В этом ответе содержится, однако, только лишь часть правды, ибо все это не объясняет основного: почему мое творчество научного фантаста развивается в строго определенном направлении иногда даже сознательного отказа от увлекательного сюжета. Трудно и неловко говорить о специфике собственного творчества: подобные высказывания всегда чреваты известной субъективностью. Однако думаю, что не искажу истину, утверждая, что фантастика для меня не цель, а только средство достижения цели, не сущность, а форма художественного выражения. Все возрастающее многообразие жизненных перспектив создает огромные возможности для постановки философских, общественных и психологических проблем, волнующих современное искусство, - и именно на них я хочу сосредоточить все свое внимание. Фантастический облик будущего человека и диковинных космических цивилизаций - это только декорации, на фоне которых можно рельефней отобразить проблемы, отнюдь не оторванные от земли и нашего времени. Не случайно научно-фантастическая литература в последние годы все явственней переключает свой интерес с техники на человека. Взрывоподобное развитие науки и техники ставит перед человечеством новые, неведомые до сих пор проблемы не только политические и экономические, но и общественные, психологические, моральные. Философская концепция человека имеет определяющее значение в идеологической борьбе социалистической и капиталистической систем. Будущее здесь неразрывно связано с сегодняшним днем, и проблемы, которые решаются современной литературой социалистических стран, в равной мере касаются и научной фантастики. Я не думаю, что роль фантастики следует сводить к развлекательной, популяризаторской или морально-дидактической функции, хотя в значительной мере она эти функции сейчас и выполняет. Не следует также, пожалуй, рассматривать изображение завтрашнего дня в литературном произведении как попытку писателя предсказать будущее, несмотря на то, что фантастическая литература может выполнить важную задачу - определить цель, к которой мы стремимся, и опасности, подстерегающие нас по дороге к этой цели. Опасности часто таятся в сегодняшнем дне, и быстрое их выявление должно облегчить успешное противодействие. Это, однако, по моему мнению, вторичная роль научной фантастики - несравненно лучше ее сумеет выполнить сама наука. Я считаю, что мерой ценности фантастической литературы может быть, несмотря на внешнюю оторванность от жизни, ее подлинная связь с современностью. То, что она повествует об опасениях и надеждах современного человека языком фантастических образов, что она пытается показать его место и роль в процессе происходящих в нашем мире преобразований, сквозь призму, а иногда и кривое зеркало будущего, не должно снижать ее ценности. Говоря иными словами - быть может, благодаря этому мы глубже и шире сумеем взглянуть на наши сегодняшние большие и малые проблемы и нам легче будет их разрешить.
      ЯН ВЕЙСС (ЧЕХОСЛОВАКИЯ) Думаю, что мое творчество не вполне соответствует тому, что сегодня носит название научно-фантастической литературы, поскольку в моих книгах с самого начала фантастические элементы сильно преобладали над научными. Я стремился сквозь призму фантастики показать мир таким, каким его видел, а сегодня я стремлюсь с ее помощью показать людям мир будущего, который, к сожалению, сам уже не увижу. Почему я облекаю свои произведения в фантастическую форму? Думаю, что у каждого человека - не только у писателя - бывают определенные периоды особой интенсивности, периоды, которые оказывают наиболее сильное влияние на всю последующую жизнь. К моему собственному удивлению, дня меня таким периодом не стала первая мировая война, которую я прошел солдатом, был в плену в России. Но тем не менее она оставила заметный след в моем творчестве. Наиболее повлиявшим на меня периодом было детство в родных Карконошах, в окружении гор, в мире сказок, среди добрых и недобрых, но всегда своеобразных людей и людишек. Отсюда берут начало корни моей фантазии. Именно благодаря людям из страны моего детства - фигурам зачастую гротескным, странным, смешным и суровым, какими их видели любопытные мальчишеские глаза, - я навсегда проникся интересом к различным человеческим странностям. Черты людей, которые в детстве завладели моим воображением, проявляются во всех моих литературных образах - в том числе в тех, которых я вижу в будущем, на земле наших внуков. Я всегда боялся сделать их слишком реальными и потому ставил их в самые неожиданные ситуации. В этом-то и кроются истоки моей фантастики.
