Ты нагой Саломее сродни Со слезами бросалась на стены, И услышал: распни же, распни Эту плоть за былые измены! Я словами тебя распинал, Даже слуги на крики сбежались; А когда я тебе все сказал, Наши губы во тьме повстречались. Ты со мной устремилась в полет, Высоко поднимая колени, Так мы встретили поздний восход На греховной житейской арене. Так неслись мы на всех парусах В пируэте изысканной позы, И любуясь собой в зеркалах, Навевала ты сладкие грезы. Был мне голос - и нежен и глух, Я тебя не расслышал, и все же -До свиданья, любезный мой друг! -Как угодно. Простимся. О боже, Я тебя до ворот проводил, А когда ты со мной расставалась, Все твердила: ведь ты не любил! И добавила: экая жалость!...
      ЖЕНЩИНА У ЗЕРКАЛА
      Ах, кружевница, ах шалунья, ах, В прозрачных ослепительных чулках! Пускай меня рассудок не оставит, Когда она на цыпочках впотьмах У зеркала мгновенно их поправит... ....................................................... Так ты все видел? Ах, негодник... Ах!
      В.Фомин
      * * *
      Зачем даровано бездельнику - творить? Дано, шутя, - о главном говорить... Ему б еще усидчивости малость, Ему б терпение не помешало б, Чтоб записать хоть чуть, чтоб не забыть То, что ему даровано, - творить, Что так свободно, вольно изливалось, Чтоб красотою целый мир пленить, Собой наполнить, - и заставить - жить!.. Зачем -скажи -природы, что ли, шалость?Зачем даровано бездельнику творить?
      * * *
      Затейливо и прихотливо блуждает мысль моя игриво по закоулкам тайных дум...
      Она что бабочка порхает, соцветия осеменяет, и оплодотворяет ум.
      Подстегнуты воображеньем в извилинах и там и тут, всеобщим мира отраженьем уже созвучия ползут.
      Но не успеет стих готовый запечатлеть моя рука, вдали маячит образ новый, опять же требуя стиха.
      И, в предвкушеньи гонорара, сижу, пью чай, и не спеша слежу, как плавится от жара моя бессмертная душа.
      * * *
      Был день так ярок и морозен... Гремя контейнером пустым, Парнишка на мусоровозе В потоке мчался, пьяный в дым.
      Себя он чувствовал героем, Лавируя среди машин, Как грозный крейсер в синем море, Как гонщик <Формулы-1>.
      Но как бы он не ехал бойко, И как бы он вперед не лез На громыхающей своей железной дуре, Машина у него, увы, - помойка, Его обгонит резвый <мерседес>, И скроется в струях светлей лазури.
      * * *
      В прекрасном добром настроеньи Я тихо ехал по Тверской. Но мимолетное виденье Явилось вдруг передо мной.
      Твой взгляд задумчивый и нежный Среди мелькающих авто Будил поток страстей безбрежный И звал творить черт знает что.
      И ты, руля движеньем робким, Воспламенила в сердце жар, Взорвался я, и выбил пробки, Как гром небесный, как удар,
      И я орал тебе: - Собака!Машину оглядев свою, - Да что ты, блин, не видишь знака!? Ты что, слепая, мать твою??
      Но красота твоя святая Смягчила весь мой лютый пыл. И я, гаишника встречая, Уже практически остыл.
      Он был внимательный и строгий: "- Претензий нет?" "- Да наплевать!..." Нет, нет, нельзя, святые Боги, Красивых баб за руль пускать.
      СОНЕТ
      В здоровом теле и дух здоровый Холоднокровно, безучастно, на жизнь расчетливо смотрю, и не завидую напрасно тем, кто кричит: "-Люблю, люблю!"
      Не разделяю их поступков, и потому всегда здоров.. Все страсти - от больных желудков! Все чувства - от плохих зубов!
      Пускай несчастный меланхолик, страдая от душевных колик, стихи выплескивает в мир!
      Я же в ларек иду за пивом, иль деловито, молчаливо смакую утренний кефир.
