В оранжерее вставляли новые стекла! Старший Блинков как это увидел, так и расстроился ужасно. То он бодро ковылял по Ботаническому саду с палочкой бразильского дона, показывал всем набалдашник в форме кукиша и сообщал, что этот кукиш отпугивает нечистую силу. А когда столкнулся с незнакомыми рабочими, которые несли к оранжерее огромный лист стекла, сразу же сник. В Ботаническом саду не было денег на новые стекла. Стало быть, деньги дал князь Голенищев-Пупырко-старший. Он дал, а директор Эдуард Андреевич взял. Договорился с грязным бизнесменом.
Старший Блинков вихрем ворвался в контору Ботанического сада. Вихрь был хром и болен, но сил у него оставалось – о-го-го! Всякий, кто хорошо знал старшего Блинкова, не захотел бы попадаться ему в такой момент. Он бы лучше пошел на индийский кинофильм и мучился там в темноте и одиночестве, лишь бы старший Блинков его не распознал и не выловил.
Эдуард Андреевич знал старшего Блинкова распрекрасно. Поэтому он велел секретарше говорить, что проводит важное совещание, и никого не пускать к нему в кабинет. Но старший Блинков не поддался на такой детский обман.
– Лилия, – сказал он секретарше, которая встала у двери, растопырив тонкие руки. – Лилия, если вы меня не пропустите, я, конечно, не стану с вами драться. НО Я СТАНУ ДУМАТЬ О ВАС ПЛОХО!
– Только не это! – воскликнула пожилая Лилия. – Вы же знаете, Олег Николаевич, что я всегда к вам относилась как к родному сыну. Когда вы пришли в Ботанический сад студентом первого курса, я подкармливала вас домашним супом из баночки. Будет нечестно и несправедливо, если вы станете думать обо мне плохо. Давайте я вас пропущу, а если Эдуард Андреевич потом спросит, скажу ему, что уступила под нажимом грубой силы.
– Да говорите, что хотите, – сказал старший Блинков, он уже мысленно ругался с директором.
– Не пущу! – крикнула Лилия, чтобы слышал Эдуард Андреевич, а сама уселась в свое кресло под клеткой попугайчика Андреича и спросила:
– А что у вас с ногой?
– Попозже расскажу, – ответил старший Блинков, толкая палочкой дверь.
– Я занят! – буркнул Эдуард Андреевич, когда старший Блинков вошел (а Блинков-младший проскользнул следом). Директор сидел за столом один-одинешенек и, само собой, не проводил никакого совещания.
– Стыдно, Эдик, – сказал ему старший Блинков, опускаясь на самый дальний от директора стул. Блинков-младший уселся в сторонке, чтобы не мозолить никому глаза. – Я ждал чего угодно, только не того, что ты станешь от меня скрываться.
– Я не скрываюсь, – захорохорился Эдуард Андреевич, – с чего ты взял? Но есть порядок, есть часы приема сотрудников по личным вопросам. А сейчас не приемные часы, и я, извини, работаю. Если тебе надо, зайди в следующую пятницу.
– Значит, у меня личный вопрос? – тихим угрожающим голосом уточнил старший Блинков.
– Ты же на больничном, выходит, личный.
И Эдуард Андреевич сделал глупое лицо.
Старший Блинков взял себя в руки и сказал почти спокойно:
– Ну тогда считай, что я вышел на работу.
Эдуард Андреевич довольно улыбнулся.
– Не выйдет. Я не могу допустить к работе человека с больной ногой. Ты уж, Олег, полечись как следует, отдохни. А осенью…
– А осенью в оранжерее будет пивная, – припечатал старший Блинков. – Интересно, Эдик, а мне ты оставил местечко? Возьмешь официантом? Или уволишь с глаз долой?!
– Какая пивная, с чего ты взял?! – ненатурально удивился Эдуард Андреевич.
