КЛЭПТОН ВОЗВРАЩАЕТСЯ К ПРОШЛОМУ
      Ни у одного, даже самого взыскательного меломана, нет сомнений в том, что Эрик Клэптон заслужил право быть введенным в галерею классиков еще при жизни. Весной 1988 года вышел его биографический, состоящий из нескольких пластинок альбом "CROSSROADS" (перекрестки) - детальная хроника его двадцатилетней творческой деятельности. Разрушив барьер сложившихся музыкальных стереотипов, Клэптон с честью выдержал экзамен на творческую зрелость. Его последние концерты, по отзывам компетентных критиков, "превосходны, игра безукоризненно точна и артистична". В конце 1988 года в интервью Дэвиду Фрике из американского журнала "Роллинг стоун", которое мы публикуем с сокращениями, Эрик Клэптон подробно рассказал о своих музыкальных склонностях и сомнениях.
      - В течение всей своей музыкальной карьеры ты пытался увязать музыкальные амбиции со стремлением стать звездой. Тебе не кажется, что "Crossroads" в действительности усиливает эту проблему? Конечно, это комплимент - что ты стал легендой еще при жизни, однако, альбом подчеркивает твое прошлое, и это показывает, что лучшие работы уже позади...
      - Наиболее трудно мне осознать то, что я публикую материал, современный материал, и к нему не относятся с таким же уважением, как к тому, с чем его сравнивают. Это как будто два разных музыканта живут под моим именем. Я встречаю многих людей, которые говорят: "А... да, вы были в "Крим". Великая группа..." Это как будто с тех пор ничего не произошло. Тем не менее я не беспокоюсь об этом. Я лучше буду записывать пластинки для людей, которые раньше меня вообще не слышали, потому что они будут слушать мою музыку, не скованные стереотипами. Это лучше, чем писать песни для тех, кто слушал меня все эти годы и постоянно педантично сравнивал мою игру с прошлыми записями. Иногда можно улучшить то, что было в прошлом, но нельзя изменить. Всегда будут люди, утверждающие, что тогда я играл лучше.
      - Было ли время, когда такая критика причиняла тебе боль?
      - В 70-е годы атаки критики довели меня до того, что я стал скрываться от нее. Я не доверял никому, потому что думал, что сыграл уже все, что мог. Все, казалось, помешались на моем участии в "Крим" и не понимали, что для меня это был пройденный этап. Вот почему в то время я практически забыл про гитарные соло. Нервы мои были расстроены...
      - Хронологически "Crossroads" показывает контраст между твоей приверженностью блюзам в 60-х годах и последующим упором на песни и студийную работу.
      - Это совершенно правильно. Но для меня все это не является таким контрастным. Я все еще весьма заинтересован в продвижении вперед, но более медленно, чем раньше, и не вижу особой привязанности к какой-либо определенной музыкальной форме. Я наслаждаюсь более широким музыкальным спектром. Когда мне было 20 лет, я был увлечен только музыкой. Это был тот период, который я не хотел бы снова повторить, поскольку за это время многое пропустил в жизни. Теперь я наслаждаюсь этой жизнью. Музыка может стать очень наполненной. Пострадала ли за это время моя музыка или нет, не так уж и важно, поскольку жизнь стала гораздо интереснее.
      - "Crossroads" начинается с довольно подходящей вещи твоей первой демонстрационной записи с "Ярдбердз" в конце 1963 года. Ты помнишь что-нибудь из тех концертов?
      - Первый раз я тогда услышал свой звук со стороны, и это шокировало меня. Я понял, как неуклюже звучал. Что казалось таким сложным и гладким, когда я играл, оказалось очень грубым при воспроизведении... Мы тогда очень нервничали.
      - Какие амбиции были у тебя, как у гитариста в то время?
      - Я не думаю, что мои амбиции сформировались именно тогда. Я был в таком состоянии, что не понимал, чего хотел, но знал, чего не хотел. Я устал от поп-музыки и стал пуристом блюза, а с "Ярдбердз" работал, чтобы получить деньги. Тогда я еще не решил, чем хочу заниматься. Когда я ушел из группы, это было типичным примером вышесказанного. Мне не хотелось выступать по телевидению с песенками. Когда я ушел из группы, то ушел практически в никуда и именно тогда стал понимать, чего хочу.
      - А что было дальше?
