Заступница - Адвокат С В Каллистратова

      Обвинение, предъявленное Михайлову по ч. II ст. 74 УК РСФСР, естественно, волнует меня значительно меньше. Михайлов признал себя виновным в хулиганстве. Его вина в этой части доказана показаниями свидетелей. Что же сказать по этому поводу? Разве только то, что он хулиганил в закусочной не один, а на скамье подсудимых оказался один. Но это не исключает состава преступления в его действиях. Не мое дело, защитника, говорить о привлечении других лиц. Я могу лишь просить не возлагать на Михайлова ответственность за всю сумму беспорядка, учиненного в закусочной несколькими лицами, и судить его лишь в меру его индивидуальной вины за те хулиганские действия, которые он лично совершил.
      Не оспаривая виновности Михайлова в хулиганстве и квалификации его действий по ч. II ст. 74 УК РСФСР, я не буду об этом больше говорить в защитительной речи до самого ее завершения, пока не встанет вопрос о том, какую меру наказания, с точки зрения защиты, нужно определить Михайлову по ст. 74 УК РСФСР. Все время, которое я вынуждена отнять у вас для защитительной речи, я посвящу исключительно вопросу обвинения Михайлова по ст. 136 УК РСФСР.
      Для того, чтобы карать действительных преступников, для того, чтобы кара правосудия со всей тяжестью обрушилась на человека действительно виновного в совершении тяжкого преступления, - совершенно необходимо строжайшее соблюдение законности при расследовании преступления. Мне представляется, что это положение бесспорно.
      Вся сложность настоящего дела заключена в том, что с самого начала, с первых минут расследования по делу убийства Матицина были допущены нарушения закона, и эти нарушения привели к тому, что вопрос о действительном, настоящем виновнике, о настоящем убийце Матицина разрешить трудно, а может быть, и невозможно.
      Закон устанавливает, что сложные дела о тяжких преступлениях, в том числе об убийствах, должны расследоваться квалифицированными следователями прокуратуры. В нарушение ст. 108 УПК РСФСР настоящее дело в течение длительного времени расследовалось работниками милиции и было передано в прокуратуру только через 20 дней после убийства. В течение первых 20 дней, когда возможно было собрать все доказательства и улики квалифицированно, с применением научно-технических средств, и раскрыть преступление и установить действительного убийцу, - следствие вели работники милиции, которые по закону не имеют права расследовать дела об убийствах.
      Беда была бы невелика и нарушение это можно было бы счесть формальным, если бы следствие было поручено одному опытному, знающему и грамотному работнику милиции, который правильно и объективно расследовал бы и проверил все возможные версии по делу. Однако, если вы, граждане судьи, посмотрите первоначальные материалы дела, то убедитесь, что допросы вели и выполняли другие следственные действия около 10 работников милиции, и среди них есть такие, которых никак нельзя признать сколько-нибудь пригодными для расследования столь серьезного дела по уровню юридической и общей грамотности. В качестве примера я могу сослаться на протокол допроса на листе дела 20, составленный явно малограмотным человеком.
      К чему привело нарушение ст. 108 УПК? Следствие было начато неправильно, плохо, односторонне. Не были своевременно исследованы все возможные по делу версии. Утверждая, что следствие было начато плохо, я могу сослаться на такой авторитетный документ, как Постановление Президиума Верховного суда РСФСР от 9/IV-58 г. по данному делу, где прямо записано: "Ввиду плохо начатого следствия, орудие убийства - нож, которым было нанесено Матицину смертельное ранение, - обнаружено не было". Вопрос о ноже имеет чрезвычайно серьезное значение, и я к нему еще вернусь.
      Михайлов был задержан в 4-5 шагах от трупа Матицина и оказался при задержании весь в крови. Эта улика с самого начала показалась работникам милиции, производившим следствие, настолько исчерпывающей и достаточной, что никаких других версий и предположений проверять не стали, а все допросы и все следственные действия велись только с целью во что бы то ни стало уличить Михайлова. Таким образом, была нарушена и другая статья УПК, ст. 111, которая обязывает органы следствия выяснить все обстоятельства, независимо от того, говорят ли эти обстоятельства против обвиняемого или в его пользу.
      При таком ведении следствия, естественно, не расследовалось преступление, не исследовались и не проверялись все возможные версии, а подбирались доказательства против человека, задержанного у трупа Матицина и испачканного кровью, т.е. против Михайлова.
