.. 1. Какой же вид государственного устройства наилучший? Как может быть наилучшим образом устроена жизнь для большей части государств и для большинства людей безотносительно к добродетели, превышающей добродетель обыкновенного человека, безотносительно к воспитанию, для которого потребны природные дарования и счастливое стечение обстоятельств, безотносительно к самому желательному строю, но применительно лишь к той житейской обстановке, которая доступна большинству, и к такому государственному устройству, которое оказывается приемлемым для большей части государств? 2. Различные виды так называемой аристократии, о которых мы только что говорили, отчасти малоприменимы в большинстве государств, отчасти приближаются к так называемой политии (почему и следует говорить об этих видах как об одном).
      4 По предположению c А. Жебелева, Аристотель имеет в виду Платона (Polit. 291 d). Отрицает такую возможность Зуземиль.
      Суждение обо всех поставленных вопросах основывается на одних и тех же исходных положениях. Если верно сказано в нашей "Этике", что та жизнь блаженная, при которой нет препятствий к осуществлению добродетели, и что добродетель есть середина, то нужно признать, что наилучшей жизнью будет именно средняя жизнь, такая, при которой середина может быть достигнута каждым. 3. Необходимо установить то же самое мерило как для добродетели, так и для порочности государства и его устройства: ведь устройство государства - это его жизнь.
      В каждом государстве есть три части: очень состоятельные, крайне неимущие и третьи, стоящие посредине между теми и другими. Так как, по общепринятому мнению, умеренность и середина - наилучшее, то, очевидно, и средний достаток из всех благ всего лучше. 4. При наличии его легче всего повиноваться доводам разума; напротив, трудно следовать этим доводам человеку сверх прекрасному, сверхсильному, сверхзнатному, сверхбогатому или, наоборот, человеку сверхбедному, сверхслабому, сверхуниженному по своему общественному положению. Люди первого типа становятся по преимуществу наглецами и крупными мерзавцами. Люди второго типа часто делаются злодеями и мелкими мерзавцами. А из преступлений одни совершаются из-за наглости, другие - вследствие подлости. Сверх того, люди обоих этих типов не уклоняются от власти, но ревностно стремятся к ней, а ведь и то и другое приносит государствам вред. 5. Далее, люди первого типа, имея избыток благополучия, силы, богатства, дружеских связей и тому подобное, не желают, да и не умеют подчиняться. И это наблюдается уже дома, c детского возраста: избалованные роскошью, в которой они живут, они не обнаруживают привычки повиноваться даже в школах. Поведение людей второго типа из-за их крайней необеспеченности чрезвычайно униженное. Таким образом, одни не способны властвовать и умеют подчиняться только той власти, которая проявляется у господ над рабами; другие же не способны подчиняться никакой власти, а властвовать умеют только так, как властвуют господа над рабами. 6. Получается государство, состоящее из рабов и господ, а не из свободных людей, государство, где одни исполнены зависти, другие - презрения. А такого рода чувства очень далеки от чувства дружбы в политическом общении, которое должно заключать в себе дружественное начало. Упомянутые же нами люди не желают даже идти по одной дороге со своими противниками.
      Государство более всего стремится к тому, чтобы все в нем были равны и одинаковы, а это свойственно преимущественно людям средним. Таким образом, если исходить из естественного, по нашему утверждению, состава государства, неизбежно следует, что государство, состоящее из средних людей, будет иметь и наилучший государственный строй. Эти граждане по преимуществу и остаются в государствах целыми и невредимыми. Они не стремятся к чужому добру, как бедняки, а прочие не посягают на то, что этим принадлежит, подобно тому как бедняки стремятся к имуществу богатых. И так как никто на них и они ни на кого не злоумышляют, то и жизнь их протекает в безопасности. Поэтому прекрасное пожелание высказал Фокилид: "У средних множество благ, в государстве желаю быть средним". 8. Итак, ясно, что наилучшее государственное общение - то, которое достигается посредством средних, и те государства имеют хороший строй, где средние представлены в большем количестве, где они - в лучшем случае - сильнее обеих крайностей или по крайней мере каждой из них в отдельности. Соединившись c той или другой крайностью, они обеспечивают равновесие и препятствуют перевесу противников. Поэтому величайшим благополучием для государства является то, чтобы его граждане обладали собственностью средней, но достаточной; а в тех случаях, когда одни владеют слишком многим, другие же ничего не имеют, возникает либо крайняя демократия, либо олигархия в чистом виде, либо тирания, именно под влиянием противоположных крайностей...
