Однако он освобождается от этой односторонности, если стремится объединить отдельные, часто по отдельности применяемые силы, и в каждый период своей жизни сочетает в одновременном акте уже почти погасшую искру c той, которая только готовится ярко вспыхнуть, и пытается придать многообразие не предметам, на которые он воздействует, а силам, посредством которых он воздействует на них. То, что здесь достигается связью прошедшего и будущего c настоящим, в человеческом обществе создает единение c другими людьми. Ибо в течение всех периодов своего существования каждый человек достигает лишь одного из тех совершенств, которые в своей совокупности составляют характер всего человеческого рода. Таким образом, c помощью связей, возникающих из глубин человеческой сущности, один человек должен усвоить богатство другого...
      Воспитательное значение таких связей всегда зависит от степени самостоятельности сторон и от глубины связывающего их чувства. Ибо если без такой глубины невозможно полное понимание друг друга, то самостоятельность необходима, чтобы превратить воспринятое как бы в свою сущность. То и другое требует от индивидов силы, а также различий, которые должны быть не слишком велики, чтобы стороны могли понимать друг друга, но и не слишком незначительны, чтобы они могли возбудить восхищение перед тем, чем владеет другой, и желание воспринять и привнести это в себя. Эта сила и это многостороннее различие объединяются в том, что называется оригинальностью; следовательно, то, на чем в конечном счете покоится все величие человека, что должно быть целью каждого отдельного человека и что тому, кто хочет воздействовать на людей, никогда не следует упускать из виду, есть своеобразие силы и формирования. Это своеобразие достигается c помощью свободы деятельности и многосторонности действующих, и оно же в свою очередь создает их...
      Высшим идеалом совместного существования людей представляется мне такое существование, при котором каждый развивался бы только из себя самого и для себя самого. Физическая и нравственная природа этих людей сблизила бы их друг c другом, и подобно тому, как военные сражения более почетны, чем борьба на арене, как борьба возмущенных народов окружена большей славой, чем сражения, в которых участвуют наемные солдаты, так и борение этих людей служило бы доказательством их энергии и одновременно порождало бы их энергию.
      Разве не это так невыразимо приковывает наше внимание к эпохе греков и римлян и вообще каждую эпоху к более отдаленной, исчезнувшей? Разве не то, главным образом, что этим людям приходилось выдерживать более трудную борьбу c судьбой, c другими людьми? Разве не то, что большая изначальная сила и большее своеобразие сталкивались здесь друг c другом, создавая новые поразительные образы? Каждая новая эпоха (и в сколь большей степени это соотношение будет в дальнейшем возрастать?) уступает по своему многообразию предыдущей по многообразию природы (огромные леса вырублены, болота осушены и т.д.), по многообразию людей - в результате все большего распространения и объединения их деятельности вследствие обоих названных выше обстоятельств *. В этом заключается одна из главных причин того, что теперь значительно реже ощущается необходимость в новом, удивительном, необычном, что удивление, испуг превратились едва ли не в нечто постыдное, а открытие новых, еще неизвестных путей, так же как внезапных, не подготовленных заранее и неотложных решений, стало гораздо менее необходимым. Отчасти это объясняется тем, что натиск внешних обстоятельств на человека, оснащенного теперь большим числом орудий, стал слабее, отчасти тем, что не всегда можно противостоять этим обстоятельствам c помощью тех сил, которые даны человеку от природы и которыми он может пользоваться; и наконец, больший объем знания делает изобретение менее необходимым, а учение даже притупляет требующуюся для этого силу. Вместе c тем несомненно, что уменьшение многообразия физического сопровождалось более богатым и удовлетворяющим нас многообразием интеллектуальным и моральным, а градации этого многообразия и самые незаметные различия и оттенки теперь быстрее улавливаются нашим более утонченным духом и переносятся в практическую жизнь посредством нашего, пусть не столь сильного, но более восприимчивого характера (речь идет о градациях, которые не остались бы, пожалуй, незамеченными и мудрецами древности, но уж, во всяком случае, только ими). Человечество в целом прошло тот же путь, что и отдельный человек: более грубое отпало, более тонкое осталось. И без сомнения, было бы благотворно, если бы человечество было представлено только одним человеком или если бы сила одного поколения, так же как его книги и открытия, переходила к следующему. Однако дело обстоит далеко не так. Правда, и наша утонченность обладает силой, которая превосходит прежнюю; однако возникает вопрос, не благодаря ли более грубому элементу прогрессирует наше развитие? Ведь чувственное всегда является зародышем и самым живым выражением всего духовного. И если здесь нет возможности даже пытаться рассмотреть этот вопрос, то из предыдущего, несомненно, следует, что мы должны бережно хранить хотя бы то своеобразие и ту силу, которыми мы еще обладаем, вместе со всем тем, что их питает.