Блинков-младший подумал, что сейчас-то папа выведет его на чистую воду. А кто, спросит, дал тебе денежки на стекла, Пушкин? Или, может быть, старший князь Голенищев-Пупырко раскаялся в своих преступлениях и заплатил за стекла просто так, из любви к цветочкам?! Нетушки, скажет папа, князь хочет пивную в оранжерее, а ты ему помогаешь, потому что боишься или тебя подкупили!
Но старший Блинков только посмотрел на Эдуарда Андреевича долгим печальным взглядом. Как будто уезжал далеко-далеко и прощался.
– Я, – сказал старший Блинков, – продаю садовый участок. Жена согласна, и покупатель у нас есть: соседу давно хочется взять еще немного земли. Давай я хоть завтра заплачу за стекла, и покончим с этим делом.
Эдуард Андреевич тяжело задышал и привстал со стула.
– Купить хочешь мою оранжерею?! – закричал он гневным и лживым голосом. – Помидорчики разводить для Тишинского рынка?!
Старший Блинков коротко взглянул на Блинкова-младшего, и тот сам не заметил, как очутился в приемной у секретарши Лилии.
– Хочешь чаю? – предложила она и, хотя Блинков-младший не ответил, зазвякала блюдечками и зашуршала пакетиками. Пакетиков было штук сто, и в каждом хранилось по одной-две конфетки или печенинки. Лилия не любила смешивать разные сорта.
– Попробуй вот эту, вишневую, – сказала она, вытряхивая на блюдечко одинокую шоколадину. – Она из коробки, которую подарил мне на Восьмое марта один генерал.
Голос у секретарши был сдобный. В приемной сладко пахло комнатными цветами. И даже вечно взъерошенный попугайчик Андреич выглядел гладеньким и блестящим, как будто его смазали розовым маслом. Такая уж уютная женщина была эта Лилия.
– Передай папе, что я за него, – шепнула она своим сдобным голосом. При этом Лилия оглаживала, как любимого щенка, телефонный чудо-аппарат с автоответчиком. Блинков-младший замечательно помнил, как они со старшим лейтенантом подслушивали по нему разговоры в кабинете Эдуарда Андреевича. Ясно, что секретарша тоже была знакома со шпионскими свойствами аппарата.
– Все, что надо Олегу Николаевичу! Я много знаю! – сбивчиво шептала Лилия. – А то станет Эдуард Андреевич директором пивного бара…
Блинков-младший чуть не свалился со стула: вот оно что! Вот как подкупили Эдуарда Андреевича грязные бизнесмены! И опять милиция и даже контрразведка будут бессильны против их козней. Ведь грязные бизнесмены не совали Эдуарду Андреевичу тайную взятку, а открыто пригласили его стать директором пивной. Всем ясно, что его подкупили директорской зарплатой, но закон не нарушен.
– …Представляешь, что тогда будет? – стонала Лилия. – Он возьмет молодую секретаршу со знанием компьютера, а меня кто возьмет? Мне до пенсии осталось два года!… Так ты обязательно передай папе мои слова, – с надеждой закончила Лилия.
– Конечно, передам, – сказал Блинков-младший. – Да вы и сами можете…
– Нет, – перебила Лилия, – я боюсь говорить об этом на работе. Тут некоторые хотят перейти в бар – мало ли, услышат хоть словечко… Ты передай, а Олег Николаевич, если захочет, пускай позвонит мне домой.
Старший Блинков вышел в приемную, громко хлопнув дверью.
– Чайку выпьете? – как ни в чем не бывало спросила секретарша.
– Валерьянки, – мрачно сказал старший Блинков. – И не мне, а ему.
И он кивнул на дверь. Из директорского кабинета не доносилось ни звука. Роняя блюдечки с конфетками, Лилия кинулась спасать шефа.
После этого разговора старший Блинков совсем расклеился. Еле-еле он приковылял в оранжерею, сел на скамейку и бездумно смотрел на рабочих, которые вставляли стекла. Бывший десантник, а теперь самый младший садовник Всеволод принес ему раскладушку. Старший Блинков лег и повел со Всеволодом необязательный разговор.
– К экзаменам-то готовишься? – спрашивал он.
– Готовлюсь, – кивал Всеволод.
