- Хотите, скажу, почему у американцев ничего не могло получиться?
      - Пожалуйста, - буркнула она, насторожившись.
      И Бабкин убедительно изложил все то, что Наде было известно от Вячеслава Акимовича. Заглядывая в блокнот, техник приводил цифры, полностью уничтожавшие громкую славу американской научной идеи. Прежде всего, радиолучу нужно прорваться сквозь атмосферу, где он потеряет много энергии. Затем на поверхности Луны он как бы завязнет в ущельях, кратерах, трещинах. Луна меньше всего напоминает зеркало. Будут получаться разные искажения. Но все же допустим, что какая-то ничтожная частица энергии все же отразится от морщинистого лунного лика и рассеется в разные стороны... Снова преодолевая тысячи километров и толстый слой атмосферы, какой-нибудь слабенький радиолучик долетит до Земли, Только сверхчувствительным приемником можно поймать его. Ясно, что на экране телевизора никакого изображения не получится. Для этого нужны достаточно сильные сигналы, такие не прилетят с Луны, даже если бы послать на нее сверхмощную радиоэнергию в миллиарды киловатт. Эту телевизионную станцию должны были бы питать тысячи самых мощных ГЭС.
      Бабкин привел еще целый ряд технических подробностей, доказывающих невозможность использования Луны для телевидения, как это было первоначально предложено, сказал о некоторых способах, которые разработаны у нас, и подвел итог, что практически это пока неосуществимо: слишком дорого и малонадежно.
      Нетерпеливо скручивая перчатку, Надя пыталась его перебить. В чем же тут дело? Ведь Бабкин не отрицал, что рассчитывал на отражение. Наконец спросила об этом.
      - Верно, - согласился Тимофей. - Отражение. Но зачем посылать радиоволны на Луну, когда над самой Землей плавает идеальное зеркало? - он взглядом указал на освещенный диск.
      Надя не могла не оценить остроумия и технической целесообразности этого предложения. В самом деле, почему бы не использовать для телевидения летающую лабораторию как отражающее металлическое тело? Почти вся посланная к диску энергия возвратится на землю. Однако Надя не сдавалась. Нельзя такие вещи принимать на веру. Не мог же обыкновенный техник, к тому же тугодум, каким она считала Бабкина, решить вопрос, над которым ломали головы талантливые ученые вроде Вячеслава Акимовича. Что-то здесь не то.
      Бабкин молча смотрел на лаборантку, улыбался вежливо, но покровительственно, что ее раздражало. Она чувствовала свое, превосходство в теоретических вопросах, и не Бабкину учить ее, хотя именно так и получилось.
      - Хотелось бы посмотреть, как вы будете с лучом - гоняться за диском! язвительно заметила Надя. - Ветры непостоянны. Неизвестно, в какую сторону полетит ваше зеркало. Это не Луна.
      Пришлось Бабкину терпеливо разъяснять принципы современных радиолокационных установок, где наблюдение за летящим самолетом производится автоматически, и рассказать о новых приборах телеуправления, разработанных Дерябиным.
      - Меня не это беспокоит, - болезненно поморщился он, будто ему жали сапоги.
      Надя быстро спросила:
      - А что же?
      Позабыв о том, что перед ним стоит Надя Колокольчикова, то есть девчонка, от которой нельзя ждать ничего хорошего, Бабкин поделился сомнениями: можно ли при острой направленности радиолуча получить хорошее изображение и какова в данном случае будет четкость? Он предъявил ей свои расчеты, где, между прочим, доказывалась абсолютная необходимость очень узкого пучка энергии, направленного на поверхность диска. Иначе незачем огород городить. От летающего зеркала отразится только часть энергии, а остальная полетит дальше, пойдет гулять в мировых пространствах.
      - Получится ерунда несусветная, - увлекаясь и нервно поглаживая коротко стриженую голову, говорил Бабкин. - Стрельба в белый свет, как в копеечку!
      Кроме того, он сомневался и в других вопросах, касающихся техники телевидения, чего тоже не утаил.
