Она не лгала именно потому, что ультразвук чересчур мельчил частицы вещества, взвешенные в растворе, находящемся под высоким потенциалом; видимо, из-за этого и, происходили все неприятности, а о том, откуда этот ультразвук взялся, она сама не знает. Когда это дело выяснится, тогда и будет доложено начальнику строительства. И для того чтобы пресечь всякие преждевременные технические вопросы, Пузырева ловко повернула тему:
      - Мы с вами, Александр Петрович, люди науки. Методы поисков у нас определенные, лабораторные. А ведь разные неудачи могут и от людей зависеть. За своих вы, конечно, отвечаете. А всякие прикомандированные? Вы их анкеты видели? Вам известна их личная жизнь?
      - Я не могу не доверять тем, кто подписывал командировки. Доверяю также и коллективу, где люди воспитываются. В частности, я очень доволен Багрецовым: инициативный, смелый, прямолинейный. Рад, что подружился с Алешкой. Я даже вижу его благотворное влияние.
      - Ну, а что вы скажете о Колокольчиковой? О ее влиянии?
      - Мне она нравится.
      - То есть как это нравится? - Елизавета Викторовна выкатила глаза от изумления. - Я же серьезно спрашиваю.
      - Я и отвечаю серьезно, - сказал Васильев. - Вот уж кого судьба не обидела! Смотришь на нее, и сердце радуется. Очень способный инженер. Дело свое любит. Жива, весела, остроумна, собой хороша... Изумительное сочетание!
      Пузырева поджала губы, спросила язвительно:
      - Надеюсь, при жене вы бы этого не повторили?
      - Почему? Надя ей тоже очень нравится.
      - Странная у вас жена, Александр Петрович. Это мужчины могут восхищаться смазливыми мордашками. А у нас, женщин, несколько иной критерий. Да и вам, как руководителю, следовало бы поинтересоваться поведением этой молодой особы. Раньше двух часов ночи она никогда не приходит.
      Васильев рассеянно потер лоб:
      - Да, это, конечно, неприятно. Надя вас беспокоит. Я постараюсь ее перевести. Завтра тут одна комната освобождается.
      Пузырева всплеснула руками:
      - Это значит мудрое решение! Бросить щуку в реку. Вместо того чтобы пресечь безнравственность, вы потакаете ей.
      - Я не пойму, о какой безнравственности вы говорите? - уже начал сердиться Васильев. - Колокольчикова взрослый, самостоятельный человек. Здесь не санаторий, поэтому я не могу приказать ложиться спать в одиннадцать часов. Что вы от меня требуете?
      - Видно, у нас с вами разные взгляды на воспитание молодежи. Мое дело предостеречь, - сказала Пузырева, вставая. - Боюсь, что вам придется изменить свое мнение о Колокольчиковой.
      Оставшись один, Васильев стукнул кулаком по столу. Черт бы побрал эти бабьи сплетни! Ну что особенного, если девчонка придет в два, а не в двенадцать? Разве временем ее возвращения домой определяется нравственность? Ходила, наверное, с Алешкой по степи, сидела на лавочке в "мертвом саду". Возможно, они даже целовались, если Алешка сумел побороть свою робость. И все это так должно быть. Так заведено!.. А что хочет Пузырева? Ханжа несусветная.
      Сегодня Валентин Игнатьевич получил от Пирожникова научно-популярный журнал, где была опубликована беседа с доктором химических наук товарищем Литовцевым перед его отъездом на целинные земли.
      - Видали, Елизавета Викторовна? - не преминул он похвастаться, ласково поглаживая розовую лысину. - Народ интересуется нашими работами.
      Пузырева знала, как это все устраивается. Недаром у Пирожникова частенько пустует лабораторный стол. Связь с промышленностью, работа в научной библиотеке. Да мало ли какими причинами это объясняется.
      - Не знаю, как народ, - льстиво улыбаясь, сказала Пузырева, - но вас ценят понимающие люди. Вероятно, дано указание...
      - Что нам известно, Елизавета Викторовна? - загадочно улыбнулся он. - Мы "дии минорес", то есть "младшие боги". Значит, так нужно.
