Случай был чрезвычайно загадочный! Все усилия врачей разбивались о нечувствительность пациента к любому внешнему раздражителю. А ведь от этого человека ученые с таким нетерпением ожидали подробностей о посещении нашей страны неведомым летающим кораблем...
      На расширенном консилиуме было решено: необычайным больным специально займется доктор Горелов.
      - Алвист!.. Доктор Алвист!.. - Антуан мчался, опережая собственный голос. Белый халат, накинутый на него проворной медицинской сестрой, развевался за плечами. Секретарша профессора кинулась ему наперерез, но успела поймать лишь вихрь слетевших со стола бумаг. Дверь в кабинет шефа хлопнула.
      - Вот! - Антуан кинул на стол перед Алвистом газету. - На странице четырнадцатой... Я отметил... Читайте, читайте!
      Алвист развернул газету. Статья, отмеченная ногтем, не имела броского заголовка и настолько терялась среди остального материала, что было ясно: эта скромность преднамеренна. Статья посвящалась новому способу расшифровки излучений головного мозга, примененному в Ленинградском отделении института высшей нервной деятельности. Подробностей автор не приводил. Новое достижение советской науки он обрисовал сдержанно, зато в конце запускал "черный шар":
      "Отныне ничто не может укрыться от глаз коммунистической Чека. Полный видеоконтроль над мыслями - вот что означает новое изобретение Советов".
      Профессор оторвался от газеты:
      - Очередная репортерская утка. Почему она вас так взволновала, мой друг?
      Антуан уже успел отдышаться и, раскурив сигарету, глубоко затянулся и выпустил облако голубого дыма.
      - В том-то и дело, уважаемый доктор, что это не утка! Два года назад я был в аспирантуре у ленинградского этнографа профессора Почиталина. Там же, в Ленинграде, я познакомился с некоторыми работами института высшей нервной деятельности. Уже тогда группа доктора Горелова была занята работой над тем, что в этой статье называется "видеоконтроль". И, насколько я мог судить, они успешно продвигались вперед... Конечно, метод разрабатывался сугубо для психических заболеваний. Для тех случаев, когда узнать причины расстройства - главное, а больной сам не в состоянии ни вспомнить, ни ответить на вопросы врача...
      Алвист смотрел на молодого француза сквозь очки, сдвинув брови. Он уже понял ход мыслей собеседника и теперь быстро прикидывал в уме, какие преимущества получил бы он сам и его институт от сотрудничества с русскими... "Да, перспективы заманчивы, - думал Алвист, - но могу ли я пригласить русских в Бразилию? Это прежде всего политика..." Он не хотел рисковать своим положением.
      - Если подвергнуть серого исследованиям с помощью русского метода... - говорил Антуан. - Вы представляете? Мы смогли бы узнать, какая информация скрыта в его мозгу! Разве вы, доктор, не хотели бы поработать вместе с русскими, применить их метод к нашему дикарю?
      Алвист взял сигару. Он тоже волновался, но старался не показывать этого.
      - Но ведь это русские, коммунисты... Возможно ли приглашать специалистов из России? Или, по-вашему, я должен поехать туда сам и повезти серого с собой? Боюсь, что после такого вояжа не придется мне возвращаться в Бразилию. Вы же знакомы с нашей политикой и влиянием на нее американцев...
      - Вы боитесь! - закричал Антуан. - И тем самым отдаете науку в руки таких, как Брусвеен! В своей фазенде, похожей на дот или бункер, он - а не вы! - завладеет секретами разума этих существ - серых и пестрых. И, можете быть уверены, использует их не на благо цивилизации...
      - Вы говорите - Брусвеен? - профессор оживился. - Я не знал, что он в Бразилии. Год назад мы встречались в Стокгольме на конгрессе биологов...
      - Ошибаетесь, - перебил его Антуан. - Мсье Брусвеен говорит, что уже более двадцати лет он не покидал своей фазенды.