      * Именно на это указывал Руссо в "Эмиле".
      На основании высказанных положений я считаю доказанным, что истинный разум не может желать человеку никакого другого состояния, кроме того, при котором не только каждый отдельный человек пользуется самой полной свободой, развивая изнутри все свои своеобразные особенности, но и физическая природа обретает в руках человеческих ту форму, тот образ, который произвольно придает ей каждый человек в меру своих потребностей и наклонностей, будучи ограничен только пределами своей силы и своего права. Разум, как мне представляется, никогда не должен отклоняться от этого принципа больше, чем это требуется для сохранения самого этого принципа. Принцип этот должен лежать в основе всякой политики, и из него следует прежде всего исходить при ответе на вопрос, о котором здесь идет речь.
      Гумбольдт В. Язык и философия культуры. М., 1987. С. 30 - 34
      Ф. В. ШЕЛЛИНГ
      В предшествующем изложении было в достаточной мере доказано, что в понятии истории заключено понятие бесконечного прогресса. Из этого, правда, нельзя сделать непосредственный вывод о способности человеческого рода к бесконечному совершенствованию, ибо те, кто это отрицает, могут c равным основанием утверждать, что у человека, как и у животного, нет истории, что он замкнут в вечном круговороте действий, которые он бесконечно повторяет, подобно Иксиону, вращающемуся на своем колесе, и при постоянных колебаниях, а подчас и кажущихся отклонениях от заданной кривой неизменно возвращается к своей исходной точке. Разумное решение этого вопроса усложняется тем, что сторонники и противники веры в совершенствование человечества полностью запутались в том, что следует считать критерием прогресса; одни рассуждают о прогрессе человечества в области морали, критерием чего мы рады были бы обладать, другие - о прогрессе науки и техники, который, однако, c исторической (практической) точки зрения является скорее регрессом или во всяком случае прогрессом, антиисторическим по своему характеру, для подтверждения чего достаточно обратиться к самой истории и сослаться на суждения и пример тех народов, которые могут считаться в историческом смысле классическими (например, римлян). Однако если единственным объектом истории является постепенная реализация правового устройства, то критерием в установлении исторического прогресса человеческого рода нам может служить только постепенное приближение к этой цели. Ее полное достижение мы не можем ни предсказать на основании опыта, которым мы к настоящему моменту располагаем, ни априорно доказать теоретически. Эта цель остается вечным символом веры творящего и действующего человека.
      Шеллинг Ф. В. Система трансцендентального идеализма // Сочинения.: В 2 т. М., 1987. Т. 1 С. 455 - 456
      К. А. СЕН-СИМОН
      Консерватор: Я внимательно следил за ходом ваших рассуждений. Ваша речь прояснила мне мои собственные идеи, рассеяла мои сомнения, она укрепила мою любовь и мое уважение к христианской религии. Моя привязанность к религиозной системе, которая просветила Европу, нисколько не помешала мне понять, что эта система может быть усовершенствована и в этом пункте. Вы меня совершенно убедили.
      Ясно само собой, что нравственный принцип: все люди должны относиться друг к другу, какбратья, что этот принцип, заповеданный богом его церкви, содержит в себе все те идеи, которые вы подразумеваете под этим законом. Все общество должно работать для улучшения морального и физического существования наиболее бедного класса; общество должно принять такую форму организации, которая наиболее верным путем привела бы к осуществлению этой великой цели.