      * * * Шумел камыш, деревья гнулись... Народная песня
      Когда, веселый и смешной,
      я вышел из авто, Стояла ты передо мной в распахнутом пальто. Твои красивые глаза сверкали, как неон. Кругом визжали тормоза, и терпко пах гудрон... Душа запела, воспарив, под струн любовных звук, И этот праздничный мотив ты услыхала вдруг... К тебе я робко подошел, и разговор возник... "- А сколько?..." "- Сто...- Ну хорошо..." - твой голос, как родник, Как ручеек среди равнин, когда лежит роса... " - Дороговато, сотку грин..." " - Дак это - два часа!.." За руки взялись мы, и в лес отправились вдвоем, И меркантильный интерес во взгляде был твоем... А темный парк кругом шумел, и ветер гнул камыш, И город за спиною пел нам песню мокрых крыш.
      АРЛЕКИН
      Я арлекин в смешной одежде Меня велел казнить король. Смеялись надо мною прежде, Теперь мне причиняют боль.
      За то что я посмел влюбиться в простор ее лукавых глаз; За то что я посмел открыться; За то, что получил отказ...
      Король не любит глупых шуток, Был приговор суров и крут, он мне сказал оскалясь жутко: - Теперь посмейся, глупый шут!
      Ну что же, и на эшафоте, Перед секирой палача, Я буду петь безумство плоти, Сам, как безумный, хохоча.
      * * *
      Люблю хайратых музыкантов Непризнанных и злых талантов Что делают тяжелый рок. Они всегда пьяны и грязны, На вид угрюмы, безобразны, И в их глазах сплошной порок.
      Их рассуждения невнятны Одежды мяты, в разных пятнах, Стволы гитар торчат из рук. А мысли путаны и слабы. Наркотики, вино и бабы Заполоняют их досуг.
      Недавно видел: тощий, длинный, С бородкой маленькой козлиной, С косичкой сальной, как салат ... Косяк мусоля, с видом строгим Болтал о музыке и Боге Мешая Библию и мат.
      Но вот, нестройные вначале Уже аккорды зазвучали И нить мелодии свилась Ударник лупит, бьет басами, Как будто в душу кулаками, И ты паришь, нащупав связь
      Со всей Вселенной и с собою... Стоишь с пустою головою Слегка покачиваясь в такт, А пульс сто двадцать раз в минуту, И, заворачивая круто, К нам с неба ангелы спешат.
      А тот, косматый, совершенный, Царит над освещенной сценой Как полубог или герой Поймав за хвост свою удачу Весь мир, дрожа, смеясь и плача, Заворожив своей игрой...
      К Т...
      В расплавленном золоте буден Ты как бы загадочный сфинкс
      Забудем,- шепчу я, - забудем! Забудем!.. - и падаю ниц.
      Что было - никто не осудит, Лишь дрогнули шторы ресниц...
      - Забудем, конечно, забудем... мне шепчет загадочный сфинкс ЭЛИЗАБЕТ Спасибо Бернсу.
      Когда мне было двадцать лет, Я славный был ходок, И мимо девушки любой Пройти никак не мог.
      Но раз на ярмарке, друзья, Её случайно встретил я... Элизабет, Элизабет, Мою Элизабет!
      Я звал её к реке гулять, Дарил подарки ей, Я научился танцевать, И позабыл друзей.
      Она смеялась мне в ответ, Ни говоря ни <да>, ни <нет>! Элизабет, Элизабет, Моя Элизабет!
      И я покинул край родной, Свою страну холмов. И в путь я раннею весной Ушел без лишних слов.
      Немало я встречал девиц, но среди прочих видел лиц Элизабет, Элизабет, Одну Элизабет.
      Когда осеннею порой, Ветра шумят сильней. Вернулся я в свой край родной, И постучался к ней.
      Она сама открыла дверь, И неразлучны мы теперь! Элизабет, Элизабет, Моя Элизабет!
      Тебя прекрасней в мире нет, Ты лучше всех моих побед! Элизабет, Элизабет, Моя Элизабет!
      * * *
      "-Погубитель, погубитель!", - ты шептала в упоеньи... Я вошел в твою обитель, прочь отбросивши сомненья.
      Юбки, фижмы с легким газом - полетели в дальний угол, Мы о них забыли разом, увлеченные друг другом.
      И помчалась лодка страсти по волнам безумной неги... На песчаном тихом бреге мы очнулись в одночасье.
      Мы лежали, как обломки,- жертвы кораблекрушенья, И ворчал прибой негромко, погружая нас в забвенье...
