- По-моему, в районе озера Севан.
Профессор Демидов что-то высчитывал у себя в блокноте. Он жмурился, почесывал за ухом карандашом, лихорадочно перебирал листки, делал какие-то отметки. Затем он в волнении закрывал блокнот и шагал, заложив руки за спину, среди суетившихся техников. Профессор то не обращал на них никакого внимания, то вдруг останавливался перед одним из них и долго смотрел в лицо, словно пытаясь прочесть ответ на мучивший его вопрос. Наконец, он отошел от радиостанции и зашагал по взлетной дорожке. Борис Захарович с тревогой посмотрел ему вслед.
- Вы товарищ Дерябин? - спросил инженера невысокий паренек, только что вышедший из помещения аэродромной радиостанции. Он протягивал ему листок бумаги.
- Быстро! - с некоторым удивлением проговорил Борис Захарович и взял листок радиограммы. Он прочел его несколько раз, затем задумался и пожал плечами.
Придется показать эту телеграмму Алексею Фомичу. Но если бы кто-нибудь знал, как это ему неприятно! Из-за каких-то нелепых предположений он, Дерябин, должен огорчать профессора. Вот он идет к нему навстречу. Как четки и уверенны его шаги!..
Демидов еще ничего не говорил о результатах испытаний, но Борис Захарович знал, что в таких испытаниях сразу ничего нельзя определить: на всё нужно время.
Алексей Фомич остановился в двух шагах от Дерябина и молча смотрел на него, словно что-то взвешивая. Наконец, вздохнув, он тихо проговорил:
- Или это действительно так, или... я ничего не понимаю.
Демидов взял инженера под руку и, осторожно шагая по блестящей дороге, глухо и медленно ронял слова:
- То, что я узнал сейчас об интенсивности лучей, опровергает наши самые смелые предположения. На земле ни в одной лаборатории пока еще нельзя получить столь сильного радиоактивного излучения. На высоте в полтораста километров, где космические лучи не задерживаются атмосферой, в моих уловителях под действием этих лучей и других дополнительных факторов я обнаружил превращение вещества...
- Значит, насколько я понимаю, при этом освобождалась атомная энергия,- взволнованно перебил его Дерябин.- Так ведь этого не наблюдали пока еще ни в одной лаборатории мира?
- Не знаю,- сухо заметил Демидов.- Но во всяком случае, три часа тому назад это явление зарегистрировано приборами летающей лаборатории. Правда, пока только в одной установке.
Борис Захарович молчал, он не мог не оценить всей важности сообщения Демидова. Инженер знал, что до сих пор была использована атомная энергия лишь малоустойчивых радиоактивных элементов, вроде урана, а сейчас... Да ведь об этом можно было только мечтать!.. "Однако,- подумал Дерябин,- эта энергия получена на высоте в полтораста километров. Ее невозможно спустить на землю".
- То, что я вам сейчас сообщил,- прервал его мысли профессор,- только начало нашей большой работы. Подробный анализ всех материалов, полученных при сегодняшних испытаниях, позволит нам достаточно полно изучить действие космических лучей. Я думаю, однако, что эту вечную, неиссякаемую энергию мы тоже когда-нибудь используем.- Демидов остановился, недовольно взглянул вверх и добавил: - К сожалению, приборы не смогли передать на землю всего, что нужно. Как бы я хотел быть наверху, чтобы своими глазами посмотреть на многие пока еще неясные для меня явления. Одновременно с дополнительной проверкой температурной кривой мы снова повторим некоторые опыты уже на высоте в двести километров.
Дерябин вынул было телеграмму из кармана, затем снова спрятал ее.
Молча дошли до радиостанции.
- Алексей Фомич...- наконец решился спросить его инженер.- Вам обязательно сейчас нужно повторить испытания или можно отложить это дело до завтра?
Дерябину очень неудобно было об этом спрашивать.
- Почему? - вмешался подошедший Поярков.- Почему бы нам сегодня и не продолжить испытаний? Горючего в баллонах хватит даже при подъеме до трехсот километров. Кстати, вы же сами, Борис Захарович, интересовались температурной кривой.
- Правильно, но вот...- Инженер, видимо, не хотел говорить о причинах, побудивших его не производить дополнительных испытаний.
- Аня,- позвал он.