      - Меня перекупили прежде, чем я смог решить хоть что-нибудь. Меня пригласил Джон Майалл. У меня была мечта о блюзовом трио, именно таким трио должны были стать "Крим"7 А я начал считать себя лидером группы. Однако в "Крим" на первый план выступила более сильная личность Джека Брюса.
      - Ты был в курсе своей популярности и всеобщего одобрения как гитариста "Ярдбердз"?
      - Вам вполне хватило бы пальцев на одной руке, если бы вы начали считать, сколько белых гитаристов в то время играли блюз. Я не хочу сказать, что Кейт Ричардс и Брайан Джонс не делали это, однако они больше следовали за Чаком Берри и Бо Диддли. Я больше хотел играть, как Фредди Кинг и Би-Би Кинг.
      - К тому времени, как вышла пластинка "Bluesbreakers With Eric Clapton" Джон Майалл присвоил тебе категорию звезды, которую он никогда не давал гитаристам типа Питера Грина и Мика Тэйлора, игравшим с ним впоследствии. Не было ли у тебя ощущения приближающейся славы?
      - Очень похоже, и я во многом использовал это для своего благополучия. Причина, по которой Джон признавал это, было давление, которое я на него оказывал. Я не говорю, что выполнял агрессивную роль. Будучи долгое время лидером группы и принимая все решения, он был поражен тем, что кто-то, кому он музыкально мог доверять, пришел с чем-то новым.
      - Музыкальный и эмоциональный настрой блюзовых икон типа Роберда Джонсона и Мадди Уотерса был твоей целью как блюзмена?
      - Они были настоящими, а я вначале был имитатором. Но когда вы сами начинаете делать настоящие вещи и пытаетесь сравнить их с тем, что делали раньше, то видите, как недалеко вы ушли. Это - самое трудное. Вот почему я не захотел стать на 100 процентов блюзменом. Потому что понял, что буду всегда позади своих учителей.
      - Что привело тебя к решению покинуть группу Майалла?
      - Не забудьте, что тогда мне был всего 21 год. Существовало противоречие между двуединством парня, который был серьезным блюзменом и был также обычным молодым человеком. По молодости лет я хотел уйти из музыки и отправиться познавать мир. Если бы не это, я бы целиком посвятил себя этой группе и все еще играл бы с ними. Кроме всего прочего, я увлекался другими направлениями и стал считать, что Майалл движется "по мертвой улице". А мне очень хотелось свободы.
      - Первым синглом "Крим" вы неожиданно выпустили "Wrapping Paper" - популярную песенку Джека Брюса и Питера Брауна, которая не была проникнута блюзом или джазом...
      - Вы находите студию звукозаписи, помещаете туда группу, но никогда не удивляйтесь тому, что будет записано там. То, как Джек представил нам эту вещь, казалось весьма авангардистским, так как от нас этого совсем не ожидали. Все они хотели тяжелого рока, а мы сыграли хорошенькую танцевальную песенку... Это прошло, но шокировало многих. Никто этого совершенно не ожидал. Но когда они приходили на наши концерты, то получали то, что хотели.
      - Джек Брюс говорил о вашем концерте в Филлморе в 1967 году, что концерт был прекрасным, поскольку публика кричала: "Играйте все, чего хотите..."
      - С "Крим" любой из нас мог играть любое количество времени. Если бы вы поставили нас троих перед аудиторией без лимита времени, концерт не кончился бы никогда. Может быть, нам не следовало так роскошествовать, но мы ежедневно играли до полуночи и даже больше.
      - Как была написана песня "Sunshine Of Your Love"?
      - За два дня до этого мы были на концерте Хендрикса в лондонском театре "Сэвилл", когда он играл свой коронный ход в этой вещи. Я и Джек Брюс были поражены. Джек никогда не слышал этот ход раньше. Когда я в свое время познакомился с Хендриксом, то сразу же понял, что это за гитарист. У Джека понимание этого факта заняло четь больше времени. И через две ночи после этого концерта он написал дома эту композицию, как посвящение Джимми, а я придумал слова.
      - Рифф принадлежал Джеку, все думают, что он твой?
      - Нет, я не возьмусь приписывать себе чужие заслуги.
      - Какую часть вещи написал ты?
      - Припев и некоторую часть текста...
      - Ты сказал, что вначале считал себя лидером трио. Ты не думаешь, что "Крим" могли бы пережить свой кризис, если бы ты меньше выпячивал свою персону?