      9. Итак, очевидно, средний вид государственного строя наилучший, ибо только он не ведет к внутренним распрям; там, где средние граждане многочисленны, всего реже бывают среди граждан группировки и раздоры. И крупные государства по той же самой причине - именно потому, что в них многочисленны средние граждане, - менее подвержены распрям; в небольших же государствах население легче разделяется на две стороны, между которыми не остается места для средних, и почти все становятся там либо бедняками, либо богачами. Демократии в свою очередь пользуются большей в сравнении c олигархиями безопасностью; существование их более долговечно благодаря наличию в них средних граждан (их больше, и они более причастны к почетным правам в демократиях, нежели в олигархиях). Но когда за отсутствием средних граждан неимущие подавляют своей многочисленностью, государство оказывается в злополучном состоянии и быстро идет к гибели.
      10. В доказательство выдвинутого нами положения можно привести и то, что наилучшие законодатели вышли из граждан среднего круга: оттуда происходили Солон (что видно из его стихотворений), Ликург (царем он не был), Харонд и почти большая часть остальных...
      Одним из признаков демократического строя, по признанию всех сторонников демократии, является свобода. Второе начало - жить так, как каждому хочется; эта особенность, говорят, есть именно следствие свободы, тогда как следствие рабства - отсутствие возможности жить как хочется. Итак, это второй отличительный признак демократического строя. Отсюда уже возникло стремление не быть вообще в подчинении - лучше всего ни у кого, если же этого достигнуть нельзя, то по крайней мере хотя бы поочередно [5]. И в данном случае это стремление совпадает c началом свободы, основанным на равноправии.
      5 т.е. поочередно властвовать и подчиняться.
      ...Исходя из этих основных положений и из такого начала, мы должны признать демократическими следующие установления: все должностные лица назначаются из всего состава граждан; все управляют каждым, в отдельности взятым, каждый - всеми, когда до него дойдет очередь; должности замещаются по жребию либо все, либо за исключением тех, которые требуют особого опыта и знания; занятие должностей не обусловлено никаким имущественным цензом или обусловлено цензом самым невысоким; никто не может занимать одну и ту же должность дважды [6], за исключением военных должностей; все должности либо те, где это представляется возможным, краткосрочны; судебная власть принадлежит всем, избираются судьи из всех граждан и судят по всем делам или по большей части их, именно по важнейшим и существеннейшим, как-то: по поводу отчетов должностных лиц, по поводу политических дел, по поводу частных договоров. Народное собрание осуществляет верховную власть во всех делах; ни одна должность такой верховной власти не имеет ни в каком деле или в крайнем случае имеет ее в самом ограниченном круге дел; или же в главнейших делах верховная власть принадлежит совету. 9. Совет - наиболее демократическое из правительственных учреждений там, где нет средств для вознаграждения всем гражданам [7]; в противном случае это учреждение утрачивает свое значение, так как народ [8], получая вознаграждение, сосредоточивает в своих руках решение всех дел (об этом сказано было ранее, в предыдущем рассуждении). Следующей особенностью демократического строя является то, что все получают вознаграждение: народное собрание, суд, должностные лица или же в крайнем случае должностные лица, суд, совет, обычные народные собрания, или из должностных лиц те, которые должны питаться совместно. И если олигархия характеризуется благородным происхождением, богатством и образованием, то признаками демократии должны считаться противоположные свойства, т.е. безродность, бедность и грубость. 10. Что касается должностей, то ни одна из них не должна быть пожизненной, а если какая-нибудь остается таковою по причине какого-нибудь давнишнего переворота, то следует лишить ее значения и замещать ее уже не путем выборов, а по жребию [9].
