Митек остался один. Было поздно объяснять, что он имел в виду «ты первая ставь самовар, а я первый буду подслушивать». Он поплелся на кухню.
Самовар оказался электрический. Это не то, что обычный, который надо топить шишками. В электрический налил воды и включил… И с газовой колонкой в ванной Блинков-младший легко разобрался, хотя раньше таких не видел. В большой белой коробке, похожей на увеличенный почтовый ящик, тлел голубой огонек, а внизу был рычаг. Блинков-младший сначала пустил воду, как велел Виталий Романович. Повернул рычаг чуть влево – огонек стал меньше. Повернул вправо, и вспыхнули газовые горелки, как в духовке. Бежавшая из крана вода моментально стала горячей.
Блинкову-младшему так захотелось в ней растянуться, так захотелось, что он и растянулся, не дожидаясь, когда наполнится ванна. По спине побежал озноб. Может быть, папа сказал и не вполне научно, зато верно: из костей выходил мороз. Все-таки здорово они намерзлись!
Ванная комната у Виталия Романовича была огромная, не то, что в городских квартирах. А что ему? В своем доме как захотел, так и сделал. И Оружейный зал, и второй этаж, и большую ванную. Да хоть бассейн!… Не сказать, что все это выглядело богато. Блинкову-младшему приходилось бывать в миллионерском особняке. Дом Виталия Романовича там не приняли бы и в сараи. Но все же боровковский Леонардо был не обычным военным пенсионером. Клады он ищет. С миноискателем, – вспомнил Блинков-младший. Похоже, старинное оружие – из этих самых кладов.
– Митек, ты в каком виде? – постучалась Ирка.
Блинков-младший задернул розовую детскую занавеску с утятами и крикнул:
– Входи!
Занавеска колыхнулась от сквозняка.
– Все ясно, – объявила Ирка. – У Виталия Романовича пропал товарищ по прозвищу Ник-Ник, а перед этим он где-то раскопал пушку без цапли…
– Без цапли?
– Ага, без правой. Они так говорили: «пушка без правой цапли». Пушка тоже пропала. Догоняешь, почему Виталий Романович боится? Человек нашел пушку, потом раз – ни пушки, ни человека. Чья теперь очередь?
– Если цапля еще раньше пропала… – начал Блинков-младший.
– Очень остроумно. Я хохочу, – мрачным голосом сказала Ирка. – Тормоз ты, Митяище! Прикинь: Виталий Романыч последний, кто знает про пушку. Его могут убрать как опасного свидетеля! Теперь понял?
– Чего ж не понять? Само собой, если кто видел, как правая цапля бросила пушку и ушла, то левая должна убрать свидетеля. Элементарно, Ватсон.
– Вот привязался к этой цапле! Если ты такой умный, то сам бы и подслушивал, а меня в ванну пустил! – обиделась Ирка. Как будто не сама побежала подслушивать.
Блинков-младший не стал спорить.
– Сейчас выйду, а ты пока проверь самовар. И на стол накрой: это женское дело.
– Тиран, – сказала Ирка, – деспот. Рано я пообещала выйти за тебя замуж!
Митек нырнул в воду и забулькал. Пообещала она! А ее просили?!
Когда он вынырнул, Ирки не было. Сквознячок раскачивал занавеску. И дверь не закрыла, вредина!
Пушка без цапли… Блинков-младший был уверен, что речь идет о старинной, наполеоновской пушке. Ведь тем и славен город Боровок, что французы побросали здесь часть своих обозов и, наверное, пушки.
А что за цапля в таком случае? Какое-нибудь заводское клеймо. Может, на одних орудиях выбивали двух цапель, правую и левую, а на других – по одной. А пушка без правой цапли считается особенно редкой. Ведь у коллекционеров как? Скажем, есть две почтовых марки с одинаковым рисунком, только одна красная, а другая синяя. Красных напечатали миллион, а синих – сто штук, поэтому синие ценятся выше… А может, цапля – совсем даже не цапля, а какая-нибудь железка? Как журавль: есть птица, а есть колодезный журавль, ведра с водой поднимать… Нет, бесполезно гадать. Одно ясно: спрашивать про цаплю сейчас нельзя, а то Виталий Романович с папой сразу догадаются, что их подслушивали.
