Автор неизвестен
Стих для Ланцелота
Стих для Ланцелота
шаг с дороги
разве я знал тогда, что игра - это для тех, кто ослеп
невидимый, но зрячий, я скользил по радугам: из дома в дом
любил кого-то - любовью ветра, дождя, снега
моими молитвами - проклятия были
мои молитвы упали небом на мертвую землю
и я даже не знал, кто мне ответит теперь
из никуда - в никуда, шаг - где нет больше ни тебя, ни меня
куда мы не вернемся, где мы будем жить вечно
не понимая, что кто-то уже сыграл нашу жестокую сказку
и боль моя - от меня отреклась
шаг, даже не в никуда
эй, на дороге, так - где вы?
Илриниснэй Лэйвлан
"Быть иль не быть?.."
НАЗГУЛЬСКИЙ ПУТЧ
В Москве однажды был октябрь. Скучно.
В "Макдонадсе" за гамбургером дивным
Два назгула в потрепанных косухах
Воспоминаньем милым предавались.
- А помнишь,- говорил один другому,
Как давеча, над Широм пролетая,
Я банку с зажигательною смесью
Случайно уронил; так вот ведь гады
Они полдня потом вопили и орали,
Что я, мол, Гэндальф, и что я вернулся!
Ты видел ихний храм святого Фродо
Ар-Паразон такие строил в Нуменоре,
А эта церковь горе-кольценосцев!
Святое откровенье гнома Гимли!
История Войны кольца от Сема!
Конфессии, дебаты... старый Толкин
На что уж ортодокс, и он туда же:
Мол, Горлум - инкарнация Иуды,
А Гэндальф - дух святой, а Фродо Беггинс,
Должно быть, инкарнация Христа!
Я Мелкором клянусь, что, право, к Манвэ
Воззвал бы... да, поверь мне, неохота.
Какого Сема... Я б развоплотился,
Да нет уже на то Великой воли,
И черным делом горя не поправишь...
- Тебя я слушаю и, право, изумляюсь,
Мой брат, скажи, ты назгул иль не назгул?
Какого Сема, говоришь, так в чем же дело?
Я думаю - пришло святое время,
И снова нам пора объединиться!
- Зачем? Нам не поднять Великий Мордор,
И кровью хоббитов, безмозглых попрошаек,
Не искупить нам древнего позора.
- Да, восемь нас! Где меч твой, пропил?
Дурак! Снеси тогда кольцо свое в ломбард
И радуйся, фантастику читая,
Свези на Тишку старые доспехи
Купи в валютном бластер с огоньками,
И Манвэ пусть тебя хранит! - Ты прав, конечно.
- Так в чем же дело? - Нет дороги прежней,
И память мне и враг, и чуткий лекарь...
Ты знаешь, кто вчера мне вдруг приснился?
- Неужто? - Верно, странный сон я видел:
Как будто Он вернулся, с ним - Девятый.
- Король? - Мне снилось, что они вернулись, страшно
Впервые в жизни стало мне; проснулся
Вокруг Москва проклятая все та же,
Ты понимаешь? - Это знак! Настало время!
Пошли, нам остальных необходимо
Найти. - Да погоди, а вдруг измена?
Не все так просто. - Надо торопиться,
Твой сон был вещий, я за то ручаюсь,
Да восияет Черный свет над этим миром!
И хмурый дождь над тусклою Москвою,
И люди, и деревья, и собаки
Все было словно скверным наважденьем...
Два назгула свернули в переулок,
Там, в глубине двора, за черной дверью
Жил третий, впрочем, жил ли? Годы злые
Оставили свой тяжкий отпечаток
В душе весельчика и недотепы,
Любителя цветов, девиц и пива;
И ятаган ржавел в углу каморки,
Заваленный художественным хламом.
Десяток переломаных мольбертов,
Холсты, бумаги, кисточки да краски,
И сам хозяин в бежевом халате
Вот то, что увидали, распахнувши
Тугую дверь, два назгула. - Приветик,
Я всякий раз ловлю себя на том,
Что расставаться лет на тридцать-сорок
Бессмертным выродкам с амбициями эльфов...
- Ты все малюешь? - Пиво есть, хотите?
Прошу прощенья, занят я, - работа,
Совок мне нынче деньги вроде платит
За мордорский модeрн и за чернуху.
- Ну вот, я говорил же: все не просто.
- Заткнись. Послушай, есть дела важнее,
Что скажешь ты, коль Повелитель... - Снова?
Да полно вам, былому нет предела,
А настоящее, пардон, хотите пива?
- Да, мордорские рати поредели.
И как тебе кольцо Он мог доверить?
Раскинь мозгами, рыжею башкою
Ты думать хоть когда-нибудь сумеешь?
- Не кипятись, смотри, ведь он смеется.
- Конечно, я смеюсь, но между прочим,
Пока вы здесь, пытаясь оклематься,
И пользуясь бессмысленным бессмертьем,
Кого-то и за что-то убивали,
Я путешествовал. Тибет и Амазонка...
Я был однажды даже в Антарктиде.
Оно, конечно, верно, я предатель,
А вы - убийцы, Он бы не одобрил
Ту назгульскую легкость, ту, с которой
За лет последних, скажем там, пятьсот иль боле,
Приняв присяг, так скажем, двести-триста,
Вы воевали... - Хватит, умоляю,
Заткнись! Воистину, проклятье из проклятий:
Совсем недавно, лет, пожалуй, сорок
Назад - в войне дурацкой я на поле брани
Вдруг встретил брата, был он мне врагом,
И мы служили разным господинам;
Я ничего не смог ему ответить,
А он мне ничего не смог сказать.
Нет, хватит! Нам пора объединиться!
- Погодь, погодь, я знаю, ты о ком,
Он здесь недалеко в агенстве "Алекс"
Работает каким-то вышибалой.
- Во славу Мелкора! А ты-то, право, дурень
В "Макдональдсе" мне гнал и сомневался.
Нас четверо, пошли его отыщем,
Да врось ты кисти, после домалюешь.
- Он прав, пошли, лиха беда - начало.
- Да ладно вам, готов я прогуляться,
А Мелкора ты вспомнил зря, родимый,
Не Мелкор вам теперь хранит, а Тулкас.
- И как тебе доверили кольцо,
Художник... - Мне кольцо не в тягость,
Но лучше вспомни, брат, первоисточник:
Ведь с хоббитами мы не воевали,
С людьми же воевать вобще нелепо,
Другое дело эльфы... - Эльфы?
Найди хоть одного теперь! Уплыли.
- И правильно, туда им и дорога.
Блондин, такой браток, голубоглазый...
- Из назгулов? - Ты вспомнишь, говорил мне
Что сам бы улизнул из Средиземья,
Хоть чучелом, как в старом анекдоте,
А я, дурак, тогда над ним смеялся.
- А ты дурак и есть. - Да будет спорить,
Хотите корку, есть одна легенда,
Что по прибытии всем горе-кольценосцам
Подарен был раскошный остров. В Валиноре
Ведь места нет раздорам и разврату...
- Да ладно уж! - Но так гласит легенда,
Так вот, чтоб эти горе-кольценосцы
Не опозрили святого Валинора
Им Манвэ всем отгрохал Дивный остров.
И жили там - и Беггинсы, и Гендальф,
Ну, словом, поняли, вся светлая девятка,
Плюс Элронд да колдунья с Лориэна,
Плюс наши и Король, и Повелитель...
- Послушай, милый, все, конечно, круто,
И я смеюсь, но кто сие придумал?
Ты глянь на этого - зеленый весь со злости,
Ну, что? откуда сведенья? - Да вот же,
Видать, республиканская газета.
- "Гондорский Пионер", смешно. Такую пакость
Кто напечатал? "Голос Сарумана"!
Да, нет предела маяйрскому стебу
Над нашим развеселым Средиземьем!
- Так я скажу, что Гэндальф, хоть и гнусен,
Но в тыщи раз приятней Сарумана...
- Оно, конечно, назгульской башкою
Нам не понять майярские причуды.
- Ты все смеюшься?! - Полно вам, пришли уж.
- Вы гляньне, братцы, нас поди - встречают!
У входа в офис, в строгой серой "тройке",
Храня покой совковских коммерсантов,
Стоял высокий статный кольценосец.
- Браток! Привет! - Стоишь, мы за тобою.
Есть дело. Странно, что в одной стране мы
Вдруг встретились. Видать есть Воля свыше,
Он должен к нам вернуться. - Повелитель?
Зачем? Я за бессмертие спасибо
Ему сказал? Сказал. Он нас покинул.
И хватит. В "толкин-клубе" эти корки
Имеют, говорили мне хожденье.
И хватит. Мы давно уже не дети,
И в "назгулов" играть нам не пристало.
- Предатеь! - Нет. Бессмысленные клятвы
Я никому давать не собираюсь.
- Но с нами хоть пойдешь ты? - Как, задаром?
<...>
авг.-сент. 93г.
