В дни подготовки к сражению в Белоруссии мне запомнился такой эпизод. Незадолго перед началом Бобруйской операции представитель Ставки Верховного Главнокомандования Жуков избрал местом своего пребывания пункт на участке правой - северной - ударной группировки войск (Третья и Сорок восьмая армии). А командующий Первым Белорусским фронтом Рокоссовский решил разместить свой командный пункт в районе действий войск левой - южной ударной группировки (Шестьдесят пятая, Двадцать восьмая армии и конно-механизированная группа И. А. Плиева). Мы были свидетелями, как перед убытием на свои направления оба военачальника искренне желали друг другу успехов в предстоящем сражении за освобождение Белоруссии. При этом Жуков сказал Рокоссовскому: "Мы вам подадим руку помощи через Березину". На это командующий фронтом не менее убежденно ответил, что левая ударная группировка своими успехами облегчит выполнение боевой задачи правой, а не наоборот:
      Как уже было сказано, наибольший успех в развития наступления на бобруйском направлении действительно сопутствовал левой ударной группировке войск Первого Белорусского фронта. Прибыв спустя некоторое время после начала операции на новый командный пункт нашей армии в районе населенного пункта Гомза, Жуков не преминул засвидетельствовать этот факт. По-дружески поздравив Рокоссовского, он сказал: "Оказывается, все же вы первыми подали нам руку помощи". Тогда же от имени Верховного Главнокомандования маршал Г. К. Жуков вручил мне золотые часы с удостоверением - награду за успехи, достигнутые в начале Бобруйской операции. А потом оба военачальника в присутствии командования армии совместно обсудили план ликвидации паричской группы немецко-фашистских войск, угрожавшей правому флангу Шестьдесят пятой армии. Чтобы парировать эту угрозу и способствовать быстрому наступлению Шестьдесят пятой, они пришли к выводу о необходимости ускорить продвижение Сорок восьмой армии вдоль Березины. После Бобруйской операции Шестьдесят пятая армия стремительно развивала наступление в направлении Барановичи, Беловежская Пуща, Гайновка, Клещели, где завязала тяжелые бои с крупными вражескими силами. Гитлеровское командование, чтобы не допустить выхода нашей армии на Западный Буг, силами двух танковых, в том числе и танковой дивизии СС "Викинг", и двух пехотных дивизий при поддержке крупных сил авиации нанесло контрудар по нашим войскам. Тогда мне еще раз наглядно пришлось убедиться в том, как дружно и согласованно действовали командующий фронтом и представитель Ставки в чрезвычайно сложных условиях обстановки. Благодаря быстрой помощи, оказанной нам резервами фронта, контрудары врага были ликвидированы в течение суток, и войска Первого Белорусского смогли продолжить наступление на варшавском направлении.
      Думаю, что не ошибусь, назвав Белорусскую операцию одним из самых замечательных достижений в блестящей полководческой деятельности К. К. Рокоссовского. Однако сам он, будучи человеком весьма скромным, никогда и нигде не подчеркивал своих личных заслуг в этой операции. В этой связи я позволю себе привести выдержку из воспоминаний Рокоссовского "Солдатский долг", где он прямо подводит итог своим раздумьям по поводу свершенного.
      "Оглядываясь на пройденный путь, - писал Константин Константинович, мы с "чувством глубокого удовлетворения видели, что группа фронтов под руководством Ставки блестяще осуществила Белорусскую операцию. В результате была разгромлена группа армий "Центр" и нанесено крупное поражение группе армий "Северная Украина", освобождена Белоруссия, большая часть Латвии, значительная часть польских земель к востоку от Вислы. Советские войска форсировали реки Неман, Нарев и подошли к границам Восточной Пруссии. Немецко-фашистские войска потерпели крупное поражение.
      Первый Белорусский фронт внес свой вклад в это большое дело.
      Успех наших войск в Белорусской операции, на мой взгляд, в значительной мере объясняется тем, что Ставка Верховного Главнокомандования выбрала удачный момент. Советское командование, в руках которого находилась полностью стратегическая инициатива, сумело всесторонне подготовить операцию, обеспечить тесное взаимодействие четырех фронтов.