      - Ну-ну, мой друг, я, конечно, стар, но еще не выжил из ума. Да вот... - Алвист легко поднялся из-за стола и подошел к большой групповой фотографии, висевшей на стене. - Вот, извольте: третий слева - ваш покорный слуга, а рядом - доктор Харальд Брусвеен. Снимок сделан в прошлом году на приеме у короля... Кроме того, должен вам сказать, что фазенда, похожая на дот или бункер, вовсе не в характере Харальда. Он два года провел в фашистском концлагере и не выносит ни казематов, ни затворничества...
      Антуан пристально смотрел на фотографию. "Вспомнил, вспомнил..."
      - Простите, доктор... - Антуан стал стремительно прощаться. - Еще раз извините за вторжение... Но, кажется, теперь я знаю, что мне делать...
      Секретарша Алвиста не пыталась задержать сумасшедшего француза, когда он снова со скоростью гоночного автомобиля пролетал через приемную. Она легла грудью на свои бумаги и спасла на столе порядок. Это вполне удовлетворило ее в данной ситуации.
      Опять падал снег и на белом его покрове четко вырисовывались следы маленьких босых ног. Потом появилась жуткая размалеванная морда. Взмах копья... Изображение на экране прибора расплывается и мутнеет.
      - Электроды в зону "Б", пожалуйста.
      Голос человека в белом халате спокоен. Ни суеты, ни спешки. Все идет, как намечено. Электроды - тончайшие иглы из физиологически нейтрального сплава - в мозгу больного. Мозг живет...
      На сероватом стекле вновь появляется изображение. Можно разглядеть край лавки, покрытой овчинным тулупом. У стола под лампой - бородатый чело век. Рядом - старуха, повязанная платком. И сразу другая картина: та же изба, но пустая, с развороченной печкой, из которой торчит нелепый черный ствол...
      - Стоп!
      Гаснут экраны, темнеют глазки индикаторов. Серия исследований закончена. Еще одна серия...
      В ординаторской за длинным столом собираются люди в белых халатах. Только теперь, когда спало напряжение, можно увидеть, как они устали. У многих под глазами круги.
      Входит Горелов - руководитель лаборатории.
      - Ну что шестая серия?
      Отвечают вразнобой:
      - То же самое... Между шестнадцатым и семнадцатым кадрами - провал. Хотя интенсивность излучения - максимальная...
      - Тогда подведем итоги. В мозгу больного обнаружены постоянные очаги возбуждения. Мысль его вертится вокруг одних и тех же событий. Отсутствие логики в изображении и частые провалы заставляют предполагать, что причина расстройства где-то совсем рядом с этими провалами памяти. Что-то мучает больного, он всеми силами пытается проникнуть в эти провалы, связать воедино...
      Кто-то прерывает его:
      - Простите, может-быть - провалы связаны с временными потерями сознания? Помните: взмах копьем - и провал...
      - Вот именно! А если так, информация о происшедшем могла сохраниться в подкорковом слое, в непроявленном виде...
      Общий вздох проносится по ординаторской. Кто-то скептически улыбается. Кто-то свистит. Горелов снова повышает голос:
      - И мы обязаны извлечь ее! Восстановив логическую связь событий, мы тем самым снимем напряжение с мозга, вернем его к нормальному состоянию...
      - Это выходит за пределы наших возможностей...
      - Нет, не выходит! Предлагаю подключить мозг другого человека. В данном случае - мой.
      С минуту в комнате стоит тишина. Потом она взрывается. Люди говорят все сразу, перебивают друг друга. Некоторые кричат:
      - Это невозможно!
      - Теоретически не доказано...
      Голос Горелова покрывает все:
      - Спокойно, товарищи! В конце концов, к этому эксперименту мы идем уже два года. Он становится необходим. Вопрос о психологической совместимости мною рассмотрен. Прошу всех приступить к подготовке седьмой серии.
      И сразу все становятся на места. У каждого - свой участок, своя задача. Горелов входит в операционную. Ассистенты надевают ему на голову сложный шлем с многочисленными излучателями и присосками, проверяют пульс. Горелов спокоен. Так, наверно, бывает спокоен тренированный космонавт. Тоже прыжок в неизвестное... Через несколько минут здоровый мозг этого человека станет как бы продолжением больного. Они словно сольются воедино, и при этом на здоровом лежит задача проанализировать мысли больного.