      Разговор этот происходил у стройкомбайна во время очередных неудачных испытаний, к которым и Литовцев и Пузырева уже начали привыкать. Еще раз убедившись, что всему виною ультразвук, источник которого пока не обнаружен, Пузырева занялась иной деятельностью, отнюдь не лабораторной, - во все глаза следила за Надей, за ее движениями: куда пошла, как посмотрела на Алексея, нет ли ответного знака.
      А знаки, конечно, были. Разве мог Алексей не улыбнуться, коли в редкую минуту отдыха ласково смотрит на тебя любимая? Мог ли он не помахать приветственно рукой, когда Надя спускается вниз по лесенке, чтобы пройти внутрь стройкомбайна? Все это Пузырева с возмущением отмечала в своей памяти. Совершенно не стесняясь окружающих, занимаются перемигиванием, да еще в рабочее время.
      - Александр Петрович, видите, как ослабла контрастность? - спросила Надя, показывая на экран. - Думаю, что-то испортилось в телекамере. Наверно, как и в той, что мне вчера пришлось снять. Надо сделать перерыв, пока я не проверю аппарат в лаборатории.
      - Хорошо, - согласился Васильев и подозвал к себе Алексея: - Помоги Наде снять аппарат. Пока без него обойдемся. Вадим, у тебя все приборы в порядке?
      - Как всегда, Александр Петрович, - ответил Багрецов, быстро оглядывая пульт управления. - Временно можем обойтись и без телевизора.
      - Вы уверены в этом, молодой человек? - сухо спросил Литовцев.
      - Я не знаю, что вас смущает, Валентин Игнатьевич, - удивился Вадим. Ведь даже на самолетах, когда не видно земли, люди доверяют свою жизнь приборам и абсолютно не подвергаются риску.
      - Мне хотелось бы собственными глазами убедиться, - ответил Валентин Игнатьевич и взял под руку Васильева, чтобы отвести его в сторону. Понимаете, Александр Петрович, надо знать, как равномерно нарастает слой, особенно в верхней части формы.
      Багрецов не выдержал и вмешался в разговор:
      - Гамма-счетчики показывают это абсолютно точно.
      - Я повторяю, что хочу видеть собственными глазами, - бросил через плечо Литовцев и снова обратился к Васильеву: - Важно проследить закономерность...
      - Простите за невежливость, - настойчиво произнес Вадим. - Но я должен объяснить...
      Презрительным взглядом Валентин Игнатьевич смерил упрямца с головы до ног:
      - Кому вы хотите объяснить? Будьте скромнее, молодой человек. Нас тоже кое-чему учили. - Литовцев сделал вид, что этим все сказано.
      Васильев же заметил, что приборы, которые сюда привез Багрецов, хорошо продуманы, работают надежно и пока еще нет никаких оснований им не доверять.
      - Значит, я старый скептик, - покорно склонил голову Литовцев. - Однако я настолько привык все видеть на экране, что мне трудно от этого отказаться, - и почти ласково попросил Багрецова: - Не в службу, а в дружбу, Вадим Сергеевич, узнайте, пожалуйста, у Надин, как там у нее с аппаратом?
      - Я охотно это сделаю, Валентин Игнатьевич. Но меня удивляет столь пренебрежительное отношение к той технике, которой я здесь занимаюсь. Выходит, что меня прислали сюда зря? Неужели вы не понимаете, что телевизор - это вспомогательное средство контроля, а никак не основное? Тем более что вчера отказала в работе вторая камера.
      - Видали, Александр Петрович? - рассмеялся Литовцев. - Уже конкуренция.
      Опять на пути оказался этот мальчишка! Он с таким упорством отстаивает свои позиции, точно ему известно, к чему приведут испытания без телеконтролера.
      И Валентин Игнатьевич решил обратиться к Пузыревой за поддержкой.
      - Елизавета Викторовна, вас интересовала структура поверхности бетона перед затвердеванием. Вы хотели посмотреть ее на экране. Но вот наш молодой друг, - он кивнул в сторону Багрецова, - упорно доказывает, что все это можно исследовать всякими там гамма-счетчиками и другими приборами.
