Евгений Некрасов
Блин – охотник за ворами
Глава I
ЕСЛИ ПОДПОЛКОВНИК КРАСИТ ГУБЫ
Контрразведчики – такие же люди, как все. Только вдобавок к тому, что умеют все, они еще стреляют в темноте на звук, водят все, что имеет колеса, и могут голыми руками свернуть кому-нибудь голову. Они бегают, плавают и прыгают с парашютом, как спортсмены-перворазрядники, знают шифры, яды, иностранные языки и название вулкана Попокатепетль.
Некоторым это покажется странным, но при всем при том контрразведчики не сквернословят и не задираются с прохожими. Они даже головы противникам сворачивают лишь в самых крайних случаях и безо всякого удовольствия. Им совершенно не хочется выглядеть крутыми, потому что они на самом деле крутые.
А в остальном они самые обычные. У многих есть семьи, которые очень волнуются, если их контрразведчик не ночует дома. Когда он приходит наутро, усталый и озабоченный, семья кидается ему на шею и кричит:
– Мама, что случилось?!
– Оля, ты бы хоть позвонила! Контрразведчик чмокает мужа в щеку и объясняет:
– Извини, Олег. Я была не у себя и не хотела
звонить при посторонних.
А сына контрразведчик чмокает в лоб и говорит:
– Ничего особенного не случилось, Митек.
Я стенгазету рисовала.
После этого контрразведчик запирается в ванной. А его семья, то есть ботаник Олег Блинков и восьмиклассник Дмитрий Блинков-младший, переглядывается и начинает хохотать.
– А что? Логично! Когда еще стенгазету рисовать, как не ночью?! – замечает старший Блинков.
И они отправляются на кухню варить сосиски для своего любимого контрразведчика.
Да, такой уж человек мама. Самый родной и самый скрытный.
В прошлый раз она исчезла на двое суток. А потом вдруг в новостях по телику показывают: контрразведка захватывает склад подпольных торговцев оружием. Рослые бойцы в бронежилетах забрасывают подвал светошумовыми гранатами, врываются и укладывают преступников лицом на пол. Командует операцией невысокий хрупкий человек в джинсах и кожаной куртке. Его лицо закрыто натянутой до подбородка шапочкой-маской. В руке автоматический пистолет Стечкина. А на пальце – знакомый перстенек с бриллиантовой пылью. Телеоператор показал его крупным планом. На перстеньке крошечные щит и меч. Сослуживцы подарили его маме к тридцатилетию. Перстенек делали по заказу специально для нее, и второго такого нет.
Думаете, после этого мама призналась, что брала опасных преступников?! Дудки! Она молчала, как партизан на допросе! А перстенек, знакомый теперь миллионам телезрителей, сняла и навсегда убрала в шкатулку. Вот и все. Расспрашивать ее было бесполезно.
Вода в душе лилась минут пять, а потом настала непонятная тишина. Время от времени за дверью ванной позвякивали какие-то флакончики. Мужчины сидели на кухне и, чтобы убить время, вели пустой разговор. Старший Блинков зачем-то смотрел на часы и спрашивал:
– Значит, первого сентября тебе в школу?
– Ага, – подтверждал Блинков-младший. – А ты на работу не опоздаешь?
Старший Блинков опять смотрел на часы и отвечал:
– Так сегодня же суббота. Я могу вовсе не ходить.
– Но ведь пойдешь?
– Смотря какие планы у мамы. Но вообще-то мне надо поработать с венесуэльским гербарием, – солидно говорил старший Блинков.
Этим летом папа работал в Венесуэле и чуть не погиб. Так чем, вы думаете, он гордился? Не тем, что сутки выбирался из джунглей со сломанной ногой, и не тем, что заработал кучу долларов, а тем, что гербарий собрал!
Наконец мама вышла из ванной, и мужчины ахнули. Она перекрасила волосы! Была русая, а стала яркой блондинкой.
– Ну как? – спросила мама.
– По-моему, ты устала, – уклончиво ответил старший Блинков.
Честно говоря, мама была похожа на парикмахершу, которая от нечего делать пробует на себе все краски.