Мимо ванной прошла Ирка, балансируя постукивающими друг о друга чашками.
– Митек, выметайся!
Мыться с мылом было лень. Блинков-младший так разомлел в горячей воде, что насилу встал, вытерся и оделся.
Папа с Виталием Романовичем уже вернулись в Оружейный зал. Самовар на столе был окружен замысловатыми чашечками на ножках, блюдечками, вазочками, тарелками и большими блюдами. На каждом, понятно, лежало что-нибудь вкусное, иногда одинокая ложечка варенья. Просто Ирке понравилась старинная посуда, и она устроила выставку.
На краю стола валялась железяка, проткнувшая папе ногу.
– Поздравляю с ценной находкой. У меня такого нет, – говорил Виталий Романович, кивая на витрину с ружьями, затянутую изнутри тонкими проводками охранной сигнализации.
Блинков-младший посмотрел и сложил два и два: железяка была штыком от старинного ружья! В витрине красовалось четыре почти таких же, только начищенных, сверкающих льдистым блеском.
– Немного погнулся, – заметил он.
– Нет, – покачал головой Виталий Романович, – он специально погнут… Год определить затрудняюсь. Факт тот, что это, во-первых, не багинет, а во-вторых, штык для ружья, заряжавшегося с дула. Значит, конец восемнадцатого, начало девятнадцатого века.
– А что такое багинет? – спросила Ирка.
– Во времена царя Петра штык имел на тупом конце что-то вроде железной пробки и вставлялся прямо в дуло. Это и был багинет. Не самое удачное изобретение, – заметил Виталий Романович. – Со вставленным багинетом нельзя ни выстрелить, ни зарядить. Потом к багинету приделали сбоку вот такое колечко, – показал он, – и получился почти современный штык. Его надевают на ствол ружья снаружи. У некоторых штыков кончик отводили чуть вбок, потому что ружья тогда заряжались с дула. Представляете, что могло получиться? Солдату нужно со всего маха вбить пулю шомполом, а тут штык торчит. Он мог сильно поранить руку. А изогнутый штык почти не мешает заряжать. Просуществовали такие кривые штыки лет сто. Когда появились ружья, которые заряжаются сзади, с казны, отгибать кончик штыка стало не нужно. То есть по всему выходит, что этот штык – времен войны 1812 года.
– Хорошо сохранился, – сказал папа. – Пролежал почти двести лет…
– В болоте все хорошо сохраняется, – ответил Виталий Романович. – Мне случалось находить кирасу с целыми кожаными ремнями… А знаешь, Олег, сдается мне, что ты провалился В ТУ САМУЮ ЯМУ.
Старший Блинков только пожал плечами. Мол, полна чудес великая природа, и каких только ям в ней нет: бывают и ТЕ САМЫЕ, и совсем даже не те.
Притихшие восьмиклассники позвякивали ложечками в чашках. Всем своим видом они показывали, что их нисколько не интересуют ямы.
Запах тайны сгустился. Они по-разному пахнут, тайны. Эта отдавала морозом, гнильцой оттаявшего торфа и старой позеленевшей бронзой пушечного ствола.
И все-таки, при чем тут цапля?!
Глава VI
Рыжее Существо в ватных штанах
Сначала Блинков-младший подумал, что это сон. Еще бы, когда на коленях у него лежала волчья голова!
За окном серело ленивое зимнее утро. Тикали ходики, где-то далеко протарахтел трактор. Волчья голова была тяжелая. Она щурилась и смешно морщила нос, показывая совсем не смешные клыки. «Душман», – вспомнил Блинков-младший и потянулся к голове рукой. А Душман рыкнул и вдруг, вцепившись зубами, потащил на себя спальник.
Ну-ну, подумал Блинков-младший и стал ждать, чем это кончится. Спальный мешок – не одеяло. Когда ты в нем, его с тебя не стянешь.
Душман старался. Стянуть спальник С МИТЬКИ не удавалось, зато он успешно тянул спальник С МИТЬКОЙ на пол. Раз! – и ноги свесились с дивана. Душман передохнул и приступил к средней блинковской части.
Тут дело пошло не так легко, потому что средняя часть потяжелей, да и Блинков-младший вцепился руками в валик. Ему вовсе не улыбалось шмякнуться с дивана. Упрямо сопя, Душман пятился, пятился и отвоевывал сантиметр за сантиметром. Блинков-младший держался так, что ныло под ногтями, но все равно понемногу сползал.
Когда средняя часть уже балансировала на краешке, готовая свалиться на пол, пес вдруг замер. Его большие уши вздрагивали, ловя какие-то неслышные для человека звуки. Блинков-младший воспользовался моментом и потащил край спальника из псиной пасти. Душман с неохотой разжал зубы. Он прислушивался. Теперь и Блинков-младший расслышал, что в прихожей топают – похоже, сбивая снег с ног.
– Витальроманч! – крикнул незнакомый тонкий голос.
Душман вскочил и убежал. (Хочется добавить «ни слова не говоря», и я уже это сделал. Хотя, разумеется, знаю, что собаки не разговаривают, даже когда им очень нужно. А жаль).
Митек втянул ноги на диван, откатился к спинке и задремал.
Второе пробуждение было еще чуднее первого. Открыв глаза, он увидел у себя в ногах что-то курносое, веснушчатое, остриженное «под ноль». На круглой ушастой голове пробивалась рыжая щетина. Если бы это была не голова, а мужской подбородок, можно было бы сказать, что ОНО не брилось дня три.
Рукава застиранной олимпийки ЭТОГО болтались на бледных руках, слишком уж птенечьих для парня. Приподнявшись над подушкой, Блинков-младший посмотрел ниже. Там были взрослые ватные штаны, стянутые на поясе ремешком. Худенькое ОНО торчало из них, как цветок из горшка.
– Проснулся, – заметило ОНО. – Ты к Витальроманчу в гости?
Без всякого сомнения, ОНО было человеком, причем умевшим разговаривать и знавшим Виталия Романовича. С дальнейшими выводами Блинков-младший решил не торопиться. Про себя он пока что назвал ЭТО Рыжим Существом.
– Нет, я сам в дом забрался, – ответил он. – Переночевать негде было.
РС (Рыжее Существо) кивнуло, молча соглашаясь: мол, всякое в жизни бывает.
– Теперь Душман фиг нас выпустит. Придется Витальроманча ждать. Не знаешь, куда он поехал?
– Откуда мне знать?
– Да, москвич, влипли мы с тобой, – заключило РС. – Если бы Витальроманч собирался в магазин или еще куда по городу, то пешком бы пошел. А он в машине уехал, значит, далеко. Может, на весь день. Или на два…
– Откуда ты знаешь, что я москвич? – спросил Блинков-младший, надеясь, что РС ответит, к примеру, «догадалСЯ» – тогда оно парень, а «догадалАСЬ» – ясно, девчонка.
– По вещам видно. Москвичи богатые, – без зависти сказало РС, мусоля пальцами блинковский спальник. – Мешок-то с собой принес?
– Ага. Я же не знал, найдется для меня постель или нет, – ответил правду Блинков-младший. Спальники заставила взять мама: «Виталий Романович одинокий человек, а вы едете втроем, на целую неделю»… Все ворчали, даже предусмотрительный папа, а вышло, что спальники спасли их от простуды, если не от гибели.
– Наверно, тепло в мешке спать, – заметило РС. – И дров меньше уходит. Что я ненавижу, это дрова пилить! Колоть тоже не радость, если суковатые. – Оно стало загибать пальцы. – И воду носить с колонки я терпеть не могу, и поросенка кормить, и особенно за ним убирать.
Последний палец загнулся, и вышел маленький костистый кулак.
– Воняет он сильно, поросенок, – доверительно сообщило РС, разглядывая кулак, словно в первый раз видело. – Уберешь за ним – надо мыться, а мыться – надо сперва дров напилить и воды наносить. А вы в Москве ручек не запачкаете!
Кулак повис в воздухе. РС раздумывало, не стукнуть ли москвича за несправедливость жизни. Блинков-младший сто раз слышал такие разговоры и знал, как отвечать.
– В глаз дать легко. Труднее сделать, чтобы никому не приходилось пилить дрова и таскать воду.
РС вздохнуло и смущенно засунуло кулак в карман своих великанских штанов.
– У нас газа нет. Был бы газ, тогда конечно. Сделать отопление по всему дому, как у Витальроманча – красота!
За дверью что-то клацнуло, заскреблось, она распахнулась на всю ширину, и ввалился Душман. Он толкал дверь, встав на задние лапы, а когда опустился на все четыре, то сразу весь оказался в комнате.
– Душман! – обрадовалось РС, без опаски ухватило пса за холку и стало трепать.- Душманка, вражина! Ты что меня из дому не пускаешь?
Душман беззлобно ворчал.
– Если ему сказали «Стеречь!», нипочем не выпустит. Войти – пожалуйста, а выйти – фиг, – объяснило РС. – А у меня поросенок некормленый. Мать узнает – выдерет! В тот раз поленом кидалась.
– Ну уж – поленом! – не поверил Блинков-младший.
РС повернулось к нему спиной и задрало олимпийку. Под лопаткой переливался старый, пожелтевший с краев синяк. Отпущенный Душман встряхнулся, приводя в порядок всклокоченную шерсть, отошел и лег на пол.
– А все потому, что газа нет. Где бы она полено взяла, когда с газом дрова не нужны!? С газом все люди добрые, – одергивая олимпийку, мечтательно вздохнуло РС. – И с водопроводом, конечно.
Блинков-младший знал дрянных людей, которых не вылечили от злости ни газ с водопроводом, ни машина с дачей. Но возражать не хотелось. Пусть лучше РС надеется, что газ все исправит в его (или в ее) жизни.
– Взять Витальроманча, – продолжало РС. – Вот кто добрый! Приходи к нему, когда хочешь, делай, что хочешь, только не ломай ничего. А что ему злиться-то, Витальроманчу, когда все есть?
Ого! Блинков-младший понял, что угодил на золотую жилу. Если РС запросто ходит к «Витальроманчу», оно, наверное, кое-что знает о загадочных делах боровковского Леонардо. Например, что такое пушка без цапли и почему из-за нее пропал товарищ Виталия Романовича.
– Действительно, что ему злиться, – поддакнул Блинков-младший и как бы между прочим добавил: – Вот и с Ник-Ником он душа в душу…
– Душа в душу?! Кто тебе сказал?! Да если хочешь знать, Ник-Ник у Витальроманча спер драгунскую кокарду, а свалил на меня! – возмутилось РС. – Тоже мне, нашел маленького мальчика!
Ага, девчонка! Хотя нет, парень тоже мог так сказать. Кто же ОНО такое, в конце-то концов?! Спрашивать в лоб не стоило: еще обидишь…
– Ник-Ник тоже не маленький мальчик, – заметил Блинков-младший. Когда хочешь что-нибудь выведать потихоньку, не задавай вопросов, а просто ГОВОРИ ПО ТЕМЕ, если даже нечего сказать. Мели, что в голову придет: «Как же, Ник-Ник!», «Еще бы, Ник-Ник!», «Ник-Ник, он такой!». В ответ РС обязательно выложит что-нибудь про Ник-Ника и само не поймет, что ты подвел его к этому разговору.
И РС поддалось на уловку:
– Коллекционеры, они хуже маленьких! Ник-Ник прямо на кусочки лопался, что у Витальроманча две такие кокарды, а у него ни одной. У него инфаркт был, у Ник-Ника. Или инсульт. В общем, спать не мог. А как он пушку нашел, тогда, конечно, Витальроманча стала жаба сосать.
– Пушку? Настоящую?! Врешь! – подначил Блинков-младший.
– Я?! Вру?! – обиделось РС. – Да он при мне хвастался Витальроманчу! Бронзовая пушка без какой-то там штуки. Бабка говорит, перед войной две такие нашли. Спустили синеносовские озера, а они торчат из торфа.
Вот это был удар!
– КАК СПУСТИЛИ?! – взревел Блинков-младший.
Мечты о кладе рухнули. Если озера купца Синеносова давным-давно спущены, то что получается? Озерное дно, скрывавшее сокровища из французских обозов, стало сушей. Приходи любой с лопатой и выкапывай! Конечно, там ничего не осталось!
– Плотину какую-то взорвали, Боровка и обмелела. Хотели торф добывать, – объяснило РС и уселось на любимого конька. – Торф много куда годится. Скажем, насушил его и топи печку. Конечно, не газ, но и не дрова. Главное, его пилить не надо. И колоть.
– Говоришь, «хотели»? – уцепился за слово Блинков-младший.
– Угу. Ничего не вышло: были озера, стали болота. И Боровка – одно слово, что река, а так, считай, болото.
Блинков-младший перевел дух. Целы французские клады! В болоте лежат, дожидаются.
Он улыбнулся, а РС обиженно скуксилось и кончиками пальцев поправило щетинку на голове. Жест был девчачий.
– Извини, я не хотел над тобой смеяться, – сказал Блинков-младший. – А кто тебя так оболванил?
– Сама. Я же рыжая, – шепотом сообщила РС, как будто Митек не видел. – А бабка говорит, если стричься, волосы темнеют. Каштановые будут! – похвасталась она, кокетливо вертя головой.
Тут на глаза РС попались часы, и она помрачнела:
– Мать придет через полчаса, а у меня…
– Знаю, поросенок некормленый. Вот сама и покормит, – перебил Блинков-младший. Ему не понравилась эта мать, которая швыряется поленьями.
– Что ты, она же с ночи! Сейчас отдежурила в больнице, поспит и к часу пойдет в поликлинику. Медсестра она. Бьется на двух работах, а мы с бабкой у ней на шее сидим и ноги свесили, – объяснила РС чьими-то чужими словами: у нее даже голос изменился. – Так что прости, москвич. Я уже и штаны Витальроманчевы надела… Дай пять.
Блинков-младший протянул руку. Девчонка сунула ему в ладонь что-то угловатое и заставила сжать кулак.
– Это вроде подарка. Не подумай чего – я его сама нашла.
Не успел Блинков-младший сообразить, при чем тут штаны, как она вскочила и кинулась на прорыв!
Душман был начеку. Одним прыжком перелетев комнату, он вцепился ей в толстую ватную штанину! Но девчонка успела выскочить в коридор и тянула на себя дверь, прищемляя псу морду.
– Душманка, пусти!
Крак! – порвалась штанина.
Хлоп! – Душман с клоком ваты в зубах шмякнулся на хвост, и дверь захлопнулась.
Щелк! – а это задвижка.
– Москвич! – крикнула из коридора девчонка. – Дверь не ломай, Душман этого не любит! Скажи Витальроманчу, что телеграмму я отправила, сдача в прихожей – не вздумай свистнуть, я проверю! А штаны потом зашью.
Блинков-младший разжал кулак. На ладони, впившись в кожу наполовину отломанным ушком, лежал орденский крестик. Вид у него был такой, словно крестик долго и разнообразно использовали по хозяйству: распрямляли на нем гвозди, сковыривали пивные пробки, подкладывали под ножку стола.
Хлопнула входная дверь. В окно было видно, как девчонка бежит через двор. Купленное на вырост длинное пальто черкало по сугробам. В снегу отпечатались автомобильные шины; след вел к воротам. Ясно, как РС поняла, что Виталий Романович уехал на машине… И папа с ним: к гаражу шли две цепочки взрослых следов. Скорее всего, Виталий Романович повез его в поликлинику, обрабатывать раненную ногу. Значит, скоро вернутся.
Душман выплюнул вату и с печальной мордой улегся, положив голову на передние лапы.
– Надули нас, братец, – сказал ему Блинков-младший, снова устраиваясь поспать. А что еще делать взаперти?
Загадок не убавилось. Была пушка без цапли, было непонятное исчезновение Ник-Ника, а что стало? «Бронзовая пушка без какой-то там штуки». Что в лоб, что по лбу (хотя бронзовая – нелишняя подробность: значит, Блинков-младший не ошибался, пушка старинная).
И еще: Ирка говорила, что Ник-Ник – товарищ Виталия Романовича. Но РС так не считает, и Блинков-младший с ней согласен: товарищи у товарищей кокарды не воруют.
Что же получается? Отношения у них неважные. Но папе Виталий Романович сказал (а Ирка подслушала), что Ник-Ник ему товарищ. Почему?
Глава VII
Под присмотром Душмана
В третий раз за нынешнее утро его разбудила Ирка, умытая, причесанная и розовая.
– Митек, вставай! Ты от кого заперся?
– Ага, – поддакнул Блинков-младший. – С той стороны заперся, а потом влез в окно. В заклеенное. Шутка.
– А кто же тебя? Скажешь, Виталий Романович или папа?
– Да была тут одна. Рыжая, в чужих штанах.
– Штаны в коридоре валялись, я убрала, – подтвердила Ирка и, забыв об РС, затараторила: – Митяище, какая тут посуда, какие штучки военные! Вот раньше была форма – гусары, драгуны! Блеск! Пойдем посмотрим!
– Неудобно, – стал отказываться Блинков-младший.
– Ха, неудобно! Во-первых, все двери открыты. Во-вторых, мы под присмотром Душмана. Он знает, что нам удобно, а что неудобно. Мне кажется, у Душмана приказ: поднять нас, накормить и провести экскурсию.
– И песенку спеть на ночь? – засомневался Блинков-младший.
– Может быть. Вечером увидим, – невозмутимо ответила Ирка.
Услышав свою кличку, Душман подошел к ней, приласкался и вдруг повторил свой фокус со спальником. На этот раз он застал Блинкова-младшего врасплох. Дернул и стащил с дивана.
– Я же говорила, у него приказ нас поднять, – заметила Ирка. – Пойду на кухню. Одевайся.
Она ушла, а Душман с умильной мордой уселся рядом с барахтавшимся на полу Митькой. В уголке огромной пасти повисла слюнка. Душман облизнулся и по-щенячьи тявкнул. Блинков-младший понял, что ему и на самом деле было дано такое приказание, и теперь пес ждет награды за то, что так хорошо его выполнил.
– Молодец, – сказал он и потрепал Душмана по лобастой башке.
Да, овчарка – это вам не любая другая собака. Овчарки – собачьи мудрецы. Они только разговаривать не умеют, а так понимают все.
Пока восьмиклассники уминали поджаренную Иркой яичницу, Душман деликатно лежал в углу кухни. У него там было две миски, и обе пустые.
– Надо ему что-нибудь дать, – решила Ирка. Нашла в холодильнике колбасы и отрезала ломтик. – Душман, служи!
Пес изумленно поднял одну бровь и отвернулся.
Ответ был яснее ясного: «Что я тебе, комнатная собачка, что ли? У меня служба посерьезнее, чем на задних лапках ходить!». Смущенная Ирка бросила колбасу в миску. Душман взял ее зубами и переложил в другую, а пустую миску стал гонять по полу носом.
– Пить хочет, – догадался Блинков-младший и налил Душману воды.
Пес напился, закусил колбасой и стал ждать, когда позавтракают люди.
Потом он повел наших по музею Виталия Романовича. Как настоящий экскурсовод, шел впереди и распахивал двери. Чего там только не было! Старинная посуда, иконы, чаши и лампады, фигурки из нежного просвечивающего мрамора, чернильницы и песочницы, ордена и военные значки, старинные конские уздечки с бляхами, подгнившие и аккуратно подшитые новой кожей.
В Оружейном зале, где вчера пили чай, Блинков-младший не удержался: снял с крючков в витрине пистолет с серебряной насечкой. Душман тут же оказался рядом и уселся в полушаге от Митьки, присматривая, как бы он чего не сломал или не свистнул.
Пистолет был в идеальном порядке. Он так и сверкал сталью, серебром насечек и красноватым лаком деревянных частей. Если присмотреться, на металле были видны оспинки, вроде мелких дырок на сыре. Только винт и пластинка, которыми зажимался кремень, выглядели совсем новенькими. Блинков-младший понял, что пистолет, как папин штык, почти двести лет полежал в болоте, а потом его восстановил какой-то мастер – не сам ли Виталий Романович?
Следующая комната подтвердила его догадку. Душман впустил их туда неохотно: сначала сел на пороге и рычал, а потом вдруг передумал и уступил дорогу. Здесь у Виталия Романовича была мастерская. Все инструменты, которые Блинков-младший только видел в своей жизни и которых не видел никогда, висели на стенах или лежали на полочках. Под каждым был нарисован черной краской его силуэт. Снимешь со стены, к примеру, молоток, а силуэт напомнит, куда его повесить, когда он перестанет быть нужен.
В длинной пластмассовой коробке, накрытой стеклом, Блинков-младший увидел папин штык. Он отмокал в какой-то жидкости и был уже не бурым от ржавчины, а черным. Митек приподнял стекло и понюхал. Жидкость воняла отвратительно. У него заслезились глаза.
– Пойдем, – заторопила его Ирка. Ей было неинтересно.
Бродя по комнатам, они совершили открытие, поразившее Ирку в самое сердце: у Виталия Романовича не оказалось телевизора. У Митькиных занятых родителей телик тоже был не в почете, они если смотрели, то новости да время от времени какой-нибудь фильм. Но чтобы совсем! Не иметь! Телика!
– Ну, пойдем хоть погуляем, – упавшим голосом сказала Ирка.
– Сначала у Душмана отпросись, – посоветовал Блинков-младший.
Ирка решила, что он шутит. Улыбнулась, вышла в прихожую… И тут Душман подтвердил, что гулять не велено. Улегся поперек двери и рыкнул, подняв шерсть на загривке.
– Я тебя предупреждал. Думаешь, почему рыжая от него драпала в ватных штанах? – стал объяснять Блинков-младший и вдруг увидел на подзеркальнике какие-то бумажки, придавленные горстью мелочи. Рыжая говорила о телеграмме. Не о той ли, которую не получил папа?
Блинков-младший посмотрел – так и есть: почтовая квитанция и записка. «ОЛЕГ ЗДЕСЬ ЖАРКО ТЧК НЕ БЕРИ ДЕТЕЙ САМ ЛУЧШЕ НЕ ПРИЕЗЖАЙ ШПАГИН». Почерк был взрослый, бегущий, а ниже приписано круглыми девчачьими буквами: «ВР! С Можайска забыла, отправила сегодня с нашей почты. Ничего? Полина».
«Из Можайска», – механически поправил про себя Блинков-младший. Ох, Полина, очень даже «чего»! Опоздала телеграмма. Вот почему Виталий Романович вчера вспоминал Чука и Гека. Маленьким мальчикам доверили папину телеграмму, а они ее потеряли. Рыжей Полине тоже доверили телеграмму, только не получить, а отправить. А она что сделала?!
Так, так, А ЗАЧЕМ ОТПРАВЛЯТЬ ТЕЛЕГРАММУ, КОГДА В ДОМЕ ТЕЛЕФОН? Да не самому, а через Полину, и не из своего города, а из соседнего?
Блинков-младший побежал в Оружейный зал.
– Ты что?! – бросилась за ним Ирка.
– Сейчас. Надо кое-что проверить.
Телефон стоял на камине, а рядом – растрепанная брошюрка «Боровковская городская телефонная сеть». Блинков-младший уже интересовался, перелистывал. Номера в историческом Боровке были четырехзначные – маленький город. А когда город маленький… Он раскрыл брошюрку на первой странице – так и есть! «Междугородняя связь – 08», автоматической нет.
На всякий случай Блинков-младший набрал «08». Отозвался сонный голос телефонистки, он извинился и положил трубку.
– Да в чем дело-то? – теребила его Ирка.
Блинков-младший не торопясь уселся за дубовый стол и спросил:
– Ир, ты хорошо помнишь, что Виталий Романович говорил: «Ник-Ник мне товарищ»?
– Конкретных слов не помню, – с умным видом ответила Ирка, – но из контекста я сделала вывод, что они товарищи и даже друзья.
– А точнее?
– Виталий Романович его балбесом называл. И еще темнилой. «Доигрался Ник-Ник!» и все такое. Он по-настоящему беспокоился, понимаешь? Ну, как если бы я пропала, и ты бы орал: «Где эта Ирища-дурища?!». А на самом-то деле ты меня любишь?!
В Иркином голосе слышался вопрос.
– Конечно, – ответил Блинков-младший, потому что это была правда. А Ирка из девчачьей вредности сказала:
– А тебя и не спрашивают. Еще бы ты меня не любил!
– Любовь зла, полюбишь и козла, – заметил Блинков-младший, чтобы сохранить мужское достоинство.
Следующие пять минут Ирка гонялась за ним по всему дому и лупила куда ни попадя «Боровковской городской телефонной сетью». Было не больно, а весело, потому что вся телефонная сеть Боровка умещалась на полусотне страничек. Это вам не Москва. С Московской телефонной сетью шутки плохи! Примчавшийся на шум Душман вертелся под ногами и лаял. Ему не нравился беспорядок в охраняемом доме.
В конце концов Ирке самой надоела беготня. Она загнала Блинкова-младшего обратно в Оружейный зал и потребовала:
– Кончай темнить! Рассказывай, а то еще не так врежу!
– Да что тут рассказывать? Ничего особенного, – еще немного потянул время Митек и объявил: – Можешь не верить, но здесь идет криминальная война. Есть версия…
То, что Виталий Романович кого-то боится, доказывать не надо. Стоит вспомнить вчерашнюю встречу: науськанного на незваных гостей Душмана и ружье с взведенными курками. Можно возразить, что это нормальная осторожность человека, у которого дома хранится столько всяких ценных штук. Но все, что было потом, только подтверждает: ВИТАЛИЙ РОМАНОВИЧ НЕ ОСТОРОЖНИЧАЕТ, А ИМЕННО БОИТСЯ, причем не случайных грабителей.
Взять его телеграмму. Это же мольба о помощи! Если бы Виталий Романович на самом деле не хотел, чтобы папа приезжал, он бы нашел, что написать. «Извини, болею, приезжай летом» или что-нибудь в том же духе. А он сообщает: «ЗДЕСЬ ЖАРКО». Разумеется, не о погоде, зимой-то. «Жарко» говорят о войне: жаркий бой, жаркая схватка. Это «афганец» пишет старому знакомому, тоже «афганцу». «НЕ БЕРИ ДЕТЕЙ» похоже на приказ, а «САМ ЛУЧШЕ НЕ ПРИЕЗЖАЙ» – на просьбу и предупреждение. «Детей не привози, а сам – как совесть подскажет. Лучше не приезжай (а приедешь – будет хуже)».
Здесь жарко. Так жарко, что пропал Ник-Ник вместе с найденной им пушкой.
Так жарко, что Виталий Романович боится позвонить в Москву, потому что телефонистка может подслушать.
Так жарко, что и телеграмму он пытается отправить из Можайска, чтобы ее не прочли на боровковской почте.
Так жарко, что, как только Виталий Романович увидел папину забинтованную ногу, он первым делом спросил: «Стреляли?». (Разве мало других возможностей нечаянно поранить ногу? Почему же сразу «стреляли»?!).
Это уже кое-что говорит о его противниках.
Они достаточно сильны или достаточно богаты, чтобы запугать или подкупить людей на почте и на телефонной станции.
Они способны подстрелить ни в чем не повинного человека только за то, что он едет к Виталию Романовичу.
Во всяком случае, так считает сам Виталий Романович, а ведь он – боевой офицер и не стал бы паниковать из-за пустых подозрений.
Короче говоря, ОН СТОЛКНУЛСЯ С ОРГАНИЗОВАННОЙ ПРЕСТУПНОЙ ГРУППОЙ!
– Это все? – спросила Ирка.
– Пока все, – с достоинством подтвердил Блинков-младший.
Он гордился собой. По нескольким слабым зацепкам построить в общем-то неплохую черновую версию… Не зря он считал себя лучшим сыщиком из всех восьмиклассников Москвы, и с этим не спорила даже мама (если кто не знает, подполковник контрразведки)! Да он размотает это дело только так! И Ник-Ника найдет, и пушку, и цаплю, если только ее не стащили двести лет назад!
И тут Ирка спустила его с небес на землю.
– Может, ты и прав, Митек – сказала она. – Даже скорее всего прав. Но тогда нас отправят в Москву сегодня же!
Блинков-младший не успел ответить (да и что тут было отвечать?). Во дворе коротко вякнул гудок машины. Он бросился к окну и увидел старый армейский «Уазик» с брезентовым верхом. Припадая на раненую ногу, к дому шел папа, а Виталий Романович с кем-то еще закрывал ворота. Этот кто-то, третий мужчина, был одет в новенькую дубленку. Ворота он толкал двумя пальцами, боясь запачкаться.