      6 С. А. Жебелев, следуя Виламовицу-Меллендорфу, исключает из текста слова ё oligakis (или немного раз).
      7 Имеется в виду вознаграждение за участие в народном собрании и в суде.
      8 Народ означает здесь "народное собрание".
      9 Все последующее до конца главы Иммиш вслед за Зуземилем заключает в квадратные скобки.
      Это и есть общие признаки, характерные для демократии. На основании справедливости, как она понимается c демократической точки зрения, а именно наличие у всех равной по количеству доли, получается тот строй, который признается демократическим по преимуществу, и возникает демократическое государство. Ведь равенство состоит в том, чтобы неимущие ни в чем не имели большей власти, чем состоятельные, и чтобы верховная власть принадлежала не одним, но всем в равной степени (по количеству). Таким способом, думают они, в государстве осуществляются равенство и свобода.
      П. Но здесь возникает вопрос: каким же образом это равенство может быть достигнуто? Следует ли имущественный ценз пятисот лиц распределить между тысячью, так чтобы эта тысяча могла уравняться в своих правах c пятьюстами? Или не следует устанавливать равенство таким способом, но, распределив таким же образом, взять затем поровну и из числа пятисот и из числа тысячи и передать в их руки выборы должностных лиц и суда? Будет ли такого рода государственное устройство самым справедливым, согласно демократической справедливости, или, скорее, справедливейшим будет государственный строй, считающийся только c народной массой? Ведь сторонники демократии утверждают, что справедливо то, что будет решено большинством, а сторонники олигархии считают справедливым решение, которое будет вынесено теми, кто владеет большей собственностью, потому что, по их мнению, выносить решения следует, руководствуясь размерами собственности. 12. Но и в том и в другом случае мы имеем дело c неравенством и несправедливостью: если признавать решения меньшинства, то получится тирания (ведь коль скоро один человек будет обладать большей собственностью, чем остальные состоятельные люди, то, согласно олигархической справедливости, этот один только и должен властвовать); если же признавать решение численного большинства, то справедливость также будет нарушена при конфискации имущества богатых, находящихся в меньшинстве, как и сказано ранее. Итак, чтобы достигнуть такого равенства, которое нашло бы признание c точки зрения тех и других, следует искать его в тех определениях, какие дают и те и другие понятию справедливого. В самом деле, они утверждают, что постановления большинства граждан должны иметь решающую силу. 13. Пусть будет так, хотя бы и не c общей точки зрения. Но вследствие того что государство состоит из двух частей - богачей и бедняков, если оказались согласными решения тех и других или большинства тех и других, то это и будет иметь решающее значение; если же будут приняты противоположные постановления, то решающее значение должно иметь постановление большинства и тех, чей имущественный ценз выше. Например, первых - десять человек, вторых - двадцать; одно постановление принято шестью из числа богатых, другое - пятнадцатью из числа менее состоятельных; к беднякам присоединились четверо из числа богатых, к богачам - пятеро из числа бедных; на чьей стороне окажется после произведенного подсчета тех и других перевес имущественного ценза, постановление этой стороны и должно иметь решающее значение. 14. Если же получится равное число, то следует отнестись к такому затруднению так же, как к тому, какое бывает теперь, когда в народном собрании или в суде голоса делятся поровну; приходится решать дело либо жребием, либо каким-нибудь другим подобным способом. Хотя и весьма затруднительно найти истину в том, что касается равенства и справедливости, все же это легче, чем заставить согласиться c собой тех, кто имеет возможность опереться на какое-либо превосходство: ведь более слабые всегда стремятся к равенству и справедливости, а сильные нисколько об этом не заботятся.
      II 1. Из четырех видов демократии наилучшим является, как об этом сказано в предшествующих рассуждениях, тот, который занимает по порядку первое место; к тому же этот вид демократии и самый древний из всех. Я называю его первым в соответствии c естественным делением народонаселения. В самом деле, наилучшим видом народа является земледельческий; поэтому и возможно бывает насаждать демократию там, где народная масса живет земледелием или скотоводством. Не обладая значительной собственностью, люди не имеют там досуга часто устраивать народные собрания. Располагая всем необходимым [10], они занимаются своим делом и не заботятся о делах посторонних [11]; им приятнее труд, чем занятия политикой и управлением там, где получение должностей не сопряжено c большими материальными выгодами. Ведь люди в массе своей больше стремятся к прибыли, нежели к почету...