– Это для дела, – улыбнулась она. – Митек, надень выходные брюки, пойдем с тобой в музей.
И мама как ни в чем не бывало стала есть остывшие сосиски.
– Ну, раз вы в музей, то я на часок съезжу к себе в Ботанический сад, – с плохо скрытой радостью объявил старший Блинков.
Момент был выбран точно. Мама не успела прожевать сосиску, а говорить с набитым ртом не стала, потому что отучала от этого Блинкова-младшего. Она только шумно вздохнула, и папа быстренько умчался к своему ненаглядному венесуэльскому гербарию. Работу он обожал. Жену и сына – тоже, но в свободное от работы время.
Дверь за ним захлопнулась как раз в ту секунду, когда мама проглотила последний кусок.
– Мальчишка, – сказала она про старшего Блинкова. – Митек, если бы ты так ходил в школу, как папа на работу, я была бы самой счастливой матерью в Москве.
– Я хожу, как все. Без воплей радости, но добросовестно, – буркнул Блинков-младший и поплелся надевать выходные брюки.
Он эти дурацкие брюки ненавидел тем сильнее, чем быстрее из них вырастал. За лето они превратились в орудие пытки. Ходить в них приходилось по-кукольному, не сгибая ноги. Блинков-младший изо всех сил приближал момент, когда брюки лопнут. Например, сейчас он поприседал и даже попытался сесть на шпагат. Подлые брюки трещали, но не рвались.
Пока он боролся с брюками, мама перебралась к себе в комнату. Она сидела у зеркала и занималась немыслимым для подполковника контрразведки делом: красила губы. Блинков-младший в первый раз увидел маму за таким ерундовым занятием. У нее и помады-то никогда не было.
Мама взглянула на него, и лицо у нее вытянулось.
– Нет, Митек, ты не сын миллионера, – вздохнула она. – Придется опять влезть в папины венесуэльские деньги. По дороге купим тебе что-нибудь поприличнее.
Блинков-младший совсем не обрадовался. Венесуэльские деньги таяли, как лед в кипятке, а он мечтал об Интернете.
– Лучше бы вместо штанов купить модем для компьютера и подключиться к Интернету, – сказал он. – Мам, я просто не понимаю, как вы с папой можете жить на рубеже тысячелетий, не подключившись к международной информационной сети!
– Так и можем. Как раньше жили, так и сейчас, – невозмутимо ответила мама. – А вот если ты придешь в музей с модемом вместо штанов, то, боюсь, нас с тобой не поймут.
Она раскрыла сумочку и вытряхнула на подзеркальник целую кучу бархатных коробочек, в каких обычно держат украшения. Сверху тяжело бухнулся пистолет. Одна коробочка раскрылась, и в глаза так и брызнуло сияние золота и бриллиантов. Блинков-младший мысленно взвыл. Все! Плакали венесуэльские денежки! Прощай, Интернет!
– Не переживай, – поймав в зеркале его осуждающий взгляд, сказала мама. – Это я не купила, а взяла на время. На такое колье нам с папой не заработать за всю жизнь.
Бриллианты сверкали, как крошечные прожекторы. Колье было толщиной с собачью цепь. Мама застегнула его на шее и стала примерять кольца. Пальцев на обеих руках не хватило.
– Чем аляповатее, тем лучше, – заметила себе под нос мама и стала нанизывать на каждый палец по второму кольцу.
В зеркале отражалась как будто и не она, а чужая женщина, лет на десять моложе и раз в сто легкомысленней. И этого платья у мамы раньше не было: блестящая черная труба в обтяжку, без рукавов и прочих излишеств. Причем очень короткая труба.
И тут Блинков-младший все понял. Ох, не картинки смотреть идет в музей подполковник контрразведки! А раз она берет с собой сына, то, выходит, ему отводится роль прикрытия! Со стороны взглянуть – ничего особенного: расфуфыренная мамаша водит по музею сыночка. Водит, водит… И неизвестно, кого еще она при этом «ведет», как говорят сотрудники спецслужб, когда за кем-нибудь следят.