      Я просила суд огласить показания свидетеля Ульянова, несмотря на то, что эти показания, как может показаться на первый взгляд, не имеют никакого отношения к вопросу о виновности или невиновности Михайлова в убийстве. Вы помните, граждане судьи, Ульянов - это потерпевший в драке, проходившей около закусочной днем 9/VII-57 г. Участие в этой драке не вменено Михайлову. Ульянов допрашивался в милиции и говорил, что избивал его неизвестный в светло-сером костюме, выше среднего роста, плотного сложения, блондин (описание внешности и костюма не соответствует внешности и костюму Михайлова). А далее в протоколе допроса Ульянова записано: "... как мне стало известно в органах милиции, его фамилия Михайлов" (?!). Оказывается, Ульянов не знал фамилии человека, который его избивал, а в милиции ему подсказывают: "Избивал тебя Михайлов". Для чего? Чтобы вменить Михайлову еще один эпизод.
      Протокол допроса Ульянова - это показатель того, как следователь, даже не применяя явно незаконных приемов на допросе в своем стремлении уличить, а не расследовать, наталкивает добросовестного свидетеля на показания, которые при проверке оказываются, мягко выражаясь, несоответствующими истине.
      И в самом деле - предъявляют после этого допроса Михайлова на опознание, и Ульянов говорит: ничего подобного, я этого человека не знаю, не он меня избивал!
      В отношении же свидетеля Федорова, главного и, по существу, единственного свидетеля обвинения, были применены прямо и явно незаконные методы ведения следствия. Свидетеля Федорова только формально называли свидетелем, а на самом деле держали в КПЗ в качестве "подозреваемого в убийстве". Как же можно от такого свидетеля ожидать объективных, беспристрастных и правдивых показаний?
      Федоров сказал в судебном заседании, что ему угрожали. Можно было бы ему не поверить, можно было бы сказать, что Федоров попытается вывернуться из неприятного положения, в которое он попал, меняя свои показания. Но мы представили справку, документ, выданный милицией по запросу суда, и эта справка подтверждает то, о чем сказал Федоров в судебном заседании. Если "свидетеля" не пускают домой, пять дней держат в КПЗ как подозреваемого в убийстве (без протокола задержания, без санкции прокурора!), то разве это не угроза? Да тут и угрожать не надо, достаточно намекнуть: "Ты дай показания против Михайлова, иначе смотри, ты у нас подозреваемый в убийстве". И вот результат: показания Федорова на предварительном следствии, прямо уличающие Михайлова в убийстве, и категорический отказ от этих показаний в судебном заседании.
      Противоречия в показаниях Федорова многочисленны. Несчастный человек, запутавшийся в своих показаниях потому, что он давал показания, движимый двумя разноречивыми чувствами, с одной стороны присущей ему, очевидно, честностью и желанием сказать только то, что он знает, с другой стороны нависшей над ним угрозой: если не дать показания против Михайлова, то сам окажешься не свидетелем, а обвиняемым.
      А угроза эта для Федорова была реальной. Ведь мы так и не установили, почему у Федорова обе руки были в крови. Показания свидетеля Каткова, который брал у газировщицы воду и поливал ее на окровавленные руки Федорова, неопровержимы.
      Неправильное ведение следствия в милиции ярко видно и на примере показаний свидетеля Демина, которого здесь прокурор, очевидно по недоразумению, зачислил в число сослуживцев и приятелей Михайлова. Установлено, что Демин и Михайлов ранее друг друга не знали. На листе дела 20, правда, предельно неграмотно записаны, но все же записаны работником милиции показания Демина о том, что якобы он видел в руках у Михайлова финский нож и что якобы этим финским ножом Михайлов "угрожал парню в сапогах, хотя этого парня на улице не было".
      Неточно говорит представитель государственного обвинения, что от этих показаний Демин отказался в судебном заседании. Он от этих показаний отказался, как только дело из рук работников милиции перешло в руки того органа, которому по закону надлежит заниматься расследованием дел об убийстве. На листе дела 244, еще в предварительном следствии, вы увидите показания Демина, где он говорит, что он никакого ножа не видел, что он не знает, к кому относилась угроза парня в коричневом плаще, и сказать по этому поводу ничего не может. Эти же показания Демин повторил и в судебном заседании.