      10 В рукописном тексте - "не имея в своем распоряжении...". c А. Жебелев вслед за рядом издателей принимает здесь поправку Бойезена, исключающего из текста отрицание "не" (те).
      11 Вместо "и не заботятся о делах посторонних" можно перевести также "и не жаждут чужого".
      3. Для той демократии, о которой сказано выше, и полезным и обычным является следующий порядок: весь народ участвует в выборах должностных лиц, в принятии отчетов от них, отправляет обязанности судей, но высшие должности замещаются путем выбора и на основании имущественного ценза, причем, чем должность выше, тем больше ценз; или же ни одна должность не замещается на основании ценза, но принимаются во внимание лишь способности человека [12]. Государство, имеющее такого рода устройство, разумеется, будет иметь хорошее правление, так как должности всегда будут занимать наилучшие граждане согласно воле народа, не питающего зависти к порядочным людям. Порядочные и знатные останутся довольны таким порядком, потому что они не будут находиться под управлением других, которые хуже их, а управлять они будут справедливо, так как контроль над их деятельностью будет принадлежать другим. 4. Быть в некоторой зависимости от других и не иметь возможности делать все, что тебе заблагорассудится, - дело полезное: ведь предоставление каждому возможности поступать по его желанию не может оберегать против того дурного, что заложено в каждом человеке. И таким образом неизбежно получается то, что наиболее полезно в государстве, правят порядочные люди, наименее склонные впадать в ошибки, а народная масса ни в чем не терпит умаления. Ясно, что этот вид демократии является наилучшим и" по какой причине: потому что при нем народ обладает определенными качествами...
      12 Это место иногда понимают в том смысле, что на должности выбирают людей, которые могут, благодаря своим материальным средствам, подобающим образом отправлять должностные обязанности.
      Остается рассмотреть, все ли должны принимать участие в отправлении всех указанных выше обязанностей государства. Ведь возможно предполагать, что одни и те же будут все и землепашцами, и ремесленниками, и членами совета, и членами суда, или что для каждой из названных обязанностей должны быть назначены отдельные лица, или что, наконец, одни из обязанностей по необходимости будут принадлежать особым лицам, другие - всей совокупности граждан. Не для всякого государственного строя возможно установить одинаковые правила. Как мы уже сказали, допустимо, что будут принимать участие все во всем и не все во всем, но некоторые только в некоторых делах. Это и вносит различия в государственный строй: в демократиях все граждане участвуют во всем, в олигархиях мы видим обратное.
      Аристотель. Политика // Сочинения.: В 4 т. М., 1983. Т. 4. С. 409 411. 462 - 466, 467, 469, 471 - 474, 491 - 492, 506 - 508, 509, 571 - 574, 575, 604
      Ж. МЕЛЬЕ
      Почти повсюду распространено и узаконено заблуждение, заключающееся в том, что люди присваивают себе в частную собственность земные блага и богатства, вместо того чтобы, как следовало бы, всем владеть и пользоваться ими на началах равенства. Я имею в виду всех лиц, живущих в одной и той же местности, на одной и той же территории, так что все те мужчины и женщины, которые жили бы в одном и том же городе, в одном и том же местечке, в одной и той же деревне или даже в одном и том же приходе, все вместе составляли одну и ту же семью, считая и признавая друг друга братьями и сестрами и как бы детьми одних и тех же отцов и одних и тех же матерей, и поэтому все они должны были бы любить друг друга, как братья и сестры и, следовательно, должны были бы жить мирно и на общинных началах, именно, все они должны иметь одинаковую или сходную пищу и быть одинаково хорошо одеты, у них должны быть одинаково хорошие жилища, постели и обувь, но все они одинаково должны заниматься делом, т.е. трудом, или у каждого из них должно быть какое-нибудь иное честное и полезное занятие, смотря по его профессии или смотря по тому, что оказывалось бы более необходимым или более полезным делать в данное время, сообразуясь c временем года и c потребностью в тех или иных вещах. И все это должно совершаться под руководством не тех лиц, которые желали бы надменно и тиранически господствовать над другими, а лишь под руководством тех, которые оказались бы наиболее благоразумными, исполненными наилучших намерений, клонящихся к усовершенствованию и заботящихся об общественном благе. Таким образом, каждый из соседних городов и каждая из других общин будут очень заботиться о заключении союза между собой и о ненарушимом поддержании мира и взаимного согласия, чтобы взаимно помогать друг другу и поддерживать друг друга в случае надобности, без чего никаким образом не может существовать общественное благо и большинство людей неизбежно бедствует.