– Мам… – начал Блинков-младший. Ответный взгляд в зеркале был строг и ясен.
Как обычно, мама поняла его раньше, чем он успел договорить. И приказала глазами: «Молчи!»
– А ты говоришь, Интернет. Жизнь гораздо интереснее, Митек! – улыбнулась мама и подмигнула Блинкову-младшему.
Превращение подполковника контрразведки в богатую дуру продолжалось. На свет появилась пыльная коробочка с набором косметики. В позапрошлом году маме подарил его на Восьмое марта папин аспирант Виталий. С тех пор она доставала набор по большим праздникам, рассматривала, вздыхала и убирала обратно. Блинков-младший подозревал, что мама просто не умеет краситься.
Сейчас она решительно взялась за дело. Раскрыла коробочку, плюнула в засохшую тушь и стала яростно возить в ней щеточкой. Движения у мамы были такие, как будто она ваксила ботинки.
– Иди пока погуляй, Митек, – сказала она. – Может, подстричься успеешь?
Блинков-младший с писком сглотнул. Все лето он отращивал волосы, чтобы первого сентября прийти в школу с хвостиком, как у одного молодого банкира в кино. Он уже и резинку приготовил. А теперь нате – стричься! Говорить маме про хвостик было нельзя. Некоторых вещей она совершенно не понимала.
– Что ты! В парикмахерской знаешь какие очереди?! – заохал Блинков-младший и поскорее отступил в прихожую, пока мама не заглянула ему в глаза. По глазам она легко узнавала, когда он врет. А если прятать глаза, узнавала еще легче.
– Вопрос не снимается! – вдогонку ему крикнула мама.
Вместо ответа Блинков-младший в два прыжка долетел до двери и выскочил на лестницу. Пусть считается, что он ничего не слышал.
А все-таки интересно: что там произошло, в музее? Обдумывая это дело, Блинков-младший открыл одну закономерность или скорее народную примету: ЕСЛИ ПОДПОЛКОВНИК КРАСИТ ГУБЫ, ЭТО К СЕКРЕТНОЙ ОПЕРАЦИИ!
Глава II
ЭТА ВРЕДНАЯ ИРКА
У подъезда стоял черный «Мерседес». Выставив локоть в открытое окно, за рулем сидел верзила с наголо остриженной головой, исчерченной белыми зажившими шрамами. Голова была похожа на заплатанный футбольный мяч. Под пиджаком у верзилы топорщился пистолет.
Оружию Блинков-младший не удивился. В такой тачке телохранитель неизбежен. Другое дело – чей это «мерс». Дом у Митьки был хороший, кирпичный. В почтовый ящик то и дело бросали объявления: «Куплю квартиру в этом доме на выгодных для Вас условиях». И покупали, и вселялись небедные люди. Но машины круче «Ауди» ни у кого не было.
Разумеется, Блинков-младший не стал глазеть на «мерс», как пастушонок на биплан. Он только на всякий случай запомнил номер и пошел к помойке.
Позади помойной ограды была ничейная земля, на которую не пускали играть малышню, а взрослые не ставили свои машины. Ну а когда есть на свете что-то совсем никому не нужное, оно достается молодежи. Блинков-младший к этому привык и не обижался. Лавочки – для бабулек, потому что они заслужили спокойную старость. Песочницы – для маленьких, потому что дети – наше будущее. Остальной двор – для гаражей-ракушек, потому что взрослые вообще правят миром. А ты сиди за помойкой на чьем-то выброшенном холодильнике. Такова жизнь.
Сейчас на холодильнике сидели Ломакина, Суворова и Кузина Ирка.
Суворова дымила тонкой коричневой сигареткой. Она была совсем отмороженная. Еще бы, когда у нее старшая сестра – известная фотомодель Нина Су.
– Блинок! Иди к нам! – крикнула Суворова, зажав сигаретку зубами. Из-за этого у нее получился восточный акцент: «Блэнок, эды кы нам».
Ломакина растянула пальцами уголки рта и скорчила рожу, означавшую, что она ужасно рада его видеть. И только Ирка отвернулась. Сердце у Блинкова-младшего рухнуло в живот. А вдруг Ломакина и Суворова проболтались?