– Небось, и с девушками хочется погулять? – глупо приставал старший Блинков, и Всеволод подтверждал, что да, хочется. Вид у него был озадаченный. Наконец, он сказал:
– Что-то вы, Олег Николаевич, не в своей тарелке. Плюньте на все и делайте свое дело. Десантура не сдается, Олег Николаевич. Не бэ, прорвемся.
– Да в том-то и дело, Сева, что прорвемся, – вздохнул старший Блинков, – я в этом совершенно уверен. Я, Сева, настолько прав, что даже чувствую себя виноватым. Все знаю наперед, а он-то не знает и поэтому принял ошибочное решение.
Уж конечно ошибочное, – со злостью на Эдуарда Андреевича подумал Блинков-младший. – Директор пивной! Секретаршу ему с компьютером, кружки считать! Да если бы он знал, что Нина Су раскрыла контрразведке все планы грязных бизнесменов, разве он стал бы с ними связываться?
– Ну так скажите ему, – посоветовал Всеволод, не уточняя, что «все» знает наперед старший Блинков и кто этот «он», который принял ошибочное решение.
Старший Блинков развел руками.
– Не могу. Не имею права сказать.
– Я так не сказал одному чеченцу, где минное поле, а он возьми да погони туда овец, – сообщил Всеволод. – Мирный оказался чеченец, а я подозревал, что разведчик. Мы потом бараниной объедались неделю, а что не доели, то протухло.
– Думаешь, надо сказать? – спросил старший Блинков.
– Обязательно, – сказал Всеволод.
– Что ты! Нельзя! – подал голос Блинков-младший. – Погоди немного, мама скажет, когда станет можно.
– Я боюсь, что когда станет можно, он успеет втянуться в это дело, – вздохнул старший Блинков. – Представляешь, если его на старости лет будут судить?
– Легок на помине, – сказал Всеволод.
В оранжерею, отворив только что застекленную дверь, вошел Эдуард Андреевич. Блинковы смущенно переглянулись. Оказывается, Всеволод обо всем догадался, хотя они не назвали имени Эдуарда Андреевича.
– Да весь Ботанический сад знает, кроме вас, – хмыкнул Всеволод, глядя на их вытянутые лица. – Как не знать, если, например, меня он уж позвал в охранники за восемьсот долларов в месяц. Только я не хочу охранять чужое пиво. Я выучусь на ботаника и буду выращивать орхидеи.
Эдуард Андреевич подходил так бочком, глядя на носки своих ботинок, как будто не смел поднять глаз.
– Вот что, ребята, – весело сказал старший Блинков, – Идите-ка вы погуляйте.
У Блинкова-младшего заныло сердце.
– Папа! Не смей ему рассказывать!
– Но-но, поговори у меня, – чужим голосом пригрозил старший Блинков. Было заметно, что он и сам разрывается на части.
Если не сказать Эдуарду Андреевичу, что контрразведка идет по следу грязных бизнесменов, он увязнет в их делах. Может быть, его вместе с ними посадят в тюрьму. А если сказать, он того и гляди предупредит своих хозяев. Тогда они, может быть, сумеют вывернуться. Доверять Эдуарду Андреевичу трудно. Ведь он уже согласился стать директором этой проклятой пивной. Но папе очень хотелось доверять Эдуарду Андреевичу, потому что они много лет работали вместе и были хорошими товарищами.
– Идите, идите, – просительным тоном сказал старший Блинков. – Я осторожненько с ним поговорю.
Возражать было поздно. Эдуард Андреевич подошел уже близко и мог услышать.
Автомобиль, Который Никогда Не Угонят, жил на свете так долго, что у него появился характер. Он чувствовал настроение водителя, как умная собака. Если настроение было так себе, автомобиль не хотел совсем уж его портить и ехал нормально. А как только настроение поднималось, он решал, что пора как следует пожаловаться на старость и, может быть, выпросить себе новую шестеренку или хорошего масла.