      Что же получается благодаря этому разделению на части земных благ и богатств между частными людьми, из которых каждый пользуется своей частью отдельно от других и так, как ему угодно? Благодаря этому каждый старается всякими способами, хорошими или дурными, обладать как можно большим богатством, потому что жадность ненасытна, и она, как известно, является источником всех зол, и, давая простор стремлению людей к исполнению своих желаний, она пользуется случаем и побуждает их делать все, что они могут, чтобы обладать множеством благ и богатств, как для того, чтобы избавить себя от всяких лишений, так и для того, чтобы благодаря этому предаваться наслаждениям и удовольствиям и обладать всем для них желательным. Вследствие этого наиболее сильные, наиболее хитрые, наиболее ловкие, а часто даже и худшие и недостойнейшие оказываются наделенными наилучшими земными благами и житейскими удобствами.
      Вследствие этого одни имеют больше, а другие меньше, и часто даже одни берут все, а у других не оказывается ничего, одни богаты, а другие бедны, одни хорошо питаются, хорошо одеваются, у них имеются хорошие жилища, хорошая мебель, хорошие постели и хорошая обувь, между тем как другие плохо питаются, плохо одеваются, живут в плохих жилищах, спят на плохих постелях и носят плохую обувь, а у многих совсем нет приюта, они изнемогают от голода и совершенно коченеют от холода. Вследствие этого одни напиваются и наедаются до отвала, между тем как другие умирают c голоду. Вследствие этого одни почти всегда веселятся и наслаждаются, между тем как другие всегда грустны и печальны. Вследствие этого одни пользуются почетом, между тем как других всегда унижают и презирают, потому что богачей всегда почитают и уважают, а бедных всегда презирают. Вследствие этого одним нечего делать, они всегда отдыхают, играют, гуляют, спят сколько им угодно, едят и пьют до отвала и, таким образом, толстеют, ведя праздную и приятную жизнь, между тем как другие изнуряют себя трудом, не могут отдохнуть ни днем, ни ночью и стараются изо всех сил добыть предметы, необходимые для существования. Вследствие этого богачи находят в случае болезни и вообще всякий раз, когда им что-нибудь понадобится, всякого рода помощь, поддержку и комфорт, утешение и целебные средства, которые можно найти, между тем как бедные остаются без ухода в болезни и нужде и беспомощно умирают без лекарств, без комфорта и без утешения в беде. Наконец, вследствие этого одни всегда благоденствуют, c избытком окружены всевозможными благами, предаются удовольствиям и блаженству, как в раю, между тем как другие, наоборот, всегда нуждаются, страдают и подвергаются всевозможным лишениям, обусловливаемым бедностью, и находятся как бы в аду, причем весьма небольшое расстояние отделяет этот рай от этого ада, часто их отделяет друг от друга только улица или только стена или перегородка, так как очень часто из домов богатых можно сразу попасть в дома бедных и найти там полную нищету и все муки и ужасы ада. И в высшей степени гнусно и возмутительно то, что очень часто те, которые всего более заслуживают это райское блаженство и эти райские наслаждения, терпят адские муки, и, наоборот, те, которые всего более заслуживали бы адских мучений и наказаний, всего безмятежней наслаждаются этим райским блаженством. Одним словом, хорошие люди терпят в этом мире те муки, которым должны были бы подвергаться злые. Злые обыкновенно пользуются здесь теми благами, почестями и удовольствиями, которые должны были бы существовать только для добрых. Ведь честь и слава должны были бы выпадать на долю одних лишь хороших людей, а позор и презрение должны были бы выпадать на долю одних лишь злых и порочных людей, однако в мире обыкновенно бывает наоборот, и это, очевидно, является очень большим заблуждением и вопиющей несправедливостью, и, несомненно, это дало повод одному автору, которого я уже цитировал, утверждать, что злые люди перевернули эти вещи вверх дном или что бог не есть бог, потому что невероятно, чтобы бог пожелал терпеть такое нарушение справедливости.
