- Я же говорил оперу: ноги покойник поджал под себя.
      - Ну да, я читал протокол. Что тут необычного?
      - Водитель-то ноги на педалях держит, даже когда стоит, по привычке держит. Вот я и думаю: либо стоял он тут не один час, либо привезли его и усадили за руль, покойника-то.
      - Может, ему дали по башке, а он рефлективно ноги поджал. Как по коленке молотком у невропатолога.
      - Все может быть...
      Проболтавшись с Заклепкиным до открытия продовольственных магазинов, я пошел в Сандуны, хотя мог отделаться звонком. В Сандунах работал банщиком мой знакомый - Леша. Он только принял смену и со шваброй в руках, в белом халате на потное голое тело выглядел комично. Расскажи кому из наших, что делает Леша в бане - прохода бы малому не дали. А ведь он...
      - Чья смена была пятнадцатого марта? - спросил я.
      - Моя, - ответил он. - А что?
      - У одного мужика портмоне украли, слышал?
      - Нет, - ответил он и показал на развешанные по углам таблички: "За несданные на хранение деньги, документы и ценные вещи администрация ответственности не несет".
      - Если и украдут чего, то многие к нам просто не обращаются, - пояснил он, - понимают, что бессмысленно.
      - Мой клиент не такой, - сказал я, - он бы вам за пробитый трамвайный талон глотку перегрыз, а тут документы.
      - Наш брат банщик в основном пустые бутылки стережет, рассердился Леша. - Ну и все остальное попутно. Сам понимаешь, лишний шум ни к чему.
      - Я принесу тебе фотографии. Сможешь опознать тех, кто был в тот день? - спросил я.
      - Попробую, - ответил Леша. - Хотя я людей в одежде плохо запоминаю, они для меня, как китайцы, - все на одну физию... Хочешь попариться? Веник дам, пивком угощу...
      Из бань пришлось заехать к одному знакомому репортеру и выпросить на неделю миниатюрный фотоаппарат, который он привез из Японии. Я плохо представлял, как исподтишка снимать всех, с кем встречаешься, но решил, что справлюсь. В данном случае: руки боятся, а глаза делают...
      В полдень я уже сидел в приемной похоронного бюро.
      - У них посетитель, - сказала секретарша. - Придется подождать.
      Она пила кофе и меня угостила. С конфетами и сахаром. Чудная девушка!
      - Как вас зовут? - спросил я.
      - Ольга Кувыркалкина, - ответила она.
      Я заметил кольцо на пальце.
      - А кто ваш муж?
      - Шофер. Я его сюда пристроила по совместительству, чтобы денег побольше в дом таскал, а он основную работу совсем забросил. Ладно, мне пока хватает.
      - Его фамилия Кувыркалкин?
      - Нет, Опрелин. А Кувыркалкину в приюте придумали: я была озорная.
      - Веселые педагоги в детских домах.
      - Передушить бы этих сук!
      - жалко, что Шекельграббер не работал воспитателем. У вас был бы мотив для убийства, а у меня повод узнать такую красавицу поближе в полуинтимной обстановке допроса.
      - Ну что вы чушь несете! - рассердилась Кувыркалкина. Добрее Шекельграббера я в жизни человека не встречала. Если б он был моим воспитателем, я чувствовала бы себя дочерью пьяного миллионера, как говорили у нас в детдоме.
      - Вы ему нравились? - Спрашивать напрямик, спала ли она с ним - казалось неудобным через пять минут после знакомства.
      - Ему нравилась моя компания, что я без претензий и не строю из себя фифу. Он таскался со мной на всякие презентации. Какая там публика паршивая! Ни один не уйдет, чтобы пару бутылок не стянуть и кулек со жратвой. У самого лопатник от денег не закрывается, а он тащит шоколадные конфеты горстями и врет, что для брошенных в подъезде котят.
      - А как муж на эти презентации реагировал?
      - Никак. То есть иногда обещал Ване морду набить, но обещал мне, а его сторонился.
      - Обещанного три года ждут.
      - Так я ничего Ване не говорила. Зачем такую ерунду передавать.
      - Шекельграббер к вам приставал?