В Ботанический сад автомобиль бежал ровнехонько, понимая, что старший Блинков очень волнуется за Эдуарда Андреевича. А на обратном пути стал капризничать. Он выл, стонал и кашлял. Он останавливался посреди улицы, и водители других машин, объезжая это неожиданное и опасное препятствие, крутили пальцем около виска и кричали старшему Блинкову обидные слова. Но папа не обращал на них внимания. Он очень радовался, что Эдуард Андреевич не перешел в стан врага.
– Прихожу я первый раз в Ботанический сад, – рассказывал он. – Первокурсник, стипендия сорок рублей. Нельзя ли, говорю, подработать у вас лаборантом? Эдик, он тогда уже был директором, ведет меня к Розе Моисеевне, и они дают мне испытание: сделать один опыт. В конце там осадок фильтруется на вату, а вата по латыни «госсипиум». Я и решил щегольнуть, что так хорошо знаю латынь. Все готово, говорю, теперь только госсипиум. Эдик обомлел. Ну и нахал ты, говорит! А Роза Моисеевна ему: ничего, зато руки хорошие.
Папа замолчал, ожидая, когда единственный сын спросит, за что Эдуард Андреевич обозвал его нахалом.
– Ты сто раз рассказывал, – непочтительно заявил Блинков-младший. – Им с Розой Моисеевной послышалось, что ты сказал не «госсипиум», а «угости пивом». Главное, сейчас он за кого, за наших или за тех?
– Разумеется, за наших! – улыбнулся старший Блинков.
– Если бы разумелось, он бы с самого начала им не поддался. А так что придумал: директором пивной! – разоблачил Эдуарда Андреевича Блинков-младший. – Мало ему Ботанического сада?
– Ботанического сада ему даже многовато, – сказал старший Блинков, – а вот платят постыдно мало. Мы, ученые, хотя бы знаем, что работаем на будущее. А Эдик, во-первых, не ученый, а хозяйственник, во-вторых, старенький. Он считает, что раз ему стали так мало платить, то его работа больше никому не нужна. И потерпеть несколько лет Эдик не может. Очень трудно терпеть несколько лет, когда тебе самому шестьдесят.
– Но ты его убедил? – спросил Блинков-младший.
Папа остановился на светофоре и сидел молча, разглядывая идущих через улицу пешеходов.
– Скорее, я его припугнул, – сообщил он, когда Блинков-младший уже потерял терпение. – Но припугнул как следует. В общем, он теперь будет хороший. А если не будет…
Пешеходы прошли, зажегся зеленый, и старший Блинков большими пальцами нажал на крылышки по бокам руля. Это крылышки газа. Они есть только у машин с ручным управлением, а у обычных машин вместо крылышек педаль.
Автомобиль, Который Никогда Не Угонят, взревел и стал набирать скорость. Он слушался старшего Блинкова, как новенький. Он понимал, что у водителя смутно на душе.
Глава семнадцатая
Что бывает, когда взрослые выдают тайны контрразведки
Деликатно покашливая, «Запорожец» вкатился во двор.
– Знаешь, на каком дрянном бензине он ездит?! Не на всех даже бензоколонках есть такой никудышный бензин, – с гордостью за «горбатого» сообщил старший Блинков. – Ну ничего, у Толика в гараже целая бочка. Сейчас заправимся, чтобы не возиться с утра.
Но заправиться не пришлось. Мешая «горбатому» проехать, у подъезда стоял длиннющий лимузин вишневого цвета. Блинкову-младшему нехорошо сжало грудь. В этом подъезде жила Нина Су. А лимузин Блинков-младший где-то видел.
– Раскорячился, а простому инвалиду уже и не проехать, – ворчал старший Блинков, нажимая на бибикалку. Сигналил «горбатый» негромко, как будто стеснялся.
Дверь подъезда приоткрылась, и в щель высунулась бабья физиономия на треугольных от мускулов плечах.
– Не гуди. Старший князь ездил на этой машине, – быстро сказал папе Блинков-младший. Он узнал и бабьелицего телохранителя, и вишневый лимузин.
– Да что ты! У него же «Волга», – сказал старший Блинков, но сигналить перестал.
– А на этой он приезжал в Ботанический сад, – уточнил Блинков-младший.
