В сновидении этого нет, оно очень осторожно оперирует с собственными именами. Практически оно не вводит пустых собственных имен: если речь идет о ком-то незнакомом, оно описывает его через дескрипции. Когда в романе говорится "Он вышел из дома", ясно, что не имеется в виду событие из реальной жизни, наличие которого можно верифицировать. Проза не является протоколом, описывающим какой бы то ни было опыт. Она этот опыт придумывает. Сновидение описывает некий опыт, хотя и очень странный и с естественно-научной точки зрения кажущийся вырожденным. В этом смысле сновидение гораздо ближе поэзии, которая тоже, как правило, не "врет" [Руднев 1988], описывая виртуальный опыт сознания как виртуальный опыт сознания. Но близость к поэзии у сновидения, конечно, скорее идеологическая. На формальном уровне в сновидении событийная сфера играет гораздо б-ольшую роль, чем в поэзии, и гораздо меньше места в сновидении занимает ритмический канал, без которого поэзия невозможна. Выход такой. Само сновидение, конечно, просто незнаково, как и миф. Когда миф рассказывается или записывается, он перестает быть мифом, а становится в лучшем случае памятью о нем. Так же и сны рассказывают для того, чтобы сохранить память о настоящих снах, которые рассказать адекватно невозможно. Но мнемоническая функция предполагает важность того, что запоминается. То, что миф представляет собой некие коллективные инструкции, как будто не вызывает сомнений. Возможно, что обучающая функция снов также имплицирует установку на их запоминание. Тем не менее, сновидение как жанр речи, вернее, рассказывание сна как речевой акт вряд ли представляет собой нечто понятное в совокупности его иллокутивных и перлокутивных функций. Здесь нужны еще специальные исследования. Литература Бахтин 1965: Бахтин М. М. Франсуа Рабле и народная смеховая культура средневековья и Ренессанса. М., 1965. Моуди 1991: Моуди Р. Жизнь после жизни. М., 1991. Пропп 1986: Пропп В. Я. Исторические корни волшебной сказки. Л., 1986. Рейхенбах 1962: Рейхенбах Г. Направление времени. М., 1962. Руднев 1986: Руднев В. Текст и реальность: Направление времени в культуре // Wiener slawistischer Almanach, B.17, 1986. Руднев 1988: Руднев В. Прагматика художественного высказывания // Родник, 1988, 11-12. Руднев 1994: Руднев В. П. Поэтика Грозы Островского // Семиотика и информатика, 1994. Топоров 1983: Топоров В.Н. Пространство и текст / Текст: Семантика и структура. М., 1983. Фрейд 1991: Фрейд З. Толкование сновидений. Ереван, 1991. Хайдеггер 1987: Хайдеггер М. Европейский нигилизм // Новая технократическая волна на Западе. М., 1987. Wittgenstein 1963: Wittgenstein L. Philosophical investigations, Cambridge, 1963. Сновидения Ю. К.
      (Приложение к статье В. Руднева) 1. Стою на лестнице, ведущей к библиотеке Ленина. Лестница высокая, и я наверху, как на острове, вокруг несутся машины, страшно, но думаю: "Не могут же они меня достать. Я наверху, а они внизу", и вдруг одна из них отделяется, заезжает на лестницу, накрывает меня и, коверкая какими-то железными лопастями, съезжает вниз. Понимаю: смерть, темнота. Становится светло, источника света нет, свет мягкий, как в сумерках. Внизу холм, покрытый густой рыжей травой, наверху идет бесконечная вереница людей, в руке по свечке. В чистилище идут. Они одеты в серые мешковины, а я лежу грудой рваных костей и кровавого тряпья. Тени-люди смотрят на меня с осуждением. Хочу сказать: "Как же мне пойти за вами, меня нет - я поломанные кости и грязное тряпье". Но от вереницы отделяются двое, подходят, протягивают горящие свечи и встаю и иду, пытаюсь встать с ними, к ним в эту очередь, а она окружена чем-то невидимым и это не пробить, сквозь это не пройти. Иду какое-то время рядом, но встать с ними не могу и думаю: "Неужели это проклятье одиночества и здесь, опять одна и ничья часть". 