      - Дружески: в щечку поцелует, обнимет в машине, то заведет в ателье и скажет: "Сшей себе, чего хочешь". Ему, наверное, нравилось женщин покорять или брать измором, а я вся тут - бери и пользуйся. Но мужикам так скучно. Знаете, как кавказцы заставляют проституток одеваться и говорят: "А тэпер сапративлайса!"?
      - А муж терпел Шекельграббера?
      - Кое-как терпел из-за денег, не в таксисты же идти, баранку каждый день крутить. Тут иной раз неделю работы нет.
      - Бедный Опрелин! - посочувствовал я из мужской солидарности.
      - Прям уж! - сказала Кувыркалкина. - Насилует меня через день, как хочет, и еще носки его вонючие стирай по воскресеньям.
      - А вы о разводе не думали?
      - Рано еще разводиться, - деловито ответила Кувыркалкина. - Прописку московскую он мне дал, детей нет. Значит, по закону надо пять лет под одной крышей жить, иначе ляпнет на суде, что брак был фиктивный с моей стороны, меня и вышлют по детдомовскому адресу, как заяц с петухом - лису в народной сказке.
      - Заплатите ему за прописку и разъезжайтесь, посоветовал я.
      - Он много хочет, но получит с гулькин нос, - ответила Кувыркалкина. - Кстати, вон он подъехал, легок на помине.
      Опрелин - неприятный, неопрятный и скользкий на вид забрел в приемную, как сомнамбула или зомби, плюхнулся на стул и состроил озабоченную физиономию. Чаще всего такой пользуются алкоголики, решившие прекратить запой и начать новую жизнь после опохмелки. Озабоченный вид как бы символизирует непоколебимость решения в их мутном сознании и пробуждающуюся сопротивляемость жизни.
      - Какие дела? - устало спросил он.
      - Выкладывай, что с утра набомбил, - приказала Кувыркалкина.
      Опрелин покосился в мою сторону.
      - Давай, давай.
      Он сунул Кувыркалкиной комок мятых бумажек: рублями их уже трудно было назвать, но для таких, как я, и это - все-таки деньги.
      - Сначала поедешь к гравировщику, от него - на кладбище с грузом. Потом вот эти конверты развезешь по адресам. В четыре Поглощаеву надо куда-то ехать. Все. Свободен.
      Опрелин ушел, как оплеванный, но по-прежнему не в меру озабоченный. Даже интересно, какая чушь терзает его пустую голову.
      - Суровы вы с ним, - заметил я.
      - Он меня унижает с глазу на глаз, а мне что делать на людях?.. Хотите, дам показания, что в ночь убийства он шлялся неизвестно где? Могу даже на соседку кивнуть.
      - А он скажет то же самое про вас.
      - Скажет, - согласилась она. - Та еще скотина, а как нажрется - хуже скотины.
      Наконец я дождался ухода клиента, по манерам держаться старого ЦеКовского работника. Видно, много украл напоследок.
      - У него двойной заказ, - шепнула Кувыркалкина, - на себя и на жену. Жена уже откинулась, а он еще дышит, старый пердун.
      - Для чего они делают из себя мумии?
      - Во-первых, наследников нет, а сберкнижкой глаза не прикроешь. Во-вторых, мы с вами сгинем через тридцать лет в братской могиле, а его мумию в следующей эре какой-нибудь музей купит и в витрину поставит, как в мавзолей. Не такие уж и большие деньги надо отдать, чтоб тебя, как Ленина выставили.
      - Послушайте, Оля, я, конечно, не Шекельграббер в смысле кошелька, но с удовольствием пригласил бы вас на презентацию самого себя в любое удобное для вас время.
      - А пистолет подарите?
      - У меня нет пистолета, я даже рогатку не беру на ответственные задания.
      - Ладно, я вам подарю. Газовый. У меня все равно два.
      - Договорились, жду намека, - сказал я и пошел в кабинет, думая по дороге: "Что же я такой бабник? Что же ни одной юбки не пропущу? И совесть ведь не успокоишь мыслью, будто для дела все эти знакомства. Знаю, что не для дела, не только..."