Бабьелицый телохранитель слева направо и сверху вниз поводил своей физиономией, противников не обнаружил и осторожно вышел из подъезда. Сейчас, подумал Блинков-младший, появится тело, которое он хранит.
Тело появилось.
Это была Нина Су!
Растрепанная, в домашнем халатике, в черных чулках с дырами на красивых коленках, фотомодель шла, задрав голову, как слепая. Бабьелицый тащил ее за руку. Похоже, он расквасил ей нос.
– А ведь нашей дружбой клялся! – хрипло сказал старший Блинков. – И не успел я уйти, как он бросился звонить. Теперь я очень хочу, чтобы его посадили.
Старший Блинков говорил, конечно, об Эдуарде Андреевиче. Только он мог выдать Нину Су грязным бизнесменам.
Сузив глаза в щелочки, папа смотрел на телохранителя и слепо хлопал по дверце ладонью.
– Ручка выше, – подсказал Блинков-младший. – Ты куда?
– И ты еще спрашиваешь? – удивился старший Блинков, открывая дверцу. Краем гипсового валенка он зацепился за ручной тормоз и стал дергать валенок двумя руками.
Бабьелицый мельком глянул на возню в инвалидном «Запорожце» и ухмыльнулся. На ходу он достал автомобильные ключи с брелоком, нажал, куда надо, и лимузин приветственно бибикнул и мигнул фарами.
Старший Блинков уже стоял одной ногой на асфальте, но гипс опять за что-то зацепился. Блинков-младший не мог помочь, ему мешала спинка водительского сиденья. Папа дергался и постанывал от боли. Он уже не успевал: бабьелицый будто куклу закинул Нину Су в лимузин и усаживался…
Широко размахнувшись, старший Блинков швырнул палочку бразильского дона прямо в стекло вишневого лимузина!
Палочка летела хорошо, вперед тяжелым кукишем. И попала хорошо, не вскользь. Но стекло не разбилось. Наверное, было пуленепробиваемое.
У телохранителя один за другим отвалились оба его подбородка.
– Ты че, одноногий?! – плаксиво сказал он. – Ты из клуба самоубийц?
– Иди сюда, Хрюшка, – поддразнил его старший Блинков. Зашвырнув палочку, он оставил себя и без опоры, и без оружия. Но держался с боевым нахальством. Стоял, облокотившись на крышу «горбатого», и весело издевался над телохранителем. – Умылся бы, рожа сальная! Об тебя канат потереть, и можно зажигать, как свечку!
Бабьелицый, уже было умостившийся в кресле водителя, шире распахнул дверцу и стал выдвигаться из лимузина. Он выдвигался торжественно, по частям. Столбообразная нога, тяжелые плечи, надутая, как бочка, грудь…
Блинков-младший вдруг понял, что папа ни секунды не надеялся победить этого тяжеловеса. Он только хотел выиграть время. Может быть, кто-то из соседей, увидев драку, вызовет милицию. А может быть, подоспеют контрразведчики из службы наружного наблюдения, которые следят за подъездом князя Голенищева-Пупырко. Если только они следят. Наконец, Нина Су могла сама улучить момент и убежать из лимузина. В общем, папа жертвовал собой, чтобы спасти фотомодель.
Наверное, и бабьелицый сообразил, что глупо и опасно ввязываться в драку, когда в машине сидит похищенный им человек. Он тяжело вздохнул и начал так же по частям задвигаться на место.
– Ну что же ты! – кричал старший Блинков. – Иди ко мне, я тебя в лепешку раскатаю и клюковку воткну для красоты!
– В следующий раз, – с горестной гримасой пообещал бабьелицый. – Не переживай, одноногий, я тебя срисовал. Встретимся!
Он задвинул в лимузин последнюю свою часть – физиономию, хлопнул дверцей и с места газанул так резко, что шины завизжали и прочертили на асфальте два дымящихся следа. Гнаться за ним в инвалидном «Запорожце», да еще когда бензина почти не осталось, было чистым безумием. Но старший Блинков бросился в погоню!