      Смелая идея "тугодума" Бабкина покорила Надю. Разговор покатился легко и свободно по гладкому пути, без колдобин, ухабов и, главное, без взаимных насмешек. Более того - смотря на Бабкина, Надя открывала в нем присущие, вероятно, только ему, необычные, но довольно привлекательные черты. Сейчас он казался ей "мальчиком" умным и вполне симпатичным. Правда, Бабкин не годился Наде в оруженосцы - не такой у него характер, - но она и не собиралась пополнять свою коллекцию влюбленных.
      - Или я ничего не понимаю, - искренне призналась она, - или вы придумали действительно интересный способ. Неужели такая простая идея никому не приходила в голову? Ужасно!
      Бабкин вытер вспотевшее лицо.
      - Вот это меня и смущает. - И, вглядываясь в темноту, недовольно пробурчал: - Работнички! Все еще кабель выписывают...
      Надя энергично взяла Бабкина за локоть.
      - При чем тут кабель? Теперь не нужен. Пошли к Пичуеву.
      Дорогой она убеждала все еще сопротивляющегося Тимофея, что он обязан без ложной скромности и сию же минуту рассказать инженерам о своем проекте. Если Бабкин не сделает этого, она обойдется без него. Самому же будет стыдно...
      Надо сказать, что и Вячеслав Акимович и Дерябин высоко оценили выдумку техника Бабкина, проверили все расчеты, долго обсуждали практическую сторону дела, однако, к немалому удивлению Нади, все же не отменили своего распоряжения об установке передатчика в диске.
      Конечно, так и должно быть. Решили испытывать два варианта, причем самое интересное заключалось в том, что автором первого предложения считался старый и опытный инженер Дерябин, а второго - техник Бабкин, который, по существу, только начинал свою творческую жизнь.
      Надя ревниво относилась к славе Пичуева, ей всегда казалось, что его чрезмерная скромность портит все дело. О нем мало пишут, почти не говорят на собраниях, часто даже не замечают его. И кого же? Одного из самых талантливых специалистов института. Так получилось и сейчас. Вариант No 1 - Дерябина, вариант No 2 - Бабкина. А Вячеслав Акимович? Разве без него можно обойтись? Что понимают Дерябин или Бабкин, техник по метеоприборам, в сложнейшей телевизионной аппаратуре? Ничего. Так думала Надя.
      Но сам Пичуев думал иначе. Прежде всего, он никогда не чувствовал себя обиженным, обойденным славой и почестями. Не в этом дело. Сегодня он столкнулся с новым фактом, который лишний раз подтверждает правоту старика Дерябина. Да, техник по метеоприборам Бабкин предложил ценную идею в области телевидения. Судя по его рассказу, он никогда этим серьезно не занимался, с телевизором возился по-любительски. Но что натолкнуло Бабкина на мысль использовать отражение от диска? Опять-таки опыт своей профессии. Техник иными глазами взглянул на диск, совсем не так, как Дерябин или он, Пичуев.
      В летающем диске Бабкин прежде всего увидел зеркало. И это вполне понятно. Многие месяцы техник глядел на экран радиолокатора, следя за исчезнувшими в облаках шарами с подвешенными к ним металлическими пластинками. Эти пластинки казались Бабкину зеркальцами, от которых отражается радиолуч. Так родилась идея послать мощный луч на зеркало диска.
      Бабкин и Надя возились с подпайкой концов кабеля к распределительной планке. Времени было в обрез. Поярков не раз появлялся в кабине, где устанавливалась аппаратура, сердился и торопил.
      Как ни странно, никогда не работавшие вместе Тимофей и Надя понимали друг друга с полуслова. Стоило лишь бригадиру взглянуть на торчащие концы от приемника телеуправления или еще какого-нибудь прибора, как лаборантка мгновенно бросалась к нему со схемой.
      В кабине было тесно, поэтому лишние рабочие руки только мешали бы монтажу. Наде приходилось и проверять соединения и закреплять провода на щитках, что вовсе не входило в ее обязанности, но сейчас не до этого - время не ждет.