      - Ну и работка у нас, врагу не пожелаешь, приветствовали меня рукопожатием Кашлин. - До чего же дотошный клиент с деньгами пошел, за каждый рубль чуть ли не душой переживает. И это хочу, и то, но подешевле. А можете вы сделать не прямо, а сикось-накось, лишь бы задаром? А сколько будет стоить задаром? И что из этого получится? И в каком грунте я буду лежать? А почему не в утепленном? А есть дешевле? А почему гроб пуленепробиваемый? Вы в меня стрелять собираетесь посмертно?.. Поклянитесь, что не обманете одинокого пенсионера... Но на чем мне клясться? На Библии мог Шекельграббер, а мне совесть не позволяет. Я мог бы, как честный человек, сказать правду, положив руку на сборник русских народных сказок и былин, хоть на суде, но клиент родным сказкам не верит, только импортным... И требует, требует, требует... Один недавно добивался, чтоб его похоронили согласно всем египетским ритуалам, а над погребением установили двухметровую пирамиду.
      - Ну и что? - спросил я.
      - А он еще дышит. Но помрет - сделаем, кирпичи в форме параллелепипеда уже заказаны. Если, конечно, фирма раньше него не загнется.
      После таких слов Поглощаев посмотрел на Кашлина, как участковый на рецидивиста, за которым бежал три квартала, и спросил меня:
      - Вы уже начали проверку милиционеров?
      - Это только в американских фильмах за полтора часа ловят злодея и попутно кончают с бандитизмом во всем городе, ответил я. - А вы выполнили мою просьбу?
      Поглощаев подал мне стопку листов. Я тут же просмотрел все досье, чтобы сразу покончить с неясностями и не копить вопросы впрок. Оказалось, что из штатных работников я уже почти всех знал: кроме Кувыркалкиной, Кашлина и Поглощаева в фирме постоянно и посменно работали лишь три медсестры: Сердечкина, Почесухина и Селезенкина. В основном они наблюдали за порядком в морге, прибирали таковой и покойников перед выносом, ассистировали врачу и несли ночную вахту в конторе. Зато за штатом народу числилось, хоть отбавляй: водитель Опрелин, врач Горчицын, шесть разнорабочих (видимо, могильщики), художник по декоративной росписи саркофагов, изготовители саркофагов и венков, народные умельцы из числа граверов по граниту, мрамору и стали, мастера затейливых чугунных решеток, цветочницы с садоводами и всякие другие. Я даже не подозревал, что человека в последний путь собирают люди стольких профессий. В "Долине царей" был даже отряд плакальщиц, на всякий случай, как объяснил Кашлин.
      - Плакальщиц можно сразу отбросить, - сказал Поглощаев, - мы пользовались их услугами только раз по желанию клиента, который сделал заказ еще при жизни, так как после горевать о нем было некому. Кроме водителя и врача, почти все нештатники приезжают только за зарплатой, а задания им сообщает Опрелин или Кувыркалкина по телефону, или я в редких сложных случаях.
      - Вы сказали "почти", - намекнул я.
      - Ну, грузчики бывают раз в неделю: саркофаги-то наши и вшестером ели упрешь.
      - А они знали о пропаже документов Шекельграббера?
      - Наверное, знали. А может, и нет. В принципе, они и украсть могли. Лично я им ничего о документах не говорил. Да и зачем? Но земля слухами полнится.
      - Шекельграббер мог сам сказать, - влез Кашлин. - Он любил с ними после похорон выпить водки, уважал пролетарский характер покойник, тут уж ничего не попишешь.
      - Где можно найти этих ребят?
      - Я указал место их постоянной деятельности в справках, - удивился моей невнимательности Поглощаев. - Они работают на том кладбище, где фирма откупила участок и погребает своих клиентов.
      Я еще раз пробежал взглядом бумажки. Информация, поданная в досье, была скупа, как Плюшкин. Вместо того чтобы охарактеризовать людей по их способностям и возможностям, Поглощаев написал мне паспортные данные, домашний адрес, специальность по диплому, месячную загруженность в пересчете на человеко-часы, женат-замужем-холост, дети есть-нет, что делает в фирме и сколько получает. Из всей этой белиберды мне пригодился бы разве что домашний адрес, но просить субъективную характеристику подчиненных у Поглощаева я не решился, все равно вышло бы как у Штирлица: "морально устойчив, отличный семьянин"...