Между нами говоря, он целовался со всеми тремя. С Ломакиной и Суворовой одновременно, потому что они были лучшие подружки и все делали вместе. Причем Ирку он любил, а с Ломакиной и Суворовой получилось ненарочно.
Подружки с кем-то поспорили, что перецелуют всех мальчишек в классе. Блинков-младший от них бегал и портил все дело. Тогда они поймали его во дворе и заставили выбирать: поцелуй или по башке ботинком. И Блинков- младший не смог отказать девушкам.
Эта история была давняя, еще июньская. Но с тех пор они не виделись, потому что разъехались на каникулы. Конечно, сейчас Блинкову-младшему совсем не понравилось, что Ломакина и Суворова сидят вместе с Иркой. Они могли проболтаться, а Ирка человек фантастически ревнивый и вредный. Почему она отвернулась? Знает про Ломакину и Суворову или еще не простила его за Энни? (С Энни тоже получилась история, в которой Блинков-младший был не виноват. Ну, спас он ее от преступников, а Энни чмокнула его в щеку. А что ей было делать, кусаться?)
С такими мыслями Блинков-младший подошел к холодильнику. Ломакина, сидевшая с краю, подвинулась, а Ирка, сидевшая с другого края, и не подумала. Она считала, что права на все сто. Блинков-младший считал так же, но про себя. Поэтому они всегда ссорились.
Он сел рядом с Ломакиной, поглядел, в какую сторону смотрит Ирка, и стал смотреть в другую.
– Блинок, ты, говорят, заработал много долларов? – издалека начала Ломакина.
Блинков-младший прекрасно знал, кто это говорит. Совсем недавно они с Иркой подрабатывали в частном детском саду, и платили там действительно в долларах.
– Раскошеливайся, Блинок! – подхватила прямодушная Суворова. – Нинка на гастролях, денег нет, а мы со скуки дохнем. Хоть с американских горок нас покатай.
– Аск! – ответил Блинков-младший. В переводе с английского и с добавлением фантазии это означало: «В чем вопрос?! Разумеется!» – Только вечером, а то сейчас мы с мамой уезжаем. И пускай тот, кто говорит, что я много заработал, покупает на всех мороженое.
Ирка сидела, поджав губы, – выбирала, ответить или сохранять гордое молчание.
– Вы поссорились, что ли? – наивным голосом спросила Суворова.
– Мы не поссорились, а просто не разговариваем, – сообщила Ирка.
Блинков-младший впервые об этом слышал. Стало ясно, что Ирка выбрала третий вариант: ему как бы не отвечать, а все, что предназначено для его ушей, выкладывать подружкам.
– И что же он такое натворил? – с подвохом продолжала Суворова.
– Он сам знает, – отрезала Ирка. – Ладно, девочки, я пойду.
«Девочки» означало: «А тебя, предатель, я не замечаю!».
Она соскочила с холодильника и пошла к своему подъезду.
Блинков-младший оказался в дурацком положении. Ради примирения с Иркой не жалко раскошелиться на американские горки. Но если кататься без Ирки, она обидится еще сильнее. Получится, что он оплачивает себе неприятности.
– Блинок, первое слово дороже второго. Пообещал, что едем на американские горки, значит, едем, – заявила Суворова, как будто прочитав его мысли.
– Девчонки, я дам десять долларов, – попытался откупиться Блинков-младший. – Катайтесь, только без меня.
– Я от тебя торчу, Блинок. В стране разгул преступности, а ты бросаешь беззащитных девушек! – изумилась Суворова. При этом она разглядывала свой ботинок со стальными нашлепками, которым в свое время обещала дать Митьке по башке.
Блинков-младший краем глаза следил за Иркой. Ее характер он знал распрекрасно: если Ирка уходит быстро, то лучше не соваться, пока она не остынет. А если медленно, то наоборот: Ирка готова помириться. Сейчас она шла медленно, и Блинков-младший кинулся вдогонку. – Ир! Ириш, ну подожди!