2. Лето, жаркий, желтый день. Огромную толпу голых людей гонят по дороге военные в касках с рогами. У них сытые породистые лица, они высокие, хорошо, чисто одетые, у них большое блестящее оружие. Они гонят нас убивать. Один из солдат дает мне понять, что могу спастись и понимаю, какой ценой. "Лучше быть грязной, но живой, чем чистой, но мертвой", как потом разобраться со своей совестью, знаю. Отмоюсь, отмолю. Киваю солдату. Он достает садовые ножницы и режет колючую проволоку, тянущуюся вдоль дороги, и мы уходим. По трубе попадаем в землянку. В липкую грязь с цыганским грязным тряпьем на лежанке. Такой грязи и нищеты не бывает, но мы там. Наутро моюсь под дачным рукомойником, собираю тряпье, чтобы прикрыться, а эта сытая рожа смотрит брезгливо и что-то думает про себя. "Что смотришь?" - говорю. Хотела бы видеть, как бы ты обосрался, если бы тебя вели умирать. А, что тут. Свободна, повернулась и пошла наверх. Вылезаю из трубы, а там ослепительный белый свет и вокруг дыры стоят эти в касках с рогами. Вот, думаю, сделки с совестью как проходят. Сейчас бы уже отмучилась со всеми, а теперь они будут меня одну лениво добивать. Вдруг вспоминаю, что дома у меня остались дети. Оставляю им тело и несусь домой, нужно спешить, они скоро поймут, что тело без души, догонят и отберут детей. Влетаю в дом, а двое детей, огромное,длинное яйцо, заворачиваю в тряпку и тащу. Это страшная тяжесть, но я тащу и тащу, обрывая руки, слышу за собой топот сапог, и вдруг невиданной красоты черный ажурный мост, не через что, через серый воздух, бегу по нему наверх, он без ступеней, горбатый, они тоже уже на мосту, но множество людей искрой высыпают и заполняют мост, их сжимают, а меня пропускают. Они со своим оружием беспомощны, а я свободна, спасена. Толпа приняла меня. Проклятье кончилось, мне не нужно быть ничьей частью, не нужно ни к кому лепиться. Я сама целое. 3. Комната, пусто. На огромной низкой тахте без одеяла лежит обнаженная пара. Они спят. Медленно просыпаются, легко касаясь друг друга. Игра становится ритмичней, активней. Вот уже, вот скоро, вот сейчас. Вдруг выходит женщина с киношной хлопушкой: "Все, все, все сначала, дубль 2!". 4. Пустой европейский город, наверно, Швеция. Раннее утро. Зима. Большие круглые часы в витрине. Впереди идут трое в черных длинных, дорогих пальто. Вернее, двое идут по бокам, а третьего, подперев плечами, тащат, но идет как-то странно. Не успев об этом подумать, как двое, что-то почуяв, то есть почуяв, что она за ними наблюдает, бросают среднего, и он падает спиной навзничь, головой сухо и надтреснуто стукаясь об асфальт. Он мертв. Зима, идет снег, он покрывает все. Но это не снег - это седые волосы. 5. Северный европейский город. Моря не видно, но оно чувствуется везде и ветром и запахом. Я иду с другом и говорю ему: "Все говорят жизнь, жизнь слово одно, а каждый вкладывает только свое". Дом с верандой, с большими окнами, сад, свет на веранде. За столом сидят четверо - двое мужчин и две женщины, рядом лежит рыжий сеттер. Двое из сидящих муж и жена. Они очень молоды и так сосредоточенно любят друг друга, что даже дети им не нужны. Им не нужен никто. Но так не принято жить, и за столом сидят он и она, его друг и ее подруга. Эта маленькая компания держится их любовью, а она тем сильней, чем сильнее предчувствие смерти. Умирает она, легко и быстро, ни от чего истаяла. Тогда ее подруга, которой так нравилась эта жизнь двоих, решает занять ее место. Подруга борется за него, он сопротивляется, но не как живой человек, а как манекен, у которого руки и ноги гнутся не в тех местах. Он мертв и пуст, но женщина честолюбива и активна и она женит его на себе. Снова веранда, четверо за столом. Он, она ее теперь подруга и его друг. Рыжий сеттер развалился рядом. Но это уже другая жизнь. 6. Прихожу в магазин, трогаю шубы, примеряю сапоги. Продавщица что-то лениво и хамовато что-то говорит мне. Смотрю на нее и думаю: "Не ведаешь, что творишь". Примеряю сапоги, а она хамит в открытую. Я поднимаюсь в воздух, вся кровь шотландских королей во мне взбурлила, поднимаюсь в воздух и начинается погром. Рвутся с треском ткани, разбрасывается белье, какие-то тряпки, летят в пролет пузырьки и банки, брынькает стекло окна, обваливаясь вниз. Я улетаю, я - ведьма. 