      Благодаря героическим усилиям советского народа, руководимого Коммунистической партией, к началу операции и в ходе ее фронт получал в достаточном количестве вооружение, боеприпасы, продовольствие и всю необходимую технику".
      Рокоссовский говорит далее о разработке в соответствии с директивой Ставки командованием и штабом фронта подробного плана предстоящей операции, об определении ими направления ударов и постановке конкретных задач каждому соединению. Но он опять-таки не выпячивает своих личных заслуг, а подчеркивает, что все это делалось совместно с командующими родами войск и служб, при участии командармов. Константин Константинович воздает должное инженерам и связистам, тыловикам, сумевшим подвезти все нужное фронту и создать запасы, и снабженцам, благодаря самоотверженным усилиям которых фронт не ощущал перебоев в снабжении. Он говорит о заслугах работников штаба фронта, хорошо организовавших управление войсками и тесное взаимодействие, о командующих армиями, продемонстрировавших исключительно высокий уровень оперативного искусства, о командирах всех степеней, получивших боевой опыт в предшествовавших сражениях и умело руководивших войсками. Но главных творцов победы он видит в рядовых тружениках войны советских солдатах, взращенных и воспитанных Коммунистической партией:
      "Успехом операции мы были обязаны возросшему мастерству, исключительному мужеству, выносливости и массовому героизму наших воинов. Сражаясь в условиях труднопроходимой местности, они были отважны и неутомимы, их не могли остановить ни вражеский огонь, ни болота, ни бесчисленные реки и речушки... Политические органы, партийные и комсомольские организации сумели сплотить коммунистов и комсомольцев, воодушевить войска на преодоление всех трудностей".
      Когда говоришь о К. К. Рокоссовском как о человеке и прославленном полководце нашего времени, нельзя не сказать о нем как о коммунисте-интернационалисте. Каждый, кто знает и встречался с Рокоссовским, видел в нем глубоко партийного человека, прошедшего за свою жизнь большую политическую школу, проявившего свою верность партии, выдержку и стойкость в борьбе за великое учение марксизма-ленинизма.
      У меня сохранились в памяти события второй половины 1944 года, когда мы вышли со своими войсками на ближние подступы к государственным границам Польши. Военный совет фронта при исключительно активной деятельности лично К. К. Рокоссовского, при огромной помощи Политического управления фронта, широко развернул работу в войсках по разъяснению основ ленинских принципов пролетарского интернационализма. Всеми формами партийно-политических мероприятий, использованием всех средств (фронтовая, армейская, войсковая печать, радио, семинары, инструктажи руководящего состава войск) партийно-политической работы командование заботилось о воспитании личного состава в духе подлинного равноправия, уважения суверенитета освобождаемых Советской Армией районов Польши. Командующий фронтом требовал от всех нас организовать дело так, чтобы исключить случаи проявления национальной ограниченности, великодержавного шовинизма со стороны наших воинов, направить всю энергию и умение на укрепление единства, сплоченности в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками, против империализма, за мир и социализм. Командующий и Военный совет Первого Белорусского фронта наряду с оперативными задачами должны были решать сложные политические вопросы, обусловленные вступлением наших войск на территорию соседнего государства. Войска фронта сразу же оказались на переднем крае ожесточенной классовой и идеологической борьбы между силами демократии и буржуазной реакции, причем не только польской, но и международной.
      Уместно хотя бы в самых общих чертах напомнить, что в тот период агентура международной реакции в лице лондонского польского эмигрантского правительства, правых элементов буржуазных и мелкобуржуазных партий и их вооруженных отрядов - Армии Крайовой (АК) и батальонов хлопских - вели яростную борьбу с принявшим власть над освобожденной советскими войсками территорией Польским комитетом национального освобождения (ПКНО). Ни этот комитет, ни сама Польская рабочая партия, испытывавшая острую нужду в подготовленных кадрах, не могли быстро овладеть положением на местах и создать органы власти взамен прогитлеровских, ликвидированных в освобожденных Советской Армией районах. Используя создавшуюся ситуацию, реакционеры делали все, чтобы взбудоражить население, опорочить политику Коммунистической партии и Советского правительства, поссорить польский и советский народы. Не только злобная националистическая пропаганда, но и прямые провокации и террористические акты пускались в ход враждебными империалистическими силами. Жертвами террористов и националистов стало более ста боевых офицеров и солдат из разных соединений Первого Белорусского фронта. Отряды Армии Крайовой переодевались в форму воинов Советской Армии, а затем нападали на населенные пункты, терроризировали и грабили местное население, убивали польских активистов, пытаясь тем самым дискредитировать Советскую Армию. Наряду с этим распространялись всякие провокационные клеветнические слухи и в отношении армии Войска Польского. Цель одна - любой ценой поссорить польский и советский народы, посеять вражду между ними, всячески затруднить создание новой, демократической Польши.