      Я не стану останавливать ваше внимание на других мелких нарушениях и пробелах предварительного следствия. Дело в конце концов перешло в руки опытного следователя областной прокуратуры, который сделал попытку исследовать другие версии, но или эта попытка была недостаточно энергичной, или действительно было уже слишком поздно и сделать ничего не удалось.
      Если вы, граждане судьи, отклонили мое ходатайство о направлении дела на доследование, значит, вы убеждены, что больше нельзя добыть доказательств и нельзя больше ничего по этому делу открыть. Мне кажется, что тщательным, терпеливым и, я бы сказала, кропотливым расследованием еще можно установить истину. Но, может быть, вы и правы, может, действительно слишком поздно и, может быть, утрачена возможность осуществить основную задачу правосудия установить истину и покарать настоящего убийцу. Но еще не поздно осуществить вторую, не менее важную задачу правосудия, еще не поздно предотвратить осуждение человека, вина которого не доказана.
      Оставить преступление нераскрытым, сказать, что мы сегодня не знаем, кто 9/VII-57 г. убил Матицина, это, конечно, тяжело. Признать, что не удалось установить истинного, действительного убийцу Матицина, - это трудно. Но насколько тяжелее и труднее вынести обвинительный приговор Михайлову, если нет уверенности в том, что он совершил это убийство (а такой уверенности не может быть по материалам судебного следствия), если есть сомнения, если возможны другие версии, если не исключено совершение этого убийства другими лицами.
      Прежде чем перейти к анализу улик, собранных по делу, я обязана в нескольких словах остановиться на квалификации действий, вменяемых Михайлову, безотносительно к решению вопроса о их доказанности.
      В постановлении о предъявлении обвинения Михайлову, так же, как и в обвинительном заключении, не указан ни один из квалифицирующих признаков, предусмотренных ст. 136 УК. В обвинительном заключении нет ссылки на какие-либо отягчающие обстоятельства, образующие состав преступления по ст. 136 УК РСФСР. Поэтому, если бы не было спора о виновности или невиновности Михайлова в убийстве, то надлежало бы сказать, что его действия должны быть квалифицированы по ст. 137 УК РСФСР, так как ему вменено убийство без отягчающих обстоятельств. Но я не стану подробнее останавливаться на квалификации вмененных Михайлову действий, так как глубоко убеждена в невиновности Михайлова, глубоко убеждена в том, что не Михайлов убил Матицина, и считаю, что Михайлов по обвинению в убийстве должен быть оправдан.
      Прокурор, обвиняя Михайлова в совершении убийства, ничего не сказал о мотивах, которые могли привести Михайлова к убийству Матицина. А разве не ясно, что вопрос о мотивах убийства имеет огромное значение не только для правильной квалификации преступления, но и для решения вопроса о виновности или невиновности обвиняемого.
      Вы, граждане судьи, установили с исчерпывающей полнотой, что Михайлов и Матицин были друзьями. Это подтвердили все свидетели, работавшие с Михайловым и Матициным. Жена погибшего Матицина подтвердила наличие хороших отношений между ее, ныне покойным, мужем и Михайловым. Между друзьями могут быть ссоры, особенно, если эти друзья выпили.
      Между друзьями могут быть драки, особенно, если друзья сильно пьяны и если есть причина для ссоры и драки. Но для того, чтобы убить своего приятеля, человека, с которым, по выражению свидетеля Белякова, отношения были братские, нужна очень серьезная причина.
      В наше время и в нашей стране безмотивные убийства, даже в пьяном виде, чрезвычайная редкость. Для молодого человека, воспитанного в советской семье, в советской школе, в советском рабочем коллективе, привычно отношение к личности человека, к жизни каждого советского человека как к высшей ценности. Это и дает мне основание утверждать, что самый факт безмотивности, беспричинности убийства заставляет сомневаться в виновности. Для того, чтобы доказать виновность Михайлова в убийстве Матицина, надо вскрыть и доказать мотивы этого убийства.
      В обвинительном заключении написано, что Михайлов убил Матицина за то, что Матицин заступился за Жирнову, за незнакомую им женщину, которую ударил Михайлов.
      Я уже не говорю, что такой мотив для убийства слишком мелок, слишком ничтожен. Но установили ли вы, граждане судьи, в судебном заседании, кто заступился за Жирнову? Матицин ли заступился за Жирнову? Жирнова в судебном заседании показала: "За меня заступился мой знакомый Меркулов. Меркулов сказал: "За что бьешь женщину?"". Это тот самый Меркулов, который также задерживался и подозревался в убийстве по этому делу, но эта версия осталась непроверенной, нерасследованной.
