Позвякивание давно стихло, фонарь погас, берег приуныл, самолет сгорел, и летчик снова уснул. Апельсин так и остался лежать на японском прибрежном песке, освещенном ярким солнцем, тоже вроде бы японским.
      Проснувшись, летчик первым делом бросился к апельсину, и сожрал бы его, но вспомнил, что апельсин этот был японским, и положил его на место. Поднявшись, он побрел вдоль бесформенной груды обгоревших обломков истребителей. Он шел мимо этой груды в глубоком раздумье по направлению к другой, состоявшей в основном из паровозов, хотя эти паровозы и не должны были бы здесь лежать...
      Следующая груда заставила летчика задуматься о смысле всех этих груд. Они напомнили ему его детство - в детстве он очень любил превращать в такие же груды обломков разные вещи своих родителей и братьев. Старший брат Иржи частенько лупил его за это. Но все равно новые и новые груды выходили из под рук будущего летчика...
      ...Японские паровозы только что исчезли, а гора Фудзи - нет; она почему-то никогда не исчезала, если только светило не светило так, как светило сейчас светило, а светило оно не как светило, а вообще никак не светило.
      * * *
      Было ясно видно, что Ганс Обломов не умеет ставить капканы. Интересно, на кого он хочет возложить это дело на этот раз? Время шло, и никого вокруг не было. Растерянный Ганс понуро бродил с капканом по гладкому тонкому льду. Он ничего не мог придумать. Неожиданно Ганс вспомнил, кому можно поручить установку капкана, и направился к берегу, где стоял его лимузин, больше смахивавший на тяжелый гроб на шести столбах, выкрашенный во все синее и зеленое.
      Но тут неожиданно лед тронулся, а вместе со льдом тронулся и лимузин. Обломов не успел ничего: ни бросить взгляд на улетающий лимузин, ни тем более поставить капкан - падение в ледяную воду, усугубленное тем, что капкан защемил Гансу ногу, помешало ему сделать это.
      * * *
      "...Редкий трамвай доплывет
      до середины Днепра."
      Пролетая над Днепром, Иржи попросил немного притормозить и снизиться, чтобы не упустить тот момент, когда трамваи начнут переправляться на западный берег.
      ...Вот все пятнадцать трамваев разом ринулись в воду, и вскоре три штуки уже затонули недалеко от берега. Иржи потер руки и попросил остановиться совсем. Крокодил круто пошел влево и вниз, а затем сел на высокий прибрежный холм.
      Пока они садились, утонуло еще четыре трамвая. Дон Игнатио задумчиво достал из корзины записную книжку и зевнул. Иржи заявил, что ставит свою трость против остова дона, что сегодня ни один трамвай не пересечет середины Днепра. Дон же решил присоединиться к Иржи, и предложил деду поставить против них своего крокодила. Дед сначала не соглашался, но дон сразу смекнул, что дед слабо разбирается в здешних трамваях, и приплюсовал к трости корзину от своих книжек. Легковерный старик соблазнился и изъявил свое согласие. Иржи посмотрел на Днепр и удовлетворенно заметил, что над водой виднелись уже только два трамвая, из последних сил пытающиеся достичь середины Днепра.
      Иржи решил немного побродить по прибрежному пляжу и, предупредив остальных, направился вниз. Там он и встретил Обломова, который тоже наблюдал за трамваями. Иржи был очень рад встрече. Обломов выслушал про пари, заключенное дедом и его пассажирами, и решил принять сторону Иржи и дона. Обломов поставил заднюю дверь от своего лимузина, и тут оба трамвая, как по команде, скрылись под водой.
      Дед потрепал по холке крокодила, проворчал себе что-то под нос и решил не заключать никогда больше такие пари. Потом дон сказал, чтобы дед все-таки довез их до Филиппин, и пусть Обломов приезжает туда забирать крокодила, а взамен пусть дает колеса от лимузина. Обломов не хотел на Филиппины, и все уговаривал дона подождать, но дон сказал, что ждать некогда, и оседлал крокодила.