      Ясно также, что при зарождении христианства этот принцип должен был быть выражен первой формулой, а в наше время ему соответствует только вторая формула.
      В эпоху основания христианства, сказали вы, общество было разделено на два класса, абсолютно отличных друг от друга по их политической природе: на класс господ и класс рабов. Эти два класса представляли собой в некотором смысле два разных вида человеческого рода, которые, однако, были перемешаны между собой. Было абсолютно невозможно при этих условиях установить полную обоюдность в моральных отношениях между этими двумя видами. Не имея возможности сделать свой нравственный принцип началом, объединяющим господ И рабов, божественный основатель христианской религии ограничился его провозглашением в качестве принципа, обязательного для всех индивидуумов каждого вида. Мы живем в эпоху, когда рабство совершенно упразднено, в наше время существуют только люди одного и того же политического вида, классы отличаются друг от друга только оттенками. Из этого положения вещей вы делаете тот вывод, что основной принцип христианства, не переставая быть обязательным для индивидуумов в их личных отношениях, должен быть выражен формулой, наиболее способной сделать его обязательным для масс в их отношениях друг к другу. Я считаю ваше заключение вполне правильным и чрезвычайно важным, и c этого момента, новый христианин, я присоединяю мои усилия к вашим для пропаганды нового христианства. Однако в отношении последнего пункта я хочу сделать некоторые замечания, касающиеся общего метода ваших действий. Новая формула, которой вы выражаете принцип христианства, охватывает всю вашу систему социальной организации. Эта система, как оказывается теперь, находит себе опору одновременно и в философских соображениях, касающихся развития наук, изящных искусств и промышленности, и в религиозном чувстве, наиболее универсально распространенном в цивилизованном мире, в христианстве.
      Но почему вы эту систему, являющуюся предметом всех ваших чаяний, не представили c самого начала c точки зрения религиозной, c точки зрения наиболее возвышенной и наиболее популярной? Для чего вы обращались к промышленникам, к ученым, к артистам, вместо того чтобы идти прямо к народу c религиозной проповедью? И зачем вы теряете сейчас драгоценное время на критику католиков и протестантов, вместо того чтобы установить немедленно вашу религиозную доктрину? Хотите ли вы, чтобы о вас сказали то же, что вы сказали о Лютере: "О н хорошо критиковал, но плохо построил свою собственную систему"?
      Интеллектуальные силы человека чрезвычайно ограниченны. Только концентрируя их на одной задаче, только направляя их к единой цели, можно произвести большой эффект и добиться значительного результата. К чему же вы тратите ваши силы на критику, вместо того чтобы начать сразу c изложения вашей доктрины? Почему сразу и откровенно не приходите к вопросу о новом христианстве?
      Вы нашли средство побороть религиозный индифферентизм наиболее многочисленного класса, ибо бедные не могут быть равнодушны к религии, которая объявляет своей задачей возможно более быстрое улучшение их морального и физического существования.
      Так как вы воспроизводите основной принцип христианства в совершенно новой форме, то разве не должно было бы быть вашей первой заботой распространить сознание этого возрожденного принципа среди класса, наиболее заинтересованного в его всеобщем признании? Так как этот класс уже сам по себе бесконечно превосходит своей численностью все остальные классы, взятые вместе, то успех вашего предприятия был бы несомненен.
      Вам следовало прежде всего завоевать себе многочисленных сторонников, на которых вы могли бы опираться при ваших выступлениях против католиков и протестантов.
      Наконец, как только вы достигли ясного сознания силы, плодотворности и неотразимости вашей концепции, вы должны были немедленно начать пропагандировать ее как доктрину, без всяких предварительных предосторожностей и без всякого опасения, что ее пропаганда может натолкнуться на какие-нибудь политические препятствия или серьезные возражения. Вы говорите: "Общество должно быть организовано согласно принципу христианской морали; все классы должны способствовать всеми силами улучшению морального и физического существования индивидуумов, составляющих наиболее многочисленный класс; все социальные установления должны способствовать возможно более энергично и возможно более непосредственно этой великой религиозной задаче".