      Вячеслав Акимович должен был следить за работой своих подчиненных, руководить, консультировать, но этого ему оказалось мало: тащил вместе с Бабкиным бронированные кабели - они почти не сгибались, а потому трудно проходили сквозь отверстия в лонжеронах, - измерял напряжение на многочисленных контактах в распределительных коробках, смотрел на экране осциллографа, как прыгают под стеклом зеленые фосфоресцирующие светлячки, и наметанным глазом инженера-исследователя угадывал по ним, как работают основные элементы телевизионного передатчика.
      - А это что за провода? - спросил инженер у Бабкина, который ходил по коридорам диска как у себя дома. - Вы, наверное, здесь всё знаете.
      - Это? - переспросил Бабкин. - От аппаратов Набатникова.
      У Пичуева еще не остыло неприязненное чувство к профессору, из-за которого чуть было не сорвались испытания телевизионных аппаратов. От Пичуева требовали плановости в работе, а тут по приказу Набатникова нарушались все планы, очередность испытаний, он командовал как хотел. Видно, дела его посерьезнее, чем телевидение.
      - Вы когда-нибудь видели Набатникова? - спросил Вячеслав Акимович.
      - Нет, не приходилось. Уловители его знаю.
      Неудобно было расспрашивать техника, и Пичуев замолчал. Если возможно, Дерябин расскажет ему об этих уловителях.
      Так-то оно так. Об уловителях Набатникова мог рассказать не только Дерябин, а и любой инженер, который с ними работал. Мог рассказать и Бабкин. Но вряд ли кто из них взял бы на себя смелость объяснить связь между уловителями космических частиц и новыми опытами Набатникова. Здесь был перекинут столь тонкий мостик, что казался он совсем невесомым, а многим и невидимым.
      Считая себя человеком технически грамотным, Бабкин догадывался, что работы Набатникова представляли не только теоретический интерес. Изучение космических частиц тесно связано с атомной техникой, чем, вероятно, он и занимался.
      Димке Багрецову как-то удалось встретиться с ним в метеоинституте. Это было перед отъездом, после чего Димка напустил на себя важность и даже Бабкину не сказал, о чем шел разговор с профессором. Надо полагать, не об атомной технике. Но Димка ходил с загадочным видом, будто хранил в себе секрет водородной бомбы. А его давно уже не существует. У американцев, что ли, научился? Вот уж поистине дурной пример!
      Глава 10
      В ПОИСКАХ ВЫСОТЫ
      Городок Новокаменск, куда после долгих мытарств прибыл Багрецов, оказался низеньким, одноэтажным, расположенным в котловине.
      Именно это и не понравилось Вадиму. Выйдя на вокзальную площадь, огляделся. Где-то далеко синели горы, в небе скользил самолет, а рядом все прижималось к земле: дома, низкорослый кустарник. Даже каменные изгороди, как в кавказских селениях, человеку по пояс. Не видно было и пожарной каланчи, колокольня не торчала в небе. Впервые в жизни Багрецов пожалел, что ее нет. Городок построили недавно, а потому обошлись без колокольни, вероятно не предполагая, что она окажется необходимой приезжему изобретателю.
      Да, ему до зарезу нужна была высота. Гора, каланча, колокольня, любая высокая точка, куда бы он мог забраться со своей "керосинкой". Багрецов недоволен - нельзя проектировать города без высоких строений. Явное упущение городского архитектора!
      Оставляя на размякшем асфальте следы каблуков, Багрецов бродил по тротуарам Новокаменска, задирал голову, искал несуществующую высоту.