      По этому вопросу допрашивались свидетели Демин и Ларин. Они утверждают, что за Жирнову вступился неизвестный парень, сидевший за их столиком. Ранее Демин и Ларин показали, что за их столиком сидел и за Жирнову заступился именно тот парень, который затем оказался убитым, т.е. Матицин. Однако в судебном заседании установлено совершенно бесспорно и с исчерпывающей полнотой, что Матицин сидел за одним столиком с Михайловым, Федоровым, Беляковым и здесь же сидела Жирнова, а Демин и Ларин сидели за другим столом, по другую сторону от входа, и с ними сидел какой-то неизвестный им парень. Установлено, что Демин и Ларин лишь предполагали, что убитым оказался парень, сидевший за их столом и заступившийся за Жирнову, так как убитого Матицина им для опознания не предъявляли.
      Есть очень много оснований считать, что за одним столом с Деминым и Лариным сидел Лукашев. Однако я воздерживаюсь от утверждения, что это именно был Лукашев, я не стану свои предположения и убеждения выдавать за бесспорно установленный факт. Не стану утверждать, что за одним столом с Деминым и Лариным сидел Лукашев, но устанавливаю, что это был не Матицин. Кстати, надо сказать, что в возникшей тут же драке избитым оказался не Матицин, а Лукашев - это отмечено и в обвинительном заключении.
      Какие же основания утверждать, что за Жирнову заступился Матицин? Только показания так называемого свидетеля Федорова, который показал: "Матицин заметил - зачем ты бьешь женщину, придет милиция, и нас заберут". Хорошенькое заступничество за женщину! Это не за женщину он заступился, а за себя и за свою пьяную компанию. Такое "заступничество" не повод для ссоры, для драки, для убийства.
      Для решения вопроса о том, у кого и какие мотивы, которые могли привести к убийству Матицина, очень важно установить, кто с кем дрался в закусочной после нанесения Михайловым удара Жирновой за несколько минут до того, как совершилось убийство. По этому вопросу в показаниях свидетелей были противоречия. Большинство свидетелей предпочли ограничиться формулой: "Народу было много, кто кого бил, понять было трудно".
      Но вот по настоянию защиты в судебное заседание явился свидетель Козлов. Человек пожилой, он зашел в закусочную выпить кружку пива в момент, когда там происходили события, интересующие нас сегодня. И этот свидетель Козлов четко и совершенно категорически показал: четверо избивали Лукашева. Он так показал при допросе на предварительном следствии, он так показал на очной ставке с Лукашевым (а Лукашев его показания подтвердил), он так показал сегодня в суде: "Я увидел, что четыре парня избивают Лукашева, и сказал им - что вы четверо на одного навалились?".
      Сам Лукашев по этому поводу показывает, что первый удар ему нанес Михайлов, а потом его стали избивать все товарищи Михайлова, бывшие с ним в закусочной.
      Таким образом, показаниями Козлова и Лукашева установлено, что четверо Михайлов, Матицин, Федоров и, очевидно, Беляков, хотя он это и отрицает, избивали в закусочной Лукашева. Установлено, что ссора и драка в закусочной произошли не между Михайловым и Матициным, а между Михайловым, Матициным, Федоровым, с одной стороны, и Лукашевым, с другой стороны. Избитым в кровь оказался не Михайлов, не Матицин, а Лукашев. Мотивы мести могли появиться не у Михайлова, а у Лукашева.
      Уклонившись от исследования в своей речи вопроса о мотивах убийства, прокурор ограничился лишь неоднократным повторением утверждения, что ряд косвенных улик смыкается вокруг Михайлова. При этом прокурор не затруднил себя даже простым перечислением этих, якобы неопровержимых, улик, смыкающихся вокруг Михайлова. В этой связи необходимо прежде всего обратиться к такому документу, как постановление Президиума Верховного суда РСФСР от 9/IV-58 г. по этому делу. Указав на необходимость тщательной проверки и оценки показаний свидетеля Федорова, прямо уличающего Михайлова в убийстве Матицина, Президиум Верховного суда РСФСР в своем постановлении прямо записал: "Все остальные доказательства, на которые сослался суд, являются косвенными и не замыкаются вокруг личности обвиняемого Михайлова".
