Он обрадовался и достает из кармана деньги. Я увидела - у него их было много.
      Пошли в магазин, взяли бутылку вина и отправились в скверик, где никого не было. Николай, Сашка и Алик наблюдали за нами.
      Мы с дядечкой уселись на барьерчик, выпили вина и стали разговаривать. Он мне рассказал, что сам он нездешний - приехал в командировку. Откуда - не говорил. А мне зачем это знать? Что я, замуж за него собиралась что ли?
      Так мы беседовали тихо-спокойно, пока он совсем не дошел. Мне уже надоело с ним лясы точить, а ребята все не идут. Тогда я им сделала знак, что у старого фраера есть деньги.
      Алик подошел сзади и зажал пьяному рот, а другие стали обшаривать карманы. Нашли у него около ста рублей.
      Я взяла деньги и ушла, а ребята в это время придерживали пьяного. Потом мы все встретились на лавочке возле летнего театра. Я еще отругала ребят за то, что они долго не приходили, когда я сидела с этим стариком.
      С деньгами мы поехали в пивную, взяли шашлык, пиво, водку.
      В этот же день, вернее вечером, когда стемнело, мы заметили еще одного пьяного. На нем был хороший серый костюм. Ребята подошли к нему, и Алик ударил его по шее, снял с него пиджак и убежал. Этот пиджак он оставил для себя...
      Исключительный по своей циничности рассказ потерявшей человеческий облик воровки характеризует не только преступников и их "методы". Он вызывает чувство омерзения и по отношению к тем, кто, забывая все и вся, напивается до беспамятства и становится приманкой для грабителей.
      Понятно, почему работникам милиции, несмотря на принятые энергичные меры, так и не удалось отыскать некоторых потерпевших - седого командированного, например, и бывшего владельца серого пиджака. Видимо, они сочли благоразумным пожертвовать деньгами, но не репутацией: в милицию решили не обращаться. Это было наруку грабителям: риск минимальный.
      Находились, впрочем, у грабителей и "добровольцы". Такие сами, предварительно отведав спиртного, отправлялись вместе с преступниками искать развлечений, а становились добычей хищников.
      Вот короткий рассказ одного из искателей "веселой" жизни, который из-за своего легкомыслия и пристрастия к выпивке, стал двойной жертвой: жертвой зеленого змия и грабителей.
      Кстати, сам он не пришел в милицию с жалобой. Его удалось с большим трудом разыскать по приметам, описанным преступниками. Ведь они, стремясь откровенностью смягчить свою участь, сообщали все новые и новые подробности о грабежах.
      Так вот о чем рассказал этот "доброволец", некий Туйбаев:
      - Как-то я встретил на улице бывшего своего знакомого, которого, по правде говоря, знал мало. Даже фамилию не помню, а звали его Саша.
      Мы поздоровались и после расспросов и рассказов решили провести вечер вместе. Саша меня познакомил с двумя женщинами и парнем, которого мой знакомый называл Аликом.
      Наняли такси, купили за мои деньги вина, водки, закуски и поехали в лесок. Там мы хорошо выпили, и я намекнул Саше, чтобы он уехал: он был пятым-лишним. Остались в роще я, Алик и женщины.
      Мы опять выпили, и я, по правде говоря, сильно опьянел. Тут парень, которого зовут Алик, вдруг ударил меня в лицо, сшиб на землю, стал душить и опять бить в лицо кулаком, а потом связал мне руки.
      Молодая женщина - ее называли Инга - сорвала с головы своей подруги шарф и скрутила мне ноги. Они отобрали у меня 80 рублей и уехали, оставив меня связанным. Еле освободился...
      На вопрос следователя о том, почему потерпевший не обратился в органы милиции, последовал короткий ответ: "Не хотелось возиться".
      Когда его били - ему было больно. Больно и страшно. Жалко было ему и отобранных грабителями денег. Но все это покрыл стыд, еще больший страх перед тем, что об этом позорном происшествии узнают люди: родные, друзья, товарищи по работе. И он не пошел жаловаться, сослужив тем самым, еще одну службу в пользу преступников.
