Александр Македонский. Царь царей - Загадка Александра Македонского

Неля Алексеевна Гульчук

Загадка Александра Македонского

Часть первая

I

После восьмого, самого жестокого ранения безжалостной стрелой, пронзившей грудь Александра, царь Македонии, царь Персии, царь царей, прозванный Великим, выступил из индийской земли.

Претерпев фиаско в Индии, на берегах Гифасиса, – позора доселе невиданного, – Великий царь хотел доказать всему миру, на что он еще способен.

Предводительствуемое им войско в конце 325 года до рождества Христова подошло к Гедросийской пустыне.

По этой пустыне возвращалась на родину из Индии царица Семирамида, и из сотни тысяч ее войска не возвратилось с нею в Вавилон даже двадцати человек; Кир Великий избрал себе здесь обратный путь и испытал подобную же участь.

Вглядываясь в цепи бескрайних песчаных барханов, которые непреступной преградой встали перед его армией, Александр внезапно остановил коня.

Первым поравнявшись с царем, Птолемей воскликнул:

– Ты снова хочешь идти навстречу опасности!

– Скорее навстречу судьбе, чтобы познавать неведомое! – поправил верный Гефестион.

Александр молчал, пристально оценивая, словно коварного врага, незнакомую грозную пустыню.

Предусмотрительный Птолемей предостерег:

– Гедросийскую пустыню не удалось покорить ни легендарной Семирамиде, ни Киру. Смотри, не переступи назначенной тебе божественным провидением границы! Не лучше ли, пока не поздно, пойти в обход?

Александр, не колеблясь, ответил:

– Я, АЛЕКСАНДР! И я не дам пустыне победить себя и мою армию!

– Слова, достойные великого Александра, – восхищенно проговорил Гефестион и, скользнув взглядом по озабоченному лицу Птолемея, процитировал Геродота: «Людям, решившим действовать, обыкновенно сопутствуют удачи, напротив, они редко удаются людям, которые только и занимаются тем, что взвешивают и медлят».

Друзья рассмеялись.

– Геродот – великий историк! И он, несомненно, был прав! – согласился осторожный Птолемей.

Александр с охватившим его вновь боевым азартом воскликнул:

– Вперед и только вперед! Наперекор реву ветра, зною солнца, блеску молний! За нами Зевс и победа!

И армия Александра вступила в пылающий ад песчаного моря. Песок, раскаленный, чудовищный в своей массе, песок, необозримый, тихий и зловещий, казалось, затопил всю вселенную душным, сыпучим пламенем.

Воины тащились, едва не падая от изнеможения. Покрытые ранами ноги глубоко утопали в раскаленном песке. Однажды воины стали свидетелями, как нескольких товарищей засосал песок. Но погибающим никто не попытался прийти на помощь.

С каждым днем зной становился нестерпимее, дорога труднее. Падали и не поднимались, тяжело хрипя, вьючные лошади. Короткие передышки под повозками в полуденное пекло не приносили желанного отдыха, усталые ноги не становились легкими.

Только страстное желание победить пустыню заставляло Александра неимоверным усилием воли поднимать воинов снова и снова, чтобы двигаться вперед за группой проводников-индусов, скачущих впереди войска на выносливых верблюдах, которым была не страшна пустыня. Они бежали впереди, выбирая путь между песчаными горами, которые становились все выше и выше.

И сотни песчаных барханов с трудом отступали назад, несмотря на то, что молящие стоны все чаще и чаще пробегали по цепочке воинов.

– Больше нет сил!

– Прикончите нас!

– Остановитесь!

– Зачем было испытывать судьбу?..

Обессиленные люди, отставшие от товарищей, падали на колени или прямо лицом в раскаленный песок…

– Помогите подняться!

– Не оставляйте на погибель в этом аду!

– Проклятие настигнет завтра и вас!

– Александр накликал на нас гнев богов!..

Но их никто не слышал.

