Вот она, многострадальная и героическая белорусская земля!
      Головной танк резко затормозил.
      - Видите, товарищ командир? - взволнованно сказал водитель.
      - Вижу, - ответил командир.
      - Откуда у них знамя? Ведь фашисты здесь были, - недоумевал водитель.
      - Не знаю, - сказал командир. - Газуй.
      Танк понесся к невысокому холму, на котором кричала "ура", двигалась и волновалась горстка оборванных, истощенных детей. А над ними развевалось алое пионерское знамя. К ребятам бежали из ближайших деревень женщины, старики...
      Танкисты - народ бывалый. Они видели, как пылают деревни, как голосят матери на пепелищах, как стонут камни разрушенных городов. Но они вздрогнули, когда увидели истощенных, обессиленных ребят с пионерским знаменем. Танкисты понимали, что эти ребята совершили подвиг.
      Но на расспросы не было времени. Танкисты торопились: надо было добивать врага.
      Они только крепче сжали губы, и командир глухо сказал: "Газуй!"
      ... Война докатилась до Пустынкского детского дома в начале июля. Не успевшие эвакуироваться 70 мальчишек и девчонок бродили по комнатам, ожидая в тревоге, когда нагрянут фашисты.
      Они уже слышали об их зверствах, о массовых расстрелах евреев, о грабежах и поджогах.
      Пятнадцать самых старших собрались на совет.
      - Что будем делать? - спросил Иван Вольный. - Завтра могут прийти фашисты. Пионерское знамя не должно попасть в их руки.
      - Я предлагаю, - вскочил вихрастый паренек, - положить знамя в железный сундук и зарыть его в саду. Я читал об этом в какой-то книжке.
      - Еще лучше, - сказала девочка с длинной косой, - хорошенько запаковать знамя и спрятать его в колодце. Никогда не найдут.
      Иван и другие ребята задумались.
      - Нет, не годится, - сказал Иван. - Я предлагаю зашить знамя в матрац и спать на нем. Фашисты никогда не догадаются.
      Все согласились.
      - А теперь вот что, - продолжал Иван. - Вы знаете, как расправляются фашисты с евреями. Несколько наших девочек - еврейки. Мы должны подумать, как спасти их.
      Ночью самые ловкие и изобретательные ребята стирали в метриках еврейские имена и фамилии и заменяли их новыми.
      Назавтра появились фашисты. Они построили всех ребят во дворе и долго молча ходили, всматриваясь в каждое лицо.
      Наконец, один из них, наверное начальник, сказал несколько слов по-немецки.
      - Евреи пусть выйдут из строя, - перевел полицай.
      Ребята молчали, никто не двигался.
      Тогда начальник произнес тем же ровным, спокойным голосом еще несколько фраз, с ухмылкой глядя на ребят.
      - Белорусы и русские получат лучшую жизнь. Их каждый день будут кормить салом и конфетами, - перевел полицай.
      Никто из ребят не проронил ни слова. Фашист не выдержал. Он ударил стоявшего рядом мальчишку и прокричал ему что-то.
      - Среди нас нет евреев, - весь дрожа, ответил мальчик.
      Ничего не добившись, фашисты ушли. Ребята молча смотрели друг на друга, и радостное чувство собственной силы росло в них. Они смутно догадывались, что одержали победу.
      Позже фашисты пронюхали, что в детдоме спрятано пионерское знамя. Они явились с тяжелыми кошелками и, смеясь, сыпали на стол пригоршни конфет, нарезали аппетитные куски сала и хлеба.
      - Скажите, где спрятано знамя, - говорили фашисты, - и все это будет ваше. Ешьте сколько хотите.
      - Мы не знаем ни о каком знамени, - выступил вперед Иван Вольный.
      Не выдержав запаха и вида еды, упал в обморок мальчик. Фашисты захохотали. Потом упал второй, заплакала девочка.
      - Ну так что? - спросили фашисты.
      - Нет у нас знамени, - повторил Иван Вольный.
      - Ах, нет! - взъярились фашисты. - Тогда подыхайте с голоду.
      Фашисты знали, что уже много дней ребята голодали. Запасы пищи в детдоме давно кончились. Чем могли, делились с ребятами деревенские жители. Да и много ли было у них самих?
      Детдомовцы собирали на полях мерзлую картошку, рвали порыжевшую траву, пекли из этого лепешки.
      В один из вечеров в двери детдома постучали. Когда ребята открыли, они увидели человека, который еле держался на костылях.
      Так в детдоме появился лейтенант Иван Сермяшкин. Тяжело раненный, он оказался в Мстиславльской районной больнице. Когда в город нагрянули фашисты, Ивану Сермяшкину удалось бежать. Он добрался до Пустынок.