      Ясно, что в этих условиях Военному совету фронта, а значит, и командующему приходилось повседневно заниматься решением неотложных политических вопросов. Вспоминая обо всем этом, бывший член Военного совета Первого Белорусского фронта генерал К. Ф. Телегин писал: "Нас почти ежедневно запрашивали из Москвы, с какими политическими партиями кроме (ПНР) мы установили контакт, каково их поведение и отношение к ПКНО, как ведут себя АКовцы, кто ими руководит и т. д.".
      Одним из важных средств борьбы за укрепление фронтового тыла, очищение его от АКовских банд стало создание военных комендатур в волостях, уездах и городах на освобожденной территории. К. К. Рокоссовский поддержал инициативу Военного совета, разработавшего проект "Положения о военных комендатурах" и инструкции военным комендантам. Эти документы получили затем положительную оценку в Генштабе и впоследствии рассылались другим фронтам.
      Заботясь об усилении идеологической работы в войсках, командующий фронтом К. К. Рокоссовский постоянно интересовался тем, какую помощь оказывают войсковые политорганы местным административным и политическим организациям в развертывании политической и культурно-воспитательной работы. При его активной поддержке Политуправление фронта развернуло большую работу по разъяснению политики СССР в Польше, освободительной миссии Советской Армии, ознакомлению местного населения с жизнью и героической борьбой советского народа. При Политуправлении фронта начало действовать специальное отделение по работе среди польского населения, стала издаваться на польском языке ежедневная газета " Вольноец".
      Командующий войсками фронта издал ряд строгих приказов о сохранении ценностей и имущества польского государства. Наша Шестьдесят пятая армия освобождала от немецких захватчиков Беловежскую пущу. И вот в целях сохранения фауны, редких животных и зверей Рокоссовский издал специальный приказ по этому поводу с предупреждением, что лица, нарушившие его, будут строго наказаны.
      Надо сказать, что без происшествий в этом смысле все же не обошлось. Разведчики артиллерийской бригады полковника Прохорова, успешно наступая по центру Беловежской пущи, увидели огромного зубра. Разведчики - бывалые воины, не боявшиеся живых гитлеровцев, - на этот раз испугались. Действуя по принципу: о замеченном доложи, они прибыли к своему комбригу Прохорову и сообщили о зубре. Командир бригады, как азартный охотник, мгновенно вооружившись автоматом, прибыл к кормушке, где по-прежнему стоял зубр... В общем приказ командующего фронтом оказался нарушенным. Я, как командарм, должен был доложить Рокоссовскому о ЧП - "чрезвычайном происшествии". Признаюсь, что, хотя я строго отчитал Прохорова за необдуманный поступок, мне все же хотелось смягчить его вину в глазах командующего фронтом. Офицер он был боевой, заслуженный, никаких упущений по службе за ним прежде не замечалось.
      Между тем войска успешно выполнили задачу. Захватили в целости музей фауны Беловежской пущи, потушили горевшие здания, принадлежащие музею, и вышли на заданный рубеж. В этих боях отличились и артиллеристы бригады Прохорова. Зная К. К. Рокоссовского как отличного охотника, прекрасно разбирающегося в различных случаях, связанных с охотой, я решил повременить с наказанием Прохорова. Дня через два на командно-наблюдательный пункт армии прибыл К. К. Рокоссовский для уточнения новой задачи армии. Он впервые был в этот раз в форме Маршала Советского Союза.
      После разбора вопросов, связанных с новой задачей, я, подыскивая осторожные выражения, стал докладывать о имевшем место "чрезвычайном происшествии". Доложил, что виновный установлен, им является командир артиллерийской бригады Прохоров. Знаю его как храброго, талантливого артиллериста, отличившегося в Бобруйской операции, за что он получил правительственную награду. Но в данном случае он сорвался, охотничья жилка взяла верх над рассудком...