Он спешил, потому что вот-вот во дворе должна была появиться мама. И поэтому допустил сразу две ошибки: догнал Ирку слишком быстро и схватил за локоть. Ирка стала вырываться, и Блинков-младший понял, что она решила выдать ему ссору по полной программе, на час, не меньше.
– Ир, будь человеком, давай потом поругаемся, если захочешь, – сказал Блинков-младший. – Понимаешь, мы с мамой сейчас уезжаем…
– Уезжайте, мне-то что, – заявила Ирка. – А куда?
– В музей. Я сам еще не знаю, в какой.
Ирка остановилась.
– А мне можно с вами?
Было понятно, что ей все равно, в музей идти или, допустим, в зоопарк. Просто Ирка уже сама не рада, что затеяла ссору, и готова помириться. А Блинкову-младшему придется ей отказать.
Правда, можно переложить это дело на маму: подойти к ней вдвоем и на голубом глазу сказать, мол, Ира просится с нами. Но в таком случае мама не возьмет с собой никого – ни Ирку, ни единственного сына. Да еще посмотрит жалостливым взглядом, означающим: «А я-то думала, что ты уже вырос…»
– Ир, мы не просто так идем. У мамы задание, – понизив голос, промямлил Блинков-младший. Должна же Ирка понимать такие вещи. У нее самой папа – полковник налоговой полиции.
Тут Ломакина и Суворова, пошушукавшись, хором грянули с холодильника:
– Нас на бабу променял!
«Ну и глупо, – подумал Блинков-младший. – А сами вы кто, казаки Стеньки Разина?» У Ирки плаксиво задрожали губы.
– Бонд. Джеймс Бонд, – сказала она, копируя актера из старого фильма. – Утром с мамочкой на задание, вечером с девочками на американские горки. Иди, Митенька, геройствуй. И не забудь потом с Валькой и Надькой поцеловаться!
И она убежала, а Блинков-младший остался стоять посреди двора. Все ясно: проболтались Ломакина и Суворова. Наябедничали, поганки!
Где-то у блинковского подъезда загудела машина. Должно быть, водитель «мерса» напоминал хозяину, что ждет.
Митек смотрел вслед своей любимой вредине и дуре, и на сердце у него было тяжело. Все-таки они знали друг друга всю жизнь.
Иркин папа Иван Сергеевич раньше служил в контрразведке с мамой Блинкова. Они дружили. А поскольку контрразведчики занятые люди, Блинкова-младшего с Иркой воспитывали то в одной семье, то в другой. Их возили в одной коляске (пока они помещались в одну) и кормили одной кашкой. Из-за этого они болели одними детскими болезнями, одинаково ненавидели кашку и дрались из-за игрушек, потому что обоим хотелось одновременно одного и того же. И так всю жизнь.
Короче говоря, Ирка понимала Блинкова-младшего даже лучше, чем ему хотелось бы. Поэтому не ссориться с ней было невозможно.
– Блинок! Блинок! – хором вопили Ломакина и Суворова. Глаза бы на них не глядели!
Блинков-младший обернулся и увидел, что подружки машут руками в сторону его подъезда, и лица у обеих удивленные до глупости. Потому что гудит действительно черный «Мерседес». А рядом, по-хозяйски приоткрыв заднюю дверцу, стоит мама в бриллиантовом колье.
Глава III
ТИХИЙ МЕЖДУНАРОДНЫЙ СКАНДАЛ
Блинков-младший с мамой уселись на заднее сиденье, как принято у богатых. Верзила водитель поднял стекло и включил кондиционер. Теперь Блинков-младший поближе рассмотрел его голову и ужаснулся. Шрамы на ней были жуткие, как будто голову распилили щербатой пилой, а потом кое-как сляпали где клеем, где слюнями.
– Валера, я забыла, как тебя зовут, – сказала мама.
Верзила ничуть не удивился идиотскому вопросу. Он запустил мотор, выехал со двора и только после этого неуверенно пробасил:
– Джиханша меня зовут.
– Никуда не годится, – покачала головой мама. – Собственное имя нетвердо помнишь, да и на татарина ты не похож. Давай ты будешь Николай Палыч. Легче запомнить.