      Иными словами, Верховный суд РСФСР, проверив и оценив все доказательства, собранные по делу и положенные в основу первого обвинительного приговора, по которому Михайлов был осужден к высшей мере наказания - расстрелу, признал, что косвенные улики, собранные по делу, не составляют той замкнутой цепи доказательств, которая единственно может привести к осуждению обвиняемого, а прямая улика - показания свидетеля Федорова, нуждается в тщательной проверке.
      Это указание вышестоящей инстанции для всех нас является обязательным.
      В показаниях Федорова было много противоречий. На предварительном следствии он сначала утверждал, что ничего не помнит, потом стал прямо уличать Михайлова, утверждая, что видел в его руке нож, которым тот нанес удар Матицину.
      Но вот Федоров стоял здесь перед вами и дважды повторял: "Я оговорил Михайлова, я не видел ножа в его руках, я не видел, чтобы он ножом или чем-либо иным ударил Матицина, я видел, что он плакал, я видел, что он держал Матицина, и когда я подошел, он его уронил и Матицин упал. Я увидел кровь и убежал".
      Причины, по которым Федоров оговорил Михайлова, достаточно ясны, об этом я уже говорила и не стану повторяться.
      Единственная прямая улика, добытая в предварительном следствии, при проверке оказалась порочной, недостоверной, искусственно созданной.
      Показания свидетелей Петровой, Аверьяновой, Кошкина, Власовой, Медведева, на которых обвинительное заключение ссылается как на доказательство виновности Михайлова в убийстве, не только не уличают Михайлова, не только не исключают версии об убийстве Матицина Лукашевым, но в значительной степени даже подтверждают версию защиты.
      Я очень далека, граждане судьи, от намерения обвинять здесь перед вами Лукашева. Да, я не имею права этого делать. Лукашев не обвиняемый, у него нет защитников, а я не прокурор. Я не обвиняю Лукашева, но я обязана сказать: версия об убийстве Матицина Лукашевым материалами дела не исключена, а до тех пор, пока она не исключена, не может быть осужден Михайлов.
      Вы помните, граждане судьи, как Аверьянова и Петрова, эти две свидетельницы, которые несомненно знают больше, чем показывают, эти буфетчица и официантка, которых завсегдатаи закусочной называют попросту Зина и Люба, как они открещивались от Лукашева? Они, мол, его в этот день и не видели и был ли он в закусочной - не знают, если бы он был избит, то они его узнали бы, так как вообще его хорошо знают.
      А что говорят другие свидетели, ничем между собой не связанные и не знающие друг друга?
      Свидетель Козлов (который знает Лукашева) подтвердил, что Лукашев был в закусочной и именно его избили четверо ребят.
      Федоров, по другим вопросам менявший свои показания, с первого допроса и до сегодняшнего утверждал, что после драки в закусочной видел Лукашева в подсобном помещении закусочной с ножом в руках.
      Свидетели Демин и Ларин утверждают, что "избитого парня" (а избит был только один Лукашев) Зина и Люба спрятали в подсобку. Наконец приводят Лукашева. Его приводят под стражей, так как он уже осужден за разбойное нападение к 17 годам заключения. Что же, он отрицает, что был в подсобке? Нет, он это признает. Он спорит против одного. Он говорит, что у него в руках был не нож, а вилка. А все остальное он признает. Что его официантка спрятала в подсобку, признает, что она ему поливала на руки воду и он умывался - признает, что он через коридор подсобного помещения вышел во двор, где ему Зина открыла "штырь" на воротах и выпустила в Косой переулок, - он признает.
      Значит, на Косом переулке оказался Лукашев с ножом в руках. Вы не забудете, что гастрономический нож пропал в этот же вечер из закусочной, а Аверьянова и Петрова показали, что Лукашев знал, где хранились ножи. Лукашев с ножом в руках оказался в том самом Косом переулке, где прямо против ворот закусочной через несколько минут был обнаружен смертельно раненный Матицин.
      Михайлов утверждает, что когда он подошел к смертельно раненному Матицину, то видел какого-то человека, убегающего с места преступления через сады и огороды. Достаточно посмотреть на схему места, где совершено преступление, чтобы убедиться, что, выйдя из ворот закусочной в Косой переулок, Лукашев для того, чтобы попасть домой, куда он, по его показаниям, стремился, должен был повернуть налево и дойти до конца маленького Косого переулка тут же за углом и дом Лукашева. А он, по его показаниям и по показаниям свидетеля Козлова, повернул направо, выбежал на Некрасовскую улицу, забежал на чужой участок (на участок свидетеля Козлова) и огородами, через заборы, кружным путем отправился домой. Не это ли является подтверждением показаний Михайлова о человеке, убегавшем садами и огородами?