      - Значит, сдвигов пока нет? - спросил Поглощаев.
      - Сдвиги есть, но в каком направлении двигаться, - пока неясно, - ответил я.
      - А какие, например?
      Я хотел сказать ему гадость, но вспомнил, что он платит мне деньги.
      - Например? Например, есть подозрение, что Шекельграббера убили не в Армянском переулке.
      - А где?
      - Где-то в другом месте, - ответил я.
      Он призадумался, не знаю уж над чем, но так крепко, что пришлось оборвать его думы:
      - В прошлый раз я забыл спросить: с кем вы ходили в баню?
      - С Горчицыным, с нашим врачом. Радикулит, знаете, донимал, а Горчицын окончил курсы массажа.
      "Господи! - подумал я. - Вот оно, мурло советского миллионера! На массаже экономит, своего врача в баню тащит!"
      Я вышел в приемную, захлопнул дверь, присел возле Кувыркалкиной и сказал самым любезным тоном:
      - Оля, не могли бы вы включить селектор, спросить какую-нибудь ерунду и случайно забыть выключить.
      - А зачем? - спросила она.
      - Очень интересно, как они сейчас мои кости перемывают.
      - Можно пообедать? - спросила Кувыркалкина, нажав клавишу.
      - Валяй, - ответил Кашлин потусторонним голосом.
      Дальше ничего интересного я не услышал.
      "Представляешь, - сказал Поглощаев, - мой оболтус взял вчера свой ваучер и пошел в РЭУ приватизировать качели во дворе".
      - Можно выключать, - сказал я Кувыркалкиной. - Привет Опрелину. Кстати, по каким адресам он возит какие-то конверты?
      - Это реклама в газеты.
      - А куда собрался Поглощаев в четыре часа?
      - Вы очень много хотите от меня задаром.
      - Я же пригласил в ресторан!
      - Вы не боитесь моего мужа?
      - Нет, он не страшный. К тому же у меня будет подаренный вами пистолет, а в домжур Опрелина не пустят. Я предупрежу на вахте. Ну, так куда собрался Поглощаев?
      - Поедет к Эпюру менять рубли на доллары, чтобы в чулок засунуть.
      - А почему он не сходит в ближайший обменный пункт?
      - Значит, ему так выгодно и безопаснее...
      Следующие три часа я провел почти идиотским способом: сидел в кустах и фотографировал всех, кто входил и выходил из "Долины царей".
      Потом я поехал к дому Размахаевой, чтобы, если удастся, щелкнуть и ее, хотя толком не знал, зачем мне ее фото? Разве что на память. Прождав час безрезультатно, я увидел, как в подъезд уперлось такси и из него вышел Поглощаев.
      Хорош Эпюр! - подумал я. - Выходит, Размахаева содержанка всех господ, - и зашел следом.
      Пришлось и этому вахтеру дать пару сотен.
      - Мужик, который передо мной прошел, часто здесь бывает?
      - Бывает, - ответил вахтер, - но больше часа не задерживается.
      Деловому человеку больше и не надо, - подумал я. Сделал и сваливай к жене.
      - А закавказец, которому ты грозил кулаком по просьбе гражданки из восьмой квартиры, больше не появлялся?
      - Никому я не грозил, и гражданка не просила...
      Меня так и подмывало заглянуть в окно, но я побоялся рассекретить себя и ушел, несолоно хлебавши...
      Дома меня вовсю добивался телефон. Звонил Леша из Сандунов.
      - Как фамилия твоего балбеса?
      - Поглощаев.
      - Ну радуйся. Нашел я его бумажник: между стеной и спинкой лавки. Вообще-то там щели нет, но когда спинку потянешь на себя, появляется. Если б ты не сказал, лежал бы он там до капитального ремонта.
      - Ты завтра в бане?
      - Нет.
      - Давай встретимся на улице...