      "На современном уровне просвещения и цивилизации не должно существовать ни одного политического права, которое основывалось бы на праве наиболее сильного для индивидуумов, на праве завоевания для масс. Королевская власть законна только в том случае, если короли употребляют свою власть на то, чтобы заставить богатых способствовать улучшению морального и физического существования бедных".
      Какие препятствия может встретить такая доктрина? Разве те, которые заинтересованы в поддержке этой доктрины, не превосходят бесконечно число тех, в чьих интересах помешать ее всеобщему признанию? Сторонники этой доктрины опираются на принцип божественной морали, в то время как ее противники могут ей противопоставить только навыки, унаследованные от эпохи тьмы и варварства и поддерживаемые принципами иезуитского эгоизма. Коротко говоря, я полагаю, что вы должны были бы пропагандировать непосредственно вашу новую доктрину и открыть миссии у всех цивилизованных народов, c целью содействовать ее всеобщему признанию.
      Новатор: Новые христиане должны идти по тому же пути и применять те же средства, как и христиане первобытной церкви. Они должны пользоваться только своими интеллектуальными силами как орудием в борьбе за торжество своей доктрины. Только убеждение и доказательство могут служить им средством для обращения католиков и протестантов. Только средствами убеждения и доказательства они сумеют побудить этих заблуждающихся христиан отречься от тех ересей, которыми заражены папская и лютеранская религии, и откровенно признать новое христианство.
      Новое христианство, подобно первобытному христианству, будет поддерживаться, двигаться вперед и защищаться силой морали и всемогуществом общественного мнения, и если по несчастью его признание вызвало бы когда-либо акты насилия или несправедливое осуждение, то это будут новые христиане, которые подвергнутся актам насилия, несправедливому осуждению, но ни в каком случае никто не увидит, чтобы они употребили физическую силу против своих противников; ни в каком случае они не будут фигурировать ни в роли судей, ни в роли палачей.
      Как только я нашел средство обновить христианство путем преобразования его основного принципа, моей первой заботой было, должно было быть, принять все необходимые предосторожности против того, чтобы провозглашение новой доктрины не побудило бедный класс к актам насилия против богатых и правительства.
      Я должен был обратиться прежде всего к богатым и сильным, чтобы расположить их в пользу новой доктрины. Я доказывал им в этих целях, что эта доктрина совсем не противоречит их интересам, ибо очевидно, что улучшения морального и физического существования бедных можно достигнуть только средствами, которые должны привести к увеличению счастья богатого класса.
      Я должен был убедить артистов, ученых, руководителей промышленности в том, что их интересы существенно совпадают c интересами народной массы, что они принадлежат к классу трудящихся, являясь одновременно его естественными вождями, что признательность народной массы за те услуги, которые они оказывают ей, является единственной наградой, достойной их славных трудов.
      Сен-Симон А. Новое христианство // ДеборинА. Книга для чтения по истории философии В 2 т. М., 1925 Т. 2. С. 347 - 350
      Ш. ФУРЬЕ
      СОЦИАЛЬНАЯ ЭВОЛЮЦИЯ
      В своем социальном развитии человечество должно пережить тридцать шесть периодов; здесь я привожу несколько первых периодов, что будет вполне достаточным пояснением к тому, что сказано в этой книге.
      Первая стадия социального развития
      Периоды, предшествовавшие индустрии
      Хаотический, без человека
      1. Первобытный, называемый Эдемом
      2 Дикость или инертность
      Промышленность раздробленная, отталкивающая
      3. Патриархат, мелкая индустрия
      4. Варварство, средняя индустрия
      5. Цивилизация, крупная индустрия
      Индустрия общественная, притягательная
      6. Гарантизм, полуассоциация
      7. Социантизм, простая ассоциация
      8. Гармонизм, сложная ассоциация
      Я не упоминаю о периоде 9-м и последующих, ибо в настоящее время мы не можем еще подняться выше 8-го периода, и то неизмеримо более счастливого, чем четыре существующих. Он распространится быстро и самопроизвольно среди человечества в силу одного только влияния благодетельности и удовольствия и, главное, притягательности индустрии, - механизм, который совершенно игнорируется нашими моралистами и политиками ("Le Nouveau Monde industriel et societaire", p. XI).