      Вскоре Днепр остался позади, и под ними уже был Китай...
      * * *
      "...Некто мистер Обломов был
      там. Это объясняет все."
      Желтая филиппинская ящерица нагло уставилась на проснувшегося только что мельника, лежавшего на пиджаке, аккуратно расстеленном на широкой спине носорога деда Апполоныча, и бригадира с четырьмя обойными гвоздями в зубах, пытавшегося стащить пиджак из -под мирно спящего мельника. Носорог не обращал внимания на всю эту возню.
      Наконец, ящерица забыла про мельника и перевела взгляд вдаль, где уже виднелся остов баркаса с его счастливым обладателем, Иржи со своей тростью и Обломов с крокодилом. Дон Игнатио бодро размахивал свободной рукой и рассказывал что-то захватывающее. Вслед за ящерицей вдаль зорко посмотрел дед. Он завел себе нового зеленого крокодила и почти не держал зла на Иржи и дона. В это время железнодорожный обходчик крепко спал на опушке филиппинского липового бора. Он крепко спал уже около двух суток - партийное задание было очень трудоемким.
      Иржи первым заметил мельника, суетившегося вокруг пиджака, который был похож теперь уже на пиджак типа "люкс". Носорог грузно повернулся вокруг своей оси, и мельник сразу решил слезть, благо время еще было. Запыхавшийся же бригадир не заметил, как носорог накренился, и в следующую секунду был придавлен самым жестоким образом незадачливым носорогом.
      Иржи протянул мельнику какой-то маленький пакет, содержимое которого ему предстояло узнать. Затаив дыхание, следили коллеги за мельником, вскрывавшим пакет. Все, что могло случиться, случилось бы, если бы только дед в самый последний момент вдруг не упал в баркас. Все оглянулись, и этого было достаточно. Ничего не случилось. Ровным счетом.
      Опечаленные коллеги взяли у мельника пакет и собрались было выбросить его в канаву, но Иржи решил повременить и убрал пакет в карман. Дон хотел было возразить, но зевнул и не стал возражать. Дед с обломком баркаса в зубах тяжело вывалился из него, подошел к бедняге бригадиру, придавленному носорогом, и ткнул его кончиком каблука галоши, которую он всегда надевал на левую ногу. На правой ноге у него тоже была левая галоша. Бригадир слабо улыбнулся и постарался улыбнуться еще, но уснул. Уснул и дед. Носорог тоже спал, но сон его не был спокойным, тем более, что носорог был разбужен легким толчком в бок чьего-то холодного каблука. Это оказался филиппинский каблук. Его запустил в носорога один железнодорожный обходчик, которому не спалось. Вскоре носорог снова закрыл глаза и погрузился в забытье.
      Теперь уже спали все железнодорожные обходчики и бригадиры, спали все носороги и мельники, спал Иржи и дон Игнатио, спал Обломов, не расставаясь со своим крокодилом, спали все; не спал лишь один летчик - он, как всегда, лежал на японском берегу, ставшим для него вторым домом.
      * * * * *
      Старый форт все еще стоит на берегу хмурого пруда. Эти негодяи не смогли не воздвигнуть форт именно у этого наскоро выкопанного пруда. Воды в пруду теперь нет, хочется также, чтобы не было здесь и этого форта, однако эти негодяи воспользовались случаем и отгрохали здесь целый монастырь. Хоть монастырь и не похож на настоящий, в нем все же есть что-то не то от форта, не то от хмурого пруда без воды и без дна. Дивный монастырь состряпали эти мерзавцы.
      Пора бы и нам построить какой-нибудь склад или сарай, а может, даже снести все, построенное этими зодчими, и соорудить ровную взлетную полосу для трамвая #10, и пусть этот трамвай летит к чертовой матери, а эти негодяи пусть знают, что будь наша воля, мы бы отправили их всех в этом трамвае еще дальше!..