      Может быть, Михайлов видел убегавшим и не Лукашева. Не знаю.
      Я не могу утверждать, что именно Лукашев унес с собой нож, которым был поражен Матицин. Но такая версия не исключена материалами, собранными по делу, а до тех пор, пока она не исключена, невозможно признать Михайлова виновным в этом убийстве.
      Сейчас я перехожу к самой серьезной, с моей точки зрения, контр-улике по делу. К вопросу о ноже.
      Из показаний Медведева и из акта задержания Михайлова видно, что Михайлов был задержан буквально у самого трупа Матицина: 4-5 шагов - вот расстояние от трупа до места задержания Михайлова.
      Вы, граждане судьи, помните, что при задержании Михайлова никакого ножа у него не обнаружено. Не было ножа и около лежащего в крови Матицина. А между тем рана нанесена ножом. Где нож? Этот вопрос неизбежно должен был беспокоить и лиц, производивших расследование. И предпринимается обширный обыск местности, потому что совершенно естественно предположить, что преступник, видя, что ему не избежать задержания, может забросить нож. 10 человек в течение 2-х часов прочесывают не только Косой переулок, но и все прилегающие к Некрасовской улице и Косому переулку садики и огороды, обшаривают эту местность в радиусе 150 метров от места убийства и ножа не находят.
      Одной этой контр-улики достаточно для того, чтобы не только усомниться в виновности Михайлова, но и для того, чтобы прямо прийти к выводу о его невиновности. Нож унес с собой тот, кто нанес смертельный удар Матицину и убежал. Не знаю, был ли это Лукашев, но тот, кто нанес ранение, унес с собой нож. Иначе нож оказался бы в руке Михайлова при задержании, либо торчал бы в груди умирающего Матицина, либо валялся бы на расстоянии, доступном руке пьяного человека. Даже чемпион не может забросить нож на расстояние 150 метров, а на таком расстоянии обыскана местность, и ножа не оказалось.
      Значит, нельзя признать Михайлова виновным в убийстве. Чудес не бывает. Если удар нанесен ножом, этот нож был в руках убийцы, и если убийца не задержан, то он может нож унести с собой, но если убийца задержан на месте преступления, то нож должен быть здесь. Нет ножа, и это дает мне право утверждать, что Михайлов не может быть признан виновным в убийстве Матицина.
      Прокурор ссылается на заключение криминалистической экспертизы. Прокурор говорит о том, что утверждение Михайлова, что он пытался поднять смертельно раненного Матицина, зажимал рану рукой, хотел оказать помощь, опровергается заключением криминалистической экспертизы и показаниями свидетеля Медведева. Я прошу вас, граждане судьи, еще раз посмотреть заключение эксперта-криминалиста для того, чтобы убедиться, что прокурор неправ. Перед экспертом был поставлен вопрос, был ли смертельно раненный Матицин передвинут с места на место или приподнят и опущен вновь на землю. В прошлом судебном заседании эксперт дал заключение, из которого явствует, что он не может ответить на поставленный перед ним вопрос, так как материалы дела не содержат данных для разрешения этого вопроса. Это заключение было не совсем ясно сформулировано, и суд, рассматривавший дело в первый раз, указал в приговоре, что по заключению экспертизы Матицин после нанесения ему ранения не был стронут с места.
      В сегодняшнем судебном заседании эксперт уточнил формулировку своего заключения и прямо указал, что экспертиза по имеющимся материалам дела не может дать ответа на поставленный вопрос. Следовательно, заключения экспертизы как доказательства по существу дела нет. Недостаточность материалов для разрешения вопроса экспертом может доказывать неполноту следственных материалов, но не доказывает виновность Михайлова в убийстве ни прямо, ни косвенно.
      Медведев в суде показал, что Михайлов был сильно испачкан в крови: "У Михайлова одна рука была так испачкана в крови, как будто он окунул ее в кровь. Кровь просочилась и запеклась между пальцами". Вы слышали эти показания, граждане судьи. Разве эти показания не подтверждают объективно утверждение Михайлова о том, что он пытался зажать рану своей рукой?
      Тот же Медведев, задержавший Михайлова, показал: "Михайлов кричал, что он не убивал, что это его товарищ".