Девушка быстро подбежала к инженеру и остановилась, молча ожидая, что он ей скажет.
- Простите, Алексей Фомич,- обратился к Демидову инженер.- Я должен тут кое-что выяснить.
Обернувшись к радистке, он спросил:
- Вы твердо уверены, что ботинки, найденные около полигона, вы видели на одном из техников, прибывших из Москвы?
- Я уже говорила об этом.
Демидов с удивлением прислушивался к разговору.
Борис Захарович со вздохом вынул радиограмму:
- Я, право, не знаю, как поступить, Алексей Фомич. Непредвиденное осложнение. По моему заданию в институте расследовали всё, связанное с исчезновением техников. Сейчас вот в этой радиограмме сообщается, что ботинки могли быть сброшены откуда-то сверху, так как поблизости никаких следов не найдено. Кроме того, установлено, что техники не только не прибыли на аэродром, откуда они должны были лететь в Москву, но не появлялись и на вокзале...
- Они там,- прошептала Аня, взглянув вверх.
- Чепуха, девушка! - возразил конструктор.- С таким грузом наша лаборатория вряд ли смогла бы подняться до расчетной высоты.
Дерябин взглянул на солнце, клонившееся к западу, на пухлые облака, удобно разлегшиеся на вершине горы, и со вздохом проговорил, обращаясь к Пояркову:
- А может быть, они были в лаборатории? - Он подчеркнул слово "были".
- Ну что вы, Борис Захарович! - возразил конструктор.- Я никак не могу предположить, что случайные пассажиры выпрыгнули из кабины. Парашютов там не было.
- Но куда же тогда делись эти молодцы? - раздраженно спросил инженер.
Аня ничего не сказала. В глубине души она подозревала, что исчезновение молодых техников было связано с испытаниями летающей лаборатории. Но как это доказать? Нельзя же, на самом деле, спустить лабораторию на землю только затем, чтобы убедиться, что там никого нет.
Профессор Демидов выслушал все доводы и решительно проговорил:
- Придется на этом закончить испытания. Я не могу позволить себе продолжать их, если есть подозрения, что в кабине остались люди. Почему вы мне об этом раньше ничего не сказали? - с укоризной обратился он к Дерябину.
- Я и сейчас в это не верю,- ответил тот.- Может быть, все-таки продолжим испытания? - с надеждой спросил он у Демидова.
- Нет, Борис Захарович,- сурово сказал профессор.- Нам очень дорога наука, но если уж у нас появились сомнения, что там, наверху, люди, то... вывод ясен... Люди нам, конечно, дороже.
- Вы правы, Алексей Фомич,- слегка наклонив голову, сказал конструктор.
...По зеленому полю аэродрома мчалась грузовая машина. Она пересекла выложенное в форме "Т" сигнальное полотнище и потащила его за собой.
Напрасно дежурный стартер, размахивая флажком и что-то крича, бежал к ней навстречу. Напрасно учлеты старались ее остановить, догоняя и почти цепляясь за тянущееся вслед за машиной полотно. Машина, словно обезумев, летела к радиостанции.
Вот-вот еще немного, и она снесет всё на своем пути...
Аня стояла около приемников и, широко расставив руки, словно загораживала собой свои аппараты.
Машина круто развернулась, на мгновенье наклонившись левым бортом в сторону радиостанции, и затормозила.
Одновременно в кабине открылись обе дверцы и оттуда выскочили шофер и Багрецов. На лбу юноши резко выделялось белое пятно повязки.
Вадим бросился к Дерябину и, не в силах произнести ни слова, поднял руку к небу. Техника обступили со всех сторон. Справившись с волнением, он, наконец, рассказал о человеке, оставшемся в летающей лаборатории.
- Пустить движок! - приказал инженер.
Сразу наступила тишина, затем послышался вздох двигателя, набиравшего в себя воздух, две-три вспышки в цилиндрах, и равномерный рокот четко работающего мотора пронесся над полем аэродрома.
Дерябин равномерным шагом подошел к пульту управления радиостанции и замер в ожидании. Через минуту он снова должен будет включить установку для управления летающей лабораторией с земли.
Аня, которой сейчас уже нечего было делать, так как она дежурила только на приемном устройстве, быстро подбежала к Багрецову и заботливым движением поправила у него сползавший со лба бинт.