      Было уже за полдень. Под ногами прыгала кургузая тень. Вадим снял шляпу. Горячий степной ветер сразу высушил мокрые от пота волосы, как после мытья сушит их парикмахер специальной машинкой. Багрецов вспомнил ее ласковое, теплое дыхание, обвевающее голову, вспомнил хрустящие салфетки, одеколон. Ему так захотелось сесть в кресло перед зеркалом, закрыть глаза, покорно доверившись искусству мастера в белом халате. Он потрогал когда-то мягкие, вьющиеся волосы, сейчас слипшиеся от дорожной пыли, поискал взглядом привычную вывеску, но рука его машинально скользнула по боковому карману, где у самого сердца сиротливо приютилось несколько пятирублевок. Дополнительные траты невозможны. Дорога далека, к тому же неизвестна.
      Сегодня утром Багрецов хотел было выяснить, куда отправился Медоваров, спрашивал о нем у железнодорожников, искал груз экспедиции, но ничего утешительного не узнал. Оставалась единственная надежда, что Толь Толич еще не покидал города или, в крайнем случае, не успел отъехать далеко.
      Еще в поезде Багрецов думал о невыключенной радиостанции в ящике. Вполне возможно, что она будет работать довольно долго - пока не разрядится аккумулятор. Однако Багрецов все-таки техник, кроме того, привыкший к автоматическим радио-метеостанциям, он не мог (не заметить некоторую закономерность в странном поведении аппарата. Из ящика слышались треск и жужжание, но периодически, через равные промежутки времени. А если так, то легче всего предположить, что, так же как и радио-метеостанция, аппарат в ящике включался часовым механизмом. Вероятно, поэтому никто не заметил при упаковке, что радиостанция не выключена. Никаких тресков и других звуков слышно не было, появились они уже в пути. Багрецов долго ломал над этим голову. Ночью выходил на площадку, вытаскивал из коробки своей "керосинки" тонкий прутик складывающейся антенны, настраивался на знакомую волну, но ничего принять не мог. Далеко отсюда по степям и плоскогорьям мчался поезд. Слишком далеко, а потому не долететь волне, даже если бы радиостанция включилась. И все же настойчивый радист сжигал в "керосинке" вторую бутылку горючей смеси - терпеливо ждал передачи.
      Сегодня на рассвете, когда поезд, с которым он ехал, пересекал возвышенное плато, Багрецов опять надел телефонные трубки и услышал стук колес. Ровно через час передача повторилась, Однако в Новокаменске, несмотря на то, что ящик с радиостанцией находился, как предполагал Вадим, где-то неподалеку, приема не было. Надо искать высоту. Она поможет найти Медоварова.
      Жара. Низкие домики и высаженные вдоль улицы молодые деревца не скрывали пешеходов в спасительной тени. Вадим брел у самых стен, где тянулась узкая теневая полоска, и чувствовал, будто идет, покачиваясь, по одной половице. Голова кружилась не от хмеля, а потому, что не ел ничего со вчерашнего дня. Плавленый сыр здесь почему-то не продавался, а о переходе на другой рацион Вадим не успел еще подумать. При его далеко не блестящих денежных возможностях выбрать достойный заменитель трудно.
      Стены дышали жаром. Вадиму казалось, что рядом не дома, а русские печи, низкие, горячие. Отошел подальше, на середину тротуара, ноги остались в тени, а голову опять припекает, - солнце палит нещадно. В этом ужасном - городишке, который не хочет расти вверх, никуда от солнца не денешься. Багрецов понимал, что высотные здания Новокаменску не нужны, но не мог побороть в себе неприязненного отношения к низеньким кварталам. Здесь гибли все его лучшие надежды.
      "Да и вообще, как тут люди живут? - удивляло Вадим, обшаривая глазами крыши. - Ни одной антенны, если не считать жалких проволочных веников". Их Багрецов не признавал. Метелочки - для обыкновенных слушателей, а настоящие радиолюбители, мастера дальних связей, коротковолновики, ставят на крышах высокие мачты, подвешивают сложные антенны, хотят забраться как можно выше. Астрономы тоже лезут вверх, о летчиках и говорить не приходится, даже метеорологи для определения скорости и направления ветра поднимают свои приборы на мачты. Люди стремятся в высоту, но этого не видно в Новокаменске. Отвратительный город!