      Вспоминаются слова известного английского писателя, автора знаменитого романа "Остров сокровищ" Роберта Луиса Стивенсона: "Пьяница лишь в редком случае содрогнется при мысли об опасностях, которым он подвергается, впадая в физическое опустошение".
      Не содрогались, к сожалению, все эти потерпевшие, отправляясь пить водку в подворотню, соблазняясь легким знакомством с крашеной девицей и выпивкой с первым встречным. Не думали о последствиях.
      Следствием с полной достоверностью была доказана вина пятерых грабителей, и суд справедливо покарал их: все они осуждены к лишению свободы на длительные сроки.
      Потерпевшие на суде прятали глаза. И никто из присутствовавших им не посочувствовал.
      * * *
      В этом рассказе нет вымысла - все было именно так. Мы лишь несколько изменили фамилии преступников и потерпевших. Первые, получив заслуженное наказание, сейчас находятся в исправительно-трудовых колониях и, будем надеяться, вернутся к честной жизни. А потерпевшие и так уж натерпелись. Они в достаточной степени наказали сами себя. И, думается, сделали определенные выводы.
      Остается добавить, что в раскрытии и расследовании преступлений, совершенных группой грабителей, участвовали многие работники следственных подразделений органов внутренних дел, сотрудники уголовного розыска. Большую работу провели старший следователь по особо важным делам следственного управления МВД СССР (ныне заместитель начальника отдела) тов. Березин, старший следователь следственного отдела УВД Карагандинского облисполкома тов. Пак, следователь следственного отдела тов. Нугуманов, старший следователь следственного отдела УВД Омского облисполкома тов. Чередов, сотрудники уголовного розыска тт. Борисов, Рыбальченко и многие другие. Это они изловили и изобличили преступников, приложили много труда к тому, чтобы найти потерпевших, отыскать и возвратить принадлежащие им вещи. Немало времени ушло и на разъяснение пострадавшим всей пагубности их поведения.
      В.КОПЕЛИОВИЧ,
      майор милиции,
      Н.ШАПЧЕНКО
      АЛИБИ МИШКИ САМСОНОВА
      Городок, укрытый тенью тополей, еще носил следы недавних майских торжеств. Легкий ветерок, временами налетавший с гор, лениво шевелил кумачовые полотнища флагов, на площади возле райкома стучали топорами плотники, разбирая трибуну, поставленную по случаю праздничной демонстрации; и красочная афиша все еще приглашала желающих на гулянье в парк.
      В этот полуденный час на обычно безлюдном каменистом берегу горной речушки, опоясывающей городскую окраину, толпился народ. Люди стояли молча, напряженно и с тревогой рассматривая труп девушки, наспех прикрытый камнями и сухой прошлогодней травой. Время от времени участковый уполномоченный уговаривал любопытных разойтись по домам и не мешать работать приехавшим из города товарищам.
      Начальник уголовного розыска, майор Семен Гаврилович Храпко, на этот раз сам возглавивший оперативную группу, стоял возле милицейской машины и наблюдал за действиями оперработников. Дело, которое ему и его помощникам лейтенантам Игорю Меркулову и Ильясу Акишеву предстояло расследовать, осложнялось. Ночью прошел сильный дождь, и теперь трудно установить, где произошло убийство - здесь или на дороге, ведущей в село Зеленое, приютившееся в садах в пяти-шести километрах от городка. Дождь смыл следы.
      Сотрудники милиции знали, что убитая - Валентина Трубина, знали, что жила она в Зеленом, а училась в техникуме в городке, и что, желая провести с подругами праздник, она первого, рано утром, ушла из села на демонстрацию. Родители Вали не беспокоились, не дождавшись ее к вечеру. Спокойны они были и второго: "У подружек заночевала, завтра явится". И только третьего заявили в милицию. Ребята из школ и техникумов вышли прочесывать местность, и здесь, в камнях, на берегу горной речушки, нашли...
      * * *
      - Скудновато, скудновато, - задумчиво, ни к кому в отдельности не обращаясь, констатировал Семен Гаврилович, покручивая пожелтевшими от табака пальцами колпачок авторучки. - Что мы имеем? Почти ничего. Неизвестно даже, когда это произошло - с первого на второе или со второго на третье. Об этом нам, правда, завтра, а возможно, и сегодня скажет экспертиза. Но время, время идет...