Дим отвернулся, но Аня всё же заметила слезы, блестевшие на его глазах. Аня поняла, что это не было слабостью, что этот мальчик, так много испытавший за прошедшие два дня, стал совсем другим, выпив первый глоток из великой чаши мужества.
Выше рекордов
Инженер Дерябин стоял у пультов управления. Внешне он был спокоен, но только внешне! Он чувствовал, что именно сейчас начинаются настоящие испытания, от которых зависит не только судьба талантливой конструкции молодого инженера Пояркова и драгоценных приборов Алексея Фомича, не только судьба изобретений самого Дерябина, которым он отдал всю свою жизнь, работая над телемеханическим управлением разными машинами. От удачной посадки летающего диска зависит жизнь человека, случайно оказавшегося в его кабине.
При таких испытаниях нельзя быть спокойным, но - надо... Малейшая ошибка, неправильно нажатая на пульте кнопка, поворот рычага не в ту сторону - всё может привести к катастрофе.
Замелькали цветные лампочки. Это были сигналы приборов, готовых принимать команды.
Вращающееся зеркало радиолокатора указывает почти на зенит. Там находится стратосферная лаборатория. Ее силуэт виден на светящемся экране, расположенном около щита управления.
Черный круг словно повис в жемчужном небе мерцающего экрана.
Дерябин нажал красную кнопку на пульте. Вспыхнула над ней сигнальная лампочка, показывая, что там, наверху, приборами-автоматами принята команда с земли. Темный кружок на экране медленно пополз вниз. По приказу человека, находящегося на земле, движущиеся рычаги уменьшили объем диска, сдавили в нем газ, и летающая лаборатория пошла на снижение.
Радиолокатор не выпускал металлический диск из поля своего зрения, его силуэт всё время был виден на экране.
- Двадцать тысяч метров,- сказал Дерябин через некоторое время, посмотрев на сетку экрана, где можно было определить расстояние до снижающегося диска.
Профессор Демидов и конструктор молча стояли около пульта.
За всё время спуска диска никто не произнес ни слова. Лицо инженера, стоящего у пульта, было покрыто потом. Он не мог оторвать рук от кнопок управления, чтобы вынуть из кармана платок.
В ярком синем небе показалась серебряная точка. Она была еще высоко и совсем не над головой, как раньше указывало зеркало локатора. Сейчас невидимый радиолуч встречал снижающийся корабль с востока. Дерябин медленно повернул блестящий штурвал и одновременно нажал еще одну кнопку включения реактивного мотора.
Было видно, как серебряная точка стала постепенно расти. Инженер управлял летающим диском, попеременно включая то одно, то другое сопло его мотора, стараясь самым коротким путем привести корабль на аэродром.
Заметно снижаясь, диск шел по заданному курсу.
...Сравнительно небольшой металлический диск, похожий по форме на коробку барометра, словно отдыхая, лежал на зеленой траве, поблескивая своими гофрированными плоскостями.
Еще не успел растаять лед около нижнего люка. И странной казалась эта стеклянная корка под горячим солнцем, там, где некуда было спрятаться от жары.
Наконец крышку люка открыли. Ее приподняли внутрь, и профессор Демидов вместе с Борисом Захаровичем и врачом молча вошли в кабину. Багрецов хотел было броситься за ними, но Аня осторожно отвела его в сторону.
- Ничего, ничего,- успокаивал Вадим себя, шевеля побелевшими губами.Они знают... Они сделают... Всё сделают...- Он не мог оторвать взгляда от темного люка.
Из кабины долго никто не показывался.
Дим прислонился к радиатору грузовика, до крови закусив губу. Аня старалась сохранять спокойствие. Ее не меньше других тревожила судьба человека, только что спустившегося из ионосферы. Она понимала, что и его товарищ находится сейчас в тяжелом состоянии. Бледный от потери крови, он еле держится на ногах и только усилием воли заставляет себя не упасть.
Аня достала вату, бинты и вытерла капельку крови, показавшуюся из ссадины под глазом Вадима.
За движениями Ани ревниво наблюдали острые мальчишеские глаза.