Угрюмо отворачиваясь, воины, безмолвные, как призраки, ковыляли дальше мимо умирающих, и просьбы затихали сзади, за мягкими по очертаниям песчаными горами. Враждебное дыхание пустыни заставляло людей все ниже и ниже опускать головы и не замечать страданий других…

– Пустыня страшна для чужеземца! – прохрипел пересохшим горлом Гефестион.

Безлюдье, недостаток воды были здесь самыми малыми страданиями.

Слепящее солнце, жгучая пыль, вызывали воспаление глаз и стесняли дыхание – именно этот кошмар поднимал ропот в войске.

И глаза полководца почти перестали видеть. Он еле держался на лошади.

– Узнай, не кончаются ли пески? – хмуро обратился Александр к Гефестиону.

– Проводники сказали, что еще более двадцати дней пути. Еще далеко.

– Что это? – с тревогой воскликнул приблизившийся на лошади Птолемей, указав на закрытое свинцовым туманом небо.

Проводники с жалобными криками, соскочив с верблюдов, упали на колени. Простерли руки к небу, моля богов защитить от бедствия.

Один из гетайров соскочил с лошади, схватил за плечо проводника и яростно спросил:

– Что случилось?

– Идет песчаная буря, а вместе с ней прилетает смерть…

Гнетущее молчание повисло над войском, нарушаемое только звуками свирепо завывающего в песке ветра… Горячий, он несся с пронзительным свистом. Песчаная мгла разъединила людей. Каждый оказался предоставленным самому себе, одиноким перед лицом невиданного бедствия.

Воины закутывали лица плащами и падали ниц.

Иссушающая буря душила людей. Многие потеряли сознание.

Груды тел животных и людей покрывались толстым слоем песка, заглушающим кашель и стоны.

Песчаная буря бушевала с полудня до темноты. Затем внезапно стихла.

Александр открыл глаза и увидел звездное небо. Звезды были совсем близко, огромные, сверкающие.

В темноте возились воины, раскапывали занесенных песком товарищей. Погибших относили в сторону.

Вконец измученные, почти не различающие дороги, оставшиеся в живых пошли, держась друг за друга, вслед за проводниками.

Наутро многие воины недосчитались лошадей. Из повозок с больными спешно выпрягались оставшиеся в живых животные, а больные воины были предоставлены своей участи. Войско великого полководца с мрачной поспешностью двинулось вперед. Падали закаленные в боях воины, падали чудом оставшиеся в живых вьючные лошади.

Отсутствие дисциплины принимало угрожающие размеры. Александр мрачно, с тревогой наблюдал за происходящим, наконец, приняв решение, спрыгнул с коня, передал поводья телохранителю, пошел вместе с пешими…

По раскаленному песку невозможно было ступать, но Александр, а вслед за ним и воины продолжали путь, не останавливаясь, не оглядываясь. Только вперед, любыми путями вперед…

А впереди, закрывая горизонт, бесконечно повторялись похожие друг на друга песчаные холмы…

В голове Александра бешено стучала кровь, отдавалась невыносимой болью.

…Под палящими лучами солнца несколько воинов увидели небольшую лужу между барханами.

Лужа подернулась ряской, но это была вода! По отряду пронесся радостный хриплый шепот:

– Вода!

– Это вода!

– Хоть глоток, но влага!

Воин снял шлем, осторожно зачерпнул и, боясь расплескать, понес царю. Дрожащими руками протянул Александру шлем.

– Пей, царь!

Александр принял шлем обеими руками:

– Спасибо, друзья мои!

Подняв было воду к пересохшим губам, он оглянулся… Со всех сторон жадно смотрели на него воспаленные глаза…

Резким движением царь выплеснул в песок драгоценную влагу.

Песок мгновенно поглотил ее.

Птолемей воскликнул:

– Это достойно Александра!

Царь просто сказан:

– Я, полководец! Глоток воды мог стоить мне преданности войска.

Александр увидел, как преобразились воины. Исчезло тупое равнодушие, лежавшее одинаковой печатью на усталых, изможденных лицах… Глаза, прежде тусклые и безразличные, теперь внимательно, живо и с надеждой смотрели на своего кумира.