– А вы думаете, московские татары все похожи на татар? Они тут сотни лет живут, давно с русскими перемешались. И потом, Николай Палыч старше меня в два раза, – возразил Валера-Джиханша. – Не волнуйтесь, Ольга Борисовна, я уже почти запомнил: «Джи» – буква английского алфавита, «хан» – мусульманский царь, а «ша» – значит, «конец».
– Я не Ольга Борисовна, а Мария Евгеньевна, – сообщила мама. – А Митьку зовут Георгий, по-домашнему Гога.
Блинков-младший почувствовал себя счастливым. Впервые в жизни он получил оперативный псевдоним! Конечно, «Гога» звучало придурковато, но это не портило настроения. Не век же ему Гогой ходить.
«Мерседес» летел по Москве. В чернокожий салон, упоительно пахнущий новым автомобилем, не проникало ни звука с улицы. Только чуть слышно шептал кондиционер, гоня прохладный воздух. Валера-Джиханша вслух разучивал свое новое имя, но все время путал то «Джи» с другой буквой, «джей», то «хана» с «султаном». Твердо он помнил только «ша».
Блинкову-младшему было проще: «Гогу» и запоминать нечего. Скорее всего, где-то в Москве жил настоящий Гога. Он и не подозревал о том, что под его именем мчится на контрразведчицкую операцию Дмитрий Олегович Блинков, победитель мафии!
– Раз уж придется обменивать доллары, купим тебе импортный костюмчик, – размечталась мама. – Темненький, под галстук.
Ничего себе! Блинков-младший почувствовал себя так, будто летел на истребителе, а его сбили бумажной пулькой из рогатки. Не успел избавиться от проклятых выходных брюк, и нате: выходной костюмчик! За год наденешь его раз десять. Потом костюмчик станет неприлично мал. Штанины вздернутся до щиколоток, рукава врежутся под мышки. И этот клоунский наряд будут напяливать на тебя именно в те дни, когда хочется выглядеть поприличнее. Идешь на день рождения к Ирке – костюмчик. Идешь к Суворовой – костюмчик! А Суворова разбирается в тряпках не по-девчачьи, а профессионально. У нее старшая сестра – фотомодель.
– Ни за что! – отчеканил Блинков-младший.
– Обязательно! – командным голосом прикрикнула подполковник контрразведки. – Митек, пойми, ты должен выглядеть, как сын миллионера!
Тут Блинков-младший понял, в чем мамина слабость, и невинным тоном спросил:
– Мам, а у тебя много знакомых сыновей миллионеров?
– Это неважно, – буркнула мама. – Мы просто заедем в дорогой магазин и купим дорогой костюм.
– А у меня много таких знакомых, – веско сказал Блинков- младший. – И ни один из них не покупает выходные костюмы в магазине. Их шьют на заказ, причем за границей.
– Для подростков?! – изумилась мама.
С миллионерами она имела дело в двух случаях: когда те становились жертвой преступников или сами совершали преступления. Едва ли подполковнику контрразведки было до того, как одеты их дети. А Блинков-младший миллионерских сыновей повидал, как грязи. Детский сад, в котором они с Иркой подрабатывали, был в очень богатом дачном поселке.
Кстати, без отрыва от работы Блинков-младший раскрыл шайку преступников и спас от них сначала Ирку, а потом Энни. Это информация для тех, кто еще плохо знаком с биографией всесокрушающего восьмиклассника. Непрост был Дмитрий Олегович Блинков-младший. Ох, непрост!
– Когда хотят сказать, что человек небогатый, говорят: «он ходит в готовых костюмах», – сообщил он маме. – Хотя бывают и по-настоящему дорогие готовые костюмы. Но их выпускают с не-подшитыми брючинами и уже в магазине укорачивают по росту покупателя. У нас нет на это времени, и денег жалко. Если ты хочешь, чтобы я выглядел, как сын богача, купи мне джинсы долларов за триста.