      Каждый из этих периодов подразделяется на фазы. Вот фазы цивилизации:
      Восходящее колебание
      Детство или 1-я фаза
      Простое ядро - единобрачие или моногамия
      Сложное ядро - феодализм патриархальный или дворянский
      Стержень - гражданские права супруги
      Противовес - федерация крупных вассалов
      Тон - рыцарские иллюзии
      Отрочество или 2-я фаза
      Ядро простое - общинные привилегии
      Ядро сложное - культура наук и искусств
      Стержень - освобождение производительного класса
      Противовес - представительная система
      Тон - иллюзия свободы
      Апогей или полнота
      Ядра - наука мореплавания, экспериментальная химия
      Характер - обезлесение, государственные займы
      Нисходящее колебание
      Зрелость или 3-я фаза
      Ядро простое - меркантильный и фискальный дух
      Ядро сложное - акционерные компании
      Стержень - морская монополия
      Противовес - свободная торговля
      Тон - экономические иллюзии
      Дряхлость или 4-я фаза
      Ядро простое - городские ломбарды
      Ядро сложное - цехи
      Стержень - промышленный феодализм
      Противовес - фермеры
      Тон - иллюзии ассоциации ("Le Nouveau Monde industriel et societaire", 387)
      Наша цель - подвигаться вперед; каждый социальный период должен переходить в высший: желание природы - постепенный переход варварства в цивилизацию, цивилизации в гарантизм, гарантизма - в простую ассоциацию; то же относится и к другим периодам. Так же происходит и c фазами: первая переходит во вторую, вторая - в третью, третья - в четвертую, эта последняя - в следующую и так далее. Если общество слишком долго пребывает в одном периоде или одной фазе, оно начинает портиться, как застоявшаяся вода (это правило допускает некоторые исключения для периодов, стоящих выше цивилизации).
      Прошло всего одно лишь столетие c тех пор, как мы вступили в третью фазу цивилизации, но за этот короткий период времени фаза протекла чрезвычайно быстро, благодаря колоссальному прогрессу индустрии, так что теперь третья фаза уже достигла своего естественного предела. У нас слишком много материалов для столь слабо развитого уровня развития, и эти материалы, не находя для себя естественного применения, перегружают социальный механизм и служат причиной его недомогания. Отсюда и возникает брожение, подтачивающее весь механизм; появляются вредные признаки, симптомы усталости, происходящие в результате несоответствия между средствами промышленности и той, более низкой, ступенью развития, к которой они применяются. Для нашей отсталой третьей фазы промышленность слишком сильно развита; для нее требуется хотя бы четвертая фаза; отсюда и рождаются все излишества и упадок, о котором я собираюсь говорить ("Le Nouveau Monde industriel et societaire", 418).
      Только путем организации системы гарантизма можно войти в обитель добра. Эту систему надо было бы противопоставить либерализму, устарелый дух которого годен разве только для второй фазы, для представительной системы, мыслимой, пожалуй, в маленькой республике, вроде Спарты или Афин, но совершенно иллюзорной для такой крупной и богатой страны, как Франция ("Le Nouveau Monde industriel et societaire", 388).
      В каждом обществе существуют в большей или меньшей степени черты, заимствованные из высших или низших периодов; так, например, французы заимствовали единство индустриальных и административных отношений; этот метод, типичный для шестого периода, был введен при помощи однородной метрической системы и гражданского кодекса Наполеона, - оба нововведения противоречат порядку цивилизации, для которой типично несоответствие индустриальных и административных отношений. Итак, в этом пункте мы отмежевались от цивилизации и вступили частью в 6-й период. Мы заимствовали кое-что из этого периода, в частности религиозную терпимость. Англичане, которые своей нетерпимостью в религии напоминают о XII в., c этой точки зрения могут быть названы более цивилизованными, чем мы. Германцы также цивилизованнее нас в смысле беспорядочности законов, обычаев и коммерческих отношений. В Германии на каждом шагу встречаешь другие меры, монеты, законы и обычаи, так что там легче, чем в странах c однородной системой мер, денег и т.п., обворовать и надуть иностранца. Этот хаос отношений выгоден для механизма цивилизации, которая стремится к возможно большему развитию мошенничества; эта цель и была бы достигнута полным расцветом шестнадцати отличительных черт цивилизаций.