      Не понравился он Багрецову еще и потому, что, по всей вероятности, станет конечной точкой его путешествия. Денег на обратную дорогу не хватит, придется просить у матери, а пока, до получения телеграфного перевода, жить не в гостинице, а здесь, в пыльном скверике: Другого выхода не было. Вадим провел ладонью по небритой щеке и заскучал всерьез. Вид уж больно непрезентабельный: грязный пыльник (от станции Выборной пришлось ехать в товарном вагоне), мятая шляпа - ее он клал под голову, когда спал. Похож на опустившегося бродягу, да и положение пиковое. Предстоит ночевка на скамейке, есть тоже нечего. Интересно - сколько стоит телеграмма до Москвы? Вот так отпуск, лучше не придумаешь. А все из-за упрямства. Зря не послушался Тимки.
      У витрины гастрономического магазина Багрецов невольно замедлил шаги, но тут же опомнился и быстро перешел на другую сторону.
      Здесь почти соседствовали две часовые мастерские - "Верное время" и "Точное время", судя по вывескам, принадлежавшие разным кооперативным артелям. Как показалось наблюдательному путешественнику, язва конкуренции не разъедала их дружбы, не портила добрососедских отношений. Вполне возможно, что сотрудники "Верного времени" ходили к "Точному времени" за кипятком, а те пользовались какой-либо другой их любезностью. В витринах мастерских красовались одинаковые бронзовые часы, старинные, с купидонами. Вывески тоже были одинаковыми, не только по форме, цвету, шрифту, но и по названиям (кто скажет, что "верное время" и "точное время" не синонимы). Только у "Верного времени" вывеска покрупнее да повыше висит. Это что же? Скрытая конкуренция или просто реклама получше?
      В другое время Багрецов никогда бы не задумался над сущностью рекламы в социалистическом государстве. Она должна помогать потребителю, а не подчеркивать свое равнодушие - какое, мол, мне дело, куда ты пойдешь и что купишь! Сейчас этот вопрос Вадима заинтересовал, к сожалению, не с точки зрения покупателя, а совсем по другой причине.
      Он в нерешительности стоял на тротуаре между витринами "Верного" и "Точного" времени, где висели одинаковые стеклянные таблички "Покупка часов и механизмов". Ничего не поделаешь, придется оставить им часы, если не хочешь сидеть в Новокаменске неизвестно сколько дней. К тому же неудобно просить деньги у матери, человек он взрослый, самостоятельный, знал, на что шел. Вадим с грустью смотрел на свои ручные часы "Победа". Служили они ему верой и правдой вот уже три года, шли минута в минуту, однажды искупались в море и даже после этого не подвели хозяина.
      "А если встречу Медоварова или найдутся какие-нибудь другие следы экспедиции?" - засомневался Багрецов, жалея часы, но, поразмыслив, решил, что тогда и подавно придется с ними расстаться - на дорогу деньги нужны. Оставалось самое простое - зайти в "Верное" или "Точное" время и деньги эти получить.
      Легко сказать - получить! Бабкин, например, и не поморщится, а для Вадима это ужасная операция. Он будет думать, что все на него смотрят, показывают пальцем: откуда, мол, взял часы этот подозрительный тип, в грязном плаще, неумытый, заросший бородой? "Наверное, пьяница..."
      Так представлял себе это дело Вадим, конечно преувеличивая впечатление, которое мог бы произвести на горожан Новокаменска, продавая часы. Даже бороды настоящей не было - чепуха, цыплячий пушок. Свою нерешительность он оправдывал недостаточной заботой часовых артелей о гражданах, желающих оставить у них часы. В самом деле, куда должен пойти означенный гражданин, если ему не подскажет реклама? В "Верное" или "Точное" время?