      И вот уже снова загораются красные лампы на панелях приборов. Сиренево мерцают экраны. Снова знакомые кадры: дикарская рожа и взмах копья...
      - Стоп! Электроды - в подкорковый слой...
      Глаза Горелова закрыты. И все присутствующие понимают, сколько воли, сколько выдержки нужно иметь, чтобы вот так, сознательно подчинять свой мозг внешнему воздействию, воспринимать все то, что хранится в чужой памяти, сохранять одновременно способность трезво мыслить, наблюдать за событиями как бы со стороны...
      Ассистенты следят за движениями губ Горелова. На магнитную ленту записывается шепот человека, рассказывающего о том, какие мысли скрыты в мозгу другого:
      - Страх перед неожиданным... Я ведь его чуть не застрелил, думал медведь... Удар по темени, резкая боль... Теряю сознание... Больше ничего не вижу, не слышу... Провал, провал... Так, так, лучше... Что-то начинаю воспринимать... Подсознательно, что ли... Выстрел... Слышу выстрел... И крик, нечеловеческий, жуткий... Кто-то бежит... Бежит тяжело, топает по валежнику... Ближе, ближе. И сразу становится легче... Знакомые руки, голос, я его знаю, это Пал Палыч. Его руки поднимают меня, несут куда-то... Потом оставляют... В кого же это он стрелял? Неужели в пестрого?..
      Две недели спустя Марков уже приобрел прежний облик...
      Антуан Берже легко уточнил фамилию человека, с которым вместе пересекал на самолете Атлантику и так невежливо обошелся во время едва не состоявшейся катастрофы. Авиационная компания подтвердила, что пассажир "каравеллы" Харальд Брусвеен тем же рейсом прибыл в Рио-де-Жанейро.
      "Брусвеен, Брусвеен... - думал Антуан, - да, конечно, это его лицо было на фотографии в кабинете Алвиста. И когда в самолете я его толкнул, он возмутился и назвал себя... Боже, какой я идиот! Почему не вспомнил об этом раньше? Не вспомнил тогда, когда мирно пил кофе за столом у второго Брусвеена на его бронированной вилле..."
      Не без труда Антуан Берже добился приема у губернатора штата Амазонас. Ему пришлось подождать, так как супруга губернатора была в отъезде и он по этой причине обедал не дома, а в клубе.
      С первого взгляда губернатор дон Мануэль ди Жезус произвел хорошее впечатление. Он встретил посетителя у двери кабинета, крепко пожал руку, подвел к креслу возле письменного стола, предложил сигары и кофе.
      Антуан начал рассказывать сначала о событиях в лаборатории профессора Алвиста.
      - То, что вы слышите, не плод моей фантазии, - говорил он. - По мнению профессора Алвиста, летающая гамбарра, как ее называют местные жители, прибыла к нам из отдаленных миров. В наших руках - одно из живых существ, прилетевших на этой гамбарре. Вы понимаете, какое значение имеет разгадка тайны гамбарры для всей нашей цивилизации... К сожалению, безответственные лица делают попытки самостоятельно овладеть летающей гамбаррой. Знаком ли вам ботаник, живущий в гилее под фамилией Брусвеен?
      "Если губернатор знаком с Брусвееном, он, конечно, знает о гамбарре и ее экипаже", - подумал Антуан.
      Губернатор усмехнулся.
      - То, что вы рассказали, чрезвычайно интересно, но, я полагаю, сеньор Берже просил аудиенции не для того, чтобы интересоваться моими знакомыми. Что вы хотели мне предложить?
      Антуан стал рассказывать о том, что видел в фазенде, построенной в дебрях гилеи, о встрече с настоящим Брусвееном в "каравелле" и о том, что рассказал о Брусвеене профессор Алвист.
      - Я прошу ваше превосходительство провести расследование...
      - Я обдумаю все, что вы сообщили, - проговорил губернатор. - Могу заверить: будут приняты необходимые меры...
      В голосе его звучало нетерпение.