      Между тем философы полагают, что "веротерпимость" и административное и индустриальное единство усовершенствовали цивилизацию". Они очень плохо выражаются; надо было сказать, что усовершенствован был в ущерб цивилизации социальный порядок; и действительно, если постепенно ввести все 16 черт 6-го периода, то из этого проистекало бы не улучшение, а полное уничтожение цивилизаций. Правда, социальный порядок был бы лучше организован, но мы находились бы не в 5-м, а в 6-м периоде. Эти различия в отличительных чертах приводят к забавному выводу, что то немногое хорошее, что заключается в цивилизации, обязано своим существованием влияниям, враждебным цивилизации ("Theorie des Quatre Mouvements", 127).
      Социальный строй - вот что осуществит мечту всех наций и даст всем достаток - этот конечный объект всех желаний; а цивилизация, из стадии которой мы скоро выйдем, - только преходящее течение, захватывающее все народы в их младенческом возрасте и совершенно несоответствующее естественному предназначению человека; цивилизация - своего рода болезнь для человеческого рода, наподобие прорезывания зубов у детей; болезнь эта длилась лишних две c половиной тысячи лет по вине нерадивых и гордых софистов, не пожелавших изучать ассоциацию и притяжение; периоды: дикий, патриархальный, варварский и цивилизации - только ступени, тернии на пути к достижению социального порядка, который является истинным предназначением человека и вне которого все усилия самых лучших правителей не приведут к исцелению бедствий народа.
      Итак, напрасно, философы, будете вы искать счастье, роясь в библиотечных шкафах, - все это бесплодно до тех пор, пока не будет искоренена главная причина всех социальных зол - раздробленность производства или несогласованный труд, который противоречит намерениям бога. Вы жалуетесь на то, что природа отказывает вам в познании ее законов. Если вы до сих пор не сумели их открыть, почему вы медлите c признанием недостаточности своих методов и c поисками новых. Или природа не желает счастья людей, или ваши методы отвергнуты природой, раз вы до сих пор не вырвали у нее тайны, которую вы преследуете. Разве природа так же враждебна к усилиям физиков, как к вашим? Нет, потому что они изучают ее законы, а не диктуют их ей; а вы только изучаете способы подавления голоса природы, голоса, звучащего для нас в виде влечения и ведущего нас к домашней сельскохозяйственной ассоциации.
      И потому - какой контраст между вашими промахами и успехами точных наук. Каждый день вы прибавляете новые заблуждения к куче старых, в то время как физические науки c каждым днем продвигаются вперед по пути истины, разливая вокруг себя сияние, не менее сильное, чем тот туман, которым окутывали человечество бредни софистов ("Theorie de L'Unite Universelle"
      Фурье Ш. Социальная эволюция // Деборин А. Книга для чтения по философии: В 2 т. М., 1925. Т. 2. С. 368 - 372
      Р. ОУЭН
      Вопрос. При наличности каких условий человек станет хорошим или разумным существом?
      Ответ. Когда все потребности, вытекающие из его организации, будут регулярно и умеренно удовлетворяться...
      Вопрос. Был ли.когда-либо человек в какой-либо стране каким-либо правительством поставлен в такие условия, которые допускали бы регулярное и умеренное удовлетворение всех его естественных потребностей?
      Ответ. Нет, никогда. Общество никогда и не приближалось сколько-нибудь к такому рациональному состоянию.
      Вопрос. Возможно ли теперь поставить человека в такие условия, которые дали бы ему возможность умеренно удовлетворять все его естественные потребности таким образом, чтобы это было полезно для него и как для индивидуума и как для члена общества?
      Ответ. Да, потому что имеется огромное множество средств и материалов, которые могли бы дать человеку возможность достигнуть этого счастливого состояния. Теперь нужно только согласие общественной воли, чтобы побудить все правительства, какова бы ни была их форма, серьезно начать мирными и рациональными способами осуществлять эту перемену, благотворную для всех индивидуумов и для всех государств...