      ГЮНТЕР КРУПКАТ (ГДР) В ответ на Ваш вопрос, почему я как писатель отдал предпочтение жанру научной фантастики, мне хотелось бы сказать следующее. Еще смолоду я увлекся естественными науками, техникой и мечтой о том, чтобы будущее человечества было лучше, чем настоящее времен моей юности. Такие книги, как "Через сто лет" Беллами, марсианский роман Алексея Толстого "Аэлита", "Путешествие на Луну" Жюля Верна и произведения немецкого рабочего-астронома Бруно X. Бюргеля, окрылили мою фантазию и определили окончательно направление моих поисков. Распростившись с прежним ремеслом, я взялся за перо. Мне пришлось пройти долгий и трудный путь, прежде чем я стал писателем-фантастом. Но я, не колеблясь, шел этим путем, воодушевленный стремлением показать людям те великие вдохновляющие перспективы, которые - вопреки всем границам - открывает перед ними мир гуманности и трудового братства. В этом глубокий смысл и цель научно-фантастической литературы; шагнуть вперед, вообразить себе будущее, стоя двумя ногами на доброй старой земле. Фантазия не знает границ. Мир бесконечен в своем многообразии, но он познаваем.
      ГЕРБЕРТ В. ФРАНКЕ (ФРГ) Жанр утопии дает нам возможность создавать модель завтрашнего мира. При этом меня, как естествоиспытателя, интересуют прежде всего те изменения во всех сферах жизни, которые будут обусловлены техникой, кибернетикой, психологией и т. д. Я рассматриваю фантастику не как пророчество, а как изображение благоприятных и неблагоприятных возможностей, над которыми следует задуматься. От решений, принятых сегодня, зависит и то, что ждет нас завтра. Прошлое нас только учит, на будущее мы еще можем воздействовать; вот почему будущее для нас намного интересней прошлого, а утопический роман интересней исторического. Лично я придерживаюсь того мнения, что наука не только поставляет технические средства для избавления от нужды на земле, но и создает основу такого образа мыслей, который предполагает терпимость и взаимное понимание. Большие задачи, поставленные перед нами будущим, ответственность, ложащаяся на каждого, кто владеет научно-техническими средствами, требуют привлечь внимание как можно большего числа людей к проблемам, связанным со всем этим. Путь к этому открывает утопическая литература - science fiction - или, как говорят у вас, научно-фантастическая литература. Таким путем следовало бы прежде всего идти писателям, которые располагают основательными знаниями и широким кругозором, включающим в себя понимание хода развития.
      ПЬЕР БУЛЬ (ФРАНЦИЯ) Ни в коей мере я не могу утверждать, что предпочитаю жанр научной фантастики. Я действительно написал в этом жанре несколько новелл и один роман "Планета обезьян", но это, в общем, составляет лишь незначительную часть моего творчества. Однако мне кажется, что нельзя и пренебрегать этим жанром (впрочем, как и всеми остальными). Я, сказать по правде, не сторонник привилегированных жанров в литературе. Безусловно, научная фантастика таит в себе множество новых возможностей и дает богатую пищу воображению, но лишь при условии, если не рассматривать ее как обособленное, изолированное от общего потока литературы течение, иначе произведения, зачисленные в жанр научной фантастики, постигнет печальная участь полицейских романов и романов о шпионах, они потеряют какую-либо художественную ценность и станут скучными и неинтересными.
      БЕГОУНЕК (ЧЕХОСЛОВАКИЯ) Жанр научной фантастики избран мною по следующим причинам: 1. К моей научной специальности относится область радиоактивности и дозиметрии ионизирующего излучения. 2. Фантастические романы Жюля Верна были моим самым любимым чтением во время моей юности. Он пробивал дорогу, по которой я потом попытался идти.