ВСЯКИЕ ХРОНИКИ АРДЫ <И НЕ ТОЛЬКО>
В СТИХАХ И РИСУНКАХ
Старый Толкин из Англии братской Умный Элронд из Ривенделла
Написал как-то детскую сказку Пригласил к себе Чипа и Дейла
Но, я думаю, все же Утром - вот тебе на
Лучше б был чернокожим Эльфинит с бодуна
Дивный Толкин из Англии братской Не признал своего Ривенделла
Бильбо Беггинс из доброго Шира Саруману (а он жил в Ортханке)
Раз заделался мрачным вампиром Подарил Митрандир обезьянку
Саурон с перепугу Целый день палантиры
Не Врагом стал а Другом Прямо в лоб Митрандиру
Сэру Бильбо из доброго Шира Вылетали из окон Ортханка
Бравый назгул из Мордора Черного Мокрый Горлум из Ородруина
Сильмарила отведал толченого Как-то ночью нарвался на мину
И до самой зари Мина долго пыхтела
Он сиял изнутри А потом заржавела
Поделом ему, назгулу черному У подножия Ородруина
Глупый Леголас из Лихолесья Тощий Враг из-за Тангородрима
Разучил как-то гномскую песню Говорил престарелому Гриме
И в поход за Кольцом Всякий может в Ортханке
Был отправлен отцом Есть сырые поганки
Нету места глупцам в Лихолесье Поживи-ка за Тангородримом
Ранним утром Ниэнна из Мордора Черный Хроник из Средиземья
Митрандира схватила за бороду Приготовить решил себе зелье
Но под вечер опять Получился пунш плох
Принилася рыдать И опять не подох
На руинах любимого Мордора Гадкий Хроник назло Средиземью
Некий Манвэ из Валинора Славный Намо из тихого Мандоса
Заарканил Ангбандского Вора Не любил очень сильного градуса
Долго думать не стал И в обломе порой
На хрен к Эру сослал Отсылал он домой
Лишь подальше бы от Валинора Пьяных эльфов из тихого Мандоса
Луэллина с егойной Дороги Ланцелоту из Камелота
Вывозили скрипучие дроги Подарили друзья бегемота
Пяткой в грудь себя бил И на нем выезжал
И от счастья вопил Шпагу взяв и кинжал
Луэллин с Бесконечной Дороги Ланцелот из ворот Камелота
У Мит Моры из Лориэна Сэр Маккавити из Гондураса
В голове поселилась Измена Из бульдога пошил себе рясу
Ришелье кардинал И за 1О3 версты
Гильотьну прислал Убегали коты
Для спасения Лотлориэна От Маккавити из Гондураса
Лютый Эльрик из Мельнибонэ Забияка Мир-Мурец из МУРа
Есть любил по ночам макароны Выезжал иногда на натуру
Но пришел Ариох 34О катан
Тут-то Эльрик и сдох Брал с собой хулиган
Позабыл про свое Мельнибонэ Для наезда на эту натуру
Как-то раз Иллуватар из Эа
Обозвал себя Мастером-Эру
Одинокий теперь ПО ГАЗОНАМ НЕ ХОДИТЬ
Как затравленный зверь РАСТЕТ
Он живет на развалинах Эа БЕЛОЕ ДЕРЕВО!
ИЛРИНИСНЕЙ ЛЕЙВЛАН
-------------------
-------------------
= НАМО =
сюита
(тексты песен)
<а совсем не стихи!>
(медитативные размышления
на тему повести "Пустой
Город" моего сочинения,
мифотворчества Д.Р.Р.
Толкиена и производного
мифотворчества,
послесловие к альбомам :
"Над Городом Реки",
"Похороны Толкиена",
"Козерог. Жемчуг".)
Изд. "Голос Сарумана"
Москва-Изенгард 1993 г.н.э.
.............
мы летали далеко
так, где нету никого
выше стен ночных
ясным деревом
белым яблоком
черной тучею
выше стен ночных
выше неба и земли
там, нету никого
мы летали далеко
ясным деревом
..................
ну, что еще одна глупая песня
еще один бесмомощный ноль
я никогда не умел верить в правду
зато и не смогу принять этот крест
но я клянусь, что однажды
я упаду - это будет смешно
да я клянусь, что никого никогда не обижу
в компании ваших мертвых друзей
а дни так похожи на плесень
похожи на консервные банки с дерьмом
похожи на белого бога
который навсегда позабыл про любовь
и нету бегства от боли
как боли во тьме
как нету счастья и скуки
в компани мертвых друзей
но на этом и кончим беседу
нам всем безусловно пора по домам
нас ждут великие книги
с оправданьем нашей сегодняшней лжи
но производные истины от ушлых рассказок
так же скучны как производная боль
и, господи, как это все круто
особенно в кампании мертвых друзей
но всед за кровью идет вода
за прведной кровью - глупая моя вода
за гордой болью - добрая вода
а значит ваша кровь - ерунда, да
..................
когда рассвета пьяный огонь
падет на богом забытую землю
слепой конь, слепой конь
я в тебя верю, тебе внемлю
когда над тобою безликий венец
подымет родной далекое небо
о чем ты мечтаешь, великий глупец
огнем посвященныйв бездонную небыль
слепой конь, слепой конь
склонился над тихою мирной водою
слепой конь, слепой конь
кто мы, за что мы убиты тобою
когда рассвета пьяный огонь
раскроет в небо последние двери
слепой конь, слепой конь
иду за тобою, тебе верю
..............
в пустой квартире включить телевизор
зашторить окна, поставить чайник
сидеть пять часов у телефона
встретить рассвет без надежды завтра
выпить чаю, идти по бульварам
заглядывать в лица слепые прохожих
встретить в автобусе осколок ночного
кошмара, бежать без надежды на сны
но
это просто кто-то внутри меня хочет
покончить жизнь самоубийством
вернуть мне землю
вернуть себе небо
окликнуть кого-то именем древнем
упасть на колени, вопить о пощаде
бегать весь день по районным аптекам
мусоля в кармашке рецепт на спасенье
почти выломать дверь, упасть в коридоре
верить, на сей раз не будет прощенья
в грязном пальто кружить по квартире
в поисках бритвы действительно острой
но это просто кто-то внутри меня хочет
покончить жизнь свою самоубийством
вернуть мне землю
вернуть себе небо
свое небо
мою землю
.................
страшно
в городе дождь
маленький кукольный домик мой кружиться
клубнем ненуженых смешных и далеких легенд
дождь
и пока время спит
тихую комнатку вдруг озарит неземное родное сияние
милых бенгальских огней
все
будет не так
время откликнется эхом, над нами словно
протянуться трещены злые теней
город
последний, прощай
что я забуду, того не открою уже никому
я достаточно верил и ждал
Генрих
фон Оттергейм
выжав улыбку из детского личика вдруг мне прошепчет
я знал конечно я знал, что все это снова
......................
мне кажется, что я уже погиб
меня похоронили на вокзале
и ей мою могилу показали
а поезд стер остатки снов моих
мне кажется, что я еще живой
стою над пустотою перед дверью
но так, кто нак бессмысленно мне верит
мне дарит свой хайратник золотой
и клонитсвя корона к голове
и лес сошел с ума, играя в прятки
а в городе парад, там все в порядке
и люди там не верят синеве
мне кажется, что я уже не знаю
я мертвый или может быть живой
как будто ночь беседует со мной
а в ней я узнаю сиянье мая
мне кажется, что я опять погиб
что смерть моя опять игра больная
и клиниться корона золотая
хайратник мой из радуги и мая
к мои мечтам бесстрастных снов моих
...............
Мария утром проснется, вокруг будет снег и снегу лишь следы
кто ночью к ней приходил, кто просил подарить миру шанс
Мария чайник поставит и будет смотреть в окно
а за окном смерть проходит с мешком на спине
но не бойся, Мария, это просто кто-то снимает кино
вокруг горят небеса и нет никого, кто бы мог это понять
и распускается хмель и умирает зима, распяв свое рождество
Мария, скоро они придут к тебе написать еще сто тысяч книг
но ведь ты не умеешь читать, и сын твой давно уже мертв
а крест висит на губе, ты только тронь языком - аллюминий на вкус
а можешь просто летать над городом снов
и тихо плакать и звать и звать тишину
Мария, скоро весна, прошло три тысячи лет и нет конца этим снам
ты видишь: по двору смерть, а может старенький дворник с великим мечом
и где-то щелкнул затвор, а может прото упал этот город на дно
и по-над небом плывет последний белый корабль, и он для тебя
так не бойся, Мария, ведь это просто кто-то снимает кино
а крест висит на губе, аллюминий на вкус, ты только тронь языком
а можешь просто любить и уносить эту боль далеко
и вот Мария проснулась, а вокруг никого и старый дворник
в углу допивает портвейн
Мария, ты не права, прошел всего один год и кровью мыли окно
и серокрасный восход раскинул крылья свои, свои обьятья для нас
одно крыло его - смерть, другое - музыка снов, иди на зов его, но
сожги их книги и пепел засыпь им в глаза
когда закончиться день и станет как-то легко
ты сразу узнаешь тогда, что нечего больше бояться
просто: смерть там снимает кино
.......................
нежный плассмасовй конник на матовом поле
клавиши белые чкрных отрубленнх пальцев
синезеленые капают в лужи рестницы
я занимаюсь теорией преображенья
ночь для рожденья, ночь рождества, но не боле
кто-то возлюбит свой собственный бритвенный разум
это погибнет тот, о ком так мечтал граф фон Оттергейм
но я занимаюсь теорией преображенья
третья попытка, знамя со свастикой правды
круговорот на ладони беспалой Сатурна
дай мне испить твои золотые глаза
я занимаюсь теорией преображенья
.....................
люди не больше, чем просто ступеньки в эскалаторе
люди умеют двигаться, хотеть и иметь
им надо для счастья немного красивой падали
пару богов, дьявола, гордость и смерть
люди не больше, чем стрелки на часиках вечности
вечно стремящиеся что-то такое догнать
люди уже не способны на смех и беспесность и
на просто мечту о том, что умеют летать
наплюй на себя, ведь совершенство - это предательство
все совершенны в своем желании жить
не повинуясь своим тупым обстоятельствам
но вопрошая зачем-то так грозно: быть иль не быть
я ненавижу тебя, например, Мери Поппинс
я ненавижу прямые как иглы глаза
ты же подохнешь, поняв, что такое совесть
а я отрекаюсь, я нехристь, я все сказал
зверюшка, карие глаза
плохо в ночном лесу
.......................