В «Мерседесе» воцарилось молчание. Даже Ва-лера-Джиханша перестал бормотать свой оперативный псевдоним. После долгой паузы он покрутил своей заплатанной головой и с уважением сказал:
– Ну и сынок у вас, Ольга Борисовна, то есть Мария Евгеньевна! Потомственный контрразведчик!
– Триста долларов за одни джинсы?! – шепотом переспросила мама. – Честно говоря, я надеялась, что костюм обойдется в сотню.
За триста долларов можно купить отличный модем для компьютера, подключиться к Интернету и еще оплатить уйму сетевого времени. Мечта в сердце Блинкова-младшего боролась с добросовестностью сыщика. Он всей душой рвался в Интернет, но не имел права подвести маму.
– Пускай двести пятьдесят, но не меньше, – мысленно прощаясь с Интернетом,-сообщил Блин-ков-младший и выдал весь необходимый сыну богача прикид: – Еще пятьдесят за футболку, не меньше семидесяти за кроссовки, десятка за темные очки, рублей триста за часы в резиновом корпусе – это если брать подделку, а фирменные раз в десять дороже. Ну и по мелочи: ремень, бейсболка, чехол для ножа. Нож я положу свой китайский, но чехол должен быть фирменным.
– Перчатки автомобильные и «дебильник», – подсказал Валера-Джиханша.
– Обойдусь, – не согласился Блинков-млад-П1ий. – Я буду работать не под рэпера, а под «ботаника».
– Что такое «дебильник»? – растерянно спросила мама.
– Плейер, – в один голос объяснили Блинков-младший и водитель.
Мама пересчитывала доллары в сумочке. Лицо у нее было скорбное.
– Валера, то есть Джиханша, а это действительно необходимо? Футболка за пятьдесят долларов, кроссовки за семьдесят?
– Если вы до сих пор этого не знаете, то у вас золотой сын, – заметил водитель. – У нас вся семья вкалывает на моего младшего брата. Вчера он от новых джинсов оторвал по полштанины. Мать чуть в обморок не хлопнулась, а он говорит: «Все так ходят».
Блинков-младший сидел с кислой физиономией. Он вовсе не чувствовал себя золотым сыном.
Хотелось реветь и биться головой об пол, как в детстве, когда ему пообещали пожарную машину, а купили ботинки.
Увы, даже самые лучшие из взрослых безнадежно стары. Им не понять, что человек двадцать первого века не может жить без Интернета.
Пропустим то, как делали покупки. Как Блинкова-младшего обмеряли портняжным метром и, словно карты из колоды фокусника, метали на прилавок пакеты с джинсами. Джинсов были горы. Синие, белые, черные, коричневые и вареные. Обычные, с кожей и со стеклянными бриллиантами вдоль шва.
Но я сразу сказал: пропустим. Не будем заострять внимание на тряпках. Мужчина должен быть выше этого. Для него главное ум и сила. Это девчонки наряжаются, чтобы понравиться мужчинам, а не наоборот. Во всяком случае, Блинков-младший считал именно так.
Скажу только, что одаренный восьмиклассник выбрал классические синие джинсы без всяких там стеклянных бриллиантов. Продавец пришел в восторг от этого выбора. Он сказал, что у Блинкова-младшего бездна вкуса. Если бы ему, продавцу, были по карману трехсотдолларовые джинсы, он купил бы себе точно такие же.
Впрочем, Валера-Джиханша заметил по этому поводу: «За триста долларов можно и сплясать перед покупателем на пузе и на спелом арбузе».
Итак, «Мерседес» с новоиспеченной семьей миллионеров подкатил к музею. Валера-Джиханша почему-то загнал его к служебному входу. Двор был завален строительным мусором, в середине стояла грязная лужа. Проезжая по ней, Валера-Джиханша страдальчески морщился. Ему было жалко новенький «Мерседес».
К машине спешил некрупный бородатый человечек. Его синий халат был перепачкан красками. Разноцветные капельки рябили на старом фетровом берете и даже в бороде. Словом, у человечка была внешность художника, какими их рисуют на карикатурах. Не хватало только палитры и кисти в руках.
Мама в последний раз окинула Блинкова-младшего критическим взглядом и велела ему причесаться. Она не вышла из машины, только нажала кнопку и опустила стекло.