      РАДУ НОР (РУМЫНИЯ) Почему я выбрал научно-фантастический жанр? Вопрос нелегкий. Я работаю в этой области почти два десятилетия, с того возраста, когда человек находится под влиянием романтики далей, необычных открытий, приключений. Мне всегда нравились книги о приключениях - увлечение, которое осталось до сих пор,- и я очень сожалел, что во время моей юности произведения этого жанра можно было найти только у антикваров. Я убежден, что миллионы юношей - моих соотечественников испытывают те же чувства. Бурное развитие науки в нашу эпоху побуждает наделять приключения новым смыслом, искать новых проблем, связанных с покорением земной природы и других миров. Возможно, мне хотелось и в других вселить твердую уверенность в силу человека, в его увлеченность покорением нового, в его духовную красоту. Я всегда был оптимистом. И чем больше я думаю, тем сильнее убеждаюсь, что решающую роль в выборе научно-фантастического жанра сыграл мой оптимизм, который я стараюсь вселить в сердца читателей.
      ЙОЗЕФ НЕСВАДБА (ЧЕХОСЛОВАКИЯ) Я сам не раз задавал себе этот вопрос, особенно после того, как читатели заинтересовались моими книгами. По-видимому, жанр научной фантастики потому так притягателен, что в наше время - постоянно ускоряющейся научно-технической революции - он не только развлекает, но и информирует читателя. Кроме того, произведение этого жанра включает в себя приключенческие элементы, что отсутствует у "фотографической" и интроспективной современной прозы. Наконец, обращает на себя внимание сам научный факт, который приобрел общественное, социальное звучание, Мне припоминаются слова Роберта Оппенгеймера о том, что сейчас в мире столько ученых, сколько их не знала вся предшествующая история человечества. Другой вопрос - как обстоит ныне дело с художественным уровнем фантастической литературы, как она достигает цели с помощью своих автономных эстетических средств. Мне кажется, что здесь писатели в большом долгу. Я как-то слышал: плохи те писатели, у которых дело ограничивается фантастическими идеями. И в этом есть доля правды. Мы являемся свидетелями того, как в современном мире растет интерес читателей к книгам, в то же время в области тем и произведений научной фантастики, на мой взгляд, наблюдается спад. Я - врач, и потому склонность к естественным наукам задана самим моим призванием. Поскольку я врач-психиатр, вполне понятен мой особый интерес к психологии. Здесь и причина выбора. В заключение хочу сказать, что великим писателем-фантастом будет тот, кому не только приходят интересные мысли, но кто владеет искусством достойного их воплощения.
      ИОН ХАБАНА (РУМЫНИЯ) Я полагаю, что всякий выбор, по крайней мере в области художественного творчества, определяется факторами чувства и разума. Что касается меня, то я избрал жанр научной фантастики в первую очередь благодаря моему непреодолимому влечению к непознанному. В детстве я целыми часами рассматривал Луну в старый театральный бинокль. Теперь я с нетерпением жду минуты, когда на Луне высадятся люди, но не исключаю возможности, что еще до этого нам нанесут визит внеземные гости... Все это связано не с характером моих нынешних занятий, а с исконной верой в научно обоснованное чудо. Обладая такой верой, я считал, что мои творческие данные могут проявиться полностью только в этом жанре. Тем более что научная фантастика не только открывает широкое поле деятельности авторам самых смелых гипотез, она бесценный инструмент для психологических исследований. Ибо что может быть более увлекательным и более трудным, чем попытка интуитивно угадать чувства и реакции наших более или менее отдаленных потомков или предсказать специфические для будущего конфликты?.. Мой ответ имеет анекдотическую концовку. Спросив себя, что же именно все-таки определило мой переход от интереса и склонности к постоянной деятельности в жанре научной фантастики (до этого я опубликовал несколько книг для детей), я вспомнил одно многозначительное происшествие. Много лет назад мне предложили написать для конкурса мой первый научно-фантастический рассказ. Поскольку это было в эпоху увлечения техницизмом, я написал об аппарате, который, улавливая инфразвуки, предвещал грозу задолго до того, как она разражалась. Через некоторое время я прочитал в газете, что специалисты тоже думают о подобном аппарате. И хотя я немедленно и бесповоротно отказался от нелепой идеи конкурировать с изобретателями, этот мой "вклад" в науку скорее всего и послужил решающим толчком к тому, что я сейчас считаю основным смыслом своей жизни.