      Подходя то к одной витрине, то к другой, Вадим пытался сделать выбор. Сквозь стекло он видел часовщиков. Каждый из них с лупой в глазу. Склонившись над разобранными механизмами, они брала пинцетами шестеренки и пружинки, чистили щеточками корпуса. Почти всем мастерам было далеко за пятьдесят; суровые, сосредоточенные, никто из них не улыбнулся Вадиму. А он ждал этого. Казалось, заметь он в том или другом окне чей-либо ободряющий взгляд - и выбор был бы сделан. Багрецов издевался над самим собой, вспоминая Буриданова осла: бедняга сдох от голода между двумя охапками сена, не зная, какую выбрать. И тебе, милый мой, уготована его судьба. Проклятая стеснительность! Ведь свои же часы, не чужие. Кровные.
      Витрина "Гастронома" на противоположной стороне улицы, запах жареных пирожков, который его преследовал от самой станции, а главное - сосущая боль в желудке недвусмысленно намекали Вадиму, что судьба часов давно решена. К чему же лишние мучения, церемонии, ложный стыд! В жизни и не то еще может встретиться.
      ...В окошечке, где производилась скупка часов, Багрецов увидел лысую голову с седым венчиком волос.
      Дрожащей рукой Вадим отстегнул ремешок и молча протянул часы в окошко. Приемщик поднял бровь, тем самым сбрасывая лупу в подставленную ладонь, мельком взглянув на часы, вежливо сказал:
      - Прошу вас, обратитесь в "Точное время", рядом.
      - "Победа"... Хорошие... - лепетал Вадим. Меньше всего ему хотелось второй раз испытывать подобную неловкость. - Минута в минуту. Точные... Анкерный ход... Пятнадцать камней...
      - Кому вы это говорите, молодой человек?
      Чувствуя, что сморозил глупость, Вадим поспешно извинился и, сунув в карман точные, анкерные, на пятнадцати камнях часы, вышел на улицу.
      Когда за ним закрылась дверь, лысый приемщик обернулся к заведующему мастерской.
      - Николай Иванович, как у "Точного" с планом по скупке? Можно к ним еще посылать?
      - С планом? У нас перерасход, а у них - не знаю.
      Через минуту Багрецов уже протягивал часы приемщику из "Точного времени". Мастер вскрыл их, внимательно осмотрел, что-то пробурчал насчет чистки, назначил даже цену, но вдруг неожиданно поднялся и ушел.
      Вадим застыл в недоумении. Откуда ему знать, что мастер решил справиться у заведующего о выполнении плана! Не следует ли посылать клиентов в "Верное время"?
      Мастер возвратился и занялся часами Вадима. Не спеша щеточкой почистил циферблат, покрутил стрелки, поставил их поточнее, предварительно сверившись с другими часами, и, щелкнув крышкой, сказал:
      - По соседству с нами "Верное время". Туда и отнесите.
      Багрецов хотел было спросить, чем объясняется столь непонятное и, пожалуй, даже неуважительное отношение к честным гражданам, обладателям лишних часов. Почему его посылают в мастерскую, где он только что был? Но вопрос этот застрял в горле: интересно - как здесь расценивается подобная настойчивость? И потом - не ясно: зачем уходил приемщик, о чем и с кем он советовался? Наконец, этот вежливый отказ. Какие были к тому соображения? Уйти бы поскорей, а то еще милиционера позовут.
      По старой привычке, которая еще сидит в некоторых из нас, мы часто объясняем неожиданные поступки дурными побуждениями, хотя жизнь поправляет нас на каждом шагу. Жизненный опыт Багрецова не велик, легче всего обезопасить себя от разочарований, заранее предугадывая самое плохое. К тому же общение с таким представителем человеческой породы, как Толь Толич, заставило Багрецова все время оглядываться - а не куснет ли тебя кто из-за угла, как это случилось с ним перед отъездом из Москвы.
      Застегнув ремешок часов уже за дверью мастерской, Вадим устало поднял чемоданчик и; пошатываясь, побрел вдоль улицы.
      На каждом столбе расклеены были правила уличного движения, по-видимому присланные из большого города. В них строго запрещалось виснуть на подножках трамваев и троллейбусов. В Новокаменске не было ни того, ни другого вида транспорта. Ходил один автобус, несколько архаических извозчиков стыдливо ютились у вокзала, а правила категорически советовали переходить улицу только на перекрестках. "Переходя улицу, - рассеянно читал Вадим, - посмотри сначала налево, потом направо..."