7. Вхожу в комнату, темно, тихо. Это спальня. Поперек кровати что-то белеет. Подхожу ближе, в длинной белой рубахе чуть ниже колен лежит отрок, он спит, ему лет 11. Он хрупок, худ, длинноног. Я стою над ним и долго на него смотрю. Ничего острей, тоньше и больней я не чувствовала никогда ни во сне, ни наяву. 8. Учу сына летать. Забираемся на крутой, высокий берег реки. Видно с него далеко, небо чистое. Лето. Одеваю его, чтоб чувствовал полет, в длинную хламиду без рукавов, она падает складками к ногам. Говорю ему: "Со-о-обрались, по-о- одумали, по-о-облетали". Отрываемся, держась за руки, летим, отпускаем руки, несемся поодиночке. За Сашкой распускается длинный хвост хламиды. Устали, нужно садиться. Ах ты, Господи, залетели, не заметили, как в город. А там... стоят люди внизу и целятся в нас из ружей. Страшно, не могу быстро ничего придумать, просыпаюсь. 9. В квартире одна, что-то делаю. Звонят в дверь, понимаю за мной, пришли они, забирать, увозить. Кидаюсь к окну - высоко, мечусь, не знаю, куда прятаться, и вдруг вижу вентиляционную решетку. Превращаюсь в дым и уплываю струйкой между клеточек. Последнее, что думаю: "Отсюда уйти можно только дымом, только дымом". 10. Пустая полутемная квартира. Одна. Вдруг открывается дверь, медленно, бесшумно, цепенею, боюсь пошевелиться, потом встаю, медленно подхожу к двери, заглядываю, замираю, а за дверью пустота. 11. Мне кажется, что проснулась, подхожу к окну своей комнаты на 10 этаже, а там две птицы, похожие на грифов, полуобщипанные какие-то. Редкие перья торчат откуда-то из шеи, из их противного тела. Они подлетают к стеклу, стучат по стеклу клювами и говорят: "Мы пришли будить твою совесть". 12. Кажется, что просыпаюсь. Вижу свою комнату. На стене старинные часы с маятником. Половина третьего. Проснулась от того, что хочется летать. Вскакиваю с кровати, легко-легко взмываю на подоконник, прохожу голая боком сквозь стекло и оказываюсь на карнизе. Взмываю вверх и знаю, куда я лечу. Подо мной город далеко внизу еле виден, как найду дорогу? Но ныряю вниз и точно приземляюсь на карниз знакомого окна, прохожу сквозь стекла, тело легкое, маленькое, спрыгиваю и оказываюсь в комнате, хорошо мне знакомой, спит на кровати, заложив руку за голову, любимый, в комнате очень чисто, прохладно, открыта форточка. Хожу по комнате, она кажется огромной, наверно я уменьшилась. Что-то трогаю, заглядываю в книги, в записки. Пора улетать. Прохожу сквозь стекла, проделываю тот же путь, возвращаюсь домой, приземляюсь на карниз, подошвы чувствуют холод. Зима. Прохожу в комнату, как и раньше, сквозь стекло, смотрю на часы. Половина третьего. 13. Прихожу к любимому. Вокруг него прохладное чистое поле, он им окутан. Говорю ему: "Я ухожу от тебя, мне трудно с тобой". Его цвета голубой, серый, белый, они сгущаются и под лицом появляется могучий лик. Это вряд ли человек. Я стою перед ним в темном, тяжелом платье, он касается его рукой, оно слетает и падает к ногам. Я стою перед ним голая. Мы ложимся рядом на какое-то ложе и со мной рядом оказывается женщина, она голая, ей лет 45-48. Когда-то складное и красивое тело уже покрыто патиной, оно пусто. Я трогаю рукой шею под волосами, трогаю грудь. Кожа сухая, мертвая, мне неприятно. Тогда любимый поворачивает меня к себе и мы любим друг друга. Он говорит: "Я только начал въезжать в наши отношения. А ты только со мной стала женщиной - сострадательной, мягкой и беспомощной". Мы любим друг друга, вокруг ходят какие-то люди, по-моему, они не видят нас. Мы любим друг друга. Это так сильно, что, кончая, я рассыпаюсь на атомы, молекулы, песчинки. Когда возвращается способность видеть и слышать, он обращается ко мне и спрашивает: "Ну, что? Поняла кто здесь хозяин?". Борис Шифрин По ту сторону снов Заметки, сценки, забивание гвоздей 1. - По какую ту? - По эту. 2. - Забей гвоздь! - Вот, пожалуйста. - Не стучи так громко, он проснется . (Попробуем иначе) ?Не стучи так громко, я проснусь!?