      - Я этого не говорил, - пожал плечами Вадим.
      - Обождите! - Литовцев предупреждающе поднял руку. - Вадим Сергеевич берет на себя смелость утверждать, что в очередных испытаниях мы полностью можем положиться на его приборы и вовсе отказаться от услуг нашей милой Надин, в данном случае коллеги Вадима Сергеевича.
      Во время этой витиеватой речи Литовцев пристально, точно гипнотизируя, смотрел в глаза Елизаветы Викторовны, боясь, что она может и не догадаться, какая поддержка от нее требуется.
      - Я же робко взываю к научной объективности и прошу дать нам возможность проследить за поверхностной структурой на экране при непременном участии Надин.
      "Умен Валентин Игнатьевич", - решила Пузырева и еще больше прониклась к нему уважением.
      Потирая нос, покрасневший от холода, - он стал похожим на морковку, Елизавета Викторовна начала с достоинством:
      - В том-то и дело, дорогие коллеги, что мы подошли к тому этапу, когда лишь опытный глаз, когда... Вы простите меня, - Александр Петрович, - она с готовностью повернулась к Васильеву. - Мне почему-то кажется, что поверхностная структура, которую я видела вчера, несколько напоминает ту, когда у нас с Дарковым были неудачи. Интересно сравнить. - Она замолчала, как бы припоминая что-то, и тут же воскликнула: - Давайте скорее посмотрим!
      Что-то в этом энтузиазме не понравилось Багрецову. Елизавета Викторовна довольно равнодушно относилась к опытам Васильева. И вдруг - такая горячность.
      Заметив колебания Багрецова, Алексей, который в этом споре видел лишь ущемление Надиных интересов, предложил:
      - Я пойду сказать Наде. Пусть аппарат делает скоро.
      - Не в этом дело, Алеша, - удержал его за руку Вадим. - Вопрос принципиальный.
      Алексей оглянулся на Литовцева и наклонился к Вадиму:
      - Надя будет обижаться. Зачем не подождать?
      У Валентина Игнатьевича был тонкий слух; а потому он услышал это и, предполагая, что поступки Багрецова объясняются ревностью, попытался столкнуть противников.
      - Я не хочу вмешиваться в ваши личные взаимоотношения. Не знаю, что у вас, Вадим Сергеевич, произошло с девушкой, которая сейчас исправляет аппарат. Но совсем уже не по-рыцарски пользоваться этим случаем, чтобы доказать ненужность ее телеконтролеров, что их можно заменить вашими приборами. Вы радиоспециалист, значит, и с телевизорами должны быть знакомы, так почему не пришли товарищу на помощь? Мало ли в чем она перед вами виновата. Но здесь не место сводить личные счеты.
      Багрецов стоял бледный, губы его дрожали.
      - Подумайте об этом, молодой человек, - сказал Литовцев, довольный своим успехом.
      - Подумаю, уважаемый профессор, подумаю, - чувствуя, как в нем закипает гнев, глухо проговорил Багрецов. - Только возьмите обратно ваши необоснованные предположения.
      И чтобы сгоряча не наговорить еще больших дерзостей, Вадим резко повернулся и сдержанным шагом пошел в лабораторию к Наде. Алексей побежал за ним. Васильев молча смотрел им вслед, корил себя, что допустил столь неприятную сцену, но целиком был на стороне Вадима.
      - Знаете, как это называется? - сложив на груди полные руки, раздраженно спросила Пузырева. - Хулиганство на производстве.
      - Вы хотите оценивать этот печальный случай по Уголовному кодексу? Александр Петрович сжал виски. - Ну что ж. Виновных здесь трое. Начальник, который это допустил, Багрецов и Валентин Игнатьевич.
      - Благодарю вас, - притронувшись к шляпе, поклонился Литовцев. - Я же и виноват?
      Багрецов уходил со строительной площадки понурившись, как вратарь с футбольного поля, пропустивший несколько мячей. Его догнал Алексей и порывисто обнял за плечи.
      - Зачем кричать на профессор?
      - Потому что я дурак. Не сдержался.