      Ребята, как умели, помогали лейтенанту. Немного окрепнув, Иван Сермяшкин стал расспрашивать детдомовцев об их житье-бытье.
      - Да, невесело живете, - вздохнул лейтенант. - А партизаны тут есть?
      - Есть, - радостно ответили ребята. - Вот вчера под откос пустили эшелон. Дядя Леша знает к ним дорогу.
      - А кто он?
      - Наш бухгалтер.
      У лейтенанта оказались золотые руки. Из всякой рвани он мастерил ребятам башмаки. Это было очень кстати: начиналась зима.
      Занесенной снегом дорогой шагают трое мальчишек. В руках у них котомки. Они идут от деревни к деревне, просят подаяния. Сердобольные хозяйки делятся с ними последним, украдкой смахивают слезы. А зоркие глаза мальчишек замечают, что в одной деревне появилось много фашистов, а в другой пушек больше стало - значит, затевают что-то враги.
      Через лейтенанта Сермяшкина и дядю Лешу эти вести попадали к партизанам. А те знали, что делать. И там, где враги не ожидали, их встречали меткие удары партизан.
      Громкий стук в двери поднял на ноги детдом. Была ночь, и все уже уснули. "Обыск!" - разнеслось по дому.
      Фашисты ходили из комнаты в комнату, перетряхивали постели, рылись в шкафах. Они искали знамя.
      Каждый вечер самые старшие ребята тянули жребий: кому оберегать знамя. Сегодня такая честь выпала Володе.
      "Что делать?" - мысли в голове перегоняли одна другую. Фашисты в соседней комнате, сейчас они будут здесь. Над Володей склонились товарищи. Они о чем-то пошептались, и мальчик остался лежать в кровати.
      Фашисты вошли в комнату.
      - Почему лежишь? Встань! - закричал полицай.
      Володя, не открывая глаз, помотал головой и застонал.
      - Он болен, - сказал Иван Вольный.
      - Что такое? - спросили фашисты и отодвинулись подальше от кровати.
      - Наверное, тиф, - печально сказал Иван.
      Фашистов как будто ветром выдуло из комнаты. Ребята ликовали. Они выиграли еще один бой с врагом.
      С каждым днем все слышнее становился орудийный гром с востока. Шли советские войска. А однажды ночью в детдоме совсем не спали. Взрывы снарядов и мин раздавались почти рядом.
      - Ребята, - сказал Иван Вольный. - Завтра наши придут сюда. Мы будем встречать их со знаменем.
      И все, кто выдержал испытания, кто не умер от голода, от болезней, не замерз в долгие зимние ночи, октябрьским утром 1943 года собрались около спасенного ими знамени на невысоком холме. Они встречали советских воинов измученные, но непобежденные.
      Где же теперь знамя пионерской дружины Пустынкского детского дома Мстиславльского района? Оно хранится в Могилевском краеведческом музее. Мальчишки и девчонки со всей области приезжают сюда, чтобы послушать удивительный рассказ о спасенном знамени.
      Е.Горелик
      ОПАЛЕННОЕ ДЕТСТВО
      Мать прижала к груди лохматую Колькину голову и заплакала. Он тоже не выдержал, заревел. Сразу легче стало. А потом забросил за спину мешок и вместе с Лешкой Гулевичем пошел из родной Стерхи в Бобруйск. Оттуда поездом в Ленинград.
      Ремесленное училище размещалось в большом сером доме на Кировском проспекте. Вечерами Коля любил бродить по улицам или убегал на Неву поглядеть, как неохотно сползает солнце с блестящего шпиля Петропавловки и как оно потом осторожно прячется где-то на Васильевском острове.
      Но вот небо затянули тяжелые тучи. Черная тень войны легла на Ленинград. Взрослые уходили на фронт и в народное ополчение. Единственным "командиром" в училище остался завуч. Каждый день он вывозил ребят за город копать противотанковые рвы. Город готовился к обороне.
      Всю группу недоучившихся слесарей направили на металлический завод. Раньше здесь выпускали гидротурбины, а теперь из заводских ворот прямо на фронт уходили танки. Почти все белорусы попали в один цех. Николай, его земляк Лешка Гулевич и Женька Махнач из Глусска работали на сборке. Валька Амбросов из-под Витебска - в бригаде ремонтников. С ожесточением крутили гайки большим ключом, изо всех сил колотили молотками по стыкам гусениц болты не хотели входить в отверстия.
      Постепенно ребята освоились, стали выполнять взрослую норму. Завод работал круглосуточно, и хоть полагалось им как "малолетним" работать меньше, никто раньше не уходил. Спали в бомбоубежище - "юнкерсы" прилетали каждую ночь.