      * * *
      Волны плавно поглотили пирс, занимавший добрую половину лагуны. Луна назойливо маячила над горой "Грустная Цапля", названной так в V веке. Носившиеся над лагуной чайки с неистовой быстротой замерзали прямо на лету - в море сыпались целые полчища этих птиц.
      Все это наблюдал бывший капитан Луков из окна идущего ко дну морского рефрижератора. Обломки пирса напоминали капитану о его горькой доле, но не все было так плохо - остальные рефрижераторы тоже шли или уже пошли ко дну.
      ...Шторм утихал около часа, и этого было достаточно - весь караван рефрижераторов покоился на дне лагуны. Скоро и луна зашла за замерзающее море...
      * * *
      Всякая дрянь хранится в этих сундуках, начиная уже гнить и разлагаться. Там гниет все, независимо от цвета, размера, массы, возраста, запаха, происхождения, количества и многих других свойств и параметров.
      Что ж, заглянем вовнутрь - чудесно! Все самые полезные предметы должны храниться именно здесь.
      * * *
      Помощь пришла в виде упакованного в кованый сундук медного таза. Им ничего не накрыть теперь этим медным тазом, кроме самих себя. Что они и сделали.
      * * *
      Фургон мчался навстречу смерти, поджидавшей его на южной стороне пустыни Гоби, вздымая вместе с тучами песка черепа и кости оставшихся здесь навсегда путешественников. В фургоне никого уже не было - исключение составлял сам фургон и забившийся в упряжку жираф. И вот вскоре на их пути возникла широчайшая расселина: смерть дождалась наконец их. Долго летели фургон и его жертва вдоль гладкой отвесной стены...
      * * *
      Из воспоминаний некоего герцога мы узнаем, что самым главным негодяем в его жизни был садовник. Очень хорошо, что герцогу удалось умереть в своей любимой раскладушке. Садовник же умер спустя всего десять минут после кончины неудачливого герцога в страшных объятиях мертвеца.
      * * * * *
      ПОЛИГОН - IV
      Cobbot / Flops / Genrikh
      1.89 - 1.90
      * * *
      Городок был разбужен внезапным наступлением утра. Его жителям это не понравилось, и хотя светило никогда еще не появлялось вовремя, каждое утро городка сопровождалось нецензурной бранью.
      Это утро ознаменовалось еще более глубоким возмущением жителей, разбуженных идиотским светилом.
      ...Бочка с какой-то нечеловеческой дрянью быстро катилась по главной улице городка и оглушительно верещала; с крыш свисали грязные вонючие сети, из которых торчали протухшие рыбьи туши; на подоконниках стояли старые ржавые мясорубки и соковыжималки, покрытые толстым слоем серой пыли; вдали виднелись останки вчерашних бегемотов, издохших от жуткой вони, доносившейся отовсюду. Площадь была завалена тряпками всевозможных размеров и сортов; на шпиле ратуши уныло болтался грязно-розовый башмак; возле открытого канализационного люка стояла ободранная туша старой гнедой клячи и пустой табачный ларек...
      ...Столь же внезапно наступил вечер и идиотское светило исчезло.
      * * *
      Когда появился первый паровой самолет, все были очень напуганы - ведь раньше самолеты были вовсе не паровыми, а парусными. Сделал такой чудесный аэроплан известный авиаконструктор Черепанов, самолеты которого славились высокими мачтами и крепкими кузовами.
      Он летел над городом, пробудившимся от громкого блеяния несчастного козла, повисшего на якоре самолета. Измученный козел ударялся об крыши полуразвалившихся сараев, и те разваливались окончательно.
      Самолет неторопливо облетел вокруг города, и потрясенные горожане разошлись кто куда; Черепанов подкинул в топку дров и направил свой чудесный аппарат за город, где и сел на кукурузном поле.