      В лаборатории они увидели, как Надя спокойно завинчивала винты на крышке аппарата.
      - Что же ты не торопишься? - спросил Багрецов. - Твои милые друзья Валентин Игнатьевич и Пузырева ждут телеконтролер с завидным нетерпением.
      - Странно. Они относились пренебрежительно к телевизионному контролю. Говорили, что это не научный метод наблюдения, и вдруг...
      - Теперь мои приборы забраковали. И еще обвинили твоего покорного слугу в том, что я свожу с тобой личные счеты.
      Алексей с гордостью за своего друга пытался было передать Наде, что тот сказал профессору, прямо в глаза. Однако Вадиму не хотелось выглядеть этаким героем перед Надей, неизвестно, Как она воспримет его вспышку, и он прервал запутанную речь Алексея:
      - Не слушай его, Надюша. Он мою дурость за героизм считает. Бери лучше аппарат, и пойдемте.
      По вечерам Вадим тосковал. Его приглашали погулять и Надя и Алексей. Но это, видимо, так, из сострадания; они почему-то чувствовали себя виноватыми перед ним. Вадим отказывался, понимая, что третий здесь лишний, им гораздо лучше вдвоем. Он подружился с ребятами из совхоза, но там слишком рано ложатся спать - намаются за день, работа сейчас горячая, сколько еще нужно садов посадить, да и на полях труда немало. Недавно привезли три щитовых дома, их тоже надо собрать, отделать. Приходится вставать спозаранку, чтобы сделать все засветло.
      Так, возвращаясь иногда из совхоза, Вадим думал, чем бы еще заняться, и, конечно, шел в лабораторию, если так можно назвать маленькую комнатку, которую отвели ему для проверки и регулировки измерительной аппаратуры. Приборы, что привез Вадим, не требовали никаких забот, работали уверенно и не нуждались в совершенствовании. Карманный телевизор, сделанный Вадимом, тоже работал. Улучшать его не имело смысла. Хотелось конструировать что-нибудь новое. Например, совсем уже маленький магнитофончик, вроде наручных часов. А кроме того, для Вадима это все пройденные этапы. Тянуло заняться чем-нибудь совершенно необычным. Наконец он придумал.
      - Надюша, - обратился к ней Вадим, - где бы достать генератор ультразвука?
      - Зачем тебе?
      - Зубы лечить. Нет, ты не смейся. Я вполне серьезно. Видишь, - он раскрыл рот и показал маленькое темпов пятнышко на коренном зубе. - Пока еще зуб не болит. Но если я пойду к врачу, то пиши пропало. Он возьмет сверло толщиною с палец, сделает мне в зубе огромную дыру, потом поставит пломбу. Она выскочит, зуб начнет болеть... Я вспомнил бормашину, и не из трусости, а от презрения к этой варварской технике буду ждать, когда зуб сгниет до последнего корешка.
      - Но при чем тут ультразвук?
      - А ты разве не слыхала? Уже разрабатывались методы сверления зубов с помощью ультразвука. Причем совершенно безболезненно. Механика здесь простая: если на поверхность металла, стекла, фарфора нанести каплю с абразивом, то есть с частицами твердого вещества вроде наждака, и потом прикоснуться к этому месту стерженьком, который вибрирует с ультразвуковой частотой, то в самом твердом материале можно сделать тончайшую дырочку. Так вот, инженеры уже пробовали генератором ультразвука заменить бормашину. Ты представляешь, Надюша, какая красота! Колебания ультразвука абсолютно неощутимы. Никакого гудения, боли. Я думаю, что лечение зубов надо передать инженерам. Ультразвук, высокая частота для убивания нерва и надежная цементная масса. Вот и все. А зубные врачи противятся внедрению этой техники. Некоторые даже восстали против ультразвука..
      - Что ты на них взъелся?
      - А кто виноват, что у нас беззубых много?
      - Значит, ты решил сам заняться зубной техникой? - с улыбкой спросила Надя. - Воображаю, что из этого получится.