      3. К чему относится сон: к прагматике внешней или внутренней? Только ли коммуникативно-речевая конвенциональность окружает сферу сна как вторая оболочка? Наверно, это исходная задача - выявить такие коммуникативные конвенции. Тогда сон предстанет речевой, коммуникативной модальностью: по эту сторону.
      3?. О том же. Только ли коммуникативный характер носит запрет, нарушенный во фрагменте 2? Или в нем есть нечто онтологическое? эпистемическое?
      - А может, весь разговор велся во сне? Спящий и боится, что стук прервет его (говорящего) сновидение? - Тут мы ощущаем и такую, обычно не дискутируемую, конвенцию: если я вижу сон, то я не могу говорить, заявлять, что это сон. Во сне - не могу. - То есть если я понимаю, что это сон, то я просыпаюсь? - Будем осторожнее и это вот "просыпаюсь" - закавычим. Это еще более загадочный феномен - пробуждение. И надо разграничить эпистемическое "понимаю" и коммуникативное "говорю". Весь вопрос о возможности / невозможности совмещения двух функций. Понимания и "видения сна "? - Это первое совмещение. А я о втором: совмещении говорения и видения сна.
      4. Я вижу тебя во сне ( т.е.: ты мне снишься ). Отойди, не закрывай мне мой любимый портрет на стене. Уйди из моего сна. Не отвлекай. Я вижу профессора в бархатном пиджаке, с казацкими усами, он рисует круги на доске.
      5. Этот текст возможен как монолог. Как художественный фрагмент. А возможен ли он в коммуникативной реальности, как обращенный к тутошнему "ты"? По эту сторону сна. - По какую э т у ?
      6. В качестве отвлечения. Сон некому, - кроме меня, спящего, засвидетельствовать. - Какие новости (я только что из Москвы)? Колбаса вздорожала? - Какие новости - как там у вас во сне? Колбаса подешевела? Сновости. - Новости сна.
      7. - Вы вбили гвоздь в мою ногу! - Во-первых, я лишь два раза стукнул молотком. - Ничего себе два раза! Сапог пробили, да и ноге уже больно. У меня будет заражение! - А во-вторых, вы мне снитесь. - ?
      8. Знак "?" может далее трансформироваться: а) В удар по лицевой части забивавшего гвоздь, если тот, в чью ногу забивали, не был виртуален. В привод в полицию, затем, возможно, в психическую экспертизу "ссылавшегося на сон" и т.д. б) Но разговор мог и в самом деле происходить по э т у ( т.е. ту) сторону сна! И сон продолжится. Или прервется.
      9. Притяжательные местоимения. Это мой сон, личный, персональный. А вам нельзя. Не входите. Билета не брали, денег не платили. Господа, прошу вас выйти вон. И вас, и вас. А вас что, это не касается? Свернулся на кресле калачиком и спит. Словно и не слышит, что ему говорят!
      10.