ее пальцы просты как дым папиросы
ее крылья легки как разорванный обруч
в ее жестах сквозят неземные вопросы
в ее слезах - укор и великая полночь
ее ржавые глаза выражают сомненья
относитенльно правды небытия
она верит, что мир это стихотвореньн
где рифмы - враги, а звуки - друзья
где нет ничего, кроме глупого долга
перед черной последней великой чертой
где закончится время всерьез и надолго
куда после битвы
вернется черно-белый герой
но на колумбарий похож так ночью
ее изысканный вжливый город
аллеи присыпаны белым песочком
за окнами скрежет сухих разговоров
плохие люди, веселые гады
свиваясь в танцах по Ницше и Фрейду
пытаються верить в поганую правду
убивая друг друга в аккуратных беседах
но безупречно имя ее как деготь
и день им хлынет из горла водой
и смоет их глаз ничтожную копоть
когда после битвы
вернется черно-белый герой
и они, взявшись за руки, пройдут по улицам
случайно забредут в очень тихий тупик
и так перережут глотки друг другу
а утром снова глупое солнце взойдет
................
однажды, когда ты проснешься и выйдешь на улицу, там будет снег
и он пусть подарит морскую звезду рассвету, которого нет
и ты поспешишь на хрустальный вокзал, чтобы успеть домой
мы молча слушали песни его, не зная, что он слепой
но день догорит ии рухнут снега на мой хрустальный вокзал
ну что ты, несчастный, поешь для нее, ты все равно опоздал
пеще одно обьясненье в любви, еще одна кража огня
я знаю: ты в этот город пришел, чтобы убить меня
дуэль? но это смешно, если это всерьез
слепой менестрель, ну что тебе надо еще кроме собственных слез
ты мог ее возвратить, ты мог ее обмануть
но город упал и радужных дней уже не понять, не вернуть
а там на перроне пустом слепой поет менестрель
а в песне его - ни гнева, ни боли, а так, только снег да метель
и страшно мне и смешно, когда поезд шпалы сорвет
и та, кто вчера обещала быть с ним, я знаю, сегодня умрет
но зачем тогда этот сон, зачем тебе эта звезда
твой огненый поезд взорвет небеса, где спит подо льдом вода
и что же, стало ли легче ей от этой песни простой
слепой менестрель, слепой
........................
люби им выше огня и веры яснее любви
и звезды под небом ночным и сказки простые
когда собираються в круг, в лесу зажигают костер
друг другу они говорят: авэ, Мария
и рысь в золотистых огнях и белые колокола
и благостен свет его звезд и травы святые
но ходит таинственный слон и коршун парит в небесах
и шепчут деревья им: авэ, Мария
и на поляну выходит медведь, серебриться шкура его
и в лапах держит он скрипку и смотрит тоскливо
но вот играет опять и словно бы тихо поет
а может и нет, но слышим мы: авэ, Мария
и ждут возвращенья звезды и смотрят друг другу в глаза
когда из метели выходит к ним чудный ребенок красивый
и ясный как пепел их лет, и славной словно любовь
молчит он, но слышим мы: авэ, Мария
.......................
время проснется вдруг
перерождаясь в миг
я улетаю, мой друг
строить фарфоровый цирк
я оставляю ключи
от комнат в замке ночном
солнца живые лучи
не осветят мой дом
в замке моей сестры
жизнь превращается в миг
смерть превращается в сон
в тихий фарфоровый цирк
тем, кто умеет летать
надо бояться камней
камни умеют молчать
смерти нет у камней
смерти у жизни нет
ночь поглощает крик
солнце расплавленно в цинк
горит мой фарфоровый цирк
.................
так я бы хотел, чтобы стало как раньше
жечь корабли без надежды на море
убивать в себе боль, не скрываясь за маскою бога
и, что самое страшное, верить, что жизнь бесконечна
но тогда кто-то должен сказать мне, что поздно
кто-то должен меня убить за уход от иллюзий
и кровью моей замкнуть эту дивную бездну
чтобы все было как раньше
так значит, будь проклята, сказка
значит я не могу уже сделать им больно
тыщи колец вокруг изувеченных судеб
в жизни сложнее, в жизни мы не умираем
сказки, все это сказки
в жизни мы гораздо и злей реальней
в сказках наши желания святы
а в жизни - бошль почему-то проходит
а смерть?
а в жизни, а кто ее знает
...................
от Земли до Неба, из Воды в Огонь
чистое как солнце в первый день земли
легкое как капля солнечный воды
тихое как воздух
прозрачное как Смерть
я стою их из пепла, хочу забыть о тайнах
постоить новый город и ждать, что станет с вами
ломать им сказки и считать их дни, врачам не доверяя
я стою мир из пепла
что мне останется от неба
что мне останется от песен
немного слез невыразимой боли
и детство
только вдруг все это сказки
а вдруг мы не умрем от этой боли
заложники бесчувственной любви
и света
что мне осталось после книг и песен
больная пустота, прелюдия для смерти
в несотворенном мире тихой боли
без гнева и тоски, без воздуха и неба
город, построенный заложником лжи с надеждой на вечность
долог мой путь от бога к мечте, до скорой встречи
поле великих утрат исполосовано рельсами-днями
нами проснется, встревожит восторженных птиц в черном небе
жестокий гудок паровоза
так поезд рухнет грудой камней на снег, орашенный
кровью несчастных людей, так прости же им, боже
поиск дверей в никуда - наружу, горстию пепла
только, как же так, Намо
вдруг ведь все это сказки
вдруг мы уже никогда не умрем
кто же простит нас тогда
может быть ты
поздно, уже ничего не случится
даже
спустя три года
от земли до неба, из воды в огонь
черное как утро в первый день земли
белое как капля сумрачной воды
красное как пламя мертвого огня
вечное как воздух, прозрачное как смерть
вот мы и встретились, Намо
что мне осталось? только зависть, тоска и страх
пустых горизонтов могильные плиты любви
упавшие наземь в жажде испить эту воду и обратить ее в прах
столько белых лет! столько пепла дней - достаточный срок
для крика в глухой пустоте
а вдруг все это сказки? Намо, но кто же тогда из нас лжет
кому же из нас так нужны эти зависть, тоска и страх
ведь кто-то, а ты знаешь - кто, в начале времен уже выколол
Арде глаза
так кто ж виноват в том, что он тоже ослеп
кто виноват в том, что я не умею верить ослепшим
но совершенное зло предусмотрело такое падение мира - что же
им видеть еще
Намо, ну что же им видеть еще
трехкрылою тенью над темной тюрьмою, над морем чудовищных книг
бессилье, о чем же любить, коль воистину книги горят
во имя их истин их книги горят - так пусть же сгорит еще одна
ослепшая книга
слишком много добра, слишком много жестого гнева, железных слез
удивительный мир, бесполезный ответ на извечно бесстыдный вопрос
непростительный стыд, непрощающий мир, не способный свой свет
защитить
Намо, ну разве можно зная, что смертен - кого-то любить
зная, что книги - лдишь пепел, слезы да кровь
зная, что надо ведь все-таки как-то дожить
до того, что: что-то потом назовут они словом "любовь"
Астэ, так что ж они знали о счастье своем
участь ли вечных, тьма или свет, или что-то иное
что уже не способно убить
эти зависть, тоску и страх
эти звезды в пустых небесах
Намо, прости, не получился у нас разговор
неудивительно, впрочем последняя сказка мне стоила жизни
Намо, так может быть все это жизнь
Намо, а вдруг мы уже не умрем, - никогда, никогда
к чему же тогда эта боль
зачем мы бессмертны, за что я прощаю тебя
мне страшно
вдруг мы никогда не вернемся
и не успеем, Намо, даже уже умереть
Намо, мне было больно
зато я знаю теперь откуда берется боль
так что же теперь говорить
Намо, да я доволен, да я видел солнце
в последний божественный день бесполезногй земли
но, Намо, разве все это стоит каких-нибудь слез
Намо, разве все это стоит чьей-нибудь боли
ведь кто-то, а ты знаешь - кто, в начале времен
уже выколол Арде глаза
так кто ж виноват в том, что он тоже ослеп
Намо, вот мы и встретились снова
честно скажу, я был не рад этой встречи
но что с тобой делать
так, Намо, вдруг - все это сказки
Намо, а вдруг мы никогда не умрем
зачем тогда эта жизнь
Намо, зачем же тогда тебе жизнь
зачем же тогда эта боль
вся эта боль
вот мы и встретились, Намо
ну разве ты мог поступить иначе
ну разве ты еще хоть что-нибудь мог
Намо, ведь мы живы до тех пор, пока все это сказки
конечно, мы уже живы, Намо
и кто-то ведь должен простить всю эту любовь
всю эту боль
Намо, я и не знал, что это так просто
Намо, я и не знал, что это может случится
так может случиться
до тех пор, пока - все это сказки
Астэ, до тех пор, пока
......................
гляжу на мир я из окна вагона
вижу, море над морем светят звезды
по морю смерть ходит тахо так, степенно
а мир велик и много вас, а у нее - детишки
да что мне делать, как быть, о чем читать морали
кого любить, за что просить прощенья
погиб мой сон, что ж извините, сказки
прости меня, но я ведь не могу иначе
Астэ
какого цвета звезды
Астэ
когда вернется лето
Астэ
об этом пели эльфы
но поздно
счастье им стало тьмою
я понял все: быть одиноким круто
что мне до песен, до справедливой дури
до честной боли, себя уже не спасшей
до темных воинов с великою моралью
Астэ
смешно мне верить в песни
Астэ
не глупо ли быть добрым
скоро
они меня забудут
поздно
мечтать о смерти
когда литература стала жизнью
не так уж полохо, тяжек путь, зато видать далеко
бывает хуже, когда литературой
случилась жизнь, ое! тушите свет, я Будда
приходит день, а пустоту уже заполнить нечем
любовью, что? любовь - борьба с тоскою
так и убил бы эту смерть - дак у нее ж детишки
ну перед кем еще упасть мне на колени
Астэ
на что им этот Намо
Астэ
зачем им это небо
поздно
о счастье думать поздно
Астэ
вот мы и не вернулись
Астэ
спокойной ночи, сказка
бейби
стелите тихо-тихо
бейби
чтоб вам всем пусто было
гут найт
гут найт, бейби
.