      - Выхода нет, Надюша. Как говорится, "спасение утопающих - дело рук самих утопающих". Мама моя - детский врач - говорит, что в детстве ей лечили зубы так же, как и сейчас ее пациентам. Видимо, за пятьдесят лет в этой отрасли медицины, мягко выражаясь, нет никаких достижений, никакого прогресса, как, например, в области хирургии, лечения инфекционных болезней, фармацевтике. Значит, если я не примирюсь с бормашиной, то потеряю все зубы. А это мне не нравится, да и тебе тоже.
      - Конечно. Но что я должна сделать?
      - Позволить мне вытащить из одного твоего аппарата ультразвуковой генератор. Ведь он же сейчас не используется. А потом я его поставлю обратно.
      В общих чертах Вадим знал устройство ТКП. Действительно, в этим универсальном телеконтролере конструкции инженера Пичуева находился генератор ультразвука, которым пользовались для дефектоскопии всевозможных металлических деталей. Он мог выявить, нет ли внутри металла трещин, раковин и других невидимых глазом дефектов.
      В конструкции ТКП совмещено два аппарата с тем, чтобы исследования деталей можно было производить на расстоянии. Это бывает необходимо в ряде специальных случаев. Они мало интересовали Вадима, но ему надо было бы знать, что ультразвуковой генератор нельзя удалить из аппарата, и даже не потому, что он конструктивно связан с телекамерой, а по другой причине - генератор, оказывается, работает в общей схеме и генерирует ультразвуковую частоту, которая потом весьма остроумно преобразовывается и является немаловажным звеном в телеприемном устройстве.
      - Если ты действительно хочешь на себе, как на подопытном животном, испробовать ультразвук, то попытай счастье у химиков. У них я видела генератор, - сказала Надя.
      Обрадованный Вадим поспешил в лабораторию материалов, где его встретил один из лаборантов-"близнецов".
      - Чем можем быть полезны? - осведомился тот, перебирая разложенные на столе магнитофонные кассеты, и, когда услышал о генераторе, сослался на другого: - Обратись к Олегу. Он здесь отвечает за имущество.
      - Хотя бы только на вечер, - упрашивал Вадим ответственного за имущество. - Могу расписку дать.
      - Без Валентина Игнатьевича ничего не выйдет, - отрезал "ответственный".
      По вполне понятным причинам Вадиму не хотелось обращаться к Валентину Игнатьевичу. Правда, после того как Вадим извинился перед ним за грубость, отношения несколько улучшились, но дружеских чувств не было отнюдь. Во всяком случае, уж если идти на поклон, то к Елизавете Викторовне.
      Но стоило Вадиму заикнуться насчет генератора, как та почему-то изменилась в лице и замахала руками:
      - Не могу, не могу. Я тут человек новый. И в эти дела не вмешиваюсь.
      Вздохнул Вадим и, удивляясь столь жесткой дисциплине в группе Литовцева, предстал перед его светлые очи. И вдруг очи эти потемнели.
      - Зачем вам понадобился ультразвуковой генератор? - с явной подозрительностью спросил Валентин Игнатьевич.
      Вадиму вовсе не хотелось рассказывать о задуманном, тем более что его вторжение в медицину выглядело чудачеством. Пришлось слукавить.
      - Хочу одну штуку попробовать. Не дождусь, пока специалисты этим займутся.
      - Вы получили задание от Александра Петровича произвести какую-нибудь проверку? - стараясь не выдать волнения, спросил Литовцев.
      Вадим представил себе всю несообразность этого предположения: Васильев дает задание проверить метод лечения зубов! - и рассмеялся:
      - Ну что вы! Моя собственная инициатива.
      Промычав что-то неопределенное, Валентин Игнатьевич ушел домой, а Вадим так и не понял, можно ему взять генератор или нет. На другой день он опять пристал к Литовцеву:
      - Я жене испорчу. У меня десятки приборов посложнее.
      - Хорошо, хорошо. Я узнаю, - отмахнулся Литовцев. Не теряя драгоценного времени, он тут же подошел к Наде и попросил инструкцию ТКП. Хотелось окончательно убедиться, что именно этот аппарат излучает ультразвук.