      Им велено забить 48 гвоздей. 30 в пол, остальные - куда захочется, - по собственному желанию. Но они не умеют забивать гвозди. Они сидят и плачут. Приходит инспектор, дает инструкции, уходит. Бесполезно. И потом: у них нет собственного желания. Возможно, они придуманы. Возможно, они снятся. А может, они снятся самим себе? И это не исключено. Забить в пол они бы еще могли. Но как решить такую задачу: "забить гвозди куда захочется" - если не хочется? Их зовут Петров, Иванов и Сидоров. Это не значит, что Петров, Иванов и Сидоров зовут их - делают призывные жесты, подманивают, сулят награды, государственные премии, пристижные должности, высокие дивиденды. Нет, это у них такие имена, чтобы их можно было различать. Это их прозвания. Иванов (Сидорову): А ты заметил, что Петров англичанин? Сидоров: А что, это заметно? Иванов: Вчера за обедом он сказал Yes. Говорили о курице. В такие моменты люди выдают себя.
      11. Изучение языков во сне. Значит ли это, что я совмещаю речевую и сновидную функцию, физически - локализуясь на кровати? Лежал спокойно - и вдруг закивал головой. В такие моменты люди выдают себя.
      12. - Ты принес рахат-лукум ? - ? - Мы сидели у фонтана, она попросила немного рахат- лукума, я послал тебя в лавку. Ну ? - Но ты же спал. Это тебе приснилось. Сам подумай. - Что за отговорки! бездельник. ...А может, и впрямь отговорки? Мы ведь просим истолковать сон, обьяснить. Принимаем сновидение к сведению (Приказ N 231a: принять сон тов. Григорьева В. П. к сведению) и т.д.
      Мы представляем возможность того, что оболочка сна оказывается прозрачной и некто вглядывается в происходящее там, как прохожий может увидеть интерьер освещенной комнаты. Занавески не в силах скрыть просачивающийся свет. Человек, встав ото сна, проходит в другую комнату - сидящие там еще успевают заметить отсветы нездешнего у него на лице. Он только минуту как прибыл.
      ...Наклонившись над спящим, они хотят услышать, что там, хотят приобщиться к тому, хотят увидеть, прочитать сноведение.
      13. Ссылка на сон. "Как показывает сон товарища Иванова, Петров на самом деле является англичанином". Увы! Ни место, ни время нельзя фиксировать по сновидению. Нужен свидетель, видевший то же самое. Известный мотив в культуре: единое сновидение, общая мечта.
      14. Он долго отмалчивался. Но нет ничего тайного, что не стало бы явным. Как сообщили хорошо информированные источники, господин Кюрье за сны, порочащие пятую республику, уволен в отставку с лишением его Ордена Почетного Легиона.
      15. Сеанс гипноза. Тут и впрямь почти достигается эта местность. Оболочка становится почти прозрачной - но в одну сторону. Cлышит, даже отвечает,двигается, слушается. Но сомнамбула не может приказать нам сделать нечто, включить нас в свою цель. Это - если о н а и заговорит - будет совсем иное веление или просьба. И если сомнамбула движется на нас, то это страшно потому, что, глядя на нас, она не видит нас (еще страшнее: видит ненас) и идет не на нас, а сквозь. Наяву мы вот чему не удивляемся: то и дело обьект остается за кадром, предложение - без дополнения. Мальчик бежит. Девочка рисует. Старик играет. Но стоит слегка усилить нажим - и становится не по себе. Что-то притягивает идущего, влечет. Что? Дверь раскачивается сама по себе. Дерево сгибается под невидимой рукой. Кусты ходят ходуном. Страницы книги начинают перелистываться. Адресованность этих речевых актов теряется в иной реальности.
      16. Мы обнаруживаем сновидение, вносим его в эту действительность. Тогда в ней возникает местность, называемая "явь", а правильнее "несон". Но это уже не та действительность, которая была до того . И сказать: ?Я нахожусь в несне? - это не то же, что сказать "Я нахожусь не в сне". Но это уже другой вопрос - почему мы не решаемся именовать вещи и существа с помощью отрицания, разве оно не имеет оттенка атрибутивности? "Ко мне подбежала не собака, а только тень". Но почему нельзя так: ?Ко мне подбежала несобака?. ?В степи дул неветер?. Это уже о другом: о снах языка.