студия "Голос Сарумана"
Москва-Изенгард
зима 1992-93г. Илриниснэй Лейвлан
AIA
===
.блюзы для сказки волшебника Гудвина.
"Рассвета больше не будет!.."
Гэндальф
"Не все то золото, что серебро..."
Саруман
песня будет бесконечной
как зима, как смерть, как сказка
мы останемся навечно
сном больного козерога
но придет слепой охотник
в латах радужных, прозрачных
и убьет детей безвольных
и никто не будет плакать
потому что эта песня
знаю, будет безконечной
как зима, как смерть, как сказка
как любовь... прости, помилуй
.
я должен был родиться, я должен был жить
играть да летать, да в могилу идтить
разбивать эти звезды кистенем вен об лед
да, я должен был жить... вперед
ну что, я пришел, это время по мне
поездом в спину, сердце - мишень на стене
заложник рок-н-ролла в этой стране
а ты, святый дух, снизойди, что ж за тебя мы заплатим втройне
заложник рок-н-ролла в вашей стране
заложник рок-н-ролла в вашей стране
вам не нужно - жизнь, вам не нужно - смерть
а только правило знать и правило сметь
в стране посередине, средь серединных умов
среди сердобольных людей, их нарисованных снов
где любая запятая выдается за слово а имя - за боль и мечты
где гордость и злось - первооснова правды и доброты
где даже меня хотели убить, меня, который всегда в стороне
заложника рон-н-ролла в серединной стране
и вот мы посередине, как слепые на льдине а вокруг - небеса да штиль
ты с мечом и книгой - только блик на картине но, зато, каков стиль
и я рад был играться, убежав от тоски, в дивный мир натюрмортов
и снов
но я устал разрываться на пустые куски на капище литературных богов
так я должен был родиться словом в книге чужой
чтоб из боли моей сотворили святой геморрой
истеройдные ребятки с мечами из сломанных лыж
литератор, ты трижды дурак, коль все это простишь
смотри, мы смеемся, нам хорошо втройне
у отца и сына есть книга, эта книга в цене
так за что ж я такой, что забыл я на небе, во сне
заложник рок-н-ролла в этой стране
и я бы бросил все к черту, мне ли бояться снов
да вот только держит еще словно, как это? любовь
да, я должен был родиться, я должен был жить
да вот в могилу идтить - не котомки вам шить
и я плачу этим плачем да глаза, вишь, забыл на войне
заложник рок-н-ролла в серединной стране
заложник рок-н-ролла в серединной стране
.
Астэ, среди легенд полубольных и математиков всеядных
словесной милой кутерьмы, тюрьмы с агентами андедов
какое дело им до снов, изрядно нас перемоловших
и - бросивших в Конец времен на груды книг полуистлевших
что им и копья, и мечи, и комья глязи вместо глаз на светлых ликах
Астэ, зачем необъяснимости молясь, идти дорогой гнева и недугов
о, как же просто быть врагом, несовершенным в гневе перед богом
спасая мир безжалостно убогий
когда-нибудь и для меня среди легенд найдется теплое местечко
чтоб, наплевав на чистоту своих идей, заняться поиском
таинственных иллюзий
спустя три года, в совершенстве изучив всю технологию процеса
совершенства
придти, сказав, что смог вернуть одну простую, словно соль, легенду
но в белых ранах эта соль неизъяснима
течет рекою крови богов, ушедших навсегда вдоль неба
да, неизлечимы ныне эти раны; спустя три года, три безобразно
ясных года
Астэ, никто уже не вспомнит ничего, склероз - врожденнй
признак толкинизма
ужели кончен мир, я не могу жалеть об этом, - что будет с нами
там, спустя три года
что будет с нами здесь, спустя три года
мне будет двадцать пять, что ж, достойнейший для наркомана возраст
я буду горевать о добрых днях, ушедших на безликие раздумья
но как мне будет больно вдруг понять, что и тогда, и прежде
и - теперь
действительно рассвета не случилось
спустя три года
.
черный Ортханк, белые сны
три часа до начала войны
странные мысли о том и о сем
чтоже, давайте, все вместе уйдем
холодно, ветер с Востока спесив
а западный? что, я забыл твой мотив
бесславно, бесстыдно уйди без следа
на большее, впрочем, не стоит труда
холодно, тени длинны и скучны
тридцать минут до начала войны
здесь никого уже, вроде, не ждут
орки уйдут, орков убьют
круг замыкается, выхода нет
милые, вот ваш последний рассвет
а новые зори осветят лишь кровь
да на крови воздвигнутся свет да любовь
плохо; я вижу странные сны
три минуты до начала войны
что же, палите свой собственный дом
все мы прокляты, все мы уйдем
скорей бы все кончилось, силы нет ждать
но, кажется, все - пришли убивать
милые, правильно, мудрость страшна
так вот, что такое - война
.
и там, где за Гранью времен не встретит нас Мандос
там, где окончатся битвы во имя добра
я упаду на колени перед тем, что осталось
в мире великом, где сказки - всего лишь игра
я подожгу на ладони цианистый калий
видел случайно расвет да не верил в закат
люди ли, эльфы ль - в омуте грез и страданий
милые, поздно, нет вам дороги назад
город, уснувший в пылу бесконечных побоищ
мир вам, прощанье, прощенье - все то, чего нет
а я, уходя в тишину, был бессмертным всего лишь
смерть моя, ужель не увижу твой свет
ты не молчи, я играл, но они ведь все знали
и больше не будет ни игр, ни сказок, ни снов
так я подожгу на ладони цианистый калий
во имя последнего из городов
.
но на рассвете звезда многоигольным шипом
вонзиться в твой сон, высосет белую кровь твою, бейби
штопором вырвет тело твое из метели полета
где начинается бог? вечность разрезана бритвой на две буквы S
там кровоточит твой крест, и не забыть никогда мне,
как с черного неба, над черным - над городом-морем-дорогой
сорвавшись, вонзилась звезда многоцветным шприцом в твою
абсолютную вену
мне ли об этом жалеть? мне ли тебя умолять сохранить эту боль,
эту бездну
бесстрастных таинственных чувств
еще тьма в тебя - щелкнет - войдет, ее шаг - ход тактичных часов
сбосить все сны со счетов, четки в глазницы вложить
черным окном пусть сияют их полые счеты
трубы содружества лжи
трупами щелкнет жестянкою стрелок синильная смерть
быть на ладони костру, петь на стеклянном кресте
воском облить свое тело из снега и солнца
чем мы платили за соль? соль - единица любви
в неизмеряемом мире иллюзий
ты уже не умерла, ты никогда не умрешь
и никогда не увидишь еще один радужный день
я не ушел навсегда, я никогда не вернусь
ты никогда не проснешься - тебе некому верить
толпы глазастых людей, каждая третия - смерть
каждый второй - святый дух и Учитель вселикий
имя его - белый страх, он не оставит тебя
он объяснит тебе все, вплоть до последнего вздоха
он твой учитель, твой раб, чучело вечных часов
набитая ядом амбиций глазница пустая
кто-то умрет за него, кто-то умрет просто так
кто-то вообще не умрет, сытый радужной кровью
ты называл им любовью лишь то, чего нет
и разве она не могла это просто сказать
разве она не приснится уже никогда ни мне, ни ему
мы поделили любовь, вас я оставил ему, и уношу его боль
в прозрачную бездну, и пусть он помнит того, кого нет
.
он играл для них сказки, он был для них странная ночь, бейби
был не прочь им помочь, но не знал, в кого вонзить меч, бейби
и руки его дрожали когда
подходил он к воротам, но они ведь вели в никуда, бейби
его труп был для них идеальным шутом, бейби
его труба называлась кнутом и вела их вперед, бейби
но когда их зло потеряло свой гнев
карты их снов, мозги королев
он умер, и некому было даже его хоронить, бейби
но он успел им солгать, что все, чем он жил - это ложь, бейби
карты на стол, в зубы венок - все впрок, бейби
поймешь ли ты, помрет ли она
свинья ли сьест, доживет ли весна
его труп был для них абсолютным шутом, бейби
его блюз был для них идеальным шутом, бейби
так подними же бокал его слез за святую любовь, бейби
подыми же бокал его слез за святую любовь, бейби
он не верил тебе, он верил в тебя
лелея свой страх, никого не любя
он просто им жил: для тебя без тебя, бейби
.
я прохожу по синеве извечно сорванной земли
я ухожу в тот дивный край, где нет ни радости, ни гнева
а надо мной - какое небо в жемчужнорозовой дали
и снегири - обрывками взорвавшегося снега
Москва растает словно сон, сними свою крутую маску
поверь смотри: вот Детский дом, и там поют одни лишь сказки
авэ, Сатурн
.
он шел по лезвию ножа, в руках сжимая свое сердце
не позволял ему дрожать от страха, нежности и боли
скользил по льду замерших в солнце слез
сквозил над крышами домов озябших чувств
его желанье быть - не быть исчезло навсегда
ведь если шут, тогда слепой, быть зрячим - значит, быть счастливым
а на учительском челе - венец из вен полуистлевших
приподнимая маску снов, шут будет знать, что это смерть,
и это - праздник
его желанье быть - не быть тогда исчезло навсегда
его Учитель будет бит безликой тенью совершенства
мелькнет квадратное крыло - прорежет в воздухе улыбку
и капли крови на стекле лица Учителя-поэта
остануться, - как о глазах воспоминанье
его желанье быть шутом тогда исчезло навсегда
.