И снова тысячи окровавленных ног погружались и погружались в раскаленный песок…

Шатаясь, Александр брел вместе со всеми. Только страстное желание победить пустыню заставляло его передвигать ноги в такт с Птолемеем, Гефестионом, воинами…

Неожиданно царь остановился, приказал:

– Приведите коня!

Ему привели самого сильного из оставшихся в живых. Он с удивлением воскликнул:

– Почему рыжий? Букефала мне! Где Букефал?

Воин, растерявшись, ответил:

– Царь, Букефал остался в Индии!..

Со страхом и жалостью Гефестион сказал:

– Александр, там, где захоронен твой конь, стоит город Букефалы…

Александр бредил наяву. В обезумевшем мозгу стремительно мелькали видения… Он приложил руку ко лбу:

– Да… Да… что же это я говорю?..

И, тотчас овладев собой, вскочил на гнедого коня. Жестом приказал конному отряду следовать за ним. Он вспомнил, что его озарило:

– Впереди должно быть море!..

Усилием воли он заставлял себя держаться на коне, приникая к густой рыжей гриве… Всадники отставали один за другим. Лошади падали, воины не могли тащиться далее, только Александр и пятеро его неутомимых гетайров стремились вперед. Ближе всех были Гефестион и Птолемей.

Наконец они увидели море.

Вначале Александру показалось – он снова теряет рассудок. Но нет: морская синева выпукло поднялась над белым песчаным берегом.

Царь приказал:

– Копать песок! Нет ли воды?

Изможденные воины вместе с царем принялись мечами копать песок, ища пресный источник.

И вскоре из песка брызнул ключ. Вода была чистая, свежая, холодная! И так близко!

Александр набрал ее в ладони… поднялся с колен, сказал самому себе:

– Жизнь возвратилась!

Переход через Гедросийскую пустыню продолжался шестьдесят дней, страдания и потери на этом пути были значительнее, чем все прежние, вместе взятые.

II

Итак, ему удалось выбраться оттуда, откуда многим не было возврата, из Гедросийской пустыни.

Александр Великий возвращался дорогой побед, возвращался, однако, сомневаясь в себе самом.

Страшные случайности войны, благодаря которым была завоевана Азия, также легко могли изменить все в другую сторону: как одним ударом судьбы счастье царя достигло своего высшего предела, так же легко могло оно и рассеяться.

Возвращаясь, он провел некоторое время среди руин дворцов персидских царей в Персеполе. Теперь он не одобрял того, что содеял ранее.

Стоколонный зал, Ападана, Ворота всех стран, Сокровищница – от них остались лишь жалкие обломки. Он бродил в окружении своих близких военачальников. Многих из самых преданных соратников уже не было с ним.

Среди руин хозяйничали гадюки, раздавались крики сов, бурно разросся колючий шиповник, а в небе кружили вороны.

И он отчетливо вспомнил день разрушения Персеполя, день позора своего, когда он изменил самому себе.

Он вновь услышал шепот Таиды, сидевшей рядом с ним за пиршественным столом в тронном зале Дария…

– Персы за поругание Греции, ее унижение заслуживают мести, царь! И нет для них лучшего наказания, чем сжечь Персеполь…

– Да, да! Именно так! – раздались голоса со всех сторон.

Александр взял со стола золотой кубок с вином и посмотрел на Таиду:

– Не знаю, права ли ты, но пусть на сей раз будет по-твоему. Клит, подойди сюда!

Из-за стола поднялся рослый красавец Клит и направился к царю…

Стоя среди развалин Персеполя, Александр вновь увидел огни факелов, пылающие балки, разрушенные колонны, вновь услышал крики, свист пламени, пьяные крики, хохот, топот множества ног. И среди этой вакханалии огня перед ним вновь предстала красавица Таида, которая поджигала все, что могло гореть.