      Шемас МакАнны Скользкие камушки моего Майка
      (Роман) Шемас МакАнны - ирландский (и, что более существенно, - ирландскоговорящий) писатель и музыкант (родился в 1958 году в Белфасте). В своей прозе МакАнны продолжает традицию Джойса, а в контексте более современного искусства Кортасара. МакАнны - яркий представитель современного постмодернизма: роман, начало которого публикуется ниже, - характерный для этого направления в литературе образец жанра культурологического детектива (классический текст - "Имя розы" Умберто Эко). Особенностями этого жанра является сочетание показа акцентуированной социальной среды (в романе МакАнны это жизнь университетского кампуса) с не имеющим, на первый взгляд, прямого отношения к сюжету авантюрно- виртуальным началом (в романе МакАнны это полулегендарная история жизни Паганини). Проза МакАнны известна в России благодаря переводам Т. Михайловой - см. его первый роман "Мой рыжий дрозд", вышедший в 1989 году в Москве в издательстве "Молодая гвардия". Конец Волны... Они лежали на краю поросшего бурым мхом утеса и смотрели в воду. Ветер доносил до них блеянье овец и горький запах водорослей, и вкус их дешевых сигарет тоже был грубым и горьким, они старались отбить его не менее грубыми шутками, но это как-то плохо получалось. Этот утес они облюбовали давно. Впрочем, он был знаком, наверное, почти каждому поколению учеников этой традиционной летней школы: здесь можно было покурить, позагорать, поболтать и просто отдохнуть от вечных понуканий и требований говорить поирландски даже между собой. Они замолчали. Тяжелое облако над морем было похоже на вражеский корвет, и обоим стало казаться, что остров осажден, сейчас начнется штурм, их хотят захватить в рабство, и отстоять свою свободу они смогут только в битве. Сегодня утром была история. Им рассказывали о том, что происходило на этом острове, и получалось, что он весь буквально кишит трупами. Выходило, что у этих берегов нашли себе могилу тысячи солдат, и это было почему-то очень приятно. На этом островке, на соседнем или еще где-нибудь неподалеку, их тут много, этих островков, но и людей тут гибло тоже много. Так что, получается, это не просто острова, а целое кладбище. Да если еще посчитать утонувших рыбаков... Да, эти острова много видели и много пережили. Но и сейчас тут было не скучно, особенно летом. В июле сюда обычно приезжали янки на белых яхтах. Они нарочно приплывали из своих далеких Соединенных Штатов, чтобы наполнить берега криками и громкой музыкой, и считали при этом, что обретают тут покой и уединение. А в августе становилось еще более людно. Но до августа еще далеко. Сейчас на островке была только их школа, и на их уединенный утес, они это твердо знали, сейчас не мог посягнуть никто чужой. Джемми лег на живот и, протянув руку, послал окурок ловким щелчком в бирюзовую прозрачную гладь. Окурок закачался на волнах, пронизанных солнцем, как поплавок или маленькая лодочка. Джемми лениво проводил его взглядом и вдруг заметил еще что-то. "Что-то" - именно так он мысленно назвал это сначала, но почему-то сразу понял, что это "что-то" здесь лишнее, постороннее и очень странное. Под водой что-то белело. Бутылка? Нет, это было крупнее. Панцирь какого-нибудь огромного краба? Они оба всмотрелись в прозрачную глубину и оба как по команде вдруг вскочили на ноги: из воды на них смотрело человеческое лицо. Они молчали. Потом, заметив невдалеке одного из преподавателей - не их ли он искал? - они замахали ему руками и закричали радостно и тревожно: - Эй, сюда! Идите сюда! Учитель быстро подошел к ним; еще полный гнева, он был несколько озадачен их тоном. Он приготовился открыть рот и задать какой-нибудь резкий вопрос, но Джемми опередил его. - Смотрите, что мы тут нашли, - сказал он. - Оно там в воде. Учитель повернул голову туда, куда указывала рука мальчика, и невольно замер. - Но это... это труп... - прошептал он. Мальчики радостно переглянулись. Найти труп! Первыми обнаружить тело убитого! Такое достается не каждому, как теперь все будут им завидовать! Полицейские, журналисты, экспертиза, допросы, интервью! Радио, телевидение, газеты, и всюду - их фотографии, их показания, да и вообще, жизнь тут будет гораздо интересней. Какая уж тут грамматика и история, если на берегу валяются трупы? А уж сами они, ясное дело, до самого конца курсов будут вообще свободны от занятий. Учитель положил Джемми руку на плечо и протяжно вздохнул. Интересно, о чем он думал? Может быть, о том же? Может, и взрослым в душе тоже до смерти хочется найти труп или стать свидетелем какого-нибудь другого преступления, чтобы жизнь вдруг стала хоть немного веселее? Просто они никогда не решатся признаться в этом никому, даже самим себе. Джемми осторожно пошевелил плечом, и учитель убрал руку. - Какой ужас! - тихо сказал он. - Не смотрите туда! Но что же теперь делать? В ответ на его слова другой мальчик сбежал с утеса вниз и бросился прямо через футбольное поле к стоящей у входа в школьное здание телефонной будке.