я наверно когда-нибудь учить научусь
позабуду про стра, зависть и грусть
посвящу вам псеню, в лучших чувствах своих объяснюсь
и мне будет больно, о при этом легко
мы и раньше были слепы, а теперь - совсем далеко
но чтобы там с вами не случилось - пусть будет еще один блюз
да, по одной дороге, в толпе среди богов
с кроссовок отрясая обломки городов
мы умирали, как жили, но жили опять
у нас были слова, о слишком много было слов
мы так любили блюбленность, но презирали любовь
одна дорога светила для всех, но мы шли по ней вспять
и снова рушили город, сожженный вчера
и снова снилась в кошмарах нам чужая игра
она была ложью и совесть ее чиста
она вела внутрь, но внутри была пустота
да, мне захотелось сбежать из города вон
я прибежал на вокзал
я просил билет до ближайший своих похорон
до вот видно опять опоздал
и не было на перроне давно поездов
а вокзал был взорван еще прошлой весной
и я, раскинув руки, чувствовал только лишь поезд
летящий за моею спиной
и слепой пассажир вдруг окликнул меня
он сказал: смотри, что за спиной у тебя
это рельсы-крылья и поезж летит по ним, очевидно, домой
я оглянулся, но увидел только окно
и за тем окном было тихо и темно
да еще горький дождь играл над мертвой листвой
и я понял тогда, что расставаться пора
я играл в ваши сны, но вот настала игра
и мне не во что стало играть, потому что я просто немного устал
потому что в игру уходят, забыть
а я кого забуду, кого посмею убить
и вот опять говорю, но не знаю - о чем
пора кончать балаган, я достался быть всегда не при чем
так значит не сон, не блажь и не бред
и я почти не бессмертен, но еще чуть живой
и я чувствую поезд, который идет вслед за мной
но что же теперь мне нужно от вас
а ядовитый свет ваших звезд не погас
я этому факту бессовестно рад
хватаю те звезды озябшим ртом, как виноград
и делаю вид, что с вами уже не знаком
(хотя, это ведь более, чем не так)
так вам уже не пить вино ваших звезд
не верить в безверие праведных слез
считайте меня психом, но все ваши тайны смешны
да, сказки прекрасны, пока они спят
но, просыпаясь, они превращаются в ад
воюйте во сне, до наступленья настоящей войны
и говорящий ребенок украдет ваши сладкие сны
и бросит их туда, где покой и круг земной
бессмертный и светлый, надменный, слепой
поезд, который идет вслед за мной
когда разрывается сердце, какой это звук
когда забываются сказки, зачем эта боль
кроме бессонных ночей и утром дрожащих рук
кроме коричневых пятен на белой листве
не жить и не петь, но скажите тогда
зачто над дорогой сияла звезда
и если она - навсегда в никуда
зачем и кому нужно тогда
возвращение снов, возвращение лжи
убежать, чтоб вернуться в прожженую жизнь
чтоб увидеть слепые глаза и почуствовать свет
Господи, мне будет прощен этот бред?
ну, вот я добежал и, как видишь - живой
пусть будет так - пусть будет только со мной
поезд, летящий у меня за спиной
поезд, кторый летит вслед за мной
.
заурчало, завертелось колесо понеслось
разорвало сладко мясо - и не боли, ни слез
где теперь твои песни, где святая игра
а ведь мы верили в рассвет да только вот - до утра
видит бог, ночью страшно - все круги да кресты
видит бог, это пропасть, да никак не земля
а только пропадом пропасть в ней - еще полбеды
а как проснулись - так вернулись на кресты своя
а не во славу ли любви и тоска, и злость
заурчало, завертелось колесо понеслось
а нам, глупым, верить хочется, что все это сны
да вот до первого рассвета, до последней войны
заурчало, завертелось колесо понеслось
то ль Иуда пошутил, то ли предал Христос
то ли Мелкор, то ли Моргот то ли вам все смешно
да ты кляни меня, ломай, все одно - хорошо
закипело, завертелось колесо понеслось
да ничего и не случилось, ничего не стряслось
не срослися два дерева, не съела свинья
не сгорел алконост, не взлетела змея
а в антракте поднесли нам слепого козла
но мы ж не пили ничего, кроме бога да зла
и не видели снов, разве что - про любовь
а в потьмах - все одно, что там: плоть или кровь
и смеялся над нами производный наш бог
над стихами без слов, над любовью без снов
бесовские жернова засосали колосок
и заурачало, завертелось да пошло - колесо
да я бы выдрал его вместе с этой весной
да я бы проклял себя, все одно - невпервой
и я б не верил в любовь, коли верил себе
а так игра - не игра, откупная судьбе
да я бы сам поиграл, люди, что за вопрос
а только, если любовь - то, наверно, всерьез
и внутри - одна жизнь, а вокруг - одна смерть
а коли можно не любить, то кому ж тогда - петь
.
подсевший на измену, словно на иглу
по веняку - елей многокубовый
распавшийся сожженным божеством
сбежавшим из слепого дома на бой с несуществующим рассудком
их музыка - не узы - кандалы, когда их композиттор спит - они
бессмертны, бейби
в безверии безмерном моя смерть пусть служит им примером
их измены
да, я не умел гордиться тем, что был, но я-таки успел поверить в бога
который дорог тем, кто боль свою рассыпал по секрету всему свету
который им не сохранит их славной музыки хрустальные каменья
который катится ко всем чертям отсюда вместе с ними, с вами
со всем блудливым хламом их богов, о, бейби
глаза разбивши о засов часов, ведущих в бездну
я выдрал слезы словно струны из нутра тоскою изнуренного
пустого инструмента, это странно
мне видеть изнутри, как ржавые и жалость, и любовь
приобретают облик стали, бессмертно белой боли
но им довольно - я уже влюблен, чего же мне желать еще от бездны
достаточно, статичность этих снов меня достала, Астэ
подсевший на измену, точно на иглу, не изменивший своему
бесчувствью
я непричастен, я мишень, я сердцевина
но тот, кто слышит, будет лгать, что он ван Гог
а тот, кто знает, будет лгать, что оно Магог, - ии будет больно
где боль моя? достаточно, довольно, я устал
упал на дно слепого пъедестала
статичность подлой красоты меня достала, бейби
я - колесованный урод на злом круговороте своих струн в природе
кто разорвет мой круг, сорвет с чела их черно-белую корону
из бубенцов кто вырвет языки, кольцо из горла вырвет, кто умрет
кто сможет стать жестоким
самосожженый жалостью к себе, я жил из милости к закону
так что ж еще вам надо, я влюблен, и это только сказка
но тем больнее мне остаться одному - я не играл
и проигрыш мой жалок и ничтожен
инъекцией подкожно - шутовство, как сонотворное для снов
на стол грядущий
я не сумел стать пищей для ума, да, я не смог стать даже нищим
и небеса, как панацея от всех бед - былое циркулем зрачок бельмом
очертит
что твердь им, коль им будет лучше, когда мой бог, скучая
скрутит свет
в две радуги, в одно Кольцо измены
ни своевременный, ни даже - современный, я радуюсь, я куча крутизны
бесчувственный, нелепый и слепой, как подобает быть тому, кто видел
только свет и пелел
о, бейби, сравнительный анализ крови зла и боли правды
мне повезло, что я бескровен, мне повезло, что ты бессмертна
по крайней мере, в этой лживой сказке
по крайней мере, в этом ржавом сердце
по крайней мере, в этом жженом блюзе, бейби
они продолжат разговор спустя три года
им будет скучно вспоминать язык злых откровений
они действительно достаточно бессмертны, умрет их сказка, а они
остануться - без жалости, без веры
кому-то ныне надо ведь сломать закон иллюзий
нарушить правила игры, не став бессмертным
сыграв по-настоящему, по вере
по вене, пусть его вину тогда докажет его время
и вот, когда - на чашу Космических весов ляжет равновесие
и вера - на другую
я посмеюсь над вашей бездной
я не откроюсь, не проснусь, я никого не встречу
а ветер бездны высушит вам слезы, и все пройдет
без боли будет больно
довольно, я влюблен, ну, что я мог еще себе позволить
ну что я мог еще с собою сделать
ну чем еще я заслужил бы эту сказку
за что ж еще простая смерть так лжива и прекрасна
прости меня, я слишком долго верил в эти сказки
слишком больно верил в свои сказки, Астэ
.
все кончено, друг мой, нечего больше делить
некому верить, незачем жить
бури в стаканах рождают ветер в легких, как снег, головах
и скоро - зима, и ужас как хочется жить
все кончено, друг мой, как нас назовут после конца времен
уже все рано, и не нам верить в наши мечты
бессмертный финал, о, ты так любил эти цветы
но ныне - зима, и ужас как хочется жить
.
кибитка театра с названием "верность"
тащится в боль по Бесконечной дороге
кто-то хочет успеть наверно
на презентацию нового Бога
а кто-то не рад тому, что случится
а кто-то Голгофу творит из гитары
да клепеают мечи из колесных спиц
из мозгов выскребая чужие кошмары
завернувшись в бумажные латы
ставя заплаты на старые маски
они уже словно не виноваты
им кажется, что все это - сказки
и кому-то лень просто думать о счастье
кому-то о счастье и думать нечем
белые глазки, - ну что их прекрасней
на беленьком черненький так безупречен
но только даже всем им эта быль надоела
тыщи печалей, миллионы страданий
так стоит ли трепетный мир черно-белый
уродливой смерти, любви ирреальной
но вот кажется все - пойдет по другому
и смерть, и любовь окажутся вздором
и не бужет прощения Квази-Дурдому
с его Бесконечно круговым коридором
до наступенья войны три эпохи
до наступленья весны - одна лишь любовь, но
кто-то ведь должен спасти вашт страхи
раскрыть, уничтожив, все ваши
игрушечные тайны
.
Арвэн, прости им Великую тьму
им не во что верить больше
ночью свели мосты меж временами
Старенький Корум достроил последнюю башню
Гэндальф уснул на чужом берегу
пусть ему сниться, сто он вернется домой
(а он никогда не вернется домой)
Арвэн, прости и меня
за что-то ведь надо кого-то простить
просто - свели мосты
по которым мы уйдем и уже - навсегда
все, уйдем навсегда, при свете тихой луны, уйдем навсегда
но, милые, простите мне что-нибудь, того, что не смог вам простить
странный был сон, словный был путь
и не чем больше жалеть, не за что больше любить
из темноты, из тишины времен - это не я, и вас не понять, не вернуть
а меня не простить
таков уж мой сон
но некому больше лгать, некого больше любить
<...>
зима-весна 1992-93г.
Саурону Новосибирскому появящается:
На глазах у детей съели коня
Злые татары в шапках киргизских
Средь сучьев из леса
Сиротливо стучит
По стволам девевянным птица тупая...
Ларик
На глазах у Ниэнны Моргота съел
Добренький Мелкор, мечом потрясая
Саурона по заду
Отважно стучит
Рассерженный Гэндальф гнилой деревяшкой
Он пьян и весел, и стуки его
Дохлых валар не беспокоят
Только порою
Пукнет Варда в ночи
И от этого на небе звезды восходят
Пр. Элэн Моргот Эберэт
Натянут татары сраные
Кожу с твоих ягодиц
На банку из под селедки...
Ларик
Натянут эльфы несчастные
Оправу на свой сильмарилл
Любезных гномов замучают
И будут протяжно орать
Песни свои дурацкие
Про сраную долю эльфийскую
Про глупого Моргота старого
И про кручину нездешнюю
Моргот услыхав эти песенки
О смысле жизни задумавшись
Будет глаза выкорябывать
Из хари своей дюже гадостной
А после Ниэнну слезливую
Достанет он из-за пазухи
И будут обнявшись рыдать они
Над сраною долей эльфийскою
Илриниснэй Лэйвлан
ВЕСЬМА ПОУЧИТЕЛЬНАЯ ИСТОРИЯ
ЯВЛЯЮЩАЯ СОБОЙ НАПУТСТВИЕ ПОЭТАМ МАЛЫМ
О РОЛИ ВЕЛИКОЙ ПОЭЗИИ
В ЖИЗНИ ОБЩЕСТВА СОВРЕМЕННОГО
Пролог.
Я отелился петухом.
Его я положил на лавку.
И, положив на лавку травку,
(Поскольку горд был петухом)
Пошел с докладом я в Местком,
Чтоб дали к премии надбавку.
Я отелился петухом;
Пришел домой и лег на лавку.
...
- Как написал я триолет,
Так сразу съел тарелку супа.
А вот мой друг, Аркадий Суппорт,
(Дурак, каких не видел свет)
Не смог так мило написать,
Ему на триолет нассать!
А пишет он, не видя света,
Свои дурацкие сонеты.
Не правда ль, бейби, триоилет
Гораздо круче, чем сонет?!
- Послухай, граф,хоть ты и дурень,
Но, все же - будь благоразумен.
Ты думал, если я еврей,
Так сразу - нехристь и злодей?
О да, мон шер, ты просто пидер,
И не владеешь ты стихом.
Да подтвердит любой Местком
Ты спер мой серосиний свитер!
А посему любой сонет
Всегда клевее триолета!
- Увы, был друг; теперь он спятил!
Конечно, и на Солнце пятен
Гораздо больше, чем могли б
Мы это сразу обнаружить...
Но Вы испортили мой ужин!
Кошмар безудержных обид
На Вас, мой друг, о нет, не спорьте,
Ведь мы в искусстве, а не в спорте,
Ведь скажет всякий, что "сонеты"
Всегда рифмуются с "клозеты".
Другое дело - триолет...
У Вас стыда, Аркадий, нет!
- Послушай ты, графнуля вшивый,
Коль ты Петрарку не читал,
И не вкушал плодов Шекспира
И Бальмонта почти не знал
Пусть так. О, как же я страдаю!
Тебя я, мразь, разубеждаю!
Какой к чертям ты здесь Поэт,
Коли не пишешь ты сонетов?!
- Аркадий, друг, как Вы забыли
На брудершавты мы не пили,
Поскольку, хоть Вы и виконт,
Но надо все же знать приличья,
Ведь всем известно, что - Бальмонт,
О да, не Бальмонт! вот отличье,
Вот вашей дурости сигнал.
Шекспира ж, да, я не читал,
Но читать не собираюсь,
Об этом всенародно каюсь,
Поскольку круче чем Шекспир
Один... под Питером трактир.
Ну, да его снесли намедни.
Какие были там обедни!
Как подавали карасей,
Какао, рябчиков, омаров...
Какие были там гитары
Что, право, чистый Колизей
Каких больших людей скопленье!
Увы, то милое мгновенье
Растаяло - как тихий дым.
С тех пор я стал совсем другим,
С тех пор пишу я триолеты
И ненавижу все сонеты!
- Хвастун ты, дурень и буржуй.
Трактир тот - форменная гадость!
Ты, Фролыч, на него наплюй,
Есть на Земле иная радость.
Я, этой радостию полн,
Лечу - что Ароинов челн;
И пусть к чертям летят собачьим
Все Переделкинские дачи!
Там ныне нет мужей достойных.
Дурак, внемли и вразумись
На свете ссроы все и войны,
И этот джаз, и этот твист,
И перестройка, и стриптиз
Не оттого ли происходят,
Что как-то раз, при всем народе
Прикрыли Пивларек на Марксе,
Оплот и радости, и братства,
Веселья и любви, и смеха...
Одна, одна была утеха!
Прошли те радостные дни.
Мне были дороги они!
Я вспоминаю лишь об этом,
Об этом лишь - пишу сонеты.
- На Маркса?! да вы что, сдурели?
Мой бедный брат, о как посмели
Вы вспомнить эту пакость, дрянь!
Конечно, пивом там поили,
Да вот вставать в такую рань...
Средь алкашей - я как в могиле,
О, с Вами спорить я не в силе,
Виконт...
- Так значит я - алкаш?!
Ты - негодяй! на Марксе пиво...
- Я был когда-то столь счастливым...
- Заткнись!..
- О, не впадайте в раж!
Иначе Вас я дерну за нос,
Чрез уши выверну насквозь,
Налью сивухи Вам на нос!..
Вы - Василиск и Подлый страус!
- Вот мой кинжал, проклятый графчик!
Готовь себе сосновый шкафчик,
Я поражу тебя, злодей!
- Негодный, не смеши людей!
Раз так - я проколю Вас шпагой
С большой любовью и отвагой!
В моей груди - тайфун, метель!!
Дуэль!
- Дуэль!!
- Дуэль!!!
- Дуэль!!!...
- Дуэль!!!!...
...
Эпилог.
Я отелился петухом.
Его под лавку положивши,
Я съел пять грамм отличной пищи,
(Поскольку не был дураком.)
Вперед! там ждет меня Местком!
В Месткоме - деньги и грамоты.
Мне очень получить охота
Душистый, сытный хлеба ком.
Иду. Прекрасно пепелище
Свои раскинуло говнища.
Виват, колхоз! мой отчий дом!
В Месткоме мне вручили ноты,
Пятак и новенькие боты.
И я пою: Тирлим-бом-бом!..
осень90-весна91
ALLPHYCE
Он был из тех, кто верит сказкам Больше, чем близким друзьям, И он рассказал о том, что случилось, Мыльным своим пузырям, Они летали, молчали над крышами, Сверкая во мраке ночном, И в одном из них он увидел Город, Город, прекрасный, как сон. Ворота его были открыты И приглашали войти, И он шел вперед, понимая: Другого нету пути, И путь его был освещен светлячками, Слетевшими с яркой Луны, Он шел... И знаете, это прекрасно, Когда сбываются сны. Поднимаясь по лестнице в черное небо, В сверкающий Город свой, Он, оглянувшись, случайно заметил Два прозрачных крыла за спиной, Полетел, поняв, что может Теперь разорвать свою быль, Его ждал Город, его звал Город Город - Мыльный пузырь...
Его нашли метрах в ста от дома При первых лучах зари, И над телом его летали, сверкая, Мыльные пузыри... Илриниснэй Лэйвлан
AIA. Никуда. поэма
<Москва - Паго-Паго - Иерусалим - Москва>
(стихи для Александрины и Ренаты)
Мосты Москвы...
Песком в глаза тебе швырнувший свои боли,
Необманувший зло, добра предатель,
Тебе подарит
Каменный свой мир,
Угрюмый, хрупкий...
Слушай
Звуки знаков.
В мире, где камни, цветы и деревья и прочие звери,
Утлые окна где в танце куриных яиц разобьются на желтые
ромбы, круги и квадраты,
Город, продрогший в прозрачно-серьезном спасеньи сознанья,
Город, где камни цветы и деревья и прочие гибкие звери,
Город, где мы не успеем сказать даже то, что заведомо - правда,
Город, где мы не посмеем солгать без надежды на завтра,
Город, где взорванным сном - в окна грянет прощальное утро:
Грянет
В легкоранимые мнимые окна.
Грянет.
Все это бред. И он не стоит
Улыбки или похвалы.
Ну, в лучшем случие волхвы
Меня визитом удостоят,
Но - я не смог бы стать героем
Или сюжетом для молвы...
В бессонных поисках покоя,
Среди хвалы или хулы,
Я - тот, кто знал на самом деле:
Что ожидает всех нас - там,
Где мы над Городом метелий
Построим свой Прозрачный Храм.
Сверкнув над Городом - кометами...
Какие к черту расстояния!
Перегоревшие рассветами
Обречены на расставания.
Мы, искалеченные тайнами,
Пятистихийною безмерностью
Дурные, славные, случайные
Над беспредметной повседневностью:
Взлетим лучами снов торжественных,
Простим себе печаль прощания;
Таких - красиво несущественных
Нас - обручает расставание,
Нас - разлучает время серое,
Нас, разрешенных злыми сказками,
Рисует радужными красками,
Любя, надеясь и - не веруя...
Где - смерть отменит расстояния,
Где - жизнью обернется небыль...
Обречены на расстования,
Мы, - обреченные на небо.
Горе. Выбора нет.
Улиц дрянных сказ.
Бред. Бред. Бред.
Свет золотых глаз.
Горем город горит
Ворохом серых лет
Золота море кипит.
Бред.
Радуйтесь. Зла нет.
Верьте мне одному.
Падаю: смертью в свет,
Падаю - тьмою во тьму.
Но - я никогда не хотел
Чтоб
Так!
Враг мне - пространство,
Ложь - мой удел:
Дряблая
дрожь
Это в гроб мой
Гвозди вбивает, ругаясь, дурак,
Гроздью
Разорванных глаз
Мне
Рыдает его
Дурацкий стеклянный колпак
Шутовской...
Словно
Мне больно,
Мне
Просто немножечко больно,
Словно - куда-то
Уже
Не
успел...
Мои вены под кожей пустою
набухли кипящую солью,
Там - за горящим закатом,
Мне,
Невиноватому
Боже!
Как - больно,
Гудящие стены
Обрушат
В меня свои пьяные, жизнью проженые, души,
В перекипевшие
Певчие
Суши,
В
Черные тени:
Саван взметнули со стен,
Странно - наружу
Ложью
Из вен
вырваться в танце
Кружевом
Жадных видений,
Чтоб
В гроб
мне
Дурак
Вбил
Кол
И
Небо
Выбил
былью
Глаз глянцем
Стекольных,
Чтоб я
не хотел,
Чтоб - было - так!
И - умирал,
Зная,
что
Больно.
Да будет мир плохому полководцу,
Вновь проигравшему Войну.
Да будет радость мертвому колодцу,
Хранит который Тишину.
Да встанет Свет над Городом горящим,
Где - нет людей.
Да рухнет мрак на солнечные чащи
Прозрачных дней.
Я думал, что умру но - я ошибся.
Я не предам, увы, свои мечты.
Мне остается возвратиться
В круовороты... красоты...
Золотые арлекины в изумрудных полумасках
Мне рассказывают сказки про весеннних юных фей.
Феи носятся по лугу в разноцветно страстных плясках,
Феи носятся по кругу бепристрастно страшных дней.
Там - круги на циферблате, огнеокие, упруги,
Там - деревья умирают каждый день и каждый час.
Там - танцуют злые танцы одинокие подруги,
Золотые поэтессы разбивающихся фраз.
Золотые арлекины, золотые поэтессы,
Сестры, братья, жизни счастье, циферблатная метель...
Там - прекрасно, там - случайно, там - отрадно интересно...
Арлекины! я вас, гады! - вызываю - на - дуэль!
Петух повесился
На
Колокольне.
Прости!
Икона
плачет утреней росой.
С косою
Гостья
Словно
улыбнется.
Я промолчу. Я светел. Я святой.
Она сегодня будет ближе,
Дальше,
Чем все ее восторженные сны,
Встревоженные
Грохнувшею фальшью...
Мне все равно. Я рыцарь тишины.
Да, нас - убьют!
Я буду улыбаться;
В полуживом желании: не жить,
Во имя Страха
Мертвый мир
Любить!
Во имя Зависти
Какому-то
Там
- братству!
Там - облака в волокна злые свиты...
Колоколов
Нас
расстреляет звон.
Она придет и скажет: мы убиты.
Я промолчу. Я свят. Я разрешен.
Мир, который каменный,
Славный и случайный,
Плавно увлекаемый
Слабой тихой тайной;
Мир первораспавшийся,
Мир проколесованный
Знает: утро кончено,
Если - утро названо;
Если мы - раксчитанны,
Значит мы обласканы
Счетами истории,
Робкими и ясными;
Если мы - расчитаны,
Мы убиты, милая,
Мы давно прочитаны
И давно наказаны.
Мир, который каменный,
Мир, извечно названный,
Нас торопит, призваных
В прокуроры разума,
Знаками зовущего
В чащи метафизики...
Улыбнись получше им;
Мы - простые шизики.
Мы, давно решенные
В наших робких радостях,
Мы - колосья пшенные
Средь крапивы яростной.
Дождик будет в сентябре,
Только про это
Ты узнаешь на заре
По секрету.
А расскажет тот секрет
(Как наступит осень)
Мой отважный добрый дед
Моситосин.
Почему ж я, несчастливый,
Обречен - лгать?
Все равно, давай играть
В то, что мы живы.
Как у елки все иголки
Из осколков
Сентября.
В ветер ночью воют волки
В ливень черный,
В ливень колкий
Чтобы грянула заря
С беззащитной милой злобой;
Чтобы - грянула заря
И отпрянули чащобы.
Старым паром сентября
Ветром взвоенная песня
В ельник чистый, в ельник тестный
Тихо... ахнула заря;
Чтобы - снова выли волки,
Радостно преображаясь,
В елках радужных осколках
- отражаясь.
На изысканном балконе, грациозен, тих и строг,
Удивительно красиво загрустил городорог...
Он усталым талым взором словно смотрит на луну;
Он умрет, благослявляя свою злую тишину.
Клочья пены серебряной - вьются в танцах аблака,
Изогнувшись, золотая, спит хрустальная река.
И взлетает одуванчик в бликах трепетной луны,
Чтоб рассыпаться под утро на брильянтовые сны;
Чтобы ветер тихой песней в проводах пролепетал,
Чтоб над Городом раскрылся неба сумрачный кристалл,
Чтоб раскрылся, заискрился, тая тайною святой,
Над немой, хрустальной, старой, над рекою золотой...
Пряной, пьяной тучей мятной занимается заря,
Разорвется ватным газом, гордым огнием горя.
Чтоб на маленькой пларнете грациозно тих и строг
Удивительно красиво умер мой городорог.
Попытайся тогда улыбнуться вместе со мной.
Мне уже все равно. Я танцую красивые песни.
Я однажды проснусь и поверю - уже навесегда
в свой город прозрачно-пустой,
И подумаю: как бы было забавно, если...
Дорогая моя, обессиленный славой наш век
Это милая, добрая ложь. И мне как-то светло и покойно.
Посмотри - за окном на работу бредет неживой человек
За безвольной команою: вольно!
Наше милое время, зеркальная давняя мгла...
Мы останемся там
Тайно.
Я однажды проснулся и вспомнил: ты - умерла.
И мне стало легко и немного печально.
Далеко - за последним рассветом,
В удивительно мирном покое
Я - один, переломаный светом
И - горем.
В городах, где гранитные руки
По крестам беспредметного горя
Распластают меня вскоре,
Распластают - на знаки и звуки,
Я хочу понимать это время,
Безучастно любя и споря,
Я хочу презирать бремя
Горя,
Я хочу, чтобы дождь серебряный,
Бормоча по испуганным лужам...
Я хочу, чтобы я, странный
Этой смерти был странно нужен;
Чтобы - холод, метель и сугробы,
Чтобы - ливень и звонкие птицы...
Слишком много бы отдал, чтобы
Хоть куда... возвратиться...
Мне приснится Всемирное братство,
Мне приснится бескрайнее море.
Я хочу разрыдаться от горя...
От какого горя?
От горя.
Писать стихи - не дело для людей,
Живущих в добывании расплаты,
Людей, что вечно в чем-то виноваты.
Они бегут, всегда бегут куда-то;
Желая верить в бесконечность дней,
Они гордятся силою своей...
Писать стихи - не дело для умов,
Стремящихся к великим достиженьям.
Бог им судья! но приговор суров:
Им не понять красот стихотворенья.
Да что стихи! а песни, что поют
И - облака, и - камни у дороги?
Зачем вам, люди, Дьяволы и Боги,
Когда любовь вы предали свою?!
Писать стихи... зачем писать стихи?
Молчат одни, другие обличают...
Не трогайте, пожалуйста, стихи.
Поэт не отвечает за грехи,
Он за цветы живые - отвечает.
В перестрелках мелких мнений
Иы - безликая молва,
Мы больные зеркала,
Отражающие тени.
Тени - легче слов сплетений,
Легче снов летящих лет...
Ты и я, и вот: нас нет.
Был рассвет; рассвета тени
Сетью падшая зола
В страный город песнопений
Рвет на знаки искры зла
Чтоб взорвавши ленту лет
В дивной драке злые тени
Пали - небылью в рассвет.
Камни - легче облаков,
Камни - круг: за кармой карма,
Дивный вечер навьих снов,
Ветра каменная гамма.
Камни - тьмы круговорот.
Черный град капелью четкой
Горстью верною чечетку
Ветром каменным сорвет.
Двери каменные спят;
За решеткою чугунной
Только - прыснут свистом луны
На рассыпавшийся Град,
Только - лунных бликов струны
Ветер каменный пронзят.
Цепи пенные цветов,
Вы - степенные разлуки,
Смертью вскормленные муки
Сном бессмертных городов,
Словно в воздухе земли
Неба нежные виденья,
В тихой вежливой пыли
Духи светопреставленья,
Словно радуги мечты,
Городов воспоминанья,
Снов отрадные цветы
Зла безликие желанья,
Городов дурных страданья,
Сны тоскливой красоты.
Восковые дерева,
Золотые разговоры
И - пугливые слова,
Слов игривые просторы.
Восковые очи зла,
Листьев чокнутые стрелы,
Мыслей черных, истин белых
Листьев чистая зола.
Восковые: ты и я
Таем далью серебристой,
Станем - злом кристально чистым,
Тайным сном небытия.
И - последние листы;
И - бесследны: я и ты...
Звери - знаки городов.
Ты - умрешь во власти знаков,
В белой кледке сладких слов
Средь изысканных маньяков;
Укротительница тьмы,
Ты умрешь в сетях сознанья
В час, когда восстанут зданья
Из восторженной тюрьмы
Твоего воспоминанья
О страданьях славной тьмы.
Ты - свободы бедной круг.
Но, заветам светлым верен,
Я - последний добрый друг
Тем, кто будет мной расстрелян.
В зеркальном шаре - тишина
И - боль.
Ну что, окончилась Война?
Изволь...
Чужие люди подошли.
Поют.
Чужое сердце подожгли
И - ждут.
А за окном стоит весна
Как жердь.
Круговорот весны без сна.
И - смерть.
Круговорот вкруг простоты.
За что?
Мы пали в пропасть высоты,
В ничто.
В зеркальном шаре - небеса
И твердь...
Ну что, вернулись чудеса?
Я - Смерть.
Я - напротив всего, что должно умереть,
Умереть, чтобы жить, чтоб любить, чтобы петь!
Я танцую игру, переполненный злом,
Словно снегом цветов - удивительным сном.
На изломе эпох, на развалах миров
Я бессмысленый Бог пересоленных слов.
Или - жить, или петь: для тебя - без тебя.
Остаюсь - умереть, никого не любя.
Нави нежить нежная,
Милая, железная,
Неживая, звездная,
Золотая, милая...
Смотрят словно издали
Золотыми брызгами
Зла глаза капризные
Золотые милые...
Так - летят проклятые
В тело мое ватное
Пули аккуратные,
Золотые, милые...
Просто, как смерть,
Тише камня
Страшно успеть
Взломать ставни:
Там предел
Город-мертвец
Стальной свой венец
Надел!
Но - бросить бомбою
Золотою
Тело удобное,
Тело живое:
В
Распятие
Улиц кривых,
Жаждой проклятия
Сжечь
Их миф;
Рухнуть - взорваться
Ворогом гордым
В тухлое братство
Города!
Было:
Больно,
Будет - страшно.
Ваша
Воля
Могила.
Было:
Люди, книги, птицы,
Лица, окна,
детский дом.
Будет
Пепел
С
Молоком!
Шрушуриться
В - коридорах
Хора:
люди, книги, птицы,
Спицы
Срванного мора
С лиц
ри
Сованного хора:
птицы, книги, люди
Будет:
морок
кровом
рунет болью
былью грохнувшего хора
пылью
солнечною вспухнет
лопнет
пепел - с - молоком!
Брызнет - глазом
В окна
Локон
Молока.
Морок - комом
В горле вспучит
Тучи пепла
Врызнут
Золотые облака:
Комой,
Горем
Газовым
Горя,
Пеклом
Стекла окон
Золотые
Сташно солнечного глаза
Разо
Рвется ваша
Воля...
Больно.
Кокон молока
Разорвется:
Пеплом.
Ветер теней
Треплет
Тени ветвей,
Черный,
Вертит; и - тонет
Ветер
В терпких ветвях
Дегтем.
Дремлют в домах
Дети
Тихим в домах
Хором...
Ветер, ударь ветьвью
В окна домов
Тайной!
Я собака. Я смотрю
Собачьими глазами.
Но, однако, говорю
Вашими словами.
Но, однако, все, что я сотворю
Тихой ласковой заре - подарю.
Мне и мысли ни к чему
И - чувства.
Одиноко мне и грустно
Сам не знаю, - почему...
Оттого ль, что, может быть,
В самый злой из ваших дней,
Увидавши вдруг людей,
Я решил - вовек: не быть.
Просто
Вновь
Встречать зарю
Тихими мечтами,
И - собачьими глазами
Верить сентябрю.
Вера последнего дня.
Пепельный шорох страниц.
Время встретит меня
Мороком злых зарниц.
Смерти прозрачный день.
Знаки остывших глаз.
Знаешь, это для нас:
Надежды чужой день.
Стая каменных птиц.
Любовь, помолись за меня.
Время, остановись
В танце
Последнего дня.
В легкоранимые мнимые окна
Утро прощальное грянет разорванным сном, где
- цветы и деревья, и камни, и прочие звери,
Утро, которое мы не посмеем предать без надежды на завтра,
Утро, где завтра - навечно останется болью о сказочном прошлом,
Утро, где камни, цветы и деревья, и прочие звери,
Город которые явно уже не спасут от сознания
ромбов, кругов и квадратов;
Ромбы, круги и квадраты, и прочие поиски кармы
Окон продрогших камней и цветов, и деревьев, и прочих зверей;
я устал, я, наверное, каюсь;
В мире нелепом, где окна и камни, и - прочие мертвые тени:
Камни Прозрачного города - грянут в открытые окна.
Грянут последней грозою.
Грозою
- грянут.
лето-осень91. к главе 2
Но мыльные пыльные
по небу облаки бегут
пробегают: свято дней,
голуби мои: пеною
серебристою, терпкою,
снежною, пеною хвойною,
солнечной, напевая,
приговаривая нежно: свято
во имя дней долгожданных,
голуби мои! Каюсь, каюсь,
миру молюсь умирающему,
свято дней, голуби мои,
горите: птица говорит вам
пойте мои! Безрадостные,
говорите мне - свято дней
сирени мои звонкие,
лучистые, снега мыльные,
хвойные! Бормочут,
заговариваются: свято
Михра дней утро листов
серебряных, горите,
нежные, вы неживые, легче
летящего, вам утро дней
голубиных, молитесь вы,
умирающие пыльные
облаки-блики, дней моих
Михра свято утро дней
моих свято голуби мои!
Ночь. Улица. Фонарь. Аптека. Блок.
КРАТКИЙ ОТЧЕТ О ДВУХ ГОДАХ "ТОЛКИЕНИСТИЧЕСКОЙ" ЖИЗНИ МОЕЙ.
Тусовка, толкин, экскременты;
ортханк, сулимо, арагорн,
нескучный сад, батыршин, сэнта,
компьютер, ксп, фангорн,
спсв, сорокдевятый,
моргот, ниэнна, митрандир,
том третий, драка, назгулята,
перумов, астэ, палантир,
ар-фаразон, мин као, эйтель,
маккавити, тангородрим,
мифрил, портвейн, гитара, эльфы,
менты, дол-гулдур, бильбо, мим,
валары, гномы, люди, лохи,
галадриэль, закат, рассвет...
Еще пройдет хоть три эпохи
проходит все; исхода нет.
И снова: гондор, сэрдан, эру,
профессор, феанор, баклан,
на запад, арвэн, гронд, пещеры,
беор, бессмертье, саруман,
таллэ, драконы, дунаданы,
кирит-унгол, исилдур, лин,
мумаки, орки, хэлл, катаны,
скандалы, крысы, властелин,
дорога, странник, муркок, намо,
вуглускр, гонщик, радагнар,
ацелас, тулкас, маглор, аман,
гиль-эстель, элронд, аватар,
айнулиндалэ, ржевский, пьянка,
минас-моргул, минас-тирит,
утумно, кэтрин, серебрянка,
двуручник, ирмо, дубощит,
игра, палатка, три аккорда,
учитель, враг, амбар, андэд,
по морде, фродо, горлум, мордор,
достало все; исхода нет.
Нескучный сад, дуэль, измена,
ородруин, кольцо, шелоб...
И снова: астэ, лин, ниэнна,
валакордин, психушка, гроб.
новый 94г. АIAИлриниснэй Лэйвлан
Ученик - это тот, кому показали кукиш.
Учитель
АПОКРИФИЧЕСКИЕ МЕТЕРИАЛЫ
ПО ИСТЕРИИ АРДЫ
(к "Пластелину Колес")
Летопись Первая
Исход Бонопарития 1-ой степени.
Было так - усоп Профессор
а по-русски значит помер,
но история Героев
Гордых Воинов и жен их
и лихого Митрандира
и крутого Саурона
и других мужей любезных
понемногу продолжалась.
Вот Четвертая эпоха
незаметно подоспела
а за ней пошла другая,
в кои веки наконец-то
все-то занялись делами
Илуватару во славу!
скажем Гиблые болота
осушил однажды Барлог
а пьянчуг же и шпионов
что застряли в тех болотах
по укурке или пьянке
всех отправили далече
говорят до Валинора
в Тэл-эресский спецприемник
где пираты-телерийцы
корабли отважно строят
а потом в Войну играя
корабли сжигают разом
потому как скучно больно
им живется, эльфам дивным
да Моргот со всеми ними!
Саурон к примеру черый
Луна-парк отгрохал классый
на осушенных болотах
дабы орки в дни мирские
развлекались понемногу
свою силу упражняя
на крутых Мордорских горках;
Кирдэн-боцман долго злился
то веселье наблюдая
и со злости чуть не слопал
палантир свой серебристый
но ответное решенье
в голове его эльфийской
беприпятственно созрело
и Морское пароходство
основал он для детишек
всяких Элрондов косматых а дл