      Утром я сдуру решил, что фотографии для меня имеют первостепенное значение, и поехал на кладбище. Народ в телогрейках толпился возле конторы. Пришлось щелкать всех подряд, так как соратников "Долины царей" я не знал, а после знакомства бродить среди могил и ловить в ракурс лица подозреваемых выглядело бы логично и естественно только на территории сумасшедшего дома.
      Наконец я остановил мужчину с лопатой наперевес. По моим наблюдениям, он был вроде бригадира могилокопателей, во всяком случае, оставлял такое впечатление, тыкая пальцем во все стороны и раздавая поручения. Я угадал: мужик по фамилии Навыдов действительно подрабатывал в "Долине царей".
      - Хотите посмотреть, где буржуев хоронят? - спросил он, оценивая взглядом мое имущественное положение. - Участок, я вам доложу, - пальчики оближешь. Видели кладбища в заграничных фильмах?.. Сейчас такое же увидите. Одного песка туда пятьдесят самосвалов сгрузили.
      - Зачем так много?
      - Чтобы черви на бренные останки не покусились.
      - Разве в песке хоронят?
      - Мы сначала яму бетонируем, только в углу дырку для стока оставляем, а потом уже песок, через год, когда усядется, добавляем. Ну, песок постепенно слеживается, твердеет, как цемент.
      Навыдов подвел меня к полигону "Долины царей". На фоне покосившихся крестов и столбов с облупившимися звездами, которые ютились так, словно в большой комнате снимали углы за занавесками в редкую полоску, "Долина" и впрямь производила впечатление ухоженностью и изначально заложенным распорядком.
      - Ну как? - спросил Навыдов, подозревая во мне клиента или его доверенное лицо.
      - А где похоронят Шекельграббера? - спросил я. - В какой из этих ям?
      Мужик на секунду замешкался.
      - Вы из милиции?
      - Нет, из смежной организации.
      - Понятно без названия, - буркнул Навыдов. - И что от меня надо?... Шекельграббера видел недели за две до смерти. Был обычный, о смерти не заикался. В личную жизнь не посвящал. Он вообще к нам относился, как Горький, - только в народ заходил: водки выпить, "козла" забить на перевернутом ящике, матом поругаться вволю.
      - Опрелина вы хорошо знаете?
      - Слабак. Такое впечатление, что его ежедневно бьют по морде, а он и хочет дать сдачи, и боится, и уже привык.
      - Какие у вас отношения с Поглощаевым?
      - Говнюк он с маленькой буквы, так ему и передай. Строит из себя крутого дядю! Тут записался в закрытый клуб, даже с нами здороваться перестал. Хотя как был быдлом, так и остался. Никакие клубы его не переделают. Он, когда зарплату выдает, пять раз вздохнет - до того денег жалко.
      - А врач?
      - Горчицын? - переспросил Навыдов. - Меня от педерастов тошнит. Я держусь подальше, даже руки не подаю - противно.
      - Откуда вы знаете?
      - Он же серьгу в ухе носит!
      - А только голубые носят серьгу?
      - Конечно, зачем здоровому мужику ухо дырявить! А они специально, чтоб друг друга узнавать в толпе.
      - Не думали, почему убили Шекельграббера?
      - Может, из-за бабы, может, из-за денег. Сейчас с чужой жизнью не церемонятся, по своей работе вижу. А вообще, мужик он был хороший, безобидный. Такие в первую очередь гибнут, если высовываются.
      - Значит, все долгожители - сволочи?
      - Или эгоисты.
      - Вы тут каждый день работаете?
      - Выходных у смерти нет. Если только очень надо, тогда есть подменщик в запасе.
      - В ближайшее время от "Долины царей" никакая халтура не предвидится?
      - Через неделю как раз Шекельграббер доспеет...
      Уже на автобусной остановке я сунул нос в бумажки Поглощаева и понял, почему физиономия Навыдова показалась мне знакомой: мы с ним кончили одно высшее учебное заведение, только в разные годы. Проку в этом я особого не видел, Навыдов о дипломе давно забыл, ценил лишь собственную персону, а остальные платили ему зарплату.