      Надя несколько удивилась любознательности Валентина Игнатьевича и на его просьбу ответила, что инструкция в лаборатории, и если это дело не к спеху, то после работы ее можно взять.
      Вадим, узнав о просьбе Литовцева, горько пошутил:
      - Эх, Надюша. Сказала бы, что инструкция секретная. Вот бы он и утерся, жадина. Никак я его не пойму.
      Валентин Игнатьевич долго разбирался в инструкции, держал ее у себя два дня, потом вдруг спросил у Нади, что из себя представляют колебания свыше двадцати тысяч герц.
      - Ультразвук, - лаконично ответила она, и Валентин Игнатьевич больше уже ни о чем ее не расспрашивал.
      С завода пришла телеграмма: лидаритовый раствор отгружен и через несколько дней будет на станции назначения. Валентин Игнатьевич понимал, что после этого Васильев прекратит свой опыты, ибо план остается планом, придется заняться лидаритовыми домиками. Ну, а потом, убедившись в бесплодности своих попыток, Васильев надолго откажется от бредовой затеи использовать рецептуру Даркова, тем более что в зимних условиях здесь ничего хорошего не получится.
      Прошло еще два дня на строительстве. Десятки опытов - и опять никакого успеха. Валентин Игнатьевич ходил уже уверенно: почва под ногами становилась все прочнее и прочнее. Иногда просыпалось сомнение, нечто вроде угрызения совести. Ребята опять приходили насчет клуба, мялись, вытаскивали из кармана бумажки, предлагали попробовать то одно, то другое, наивные как дети.
      Если было некогда Васильеву, Валентин Игнатьевич брал на себя роль добровольного консультанта и терпеливо объяснял, что содержание извести в бетоне не всегда определяет его быструю схватываемость, что речной песок, который привезли ребята, здесь тоже бесполезен.
      - Зря, ребятки, трудились. Надо было спросить.
      - А может, попробуете? - говорил кто-то несмело.
      - Ах, молодежь, молодежь! - качал Литовцев головой. - Ведь я все-таки профессор. Чему-то меня учили.
      Ребята вздыхали и уходили пристыженные.
      В совхозной столовой, которая представляла собой большую палатку вроде цирка шапито, где люди сидели не раздеваясь, Валентин Игнатьевич прочитал лекцию "Химия и жизнь". С этой лекцией он часто выступал в московских клубах, знал ее назубок, с неожиданными примерами и остротами, которые почти всегда вызывали смех аудитории. Острил насчет модной синтетики и миниюбок... Так было и здесь. Валентин Игнатьевич спокойно выжидал, когда смех стихнет, а глазами выискивал по рядам корреспондента районной газеты, чтобы не забыть дать ему адрес, куда послать газетную вырезку. Костя Пирожников постарается, чтобы ее напечатали в Москве. "Лекция профессора В. И. Литовцева для тружеников целинных земель". Неплохо звучит. А?
      Дождь барабанил по натянутому брезенту, приходилось напрягать голос, чтобы услышали последние ряды. Никогда еще профессор не выступал в таких скверных условиях, но ничего не поделаешь - надо. "Салюс публика - супрема лекс". "Общественное благо - высший закон". Этой лекцией Валентин Игнатьевич хотел как бы вознаградить молодежь за то, что и клуба у них нет, и живут они тесно. В лидаритовые домики перейдут семейные, а остальные останутся зимовать в вагончиках или тесниться в щитовых домиках и хатах колхозников.
      ...Во время одной из очередных проб, когда раздвинулись обе половины формы, Валентин Игнатьевич обнаружил, что победа лидарита, которым якобы характеризуется "технический прогресс", весьма и весьма сомнительна, Старый архаический бетон, несколько улучшенный Дарковым, оказался прочным, без каких-либо трещин и других неприятностей, что крайне озадачило Валентина Игнатьевича. Прежде всего, он проверил, работал ли во время этой пробной заливки телеконтролер. Оказалось, что работал. Тогда в чем же дело?