      Вопрос. Какие препятствия мешают тому, чтобы теперь же совершилось такое изменение в воле общества, которое, как вы утверждаете, может так быстро произвести это великое и славное освобождение человечества от невежества, греха и нищеты?
      Ответ. Самыми страшными препятствиями являются те основные заблуждения, которые до сих пор внушались общественной воле.
      Вопрос. Каковы эти основные заблуждения, которые приносят такой вред, препятствуя всеобщему усовершенствованию и счастью?
      Ответ. Это те основные заблуждения, из которых вытекает все нравственное зло и которые лежали и лежат в основе всех учреждений во всех странах.
      Вопрос. Каковы эти заблуждения и учреждения?
      Ответ. Это те заблуждения и учреждения, которые теперь находят поддержку со стороны духовенства и правительства всех тех стран, в которых имеются священники и правители.
      Вопрос. Полезны ли эти заблуждения и учреждения для священников и правителей?
      Ответ. Нет, напротив того: ведь как люди они лишаются всех высших естественных благ. Но общество приучило их c детских лет верить, что эти заблуждения и учреждения очень полезны для них, и что без них нельзя было бы мирно управлять обществом, и что в нем происходили бы величайшие беспорядки и смуты.
      Вопрос. Когда человек оказывается более могущественным и в хорошем и дурном смысле? Когда он действует индивидуально и без поддержки со стороны своих товарищей, или когда он соединяется c ними, образуя общество?
      Ответ. Тогда, когда он соединяется c ними, образуя общество. Ведь в таком случае силы каждого члена общества значительно увеличиваются, тогда как его действия могут быть целесообразно контролируемы и направляемы обществом и оказываются благодаря этому гораздо более производительными в хорошем или в дурном смысле.
      Вопрос. Когда индивидуум может более способствовать счастью человечества? Когда его собственный интерес оказывается противоположным интересам общества, или когда все его интересы совпадают и отождествляются c интересами общества?
      Ответ. Когда все интересы индивидуума и общества отождествляются, подобно интересам одной семьи, силы, способности, имущества и владения которой будут непосредственно способствовать благосостоянию и счастью каждого индивидуума, без всякого пристрастия, соответственно особым свойствам каждого члена этой великой семьи.
      Вопрос. Является ли доказательством мудрости человечества то, что оно усваивает такие взгляды и создает на основе их такие учреждения, благодаря которым интересы индивидуумов неизбежно становятся враждебными интересам общества?
      Ответ. Нет. Ведь эти взгляды и все те учреждения, в основе которых лежит предположение их правильности, способствуют увековечению невежества, бедности и разлада и развитию низших чувств и худших страстей, которые могут таиться в человеческой природе. Итак, эти ошибочные взгляды и неудовлетворительные учреждения должны порождать гораздо больше зла, чем добра, и доставлять всему человечеству гораздо больше болезненных, чем приятных ощущений. Вследствие этого земля обращается в обиталище демонов, в ад, между тем как теперь легко можно было бы обратить ее в рай.
      Вопрос. Следовательно, все эти заблуждения, из которых вытекают законы, учреждения и действия, вызывают антагонизм интересов человечества и создают противоположность между мнимым интересом индивидуумов и реальным общественным интересом человеческого рода? Не способны ли все эти заблуждения причинять каждому индивидууму, как мужчине, так и женщине, каково бы ни было его положение, гораздо больше страданий, чем доставлять удовольствий в жизни?
      Ответ. Конечно. Ни один из законов природы не является более постоянным и неизменным, чем закон, в силу которого объединенные интересы более индивидуальных интересов способны обеспечить прочность огромного превосходства человеческого рода над всеми другими земными существами.
      Вопрос. Является ли доказательством здравого смысла или благоразумия человечества то, что оно усваивает такие взгляды и создает такие учреждения, благодаря которым получаются только приятные ощущения, или то, что оно усваивает такие взгляды, вследствие которых жизнь всех будет полна мучительных ощущений?