      Колька медленно идет по заснеженным улицам. Остановились трамваи, затемненные окна домов перечеркнуты бумажными полосками. Из окон торчат черные трубы "буржуек", но над ними нет дымков. Мимо везут и везут на саночках закоченевшие трупы. Страшная блокадная зима сорок второго года.
      С каждым днем работать становится все труднее. Когда гайка идет слишком туго, Алексей зовет на помощь Колю, вдвоем все-таки легче. Трудно не только им. Но за ворота завода идут и идут новые танки.
      В марте сорок второго Николая вызвал к себе начальник цеха: "Пришел приказ отправить вас на Большую землю. Собирай ребят, и завтра к вечеру чтобы все были готовы. Спасибо за хорошую работу". И вот теперь, в первый раз за все время, Коля заплакал. Он не может, не должен уехать. Ведь он же еще не собрал свой последний танк. И город еще в кольце. Но приказ есть приказ.
      Ночью ребят переправили через Ладожское озеро, а утром поездом увезли дальше. В дороге Николай заболел - сказалась блокада. Спустя три месяца, выписавшись из Борисоглебской железнодорожной больницы, Николай пошел работать в мастерские авиационного училища имени Чкалова.
      В длинном ангаре стояли самолеты. На многие из них было больно смотреть - так они были изуродованы.
      Трое парней из Ленинграда ремонтировали моторы. Когда их первый самолет взлетел в небо и взял курс на Москву, они бросились целовать друг друга.
      С фронта каждый день приходили радостные вести. А с маленького аэродрома взлетали и шли на фронт все новые и новые эскадрильи отремонтированных самолетов.
      Вчера ушел в армию Виктор Маричев. На очереди Валька Амбросов. А его, Николая, не берут. Просился у военкома. Подожди, говорит, молод еще. А сколько же ждать...
      ... Осень 1944 года. Николай не попал, как мечталось, на Западный фронт, не пришлось ему штурмовать Берлин. Его обучили саперному делу и направили на Дальний Восток.
      ... Этот японский дот был обеспечен электростанцией, водоснабжением, большим запасом продовольствия и боеприпасов. Под толщей бетона находилась артиллерийская часть. Наши войска обошли дот, оставив для наблюдения стрелковую роту. В ее составе было трое саперов. Ночью Николай с товарищами незаметно пробрались, заложили полтонны тола. Огромный столб огня взмыл в небо. Но дот остался невредимым. Японцы еще ожесточеннее стали отстреливаться. Потребовалось две ночи, чтобы заложить в стену более двух тонн взрывчатки. А вскоре командир полка вручил Николаю Зубрицкому орден Красной Звезды.
      Отгремела война. Николай Евстратович снял сержантские погоны, вернулся в родную Белоруссию. В 1951 году пришел на Минский автомобильный завод. Работал, учился, закончил вечерний техникум. Теперь работает старшим мастером третьего механического участка автоприцепного цеха. Растит сына, которого в память о погибшем в блокаду друге назвал Алексеем.
      Д.Славкович
      СТРАНИЦЫ ЮНОСТИ ЖАРКОЙ
      Когда фашисты начали бомбить Минск, Сима была в пионерском лагере "Ратомка". Весь тот день шестнадцатилетняя вожатая помогала эвакуировать детей. Но вот последний грузовик с детьми уехал. И она вместе с несколькими девушками из обслуживающего персонала вышла на шоссе.
      К вечеру распухшие и разбитые ноги не могли уже, казалось, сделать и шага. И в это время возле девушек затормозила крытая автомашина.
      - Девушки, садитесь, да поживее! - высунувшись из кабины, крикнул военный со шпалами в петлицах.
      Одно мгновенье - и машина тронулась. В кузове сидело еще несколько человек. Но удивительно: они почему-то не ответили на вопросы. На остановках военные куда-то убегали, ничего не объясняя. А через минуту-другую доносились выстрелы и взрывы. Когда же странные военные расстреляли из пулемета часовых и взорвали мост, девушки поняли: их попутчики - немецкие диверсанты, переодетые в форму наших бойцов. "Что делать?" - лихорадочно раздумывала Сима.
      - Ядя, беги вон в тот лесок. Там наша воинская часть. А я подожгу машину...
      Увидев, что их автомашина пылает, прибежали "хозяева". Но тут из-за кустов непрошеных гостей встретил дружный залп. Фашистская диверсионная группа перестала существовать.
      И снова дорога, беженцы, бомбежки...
      В Смоленске подруги пришли в райком комсомола.
      - Мы хотим на фронт, - заявили они. - Мы знаем санитарное дело.
      Так девушки попали на фронт. Под свист пуль и грохот разрывов мин, бомб и снарядов Сима вместе с подружкой перевязывала раненых. Однажды они вытаскивали тяжелораненых из ничейной полосы. Вблизи разорвался снаряд... Очнулась Сима от резкой боли.