      Он посмотрел на молчаливо сидящих лейтенантов и спросил:
      - Ну, как? С чего начнем?
      - С допроса знакомых убитой, - ответил Меркулов, а Ильяс в знак согласия кивнул шапкой черных, аккуратно зачесанных волос.
      - Верно, - коротко одобрил майор. - Сейчас вы пойдете в техникум, где училась Трубина...
      Ни в коридорах, ни во дворе техникума не чувствовалось той веселой суеты, которая обычно сопровождает короткие перерывы между лекциями. Тихо было в комнате комитета комсомола, где Игорю и Ильясу прежде всего просился в глаза огромный увитый траурной лентой венок из полевых цветов.
      Завуч - невысокая сероглазая женщина, узнав о цели прихода сотрудников, пригласила девушек из группы, в которой училась Валя. Они пришли быстро, все с заплаканными глазами. Видели ли они Валю первого? Да, да, конечно. Вместе были на демонстрации. Уходили с площади тоже вместе. Возле сквера догнал какой-то парень и отвел Валю в сторону. Она крикнула: "Постойте, девочки, я сейчас". Парень, по-видимому, был не совсем трезв и разговаривал громко. О чем они говорили? Конечно, было слышно. Он приглашал ее на танцы, а она сказала, что не пойдет и вообще с ним встречаться не хочет. Он настаивал, а потом стал угрожать.
      - Вспомните как можно точнее, - попросил Игорь, - чем угрожал парень Вале.
      - По-моему, он сказал примерно так: "Ну чего ты дергаешься! Приходи, а то хуже будет!"
      - А что было после?
      - Потом Валя подошла к нам и сказала, что ей надоел этот дурак. День мы прогуляли в парке, а к вечеру она пошла домой в Зеленое. Мы предлагали ей остаться потанцевать, но она ушла... - Девушка закончила свой рассказ и тяжело вздохнула. - Потом случилось это. Просто не верится...
      - Вот вас с Валей возле сквера было семеро, - Ильяс обвел глазами девчат, заполнивших комнату, и, поймав в ответ утвердительные взгляды, продолжил, - может быть, кто-нибудь из вас знал этого парня раньше, встречал его?
      Девушки вопросительно переглянулись, и одна внезапно воскликнула:
      - Постойте! Постойте! Ведь Валя называла его по фамилии. У него такая простая фамилия... Не то Сомов, не то Носов...
      - Самсонов!
      - Да, Самсонов! Точно! Мишка Самсонов!
      Через полчаса разговор в техникуме стал известен начальнику опергруппы, и Михаил Самсонов, двадцатитрехлетний парень, был доставлен в отделение милиции.
      - Его рук дело, - убеждал майора Храпко участковый инспектор. - Он как раз с моего участка. Работает, правда, на лесопилке, но пьет, а как напьется - скандал, мордобой. К тому же к женскому полу пристает. Докатился! На какую дивчину руку поднял?! - Участковый в сердцах махнул рукой и направился из кабинета.
      Самсонов был живым олицетворением характеристики, данной ему участковым. Небритый, с посеревшим худым лицом, он производил впечатление усталого или больного человека. От него разило водкой. Попросив разрешения закурить, он сел и выжидательно посмотрел на следователей.
      - Опять пьешь, Самсонов, - нарушил молчание Храпко и кивнул в сторону стенных часов, показывающих начало второго.
      - Да уж так случилось, простудился на праздниках. Теперь лечусь домашними средствами, - криво усмехнулся парень и затянулся сигаретой.
      - Простудился, значит. Бывает, бывает... Но расскажи, как встретил праздники, чем занимался.
      - Всем понемногу, - коротко ответил Мишка. - Вас что интересует, сколько я водки выпил или еще что-нибудь в таком роде?
      - Нас многое интересует, Самсонов, и сейчас не время кривляться, холодно парировал Игорь. - Расскажите о наших встречах с Валентиной Трубиной.