В глазах ее бушевала жажда мести. Она напоминала богиню мщения Эринию.

Пламя разрасталось, охватив весь дворец.

Их пути скрестились у поверженной статуи нечестивого Ксеркса, заключенной в замкнутый круг огня.

Протрезвевший Александр грустно смотрел на разрушения. Рядом с ним стояла Таида. Она торжествующе улыбалась.

Царь в бешенстве воскликнул:

– Зачем эти руины? Что дает месть? Я сожалею о содеянном!..

– О, царь, ты неправ! Разрушив Персеполь, ты лишь восстановил справедливость. Вспомни, сколько горя Ксеркс причинил грекам, когда сжег Акрополь. Мы должны были отомстить! И отомстили! Есть священная месть!

Александр с гневом взглянул на Таиду:

– Месть никогда не бывает священной. И еще меньше – плодотворной. Глупо разрушать то, что тебе же и принадлежит. Месть – удел слабых, удел глупцов. Но ты, Таида, не слаба и не глупа. Кто же ты?

Их взгляды встретились.

Он мечтал покорить весь мир, она – его, царя царей, Александра. И он впервые подчинился не собственной, но чужой воле! Воле женщины, гетеры, родом из Афин.

В вечерних сумерках промелькнул силуэт перса с кинжалом в руке. В тишине послышался топот ног и отчаянный крик женщины. И снова тишина.

Его слова больно хлестнули ее по лицу.

– Я не хочу больше видеть тебя, Таида! Уходи!

– Когда-то я слышала от тебя другую речь…

Александр молчал, задумчиво глядя перед собой.

Таида повернулась и пошла неуверенной походкой. Вскоре фигура ее растаяла в сумерках…

Неожиданно взор царя натолкнулся на печальное лицо Птолемея.

– Ты все еще любишь Таиду? – пристально глядя в глаза Птолемея, спросил Александр.

– Да, даже мудрость прожитых лет и другие увлечения не смогли защитить меня от ее чар.

– Безумец! Она едва не отняла у нас славу, добытую в бесчисленных битвах. Какой же я глупец! Разве истинно великий человек поддастся уловкам женщины! И это я, Александр, одно слово которого изменило ход истории! Теперь я знаю, что вылеплен из того же теста, что и все смертные, что был ничтожен и слаб.

Птолемей внимательно посмотрел на Александра:

– Не суди так поспешно! Таида – само совершенство. И нет силы более могущественной, чем женщина во всей ее слабости. Тем более, когда она так прекрасна. Как для талантливого полководца нет неприступной крепости, так для нее нет сердца, которое она бы не покорила.

– Ты хочешь сказать, что женщина правит миром?

– Да. Ради нее ведутся войны, ради нее мужчина расточает свои силы, чтобы одарить ее богатствами, ради нее он совершает подвиги и преступления, ради нее добивается славы и власти…

Александр расхохотался:

– Как вдохновенно ты говоришь, Птолемей. Ты, за которым пойдет любая из самых достойных женщин. Ты, покоритель женских сердец. Я не желаю больше видеть Таиду. Мне не страшны больше все женщины мира с их коварством. Если бы не твоя страсть к Таиде, я бы приказал спалить ее в горящем Персеполе.

Птолемей с горечью вскрикнул:

– Александр, умоляю, не искушай судьбу! Да сберегут боги твердость твоего духа и неуязвимость от женских чар, которыми ты гордишься. Моли богов, чтобы твое ледяное сердце никогда не растаяло.

– Ты волен в своих чувствах… А я… Я не желаю больше видеть Таиду. Никогда!.. – жестко бросил Александр своему ближайшему другу.

Да, по ее воле, воле прекраснейшей из женщин, он сжег Персеполь.

И он изгнал Таиду из своего сердца.

Он снова стоял среди руин, над которыми кружили вороны.