      Рокоссовский нахмурился и молча слушал. Ну, думаю, надо на его чувствах охотника сыграть.
      - Товарищ командующий! Если бы на вас сейчас вон оттуда, из леса, вышел зубр, вы бы удержались, не выстрелили?
      - Бьешь по слабому месту, Павел Иванович. Это нечестно. Я бы, конечно, не выстрелил, сдержался... С твоей просьбой, однако, соглашусь. Думаю, что плохого офицера не стал бы так рьяно защищать.
      Тут же Прохорова вызвали к командующему. Он дал Рокоссовскому подробное объяснение проступка, признал свою вину и объявленный ему выговор принял как должное...
      Рассказанный мной эпизод с известными оговорками можно отнести к категории неприятных, не больше: в то время командующему фронтом, как уже говорилось, сплошь и рядом приходилось решать несравненно более сложные вопросы, связанные с политическим положением в Польше.
      Выйдя в результате грандиозного летнего наступления к Висле, Первый Белорусский фронт исчерпал свои наступательные возможности и перешел к обороне. Аргументы для такого решения были более чем веские: враг оказывал ожесточенное сопротивление, в августе и первую половину сентября войска Первого Белорусского фронта потеряли на территории Польши значительное количество своих сил и средств. Одна только Вторая танковая армия в боях за Люблин, Демблин, Пулавы и на подступах к Праге (Варшавской) лишилась 500 танков и самоходно-артиллерийских установок. А противник резко наращивал силы. На Вислу, южнее Варшавы, где советские войска 25 июля захватили плацдарм, под конец августа вновь прибыли две танковые и пять пехотных немецко-фашистских дивизий, а также четыре пехотные и моторизованные бригады. Усилила активность вражеская авиация. Так, с 1 по 13 августа наша авиация произвела 3170 самолето-вылетов, а немецко-фашистская - 3316.
      Продолжать наступление при таких условиях фронт не мог. Однако реакционные круги западных держав и их ставленники из лондонского польского эмигрантского правительства как раз и старались спровоцировать советское командование на продолжение наступления именно потому, что оно могло закончиться серьезной неудачей для нас. Таким путем реакционеры рассчитывали получить возможность захвата власти в Варшаве и Западной Польше.
      Вот почему присланные в Варшаву эмиссары лондонского правительства организовали кровавую авантюру с преждевременным восстанием, стоившим жизни тысячам польских патриотов. Оно заранее было обречено на поражение при открытой враждебности со стороны реакционных представителей лондонского эмигрантского правительства к советскому командованию и явном нежелании поддерживать с ним какой-либо контакт.
      В те дни К. К. Рокоссовский, находясь в Праге (Варшавской), с грустью и болью смотрел на покрытую дымным смрадом Варшаву - город его детства и юности. Преждевременное восстание, осуществленное политическими авантюристами из так называемого польского правительства в Лондоне, обрекало красавицу Варшаву на разрушение. Что он мог сделать, как помочь? Моросил мелкий дождь. С той стороны Вислы раздавались взрывы, ветер доносил запах гари...
      "Разыгравшаяся трагедия, - писал он спустя много лет после тех событий, - не давала покоя. Сознание невозможности предпринять крупную операцию для того, чтобы выручить восставших, было мучительным".
      Но он делал все, что можно было сделать в тех условиях, чтобы облегчить участь Варшавы и варшавян, последовавших призыву авантюристов. Наши самолеты доставляли повстанцам оружие, боеприпасы, продовольствие и медикаменты. Авиация фронта по заявкам восставших прикрывала их районы с воздуха, бомбила и штурмовала немецкие войска в городе. В помощь повстанцам были привлечены силы зенитной и наземной артиллерии. Для связи и корректировки огня к восставшим сбрасывались на парашютах советские офицеры. Расширяя помощь восставшим, Рокоссовский решил высадить сильный десант на противоположный берег Вислы, в Варшаву. Туда переправились десантные подразделения польской армии. Однако руководители повстанцев пошли на прямое предательство, отдав гитлеровцам те участки берега, на которые высаживались десантники. Реакционеры привели восстание к трагическому концу.