      Это еще не все; то заблуждение, на которое я указываю, а именно то, что блага так плохо распределены между людьми, то, что у одних оказывается все или гораздо больше, чем следовало бы для того, чтобы достающаяся им доля соответствовала требованиям справедливости, а у других, наоборот, не оказывается ничего или они нуждаются в большей части тех вещей, которые были бы для них необходимы или полезны; и я утверждаю, что это порождает взаимную ненависть и зависть между людьми. Далее, это вызывает ропот, жалобы, смуты, возмущения и войны, причиняющие людям бесчисленное множество бедствий. Это вызывает и бесчисленное множество вредных процессов, которые частные лица вынуждены вести между собой, чтобы, как они утверждают, отстоять свои имущества и свои права. Из-за этих процессов им приходится выносить множество физических мучений и бесчисленное множество душевных тревог; довольно часто процессы эти влекут за собой полное разорение одних и других. Вследствие этого те, у кого нет ничего или нет всего необходимого, бывают вынуждены прибегать ко многим дурным средствам, чтобы иметь возможность существовать. Это вызывает подлоги, обманы, мошенничества, несправедливости, грабежи, кражи, похищения, убийства и разбои, которые причиняют людям бесчисленное множество бедствий.
      Меяье Ж. О частной и общей собственности // Деборин А. Книга для чтения по истории философии: В 2 т. М., 1925. Т. 2. C. 21 - 24
      Ж. Ж. РУССО
      Я замечаю двоякое неравенство в человеческом роде: одно, которое я назову естественным или физическим, так как оно установлено природой, состоит в различии возраста, здоровья, телесных сил и умственных или душевных качеств. Другое же может быть названо нравственным или политическим, так как оно зависит от своего рода договора и установлено или по крайней мере стало правомерным c согласия людей. Оно состоит в различных привилегиях, которыми одни пользуются к ущербу других, в том, например, что одни более богаты, уважаемы и могущественны, чем другие, или даже заставляют их повиноваться себе...
      Способность к совершенствованию, которая при содействии различных обстоятельств ведет к постепенному развитию всех остальных способностей. Она так же присуща всему нашему роду, как и каждому индивидууму, тогда как животное по истечении нескольких месяцев будет тем, чем останется оно всю свою жизнь, а его вид через тысячу лет тем же, чем был в первом году этого тысячелетия.
      [...] Печально было бы, если бы пришлось признать, что эта своеобразная и почти безграничная способность является источником почти всех человеческих несчастий, что она, в союзе c временем, выводит в конце концов человека из того первобытного состояния, в котором он вел спокойную и невинную жизнь, что она, способствуя в течение целого ряда веков расцвету его знаний и заблуждений, пороков и добродетелей, заставляет его сделаться тираном над самим собой и природой...
      У всех народов мира умственное развитие находится в соответствии c теми потребностями, которые породила в них природа или заставили приобрести обстоятельства, и, следовательно, c теми страстями, которые побуждают их заботиться об удовлетворении этих потребностей.
      [...] Я отметил бы то обстоятельство, что северные народы опережают в общем южные в области промышленности, так как им труднее без нее обойтись, и что, следовательно, природа, как бы стремясь установить известное равенство, наделила умы продуктивностью, в которой отказала почве. Но если даже мы и не станем прибегать к малонадежным свидетельствам истории, разве не ясно для всякого, что все как бы намеренно удаляет от дикаря искушения и средства выйти из того состояния, в котором он находится. Его воображение ничего ему не рисует, его сердце ничего не требует. Все, что нужно для удовлетворения его скромных потребностей, у него под рукой, он настолько далек от уровня знаний, обладать которыми необходимо, чтобы пожелать приобрести еще большие, что у него не может быть ни предусмотрительности, ни любознательности...