Не отсюда ли начался трагический поворот в его судьбе? Не она ли, этот вечный символ настроенных враждебно к Македонии Афин, эта знаменитая красавица, афинская гетера Таида, принесла ему поражения и несчастья? Измена ближайших соратников. Бесславная война в Бактрии со Спитаменом и скифами. Убийство верного Клита, неоднократно спасавшего ему жизнь. И, наконец, бесславный переход через Гедросийскую пустыню.

Войско столь гордо и пышно выступившее из Индии, равнялось теперь только четверти своего состава, и эти жалкие остатки завоевавшего полмира войска исхудали и сделались неузнаваемыми: в висевшей лохмотьями одежде, почти безоружны, немногочисленные лошади были изнурены и жалки, все это представляло собой картину глубокой нищеты и отчаяния.

Он был любимцем Тихе: казалось, он заключил с ней союз. Но непостоянная богиня счастья лишила его своей благосклонности и отсюда, из Персеполя, наметила ему путь навстречу поражениям и несчастьям.

В небе над Персеполем кружили и кружили вороны.

Свист пламени, как и в те далекие дни, отчетливо, будто наяву, преследовал Александра.

Снова и снова он ощущал рядом присутствие Таиды.

«Почему ты встала на моем пути, Таида? Почему я подчинился твоей воле? Так кто же ты?» – мысленно спрашивал себя Александр.

III

Морская синева окрасилась золотом первых солнечных лучей.

Купание в море перед восходом солнца было обязательным в школе гетер.

Таида, одна из самых талантливых учениц школы, любила эти утренние омовения. Соприкосновение с водой умиротворяло ее, и она неторопливо, с большим удовольствием плавала. Ей нравилось ощущать свое тело, плывущим по морю, которое в эти ранние предутренние часы заряжало ее волнующей энергией. Ее захлестывала волна азарта, наслаждения.

Но едва солнечный диск всплывал над морской гладью, море тут же взрывалось сверкающими брызгами.

Из воды, подобно пенорожденной Афродите, Таида появлялась первой. Мокрые волосы струились по ее совсем юному, но уже приобретающему совершенные формы телу. Следом за ней выбегали ее подруги, похожие на нимф, сопровождающих прекрасную богиню любви.

Девушки беззаботно смеялись, поддразнивая на бегу одна другую.

– О, приди ко мне, самый красивый!

– Нет, нет, нет! Пусть будет некрасив, но богат. Я хочу жить без забот и не засыхать от ревности!

– Все-таки красивый и богатый – это лучше…

– А по мне, пожалуй, пусть и похожий на Приапа, у которого вместо головы фаллос, и с избытком сил для любой женщины…

Белокурая Иола закатилась от смеха.

Таида стремительно остановилась и обернулась к девушкам:

– А я мечтаю встретить юношу, похожего на Ахилла, прожившего короткую жизнь, но полную славных подвигов!..

Перед Таидой возникло одно из ярких воспоминаний детства.

Родная сестра матери, после ее гибели от кинжала ненавистного перса, привезла Таиду в Коринф, чтобы посвятить храму Афродиты и отдать в школу гетер.

В зеленой роще они увидели обнаженных девушек, которые совершенствовали летящую грациозную походку Артемиды под неусыпным надзором наставницы.

Таида дерзко спросила красавицу-наставницу:

– А почему они голые?

Наставница ласково погладила ее по голове и, как взрослой, объяснила:

– Не голые, а обнаженные! Ты уже большая! Тебе скоро будет десять! Запомни: нагота на Крите была привилегией царей и высшей аристократии, в Элладе – богов и богинь. А ну-ка, повтори летящую походку Артемиды.

И она, Таида, мгновенно скинула с себя одежды, сбросила сандалии и грациозно прошлась перед наставницей.

Откровенно любуясь своей новой ученицей, наставница с улыбкой проговорила:

– До совершенства еще очень далеко, но я не сомневаюсь в тебе. Дерзай, Таида! Ты рождена, чтобы побеждать!

Вопрос Иолы вывел Таиду из задумчивости:

– Все достоинства редко сочетаются в одном мужчине… Или я неправа, Таида?