Сначала Блинковы, разумеется, отстали. Ведь лимузин раз в двадцать мощнее «Запорожца». По переулку он улетел далеко-далеко и маячил впереди смутным вишневым пятнышком.
– Ты уж нас не подведи, – сказал старший Блинков, нажимая на крылышки по бокам руля. Автомобиль, Который Никогда Не Угонят понял, что речь идет о жизни человека, и не подвел. Он взревел, как большой артиллерийский тягач, несущий ракету средней дальности. Он задребезжал, как сто пустых бидонов. Блинков-младший глазам своим не верил: вишневое пятнышко приближалось!
Когда они подъехали ближе, стала ясна причина такой замечательной победы инвалидного «Запорожца»: лимузин просто-напросто никуда не ехал. Дальше переулок впадал в проспект, и по нему одна за одной тесно катились машины с досками и даже диванами на крышах, машины с холодильниками в приоткрытых багажниках и машины с легкими двухколесными прицепами. Блинковым очень повезло, что был вечер пятницы, и сотни тысяч московских дачников бросились на свои участки. Они торопились, но все равно ехали медленно, в такой-то теснотище. И никому не хотелось пропускать вперед огромный лимузин.
– Ну, держись! – сладостно простонал папа и улыбнулся. Блинкову-младшему совсем не понравилась эта его улыбка. Так, приоткрыв рот и показывая все зубы, улыбаются жеманные кинозвезды и солдаты. Только у солдат это не улыбка, а оскал, чтобы напугать идущего в рукопашную врага.
– Митька, упрись ногами!
Глядя в одну точку на багажнике вишневого лимузина, старший Блинков жал на крылышки газа, как на пулеметную гашетку. Чужой солдатский оскал на знакомом папином лице был ужасен. Автомобиль, Который Никогда Не Угонят старался изо всех своих лошадиных сил. Не так уж их было много, но и сам автомобиль, и его пассажиры не так уж много весили. В общем, они лихо разлетелись, и…
– Бам-м-м!!! Крж-рах-х!! Уи-уи-уи! (это после удара в лимузине сработала охранная сигнализация, хотя вообще-то она не должна была сработать).
Озверевший телохранитель выскочил с какой-то железякой в руке.
А старший Блинков преспокойно дал задний ход. Бабьелицый завопил, затопал ногами и запустил им вслед железякой, но промахнулся.
– Тэйк ит изи, – по-английски сказал стонущему «Запорожцу» старший Блинков. – У тебя же мотор сзади, что тебе сделается?!
Он переключил передачу и снова ринулся в атаку!
– Уи-уи-уи! – визжала охранная сигнализация, как будто лимузин боялся жалкой жестяной машинки.
– Бам-м-м!!! – непреклонно ответил Автомобиль, Который Никогда Не Угонят.
Блинкову-младшему пришлось туго. Хотя он упирался и ногами, и руками в спинку папиного сиденья, все равно, когда «Запорожец» второй раз врезался в лимузин, руки подломились, и он размозжил губу об эту самую спинку. Но больше всего Блинков-младший боялся, что папа скажет ему что-нибудь вроде: «Выйди пока что, погуляй. Видишь, у меня тут мужское дело». К счастью, папа ничего такого не сказал. Только покосился в зеркальце на Митькину раскровяненную губу.
А бабьелицый отбежал в сторону! Наверное, сообразил, что какой бы ты ни был крутой, выходить с голыми руками против инвалидного «Запорожца» бесполезно и опасно для жизни.
– Еще разочек, – подбодрил стального друга старший Блинков, давая задний ход.
Но «горбатый» не мог еще разочек. После второго тарана у него смялся тоненький бампер и заклинил переднее колесо. Мотор честно кряхтел, задние колеса крутились, визжа, как резинкой по стеклу, но «Запорожец» отползал медленно-медленно.
Бабье лицо телохранителя расплылось в совсем круглый радостный блин. Поигрывая пальцами, он медленно пошел к беспомощной машинке.