      Не имея никакого нравственного общения между собой, не признавая за собою никаких обязанностей по отношению к себе подобным, люди не могли быть, по-видимому, в этом состоянии ни хорошими, ни дурными и не имели ни пороков, ни добродетелей, если только мы не будем, понимая слова эти в физическом смысле, называть пороками в индивидууме те качества, которые могут препятствовать его самосохранению, и добродетелями те, которые могут ему способствовать; но в таком случае наиболее добродетельным пришлось бы назвать того, кто менее других противится внушениям природы...
      После того как я доказал, что неравенство едва заметно в естественном состоянии и его влияние там почти ничтожно, мне остается показать, как возникает оно и растет в связи c последовательным развитием человеческого ума. После того как я доказал, что способность к совершенствованию, общественные добродетели и прочие духовные свойства, которыми наделен был человек в естественном состоянии, не могли развиваться сами собой, что они нуждались для этого в содействии множества внешних причин, которые могли и вовсе не возникнуть и без которых он навсегда остался бы в первобытном состоянии, мне предстоит дать обзор и выяснить значение различных случайностей, которые могли способствовать совершенствованию человеческого разума, способствуя в то же время вырождению человечества, которые могли сделать человека существом злым, сделав его существом общежительным, и дойти от эпохи бесконечно далекой до той поры, когда человек и Вселенная стали такими, какими мы их видим...
      Первый, кто напал на мысль, огородив участок земли, сказать: "Это мое" - и нашел людей, достаточно простодушных, чтобы этому поверить, был истинным основателем гражданского общества. От скольких преступлений, войн и убийств, от скольких бедствий и ужасов избавил бы род человеческий тот, кто, выдернув колья и засыпав ров, крикнул бы своим ближним: "Не слушайте лучше этого обманщика, вы погибли, если способны забыть, что плоды земные принадлежат всем, а земля - никому!" Но весьма вероятно, что дела не могли уже тогда оставаться дольше в том положении, в каком они находились. Идея собственности, зависящая от многих идей предшествующих, которые могли возникнуть лишь постепенно, не внезапно сложилась в уме человека. Нужно было далеко уйти по пути прогресса, приобрести множество технических навыков и знаний, передавать и умножать их из века в век, чтобы приблизиться к этому последнему пределу естественного состояния...
      Я проношусь стрелой через длинную вереницу веков, так как время идет: рассказать мне нужно о многом, а движение прогресса вначале почти что неуловимо, и чем медленнее следовали друг за другом события, тем скорее можно описать их. Первые завоевания человека открыли ему наконец возможность делать успехи более быстрые. Чем больше просвещался ум, тем больше развивалась промышленность. Люди не располагались уже на ночлег под первым попавшимся деревом и не прятались в пещерах. У них появилось нечто вроде топоров. c помощью твердых и острых камней они рубили деревья, копали землю и строили из древесных ветвей хижины, которые научились впоследствии обмазывать глиной или грязью. Это была эпоха первого переворота. Образовались и обособились семьи; появились зачатки собственности, а вместе c этим уже возникли, быть может, столкновения и раздоры...
      Пока люди довольствовались сельскими хижинами, шили себе одежды из звериных шкур c помощью древесных колючек или рыбьих костей, украшали себя перьями или раковинами, разрисовывали свое тело в различные цвета, улучшали или делали более красивыми свои луки и стрелы, выдалбливали острыми камнями немудрящие рыбачьи лодки или выделывали c помощью тех же камней грубые музыкальные инструменты, словом, пока они выполняли лишь такие работы, которые были под силу одному, и разрабатывали лишь такие искусства, которые не требовали сотрудничества многих людей, они жили свободными, здоровыми, добрыми и счастливыми, насколько могли быть таковыми по своей природе, и продолжали наслаждаться всей прелестью независимых отношений.