еще нуждались в защите. Им нужна влага, они не могут подняться и окрепнуть в твердой, сухой земле.
      Понял Вадим, что он с Бабкиным приехал сюда не только наблюдать за приборами, регистрирующими погоду. Техники не имеют права равнодушно смотреть на скупые показания гигрометров, отмечающих влажность Они с комсомольцами Девичьей поляны должны сделать так, чтобы в Москве на записывающем барабане приемной радиометеостанции кривая влажности пошла вверх. Они добьются изменения микроклимата в районе деревни Девичья поляна...
      Техник был уверен, что это вполне возможно. Надо пробурить десятки артезианских скважин, поставить к ним насосы с моторами, прорыть оросительные каналы на полях, установить дождевые трубы... Но откуда брать энергию, чтобы питать моторы? В этом районе ветры не постоянны; поэтому ветряки не спасут положения. В самые жаркие, засушливые дни, когда нужно будет пустить воду на поля, металлические крылья ветростанций застынут от безветрия...
      Вадим нагнулся и с грустью посмотрел на потрескавшуюся землю. Трещины побежали по ней будто от землетрясения.
      Через одну из них силился перебраться какой-то красный жучок с черными пятнышками. Поистине в его маленьком мире эти глубокие провалы в высохшей земле должны были казаться ему последствиями гигантской катастрофы.
      А Тимка все плескается!
      Кудлатая одноглазая собачонка шариком подкатилась к нему.
      Часто дыша и высовывая язык, она старалась напиться из лужицы, но вода исчезала, жадно впитываемая еще не успевшей охладиться за ночь землей.
      - Что так рано поднялись? - услышал Вадим за спиной тонкий голосок. - Или на новом месте не спится?
      Багрецов обернулся и увидел невысокого роста девушку, с тонкими косичками, в полинявшем голубом платьице. Она держала полное ведро воды и часто дышала. Бабкин мгновенно скрылся в сарае. Ему неудобно было показываться раздетым до пояса.
      Девушка поставила ведро и протянула Багрецову руку.
      - Стеша... Антошечкина, - просто и, как показалось ему, удивительно мило сказала она и тут же затараторила: - Мне маманя вчера говорила, что вы у нас будете жить. Конечно, у нас не как в городе; водопровода нет, - она кивнула головой на чугунный рукомойник, подвешенный на веревке. - Не хочу зря говорить. - улыбнувшись, но с уверенностью закончила она, - но сдается мне, что вскорости и мы построим свой водопровод.
      "Если бы художник стал рисовать ее портрет, то, пожалуй, это не доставило бы ему никакого труда, - весело, с озорством вдруг подумал Вадим. - На листе бумаги нужно начертить кружок и поставить две черные точки. Вот и все. Однако тут же себя поправил. - Надо еще нарисовать круглые, как мячики, румяные щеки, носик пуговкой, обсыпанный золотыми веснушками, и самое главное - изумительную девичью улыбку.
      Стеша заметила пристальный взгляд москвича, потупилась, затем гордо вскинула голову и сказала:
      - Вам, небось, все здесь в диковинку. Живем, конечно, еще не по-городскому. Пока только строимся. Но ничего, народ у нас напористый, особенно комсомольцы... Вы Ольгу нашу видели? - неожиданно спросила она.
      - Нет, а кто это?
      - Секретарь нашей комсомольской организации. Вы поговорите с ней, она все как есть вам доложит про колхозные дела. Сегодня воскресенье, значит Ольга дома, занимается. Как выйдете отсюда, повернете налево, потом направо. Ну, а там прямо в ее хату и упретесь. Ее хата заметная.
      - Спасибо. Мы обязательно к ней зайдем. А скажите, Стеша, почему ваша деревня называется Девичья поляна?
      - Не хочу зря говорить, но старики рассказывают, что издавна наша деревня славилась красавицами. Со всей округи женихи сюда приезжали свататься. Отсюда и название повелось...
      - А сейчас? - улыбнулся Вадим. - Может быть, стоит переименовать деревню?
      - Хотите сказать, что девчат у нас нет хороших? Поживете - увидите. Как выйдут на улицу, одна другой лучше! Вот только многие ребята у нас в город подались, - с сожалением сказала она, - так соседи насмешки строят над нашей деревней. Теперь-то вы, - говорят, - уже настоящая "Девичья поляна"...
      - Бабкин Тимофей, - с подчеркнутой солидностью произнес Бабкин, выходя из сарая и протягивая Стеше руку. Московский техник уже успел одеться в свой полувоенный костюм, туго затянуть ремень гимнастерки и до ослепительного блеска начистить сапоги.
      Девушка одобрительно взглянула на москвича и тоже протянула ему руку.
      Тщетно искал Бабкин подходящую фразу, чтобы поддержать разговор. О чем Вадим беседовал с этой девушкой? Снова вспомнился трактор, пустая кабина... крутой поворот...
      - Я не знаю, - негромким баском, наконец, проговорил Бабкин, интересовался ли этим мой товарищ, но мне хотелось бы спросить... - Он пристально посмотрел Стеше в глаза. - Неизвестно ли вам что-нибудь относительно опытов, которые производят недалеко от вашей деревни?
      - Нет, про такое дело я не слыхала, - ответила девушка с простоватой улыбкой. - Ученых у нас не было с той поры, как построили ветростанцию. Вот только вы и приехали... Заговорилась я с вами, - всплеснула руками девушка. Мать наказывала скорее завтракать звать... Идемте, а то все простынет.
      Стеша по-детски подпрыгнула на одной ноге и, встряхнув рыжеватыми косичками, взбежала на крыльцо.
      Вдруг она остановилась, заметив непорядок. Белая мохнатая наседка злобно клевала и не подпускала к себе своих же коричневых и черных цыплят.
      - Я тебе покажу, негодная! - закричала Стеша, грозя курице хворостиной. Американка какая выискалась!
      Наседка обиженно закудахтала и спряталась под крыльцо. Стеша в сердцах топнула босой ногой и бросила хворостину.
      - Мы ждем! - крикнула она уже из-за двери.
      - Что? Досталось? - со смехом спросил Вадим у злой курицы, выглядывавшей из-под крыльца. Затем, вспомнив о вопросе Бабкина, обратился к нему: - Ты думаешь, что вчерашняя история связана с какими-то опытами?
      - Определенно.
      - Меня тоже многое удивляет. Шла девушка - и вдруг нет ее. Распалась на атомы... - проговорил Багрецов, ероша шевелюру. - Но какие же тут, к дьяволу, эксперименты?..
      - Постой, - перебил его Тимофей и схватил товарища за рукав. - Значит, неподалеку там все-таки был человек?
      Моментально представил себе Бабкин подземную лабораторию с мощными генераторами, мраморными пультами управления, огромную камеру, где стоят тракторы и другие машины, готовые выйти на поверхность земли. Вот они, лязгая гусеницами, ползут по длинному коридору. Поднимается замаскированный люк, и машины расползаются по полям. Только один человек у пульта управляет этой ожившей стальной колонной. Может быть, та самая девушка, о которой говорит Димка? Но зачем все это? Кому нужна подземная лаборатория? Кому нужны сельскохозяйственные машины без людей? Об этом мог бы фантазировать Вадим, но Бабкин, как всегда, был очень далек от этого.
      - Бред какой-то! - громко произнес он и, встряхнув головой, решительно зашагал к крыльцу.
      Багрецов удивленно взглянул на него, затем, видимо, согласившись с этим определением, махнул рукой и повернулся к рукомойнику.