      - С Трубиной, это которую... там... на реке... - в голосе Самсонова уже не было ни иронии, ни бравады - только волнение. - А я с ней, можно сказать, и не встречался. Первого возле сквера пригласил на танцы, а она не пошла.
      - Что было после того, как она отказалась?
      - Я помнится, был выпивши и угрожал ей. По пьянке чего не наболтаешь...
      - Вы все прекрасно помните. Значит, вы были не слишком пьяны и, по-видимому, знали, что говорили. Стало быть, вы уже тогда задумали расправиться с Трубиной?
      Мишка повернулся в сторону черноволосого следователя, задавшего этот вопрос, и не скрывая раздражения ответил:
      - Ничего я не думал. Хотел припугнуть - и все.
      - Скажите, где вы провели ночь с первого на второе? - Майора интересовала именно эта ночь, в которую, по заключению судебно-медицинской экспертизы, наступила смерть Трубиной.
      Задержанный ответил не сразу, мялся, словно прикидывая что-то в уме.
      - Ночью с первого на второе я был... у своей знакомой... Как забурился с вечера, так и ушел только утром, в восьмом, - Мишка назвал адрес своей знакомой и ее мамаши, которые жили возле гор, в конце Садового переулка.
      Первый день расследования не принес сколько-нибудь значительных результатов. Семен Гаврилович и Ильяс каждый по-своему сомневались в виновности Самсонова, хотя и допускали возможность умелой маскировки убийцы. Иное мнение сложилось у лейтенанта Меркулова. После допроса им овладела упрямая уверенность в непричастности Мишки к преступлению. Откуда взялась эта уверенность, он, если бы его спросили, не смог бы объяснить точно, но интуитивно чувствовал, что следствие пока не отыскало правильного пути. Однако интуиция интуицией, а решить все должны были факты, которые, судя по всему, должен был дать завтрашний день.
      * * *
      Утром за завтраком Игорь поделился своими сомнениями с Семеном Гавриловичем.
      - Может быть, может быть... - ответил майор, принимаясь за кофе. - Во всяком случае ждать осталось недолго. Сегодня вызовем обоих Морозовых и выяснится, ночевал у них Мишка или нет. Мне все-таки кажется, что тут у него не все ладно. Ты обратил внимание, как он отвечал на последний вопрос? Майор посмотрел на Игоря. - Помнишь? Уж очень не хотелось ему отвечать. Раздумывал чего-то.
      - Ну, это можно по-разному истолковать. Может, он просто не хотел впутывать свою знакомую в это дело, - заметил Игорь.
      - Из рыцарских побуждений, так сказать, - улыбнулся Храпко.
      - Возможно.
      Морозовы пришли в милицию в половине одиннадцатого. Несмотря на солнечное спокойное утро, старуха оделась тепло. В глазах ее можно было прочесть торопливую угодливость, хитрость и страх, страх, страх. "Она чего-то боится. Но чего?" - подумал Игорь, просматривая ее паспорт.
      - Морозова? Анна Тимофеевна?
      - Я, я самая, - пробормотала старуха, не спуская бегающих глаз с лейтенанта. - Зачем я только, старая, вам понадобилась. Ох, горе мое горькое...
      - Пройдите в другой кабинет, - сказал Игорь, и велико было удивление Анны Тимофеевны, когда там среди незнакомых людей она увидела Мишку Самсонова.
      Пожилой, коротко остриженный мужчина ("главный", как не без основания заметила про себя старушка) попросил ее сесть и спросил, указав на Мишку:
      - Вы знаете этого человека?
      - А как же! А как же! - затараторила Морозова. - Знаю, это и есть Михаил Самсонов - Глашкин сын. Очень даже прекрасно его знаю... - В эти короткие мгновения она мучительно пыталась сообразить, что все это значит и нужно ли сейчас говорить о Мишке хорошее или лучше охаивать его. Придя к выводу, что в милицию доброго человека не возьмут, Анна Тимофеевна решила охаивать, а впрочем, - действовать по обстоятельствам.