      "Хочет, чтобы я поскорее ушел? Но почему?.." - Слегка поклонившись, Антуан вышел из кабинета.
      В приемной он почти столкнулся с молодым человеком в черном костюме. Вот когда был шанс получить дополнительную информацию... Антуан бесцеремонно схватил молодого человека за пуговицу пиджака. Тот попытался вырваться:
      - Простите, меня вызывает дон Мануэль...
      - Минуточку... - Антуан стремился как-то завязать разговор. Скажите, пожалуйста, какие цветы любит дон Мануэль? Я хочу... э-э... прислать ему корзину цветов!
      - У дона Мануэля собственная цветочная плантация! - ответил молодой человек, удивленный таким вопросом. - Он не принимает в подарок цветы!
      - Ну да, конечно... - пробормотал Антуан. - Я хотел сказать: цветы для мадам ди Жезус!
      - Мадам сейчас нет в Манаусе. Она гостит у родителей в имении на Рейне...
      Мрачные догадки ошеломили Антуана. Он понял, что больше нельзя терять времени...
      Джип оставили возле поляны в зарослях.
      Софи еще раз попыталась уговорить брата не рис ковать. Она пообещала даже немедленно возвратиться в Париж! Но для Антуана теперь это значения не имело. Любой ценой он должен был узнать, не остался ли кто-нибудь в плену у мнимого Брусвеена после отлета гамбарры. Мариано поддержал его: "Может быть, и Машадо здесь?"
      "Если этот мнимый ботаник откажется разговаривать со мной, я пригрожу разоблачением", - подумал Антуан. Что будет при этом с ним самим, он просто не принимал в расчет.
      Однако, в фазенду его впустили без каких-либо расспросов. Узкая белая дверь в ограде раскрылась, почти тотчас раздался хриплый и жалостный голос:
      - Господин доктор! Пожалуйста, господин доктор...
      Антуан взглянул на говорившего и оторопел: здоровенный детина в шортах и рубахе грязно-зеленого цвета стоял, повернувшись к нему затылком и причитал, коверкая португальские слова. Густая грива ровной волной закрывала его затылок и шею. - Пожалуйста, господин доктор, - повторил детина, обеими руками раздвигая волосы: то, что Антуан принял за густо заросший затылок, было лицом!
      - Волосы, господин доктор, - продолжал детина, - лезут из меня как зубная паста из тюбика. Жрать хочется за десятерых, господин доктор! И за что такое наказание?
      Антуан не стал дальше слушать и быстро зашагал к зданиям в центре двора. "Они приняли меня за доктора, - думал он, что ж, тем лучше". Возле гаража он увидел несколько легковых машин. Задержал взгляд на "линкольне" с пуленепробиваемыми стеклами. Удастся ли в случае необходимости завести его мотор? Оставлен ли в машине ключ от зажигания?..
      Глухой голос Брусвеена раздался за его спиной:
      - Герр доктор?
      Антуан медленно повернулся. Хозяин фазенды стоял перед ним в коричневом костюме, голова его была закутана черным шарфом, на лоб и на уши надвинут берет. Оставлена только узкая щелка для глаз.
      - Здравствуйте, сеньор Брусвеен, - насмешливо сказал Антуан.
      И в тот же момент почувствовал, как сзади его крепко схватили за локти.
      Антуана не били. Ему надели наручники, скрутили ноги обрывком какого-то жесткого провода и швырнули в пустой сарай.
      В крыше сарая зияла гигантская дыра. Сквозь дыру палило солнце.
      Антуан понял: пощады не будет. Теперь ему было ясно, что он попал в логово недобитых немецких нацистов...
      Выполнит ли Софи наказ: вернуться во Францию и только потом обращаться к газетам и радио?
      Мариано утверждает, что в Бразилии есть справедливость. Но Софи иностранка. Что она сумеет сделать в чужой стране?
      Он уползал от солнца, но оно снова и снова настигало его.
      А с вечерней темнотой, он это чувствовал, неминуемо придет смерть. И уже никогда не узнает он тайны летающей гамбарры...