      ГЕЙНЦ ФИВЕГ (ГДР) Для меня, как писателя, работающего в области научно-фантастической литературы, решающее значение имело общение с молодежью. Физик по специальности, я долгое время руководил группой юных техников, трудовым содружеством увлекающихся техникой любознательных подростков. Результатом этой совместной работы с пионерами оказалась моя первая книга для юношества. Ее охотно читали и быстро раскупили. Тогда я написал вторую книгу того же жанра. Однако со временем меня перестала удовлетворять популяризация современной науки и техники. Появилось стремление рассказать людям о научно-технических возможностях будущего. Мне хочется поделиться с читателями интересными гипотезами, прокладывающими новые пути в науке, перенеся их в мир фантастики, в мир будущего. Я хочу, чтобы люди мечтали вместе со мной, потому что фантазия умножает творческие силы, а без мечты нет перспективы. В нашем социалистическом обществе нет предела мечтам о будущем. Что может быть прекрасней, чем творческое участие в строительстве лучшего будущего?..
      ГЕННАДИЙ ГОР (СССР) Почему я избрал жанр научной фантастики? Вопрос этот не так прост, как кажется, и я надеюсь, что читатель не будет сетовать на меня за то, что я ищу ответ не столько в своей внутренней биографии, сколько в истории и специфике этого малоизученного жанра, а также в истории современного романа. Современный писатель ясно себе представляет, что человек - существо не только бытовое и не только эмоционально-психологическое. Раскрывая человеческую сущность художественными средствами, нельзя забывать о том, что человек - прежде всего существо социально-этическое, но кроме того, и космическое тоже. Этот космический аспект, это новое в понимании человека со всей остротой почувствовал научный фантаст Герберт Уэллс, а еще раньше Федор Достоевский. В разговоре Ивана Карамазова с чертом, в подтексте этой многослойной, играющей множеством смысловых нюансов художественной симфонии великий писатель обыграл и космическую тему, словно предвидя и релятивистскую физику, и квантовую механику, и крайнюю парадоксальность современного нам научно-технического мышления. Через призму философии современного естествознания нередко смотрел на человека и Томас Манн, в густой и насыщенной жизнью ткани романа как бы открывая дверь то в бездонный мир эволюционирующей вселенной, то в тайны микрокосма, то в загадку антропогенеза. Даже далекий от позитивной науки Джойс почти в каждой фразе "Улисса" поворачивает мир и предмет так, чтобы рассмотреть все его грани и оттенки со странной для художника пристальностью морфолога. Наука незаметно для литературоведов и даже для самих писателей вошла в "тайное тайных" литературного процесса, обновив и освежив традиционный взгляд на мир и на человека. Научная фантастика в своих лучших, наиболее интеллектуальных проявлениях возникла из насущной потребности художественно осознать то новое, что принесла наука в современный мир, а также из неотложного стремления уничтожить разрыв между человеком, как существом эмоциональным и психологическим, и миром, космосом, вселенной. С этим новым художественным взглядом на человека и его задачи и возникла современная фантастика. Но для этого ей пришлось преодолеть одно препятствие, одну трудность, с которой далеко не все фантасты умеют справиться. Логика научного знания резко отличается от гибкой, похожей на саму жизнь, логики искусства. Жертвой непонимания специфики художественной логики нередко становятся те научные фантасты, которые смотрят на новый жанр как на своего рода гибрид, механическую смесь беллетристики и науки. Этот наивный, а иногда и примитивный научно-популярный оттенок, очень сильно дающий о себе знать в произведениях некоторых научных фантастов, своим отрицанием логики художественного мастерства нередко отпугивал от нового жанра требовательного читателя и делал фантастику чтением главным образом невзыскательных подростков. И только в наше время (в пятидесятых-шестидесятых годах) в фантастике произошла революция, значительно изменив специфику и характер жанра. Продолжая