Мальчуган, прикрытый брезентом в кузове машины, сейчас приподнялся над бортом и оттуда смотрел на незнакомую девушку, которая так бесцеремонно сняла повязки, над которыми он трудился, заменила их новыми и сейчас не отходит от "дяденьки, упавшего с неба". Ведь его нашел он, Юрка. Мальчик не мог удержаться от любопытства, не посмотреть на летающий корабль, о котором ему рассказывал человек, выпрыгнувший оттуда без парашюта. Поэтому этот любознательный мальчуган и залез в кузов машины под брезент и вместе со взрослыми примчался на аэродром.
Не одно только любопытство заставило мальчика забраться в кузов, но и чувство дружбы. Он был пленен дерзкой смелостью этого простого, больше того,- самого обыкновенного человека, который мог, не стесняясь, даже плакать от боли, когда Юрка отрывал его рубашку от раны. Плакать,- и вместе с тем бросаться вниз на деревья ради спасения товарища. Вот это человек!
Юрка, раскрыв рот, в отчаянии смотрел на Дима. Ему хотелось сделать для друга что-нибудь очень хорошее. Самое хорошее, на что он только способен. И вот, повинуясь этому внутреннему порыву, Юрка выпрыгивает из кузова и протягивает Багрецову самое дорогое, что только у него есть,часы. Их ему подарили тоже за смелость, но разве его поступок может сравниться с тем, что сделал человек, найденный им в лесу?
Вадим с благодарностью взглянул на своего юного друга, грязного от дорожной пыли, на светлую полоску на его руке, до этого защищенную от солнца ремешком часов, на весь его такой знакомый и трогательный мальчишеский облик.
Взяв часы, Вадим бережно надел их на ту же протянутую руку мальчугана, на старое место, где светлела незагоревшая полоска, затем, обняв его за плечи, поставил рядом с собой.
Из люка кабины показались чьи-то ноги, может быть, врача. Да, это врач медленно выползал оттуда, видимо, поддерживая что-то на весу.
Бабкина несли все трое, стараясь не ударить его о борт люка. Когда Дим подбежал к своему товарищу, то прежде всего увидел его посиневшее лицо, закрытые глаза и вытянутые, словно по швам, руки.
Не помня себя от отчаяния, Дим схватил его за плечи и стал трясти.
- Тим, а Тим!..- словно в бреду повторял он.
Бабкин приоткрыл глаза, увидел своего друга, хотел было протянуть ему руку, но рука не слушалась.
Техника осторожно положили на траву. Уже спешили санитары с носилками. Они умело подхватили больного и хотели было приподнять его, но Тим тихо проговорил:
- Не надо... Потом...
Он повернул голову, прижался щекой к горячей земле и жадно вдыхал ее запах. Он чувствовал ее близость, тепло, живительным током растекавшееся по всему его телу. Вот так бы лежать долго, долго, чтобы забыть о том, что было там, в высоте!.. Земля... Родная земля!..
Открыв глаза, он чуть слышно проговорил:
- Аппараты все работали... Лопнула трубка у самого верхнего... Пришлось исправить.- Он замолчал, видимо с трудом что-то припоминая, затем добавил: - Все наблюдения... там, в книжке...
...Когда санитарная машина со случайными "стратонавтами" скрылась, Поярков еще долго смотрел ей вслед.
- Алексей Фомич,- обратился он к Демидову,- я что-то беспокоюсь. Может быть, действие космических лучей проявляется не сразу?
- В этом отношении у нас нет убедительных данных, но, видимо, они не оказали на юношу губительного влияния.
- Почему? - удивился конструктор.
- Он заранее предусмотрел средство защиты.
- Какое?
- Мы с большим трудом нашли этого смелого и находчивого юношу под каркасом аккумуляторов. Многочисленные ряды свинцовых, горизонтально расположенных пластин создали ему надежный экран от возможного смертоносного действия лучей.
- Да,- задумчиво добавил Демидов,- это был первый человек, достигший ионосферы.
- Поставлен новый рекорд высоты,- тихо, словно про себя, проговорил Поярков, смотря на темнеющий горизонт.
- Он не может быть засчитан,- помолчав, ответил Демидов: - при этом должны присутствовать спортивные комиссары, в кабине должны находиться запечатанные барографы. И потом, это все-таки случайность, никто не предполагал, что с нашим диском могли залететь в ионосферу люди.
Профессор снова помолчал, развернул тетрадь с "мемуарами" Дима, в которой техники делали свои заметки о работе аппаратов, и, перелистав ее, добавил:
- Да, они не поставили рекорда высоты. Но что может быть выше этого величия человеческого мужества и долга, которое проявили в этом полете наши молодые друзья? И я думаю, эта высота нам дороже многих рекордов.