      Как похож этот сарай на ангар... А что если гамбарра - бесшумный самолет, построенный здесь, на фазенде? А экипаж гамбарры - результат "научных экспериментов" фазендейро? Вспомнились рассказы о нацистских экспериментах над людьми во время войны. Быть может, этот "почтенный ученый" захватил в дебрях гилеи неизвестное племя индейцев и подверг их преступным опытам?..
      Антуан лежал на спине и смотрел в небо. Новая мысль пришла ему в голову: если эту дыру в крыше пробила гамбарра, тогда фазенда не может быть ее базой! Да и не похожа фазенда на научно-исследовательский центр. Скорее - склад оружия для тайного фашистского путча. Но тогда остается предположить что экипаж летающего ковчега - действительно представители иных миров. Инопланетники, обладающие удивительным способом передвижения... Тогда ясно, что гамбарра вырвалась отсюда именно через эту дыру, разворотив крышу!
      И тут Антуан увидел на бетонном полу черное тупое копье. Он подполз ближе, потянулся к нему скованными руками.
      Наступал вечер, небо над пробоиной в крыше быстро темнело.
      Антуан сжал копье руками, повертел его, разглядывая, и с досадой стукнул концом копья об пол. И вдруг копье ощутимо рванулось вверх, но Антуан не выпустил его из рук, с трудом удержал. И тут его осенило, - он снова сильно ударил концом копья об пол. Оно снова рванулось вверх и подняло Антуана с пола. Он вцепился в копье изо всех сил и его потянуло через дыру в крыше вверх, к темнеющему небу...
      Вспышка яркого света ударила в конце траектории. Антуан невольно прижался лицом к копью. Его завертело в вихре и швырнуло оземь.
      7
      Если реальная жизнь полна всяческих неожиданностей и
      совпадений, может ли обойтись без них фантастическая
      повесть?
      В.Невинский, А.Шалимов
      Очнувшись, Машадо почувствовал ноющую боль в груди и отвратительную тошноту. Медным звоном гудела голова. Мысли путались. Мучило удушье. Машадо лежал на чем-то теплом и твердом. Глаза были открыты, но он ничего не видел.
      Мало-помалу стало легче, сознание прояснилось, и боль затихла. Мулат подогнул иззябшие ноги, оперся руками и сел. Он разглядел фосфоресцирующие стены, на которых смутно угадывались какие-то чудовищные изваяния. Полукруглый свод потолка светился, как лесная гнилушка. Снаружи доносился свист и завывание ураганного ветра. Ветер, снова этот ветер... И тогда Машадо вспомнил... Вспомнил, что опять летит в диковинной гамбарре, летит неизвестно куда, один в окружении странных существ. Очевидно, сознание покинуло его, когда эта громадная колода поднялась слишком высоко и он начал задыхаться от недостатка воздуха. Куда она летит? Какая сила поднимает ее так высоко над Землей? А может, все это колдовство? Или это ужасный сон: он заснул и не может пробудиться...
      Мулат поднялся на ноги. Пошатываясь от слабости, побрел к узкой длинной щели в стене. Сквозь щель вместе с полосой света врывались хлесткие струи ледяного ветра. Это была входная щель. Машадо втаскивали через нее внутрь гамбарры, но теперь она почему-то стала уже.
      Машадо просунул в щель голову. Далеко внизу расстилалось бескрайнее море облаков. Облака, причудливо громоздящиеся друг на друга, казались неподвижными. Гамбарра со свистом неслась в разреженном воздухе, длинная тень ее скользила по облакам. Земли не было видно. Солнце висело совсем низко, прячась в молочной пелене. Судя по солнцу, гамбарра летела к закату, если это было утро, или к восходу, если сейчас был вечер... Сон это или явь?..