      - Скажите, пожалуйста, Анна Тимофеевна, - снова спросил пожилой, ночевал ли Самсонов у вас дома в ночь с первого на второе мая?
      И Игорь заметил, как сразу же после этого вопроса страх и настороженность исчезли из старушечьих глаз. Теперь здесь была другая женщина: спокойная, с приветливой, даже сердечной улыбкой.
      - Это он будет у Меня ночевать?! - Морозова недоуменно развела руками и глянула на вытянувшееся Мишкино лицо.
      - Как же так... - забормотал тот растерянно. - Вспомните, вспомните-ка получше, Анна Тимофеевна... Тогда, первого, я ведь пришел к вам, потом...
      - А потом и ушел сразу же, - перебила его старуха. - Пошептались о чем-то с Нинкой в коридорчике, и все на этом.
      - Значит вы отрицаете, что Самсонов был у вас в квартире с шести часов вечера первого мая до утра следующего дня? - переспросил майор и, услышав в ответ энергичное "да", сопровождающееся призывом в свидетели всех святых угодников, разрешил ей уйти.
      В кабинет вошла Нина. Простучав шпильками, несмело присела на краешек стула. Не успевшие загореть руки нервно затеребили изящную сумочку с блестящими замками. Сидела молча, напряженно, не поднимая ресниц. Птичье, как у матери, личико было невыразительным и вялым.
      - Мы пригласили вас, чтобы выяснить одно очень важное обстоятельство, начал Семен Гаврилович. - Скажите, ночевал ли у вас Самсонов с первого на второе мая?
      Мишка, словно зачарованный, подавшись вперед, ждал и чувствовал, как кровь колотит в висках. "Тук-тук-тук"...
      - Да, он был... Заходил... Но был недолго... - Нина по-прежнему смотрела вниз, слова выпали глухо, невнятно.
      - Что ты, Нинка! Ведь горю я! Горю! Скажи же правду! Ну, скажи! истерически закричал арестованный и в отчаянии уронил голову на ладони. Игорь и Ильяс молча переглянулись.
      - Успокойтесь, Самсонов! - потребовал майор и снова повторил вопрос. Морозова покачала головой:
      - Нет, не был.
      - Тварь ты! - с внезапно охватившим его спокойствием отчеканил Мишка. Как я только путался с такой мразью...
      Храпко бросил взгляд в сторону Игоря, и тот понял, что сейчас Семен Гаврилович вспомнил их утренний разговор о рыцарстве.
      * * *
      - Ну, теперь вы, по-видимому, отбросили свои сомнения? - Храпко похлопал Игоря по плечу. - Ничего, ничего. В общем, дела наши не так уж плохи.
      Игорь неопределенно пожал плечами, за него ответил Ильяс:
      - А знаете, Семен Гаврилович, откровенно говоря, мне после сегодняшних встреч как-то не по себе. У меня растет убеждение, что Самсонов не тот, кого мы ищем. Совсем не тот... К тому же пока прямых улик - ни одной.
      Храпко согласился, что Морозовы вели себя, действительно, несколько странно, особенно младшая. Но у него, между тем, нет никаких оснований пренебрегать их показаниями: волновались женщины и только. Что касается прямых улик, то они, очевидно, все-таки появятся после обыска Мишкиной квартиры. Ждать осталось недолго.
      Майор как в воду глядел. При обыске на кухне в куче грязного белья нашли рубашку с бурыми пятнами высохшей крови. Пятна были на груди, на рукавах.
      Вечером Мишку снова допрашивали. Ильяс показал ему рубаху.
      - Моя, - равнодушно ответил Мишка.
      - А кровь откуда?
      - И кровь моя. Было все просто. Поехал в Алма-Ату. Там подрался в парке и пока бежал до арыка, вытирал кровь. Вот так это и случилось.
      ...В тот же вечер рубашку отправили в научно-технический отдел на биологическую экспертизу. Результатов ее нужно было ждать несколько дней, и майор Храпко, чтобы не терять зря времени, решил форсировать дело, не дожидаясь заключения экспертов. Настойчивые возражения лейтенантов, которые, как он считал, бездумно продолжали верить в непричастность Самсонова к убийству, вызывали в нем лишь раздражение.