      А когда аборигены вышли из лесу неспешно, Расставаясь с жизнью бренной, ты рыдала безутешно.
      Я хрипел, копьем пробитый, кровь, пузырясь, застывала, На кольце в носу у негра солнце весело играло.
      * * *
      О девушках пишет поэт пожилой, страдая подагрой и сплином, и мысли ворочаются тяжело, былым наслажденьем томимы.
      Звеня, на бумагу ложатся слова в изысканном рифм обрамлении, и прочь от усилий летит голова, и полнится радостным пеньем.
      Удушливо мучаясь в летней жаре он кашляет, грудь потирая, О том, как прекрасно любить - на заре, поэт не спеша излагает.
      Любить ее, славную, так уж любить!, и мнить средоточием света... Томление это никак не избыть, не вырвать из мозга поэта.
      Теперь-то, конечно, ее не вернуть, и лаской ее не согреться... Зачем же так тяжко волнуется грудь, нелепо сжимается сердце?
      Зачем теребить прошлой боли струну, в душе рисовать золотую волну, Словами любовь заклиная? Взывая ко многим, искать лишь одну, Из памяти вызвать былую весну, И вновь предаваться томительно сну...
      Ты знаешь? Я тоже не знаю....
      ТАКАЯ ИСТОРИЯ
      Спасибо Быкову.
      " - Вера Сергевна, родная, я вновь Вам пишу, Я в Озерках, я все тут же - на даче у тети... Ну приезжайте, голубушка, Я Вас прошу! Я тут погибну без Вас, как же Вы не поймете!
      Милая, милая, где же Вы!... плохо без Вас. Прямо с ума схожу,...ну и, конечно, простуда. Вот у камина сижу с коньяком в этот час, Нет, да и гляну в окошко, надеясь на чудо.
      Вера Сергевна, я стал за собой замечать Дар провиденья... я все наперед понимаю! Вот и сейчас мне подумалось ... точно... опять... Вы ведь письмо не получите это, я знаю!
      В сумку холщовую сунет его почтальон, Старый Ефим, после - затемно - двинется в город. Тут десять верст... не доедет... в лесу, под дождем будет он Прохором - вилами в спину - заколот.
      Коротко вскрикнув, с телеги он плюхнется в грязь Прошка же деньги и марки достанет и спрячет, сумку же с письмами бросит, и в лес, хоронясь, И напрямую, по лесу,- обратно на дачу!
      Прохор, он из-под Тамбова приехал сюда, он из мещан, он приказчиком в лавке напротив. А как напьется, - все рад насолить господам... То опрокинет забор, то окно расколотит...
      Вера Сергевна, приедьте, хотя бы на день, Тетка без Вас меня поедом ест и тиранит, ты, мол, бездельник, слюнтяй, мол, сидишь тут как пень... Боже мой! ветер по ставне дождем барабанит...
      Шалый народ, сумасшедшая эта весна, Видно, Россию оставили высшие силы. Сердце так давит... и светит в окошко луна... Сельский погост заливая мерцаньем.... помилуй,
      Господи Боже! да как же, ведь год или два, Только назад; мы в Абрамцево ездили с Вами Сомов и Дягилев, Бакст, Лансере , Бенуа... И Добужинский... да как же... Проклятая память!
      Да уж невмочь..."
      Обрывается этим письмо... Лист, пожелтевший и хрупкий, в бюро убираю. Шизофрения, понятно, ... а сердце само, От недосказанной боли сжимаясь, рыдает.
      АПРЕЛЬ-МАЙ
      По-весеннему солнышко греет, Согревая поэту мозги, И поэт понемногу шизеет, Вырываясь из зимней тоски.
      Окруженный хмельными друзьями, За обильно накрытым столом, Фонтанирует бурно стихами, Через рифмы ломясь напролом.
      А под вечер, слегка утомленный, На какой-то кровати чужой, Под негромкие девичьи стоны, К небесам улетает душой.
      А наутро, уйдя от подруги, Вдруг замрет он с разинутым ртом, Услыхав щебетанье пичуги На облезлом кусте городском.
      ИЮНЬ
      Наступило лето на порог... Наконец-то я себя нашел! Укрываясь поволокой строк, Засыпать под утро хорошо...