      Если все это не сон, то что же произошло?.. Гамбарра улетела с поляны, потому что пестрые испугались вертолета... Потом приземлились на просеке около спрятанной в лесах фазенды... Может, на фазенде жил хозяин пестрых? Но почему их сразу окружили вооруженные люди? Не успел Машадо вслед за пестрыми выбраться наружу, как их всех согнали в кучу, подталкивая прикладами винтовок и стволами автоматов. Пестрые верещали и даже пытались сопротивляться, но двоих застрелили, а остальные сразу присмирели, сникли и, понукаемые пинками и окриками, потащили гамбарру к большому сараю во дворе фазенды. Машадо, ошеломленный случившимся, бежал вместе со всеми. Уже у самых ворот фазенды он заметил человека, прятавшегося в зарослях. Какой-то охотник или сборщик каучука... Машадо крикнул ему несколько слов, умоляя разыскать сеньора да Пальха... Тотчас его сбили с ног, поволокли куда-то. Потом бросили на холодный бетонный пол. С грохотом захлопнулась тяжелая дверь и наступила темнота.
      ...Вдруг появилось свечение... Гамбарра оказалась рядом. Пестрые жались возле нее. Это гамбарра светилась в темноте, как глаз огромной кошки. Бледный зеленоватый свет едва достигал покрытых известкой стен, низкого потолка и серого бетонного пола с черными разводами масляных пятен. Сарай был длинный, как траншея. В одном конце, среди наполненных соляркой металлических бочек, почти вплотную к гамбарре, стоял бульдозер. Сбоку в воротах Машадо разглядел небольшую металлическую дверь, она была заперта. За дверью изредка слышались шаги и голоса людей, говоривших на незнакомом языке...
      Вскоре Машадо потерял счет времени. В призрачном свечении гамбарры монотонно тянулись бесконечные сумерки. Мулат ничего не понимал. Кто его схватил? Почему держат взаперти вместе с пестрыми? Когда выпустят и выпустят ли вообще? Он барабанил в дверь. Кричал. Несколько раз пытался объяснить сторожам, бросавшим пищу через дверцу в воротах, что он человек, что он не такой, как остальные. Сторожа хохотали, перешептывались... Машадо попытался схватить одного из них за полу куртки, но тот щелкнул мулата по носу и рявкнул, коверкая португальские слова:
      - Заткнись, волосатая обезьяна!
      Машадо вскипел. Да, он оброс волосами с головы до самых ступней, но ведь не перестал быть человеком! Он нанес обидчику стремительный удар, когда тот заглянул в дверь. И тогда Машадо швырнули на бетонный пол, жестоко избили ногами.
      Пестрые и серокожие уже давно заползли в гамбарру и лежали там в странном оцепенении. Машадо время от времени заглядывал к ним. Они не шевелились и словно не замечали мулата.
      Машадо недоумевал. За свою жизнь он успел повидать всякое. Судьба сталкивала его с разными людьми, он видел немало диких племен и удивительных обычаев, но о чем-либо подобном ему не приходилось и слышать... Все чаще ему приходил в голову нелепый и страшный вопрос - люди ли это? А если не люди, то кто?.. Впрочем, кто бы ни были, пожалуй, они лучше тех, что загнали его сюда. Ему они не причинили зла, только заставляли толкать гамбарру, когда надо было взлететь. А те, за дверью, убьют сразу, если он попытается выбраться наружу.
      Раскрылась дверца в воротах, и очередную порцию еды швырнули прямо на бетонный пол. Машадо подождал, когда сторожа удалились, и стал перетаскивать все в гамбарру. Пищи было много. Ее, конечно, оставляли для всех: и для него, и для пестрых, и для серых. Но пестрые ни к чему не притрагивались, а серые - те, вообще, лежали как покойники. Машадо брал еду для себя про запас. Кто знает, что ждет впереди...
      Подобрав последние початки маиса, Машадо насторожился. Дверь в воротах снова открыли. Он торопливо скользнул внутрь гамбарры, прилег в зеленоватом полумраке возле одного из серых. Откинув длинные, жесткие волосы, падавшие на глаза, приник к прохладному краю щели. Шероховатый жесткий край вдруг показался ему податливым, почти эластичным: словно под ладонями было что-то живое...