      - Этого нельзя было сделать. Я никогда не пытался, да и сейчас не пытаюсь использовать личную власть, чтобы заставить остальных музыкантов остаться в группе. Джек музыкально был гораздо выше меня. Джинджер Бэйкер вообще не принимал участие в битвах, а я никогда не устраивал сражений. "Крим" были группой, состоявшей из совершенно различных личностей. Когда мы решили разойтись, все пошли своим путем. Мы не могли ничего спасти и, возможно, не хотели. Через многие годы мы стали сожалеть об этом. Я все еще жалею о тех временах, о нашей дружбе. С тех пор я никогда не находил такой духовной близости с кем-либо и обычно сохраняю некую дистанцию между собой и остальными музыкантами.
      - Твою следующую группу "Блайнд фэйт" наиболее часто вспоминали впоследствии. Был ли ты и все остальные - Бэйкер и Уинвуд - подготовлены к сверхожиданиям, которые возлагались на вас?
      - Я думаю, что Стив не был подготовлен. Я все-таки только ушел из "Крим", когда мы начали играть вместе. Выступать для большой аудитории было для меня вполне привычным. Когда мы начали играть, то не были настолько близки друг к другу, чтобы пережить все проблемы вместе.
      - Что ты теперь думаешь о первом альбоме "Блайнд фэйт"?
      - Это - прекрасный альбом. Мне нравится его музыкальная раскованность. Он как будто записан во время супер-джемсэйшна, хотя обладает и другими достоинствами.
      - Вещь "Presence Of Lord" (божье присутствие - ред.) была твоей первой серьезной попыткой самому написать песню. А почему не ты пел ее на этом альбоме, а Уинвуд?
      - Я не мог взять эти высокие ноты, такая тональность слишком высока для меня. Когда Стив спел ее, я был поражен его способностями вокалиста и до сих пор считаю, что, когда он стоит рядом в студии, петь самому просто нелепо. Кроме того, в то время никто не доверял мне как певцу, все считали, что я лишь гитарист...
      - Был ли ты религиозен, когда писал эту песню?
      - Эта вещь - просто рассказ о том, что происходило со мной в это время. После ухода из "Крим" жизнь складывалась неплохо. Образ мыслей располагал меня к дальнейшей работе. Это - песня благодарности. Я совсем не религиозен и никогда не был, но всегда считал, что нужно поблагодарить судьбу (или бога) за то, что все складывается благополучно.
      - Каков был твой вклад в первый альбом "Eric Clapton"? На его обложке стоит твое имя, но по стилю и звуку это больше альбом группы "Делани энд Бонни".
      - Абсолютно правильно. Таким образом были осуществлены музыкальные замыслы Делани, а мне это очень нравилось, так как я многому научился в процессе работы. Делани был тогда моим наставником, и с тех пор никто никогда не предлагал мне такое сотрудничество.
      - Хит-сингл "After Midnight" стал началом периода увлечения стилем Дж. Дж. Кейла. Когда ты впервые услышал о нем?
      - Через Делани, который был его старым другом. Он сыграл мне оригинальный вариант этой песни, это было еще до того, как я стал поклонником Кейла.
      - Ты сознательно пытался подражать его манере пения?
      - Нет. Петь, как он, очень трудно, таким полушепотом... Я старался достичь золотой середины.
      - Твоя пластинка с группой "Дерек энд зе доминос" потрясла многих своей вокальной гармонией и гитарным звучанием. Однако следующий альбом с ними так и не вышел, почему?
      - Денежные проблемы и многие другие довели нас до того, что мы уже не могли переносить друг друга. Помню, как однажды я пришел в студию, когда за барабанами сидел Джим Гордон, и почему-то стал говорить о барабанщике из другой группы. Я уже не помню точно, что я сказал, но помню, как он вскочил и начал кричать: "Почему ты не обратишься к нему, он сыграет лучше меня!" После этого он ушел из студии, и мы больше не работали вместе...
      - Остается какой-то печальный осадок после прослушивания незаконченных вещей того периода на "Crossroads"...
      - Эти записи с тех времен оставались в студии. Мне нравится, что эти вещи сейчас опубликованы. Однако для меня это, как закрытая книга, возвращения обратно не будет. А тогда нужно было двигаться вперед, или спрятаться и отдохнуть.
      - А что ты думал, когда через двадцать лет снова играл песню "Layla"?
      - Я горжусь, что написал эту песню, я наверное никогда к этому не привыкну. Когда я играю ее, то все еще очень волнуюсь.
      - Это одна из рок-песен, которые с полным основанием можно назвать великолепными...