      Этот полет привел Черепанова к мысли, что якоря самолету ни к чему. Участь же козла была окончательно решена: он стал первым экспонатом городского музея аэронавтики и все посетители носят капусту этому отважному зверю.
      * * *
      Некто очень настырный вот уже около десяти лет измерял высоту Пизанской башни. Каждый день своей жизни он начинал с пробежки до башни и обратно это помогало негодяю поддержать настырность.
      Чудовищные размеры, которые имела башня в городе Пизе, где и проживал настырный негодяй, не оставляли никаких сомнений во всех десяти прожитых им лет. Однако, упорству его не было предела. Лестница уже устала от бесконечных и однообразных движений негодяя, который, щелкая своим штангенциркулем, ежедневно с утра до вечера то и дело стремительно проносился по ней и каждый раз заново отмерял бесконечные футы и дюймы. Этот штангенциркуль подарил негодяю один старый волшебник.
      Наконец, он умер; штангенциркуль выпал из его похолодевших рук. Башня осталась неизмеренной навсегда.
      * * *
      Один очень дремучий старик выжил из дому свою тень. Бедняга так старался, что даже потерял аппетит и бдительность, что неизбежно привело к его дому массу людей в белых халатах и плащах цвета хаки.
      Дело приняло крутой оборот для безумца: его труп долго потрошили студенты мясо-молочного техникума...
      * * *
      Первые лучи карьерного светофора упали на большой шагающий экскаватор, лежавший около горы ржавого металла. На экскаваторе, болтая массивными щупальцами, висел вареный осьминог, приготовленный к употреблению в качестве его самого любимого блюда.
      Осьминог долго любовался собой, вслушиваясь в тишину. Он мерно покачивал длинным носом и думал о тщете всего его дальнейшего существования. Неожиданно проржавевший мгновением раньше светофор обрушился на землю с самой высокой точки карьера осьминог даже икнул от удовольствия.
      * * *
      Гадкий морж, случайно попавший на борт рыболовецкого судна компании "Веселый Роджер & C°", молча жевал все, что было доступно его мокрой морде. Вскоре морда высохла, и морж попытался снова ее намочить. Морж зажмурился, рявкнул и нанес ужасной силы удар головой в одну из переборок, сделанную из высококачественного березового шпона. Переборка с хрустом рассыпалась, и морж увидел в десяти вершках от себя раскрывшего рот Роджера, который как раз собирался в очередной раз позавтракать, но теперь вынужден был смотреть на творившееся безобразие натощак. Морж тоже не завтракал, и поэтому исход был ясен: сейчас он издохнет на месте от голода. Но этого не произошло, потому что сердобольный Роджер накормил незваного гостя большим куском старой лоцманской туши, висевшей в его каюте. Морж преданно икнул и направился к следующей переборке. Разочарованный Роджер вздохнул и пнул моржа ногой в зад. Морж обернулся и остекленевшим взглядом уставился на него. Роджер хотел было пнуть его еще разок, как вдруг ему стало жаль бедного зверя. Он достал из щели в днище корабля клиновидную затычку и сунул ее в карман. Сквозь щель от затычки виднелся песок.
      * * *
      С громким писком выживший из ума дятел прыгал по стволу ржавой гаубицы. В его клюве болталась мышь, на голове висел кусок штукатурки, а сам дятел весь был в дерьме. Расчет гаубицы с любопытством наблюдал за дятлом. Такое зрелище было нечастым в их местности. Внезапно дятел перестал пищать и выпустил изо рта густую ядовитую слюну, которая тут же обволокла мышь и застыла. Увидев необычную слюну, весь расчет от удивления раскрыл рты. Ошалелый наводчик выпучил глаза и, схватив шомпол, попытался согнать дятла со ствола, но у него ничего не вышло. Тогда командир выхватил шомпол у наводчика и с криком принялся колотить им по стволу. Дятел невозмутимо уворачивался, пуская все больше и больше слюней. Когда капли слюны попадали на металлические части гаубицы, они разъедали их.