      Учитель проводил его взглядом и опять повернулся и посмотрел в воду. Лежащий на дне человек теперь стал как-то ближе, или просто так казалось, потому что теперь он знал, куда надо смотреть. На какое-то мгновение они встретились глазами, но учитель сразу испуганно отвернулся. Интересно, сколько он тут пролежал? Аранская трагедия, как ее тогда назвали, случилась в ноябре 1935 года. Девятнадцать молодых людей, возвращавшихся на катере из Шотландии, пошли ко дну около скал, гряда которых тянется к западу от острова Иниш-Мор. Их тела тогда нашли не сразу. Некоторые разбились о скалы, другие - прибило потом к маленьким островкам, а какие и вовсе унесло в океан. Об этом тогда много писали. Интересно, что примерно тогда же в небе заметили комету, которая вот уже больше семидесяти лет не была видна. Считалось, что ее появление всегда предвещало беду, но стоит ли в это верить? Меня гораздо больше интересует другое совпадение: именно тогда, в ноябре 1935 года, знаменитый ирландский романист Джозеф Мак Грианна, писавший под псевдонимом "Мойра", публично заявил в одном интервью, что намерен прекратить заниматься литературной деятельностью, потому что понял, что исписался или, как выразился он сам, понял, что исчерпал свой источник вдохновения. Теперь бы мы сказали, что у него началась депрессия, но тогда у нас это было еще не принято. Это был человек блестящий, и книги его всегда пользовались бешеным успехом. Когда у нас началась эта неразбериха, он продолжал писать и написал так много, что его романы, как утверждали некоторые, сделали для нашей страны больше, чем вся армия республиканцев вместе взятая. И вот вдруг он заявляет, что прекращает писать, что язык, на котором он писал, это мертвый язык, а его книги - трупы, написанные для мертвецов... Мрачное сравнение, правда? Ну, вот, опять заговорили о трупах! Правильно, начал писать про труп на острове, так и нечего делать историко- литературные отступления. Но, извините, для начала я должен представиться: меня зовут О'Браен, хотя мне больше по душе - просто Браен, и в этой истории я должен буду выполнять функции детектива-любителя. Хотя, конечно, на самом деле никакой я не детектив, но просто так уж сложились обстоятельства. Итак, в субботу вечером я, как обычно, вышел пройтись и, как обычно, купил себе "Айриш таймс". Уже сидя у себя на кухне, я, опять же - как обычно, стал просматривать разделы, где пишут про разные спектакли, книги, художественные выставки, потому что я себя считаю человеком интеллигентным и люблю быть в курсе культурной жизни. Итак, я просматривал там разные объявления, про выставки, про новые фильмы, спектакли, и вдруг наткнулся на маленькую заметку, которая, признаюсь, меня просто поразила. Вообще-то я, наверное, не должен был ее читать, потому что она на эту страницу попала как будто случайно, ей бы надо было сидеть себе тихонько в разделе "Полицейская хроника", я бы ее там вообще не заметил. Но тут она сразу попалась мне на глаза: в ней говорилось, что на одном из западных островков два мальчика с летних ирландских курсов нашли в воде труп. Труп этот так и остался неопознанным, документов у него при себе, ясное дело, не было. На вид это был молодой человек лет двадцати- двадцати пяти, в джинсах, старых ботинках, в шерстяном свитере. В общем, уцепиться не за что. Вот раньше, я знаю, у каждой деревни был свой узор вязки, и если к берегу прибивало труп утонувшего рыбака, люди сразу знали, куда его надо везти. По свитеру определяли. А теперь эти свитера продаются всюду как сувениры, а если находят настоящий труп, он, конечно же, оказывается одет так, что его родная