– Ах, ах, Мария Евгеньевна! Наконец-то вы почтили нас своим присутствием! – наклонившись к окошку, залебезил перепачканный человечек. – А я-то вас ждал! Думаю, не случилось ли чего по дороге с нашей уважаемой Марией Евгеньевной?!
– Вы кто? – холодно спросила мама.
Лицо перепачканного человечка огорченно вытянулось.
– Да Лялькин же! – несчастным голосом ответил он. – Мы с вами говорили по телефону.
– Не помню, – отрезала мама. – А директор у себя?
Перепачканный человечек совсем сник.
– Мария Евгеньевна, извините, но директор не может вас принять, – зашептал он, косясь на заплатанную голову Валеры-Джиханши. – У нас такое дело… Кража у нас! Директор, сами понимаете, занята с милицией, главный хранитель лежит с сердечным приступом.
Вот оно! – понял Блинков-младший. Вот зачем они приехали в музей! Только непонятно, к чему такая конспирация: «Мерседес», чужие бриллианты, дорогие джинсы… Да маме стоит показать свое удостоверение контрразведчика, и все к ней кинутся. И директор с милицией, и главный хранитель с сердечным приступом!
– Похищена вся экспозиция Юрия Ремизова – наш «Младенец с наганом» и шесть картин господина Шварца! – шептал человечек. – «Коза с баяном», «Композиция из девяноста девяти спринцовок»… Главное, их привезли из Германии только на месяц, для выставки. Сколько мы с этим Шварцем переписывались, сколько его упрашивали! А то музей носит имя Ремизова, а у нас одна-единственная его картина. И вот за неделю до открытия выставки… Представляете, какой скандал?! Министр культуры уже бьет во все колокола! В музее сейчас прокуратура, милиция, контрразведка! Это же международное осложнение! Не дай бог, немец еще и судиться начнет с музеем.
– Может, я лишняя? – строго спросила мама.
– Ну что вы, что вы, Мария Евгеньевна! – испугался перепачканный человечек. – Директор мне знаете что сказала? «Лялькин, – говорит, – госпожа Демидова желает неофициально посетить выставку. Разве мы можем, Лялькин, отказать в просьбе известной меценатке?!»
– Кто нас проводит? – оборвала его мама.
– Я дам вам хорошего, даже великолепного специалиста, она все покажет. Зовут Лариса Сергеевна, кандидат искусствоведения. Только вы уж извините, она много о себе понимает. Будет фыркать, но вы не обращайте внимания.
– Ничего, у меня особенно не пофыркаешь, – успокоила мама Лялькина. – Где она?
– В музее. Не пожелала к вам выходить, – взвизгивая от усердия, наябедничал перепачканный человечек. – Я же говорю, много из себя воображает. Пойдемте, Мария Евгеньевна.
И он, сделав приглашающий жест, засеменил к служебному входу.
«Миллионеры» вышли из машины и отправились за ним, оставив Валеру-Джиханшу скучать за рулем.
– Кто такой Юрий Ремизов? – на ходу спросил у мамы Блинков-младший.
– Тебе же сказали: художник. На самом деле он был контрразведчик, но мало кто знает об этом, – сообщила мама. – Его расстреляли по ложному обвинению в тридцать седьмом году. Все картины пропали. Только за границей осталось около десятка и у нас две… Теперь одна, – поправила себя мама. – Но уж ее-то не украдут.
– Почему ты в этом так уверена? – удивился Блинков-младший.
– А потому что она висит в кабинете у начальника контрразведки. Это ремизовский автопортрет.
Глава IV
ЛЯЛЬКИН – ЖУЛИК. НО НЕ ТОТ
Много воображающая из себя Лариса Сергеевна сидела в крошечном кабинетике, заваленном старыми книгами и альбомами. На расфуфыренную маму и Блинкова-младшего она смотрела со спокойным превосходством. Лялькин подбежал к Ларисе Сергеевне и зашипел:
– Встань, встань!
Кандидат искусствоведения отмахнулась от него, как от мухи.