      Наконец, ствол полностью был разъеден и дятел, упав на землю, побежал. Командир продолжал колотить шомполом по остаткам ствола, дятел же с писком носился вокруг него. Случайно он угодил под ноги заряжающему, и тот, взвизгнув, наступил на мерзкую тварь каблуком. Раздался хлопок, затем вопль заряжающего, увидевшего, как слюни дятла вперемежку с внутренностями брызнули из-под его каблука; сам же каблук стремительно разъедался. Заряжающий в панике начал было стягивать сапог, но было уже поздно: сапог был разъеден раньше, чем он успел его снять.
      Внезапно мышь очнулась и бросилась за штанину заряжающего, откусив при этом ему ногу по колено. Бедняга потерял дар речи и лишь мычал, пока мышь не откусила ему голову. Потом она откусила головы остальным, однако, голова командира встала ей поперек горла, и она издохла в страшных корчах.
      * * *
      Крепкий деревянный гроб никак не влезал в корабельную топку, и, как только кочегар осознал эту нелегкую истину, он раздвинул дверцы топки пошире, и гроб тут же лихо влетел в нее.
      * * *
      Где-то скрипнула крышка склепа, потом скрипнула еще одна, потом еще и еще... И вот уже на поверхности деревенского погоста стали появляться удивительные существа, хорошо одетые и умытые.
      * * *
      Награждение переходящим фанерным холодильником всегда очень полезно для трудящихся масс.
      * * *
      Любой знает, что за подбитый им танк ему причитается путевка в Дом Друзей Народа, а за линкор две путевки. Потому он твердо уверен в том, что подбитый линкор - лучший подарок семье.
      Азорские острова - честно заработанное удовольствие для всех, кому не лень уничтожать вражескую технику, и потому все честные люди стремятся на Азорские острова.
      * * *
      Новенький рубль мелодично звякнул и пропал в кармане доктора. Карман тоже звякнул и пропал. Вскоре и сам доктор исчез с таинственным звоном.
      * * *
      Шериф дернул сильнее руль на себя, и совсем его выдернул. Неуправляемый никем трактор ударился с размаху в гранитную скалу и отскочил, разлетевшись на три больших куска.
      * * *
      Топор пролетел в двух милях от намеченной цели; следующий топор пролетел уже ближе, но отклонение все-таки было большим. Топоров, однако, оставалось еще много, и можно было особенно не мучиться с наводкой. Наводчик весело вертел пальцем, отрезанным у заряжающего, и тихо напевал что-то из собственного репертуара. Заряжающий спал; заряжал же сам наводчик.
      Каждый раз, когда топор со свистом вылетал из-за леса, маленький медвежонок вздрагивал и принимался проклинать все эти милитаристские развлечения, а толстый хомяк, висевший в когтях медвежонка, внимательно вслушивался в звук падающих топоров, пытаясь при этом освободиться из когтей. Должность корректировщика оказалась для хомяка нелегкой - он не раз бывал в опасных ситуациях, но всегда с честью выбирался из них. Правда, однажды он чуть сам не попал под топор. Это было вчера. А сегодня он попался в лапы к медвежонку, поэтому корректировать было тяжеловато.
      Наводчик вспомнил о хомяке только через несколько часов. Тогда хомяк заметил, что топоры стали густо ложиться вокруг берлоги. Медвежонок зарычал и выскочил наружу, где громадный топор тут же сбил его с ног, угодив обухом промеж ушей.
      Когти разжались, и хомяк выпал из них, дав тем самым команду прекратить огонь. Но наводчик уже забыл про него и продолжал выпускать топоры из катапульты. Хомяк в панике забился в берлогу, но топор настиг его и там.
      Вскоре топоры снова стали падать рядом с главной целью, куда уже добрались остальные, уцелевшие, хомяки. Они четко выполнили свою боевую задачу. Но после поражения цели топоров оставались еще сотни, и наводчик решил потратить их все: несчастные хомяки тщетно метались из стороны в сторону...