      С кладбища я поехал к Размахаевой. В телефонной будке набрал номер, убедился, что зиц-вдова дома, и, не выходя, устроил наблюдательный пункт за подъездом. Через час она вышла. Я проводил ее до парикмахерской, подождал еще с час. Потом мы пошли, соблюдая приличную дистанцию, в бассейн.
      Все по тем же бумажкам Поглощаева я выяснил, что при бассейне есть сауна, в которой Горчицын работает массажистом, видимо, отдыхая после разделки трупов. И не ошибся. Размахаева вышла из бассейна, держа под руку человека, у которого в ухе болталась серьга. Я сфотографировал эту милую парочку: сначала - когда они шли по улице, а потом - когда садились в машину Горчицына. Дальше преследовать их я не мог, да и пора было идти на встречу с банщиком Лешей. Через полчаса я еще раз набрал номер Размахаевой и убедился, что она повезла Горчицына не к себе.
      Леша заставил себя ждать, но я уже привык за сегодняшний день к ожиданиям.
      В документах Поглощаева я ничего интересного не обнаружил, кроме квитка на подписку собрания сочинений, о котором давно мечтал. Но Поглощаев уже выкупил первые тома.
      - Ты бы хоть поощрил меня материально за находку, сказал Леша.
      Я вынул все деньги из портмоне - две тысячи рублей и десять долларов - и отдал Леше.
      - Теперь постарайся вспомнить, кто еще сидел в той кабинке и в соседних.
      - У меня шесть сеансов ежедневно. И по ночам малыши-плохиши с девочками вениками дерутся.
      - Я тебе помогу. Худощавый белобрысый мужик с серьгой в ухе.
      - Был, кажется.
      - Еще?
      - Нет, так не вспомню.
      - Может, на этот сеанс и в эту кабинку ходит постоянный клиент?
      - У постоянных свои места...
      На том и расстались...
      Я еще раз позвонил Размахаевой - никого. Или трубку не берет. Тогда я позвонил Поглощаеву.
      - Вы уже подали заявление об утере документов?
      - Я на нашу милицию не надеюсь, иначе бы вашими услугами не пользовался, - ответил он. - Да и восстановить их не так сложно. Самое ценное там - пропуск в Кремлевскую поликлинику.
      - Никуда не уходите, сейчас буду, - сказал я, повесил трубку и остановил такси. Мне почему-то казалось, что Поглощаев отвалит за находку соответствующее вознаграждение, и я имею право потратиться на пижонский транспорт...
      Кувыркалкина поднялась мне навстречу и заговорщически подмигнула.
      - Оля, - сказал я с укоризной. - В такой мини-юбке, по-моему, даже на пляже появляться неудобно.
      - Даже на нудистском? - спросила она.
      - На нудистском тем более неудобно.
      - Но я же еще в колготках!
      - Извините, не заметил...
      Кашлин делал вид, что ковыряет в носу и выбирает на потолке точку для меткого плевка, Поглощаев кого-то ругал по телефону и знаками предложил мне подождать. Я не хотел ждать и бросил портмоне на стол. Он сразу положил трубку и спросил:
      - Откуда?
      - Лучше вспомните, кто еще сидел рядом с вами в бане.
      - Ну, один такой... Впрочем, не помню. Постойте-постойте, а где деньги?
      - Денег не было, - соврал я.
      - Куда же они делись?
      Я пожал плечами.
      - Вы нашли портмоне в бане?
      - Нет, - соврал я.
      - Слава Богу! Я уж на Горчицына подумал. А где?
      - Не скажу.
      - Я плачу вам деньги.
      - Эта находка контрактом не оговорена. Я принес документы из человеколюбия: чтобы вы по ночам спали спокойно, - и надеюсь, что вы оцените его по достоинству.
      - Ну а что с делом Шекельграббера? - спросил Кашлин.
      - Копаю потихоньку. Милиционеров уже проверил, - соврал я. - теперь проверяю бывших гаишников.
      Денег за находку Поглощаев не дал, наверное, подумал, что оформить новые вышло бы дешевле. Настроения его поступок мне не прибавил. Зато Кувыркалкина сказала в дверях:
      - Уже домой? Какое совпадение: я тоже.