      Подготовка нового наступления с целью полного и окончательного освобождения Польши потребовала, как известно, значительного времени. И как раз в тот момент, когда она заканчивалась, Рокоссовский получил из Ставки Верховного Главнокомандования приказ о его назначении командующим Вторым Белорусским фронтом.
      Приближался 1945 год - год нашей победы. Совсем не за горами было начало крупнейшего наступления советских войск от Вислы к Одеру. В таких условиях Рокоссовскому не хотелось бы, конечно, получать новое назначение, жаль было ему и расставаться с испытанными соратниками, которые прошли вместе с ним большой боевой путь. Правда, ему было разрешено взять из штаба фронта всех, кого пожелает. Но, понимая, что в канун крупной фронтовой операции подобные перемещения вряд ли целесообразны, Рокоссовский отказался воспользоваться предоставленной возможностью и сказал:
      - Этого я не хочу. Сейчас на всех фронтах штабы хорошие.
      Командуя Вторым Белорусским фронтом в заключительных операциях Великой Отечественной войны, маршал Рокоссовский быстро сумел сработаться с новым фронтовым управлением. Он так же, как и прежде, сумел сплотить и мобилизовать усилия всех работников штаба на образцовое выполнение стоявших перед фронтом боевых задач.
      Одно из обязательных качеств, каким должен обладать полководец, умение подобрать и воспитать кадры, особенно кадры своих ближайших соратников и помощников. Они, если хотите, должны быть чем-то похожи на самого полководца, быть достойны, работать рядом с ним, иметь моральное право говорить, принимать решения и действовать от его имени. Нелегкое это дело! Но и в этом отношении К. К. Рокоссовский выступает как талантливый руководитель. Он умел любовно, терпеливо воспитывать свой штаб, который и отличался слаженностью, был творческим инициативным коллективом. Его ближайшие помощники росли и мужали вместе со своим командующим. Великолепный и поучительный факт! Общее, что роднило всех их с Рокоссовским, - это партийность, личное мужество, необычайная работоспособность, глубокое знание своего дела, организационные способности, железная дисциплинированность, высокая требовательность к себе и к подчиненным.
      После окончания войны в Европе Константин Константинович возглавил руководство группой советских войск, дислоцировавшихся на территории Польской Народной Республики. Нашим войскам также выпала честь вместе с польскими трудящимися выполнять интернациональный долг по защите завоеваний социализма.
      Я поэтому снова и снова имел возможность непосредственно наблюдать за деятельностью прославленного советского полководца, непоколебимо верного принципам пролетарского интернационализма.
      Военный совет, Политуправление группы войск при активном участии лично К. К. Рокоссовского установили прочные и широкие связи с правительственными, общественными организациями, политическими партиями, с военными округами Войска Польского. И в пунктах дислокации советских воинских частей также была налажена самая тесная связь с местными правительственными и общественными организациями. По решению Военного совета и главнокомандующего Северной группы войск личный состав наших частей и подразделений оказывал действенную помощь братскому народу в восстановлении народного хозяйства страны. Силами политорганов и партийных организаций наших войск проводилась большая политико-воспитательная работа среди польского населения. Наши агитаторы и пропагандисты неустанно разъясняли местным жителям смысл происходящих событий, показывали необходимость борьбы за мир, за социализм, национальную независимость и демократию.
      В июне 1948 года состоялось решение о переводе части наших войск для постоянного дислоцирования на территории СССР. Константин Константинович с большим вниманием отнесся к нуждам Войска Польского. Ему были переданы освободившиеся помещения, казармы, склады, лечебные учреждения. Рокоссовский сам лично следил за тем, чтобы передаваемые фонды, помещения, казарменный инвентарь и т. д. находились в должном порядке. В торжественной обстановке в присутствии представителей польской общественности города Волбжих (Вальденбург) под его руководством происходила передача нашим братьям по оружию Дома офицеров, библиотеки, поликлиники и других объектов.
      В тот день представители городских властей и польских общественных организаций высказали много добрых и искренних слов благодарности в адрес советского народа и его Вооруженных Сил, в адрес нашего командования и лично К. К. Рокоссовского.