      Наступил вечер третьего дня войны. Завтра новые корректировщики отправятся в нелегкий путь к новой цели.
      * * *
      Аляповатый гранитный пейзаж вокруг одиноко стоявшего бульдозера освещался его собственной фарой. Бульдозер был отправлен сюда так давно, что этого уже никто не помнил. Холодный ветер гулял по окрестным скалам, и в горном озере, вырытом бульдозером, отражалась полная картина окрестной местности. Над озером неторопливо плыли Южный крест и Малая Медведица вместе с Большой; над бульдозером поднимался пар - он медленно остывал.
      Его водитель сидел на берегу озера, тупо разглядывая круги на поверхности воды, разбегавшиеся от упавшего в воду ботинка, и судорожно пытался освободить свою ногу от болтавшегося на ней рака фунта в четыре весом - он-то и стянул ботинок с ноги водителя.
      Наконец, последний ухватил-таки рака за шкирку и швырнул его в ведро, где уже лежали пойманные им на ботинок двухфунтовые раки, окуни и судаки. Подняв с земли ведро, водитель снял другой ботинок и бросил его под куст развесистой белены и пошел к бульдозеру разводить костер.
      Он вспоминал, как много лет назад увидел рака в этом озере... Теперь же они расплодились тут в таком количестве, что можно было их выменивать на запчасти для бульдозера.
      Светало...
      * * *
      Высокая стройная осина была единственной в радиусе нескольких миль от заставы - именно здесь должна была состояться ежегодная встреча нового резидента, которого затем отпускали с двумя мешками пищевых отходов обратно.
      Его ждали два егеря с маленькой бутылкой ирландской микстуры. В тачке, стоявшей под осиной уже были приготовлены около десяти полусгнивших ломтей хлеба, столько же ананасов, фунтов сорок сахарного песка вперемежку с речным, небольшой полиэтиленовый крокодил и куча картофельных котлет. Все это резидент должен был съесть, а что он не съест, то унесет на своем горбу. Разумеется, ему этого делать не хотелось, и он пока не собирался идти к егерям, а прятался на верхушке осины, нервно сжимая челюсти, которыми держался за ветку. Руки были заняты хозяйственными сетками с мешками, а ноги - сапогами со шпорами.
      Неожиданно егеря услышали шум падающего кованого сапога, который со звоном шлепнулся прямо в тачку, взметнув тучи песка и котлет. Они с минуту вопросительно смотрели друг на друга, а потом ринулись к заставе за лестницей.
      Тем временем смеркалось. Челюсти резидента устали, и он совсем уж было собрался их разжать, когда к осине подъехал армейского образца самокат. Из него пошел сизый дымок, и вскоре он совсем был закрыт облаком этого дымка.
      * * *
      Заходящее солнце равномерно освещало густо поросший мхом заброшенный пень. Вокруг пня в радиусе двух с половиной десятков метров не было ничего хорошего. Зато там валялось много стреляных гильз от крупнокалиберной мортиры и сама мортира.
      По выходным дням здесь всегда собирались бывшие лесники. Они приносили с собой пень и мортиру, а потом начиналась потеха - пень служил мишенью, и каждый раз, когда снаряд попадал в него, все дружно начинали хлопать в медный таз, прислоненный к одному из лесников.
      Но вот однажды случилось так, что когда лесники пришли на свое стрельбище, выяснилось, что таз они где-то потеряли, а без таза развлечение теряло смысл. И, бросив все, они с нескрываемой тревогой бросились прочесывать всю округу в поисках таза.
      Шли годы... Все это время мортира стояла около пня и обрастала мхом. Все, в конце концов, в свое время должно обрасти мхом...
      Но мало-помалу все снова вернется в прежнее русло - ведь лесники найдут таз, вычистят его, мортиру и пень, и снова окрестные леса огласят звуки пальбы и радостный смех.
      * * * * *