      - Переходим на "ты" и уходим вместе, - предложил я.
      У ворот больницы нас чуть не сбила машина. Из кабины выскочил Опрелин.
      - Куда вы ведете мою жену? - спросил он, не извинившись.
      - На следственный эксперимент, - ответил я.
      - Давайте подвезу, - предложил он.
      - Тебе Поглощаев сейчас голову оторвет! - сказала Кувыркалкина. - Он во сколько велел быть?
      - Ну ладно! - рявкнул Опрелин и укатил.
      Пришлось мне снова брать такси, а в ресторане - еду и выпивку с собой. Сплошные траты с этой перестройкой и инфляцией. Еще три года назад ни одна женщина мне дороже рубля не обходилась. Да и рубль чаще всего был ее собственный. А теперь от нулей в голове Олимпиада мерещится...
      Кувыркалкина покинула постель в десятом часу. (Если уж очень хочется, можно посчитать, что за найденные документы Поглощаев расплатился секретаршей.) Под воздействием винных паров и похоти я кое-что выведал. Например, что до меня ей не раз приходилось раздвигать ноги перед Кашлиным. Впрочем, законченной шлюхой она не была, скорее, мстила мужу, чем могла и умела. Еще сказала, что Кашлин и Шекельграббер думали распустить фирму, а на ее месте создать ту же самую, но без Поглощаева в соучредителях. Я бы не удивился, если б узнал, что Поглощаев с каким-нибудь Навыдовым думают о том же самом, и попросил у нее список клиентов фирмы, так, для проформы: я не знал, что с ним делать. Она обещала. Ну как отказать новому любимому!..
      Хорошая девушка. Надо с ней дружить. По крайней мере, всегда взаймы даст и обедом накормит. Странно только, что на ее месте я весь вечер представлял Размахаеву и даже два раза назвал Мариной.
      Перед сном я не вытерпел и еще раз набрал номер зиц-вдовы Шекельграббера. Она сняла трубку, а я повесил. Но скоро мой телефон зазвонил.
      - Вы знаете, Валера, - сказала Размахаева. - Сегодня весь день кто-то звонит и вешает трубку.
      - Как вы узнали мой номер?
      - Я и говорю: целый день звонят, а у меня стоит определитель. Вот и пять минут назад позвонили, помолчали и дали отбой. Я набрала вслед и попала на вас, - объяснила она. - Зачем вы ходили за мной полдня? Наверное, хотели пригласить в ресторан и не решались подойти?
      - А зачем вы наврали мне про какого-то закавказца?
      - Помилуйте! Приврала совсем чуть-чуть. Его действительно упекли в тюрьму, только не я, а отец по моей просьбе.
      - А кто он, ваш отец?
      - Большой человек был. Но теперь у него своя жизнь на пенсии, а меня он сторонится.
      - Можно я зайду к вам завтра часов в шесть?
      - Нет, нельзя, - сказала она. - И вообще отстаньте. Я ничего интересного вам не скажу и не сделаю.
      - Но помочь вы мне обязаны. Вы же не хотите, чтобы Шекельграббер остался неотомщенным! Все-таки он звал вас Мунькой.
      - Скотина! - рявкнула она и бросила трубку.
      Может, и скотина, а только правду сказал, - подумал я и услышал звонок в дверь. На вопрос: "Кто там?" - ответили:
      - Телеграмма. "Молния".
      Хотя я знал, что в Москве открывать незнакомым нельзя, что у почтальона голос женский, но открыл из любопытства, увидел кулак в полете и потерял сознание...
      Очнулся я через десять минут, если верить часам. Кое-как дополз до ванной, кое-как разделся и осмотрел себя в зеркало. Досталось крепко, и не только физиономии. Она-то, пожалуй, отделалась легче всего - одним синяком, а вот печени и почкам пришлось несладко от чьих-то каблуков. Нагибаться, что ли, им было лень. Вообще, синяков оказалось несчитано. Я налил ванну холодной водой и забрался по макушку, благо организм от побоев на температуру не реагировал...
      Вот она, жизнь московская! Непонятная, запредельная. Человека чуть не убивают на пороге дома, а соседям даже лень рожу высунуть и посмотреть, что за шум такой в общем коридоре? Как в Америке, ей-богу! Все-таки спросить их надо. Может, в "глазок" видели или в щелку, трусы поганые.
      Я запланировал с утра пораньше сфотографировать Заклепкина и Квочкина, чтобы иметь на руках снимки всех, повязанных на "деле" Шекельграббера, но теперь стоило всерьез заняться здоровьем. Поэтому я решил убить двух кроликов: попарить кости в сауне и принять массаж от рук Горчицына, а заодно и самому пощупать его вопросами.
      Когда я уже собрался выходить, прихрамывая и держась ладонью за поясницу, раздался звонок.
      - Тебя предупредили, - сказала трубка, опустив привычное "алло".
      Я рассвирепел:
      - Ты, урод, передай Опрелину, что его жена будет носить ожерелье из его и твоих зубов!
      В трубке рассмеялись:
      - Опрелину?.. Ах ты кот! Ладно, передам при встрече. Может, и он тебе рожу начистит...
      Без всякой надежды я обзвонил квартиры в коридоре. Один сосед якобы рано лег, другой просто не открыл мне, хотя топтался за дверью и вздыхал от нерешительности. Только старуха, доживавшая в однокомнатной квартире напротив, пустила меня и созналась, что видела нападавших.
      - Что ж вы не вышли?
      - Бог с тобой, милок. Меня соплей перешибешь, а там три лба - в дверь не пролезут.
      - Милицию бы вызвали.
      - Так телефона нет и набирать не умею, - ответила сидидомица.
      - Узнать их сможете?
      - Боюсь я, да и вижу плохо.
      - Сможете, сможете. А бояться некого...
      В подземном переходе, заходящем и в метро, как всегда полно нищих. Больше всех из них, по моим наблюдениям, "зарабатывала" дама с гитарой наперевес. Играть она явно не умела, но делала вид, что вот-вот начнет, и при этом закатывала глаза, изображая слепую. Для убедительности, милостыню к ней подходил пересчитывать бомж-подельщик, ежедневно менявший плакатик на груди: "Куплю ваучер", "Продам ваучер", "Куплю сломанные часы", "Куплю СКВ", "Нужна срочная платная операция", "Помогите жертве советской психиатрии", "Лейкемия. Жить осталось два месяца", - потом по второму кругу. Меня давно подмывало познакомиться со всеми этими жизнью пришибленными, нарядившись в такого же. Заодно бы и деньжат рядом с ними поднабрал и статью в журнале тиснул. И вот, казалось бы, счастье улыбнулось: я увидел, как Квочкин с тремя милиционерами собирает эту беспутную публику, точно грибы, в машину. Лучшей рекомендации и опеки нельзя было и желать.
      Я подошел, поинтересовался.
      - Вчера бомжа убили, - объяснил Квочкин свои действия. - Кто-то из своих. Надо проверить. А это что у тебя за бандитская пуля в виде фингала?
      - Ищу убийцу Шекельграббера.
      - Не надоело тебе?
      - Пошли кого-нибудь в таксомоторный парк, пусть возьмет фотографии всех работников мужского пола от двадцати до сорока. У меня есть версия и свидетель.
      - Нет, - подумав, сказал Квочкин, - это не таксисты тебя отделали. Таксисты обычно монтировкой бьют.
      - Мне лучше знать.
      - Что ты можешь знать! - разозлился Квочкин. Фотографии ему возьми! Кто так делает? Скажи фамилию, а дружков без фотографий доставят. Деревня, карту купи! - он постучал по моей голове костяшками кулака и добавил: - Сиди, я сам открою.
      Я знал эту шутку и не обиделся.
      - Ты проверял, где сотрудники "Долины царей" были в ночь убийства Шекельграббера?
      - Это в детективных романах проверяют, а я и сам знаю: спали каждый в своей постели.
      - А у меня есть сведения, что Опрелин не ночевал дома.
      - Кто такой Опрелин?