      "Пойду направо - очень хорошо", - подумал он словами Маяковского и пересек улицу.
      Свернув за угол возле аптеки, обрадовался. Неподалеку высились две мачты, между ними поблескивали новенькие антенны, подвешенные на разной высоте. Здесь были антенны всевозможных систем: Г-образные, Т-образные и, как шутят любители, "безобразные", то есть путаница проводов, в которой сразу и не разберешься, для какой, собственно говоря, цели они служат.
      Вадим заторопился. Он, конечно, знал, что не обязательно подниматься на крышу, башню, вышку или антенную мачту. Надо присоединить "керосинку" к антенне, и все будет в порядке. Кстати, сколько сейчас времени? До начала передачи оставалось двадцать минут. Какое счастье, что он не расстался с часами! Придется точно следить за пятиминутками. Неизвестно, куда тебя забросит судьба - в степь ли, в горы? Там о времени спросить не у кого и часы не висят на столбах.
      Но вот и здание, куда спускались провода, тонкими змейками лезли во все окна, еле протискивались сквозь эбонитовые втулки в рамах.
      "Новокаменский радиоклуб ДОСААФ", - прочел Багрецов, и сердце его заколотилось от волнения. Он знал, что здесь ему помогут.
      В комнате, куда он вошел, сидели чем-то недовольный парень в белой косоворотке - пиджак его висел на спинке стула - и девушка с непроницаемым выражением лица, подчеркнутым гладкой прической, строгим костюмом и черным галстуком на кофточке.
      Вадиму подумалось, что до его прихода у них был серьезный разговор, прерванный на самом ответственном месте. Смотрели они на гостя хмуро и выжидательно. "Поскорее говори, что тебе нужно, и убирайся", - читал он в глазах, и Новокаменск ему не нравился все больше и больше.
      - Здесь есть у вас, - смущенный суровым приемом, неуверенно начал Багрецов, - ну... какой-нибудь начальник или...
      - Почему "какой-нибудь"? - неприязненно перебил его парень. - Я начальник радиоклуба.
      Вадим опустил глаза. Неприятно встречаться взглядом с человеком, которого ты пусть случайно, но все же обидел. А тут еще эта девица упорно смотрит на тебя, наверно изучает отживающие типы, обломки капитализма. Вполне возможная вещь, коли ты похож на горьковского босяка.
      - Где же я вас видела? - наконец сказала она.
      Хотел было ответить Вадим, что не иначе как в пьесе "На дне", но постеснялся и пробурчал невнятные, пустые слова, вроде "не могу знать" или "не имею счастья вспомнить". Помолчал немного, затем обратился к начальнику радиоклуба с вполне конкретной просьбой: нельзя ли воспользоваться одной из антенн?
      Хмурый начальник застегнул косоворотку на все пуговицы и потянулся за пиджаком.
      - Особых возражений не имеется. Понятно? - сказал он, накидывая пиджак на плечи. - Но желательно знать, с кем я разговариваю.
      Вадим крепко вытер губы платком.
      - Видите ли... я москвич-радиолюбитель. Еду в экспедицию...
      - Одну минуточку! - Начальник радиоклуба указал на свободный стул. Присядьте, мы скоро закончим. Так как же вы узнали, что передатчик находится в Новокаменске? - обратился он к собеседнице, как бы продолжая прерванный разговор. - Мне звонили насчет него со станции под Куйбышевом. А вам?
      - Никто не звонил. Услышала в воздухе.
      - На самолете?
      - Вот именно. Я уже рассказывала, что решила добраться домой попутным самолетом. Волна пропавшего передатчика мне была известна, время работы тоже. Договорилась со знакомым бортрадистом, чтобы попробовал принять. Вот и услышала. Хорошо, что поблизости оказался аэродром.
      - Неужели сели из-за этого ящика?
