Часто пиры начинают устраивать со многим пьянством, а от этого всякие грехи случаются. И что еще к этому добавляют? Чаши огромные, воистину, дьяволу посвященные. А чаши те такие: наполняют их сильно хмельным питьем и предлагают первым царю выпить, а потом всем пирующим с ним, и если этими чашами в усмерть, или, лучше сказать, до неистовства не упьются, то они другие и третьи чаши добавляют, а не желающих их пить и такие беззакония творить заставляют с большой настойчивостью и царю доносят: "Вот, - говорят, - этот и этот, - и имя называют, - не хочет на твоем пиру весел быть, видно, тебя и нас осуждает, и насмехается над нами как над пьяницами, лицемерно праведность свою выставляя. И, значит, они - твои недоброхоты, раз тебе не следуют и тебя не слушают, видать, еще Сильвестров или Алексеев дух, то есть обычай, не вышел из них!" И иными, кроме этих, многими словами бесовскими множество мужей трезвых и воздержанных, добродетельных в жизни и нравах, поносят и срамят, выливая на них чаши те проклятые, которые не захотели они выпить, а часто и не могли, и к тому же смертью и различными муками им угрожают, а немного позже многих из-за этого и погубили. О, воистину, новое идолослужение - посвящение и жертвоприношение не болвану Аполлонову и прочим, но самому сатане и бесам его. А в жертву приносили не волов и козлов, насильно влекомых на заклание, но сами души свои и телеса по свободной воле своей, делали же они это из сребролюбия, ослепленные славой мира сего! Вот так, первым делом, достойную и воздержанную жизнь царя разоряют, презлые и окаянные!
      Вот что, о царь, получил ты от шепчущих тебе в уши любимых твоих ласкателей: вместо святого поста твоего и воздержания прежнего пьянство губительное с посвященными дьяволу чашами, вместо целомудренной жизни твоей грехи, всякой скверны полные, вместо строгой справедливости суда твоего царского к лютости и бесчеловечию подтолкнули они тебя, вместо же молитв тихих и кротких, которыми с Богом своим беседовал, лености и долгому сну научили тебя, и зевоте после сна, и главоболию с похмелья, и другим злостям, непомерным и неисповедимым. А что восхваляют они тебя, и возносят, и называют тебя царем великим, непобедимым и храбрым - воистину, и был таким, когда в страхе Божьем жил. Теперь же, когда раздулся от лести их и обманут, что получил? Вместо мужества твоего и храбрости, царь великий христианский хоронякой стал и беглецом от врага, от басурманского волка, который прежде, убегая от нас, и в диком поле места себе не находил. А по советам любимых твоих ласкателей и по молитвам чудовского Левкия и прочих вселукавых монахов что доброго, и полезного, и похвального, и Богу угодного приобрел? Разве что разорение земли твоей, как от тебя самого с кромешниками твоими, так и от прежденазванного пса басурманского, и к тому же злую славу у ближайших соседей, и проклятие и упреки слезные от всего народа. И что еще самое горькое и постыдное, о чем и услышать-то было тяжко, - сама отчина твоя, величайший и густонаселенный город Москва, во всем мире прославленный, сожжен и уничтожен был внезапно с бесчисленным народом христианским. О, беда претягчайшая и известие прискорбное! Разве не время было образумиться и покаяться перед Богом, как Манассия, и в согласии с природой человека направить свободную волю свою к своему сотворителю, искупившему нас наидражайшей кровью своей, вместо того, чтобы это самовластие свое вопреки своей природе покорять супостату человеческому и внимать верным слугам его - презлым ласкателям?