высокохудожественные и подлинно интеллектуальные традиции Уэллса, появились такие замечательные писатели, как Брэдбери, Стругацкие, Ефремов, Лем и другие, которые поняли, что научная фантастика - это прежде всего искусство, и создали истинно художественные и подлинно оригинальные романы, повести и рассказы. Если не считать Уэллса, великого открывателя, только за последние годы появилась принципиально новая фантастика, идущая не в обозе художественной прозы как это было недавно, а рядом с ней, нередко и впереди ее, ставя перед собой новую задачу - осознать человека как потенциального хозяина мира, как завершение эволюции природы, не как случайный момент в истории вселенной, а как нечто необходимое и значительное. Умный и сложный оптимизм научной фантастики, ее духовное созвучие внутреннему миру современного человека и создает ее литературно-художественное и морально-интеллектуальное обаяние. Ответил ли я на вопрос, почему я стал фантастом? Мне кажется, ответил. Но чтобы мой ответ выглядел убедительным, мне необходимо хотя бы коротко коснуться одной темы, которой я уделял много внимания в своем творчестве. Человек XVIII и XIX веков был во всех отношениях земным человеком. Его внутренний пафос, его самоуважение в значительной мере держались и на увлекательной логике географического освоения земного пространства. Любимой наукой юношества была география и этнология. И если в XVIII веке романтически настроенный человек мечтал о диалоге с загадочным жителем неисследованного материка, то сейчас кажется возможным диалог земного разума с инопланетным. Осознание этой проблемы, проблемы контакта разнопланетных цивилизаций, создает у писателя и читателя новое, свежее и своеобразное видение мира. Мир предстает другим, необычным, как бы одухотворяются и оживают безмерные пространства. Возникает вопрос - так ли уж важно, что наступит этот контакт инопланетных цивилизаций, ведь человечество прожило несколько сот тысяч лет в "одиночестве", не чувствуя его? Да, раньше эти проблемы мало беспокоили людей, а сейчас беспокоят многих. Почему? Да потому, что человек осознал себя как прозревшую и заговорившую эволюцию вселенной. Мечта о космических контактах связана с желанием ускорить исторический и научный процесс, показать нечто принципиально отличающееся от земного, увидеть иные логические и гносеологические закономерности. Эта мечта современного человека находит свою гипотетическую реализацию в научно-фантастическом романе. Читатель полюбил научную фантастику, осознав ее как выражение новой романтики, романтики освоения космоса и самого духа парадоксального мышления современной науки. Но между литературоведением и фантастикой почти нет никакого контакта. Научная фантастика находится в отнюдь не равном положении с обычной бытовой и психологической прозой. Бунину или Куприну никто не ставил в вину, что рядом с ними существовали и работали Потапенко или Боборыкин. А писателям уровня Лема и Брэдбери приходится иногда отвечать за существование ремесленной продукции иных своих невзыскательных коллег. Причина этого сложная. Существующей столетия беллетристике охотно прощают банальность и стереотипность, к новому жанру относятся строже. От научно-фантастического романа ждут, чего уже не ждут от романа традиционно-бытового, - раскрытия нового в человеке, связанного с тем, что несет в себе освоение будущего. Научная фантастика - это передний край современного художественного мышления. И писателю, естественно, хочется быть на переднем крае.
      "Иностранная литература", 1967, № 1, С 250 - 263 OCR В. Кузьмин Ноябрь 2000. Проект "Старая фантастика". sf.nm.ru
      * По подсчетам американского социолога Д Прайса, объем научной литературы и количество людей, занятых в науке, удваивается каждые 10-15 лет; это явление Д. Прайс называет экспоненциальным, или насыщенным, ростом науки. * В ответ на вопрос нашей анкеты писатель Рэй Брэдбери прислал свое интервью американскому журналу "Шоу", которое мы и публикуем с некоторыми сокращениями. ** Имеются в виду герои фильмов по мотивам одноименного романа Мэри Шелли