      Таким образом, версия Михайлова находит непосредственное подтверждение в показаниях свидетеля Медведева, и непонятно, почему прокурор ссылается на показания этого свидетеля как на доказательство виновности Михайлова.
      Не менее важные показания дали другие свидетели, присутствовавшие при задержании Михайлова.
      Свидетель Кошкин показал: "Михайлов кричал, дайте "скорую помощь", это мой товарищ, его зарезали".
      Свидетель Петрова показала, что Михайлов бежал навстречу милицейской машине и кричал: "Зарезали товарища, окажите помощь!"
      Свидетель Аверьянова показала, что она видела Михайлова, когда он с работниками милиции стоял около трупа и кричал: "Пускай я буду убийца, но спасите товарища".
      Медведев утверждает, что при задержании Михайлов не пытался бежать, но сопротивлялся, когда его сажали в машину. Важно установить, почему он сопротивлялся. Михайлов объяснил, что он хотел добиться оказания помощи Матицину, считая, что он еще жив. Все свидетели подтверждают, что Михайлову со стороны кричали: "Убийца", а он отвечал: "Пусть я буду убийца, спасите моего товарища". Эти показания подтверждают объяснения Михайлова.
      Разве не ясно, что убийца, всадив нож в грудь своей жертве, стремится скрыться, убежать, избежать задержания у трупа? А Михайлов бежит навстречу милицейской машине, кричит: "Зарезали товарища, окажите помощь". Несмотря на то, что он весь испачкался в крови, пытаясь помочь раненому товарищу, Михайлов не думает в этот момент о том, что на него может пасть подозрение, он не стремится скрыться, он обращается за помощью к тем, от кого должен бежать преступник.
      Это еще одно обстоятельство, говорящее о том, что убийство совершил не Михайлов, что убийца убежал с места преступления и унес с собой нож.
      Следующее обстоятельство, на которое ссылается прокурор как на доказательство виновности Михайлова, - это заключение судебно-медицинской экспертизы о пятнах крови. При этом прокурор ставит вопрос так: "Вы не можете, граждане судьи, отвергнуть заключение экспертизы".
      Здесь два момента чрезвычайно существенных. Один момент относится к области законодательства, а другой - к области практического значения этой экспертизы для обвинения.
      Из области законодательства вряд ли мне нужно напоминать вам, граждане судьи, что заключение всякой экспертизы, в том числе и судебно-медицинской, является одним из видов доказательств и что суд, оценив это доказательство, может принять его или отвергнуть, как и всякое иное доказательство. Поэтому прокурор совершенно неправ, если он утверждает, что вы, граждане судьи, не можете отвергнуть заключение судебно-медицинской экспертизы.
      Эксперт совершенно бездоказательно утверждает, что пятна крови на одежде Михайлова могли образоваться только при нанесении им удара ножом и что такие пятна, в большинстве своем мелкоточечные, не могли образоваться при тесном соприкосновении с Матициным после получения им ранения. Это свое утверждение эксперт не сопровождает какой-либо обоснованной мотивировкой.
      Если взять заключение эксперта в совокупности с описанием вещественных доказательств (одежды Михайлова), сделанным тем же экспертом в предварительном следствии, то не является ли это заключение, наоборот, подтверждением версии Михайлова?
      Не слишком ли много крови оказалось на одежде Михайлова для того, чтобы признать его виновным в нанесении одного удара ножом?
      Если Михайлов нанес Матицину один удар ножом в грудь, то на него могли попасть брызги крови. Эта кровь могла попасть на том уровне, где нанесена рана. Кровь могла брызнуть на руку, на грудь, немного выше, немного ниже. Но когда вы смотрите описание на листе дела 87, вы убеждаетесь, что на плаще и одежде Михайлова обнаружено 122 пятна крови, причем из этих 122 пятен крови только 26 являются мелкоточечными, остальные же так называемые помарки. Размеры этих "помарок" таковы, что неизбежно возникает вопрос о тесном соприкосновении Михайлова с раненым Матициным. Откуда, каким образом могли попасть эти пятна-"помарки" на изнанку плаща, на задние полы плаща, на изнанку и внутренние поверхности рукавов, если не поверить Михайлову, что он наклонялся к раненому Матицину, подымал его к себе? Иначе откуда кровь на изнанке карманов, откуда кровь на внутренних поверхностях обоих рукавов, откуда кровь на подошвах сандалет?