      Пока образцы бетона срочно испытывались в лаборатории, Валентин Игнатьевич, оставшись на платформе стройкомбайна, искал причину успеха. Он рассуждал так: "Телеконтролер не выключался, а ультразвук куда-то исчез. Почему? Перестал вибрировать пьезокристалл. Возможно, испортился? Вряд ли. Раньше употребляли кристаллы титаната бария. Кристаллы прочные и надежные. Значит, изменились условия, в которых подобный кристалл работал. Какие условия? Температура? Влажность? Нет, это все Должно быть предусмотрено в конструкции аппарата. А если снизилось напряжение сети? Тогда как?"
      Недаром Валентин Игнатьевич подробно изучил инструкцию ТКП. В ней оказывалось, что при падении напряжения питания свыше чем на 20 процентов ультразвуковой генератор работает неустойчиво, колебания могут и не возникнуть. В другое время Валентин Игнатьевич не сумел бы сопоставить эти данные (взятые из инструкции) с исчезновением ультразвука - техника почти незнакомая химику, - но лишь вчера он услышал, как Васильев звонил на электростанцию с жалобой на сильное падение напряжения в сети. Пришлось все контрольные приборы, в том числе и ТКП, включить через автотрансформатор, чтобы поддерживать нужное напряжение.
      Держась за поручни лестницы, боясь оступиться, Валентин Игнатьевич торопливо спускался вниз. Надо посмотреть, сколько вольт подается на пульт с контрольными приборами. Но вольтметра там Литовцев сразу не обнаружил и, не теряя времени, побежал к дежурному монтеру.
      Сидя за столом и положив голову на руки, подремывал Макушкин. Иногда он вскидывал голову, глядел затуманенными глазами на щит и снова клевал носом.
      От двери подуло холодным ветром. Макушкин нехотя обернулся. Там, на пороге, стоял профессор и рыскал глазами по щиту.
      - Какое у тебя напряжение? Где вольтметр?
      Макушкин встал и неопределенно указал пальцем.
      - Сто шестьдесят вольт! - радуясь своей догадке, воскликнул Литовцев и проговорил с наигранным пафосом: - Да тебя под суд отдать мало! Саботажник! Вредитель! Испытания срываешь? Сколько ты должен держать?
      - Двести двадцать. Ну вот вам, пожалуйста. - Макушкин повернул штурвал. Тут напляшешься досыта. Разве это работа? Техника движется вперед, а тут крути Гаврила. Стабилизаторы надо ставить. Нечего людей мучить.
      - Замучился, бедный. - Валентин Игнатьевич тронул штурвал. - Трудная работа. Ну вот что, молодой человек, - предупредил он. - Дело твое - дрянь. Знаешь, что за халатность бывает? Еще неизвестно, как там насчет первой аварии, но здесь дело ясное. Не петушись, не петушись, - заметив протестующее движение Макушкина, Валентин Игнатьевич поднял руку. - Скажи спасибо, что попал на меня. Человек я добрый, а потому прощаю. Ничего не скажу начальству. Но если еще раз замечу - берегись!
      Валентин Игнатьевич ушел с сознанием собственной правоты и доброты. Теперь этот лентяй будет работать не за страх, а за совесть. "Нет, при чем тут совесть? - иронически усмехнулся он. - Именно за страх. Узнай Васильев, что монтер спутал ему все карты, не поздоровилось бы малому". Но Валентин Игнатьевич добр. Зачем подводить людей? Можно и помолчать. Но самое главное Макушкин не раскроет рта. Ни гугу, молчок.
      Лабораторные испытания пока еще не позволяли судить, насколько прочен и надежен бетон, полученный при последнем эксперименте, но Васильев понимал, что произошел некоторый сдвиг и надо обязательно докопаться, в чем же здесь дело. Однако при соблюдении всех тех же условий, той же рецептуры, технологии, повторение опыта ни к чему не привело.
      Макушкин, сбросив с себя остатки дремоты, следил в оба глаза за вольтметром и точно поддерживал требуемый вольтаж. Теперь профессор может зайти в любую минуту. Прозеваешь во второй раз - не поздоровится.