«Запорожец» в последний раз взвыл мотором и умер. Сама по себе заткнулась визжалка в лимузине, и настала тишина. В больших городах тишина случается редко и ненадолго. Пройдет секунда, и обязательно кто-нибудь нашумит. Ну вот, секунда прошла. Блинковы ясно расслышали далекую милицейскую сирену!
Бабьелицый забеспокоился и стал оглядываться на проспект. Машин там не было. Никаких. Ни с досками и даже диванами на крышах, ни с холодильниками в приоткрытых багажниках, ни с легкими двухколесными прицепами. Может быть, движение перекрыли спешащие милиционеры. Или где-то поблизости зажегся светофор, пропуская пешеходов.
– Ты покойник! – завопил на прощание бабьелицый, бросаясь к своей машине.
– Только не кричи, – сказал папе Блинков-младший, выкатился на мостовую и, нагибаясь, перебежал к помятому багажнику лимузина. Здоровенный и медлительный телохранитель еще только усаживался. Пока дверца открыта, багажник не заперт, как в «БМВ» Нины Су.
Ныряя в багажник, Блинков-младший успел взглянуть на мертвый «Запорожец». Маленький отчаянный Автомобиль, Который Никогда Не угонят превратился в Автомобиль, Который Не Примут На Свалку, Потому Что Страшно.
Блинков-младший упал спиной на какие-то бутылки, зацепился пальцем за ушко на крышке багажника, потянул ее вниз и захлопнулся. Секундой позже в замке щелкнуло, и ему здорово ударило по пальцу. Сработал замок. Все. Заперт.
Едва ли Митькин подвиг понравился папе, но кричать старший Блинков не стал, боясь выдать единственного сына.
Минуту или две Блинков-младший ждал, когда лимузин тронется. Потом его мягко приподняло и опустило. Похоже, лимузин переехал через люк. Значит, уже едем, сказал себе Блинков-младший. Нравится это папе или нет, страшно мне или не очень – едем.
И еще он подумал, что его первое залезание принесло всем одни только неприятности. Залез в сундук фокусника, а кролик тем временем слопал Уртику.
В багажнике было тихо, как под одеялом. Может быть, папа и кричал, только бабьелицый его не услышал. А если и услышал, то что папа мог кричать – «вернись», «остановись»? То же самое он кричал бы, вызывая телохранителя на драку, а бабьелицый драки не хотел и, конечно, не остановился бы.
Стараясь ничем не громыхать и не звякать, Блинков-младший ощупал начинку багажника. Под руки попадались в основном пластиковые бутылки, пустые и полные. Пить в темноте неизвестно что Блинков-младший не отважился, а хотелось. И есть хотелось очень. После утреннего борща и чая с тортом у него маковой росинки во рту не было, а в багажнике как назло пахло самой разнообразной едой. И колбаской, и рыбкой копченой, и солеными огурчиками с чесночком. Хозяин лимузина, видно, любил вкусно поесть где-нибудь за городом, поставив складной столик прямо на лоно природы. Столик был тут как тут. Блинков-младший сначала принял его за стенку багажника, но потом нажал случайно, столик отодвинулся, и за ним оказалась настоящая стенка, обитая жестким искусственным ковром. Отчего-то Блинкову-младшему показалось, что ковер пахнет французскими духами, экзотическими фруктами, шоколадными конфетами и земляникой в утреннем лесу.
А инструментов в багажнике не было никаких, кроме насоса. Видно, водители таких богатых машин даже спустившие колеса не меняют сами, а вызывают мастеров по сотовому телефону. Жалко. Блинков-младший надеялся вооружиться монтировкой или тяжелым гаечным ключом. Нельзя же ехать безоружным в логово грязных бизнесменов!
Всем, всем были ясны интриги князя и его хозяина, генерального спонсора Георгия Козобековича. Да они уже и не таились и в открытую звали кое-кого на работу в свою пивную. Но лишь один человек, Нина Су, своими глазами видел и своими ушами слышал, как генеральный спонсор подучивал князя разбить стекла в оранжерее и как потом князь расплачивался со своим наемником. Она была единственным свидетелем. И грязные бизнесмены украли ее.