      Неужели не видишь, о царь, к чему привели тебя человекоугодники? И каким сделали тебя любимые твои маньяки? И как свергли вниз и поразили проказой прежде святую и вечную, покаянием украшенную совесть души твоей? А если нам не веришь, понапрасну называя нас лживыми изменниками, да прочтет величество твое в "Слове об Ироде", златовещательными устами изреченном. "Ирод, - говорил он, - мучитель граждан и воинов, разбойник, друзей своих губитель". Твое же величество от преизлишней злости не только друзей губителем стал, но и всей Святорусской земли с кромешниками твоими разорителем, домов грабителем и убийцей сыновей. От этого Боже сохрани тебя и не допусти этому случиться, Господи царь веков! Ведь уже и так все как на острие сабли висит, поскольку если и не сыновей, то уже соплеменников и близких родственников погубил, продолжая начатое кровопийцами, отцом и матерью твоей и дедом. Как отец твой и мать, всем известно скольких погубили, так же и дед твой с гречанкой, бабкой твоей, сына предоброго Иоанна от брака с тверской княжной святой Марией рожденного, наимужественного и преславного в богатырских делах, а также рожденного им внука своего, царя Димитрия, с матерью его святой Еленою, одного смертоносным ядом, а другого многолетним заключением в темнице, а потом удушением погубил, отрекшись и забыв о родственной любви. И не удовлетворился этим! Еще и брата своего единоутробного, Андрея Углицкого, мужа весьма разумного и мудрого, в тяжких веригах в темнице за малые дни уморил и двух сыновей его погубил, от груди материнской оторвав. О, как печально слышать и тяжко говорить об этом! О том, как человеческая злость в такую презлость произрастает, особенно когда это случается с христианскими властителями, - одним словом, уморил их он беспощадно многолетним заключением в темнице. Князю же Симеону, по прозванию Ряполовский, мужу весьма могущественному и разумному, происходящему из рода великого Владимира, голову отрубил. А других братьев своих, ближайших своих родственников, одних разогнал по чужим землям, как Михаила Верейского и Василия Ярославича, а других, еще отроков по годам, заключением в темнице уморил - о увы! и слышать тяжко об этой беде: по скверному и проклятому завещанию поручил он сыну своему Василию тех неповинных отроков погубить. То же сделали и со многими другими, но об этом слишком много можно было бы написать, а потому здесь умолчу.
      О царь, прежде столь любимый нами! Не хотел я и о малой части презлости твоей рассказывать, но преодолен был и вынужден любовью к Христу моему, и долгом любви к братьям нашим - мученикам, тобою перебитым неповинно. От тебя самого не только слышал слова твои, но и видел, как на деле исполнялось, - вот что, как бы похваляясь, говорил ты: "Я, говорил, гробы убитых отцом и дедом моими покрываю драгоценными аксамитами и украшаю раки праведных, без вины погубленных". А тобою и по твоему повелению кромешниками твоими бесчисленных убитых мучеников кто будет гробы украшать и раки их позолотой покрывать? О воистину, смеха было бы достойно, с горьким плачем смешанного, и непотребно было бы, если бы сыновья твои стали это делать, пожелав, от чего Боже сохрани, по твоему пути следовать. Никто - ни Бог, ни те, кто были погублены человекоубийцами в древности, как при жизни не желали от тех, кто без вины их убивал, так и от сыновей их, если они по свободной воле своей следуют отцам по пути зла, не желают после смерти своей не только чтобы гробы и раки их украшались и позолотой покрывались, но и чтобы самих их хвалили и возвеличивали: но праведные от праведных, мученики от кротких и по закону Божьему живущих восхваляемы и почитаемы должны быть.
      А на этом и конец положим, поскольку и это все вкратце для того решил написать, чтобы не было предано забвению, ведь для того славные и выдающиеся свершения великих мужей мудрыми людьми и описываются в историях, чтобы подражали им грядущие поколения. А презлых и лукавых пагубные и скверные дела для того описаны, чтобы оберегали и сохраняли себя от них люди как от смертоносных ядов или от морового поветрия, не только телесного, но и душевного. Для этого и мы вкратце описали кое-что, как и прежде не раз говорил, все прочее возлагаю на Божий суд нелицеприятный...
      (Сочинения князя Курбского,
      т. 1. - Русская историческая
      библиотека, т. XXXI, Спб., 1914,
      с. 161 - 276. Текст подготовил
      С. А. Елисеев).