Таида обернулась к девушкам:

– Когда мужчина любим, все кажется в нем прекрасным.

Иола заметила:

– Говорят, что в юном царевиче Александре как раз соединились все достоинства.

Девушки, не торопясь, приближались к алтарю, обмениваясь последними новостями:

– Ты имеешь в виду сына царя Македонии Филиппа?

– Да, вы, наверное, слышали, что царь Филипп недавно убит и царевич стал царем Македонии, Александром Третьим, – пояснила Иола и повернулась к Таиде: – Он бы тебе, Таида, пришелся по вкусу.

– Боюсь, что нет. Македонцы, как правило, грубы и невежественны, не то что афиняне или критяне. Это не для меня.

– Между прочим, я слышала, что многие видят в юном Александре надежду на избавление от власти персов. Его мысли устремлены на Восток.

Лицо Таиды вдруг стало серьезным, глаза выразили волнение.

– Я буду иметь в виду сказанное тобой…

Таида смотрела куда-то вдаль. Губы ее были крепко сжаты. Воспоминания о страшных событиях детства хлестнули ее как бичом.

Мать Таиды Арсиноя стояла наверху, у лестницы их богатого афинского дома. Она смотрела на Таиду, улыбалась и звала к себе. Девочка быстро взбежала по лестнице и стала около матери.

Слабеющим голосом мать прошептала:

– Беги, Таида! Сейчас же беги! Спрячься, чтобы тебя никто не увидел!..

Прекрасная Арсиноя опустилась на пол. На ее белоснежном хитоне маленькое красное пятнышко быстро расползалось, окрашивая хитон в ало-красный цвет. Таида вцепилась в руку матери, спросила, не отрывая взгляда от расползавшегося кровавого пятна:

– Мама, мама, что это?

Арсиноя застонала, выдернула руку из рук дочери, строго приказала:

– Беги! Быстро беги! Родная!

И упала, распростершись на полу.

Таида побежала по темным длинным коридорам, где плясали тени от светильников. Из тени выступил перс. Девочка вскрикнула, кинулась обратно, но навстречу ей шел другой перс. Она бросилась в сторону, под лестницу и там увидела узкий лаз, мгновенно влезла и скрылась в нем. Перед лазом остановился перс – высокий, суровый. Постоял и повернул обратно.

Нежный голос Иолы вернул Таиду к действительности:

– Мне кажется, ты чем-то взволнована…

– Так… Печальные воспоминания детства… Мы говорили с тобой о любви… Любовь не приходит по заказу, но я отдам всю себя тому, кто избавит Элладу от ненавистных персов.

– Я не совсем понимаю тебя, Таида…

– Когда-нибудь поймешь…

Она грустно улыбнулась своей юной подруге.

Иола с удивлением посмотрела на Таиду:

– Я не совсем понимаю тебя… Нам, Таида, всего пятнадцать. К тому же политика, войны – дело мужчин!

– Не только, Иола. Не только… Ладно. Побежали!

Девушки подбежали к алтарю, постамент которого венчал фаллос, рождающее начало жизни.

У подножия алтаря один за другим появлялись дары: керамические изображения разных частей тела – изящные женские головки, торсы, венки из плюща, фиалок, лилий, гиацинтов, изображение уродца Приапа с двумя фаллосами, что символизировало его двойное отцовство – от Диониса и Адониса…

Обратившись к алтарю, вознеся руки к взошедшему солнцу, юные гетеры запели гимн бессмертной дочери Зевса, радужно-престольной Афродите, сложенный неповторимой Сапфо.

Закончив пение гимна, златокудрая Иола вышла из круга и заиграла на дудочке-сиринге, извлекая из нее нежные звуки. Она играла для божественного Приапа, скульптурное изображение которого находилось недалеко от алтаря.

Одна из гетер с мольбой обратилась к божеству:

– Великий и сладчайший, нежнейший Приап, пошли мне достойнейшего из достойных, научи дарить страсть и наслаждение!