      - Что вы, маленькие, что ли! - горячился он. - Давайте считать по пальцам. Самсонов угрожал Трубиной в день убийства - раз, характеристика хулиган и пьяница - два. Опровергнутое алиби - главное - три, и кровь на рубахе - четыре. А теперь вы, лейтенанты Меркулов и Акишев, что вы можете сказать в защиту Самсонова?! Есть у вас доводы? Хотя бы один?
      - Мне все-таки кажется, что нужно подождать заключение экспертизы, и, если оно не подтвердит подозрения, поработать еще, - упрямо повторил Игорь.
      - Хватит ждать! - заключил Храпко. - Завтра проведите последний допрос и будем предъявлять обвинение.
      Утром Мишка, похудевший, заросший щетиной, вновь сидел перед следователями. Сегодня их было двое.
      - Вы по-прежнему настаиваете, что ночь с первого на второе мая провели в доме Морозовых? - спросил Игорь и достал из ящика стола стопку чистой бумаги.
      - По-прежнему, - мрачно ответил Самсонов.
      - Тогда постарайтесь рассказать о времени, проведенном у них, со всеми мельчайшими Подробностями. Вспомните все: как вы пришли, как поздоровались, чем занимались хозяева, - одним словом, расскажите обо всем по порядку.
      Самсонов посмотрел на Игоря, затем на Ильяса, расположившегося на потертом кожаном диване, и начал говорить.
      - Пришел я к ним в шесть или, может быть, в половине седьмого. Поздравил их, как положено. Потом сели за стол. Ее мать поставила три стакана, кое-что на закуску и графинчик самогона.
      - Самогона? - переспросил Игорь.
      - Да, свекольного. Потом мы выпили все втроем, закусили, и старуха ушла к себе в чуланчик...
      - А что она в чуланчик отдыхать ушла или так, у нее дела были? поинтересовался Ильяс.
      - У нее всегда одно дело - гнать самогон. Пока я еще был трезвый, к ней за вечер человек шесть-семь зашло. Хлопнули по стакану и дальше...
      - Вы сами видели, что она торгует самогоном?
      - Нет, в тот вечер не видел. Не до этого было. А вообще-то в другие дни - сколько раз. Шофер заедет или кто другой - никому не отказывает.
      - Дежурный! - крикнул Игорь в коридор, - уведите задержанного. - Когда за ними закрылась дверь, встал и весело сказал Ильясу:
      - Хватит валяться на диване. Вставай, съездим попробуем местного самогона.
      * * *
      Завидев идущих по дорожке гостей, Анна Тимофеевна испуганно засеменила к дому.
      - Постойте! Слышите, остановитесь! - окликнул ее Ильяс и уже миролюбиво продолжал. - Куда вы, Анна Тимофеевна? Гости к вам, а вы от них. Нехорошо.
      - Завернули к вам самогончику отведать, - поддержал его Меркулов. Какой он сегодня у вас - свекольный или пшеничный? - лейтенант взглянул в лицо старухи и понял, чего она так боялась тогда, перед очной ставкой с Мишкой Самсоновым. А потом, когда из темного, затянутого по углам паутиной чулана вынесли самогонный аппарат, графины и кринки с "продукцией", Морозова (дочери не было дома) завопила благим матом и начала бессвязно клясться и божиться, что сегодня же, сегодня же на глазах у "сынков" разобьет все банки с зельем, а с ними вместе и аппарат.
      - Нет, этого делать не нужно, - остановил ее Ильяс. - Сегодня самогоном займутся другие, а пока ответьте, ночевал ли у вас Самсонов в ночь с первого на второе мая?..
      - Ночевал он, окаянный, ночевал, - видимо, пытаясь чистосердечным признанием тронуть гостей, запричитала старуха. - Бес меня в тот раз попутал, ввел во искушение. Ох, горе мое горькое, что же теперь со мной будет, со старой!