      Дверца в воротах распахнулась. Ярко блеснули электрические фонари. Вошел высокий седой человек в белом костюме, с властным лицом и резким голосом. За ним толпой ввалились коренастые светловолосые парни в коротких зеленых штанах и зеленых безрукавках. Некоторые держали палки. Отрывистые слова, которые бросал человек в белом, были непонятны Машадо. Парни с фонарями и палками рассыпались по сараю, освещая темные углы, заглядывали за бочки, под бульдозер. Не найдя никого, они снова окружили человека в белом. Тот повысил голос, парни в безрукавках слушали его, опустив головы.
      Вдруг человек в белом резким движением руки указал на щель в боку гамбарры. Один из парней подошел, попытался заглянуть внутрь. Машадо увидел совсем близко выпуклые бесцветные глаза. Он отпрянул в глубину, в спасительный зеленоватый полумрак. Залег между неподвижными телами пестрых. Парень услышал движение внутри гамбарры; мгновение он прислушивался, потом крикнул на ломаном португальском языке:
      - Эй, там!.. Всем выходить по одному да поживей!..
      Машадо лежал не шевелясь. Впервые чрево гамбарры показалось ему спасительным убежищем. Эти снаружи - они опаснее самых диких дикарей.
      - Выходить! - снова донеслось через щель. - Что вы там, подохли?
      В щели появилась палка с острым наконечником, и в этот момент случилось что-то непонятное. Щель беззвучно сомкнулась, крепко стиснув палку.
      Снаружи донеслись крики, брань, потом послышался треск, вероятно палка, которую пытались выдернуть, сломалась.
      Дальний край щели сомкнулся неплотно. Там снаружи проникал свет. Машадо подполз туда. Приподнялся. Ему удалось разглядеть раскрытые настежь ворота сарая, часть двора, залитого ярким солнцем. Человек в белом стоял совсем близко и что-то говорил окружавшим его светловолосым парням. Те снова засуетились, притащили длинный трос.
      "Хотят вытащить гамбарру наружу", - сообразил Машадо.
      Послышался гулкий топот. Откуда-то из глубины двора прибежал еще один парень в коротких штанах. Принялся что-то взволнованно объяснять человеку в белом. Тот слушал, недовольно скривив лицо. Покачал головой, подумал. Потом бросил несколько отрывочных слов, повернулся и быстро вышел из сарая. Парни толпой последовали за ним. Тяжелые ворота захлопнулись, послышался стук засовов, и наступила тишина. И тотчас щель в боку гамбарры приоткрылась во всю длину и снова приобрела прежние размеры. Машадо осторожно высунул голову. В сарае никого не было.
      "Надо что-то делать", - решил Машадо.
      Он принялся трясти одного из пестрых. Тот не отзывался; Машадо принялся за второго, третьего. Безрезультатно. Некоторые приоткрывали глаза и тотчас смыкали их, словно были не в силах проснуться. Машадо не удалось разбудить ни одного.
      Один из серых лежал возле входной щели. Машадо добрался до него, шагая через лежащих вповалку пестрых. Что-то в положении тела серого поразило мулата. Серый лежал неподвижно, странно вытянутый, словно погруженный в зеленоватое светящееся вещество, из которого состояла гамбарра. Машадо попытался приподнять его и... не смог. Серый словно сросся с полом гамбарры и не подавал никаких признаков жизни.
      Машадо отпрянул, потом присмотрелся внимательнее... Неужели то, что он вначале принял за грубые изваяния на стенах, на полу и на потолке во внутренней полости гамбарры, все это некогда было живыми существами?.. Ну, конечно... Вот очертание еще одного серого, почти исчезнувшего в ноздреватом веществе стены, вот контуры большой свиньи, там антилопа, а это птицы, которых ловили пестрые на последней стоянке. Как он сразу не догадался: эта гамбарра - она незаметно пожирала тех, кого возила в своем чреве. Значит, она...
      Одним прыжком Машадо выскочил наружу на бетонный пол сарая. Что же делать? Гамбарра - это смерть. Но там, за бетонными стенами сарая, тоже смерть. А может, гамбарра пожирает не всех? Ведь среди путаницы тел, погруженных в пол и стены гамбарры, не было пестрых. И его самого гамбарра пока пощадила.
      Где-то во дворе послышались знакомые голоса. Кто это? Неужели здесь Мариано да Пальха?