В школе гетер начался обычный день занятий: хождение по узкой перекладине для совершенствования искусства равновесия, обучение стрельбе из лука – сложившись пополам, подобно искусным акробаткам, девушки кончиками пальцев ног натягивали тетиву лука и точно попадали в цель, стремительные скачки на лошадях… Гетеры, словно амазонки, неслись вперед, прыгая с одной лошади на другую… Самые отважные поднимались на лошадях во весь рост, опускались на колени и даже ложились…

Наставница, откровенно любуясь своими ученицами, приказала:

– Летящая походка Артемиды!

И девушки вслед за Таидой, идущей впереди, продемонстрировали грациозную походку с высоко поднятой головой и совершенной осанкой.

– Хорошо! Теперь хорошо! Можно отдохнуть, – с удовлетворением сказала наставница.

– Вы научились всему, чему мы хотели и смогли вас обучить. Скоро вы покинете стены школы. Вы войдете в мир, чтобы занять в нем свое место. Хочу спросить вас, какой должна быть гетера высшего круга? Что главное?

Одна из девушек ответила:

– Наверное, прежде всего пленять тем, чем одарили тебя Боги. Главное в женщине, а в гетере особенно, красота, женственность…

Наставница улыбнулась и объяснила:

– Справедливо. Красота пленяет мужчину. Но удержать его способен только ум. И тот, что дарован свыше, и тот, что воспитан. Поэтому не менее важно для вас хорошо знать искусство, историю, философию; чтобы овладеть вниманием собеседника, нужно к тому же уметь вести беседу.

Рыжеволосая Ксантиппа, грациозно вскинув изящную головку с точеным профилем, продолжила:

– В совершенстве танцевать и быть неповторимой в искусстве обольщения.

Наставница ненавязчиво настраивала своих учениц на серьезный лад. Ее слушали внимательно.

– Гетеры – спутницы мужчин. Они не только развлекают, но и учат. Учат умению видеть в жизни прекрасное и ценить его.

Таида, удобно устроившись на одной из раскидистых веток, задумчиво добавила:

– Мы призваны вдохновлять художников, поэтов, полководцев!..

– Достойный ответ! Молодец, Таида. Это высшая цель… А что для вас главное в любви? – обратилась наставница к ученицам.

Неугомонная Ксантиппа, недолго державшаяся серьезно, скорчила на хорошеньком личике гримасу и, лукаво взглянув на подружек, бесцеремонно заявила:

– Измены и коварство. А самое главное – всегда думать о своем удовольствии!

Весело рассмеявшись, наставница предостерегла:

– Ну что ж, тогда ты будешь достойна любви лишь портовых грузчиков.

Все беззлобно захихикали, и Ксантиппа вместе со всеми.

– А что думаешь ты, Таида? Как можно завоевать любовь мужчины, к которому стремится душа женщины?

– Боги создали людей разными. А потому нет, наверное, одного рецепта для всех мужчин.

– Пожалуй, ты права… А что для тебя любовь?

– Очень многое. Почти все. Но я не хотела бы в любви потерять рассудок…

– Любовь – это огонь, дорогая Таида, а пламя пожирает разум.

– Я не против борьбы и игры, но я хочу любить и не проигрывать.

– Каждый любящий к тому стремится, но не каждому это удается. Я желаю тебе удачи, Таида… Но все-таки боюсь за тебя…

Таида ничего не ответила. Только улыбнулась в ответ, уверенная в себе.

IV

Школа гетер раскинулась на вершине высокого холма, с которого открывался великолепный вид на оливковые рощи и сверкающие вдали яркой синевой морские просторы Коринфского залива.

Таида и Иола неспешно прогуливались по широкой длинной аллее, ведущей вверх к большому дому, наполовину скрытому листвой.

Они любовались растущими невдалеке олеандрами, вознесшими к небу свои жесткие ветви с кистями душистых цветов. Сорвав несколько цветков, Таида искусно украсила ими свои волосы.