      За три дня до его смерти я видел Константина Константиновича, и мы говорили о Курском сражении, на празднование 25-летнего юбилея которого я собирался поехать. Разговор у нас вскоре переключился на книгу воспоминаний, над которой он работал в последние годы. Он работал над нею, будучи уже тяжело болен, и, зная об этом, спешил завершить начатый труд. Он очень хотел увидеть эту книгу, которую назвал "Солдатский долг".
      Маршал Рокоссовский скончался за несколько месяцев до выхода книги в свет. Он умер как солдат, словно через двадцать с лишним лет его настиг осколок снаряда, который разорвался на той долгой и трудной войне.
      Мне удалось прочитать книгу воспоминаний Константина Константиновича уже после его смерти. Как и в прежних своих воспоминаниях, так и в "Солдатском долге" он как бы снимает ретушь со старых фотографий, дает возможность каждому из тех, кто читает ее, оценить величие подвига нашего народа, наших солдат, не только выстоявших в битве с коварным и сильным врагом, но и разгромивших чудовищный гитлеровский фашизм. Он глубоко логичен и правдив в своих воспоминаниях. Его жизненные наблюдения подводят к глубоким выводам о силе и непобедимости советского строя, о мудром руководстве Коммунистической партии Советского Союза, сумевшей в дни самых суровых испытаний сплотить наши народы, организовать отпор врагу. Через всю книгу проходит картина напряженной, кровопролитной борьбы за честь, свободу и независимость Советской Родины. Такой же напряженной, насыщенной борьбой за счастье Отчизны и народа была вся жизнь Маршала Советского Союза К. К. Рокоссовского.
      Он завершает книгу небольшой главой, которую назвал "Счастье солдата". Словами из этой заключительной главы я и закончу свой рассказ о нем славном советском полководце:
      "Объезжаем войска. Они теперь размещены на огромном пространстве - от побережья Балтийского моря до предместий Берлина... Дорога пробегает через густой лес. И вдруг шоссе запрудила колонна солдат. Знакомые темно-зеленые мундиры. Немцы! Рука невольно тянется к пистолету. Но не успел его выдернуть из кобуры. Спохватился: война-то ведь кончилась!..
      Офицер, с несколькими бойцами сопровождавший пленных, доложил, куда следует колонна. Машина тронулась, но долго еще на обочине тянулась вереница пленных. Казалось, и конца им не будет.
      А ведь совсем недавно у этих людей было оружие. Сколько усилий и жертв потребовалось, чтобы выбить его из рук и повергнуть в прах фашистский режим, который посылал их убивать, порабощать и грабить. Это сделали мы, солдаты Страны Советов.
      И в моей душе росло чувство гордости за наших воинов, за наш народ, который в титанической борьбе поставил врага на колени. Гордости за то, что и я принадлежу к этому народу-великану и что какая-то крупица и моего труда заложена в одержанной победе".
      Вот в этом он видел счастье солдата!
      Г. Миронов
      Маршал бронетанковых войск Павел Рыбалко
      Рыбалко и Мельников торопились в Москву. Их камуфлированный, пропахший дорожной пылью и бензином "виллис" легко бежал в утренней свежей рани по пустынному асфальту. Когда шоссе оставляло позади зеленые косогоры и вырывалось к железнодорожным переездам, приходилось перед полосатым шлагбаумом надолго останавливаться. На юг, к Орлу и Курску, густо шли нескончаемые военные эшелоны. Оба генерала особенно внимательно, ревниво вглядывались в платформы, уставленные не прикрытыми брезентом серо-зелеными родными " тридцатьчетверками ".
      Адъютант командующего примостился на непривычном месте - рядом с водителем, а сам Рыбалко и член Военного совета поместились на заднем сиденье, плечо в плечо.
      Молчали оба. Курили только почти безостановочно.
      Мельников время от времени незаметно, краем глаза, поглядывал на командующего. Тот каменно, несутуло сидел, поставив меж колен свою палочку, и смотрел невидящим тяжелым взглядом на пролетающие мимо перелески, деревенские постройки, заводские прокопченные корпуса.
      Без малого год назад, адски трудным летом сорок второго, почти таким же тяжелым, как первое военное лето, в этих близких к столице тульских и калужских местах приняла боевое крещение только что созданная Третья танковая армия.