      Два месяца пролежала Сима в госпитале в далекой от фронта Мордовии. А когда поправилась, подала снова заявление в военкомат с просьбой отправить ее на фронт.
      И опять ранение. Правда, на этот раз юная санитарка отказалась лечь в госпиталь. Ранение было легкое. И она осталась в части. Но не могла сидеть без дела. Пока заживала рана, работала парикмахером. А вскоре она добилась, чтобы ее послали на курсы зенитчиц...
      Вместе со своим расчетом Сима защищала подступы к Ленинграду от лавины гитлеровских самолетов. По пятнадцать - двадцать раз в сутки прорывались они к городу Ленина. Голодные, не зная устали, зенитчики по многу раз в день отражали воздушные атаки врага.
      Под городом Тихвином, у Синявинских болот, в один из дней расчет, в котором была Сима, сбил 12 самолетов противника.
      Однажды фашистская бомба накрыла орудие. Симу контузило. После госпиталя послали учиться на связистку. Затем опять фронты: Ленинградский, Волховский, 3-й Прибалтийский. Трудно подсчитать, сколько километров провода проложила мужественная связистка под огнем врага, сколько ликвидировала обрывов, сколько бессонных ночей под бомбежками провела над заучиванием шрифтов и кодов. Ее избрали комсоргом роты.
      За песни, за веселый нрав, а может быть, и за упрямые кудри, выбивающиеся из-под пилотки, прозвали ее "парень кудрявый". Да и выглядела она совсем по-мальчишески.
      На фронте Симу Барталевич приняли в партию.
      Как-то связистка под огнем противника исправляла линию. Вблизи разорвался снаряд. Ее с головою засыпало песком... Несколько долгих лет провела Сима в госпитале. И только в 1948 году смогла возвратиться на родину. И снова ей не повезло. Направленная агитатором в деревню Теляково по заданию райкома партии, она встретилась в лесу с вооруженными бандитами. Сима успела выбить пистолет у одного из них. Второй полоснул женщину ножом...
      Много лет прошло с тех пор. Зарубцевались раны. Но не забывается былое, пережитое, завоеванное в тяжелых боях. И когда перед рабочими Узденского комбината бытового обслуживания выступает секретарь партийной организации, невысокая женщина с седыми волосами, ее слушают особенно внимательно. Все знают, что в тяжелое для страны время, подростком, она с оружием в руках встала на защиту Родины, что за эту счастливую жизнь она пролила свою кровь. Все любят и глубоко уважают эту скромную женщину, человека большой души.
      В.Смеричинский
      СТЕПКА-ТАНКИСТ
      Танки перебазировались на другой участок фронта. Экипажу "тридцатьчетверки" очень не хотелось расставаться со Степкой. Все успели полюбить этого смелого и смышленого мальчишку.
      Командир развел руками:
      - Куда его денем?
      - Ведь родителей у мальчонки нет, - со вздохом заметил стрелок-радист. - Куда ему, сироте...
      - Попрошу командование, чтобы разрешили его нам оставить при экипаже. А пока возьмем с собой, - решил капитан.
      ... Наши автоматчики-десантники ворвались на занятые врагом позиции. Танкисты прикрывали левый фланг десанта. Но неожиданно появились танки противника.
      Трем советским машинам пришлось вступить в неравный бой с девятью фашистскими танками. Вскоре на поле вспыхнуло несколько машин с черными крестами.
      Когда кончились снаряды, капитан решил отходить под прикрытием нашей артиллерии.
      Вот и знакомый овраг, отсюда до наших траншей рукой подать. Но в это время из за холма показались две фашистские машины.
      Быстро открыв верхний люк, капитан швырнул связку гранат под гусеницы приближающегося танка. Машина, охваченная дымом и огнем, остановилась. Но второй танк подошел совсем близко. Выстрел...
      Степка упал и, когда, оглушенный, приподнял голову, увидел, что никого нет на местах. Командир, водитель и стрелок лежали на днище танка. Все они были тяжело ранены.
      Танк медленно полз по полю. Мотор работал. Степка подполз к капитану.
      - Товарищ командир!
      Открыв слипшиеся от крови глаза, капитан прошептал:
      - К рычагам, Степа! Веди танк на наши позиции.
      Степка ухватился за рычаги.
      У самых траншей Степка сбавил скорость. Послышался треск, скрежет, а затем последовал сильный удар. Танк сполз в окоп.
      Из леса бежали наши автоматчики. Раненых вытащили и увезли в госпиталь.
      Когда к танку подъехал командир полка, из машины показался весь в крови и мазуте белобрысый мальчонка.
      - Товарищ полковник! Рядовой Степан Поляков вывел танк с поля боя. Из экипажа трое раненых...
      За этот подвиг пионер-воин был награжден орденом Красной Звезды.