      В тот же день мать и дочь Морозовы изменили свои показания. Да, да, Мишка, действительно, был у них до утра. Первый вызов в милицию испугал самогонщиц. Боясь расстаться со своим "производством", приносившим немалые барыши, они решили отрицать все, что хоть в какой-то мере могло пролить свет на их подпольное занятие. Узнав, что дело касается всего лишь алиби Мишки, дочериного ухажера, Морозова - старшая успокоилась, и, чтобы не отвечать на лишние вопросы, которые могли бы возникнуть у следователей, налгала. Ей это было не впервой.
      - Черт знает, что делается, - сердился и ворчал майор. - Если считать алиби Самсонова доказанным, то выходит, начинать нужно сначала. Освобождать пока не следует: мало ли какие показания эта семейка даст завтра. Подождем заключение экспертизы.
      - А теперь, ребята, снова за дело. Мы, кажется, напрасно потеряли два дня. Нужно наверстывать. - Семен Гаврилович посмотрел на лейтенантов и сухо, по-деловому спросил:
      - Есть соображения?
      Новый план поисков исходил из того, что убийство скорее всего произошло на шоссе и, следовательно, людей, которые могли бы помочь расследованию, нужно искать прежде всего в этом районе.
      Семен Гаврилович вспомнил о нескольких домиках, стоящих на отшибе, там, где дорога на Зеленое круто поворачивала в сторону. Решили начать с них, и через полчаса в густеющих сумерках милицейская машина прибыла на место. Следователи разошлись по домам. Ильяс направился к крайнему, почти невидимому с шоссе за плотной стеной многолетних карагачей. На стук в ворота вышла пожилая женщина и, с трудом сдерживая цепного, отчаянно бросающегося пса, пропустила гостя на веранду.
      - Лейтенант Акишев, - представился он и протянул удостоверение. Хозяйка заглянула в него мельком, скорее для приличия, и улыбнулась: ей понравилось открытое, черноглазое лицо посетителя.
      - Муж-то у меня все на совхозных бахчах пропадает, а я домовничаю - все одна да одна. Дочка в Алма-Ате в институте, сын в армии - осенью взяли, добродушно рассказывала хозяйка. Она проворно собирала на стол чашки, ставила вазочки с вареньем, на электроплитке уже шумел чайник.
      Ильяс коротко ознакомил гостеприимную хозяйку с делом, по которому он пришел, и попросил ее припомнить все, что она видела на шоссе первого вечером.
      - Покойницу Валю видела, - тяжело вздохнула женщина. - Знала ли я ее? Конечно, знала. В нашем городке все на виду, все друг другу известны. Я аккурат часиков так в семь сидела на завалинке. Гляжу - она идет. В руках сверток какой-то. Крикнула еще, не страшно ли ей на ночь глядя. Усмехнулась только, рукой махнула. Нет, мол...
      - Кого-нибудь еще вы видели на шоссе в тот вечер? - Ильяс отхлебнул горячий чай и подвинул ближе варенье. - Машины, может быть, проезжали?
      - Нет, машин вроде не было. Видела, правда, четверых парней, но это еще до Вали, минут за двадцать...
      Сообщение насторожило лейтенанта, и он узнал, что парни были навеселе, задирали друг друга, толкались, громко разговаривали. Один из них был знаком хозяйке: работал с ее сыном в одной тракторной бригаде.
      Допив чай, Ильяс распрощался.
      События развивались быстро. Трое трактористов и один прицепщик были доставлены в милицию. Каждый в отдельной комнате писал о том, Как провел первомайскую ночь. Изложенные письменно показания троих мало чем отличались друг от друга: напились пьяными, не помнили, как добрались до совхозной усадьбы. Проспали до утра. Лишь одно - четвертое показание было несколько необычным: шел со всеми, потом отстал и проспал до вытрезвления на обочине шоссе.
      Теперь уже и Храпко, и Меркулов, и Акишев работали уверенно. Утром алиби трех механизаторов полностью подтвердились, а на квартире четвертого, отставшего в пути Валерия Синеглаза, во время обыска нашли пиджак со сгустками запекшейся крови на плече и под воротником.
      - Не знаю, откуда кровь, - заявил он на допросе. - Пьян был, не помню, может, подрался с кем...