О том, что хотят они сделать с честной фотомоделью, Блинков-младший боялся даже подумать. Живая Нина Су им не нужна. А без Нины Су даже контрразведчики не смогли бы доказать ничего, и грязных бизнесменов пришлось бы отпустить. Князь Голенищев-Пупырко-старший так и открыл бы в оранжерее свою пивную, а ученых бы выгнал, и некому стало бы выводить клюкву величиной с арбуз и арбузы величиной с дом. Конечно, потом их вывели бы другие ученые. Но счастье всего человечества отодвинулось бы на много лет.
Болела разбитая губа. Кровь унялась помаленьку, но во рту остался тревожащий металлический привкус.
Глава восемнадцатая
В логове генерального спонсора
Лимузин стоял. Замок багажника щелкнул – ага, бабьелицый открыл дверцу. Блинков-младший приготовил тяжеленькую пластиковую бутылку с чем-то, чтобы хоть ею стукнуть по башке всякого, кто сунется в багажник. Потом, как стукнешь, надо, конечно, бежать до первого милиционера. А еще лучше до телефонной будки и позвонить маме. Жетончик у Блинкова-младшего был. Другое дело, что пока ищешь милиционера или телефонную будку, преступный телохранитель может увезти Нину Су в другое место. Поэтому, если в багажник никто не сунется, лучше подождать и выбраться наружу тайно.
Никто в багажник не сунулся, а замок опять щелкнул. Бабьелицый запер машину, не подозревая, что и Блинкова-младшего посадил под замок. Растяпа, сказал себе Блинков-младший, надо было все-таки бежать.
Оперативная обстановка, как говорят контрразведчики, сложилась никудышная. Нину Су, ясно, увели, и Блинкову-младшему нечем ей помочь. Хорошо, если сам останется живой, а то ведь запросто может задохнуться.
Стоп, спохватился Блинков-младший, а почему в багажнике не душно? То есть становится душно сейчас, когда лимузин стоит. А пока он ехал, воздух был свежий, и откуда-то ясно тянуло французскими духами, экзотическими фруктами, шоколадными конфетами и лесной земляникой. Это же запах Нины Су! А если запах из лимузина просочился в багажник…
У Блинкова-младшего появилось одно соображение. Он извернулся в тесноте и ногами стал давить на затянутую ковром стенку. Стенка немного качнулась! Р-раз! И она поехала! Это была не стенка, а спинка сиденья, нет, целого дивана, и он, как обычный диван, раскрывался книжкой, чтобы можно было спать. Низ дивана уехал вперед, а спинка опустилась. В багажнике стало светло. Щель получилась такая широкая, что Блинков-младший без труда переполз в лимузин.
Очень хорошо, что Блинков-младший не пытался бежать, когда поблизости был бабьелицый. Далеко бы не убежал, это точно. Ни милиционера, ни телефонной будки в окна лимузина не наблюдалось, а наблюдался трехэтажный особняк с колоннами, высоченный забор и дальше, насколько было видно, красностволые сосны. Белый особняк тоже казался красно-розовым, потому что настал закатный час.
Блинков-младший сложил диван, как было, и уселся глубоко и низко, чтобы не заметили снаружи. Сам не зная, зачем, он стал вспоминать, не к дождю ли такой красный закат. Хотя из-за дождя-то можно было не беспокоиться.
В лимузине было так тихо, что хотелось кашлянуть. Вдоль забора, беззвучно лая, пробежал тупомордый ротвейлер. Конец его цепи скользил по натянутой в траве проволоке.
В общем, оперативная обстановка не сильно улучшилась: был темный и тесный запертый багажник, стал светлый и просторный запертый лимузин. Можно было попытаться взломать дверь изнутри. Но тогда наверняка сработает охранная визжалка, и лимузин превратиться в мышеловку. Пускай ты даже успеешь выскочить, а ротвейлер тут как тут. Все-таки дождик не помешал бы, подумал Блинков-младший. Когда-нибудь и как-нибудь придется же удирать от ротвейлера, а дождь смывает все следы.