      - Такого вопроса от вас не ожидала, - сдержанно ответила девушка. Простите за дерзость, но все ваше хозяйство, - она обвела взглядом комнату радиоклуба, уставленную всевозможными передатчиками и приемниками, увешанную карточками-квитанциями коротковолновиков, - не стоит этого ящика. Кроме того, как вы понимаете, ребята потеряли не только аппарат, но и доверие коллектива. А это пострашнее.
      Прислушиваясь к разговору, Багрецов нервно ерошил волосы и чувствовал, что здесь кроется какая-то связь между пропавшим передатчиком и невыключенной радиостанцией, оказавшейся среди грузов экспедиции.
      Зина Аверина - а что это была она, читатель давно догадался, - рассказывая о цели своего посещения радиоклуба, изредка посматривала на худощавого студента с вытянувшимся, изможденным лицом, небритого, с всклокоченными, давно не мытыми волосами и мучительно вспоминала: где же она встречала его? Ей и невдомек, что этого парня, постепенно теряющего в трудном путешествии свою франтоватую внешность, видела она совсем недавно на экране телевизора.
      Когда-то Багрецов был другим - курчавым, независимым, говорил убедительным, сочным баритоном, а не шептал какие-то жалкие слова - и, главное, где? По существу - у себя дома, в радиоклубе. Здорово подкузьмила его дорога до Новокаменска. Все тут было: шаткая экономика, тощий желудок, неудобства в пути - вот и не хватило выдержки. Заскучал, растерялся герой.
      Зина посмотрела на часы, висевшие над клубным передатчиком.
      - Скоро включится "Альтаир". Может быть, услышим.
      - В том и беда, что не услышим, - искренне огорчился представитель новокаменских радиолюбителей. - Нету приемника на ультракороткие волны. Понятно? Ребята, конечно, сделают. Обещали, но не раньше, чем дня через три. Знаете ли, конец месяца, - оправдывался он, - все работают кто - на фабрике, кто где... пора горячая.
      Серьезное осложнение. Зина этого не предвидела. Неужели напрасно отстала от самолета? Теперь жди оказии, не каждый день она случается.
      - Но ведь вам звонили со станции? - настаивала она. - Вы же знаете о письме комсомольцев Московского радиоинститута?
      Начальник радиоклуба только разводил руками.
      - Пионеры сделали приемничек. Но пока ничего не добились. Волны для них новые. Понятно? Он то рычит, то свистит, никак не налаживается. Понятно?
      - Взяли бы человека поопытнее. Пусть поможет ребятам. - Зина повернулась к Багрецову, заметив, что тот все время порывается вступить в разговор. - Вам приходилось заниматься ультракороткими волнами?
      Этого вопроса будто и ждал Вадим. Что там скрывать, любил он удивить людей каким-нибудь неожиданным эффектом. Блеснет острым словцом, забавной выдумкой и наслаждается: вот, мол, я какой, я еще и не то умею!
      Даже сейчас Вадим остался верен себе. Не отвечая на вопрос Зины, молча подошел к столу, раскрыл чемоданчик, вытащил радиостанцию, затем небрежно пошарил в кармане, достал спички и зажег фитилек. Действовал он, как фокусник, чувствуя напряженное внимание, но вместе с тем и недоверие зрителей.
      Минутная стрелка приближалась к двенадцати. Вадим спросил у Зины, на какую волну настраиваться, и, получив ответ, подвел указатель настройки к нужному делению. Но это еще не все. Деловито осведомившись у начальника радиоклуба насчет антенн, провода которых подходили к передатчикам и приемникам, Вадим выбрал из них наиболее подходящую, подсоединил к "керосинке", надел телефонные трубки и, щелкнув переключателем, замер в торжественном ожидании.
      Новокаменский радист с немым уважением смотрел на гостя, но взгляд его все чаще и чаще останавливался на странном радиоаппарате, похожем на крохотный керогаз. Неужели его можно носить в кармане? Вопрос возник после того, как гость жестом показал на свой карман: смотрите, мол, куда помещается радиостанция.