      И только, когда ему предъявили заключение экспертизы о том, что кровь, взятая на анализ с его пиджака, тождественна группе крови Валентины Трубиной, он заговорил.
      В сумерках он проснулся от охватившего его озноба и увидел девушку, шагающую по шоссе.
      - Эй, ты, дай водки, - крикнул он, рассчитывая, что в этот праздничный день девушка несет из городка в село именно водку.
      Та не оглянулась и ускорила шаг. Синеглаз за ней. Девушка побежала. В пьяном дурмане парень на ходу поднял с дороги камень и Попал Вале в голову. Она упала. Убийца склонился Над ней, отрезвев на мгновение от страха.
      - Ну встань! Встань же! - закричал он.
      Но девушка не шевелилась, и в Синеглазе вновь проснулось пьяное остервенение зверя...
      На каменистом берегу горной речушки он наспех прикрыл труп камнями и сухой прошлогодней травой.
      * * *
      Мишку освободили. Он был рад, как может быть рад только человек, вновь обретший и солнце, и воздух, и свободу. На прощанье майор отозвал его в сторону:
      - Слушайте, Самсонов, - сказал он. - Я вам рекомендую изменить образ жизни. С такими задатками, как у вас, Недолго и до настоящего преступления.
      Мишка, потупившись, смотрел, как следователи садились в машину, и не знал того, что во всем этом деле, связанном с ночной трагедией на шоссе, самым трудным было доказать его невиновность.
      В.КОЛЫШ
      ПОСЛЕДНЯЯ НОЧЬ
      Только-только перестал капать дождь, затихали слабо рокочущие струи, глухо хлеставшие из водостоков. Близились сумерки, в слабеющем свете дня особенно выделялись желтые пятна опавших листьев, отмытые дождем, Блестел мокрый асфальт, и холодный влажный воздух приятной крепкой сыростью вливался в легкие. Валентина Ивановна Шаганова шла по улицам поселка ровной твердой походкой. Присущий ей физический недостаток - легкая, малозаметная хромота скрывалась горделивой поступью.
      Постепенно померкло небо, зажглись редкие, неяркие фонари. Валентина Ивановна подошла к поселковому парку. Сразу же шагнула в сторону от резко освещенной центральной аллеи, с отрешенностью и наслаждением села на скамью, тускло голубевшую в полумраке. Она смотрела и смотрела перед собой, остро не желая чтобы кто-нибудь сейчас забрел сюда, в тишину, которой не мешал хриплый, клокочущий ритм веселого танца; назойливой мелодией, казалось, был пропитан весь парк.
      Не было сейчас в ней никакого чувства, никакого желания, она знала, что если вдруг внезапно на дорожке возникнет красивый мужчина средних лет, хорошо одетый и, значит, при деньгах, она не сумеет очаровательно приподнять левую бровь, осветить свое лицо рассчитанной полуулыбкой, сказать несколько незначащих слов о погоде, но с таким загадочным напряжением голоса, с такой интонацией, чтобы мужчина заинтересованно остановился, заговорил, стараясь незаметно осмотреть Валентину Ивановну. Он увидит ее тонкое лицо, немного бледное от пудры, ее глаза, нежно загорающиеся, когда, наконец, предложивший ей провести вечер незнакомец уже привел ее в ресторан, когда уже она выпила первый стакан вина, притворяясь, что пьет только подчиняясь непреоборимому обаянию собеседника. На самом деле, именно первый стакан воспринимался ею с неожиданной радостью, она жадно пила вино и потом, как ей казалось, становилась вдохновенной, осторожно соблазнительной в движениях.
      Она понимала, что вино - лишь кратковременное спасение, что мгновенное забвение после оборачивается жестокой, неутихающей многие часы головной болью, противной сухостью во рту с металлическим привкусом. Все тяжелее ей было обманывать своих детей, когда измученная, пошатываясь, она возвращалась домой. Все мучительнее было говорить, пряча озлобленные глаза, тяготясь обязанностью оправдываться, что она задержалась, поскольку на службе было много работы. Все больнее отзывалось в ее душе пренебрежительное осуждение соседей, с ленивой злобой перебрасывавшихся руганью, однообразной и презрительной.