      Где-то надо мной звенит комар; Но не буду я его ловить,Даже комара, как Божий дар, Не скорбя, смогу благословить!
      С малою букашкой единясь, Содрогаясь тельцем, полечу, И вступлю с красавицею в связь, Присосавшись к белому плечу.
      / Ты убьешь беспечно комара, Задавив, размажешь по стене; Но душа его, когда придет пора, Оживет, жужжащая, во мне. / Я над комарами командир Я ликуя, песню их пою.... Маленький старательный вампир Подарил мне музыку свою.
      Сильный и проворный, я стою, Выкинув из сердца всякий хлам, Это лето празднуя, люблю, И жужжу стихи своим друзьям.
      ИЮНЬ - полнолуние
      Лежу в июньском полнолунии, и вспоминаю губы Танины, и наше тихое безумие, и после - жаркое шептание.
      Девчонки - вы - транквилизаторы, моей души успокоители, пустых ночей ассенизаторы, мгновение остановите мне!
      Пух легкий по полу катается, свет легче пуха тополиного. Сквозь твою кожу пробивается свечение невыразимое.
      Пускай луна мне так же скалится, давай же. милая, кричи, кричи... Дай, Господи, мне не состариться, горстями счастье раздаваючи!
      Чтоб видеть - наяву, а не во сне, не в лунном бледном отражении, улыбку на губах у женщины, лежащей рядом - и вне времени.
      * * *
      К.Григорьеву Откроюсь Вам, друзья! Прошла пора мечтаний И безудержных сладостных утех; Прискучило мне юных дев очарованье, Их бесполезное в постеле трепыханье, И неумело-бойкие лобзанья, В ночи их беспричинный тонкий смех.
      По сердцу ныне мне лишь плавные движенья И тело полное возлюбленной жены, И жесты милые; и секс без напряженья, Неспешно-тихий, полный упоенья; И разговор ночной под кровом тишины.
      Проигнорировав намеки девы милой, Глаза уставя вдаль, скажу себе я так: " - Нет, я не стар еще, и далека могила, Еще есть в сердце пыл и в теле силы; - Не старость то, но зрелость наступила...
      * * *
      Что встал, как пень? Вали к своей жене, чудак!"
      * * *
      Старый Кодак достав с антресолей, выхожу я в заснеженный сад, На скамейках, знакомых до боли, робко тени былого сидят.
      Я гляжу сквозь стекло объектива на акации в чистом снегу. Дней распущенных, пьяных, счастливых, Тщусь забыть... но, увы, не могу!
      Ах, зачем же, скажите, зачем же наш роман несерьезен так был, Вы - шутя - подавали надежду, Я - шутя - Вас безумно любил.
      Вы играли со мной на досуге, Я измыслил и чувства, и пыл. Вы забыли совсем о супруге, Я вообще о приличьях забыл.
      Кто же знал в то безумное лето что пройдет-то - всего ничего, лишь полвека пройдет, и все это вдруг мне станет серьезней всего.
      Только врут пожелтевшие снимки, и улыбки, и платья шифон, Все лишь слой серебра на пластинке, Все лишь сон... но чудеснейший сон!
      С гулким стуком сложилась тренога Я прощен... отомщен... утомлен... До свиданья, моя недотрога. Мне пора принимать моцион.
      * * *
      Ночью мокро, ночью жутко в сентябре Мокнут стайкой проститутки во дворе. За стеной гудит Тверская как мотор Я не сплю, зачем не знаю, до сих пор... Затевают мысли драки в голове, Словно мокрые собаки по Москве. Льет и льет вторые сутки через край Не грузи мозги, малютка, засыпай. Ты давно уж мне не веришь и не верь! Хрен ли, хрен ли, ангел Мэри, пить теперь? Вот как выйдет из тумана месяц май, Вот тогда - бери стаканы, наливай!
      Москва. Ураган.
      Переливаясь в судороге дней, Переплетясь во времени и месте, Мы оказались ненадолго вместе,
      И каждый час стал многих дней важней.
      Черт с ангелом вели извечный спор, Гармония произросла из праха, Летели мы, и пели скрипки Баха
      Фантазию и фугу соль минор.
      Ты помнишь... свет метался в занавесках Пытаясь вырваться из клетки жестких струй; И длился бесконечный поцелуй,
      И плоть Вселенной разрывалась с треском.
      Наутро шли, дивясь на Божий гнев, Но полнясь упоением каким-то; И громоздились чудным лабиринтом
      Вокруг стволы поваленных дерев.
      А я к твоим ладоням прижимался, И было странно, было хорошо... В столице ураган - давно прошел,
      В моей душе он только начинался.
      УРОКИ ФРАНЦУЗСКОГО
      Стук каблучков - как звуки кастаньет, Подковками по гулкой мостовой, Напомнил мне о Вас, M-me Janvier, Французского учитель первый мой.
      Обломки памяти, поток несвязных снов... Ваш тихий голос: "-Repetez-moi..." Я помню, как в висках стучала кровь, И аромат духов сводил с ума.
      Когда в перчатке легкая рука, Касалась вдруг волос на голове... Мне было лет тринадцать, Вам - Бог весть, Мне кажется, что ближе к сорока...
      Отдельные слова, обрывки фраз, Прикосновений редких лепестки... Я вспомнил все, - когда в полночный час Под окнами стучали каблуки.
      Мадам Жанвье, моя мадам Январь, Теперь уже ко мне пришла зима,
      Гляжу я на бесстрастный календарь, А губы шепчут: "...-Repetez-moi..."
      * * * Избегайте всяких, девушки, поэтов, все они маньяки, и вруны при этом... Не дарите розы - не поддайтесь лести, ведь поэт - угроза для девичьей чести!
      Пусть он очень бойко складывает звуки, Зазевайся только - сразу тянет руки! А когда сольетесь в колдовском экстазе Тут он оторвется, ох, набезобразит!
      То всю ночь гоняет он кнутом по спальне, то ружьем стреляет, этакий охальник! Ты уже брюхата, ты ему призналась, сама виновата - не предохранялась!
      Так за что ж вы любите подлую породу, Для чего вы губите молодые годы? Таковы расклады матушки - натуры: Все поэты - гады ... а все бабы - дуры!
      ГЕДОНИСТ (ПРЕФЕРЕНЦИИ)
      Люблю себя едой потешить за шумным праздничным столом, и заедать салатов свежесть еще горячим пирогом.
      Страна у нас, брат, небогата, откуда трюфли - боже мой! Зато соленые опята идут под водочку зимой!
      О стейк! как описать, не знаю великолепный образ твой, слегка прожаренный по краю, на ощупь мягкий и живой...
      Ножом кусок отхватишь сходу, подцепишь вилкой - брызнет сок, и потечет по пищеводу, даруя сладкую свободу, истомой нежной - дивный ток!
      Люблю минуты среди пира, когда замолкнут все на миг, как будто из иного мира к нам вестник памяти проник.
      И тишь вдруг замершего зала,... и чей-то шепот, и опять стук вилок, звяканье бокалов, и зов скорее наливать.
      Люблю при купле огурцов на рынке, строго и сурово, я припечатать метким словом забывших всякий стыд купцов.
      Небрежно бросить на прилавок Купюру смятую, и взять Бесплатно яблоков вдобавок На пробу штучек этак пять
      Люблю явиться с новой дамой порой в собрание друзей, и величать ее упрямо притом "единственной своей". Сказать, упреки принимая, за эту дерзостную ложь, что у меня одна такая, и что другой такой, я знаю, на целом свете не найдешь!
      Когда ж девица не стремится с поэтом сразу лечь в кровать, с ней ненадолго разлучиться, и на другую обратиться, чтобы заставить ревновать; а после - к первой возвратиться, и - снова ручки целовать!
      Люблю, когда настанет осень, поехать к другу своему, в Фирсановку; дела забросив, глядеть, гуляя среди сосен, сквозь строй дерев - на неба просинь, безумно радуясь всему!
      Люблю проездить час в Манеже на тихой лошади верхом; Люблю лежать в кровати, нежась, открыв Монтеня толстый том.
      Давно знакомые страницы рассеянно листать, мечтать; и вдруг вскочить, приободриться, в костюм вечерний нарядиться, И на моторе в ночь умчать, и до утра в Москве гулять.
      * * *
      Да мало ли прекрасных дарит Нам радостная жизнь минут...
      За то поэт натуру славит И свою лодку точно правит Туда где наслажденья ждут.
      Предостережение поэту о компьютерных сетях
      Тебя зароют в Интернет живого - просто похоронят! Угаснет несказанный свет и чувство в импульсах утонет.
      На кладбище покойных слов среди фантомов виртуальных, там упокоишься без снов, где сонм тупых и гениальных.
      Где гигабайты мудрых книг, Набоков, Маркес и Булгаков Никто бессмертья не достиг, конец творений одинаков!
      Ни ламер, глупый, как сосна, ни хакер, бешено - беспечный, не прочитают - ни хрена !не потревожат сон твой вечный!
      Да будь ты сам Толстой хотя бы! Им всем не нужен гений твой А лишь компьютерные бабы, да порно - сайт, да треп пустой.
      Программ ненужных изобилье, да фирм различных прайс-листы... Здесь мысль и чувство спят в бессилье, любовь мертва, мертвы мечты!
      * * *
      Поэт, когда тебе предложат стихи в компьютер заложить, ты предложившему по роже старайся крепче приложить!
      И так скажи ему: "- Убогий!-" Вдогонку дав ему пинка,"Мои стихи читают Боги! Не для машин моя строка!"
      Кто не в бездушной железяке В сердцах людей оставит след,То про такого скажет всякий: -Вот это - истинный поэт!
      ххх
      Работы нет - и черт с ней. Вечен мир, и вечен нот и слов круговорот. Поэт, шахтер, учитель и банкир покорны равно ритму слов и нот. Плевать мне, что творится наверху, На кризис мне финансовый насрать, Сижу себе, чешу себе в паху, И думаю - поесть или поспать? И кажется, что написал стихи. И кажется, что вышли неплохи. / Всего ж важнее в жизни - простота, Что Гайдн, что Гендель - оба хороши. В душе моей хранится красота Самодостаточная для моей души. По зову страсти открываю сундучок. Душа - струна, а женщина - смычок. Ликуйте, женщины, я вашу суть познал: Из вас любая исподволь хранит Мильоны образов, созвучий дивных вал, Забвенья Лету, сумрачный Аид. Я отдаюсь с любовью в вашу власть, Чтоб к этому источнику припасть. Встал, и тянусь, бездумно лепеча, Безумные куски каких-то строк, Касаюсь нежно твоего плеча... А нежность, безусловно, не порок; Вот так живу, - питая явью сны, Я в вечном ожидании весны.
      ***
      К Надин.
      Объясните мне, Надин, как так получается: Мне средь наших Палестин лето вспоминается. Лето, поезд, стук колес долгою дорогою, Дым каких-то папирос, проводница строгая. Наш неспешный разговор в тамбуре у стеночки, Ваши руки, губы, взор, шортики, коленочки. Все-то видится в окне Ваше отражение, И волнует сердце мне, и томят сомнения: То ли делаю, мой друг, что стремлюсь по-прежнему К милой ласке Ваших рук, к поцелую нежному. А любовь - а что любовь? Это штука та еще То заснет, то в сердце вновь нажимает клавиши. И звучит, звучит мотив - всех напевов радостней И бежишь, про все забыв, чтобы увидаться с ней. Так давайте же, Надин, плюнем на сомнения, И в окошке разглядим Ваше отражение.
      ***
      Пелевину.
      Живу, меняя ипостаси, В прекрасной юдоли земной, Тасую роли в одночасье, и сам себе служу тюрьмой. Последователь и предтеча, Судебный пристав и конвой; Идет процесс, и бурны речи, Весь зал суда наполнен мной. Я сам судья и подсудимый, сам прокурор - сам адвокат. Всю жизнь скитаюсь в жизни мнимой, Личин стяжая длинный ряд. Но есть один - другой, особый средь всех, клубящихся во мне.... В нем нет добра, но нет и злобы. Он постоянно в стороне. Он отстранённо наблюдает, фиксируя малейший штрих; он, чувствуя, переживает, всю гамму образов моих. Он, мной непойманный свидетель, носитель дао пустоты, волнует мысли, словно ветер качает разума кусты. Я краем глаза, засыпая ловлю присутствие его, И он мгновенно исчезает, в меня вливаясь самого. Определён лишь отрицаньем, и звать - никто, и сам - нигде, всегда внутри и вне сознанья в великолепной пустоте.
      Степанцов Вадим Юрьевич
      Родился в 1960 году в Туле
      Окончил 3 курса Московского технологического института мясной и
      молочной промышленности и Литературный институт им. М. Горького (с
      отличием)
      Имеются публикации в центральной отечественной и зарубежной прессе.
      Вокалист и лидер группы "Бахыт-компот"
      Автор многих текстов песен других исполнителей, в частности группы
      "Браво"
      Член Союза Российских писателей
      Великий Магистр ОКМ
      Любимый шут принцессы Грезы
      Любимый шут принцессы Грезы грустит в аллеях Сан-Суси. Он гладит по головкам розы, и розы говорят: "Мерси, Спасибо, милый наш товарищ,
      спасибо, добрый наш Роже,
      ты никогда не обижаешь
      своих цветущих протеже.
      Ты нас не режешь под коренья
      и не срываешь нам голов,
      чтобы они, сварясь в варенье,
      десертом стали для столов.
      Ты нам свою являешь милость,
      и мы к тебе как кошки льнем.
      Но что с лицом твоим случилось,
      зачем следы от слез на нем?"
      Любимый шут принцессы Грезы
      вздохнул и розам отвечал:
      "Ах вы, болтушки!... Эти слезы
      в глаза мне дьявол накачал.
      Тот самый дьявол, что вселился
      в хозяйку сердца моего,
      который нынче веселился,
      свое вкушая торжество.
      Моя прекрасная врагиня
      сказала: "В парке Сан-Суси
      произрастает роз богиня.
      Сорви ее и принеси.
      Сорви, но только без обмана,
      не замени ее другой,
      иначе принимать не стану,
      иначе в дом мой - ни ногой!"
      Не знаю, кто средь вас богиня,
      но знаю: ни одну из вас
      руками погубить своими,
      увы, я не смогу сейчас.
      Увы! Не угодить предмету
      моих вседневных дум и грез
      я не могу. И значит это,
      что я умру, умру, как пес,
      умру у милого порога,
      умру, лизнув ее каблук,
      хоть мне заказана дорога
      к источнику сердечных мук".
      Умолк Роже, закрыв руками
      глаза, набухшие от слез.
      Но чу! Играя с ветерками
      к нему идет богиня роз.
      Да-да, сама, в обличье девы,
      власа златые распустив,
      идет - а на губах напевы,
      какой-то ангельский мотив.
      Сражен небесной красотою,
      Роже упал у стройных ног
      и, в луже на коленях стоя,
      ни слова вымолвить не мог.
      "Возьми меня, - сказала дева,
      играя лепестками губ,
      заслужишь ласку вместо гнева
      и даме сердца будешь люб.
      Она меня поставит в вазу,
      и через день увяну я,
      зато не будет знать отказа
      любовь гонимая твоя".
      Шут поднял взор - и отразились
      его глаза в ее глазах,
      и будто молнии скрестились,
      и с чьих-то уст слетело "ах"!...
      Принцессе утром доложили,
      что мертв ее любимый шут.
      Все дамы окна окружили:
      "Шута везут! Шута везут!"
      Под окнами принцессы Грезы
      тележка с мертвым пронеслась,
      сжимал он стебель чудо-розы
      и кровь меж пальцев запеклась.
      "Как странно,- думала принцесса.
      Он никогда не рвал цветов,
      хотя и слыл большим повесой
      и ферлакуром средь шутов".
      Сумерки империи
      Болтливый ручеек сбегал с крутого склона,
      шуршала под ногой пожухлая листва,
      апрельский теплый день глазел на нас влюбленно,
      и освежала взор кипучая трава.
      Опушкою лесной гуляли мы с Варварой,
      ей было сорок пять, а мне пятнадцать лет,
      она была резва и не казалась старой,
      и пахла плоть ее, как яблочный рулет.
      Как мучила меня прожженая кокетка!
      "мой маленький Пьеро, вам нравится мой мех?"
      Я опускал лицо - оттянутая ветка
      хлестала по глазам, и раздавался смех.
      "Постой же, - думал я, - отмщенье будет страшным.
      Все веточки, дай срок, тебе припомню я".
      ...И через восемь лет студентом бесшабашным
      я к тетке на постой вновь прибыл в те края.
      "А что, жива еще супруга землемера?"
      осведомился я за чаем невзначай.
      "Варвара-то? Жива, все прыгает, холера.
      Ты навести ее, Петруша, не скучай".
      Недели не прошло - она сама явилась,
      сдобна и весела, румяна, как лосось.
      "Ах Петенька, дружок, студент... Скажи на милость!"
      "Пришла, - подумал я злорадно. - Началось".
      Ага. Уже зовет Варвара на прогулку.
      Зачем не погулять? Идемте, говорю.
      Варвара на меня косит, как жид на булку.
      Коси, ужо тебе я булок подарю!
      Все тот же ручеек. Кругом бушует лето.
      Я ветку отогнул - и Варьке по лицу.
      "Ах, Петенька, за что?" - Стоит и ждет ответа,
      боится надерзить красавцу-молодцу.
      Я ветку отогнул - и снова ей по харе.
      У дамочки в глазах горючая слеза.
      Я за спину зашел и стиснул бедра Варе
      и заметалась дрянь, как в банке стрекоза.
      "Любимая моя, - я зашептал зловеще,
      все эти восемь лет я тосковал по вас...
      Отриньте ложный стыд, снимите ваши вещи
      и дайте утонуть в пучине ваших глаз."
      Дрожит как холодец расплывшееся тело,
      и пальчики дрожат, и пуговки трещат.
      Разделась наконец, готова уж для дела.
      Лопочет ручеек, пичуги верещат.
      И рассмеялся я, как оперный Отелло,
      вещички подхватил и резво побежал.
      "Что, старая карга, студента захотела?
      Прощай, моя любовь, прощай, мой идеал!"
      Я утопил в реке Варварины одежки,
      потом как зверь лесной прокрался к ней назад.
      Смотрю: любовь мою уж облепили мошки,
      и комары ее со всех сторон едят.
      Тут я из-за кустов завыл голодным волком
      и Варенька моя рванула голяком,
      вопя и вереща, бежит лесным проселком,
      и на опушке вдруг столкнулась с мужиком.
      Мужик, не будь дурак, схватил мою Варвару,
      на травушку пихнул и ну ее валять.
      Я за кустом присел и закурил сигару,
      и стал под "ух" и "ах" о жизни размышлять.
      О дамы, -думал я, - безмозглые мокрицы.
      Зачем стремитесь вы гасить наш лучший пыл?
      Не надо рожь косить, пока не колосится,
      но надо есть пирог, покуда не остыл.
      Иль думаете вы, сто лет он будет свежим?
      Увы, он может стать черствей, чем макадам.
      Оскар Уайльд спросил, за что любимых режем?
      И я спрошу, за что мы губим милых дам?
      За то, отвечу я, ломают дамы зубы
      об наши пироги, что сами сушат их,
      Что с тем, кто в них влюблен, бывают злы и грубы,
      опомнятся - а глядь, любовный пыл уж стих.
      Стихает огнь любви, и ледяная злоба
      царит потом в сердцах поклонников былых.
      И в лике мужика Судьбу вдруг видят оба,
      и тешится Судьба над трупом чувства их.
      Волосы
      Я помыл свои волосы модным шампунем,
      мои волосы стали сильны и упруги,
      так я встретился с новым веселым июнем
      и мгновенно понравился новой подруге.
      Мои волосы стали сильны и упруги,
      я шампунем их пестовал целое лето,
      но одно не понравилось новой подруге:
      что все хуже и хуже я делал ВОТ ЭТО.
      Мои волосы стали сильны и упруги,
      мои мышцы, напротив, поникли, одрябли,
      и все чаще у ложа желанной подруги
      я стоял как дурак, наступивший на грабли.
      Моя главная мышца бессильно опала
      и ведет себя нынче как дохлый мышонок;
      он как крыса хозяйничал в норах, бывало,
      в норах самых железобетонных девчонок.
      Пусть прелестницы моются модным "Пантином",
      "Хед'н'шолдерс", "Эльзевом" и "Джонсонсом" сразу,
      ну а тем, кто себя причисляет к мужчинам,
      я советую выкинуть эту заразу.
      Настоящий самец моет волосы глиной,
      он космат и свиреп, и грязней печенега,