      - А знаете? Этот рифф взят из песни Элберта Кинга. Мы доработали этот отрывок и ускорили темп. Когда я записывал следующие альбомы, то пытался снова воссоздать те чувства, которые были у меня в то время, а потом понял, что это бесполезно, такого больше никогда не будет.
      - В семидесятых годах ты, казалось, разлюбил гитару? На таких альбомах, как "461 Ocean Boulevard" и "Slowhand" практически нет гитарных соло?
      - В течение семидесятых годов я был склонен лечь на дно и делать то, что делал, не прилагая особых усилий. Я был очень рад, что просто живу на свете... В то время я очень устал от гитарной гимнастики. Появление "Крим" и "Лед зеппелин" зажгло многих гитаристов, которые всячески совершенствовали свою технику и пытались раздвинуть музыкальные границы. Чем больше я это слышал, тем больше хотел прекратить такую гонку. Когда я послушал в то время альбомы Дж.Кейла, то был поражен лаконичностью его музыкальных решений и тем, как легко он обходился без многих инструментов.
      - В то время ты также проявил вкус к романтическим балладам - типа "Let It Grow" и "Wonderful Tonight". Не было ли это твоей тайной страстью?
      - Песня "Wonderful Tonight" несет в себе изрядную долю иронии. В свое время одна из пластинок Чака Берри, где была пара баллад, поразила меня больше, чем дюжина рок-н-роллов. Мне кажется, для большинства музыкантов мелодичная баллада один из способов отдохнуть и стать самим собой...
      - Что ты думаешь о своих альбомах семидесятых и начала 80-х?
      - Я не могу считать, что они ничего не значат. Если бы я делал их сейчас, то они получились бы, без всякого сомнения, лучше. Но тогда - эмоционально и физически я был очень подавлен и не был способен на большее. Сейчас я не играю на концертах те вещи с этих пластинок, которые мне не нравятся.
      - Возможно, что твой музыкальных успех связан с теми, кто играет с тобой на пластинках, например, на "Money And Cigarettes" - Элберт Ли и Рай Кудер, а на "Behind The Sun" Фил Коллинз. Что ты ищешь в тех, с кем сотрудничаешь?
      - Я веду себя очень пассивно. Если среди участников существует сильный характер, я предоставляю ему возможность проявить себя не пытаясь стать во главе и изменить направление событий. Не люблю музыкальных соревнований. Если на сцене другой гитарист начнет показывать себя, я не буду с ним состязаться. Я дам ему поиграть, а когда придет мой черед, буду исполнять то, что собирался, не обращая внимания на его выкрутасы. В конце концов люди могут сказать, что две моих последних пластинки ("Behind The Sun" и "August" - ред.) это работа Фила Коллинза. Прекрасно, если это все, что они услышали, значит они не слышат того, что надо бы слышать. Я играю так в полную силу, но не стараюсь соревноваться. Мне нравится предоставлять людям быть самим собой...
      - Как тебе понравилось играть с Робертом Крэем в прошлом году? Он не просто подлинный раритет, молодой черный исполнитель блюзов, но он также вдохновляется твоими ранними работами, как и работами великих типа Элберта Кинга и Би-Би Кинга.
      - Тяжелее всего мне было понять, что Роберт Крэй - это молодой интеллигентный негритянский музыкант, которые не хочет исполнять традиционную негритянскую музыку, а стремится сохранить блюз в его оригинальной форме и обогатить его. КОгда я понял это, все остальное понять было элементарно. Замечательно, что он знает мои работы и они ему нравятся так же, как и работы Кинга с Хендриксом. Этот парень - просто феномен. Вам следовало бы послушать его вариации а-ля Хаулин' Вулф, у вас волосы встали бы дыбом. Мне многие говорили, что его саунд очень похож на звучание гитары великого Элберта Кинга. Однако на сцене это - Роберт Крэй и никто другой.
      - Что осталось тебе еще приобрести как блюзовому гитаристу?
      - Простоту. Если вы много упражняетесь и избегаете очевидных ходов, тогда из музыки уходит надуманная сложность. Я считаю, что эта сложность практически не нужна.
      - Какую роль гитара играет в твоем звучании?
      - Это все еще мой голос. Когда у меня в голове возникает музыкальный отрывок, я слышу не саму песню, а только партию гитары. Я накладываю на нее слова и исполняю. Гитара в любом случае в моей голове первична, я использую ее в качестве голоса и пытаюсь выразить через нее душу. У меня нет способностей певца, поэтому приходится приковывать внимание слушателей к гитаре...