      Глава четырнадцатая
      "ЧЕРТЕЖ МЕЧТЫ"
      Через несколько дней после беседы с Васильевым, когда у него руки опускались из-за неудач, когда масса Даркова никак не хотела твердеть, снова пришла целая делегация из совхоза. Пришли члены комсомольской бригады. Пусть о них расскажет Багрецов? Он молод, экспансивен, весь устремлен в будущее, и ему близки мечты сверстников.
      На этот раз в технический дневник Багрецова прорвались и кое-какие эмоциональные мотивы, к технике отношения не имеющие. Вот как он описывают прием молодежной делегации начальником строительства Васильевым А. П., которого автор дневника чаще всего обозначает инициалами.
      10 октября, 2 часа ночи. Сегодняшние испытания ничем не отличались от вчерашних. Разбрызгивание массы Даркова на любую поверхность - металлическую, деревянную, бетонную, кирпичную или просто на грунт - дает хорошие результаты: по прочности, стойкости и другим показателям не уступает лучшим маркам бетона. Так утверждает А. П. и даже само "лидаритовое светило" В. И. (Литовцев, конечно). Но до сих пор никто из них, вкупе с Е. В. Пузыревой (кажется, я о ней в своих записках не упоминал) и "близнецами", никак не может понять, почему в стройкомбайне эта масса ведет себя, как самая вульгарная известка, и никак не хочет держаться ни на потолке, ни на стенках будущего дома. Смотришь на экраны Надиных телеконтролеров, и сердце кровью обливается. Рушится дом прямо у тебя на глазах.
      И вот сегодня вечером в нашем "конференц-зале", так мы в шутку называем комнату, куда сейчас из-за холодов перенесли пульт управления стройкомбайном, началось вроде как производственное совещание, "летучка", "планерка", по-всякому можно называть. Присутствовали все, от кого хоть в какой-то мере зависели успехи и неуспехи испытаний. Вел совещание А. П. Блистал терминологией и латинскими афоризмами В. И. Поддакивали ему Пузырева и "близнецы". Не могу удержаться, чтобы лишний раз не вспомнить Маяковского. Мне кажется, что он написал о "близнецах" вот эти строки: "Этот сорт народа - тих и бесформен, словно студень; очень многие из них в наши дни выходят в люди".
      Точное определение. Ну что еще? На этом совещании были и мы с Надей. Пришел и Алеша, протиснулся в уголок, стараясь быть незаметным. Вряд ли мне нужно описывать это совещание. Как мои контрольные приборы, так и Надины "телеглазки" работали нормально. Речь шла о технологии, о новом методе строительства, где мы с Надей выполняли роль сочувствующих соглядатаев, вооруженных электронной техникой.
      Совещание подходило к концу. А. П. рассказал о программе завтрашних испытаний, пожелав нам покойной ночи, но в эту минуту вдруг распахивается дверь и на пороге появляется целая делегация. Это как раз те ребята и девушки, которые недавно приходили к А. П. с просьбой поскорее построить клуб. Девчонкам, мол, танцевать хочется.
      Но сейчас не за этим сюда пришли ребята. Секретарь их комсомольской организации Максим Братухин (я его знаю - головастый парень) снял кепку, расстегнул ватник и начал так:
      - Может, мы и некстати заявились к вам, но дело у нас общее.
      Из рассказа Братухина я впервые, к моему стыду, кое-что уяснил для себя. Я, конечно, уже слышал о таких бригадах, но непосредственно не был связан с ними - судьба этих ребят меня взволновала. Начинали они с малого. У многих из них разная квалификация, заработки разные, а семейное положение примерно у всех одинаковое.
      В бригаде оказалось несколько девушек с низкой квалификацией, они зарабатывали меньше других, но не хотели оставаться в долгу. Стали повышать свою квалификацию, надо учиться. Организовали курсы, где преподавали наиболее знающие члены бригады. Девушки овладевали новыми профессиями, и заработки у них повысились, получают теперь не меньше самых квалифицированных членов бригады. Здорово! Ноя забежал вперед. Очень мне понравилось, как у них поставлено дело. Братухин-то начинал разговор не с этого. Он наконец оставил в покое свою кепку, которую мял в руках, пока здоровался и извинялся за поздний визит, сунул ее в карман и с достоинством продолжал: