Знаменитые римляне

      Вскоре Тиберий был избран квестором и направлен вместе с консулом Манцином в Испанию, где в то время шла война с жителями крепости Нуманции, восставшими против римского владычества. Война была неудачной. В Риме говорили, что у республики еще никогда не было такого бездарного полководца, как Манцин. Но и в этих условиях Тиберий Гракх сумел оказаться полезным римскому народу.
      Однажды в ставку консула проникли ложные слухи о разгроме второй римской армии, воевавшей в Испании. Испуганный Манцин приказал той же ночью отступить от стен Нуманции. Нумантинцы заметили отход и, преследуя римлян, стали оттеснять их в непроходимые горные ущелья. Гибель двадцатитысячной римской армии казалась неизбежной. Послы, отправленные Манцином, стали униженно просить нумантинцев начать мирные переговоры. "Мы согласны,-ответили те,- но пусть переговоры ведет Тиберий Гракх. Мы слышали, что он .не только смел, но честен и справедлив". Тиберий был послан к нумантинцам. Он умело вел переговоры: в одном уступал, в другом упорствовал. Мир был заключен. Римскому войску разрешили вернуться на родину. Но среди добычи, доставшейся нумантинцам в захваченном ими римском лагере, оказались и восковые дощечки, на которых Тиберий вел счета, записывал денежные расходы армии. Если бы Тиберий вернулся в Рим без этих счетов, его легко могли бы обвинить в растратах. Тогда Тиберий в сопровождении нескольких друзей снова отправился к нумантинцам. Он обратился к их вождям с просьбой вернуть ему дощечки. Вчерашние враги так уважали Тиберия, что тотчас исполнили его просьбу и даже пригласили его принять участие в пире, которым они отмечали свою победу.
      В Риме Тиберия ожидали серьезные неприятности. Значительная часть народа и сенаторы были недовольны заключенным миром, возмущались капитуляцией армии. Они говорили: "Кто позволил Тиберию говорить с врагом от имени римского народа?! Этот договор позорит римское оружие, не следует признавать его!" Некоторые даже вспоминали, как поступили в подобном случае их предки двести лет назад. Тогда, потерпев поражение в войне с самнитами, римские военачальники на свой страх и риск заключили с победителями мир. Сенат не признал заключенного соглашения, и опозоренные полководцы, квесторы, военные трибуны, словом, все, кто участвовал в мирных переговорах, были отданы на расправу врагам. В Риме раздавались' призывы так же поступить с Манцином и Тиберием. Однако Гракха спасли аристократические связи и заступничество той части римлян, которые видели в нем спасителя своих близких: солдат армии Манцина. Ради Гракха были помилованы и остальные военачальники. Только Манцина, босого, в одной рубахе, закованного в цепи, выдали нумантинцам. Однако нумантинцы не казнили несчастного полководца, а великодушно отпустили его на родину.
      Тиберий Гракх много думал о положении римского народа. Еще направляясь в Испанию, Тиберий обратил внимание, что на полях совершенно не видно свободных крестьян. Повсюду он встречал лишь рабов, закованных в цепи, и надсмотрщиков с длинными бичами. То здесь, то там раздавался свист плети из воловьих жил да жалобный крик избиваемого раба. Куда же исчезли свободные крестьяне, еще недавно трудившиеся на этой земле? Положение народа, судьба римского государства глубоко взволновала Тиберия. Скоро он понял причину поразившего его явления. Пока крестьяне, составлявшие основную часть римского войска, сражались в Африке или Малой Азии, Испании или Греции, их хозяйство приходило в упадок, а земли захватывались богатыми землевладельцами (оптиматами). Разоренные крестьяне либо шли в батраки, либо уходили в города и жили там на подачки городских богачей. Чем меньше оставалось свободных крестьян, тем слабее становилось римское государство: ведь батрак или городской нищий не имел права служить в армии. А сильная армия защищала страну от внешних врагов и держала в повиновении сотни тысяч рабов в самой Италии. Все это понял Тиберий Гракх и решил бороться за преобразования в стране. По существовавшим в Риме обычаям предлагать проекты новых законов мог только человек, занимающий государственную должность. Поэтому Тиберий выставил свою кандидатуру на пост народного трибуна, обещая в случае избрания добиться передела земель. И действительно, став народным трибуном, Тиберий выступил с требованием предоставить землю народу. Обращаясь к римлянам, он говорил: "Дикие звери в Италии имеют логова и норы, куда они могут прятаться, а люди, которые сражаются и умирают за Италию, не владеют в ней ничем, кроме воздуха и света. Лишенные крова, точно кочевники, бродят они повсюду с женами и детьми. Полководцы обманывают солдат, когда на полях сражений призывают их защищать от врагов могилы отцов и храмы: ведь у множества римлян нет ни отчего дома, ни гробниц предков - они сражаются и умирают за чужую роскошь, чужое богатство. Их называют владыками мира, а они не имеют даже клочка земли".
      По проекту закона, предложенного Тиберием Гракхом, общественные земли, незаконно присвоенные богачами - оптиматами, возвращались государству. А государство раздавало их малоземельным и безземельным гражданам. Владельцы не имели права продавать свой участок, который должен был переходить по наследству от отца к сыну.
      Этот проект был восторженно встречен народом, но вызвал бурю негодования среди оптиматов. Они решили не допустить принятия закона, грозившего их богатству и влиянию. Оптиматы стали распространять клеветнические слухи о том, что Тиберий переделом земель хочет вызвать междоусобицу в стране и захватить власть в свои руки. Однако авторитет Тиберия был слишком велик, народ полностью доверял своему трибуну, и эти слухи не оказали никакого воздействия на массы.
      Но враги Тиберия не дремали. Они нашли другой способ борьбы с ненавистным им законом. Оптиматы уговорили второго трибуна, богатого землевладельца Марка Октавия, наложить вето на законопроект Тиберия. Тиберий был потрясен: Октавий, в прошлом его друг, теперь выступает против закона, которого так жаждет народ, который так нужен республике. Думая, что Октавий боится потерять свои земли, Тиберий предложил возместить ущерб, который ему нанесет закон, из своих личных средств. Октавий отказался. Тогда Тиберий, пользуясь тем ,же правом вето, приказал приостановить деятельность всех государственных учреждений до того дня, когда его законопроект будет поставлен на голосование в Народном Собрании. Прекратили работу магистраты, был опечатан храм Сатурна, в котором находилась государственная казна, и таким образом были прекращены все платежи.
      В знак протеста против действий Тиберия оптиматы стали появляться на улицах Рима в траурных одеждах, не скрывая глубокой скорби по поводу решений трибуна. Наиболее решительные противники реформы стали готовить покушение на Тиберия. Но никакие угрозы не могли заставить его отступить. Гракх потребовал обсудить создавшееся положение перед народом. И вот настал день Народного Собрания. На центральной площади Рима - форуме, подле трибун, собралась многотысячная толпа. Люди приветствовали Тиберия, ободряли его. Но вдруг крик гнева и возмущения прокатился по площади. Оказалось, что оптиматы, желая сорвать голосование, похитили избирательные урны. Разгневанный народ был готов ринуться на расправу с ненавистными богачами. Тогда на трибуну, где находился Тиберий, поднялись бывшие Консулы, Манлий и Фульвий. Они стали умолять Гракха не допустить кровопролития и обратиться в сенат; ведь там заседают самые мудрые и уважаемые люди государства. Пусть они решат, как следует поступить. После долгих уговоров Тиберий согласился. Но когда сенаторы не поддержали его предложений, он снова созвал Народное Собрание.
      - Граждане! - обратился он к римлянам.- Трибуны, которых вы облекли столь большой властью, что одно лишь слово каждого из них может остановить жизнь государства, не могут прийти к соглашению. Поэтому я предлагаю: пусть волей народа один из нас будет отстранен от должности.
      И, повернувшись к своему противнику, Тиберий спокойно произнес:
      -Октавий! Спроси мнение граждан. И если римский парод лишит меня звания трибуна, я тотчас отправлюсь в свой дом и буду жить как простой гражданин. Клянусь тебе, Октавий, ты не увидишь меня в числе своих недругов, если народ отметит тебя своим доверием.
      Понимая, что народ ни за что не лишит Тиберия звания трибуна, ибо все знают, что Тиберий смело борется за народное счастье, Октавий молчал. Тогда вновь заговорил Тиберий.
      - Народный трибун,- сказал он, обращаясь к притихшей толпе,- лицо священное и неприкосновенное, так как деятельность его посвящена народу, и он призван защищать интересы народа. Но если трибун, отвернувшись от народа, причиняет ему вред, умаляет его власть, препятствует его свободе - такой трибун сам отстраняет себя от должности, ибо не исполняет своего долга. Если бы трибун разрушил Капитолий или поджег арсенал,- продолжал Тиберий,- он был бы дурным трибуном; но тот, кто ниспровергает демократию - уже не трибун. Я предлагаю решить, может ли занимать должность трибуна Марк Октавий, раз он препятствует принятию закона, который даст римскому народу кров, хлеб и работу.
      Началось голосование. Семнадцать триб из тридцати пяти высказались за то, чтобы Октавий был отстранен от должности трибуна. Но Тиберий приостановил голосование. Дружески взяв Октавия за руки, Тиберий вновь попытался убедить его в неразумности упорства.
      - Мой Октавий! Откажись от своего вето. Этого жаждет народ, терпящий лишение и горе. Взгляни, с какой надеждой смотрят сейчас на тебя граждане, и подумай, с каким презрением и ненавистью будут смотреть они, если ты обманешь доверие тех, кто тебя избрал. Не покрывай позором свое честное имя!
      Октавий молчал. Его глаза наполнились слезами. Казалось, он внял убеждениям друга, внял голосу совести, внял воле народа. Но, когда Октавий взглянул на сгрудившихся в стороне аристократов, на их траурные одежды, на их лица, застывшие в напряженном ожидании, он, словно внезапно пробудившись, освободил свои руки из рук Тиберия и, глядя ему в лицо, произнес: "Нет!" Уважение кучки оптиматов оказалось для Октавия дороже, чем счастье народа.
      Тиберий продолжил голосование. Большинством голосов Октавий был отстранен от должности. По приказу Тиберия сопротивлявшегося Октавия стали сводить с трибуны. Между разгневанным народом, бросившимся на Октавия, и защищавшими его богачами завязалась схватка. Октавий едва спасся: его выхватили из толпы и дали возможность бежать. У верного раба, прикрывавшего бегство своего опозоренного господина, вырвали глаза.
      После отстранения Октавия и избрания на его место другого трибуна, клиента Тиберия по имени Муций, все препятствия были устранены. Аграрный закон Тиберия был принят. Для передела земель было избрано трое уполномоченных: сам Тиберий, его тесть Аппий Клавдий и брат Тиберия Гай. То, что все уполномоченные были членами одной семьи, не смущало граждан: напротив, в этом видели залог их успешной деятельности. Но сенат всячески мешал работе Тиберия: ему отказали в предоставлении за государственный счет палатки, назначили ничтожную плату и т. д. Враги продолжали плести заговор против Тиберия и его единомышленников. Один из друзей Тиберия внезапно умер. Когда тело умершего положили по обычаю на костер, кожа на трупе лопнула и из него вытекло столько жидкости, что костер погас. Это вызвало подозрение, что смерть наступила от отравления. Над самим Тиберием постоянно висела угроза покушения, и однажды он, в траурной одежде, привел свою жену и детей на площадь и обратился к народу с просьбой взять их под защиту.
      Тем временем противники Тиберия получили новый предлог для нападок на трибуна. Умер Аттал, царь Пергама, одного из малоазийских государств. Посланец царя, Евдем, передал завещание, которое объявляло наследником покойного римский народ. Тиберий внес законопроект, по которому все сокровища пергамского царя распределялись между гражданами, получающими земельные участки по новому закому. При этом Тиберий подчеркнул, что он намерен решить этот вопрос с самим народом, не обсуждая его в сенате. Это вызвало у сенаторов чрезвычайное раздражение: они надеялись, что несметные богатства Пергама не минуют их рук. Вновь волна клеветы обрушилась на Тиберия. Один из сенаторов, Квинт Помпеи, заявил: "Я сосед Тиберия, и мне известно, что Евдем привез в Рим и передал Тиберию корону пергамских царей. Разве не ясно всякому, что Гракх собирается стать царем Рима, погубить республику!" Затем выступил Квинт Метелл:
      - Когда Тиберий-отец, в бытность свою цензором, возвращался с позднего ужина домой, граждане тушили огни, чтобы цензор не подумал, что они засиделись в гостях или пьянствуют. Иное теперь! Тиберию-сыну самому освещают путь ночью. И кто?! Люди из черни, самые отчаянные и негодные! Так старался укорить Тиберия всякий, кому не нравилось, что трибун, встав на защиту народа, пренебрегает мнением богачей и аристократов. Но враги не только клеветали и укоряли: они продолжали угрожать, хотя по закону личность народного трибуна была неприкосновенной. По просьбе Тиберия его дом каждую ночь стали охранять вооруженные граждане.
      Оптиматы с нетерпением ждали окончания срока полномочий Тиберия Гракха. Они надеялись, что тогда смогут легко расправиться с ним, а главное, отменить аграрный закон. Чтобы не погубить начатое дело, Тиберий решил вторично выставить свою кандидатуру на выборах народных трибунов. Это было нарушением древнего обычая, запрещавшего одному и тому же липу два года подряд избираться на государственную должность. Воспользовавшись этим, оптиматы стали обвинять Тиберия в намерении устроить государственный переворот. Они распространяли слухи о многочисленных дурных предзнаменованиях, якобы предвещавших гибель Тиберия. Будто бы в его боевой шлем заползли змеи и вывели там детенышей, а утром того дня, когда были назначены выборы народных трибунов, необычно вели себя священные куры: они не хотели выходить из клетки и отказывались клевать корм. А это считалось недобрым предзнаменованием.
      В этот день неудачи преследовали Тиберия. Выходя из дому, чтобы идти на выборы, Тиберий так сильно ударился ногой о порог, что сломал ноготь большого пальца; сквозь обувь выступила кровь. Пройдя несколько шагов, он увидел на крыше дома двух дерущихся воронов. Камень, который столкнули птицы, упал у самых его ног. Некоторые из спутников Тиберия заколебались и стали советовать вернуться назад. Но проходивший мимо друг и учитель Гракха, философ Блоссий, сказал:
      - Велик будет стыд и позор, если ты, сын Гракха, внук Сципиона Африканского и вождь римского народа, испугавшись "орона, не отзовешься на призыв сограждан! А что скажут враги? Они, конечно, станут утверждать, что трибун считается с приметами больше, нежели с желанием народа.
      И Тиберий продолжал свой путь.
      Сначала все складывалось хорошо. Народ встретил трибуна восторженными кликами. Но в это время один из сторонников Тиберия, сенатор Фульвий Флакк, с трудом пробившись через толпу к трибуне, сообщил, что сенаторы готовятся к расправе с Гракхом и его единомышленниками и что с этой целью они собрали большое количество вооруженных сторонников. Друзья Тиберия, услышав о грозящей опасности, опоясали тоги и, разломав ' жерди, которыми ликторы оттесняют толпу, вооружились обломками. Стоявшие в задних рядах не слышали слов Фульвия и не могли понять причину тревоги. Тогда Тиберий, не надеясь, что его услышат, коснулся рукой головы, жестом желая показать, что его жизни грозит опасность. Враги поспешили истолковать этот жест по-своему и побежали в храм богини Верности, где происходило заседание сената. "Тиберий хочет стать царем!-кричали они.- Он хочет возложить на свою голову корону!" Главарь противников Тиберия, Сципион Назика, стал требовать от консула немедленной казни Гракха. Консул возразил:
      - Я не положу начала насилию и не нарушу правосудие. Но если народ, послушавшись Тиберия, нарушит законы республики, то я применю свою власть для ее защиты.
      Спокойный тон консула еще более распалил ярость сторонников Назики.Он же, вскочив с места, крикнул:
      - Что я слышу? Даже консул предает республику! Кто хочет помочь мне, пусть следует за мной!
      С этими словами он бросился к выходу. За ним устремились и другие сенаторы. Толпа людей, вооруженных палками, камнями, ножками от разбитых скамеек, хлынула на площадь, где происходило Народное Собрание. Стойких сторонников Тиберия на площади было немного. Крестьяне, обязанные Тиберию своей землей, отсутствовали, так как наступило время полевых работ. Среди городской бедноты было много людей, зависимых от аристократии, живших ее подачками. Они расступились перед сенаторами и не оказали им сопротивления. Друзья Тиберия были частью убиты, частью обращены в бегство. В схватке на площади погиб и Тиберий. Расправа над сторонниками Гракха продолжалась еще несколько дней: людей без суда предавали казни, ссылали. Даже трупы их подвергались надругательствам. Брат Тиберия, Гай, просил разрешения похоронить несчастного трибуна, но ему отказали, и тело Тиберия было брошено в реку. Заговор против Тиберия возник вследствие ненависти богатых к реформам, облегчавшим положение народа и ограничивающим произвол оптиматов. Обвинение Тиберия в стремлении к царской власти явилось лишь удобным предлогом для расправы с ним. Но, опасаясь гнева народа, сенат не посмел разогнать комиссию по переделу земель, в которую вместо Тиберия был избран один из его единомышленников. Народ свято чтил память героического трибуна и ненавидел его врагов. Назика - инициатор убийства Тиберия - несмотря на занимаемый им высокий пост верховного жреца, был вынужден покинуть Рим, где его в глаза называли убийцей, и умер в изгнании. Даже Сципион Эмилиан, необычайно популярный и всеми уважаемый в Риме, сразу лишился и уважения и любви, как только стало известно, что, услышав о гибели Тиберия, он процитировал греческого поэта Гомера: "Так да погибнет каждый, свершающий дело такое!" и неодобрительно отозвался о деятельности трибуна. Такова была короткая, но прекрасная жизнь славного сына римского народа Тиберия Гракха.
      Гай Гракх
      Когда Тиберий Гракх был убит разъяренной толпой знати, его брату, Гаю, шел двадцать первый год. Как и Тиберий, он выделялся среди молодых римлян умом и образованностью и также был блестящим оратором. Правда, в ораторских приемах обоих братьев было немало различий. Если Тиберий, выступая перед народом, оставался на месте в спокойной позе, то Гай шагал по трибуне, а порой даже сбрасывал с плеча тогу. Если речь Тиберия настраивала слушателя на сострадание, то речь Гая, пылкая и страстная, могла даже устрашать. Гай был более вспыльчив, чем брат, и, выступая, он порой настолько отдавался чувству гнева, что возвышал голос и допускал чрезмерные резкости. Зная свой недостаток, Гай заставлял своего раба Лициния становиться позади и следить за речью господина. Заметив, что Гай начинает слишком горячиться, Лициний с помощью специального инструмента издавал мелодичный звук. Тогда Гай сдерживал свой гнев и продолжал речь уже спокойнее. Но различия в характерах не мешали обоим братьям одинаково горячо любить свой народ и самоотверженно бороться за его права.
      Первое время после гибели брата Гай вовсе не появлялся в Народном Собрании и, казалось, совершенно отошел от политической деятельности. Однако говорили, что в эти годы он много работал над развитием своего ораторского таланта, готовясь к будущим выступлениям.
      И, действительно, первая же речь, произнесенная Гаем на судебном заседании в защиту его друга Веттия, восхитила слушателей и сразу принесла ему славу первого оратора Рима.
      Богатые. римляне поняли, что над ними снова нависнет угроза, если младший Гракх пойдет по стопам брата и так же, как тот, станет бороться за права народных масс. Они решили во что бы то ни стало помешать Гаю стать трибуном. Поэтому они с радостью встретили известие о предстоящем отъезде Гая в качестве квестора в Сардинию. Сам Гай поехал туда с радостью: военная слава влекла молодого человека не менее, чем слава оратора.
      Современников очень удивляло, как Гай, в юности стоявший в стороне от политической деятельности, вдруг неожиданно проявил себя искусным политиком, выдающимся вождем римского народа. По этому поводу возникли различные легенды. Например, Цицерон рассказывал, будто Гаю явился во сне брат и сказал: "Что ты медлишь, Гай? Ведь нам нет отступления: обоим нам суждена одна и та же жизнь, одна и та же смерть в борьбе за народное благо!" Это, по словам Цицерона, и толкнуло Гая на путь политической борьбы.
      Итак, Гай Гракх отправился на Сардинию с легким сердцем и радужными надеждами, которые на первых порах не обманули его. Вскоре он выделился среди других знатных молодых людей храбростью в битвах, справедливостью к подчиненным, дисциплинированностью и повиновением старшим. Что же касается рассудительности, трудолюбия и скромности, то, по словам современников Гая, он не имел себе равных. Вскоре эти таланты молодого квестора принесли римлянам немалую пользу.
      Когда наступили зимние холода, консул обратился к местным жителям с требованием снабдить римских солдат теплой одеждой. Но сардинские города отправили депутацию в Рим с просьбой освободить их от этой повинности. Сенат удовлетворил их просьбу. Консул, командовавший римской армией в Сардинии, оказался в трудном положении: войско по-прежнему страдало от стужи. Тогда Гай предпринял поездку по сардинским городам и сумел так убедительно рассказать жителям о страданиях римлян, что те добровольно снабдили войско одеждой. Такой рост популярности Гая обеспокоил сенат. Поэтому, когда в Рим прибыли послы из Ливии с известием, что их царь согласен снабдить римского консула в Сардинии хлебом из уважения к Гаю Гракху, тревога сенаторов сменилась нескрываемым раздражением. Ливийских послов прогнали, а в Сардинию был послан приказ: римские легионы, там находящиеся, должны быть сменены другими, но консул и его квестор Гай Гракх Должны остаться на острове еще на один срок.
      Узнав об этом, Гай необычайно разгневался и самовольно отправился в Рим. Этот поступок вызвал в столице большое недовольство, причем даже народ считал, что квестор не имел права оставить должность ранее своего полководца. Гай был привлечен к суду цензоров. Защитительная речь Гая была яркой и убедительной.
      - Вы судите меня за нарушение закона? Но почему я не был судим раньше? Ведь я участвовал не в десяти походах, как предписано законом, а в двенадцати! Ведь я был квестором целых три года, когда обязателен лишь годовой срок! Может быть, я извлек выгоду из столь долгой службы? Нет! Из всех участников этой войны только я один, уехав с полным кошельком, привез его обратно пустым, другие же, опорожнив взятые с собою амфоры с вином, привезли их сюда полными золота и серебра.
      Попытка осудить Гая провалилась. Но еще несколько раз знать привлекала его к суду по разным ложным обвинениям, но каждый раз красноречие Гая и его безупречность помогали ему доказать свою невиновность. Попытки недругов не допустить Гая занять какой-либо важный государственный пост ни к чему не привели: Гай выставил свою кандидатуру в народные трибуны в 123 г. до н. э. Все богатые, как один человек, поднялись против Гая. Зато со всех концов страны в Рим стеклась такая масса народа, желавшего голосовать за младшего Гракха, что форум не смог вместить всех явившихся, и голоса избирателей доносились даже с крыш зданий, окружавших площадь. Хотя знать оказала немалое давление на народ и многих склонила не голосовать за Гая, он был избран народным трибуном.
      Став трибуном, Гай сразу же выдвинулся на первое место благодаря своему уму и красноречию. Не раз выступая по разным поводам, он вспоминал трагическую гибель брата, пострадавшего за народные интересы, и напоминал о жестокости оптиматов, его убийц. Он говорил:
      - Наши предки присудили к смертной казни некоего Гая Ветурия лишь за то, что он один из всех прохожих не уступил дорогу трибуну, переходившему через площадь. А Тиберий на глазах народа был зверски убит. Враги волочили его труп через город, отказали ему в погребении, бросили в реку, точно собаку. А скольких друзей Тиберия убили без суда! Разве так поступали предки? Раньше к дому преступника приходил посланец и вызывал его на суд звуками трубы. А судьи до той поры не начинали разбирательства дела, пока преступник не являлся к ним.
      Под влиянием речей Гая в народе ожили воспоминания о героической жизни его брата и о том произволе, который чинила знать. Поэтому Народное Собрание приветствовало законопроекты, вносимые Гаем: люди видели в нем продолжателя дела Тиберия.
      Прежде всего Гай провел закон о твердых ценах на хлеб: это принесло большие выгоды римской бедноте. Была возобновлена деятельность аграрной комиссии: вновь безземельным гражданам стали отводить участки. Чтобы успешней продолжать свои преобразования, Гай решил привлечь на свою сторону всадников. Именно в их интересах он провел свою судебную реформу. До этого все судебные дела велись сенаторами. Всадники почти не могли рассчитывать попасть в их число: ведь сенаторы не выбирались, а назначались. Обычно бывало так, что место умершего отца занимал его сын; словом, немного самых знатных римских семей из поколения в поколение стояли во главе государства. А всадники, разбогатевшие на торговле (сенаторы не имели права ею заниматься), нуждались в таком суде, который бы защищал их интересы. Навстречу их желаниям и пошел Гай, предложив включить в число судей триста всадников. Гай заботился не только о римлянах, но и о населении провинций (областей, завоеванных Римом), ограждая их от чрезмерных поборов. Заслугой Гая считали его постоянную заботу о дорогах. Именно по его указанию через Италию прокладывались прямые как стрела, мощенные обтесанным камнем дороги. Людей поражала энергия и распорядительность Гая. Постоянно его видели среди граждан, и с каждым, будь то ремесленник или посол, солдат или ученый, крестьянин или сенатор, он разговаривал приветливо.
      Популярность Гая была настолько велика, что он без труда добился своего переизбрания народным трибуном на второй срок. В это время Гай Гракх был самым влиятельным человеком в Риме.
      Но враги Гая нашли коварный способ ослабить влияние народного вождя, подорвать его авторитет. Исполнителем этого замысла стал один из трибунов, Ливии Друз. Он происходил из знатной и богатой семьи, был опытным политическим деятелем и блестящим оратором. Его-то и использовал сенат для борьбы с Гракхом. Друз, которого должность народного трибуна обязывала стоять на защите прав народа от неправильных действий сената, на деле стал послушным орудием знати. Он стал выступать с законопроектами, которые в действительности были неосуществимы, но внешне казались более заманчивыми, чем законопроекты Гая. Например, Гай предложил образовать две колонии, где желающие могли получить земельные наделы. Друз же, демонстрируя свое мнимое народолюбие, предложил образовать в Италии 12 колоний, хотя в действительности для них не нашлось бы земли. Тогда как Гай с трудом добился снижения арендной платы за землю для бедняков, Друз, по соглашению с сенатом, внес предложение совершенно освободить крестьян от арендной платы. Знать была готова на любые уступки, лишь бы Друз стал самым популярным человеком в Риме, а влияние Гая было бы ослаблено. При этом Друз всегда подчеркивал, что все эти законопроекты вносятся с одобрения сената, и таким образом обманывал граждан, убеждая, что сенат, всегда стоявший на защите интересов имущих, полон -любви к народу и заботы о нем. Коварству Друза не было границ: он не останавливался даже перед намеками, что Гай берется за непосредственное руководство всеми делами с корыстными целями.
      Гай отплыл в Африку, где на месте разрушенного Карфагена основывалась колония Юнония. Скоро из Африки пришли дурные вести.
      - Граждане!-рассказывал посланец.- Несчастье грозит нашей новой колонии. Видно, не прав был Гракх, когда предложил распахать землю на месте, преданном проклятию: ведь там стоял Карфаген - город, причинивший Риму столько вреда. Боги прогневались на нас. Когда мы хотели водрузить римское знамя на месте будущей колонии, поднялся сильный ветер. Знамя было разорвано в клочья, а внутренности животных, принесенных в жертву, были сброшены с алтарей и раскиданы по этой нечистой земле.
      Потрясенные слушатели качали головами, а рассказчик продолжал:
      - Долго трудились мы, ставя каменные столбы по границе колонии. А когда настало утро следующего дня, ни одного столба не осталось на месте! - Куда же делись эти камни? - Ночью набежала стая волков. Мы видели, как в темноте блестели их глаза. Потом волки исчезли. Вероятно, это они, посланные богами, совершили чудо.
      Несмотря на суеверные страхи римлян, Гай продолжал работы по основанию колонии со свойственной ему энергией и деловитостью.
      Тем временем в Риме дела сторонников Гракха ухудшились. Один из ближайших друзей Гая, сенатор Шульвий Флакк, отличавшийся резкостью и вспыльчивостью, публично оскорбил Сципиона Африканского. Вечером того же дня Сципион внезапно умер. Близкие покойного утверждали, что на его теле сохранились следы побоев. Был пущен слух, что в этой смерти виновен Фульвий. Кроме того, аристократ Луций Опимий, злейший враг Гая и яростный противник его реформ, выдвинул свою кандидатуру в консулы. Все это заставило Гая покинуть Африку и вернуться в столицу: он должен был заступиться за Фульвия и попытаться помешать избранию Опимия.
      Вернувшись в Рим, Гай переселился с Палатинского холма, аристократического района города, в квартал, расположенный ниже форума и заселенный беднотой. Он хотел быть ближе к народу, большинство которого его по-прежнему любило и уважало. Гай намеревался выступить с новым законопроектом о предоставлении гражданских прав италикам. Услышав об этом, жители различных областей Италии стали сходиться в Рим, желая поддержать своего защитника. Гражданские права, которых добивался для них Гай, означали, что они смогут получать от госун дарства земельные наделы так же, как и римская беднота.
      Это предложение Гая враги сумели использовать против него. Консул Гай Шанний выступил перед народом с речью, в которой грозил римлянам, что новые граждане (то есть италики) лишат их всех привилегий.