***
Через несколько дней Дим и Тим почти совсем оправились от перенесенных ими невзгод. Врачи установили, что у Бабкина в результате вовремя принятых мер успешно прошло лечение отмороженных пальцев на ногах. Что касается болезненных явлений, связанных с действием космических лучей, то их врачи не нашли. Кто знает, может быть, потому, что Тимофей вовремя спрятался под свинцовый экран.
Наши друзья гостили в летном училище, отдыхали в горах, на даче у гостеприимных летчиков. Начальник института, в котором работали Багрецов и Бабкин, получив обстоятельную телеграмму от Дерябина, приказал техникам не возвращаться к месту работы без разрешения врача.
Записи Багрецова и особенно Тимофея оказали существенную помощь в обработке материалов, принятых из летающей лаборатории по радио. Явление атомного распада, наблюдавшегося Бабкиным в уловителе космических лучей, позволило воспроизвести достаточно полную картину этого невиданного явления...
Когда молодым "стратонавтам" было, наконец, разрешено вернуться домой, Дима и Тима провожали все их новые друзья. Ребята очень смущались, невпопад жали руки, записывали адреса и поминутно смотрели на часы, стараясь как можно скорее покончить с этой непривычной для них церемонией.
- Товарищ Бабкин,- неожиданно официальным тоном обратилась к нему Аня,- мы очень довольны, что и в этом случае всё получилось, как надо. Вот возьмите,- она протянула ему сверток.
Тимофей под удивленными взглядами провожающих развернул бумагу. В ней лежала пара лимонно-желтых остроносых туфель. Бабкин не мог их не узнать. Он с тоской взглянул на них, затем перевел взгляд на свои спокойные и удобные тапочки. Они очень приличны, со шнурками и, главное, не жмут.
- Спасибо... Большое спасибо! - пробормотал он и хотел было сунуть злосчастные ботинки в вещевой мешок.
- Я очень рада,- с грустью сказала Аня. Ей очень не хотелось прощаться со своими новыми друзьями, которых она, может быть, больше никогда не увидит.- Я очень рада,- повторила она и отвернулась.
- Ну, быстрее надевай,- сказал Багрецов, с удовольствием отмечая новое "радостное событие" в жизни Тимофея Бабкина.- Ну, что же ты ждешь? А то, на самом деле, неудобно. В галстуке - и в тапочках.
- Да я на станции надену,- пытался запротестовать Тим.
- Некогда там будет возиться,- торопил его Вадим.- Скорее.
Бабкин решительно отошел в сторону, сел на траву и, закусив губу, стал напяливать проклятые ботинки.
...До станции было недалеко. Наши "стратонавты" шли по пустынной белой дороге. Седая пыль вилась в воздухе, и от этого впереди все казалось, как в тумане.
- Тим, а Тим,- как всегда, обратился к нему Багрецов,- знаешь, о чем я думаю? Мне кажется, что Алексей Фомич скоро будет получать золото... прямо с неба.
Бабкин махнул рукой и ничего не сказал. Всё ясно, давно бы пора привыкнуть к димкиному фантазерству.
- Представь себе,- широко размахивая руками, продолжал Вадим, не замечая скептического жеста товарища,- в большую ракету с каким-нибудь там собирающим космические лучи рефлектором наливается ртуть. Ракета летит вверх, ну, скажем, на тысячу километров. Там под действием этих лучей ртуть превращается в золото и вместе с ракетой спускается на землю. Каково?
И Багрецов победоносно взглянул на Тимофея.
Тот не отвечал. Морщась от боли, он с трудом ковылял в своих модных ботинках. Нужно ему очень небесное золото!.. Наконец, Бабкин не выдержал, присел на корточки, стащил с ног проклятые туфли и далеко забросил их в кусты.
Вадим проводил глазами блестящий след, на мгновенье оставленный в воздухе ботинками.
- Всё? - насмешливо спросил он.
- Всё,- с облегчением сказал Бабкин, доставая из мешка свои тапочки. Теперь он может подумать и о димкиных мечтаниях.
Друзья шли по дороге. Что ожидает их впереди?.. Какие новые приключения и, может быть, новые подвиги?..
1949