мать опознать не сможет. Но меня заинтересовало не только это. Они писали, так у них выходило, что вся проблема - в том, чтобы определить, кому этот труп принадлежит, а что это несчастный случай - это у них почему-то сомнений не вызывало. В этой заметке говорилось, что в затылочной части череп был поврежден, видимо, в результате удара о что-то твердое в момент падения. Но обо что он ударился?! И откуда он падал?! Им это все равно! Я прочел заметку несколько раз и меня просто затрясло от гнева: парня убили, это яcно, как Божий день, а до этого никому и дела нет. Несчастный случай! И еще мне почему-то показалось, что все это имеет отношение ко мне. То, что я случайно увидел эту заметку там, где ей не полагалось быть, что я прочел ее как раз в начале отпуска, когда я соображал, как бы поинтересней мне его провести, натолкнуло меня на мысль лично заняться всем этим и найти убийцу. Смешно, скажете вы? Пусть, может быть и смешно. Но не так уж глупо. Эти летние школы, по-моему, просто созданы для убийства: люди уезжают на уединенный остров, живут там, как осы в банке, конечно, возникают конфликты. А места там такие, что голову сломать - пара пустяков. Вот и решайте потом, случайно человек оступился или его кто-то специально толкнул. У нас, конечно, про это писать не любят, по причинам, вполне понятным. А я считаю, что случайного в жизни ничего не бывает, и если парню суждено было утонуть, на это есть своя причина. Да и мне эта заметка, наверное, подвернулась тоже не случайно. Если бы она была напечатана на другой странице, я бы вообще ее не заметил и спокойно продолжал бы свой законный отдых. Но что есть, то есть, и что случилось, то, значит, должно было случиться. Так что запомните мое имя, вы про меня еще услышите. И раз уж нам придется расследовать преступление, я считаю, лучше с самого начала указать: Место действия: Острова на западе Ирландии Какой-то университет в Ольстере Дублин (время от времени) и Италия и Европа, 1782-1840 гг. Действующие лица: Магон, Майк, студент Малахия Каттерн, преподаватель Пеппиат, Соварле, неизвестно кто О'Браен, Паскуале, детектив Пейдж, Мерль-Мебиус, известный писатель второстепенные персонажи, вымышленные и нет, а также Паганини, Никколо, итальянский скрипач. Вот. А пока: тсссс! Мы их всех еще выведем на чистую воду! Далее: протокол допроса, который назван почему-то планом-проспектом экзамена по ирландскому языку, рекомендуемым для выпускников традиционных летних курсов (так они хотят сбить нас со следа): "От испытуемых требуется ознакомиться со списком предложенных им вопросов. Испытуемый не должен отвечать на все вопросы, но имеет право избрать лишь пять из них. Испытуемые не имеют права писать свои ответы более чем на двух сторонах одного листа. Испытуемые имеют право в ходе подготовки к ответу консультироваться между собой, но обязаны при этом прекратить переговоры по первому требованию экзаменатора. Вопросы: 1. Кто его убил? 2. Кто был убит? 3. Не предпочтительнее ли ответить на вопрос N 2 прежде, чем на вопрос N 1?
      4. Кому было выгодно это убийство? 5. Чем обязан истинный художник своему народу? 6. Докажите, что стиль должен соответствовать предмету описания. 7. Тождественно ли художественное творчество личности самого художника или это миф? 8. Существует ли ничто? 9. Т.С.Элиоту приписываются слова: "Исход наших переживаний находится в их начале, и это дает нам возможность каждый раз по-новому осмыслять нашу жизнь". Опровергните их. 10. Что вам известно об этом человеке? 11. Если вам самим захочется задать какой-нибудь вопрос, запишите его, а потом поместите рядом ваш предполагаемый ответ".