      Машадо прижался к горячему дереву ворот, напрягая слух. С трудом он уловил несколько фраз. Теперь он уже не сомневался. Да, это был он! Голоса звучали глухо, словно постепенно удалялись. Машадо налег на ворота, застучал в них ногами, крича изо всех сил:
      - Синьоры! Слышите, синьоры, это я, Машадо! Синьоры!
      Где-то вдали послышался шум автомобильного мотора и отрывистый сигнал клаксона. Машадо понял: они уехали. В отчаянии отступил от ворот, поскользнулся в луже пролитого автола и упал на бетонный пол. Несколько минут лежал неподвижно, потеряв последнюю надежду. Но запах машинного масла и продолжавший звучать в голове шум работающего двигателя разбудил в нем неясные ассоциации. Машадо вскочил на ноги.
      - Сейчас, сейчас я вам... - твердил он про себя, продираясь боком между гамбаррой и стеной в конец сарая.
      Он торопливо залез в бульдозер, раскрутил стартер. Застрекотали частые хлопки пускового движка, потом мощно заговорил дизель. Машадо включил передачу. Гусеницы заскребли о бетон, и нож бульдозера лязгнул о корму гамбарры. Чихая и кашляя от едкого дыма, Машадо бросился к входной щели. Какое-то мгновение он колебался. Входить ли? Впрочем, выбора нет... Машадо юркнул в щель.
      Бульдозер, гулко рыча, сильно напирал сзади. Гамбарра дрогнула, тронулась с места, заскользила по гладкому полу, неудержимо пошла вперед и с хода вломилась в низкий скат крыши. Крыша треснула, будто в нее ударил тяжело нагруженный товарный состав. Гамбарра выплыла наружу, скользнула между кронами деревьев и, задрав тупой нос, стремительно пошла ввысь...
      Нет, все это, конечно, не сон. Так все и было. И вот он снова летит, неведомо где и куда...
      Машадо проглотил комок, подступивший к горлу, и снова заглянул в щель. Облака внизу редели. Под ними было что-то темное. Он присмотрелся и понял - море. Бесконечное море... Земли нигде не было видно. Солнце поднималось все выше. Они летели к западу. Неужели там, внизу, Тихий океан?..
      Прошел день, затем ночь. Снова забрезжил рассвет. Заснуть Машадо боялся. Превозмогая усталость, всю ночь слонялся внутри гамбарры, переступая через неподвижные тела пестрых. Наконец рассвело. Внизу в просветах облаков по-прежнему темнел океан. Еще сутки прошли без всяких приключений. На третий день полета пестрые постепенно очнулись от своего мертвого оцепенения. Они задвигались, заверещали, стали перебегать с места на место. Некоторые принялись отколупывать цепкими пальцами ноздреватое вещество со стен гамбарры в промежутках между "изваяниями". То, что им удавалось отколупнуть, они тотчас пожирали. На Машадо они, казалось, не обращали никакого внимания.
      Вдруг что-то произошло... Машадо заметил, как забеспокоились обитатели ковчега. Они встревоженно забегали, начали выглядывать в щель. Пестрая окраска их тел сделалась еще более яркой и быстро менялась. Тревога пестрых передалась и Машадо. Он заглянул вниз и поразился. Гамбарра приближалась к поверхности океана...
      На большой скорости она врезалась в волны. Через входное отверстие хлынули потоки соленой воды. Вместе с водой внутрь попало несколько рыб. Вода тут же исчезла, словно впитавшись в ноздреватые стены. Вместе с ней исчезли и рыбы. Гамбарра тихо покачивалась на волнах...
      Потянулись монотонные и мучительные часы. Машадо страдал от жажды. Скудный запас пресной воды погиб, когда океанские волны проникли внутрь гамбарры. Теперь Машадо стоял у щели, до рези в глазах вглядывался в горизонт, надеясь увидеть судно, которое положит конец его мукам. Кругом простирался голубоватый водный простор, искрящийся солнечными бликами. Только раз вдали появился слабый дымок; появился и исчез. Корабль прошел мимо, не заметив гамбарру.