      Когда в трудных для нас боях у Воронежа погиб командующий Пятой танковой армией генерал А. И. Лизюков, вызвала Ставка в Москву руководство Третьей танковой армии. Поехали ее командующий генерал Романенко Прокофий Логвинович и член Военного совета бригадный комиссар Мельников Семен Иванович. "Немцы, - сказали им в Ставке, - хвастливо уверяют, что уничтожили Пятую армию. Что вы можете дать ей из своих частей?"
      Комапдарм-3 понял ситуацию и по-товарищески щедро поделился с Пятой: дал танковые и стрелковые части. И тут же предложил: чтобы ослабить удар противника на Сталинград, Третья танковая развернет наступление на Орел, Мценск.
      Их поблагодарили за инициативу, но тотчас же сообщили, что наступать мы не будем: Ставка не может рисковать своим единственным танковым резервом. Тут же Военному совету Третьей танковой объявили, что командовать Пятой будет теперь Романенко. Генерал ответил: "Есть!" - и попросил себе Мельникова членом Военного совета. Однако получил отказ: бригадный комиссар останется в Третьей танковой армии. На вопрос, кто может пойти командующим на Третью, Романенко, точно у него давно был готов ответ, сказал:
      - Мой заместитель генерал-майор Рыбалко.
      - Он не справится с армией. У него нет достаточного боевого опыта в командовании танковым объединением.
      Но Романенко был не робкого десятка и слыл в военных кругах как человек, всегда отстаивающий свою точку зрения.
      - Справится, - упрямо сказал Прокофий Логвинович. - В Рыбалко я совершенно уверен - новой должности он соответствует. Боевой, растущий генерал.
      Спросили мнение Мельникова:
      - А комиссар как смотрит?
      И Мельников так же твердо, как Романенко, отвечал, что хорошо знает Рыбалко и ручается, что с новым назначением он справится.
      - Ручаетесь, комиссар?
      - Ручаюсь!
      Разумеется, бригадный комиссар Мельников достаточно четко представлял себе меру личной ответственности за эти свои краткие, но столь емкие слова "Рыбалко справится" и "ручаюсь". Он понял причину опасений Ставки: до весны сорок второго Рыбалко участия в войне не принимал; его многочисленные рапорты по начальству и просьбы к старым сослуживцам замолвить слово перед Верховным Главнокомандующим об отправлении в действующую армию были безрезультатны; Павел Семенович руководил кафедрой в одном из военно-учебных заведений и был в нем заместителем начальника по учебной и научной работе, следовательно, современного боевого опыта не имел; в должности заместителя командующего армией находился считанные месяцы, к тому же еще при таком боевом и властном командарме, как Романенко, который все привык делать сам и Павлу Семеновичу не очень-то давал развернуться.
      И все же за полгода совместной боевой страды - с весны до осени Мельников близко узнал Рыбалко, полюбил и, главное, уверовал в его командирский талант, в большую человеческую душу. Павел Семенович, герой гражданской войны, кавалерист, "академик", военный атташе, теперь учился настойчиво, обстоятельно овладевая наукой, побеждать врага в условиях современного боя. И делал это успешно - в него можно было поверить!
      А уж если Мельников в ком-то был уверен, он считал главным своим партийным долгом отстаивать свое мнение, что и сделал, хотя знал точно, что это мнение может вызвать неудовольствие Верховного.
      То ли единое твердое мнение Романенко и Мельникова относительно назначения Рыбалко повлияло на решение Ставки, то ли в то трудное время не оказалось более подходящей кандидатуры на должность командарма-3, то ли по иной какой причине, но приказом Ставки от 25 сентября 1942 года генерал-майор Рыбалко был назначен командующим Третьей танковой армией.
      И вот теперь, спустя семь месяцев, 26 апреля 1943 года, приказом Ставки Третья танковая преобразовывалась в общевойсковую, а ее командующий генерал-лейтенант Рыбалко от должности освобождался.
      Рыбалко и Мельников с этим решением не согласились. Они добились, чтобы их вызвала Москва для объяснения. Оба единодушно готовы были отстаивать право своей армии существовать как танковой, а не общевойсковой, и настаивать на отмене апрельского приказа даже перед самим Верховным.