Иола невольно залюбовалась прекрасным профилем и чудесными сапфировыми глазами подруги, в которых горел огонь неудовлетворенных желаний.

Обе подруги в совершенстве владели всеми видами искусств, – поэзией, музыкой и танцами; обе, одна черноволосая, другая золотоволосая, удивительно дополняли друг друга.

Большой дом школы стоял на склоне холма, и к нему вело несколько террас.

Террасы соединялись между собой извилистыми лестницами, их затеняли решетчатые своды, увитые розами. Росшие на террасах лабиринты кустов самшита, тщательно подрезанных, перемежались с бассейнами, в которых били фонтаны, и с цветочными клумбами.

Девушки прошли в боковую аллею, которая вывела их к садам, раскинувшимся позади дома. Здесь деревья были настолько частыми и высокими, что образовывали нечто вроде леса.

Различные породы пятнистых оленей и газелей прыгали по возвышенной части парка, множество редких птиц, перелетая с ветки на ветку, наполняло обширное пространство своими голосами.

Среди платанов, кипарисов, миртов прятались открытые беседки с коринфскими колоннами и маленькие портики.

Подруги любили этот полный жизни сад и проводили в нем после занятий большую часть дня.

– Иола! – обратилась Таида к подруге.

Иола внимательно посмотрела на Таиду.

– Мне скучно, – призналась та.

– Я знаю причину твоей грусти.

– Правда?

– Ты печальна потому, что сердце твое еще не знает любви и тоскует по ней.

– Ты так думаешь?

– Я уверена в этом. Любовь так прекрасна!

Щеки Иолы покрылись легким румянцем, глаза засветились, на устах заиграла очаровательная улыбка.

– За часы любви, которые я пережила, я отдала бы всю остальную жизнь.

– Правда?

– Без сомнения.

– А я не знала, что ты влюблена. Когда это случилось? Расскажи!..

Лицо Иолы залили лучи солнечного света. Она лукаво улыбнулась, думая о счастливом будущем.

– Однажды утром я стояла на берегу моря в полном одиночестве, держа в руках сочный, спелый персик. Раздумывая, съесть его или нет… Но решила повременить…

Таида улыбнулась:

– Персики – твоя слабость. Как это ты удержалась?

– Так решили боги, вернее Афродита, а она знает, что делает… На свое счастье, я положила прекрасный плод на камень, у самой кромки воды… И закружилась, репетируя танец Психеи. Закончив репетицию, я подошла к персику… Персик на половину был съеден…

Таида с интересом и все возрастающим любопытством слушала подругу…

– Да? Кто же это был? Почему я ничего не знаю?

– Ты в это время уезжала в Афины.

– Так это было совсем недавно?

– Конечно. Иначе бы ты давно уже обо всем знала.

Нетерпение Таиды все возрастало:

– И что? Что было дальше? Рассказывай скорее!..

– Я испугалась и бросилась бежать… Твердые шаги настигали меня. Но когда я внезапно оборачивалась, то никого не видела вокруг. Я решила спрятаться за струями водопада… И только я скрылась в прохладных струях, как крепкие руки схватили меня. Я чуть не умерла от ужаса…

– Ну, не томи… Кто он?

– В струях воды я увидела юношу знатного происхождения. Он весело улыбался, довольный своей победой.

– Кто же это был? – снова нетерпеливо перебила подругу Таида.

– Слушай дальше. Когда я отказалась назвать свое имя, он сказал, что тогда мы вместе замерзнем и погибнем под струями водопада. И скромно признался, что половину персика съел он, так как влюбился в меня с первого взгляда. Я вывернулась и бросилась бежать. Вдогонку я услышала, что ему очень холодно и что он непременно умрет под струями водопада, если не узнает, как меня зовут. Тогда я машинально крикнула: «Иола». И он мгновенно оказался рядом… Мокрый, счастливый… Мое сердце забилось сильнее обыкновенного, когда он вплотную приблизился ко мне и спросил меня с горящим взором: «Желаешь ли ты со мной принести жертву Афродите?» И я…