Взялся Куллерво за дело. Вместо кольев забивает в землю стволы могучих елей, по углам втыкает стосаженные сосны, вяжет изгородь ветвистой рябиной и говорит такие слова:
      - Кто не может летать птицей, кому не подняться на двух крыльях, тот никогда не проникнет за ограду, что построил Куллерво, сын Калерво.
      Пришел Унтамо посмотреть на работу своего раба и видит - никуда не годится плетень. Высится он от земли до самых облаков, и нигде ни входа ни выхода.
      На третий день послал Унтамо непокорного раба молотить рожь.
      Бьет Куллерво цепом и приговаривает:
      - Пусть в пыль превратится зерно, что молотит сын Калерво! Пусть трухою станет солома под рукой Куллерво!
      Пришел хозяин посмотреть, как молотит его раб, и видит - ничего не осталось от зерна, только пыль по ветру летит.
      Совсем разгневался Унтамо:
      - Не нужен мне такой работник! Продам я тебя кузнецу, будешь у него махать молотом.
      И как сказал, так и сделал.
      Хорошую плату взял он за негодного раба.
      Два старых котла, три ржавых крюка, пять иступившихся кос, шесть поломанных мотыг дал за Куллерво кователь Илмаринен. И повел купленного раба к себе домой.
      Идет Куллерво, и все деревья, все цветы любуются, на него глядя. Да и как не любоваться: волосы у него золотые, чулки на ногах синие, башмаки узорчатые.
      Привел его Илмаринен в свой дом и говорит молодой хозяйке:
      - Какое дело ему дадим? К какой работе приставим?
      Посмотрела на Куллерво красавица Похьелы и говорит:
      - Пошлю я его за моим стадом ходить, коровьи хвосты стеречь, хлев убирать. Как раз для него эта работа!
      Так стал проданный раб Куллерво пастухом.
      24. Злая жена Илмаринена запекает в хлеб Куллерво камень
      Хорошо жилось красавице Похьелы в доме ее мужа, кователя Илмаринена. Скамейки в избе мужа длинные, столы широкие, в избе у него просторно, в кладовой тесно.
      Жерновов вертеть ей не нужно - вода сама мелет зерно. Посуду в лоханке мыть не велят - морские волны сами посуду чистят.
      Выйдет она за ворота - пониже дома луга зеленеют, а на лугах стада пасутся. Повыше дома поля желтеют, и на полях стоят рядами хлебные скирды. А под горой плещутся в реке утки, ходят и глубине вод рыбьи стаи.
      Всем богат новый дом красавицы - молока пей сколько хочешь, масла ешь сколько нравится.
      Свекор ей как родной отец, свекровь - что любящая мать, деверья словно братья родные, золовка - будто заботливая сестра.
      Вспомнит красавица, как брат ей птицу из лесу приносил, а Илмаринен уже на охоту идет.
      Вспомнит, как отец лососей для нее ловил, а Илмаринен уже сети закидывает.
      Не о чем ей печалиться, не о чем заботиться.
      Но злым и жадным было сердце у красавицы Похьелы. Чужая беда ей радость, чужое горе - забава.
      Хуже, чем бездомной собаке, жилось у нее купленному рабу.
      Сама она мягкий пшеничный хлеб ест, пироги печет, маслом их мажет. А для пастуха у нее хлеб из мякины, пироги из соломы, начинка в пирогах из сосновой коры.
      Для нее в печке каша румянится. А для него в сенях снятые щи стоят собака и та не станет их есть.
      Захочет хозяйка пить, она себе молока из кувшина нальет.
      А у пастуха горло пересохнет, так он кусочком бересты из болота воду подбирает.
      Только легче голодному насытиться, чем злой хозяйке утолить свою злобу.
      Задумала она однажды посмеяться над бедным пастухом. Испекла большой хлеб, сверху пшеничный, снизу овсяный, а в середку положила камень.
      Дает хлеб пастуху и говорит:
      - Смотри, негодный раб, прежде времени не ешь!
      И стала выпускать скотину из загона.
      Медленно идут мимо нее коровы, позвякивают медными колокольчиками.
      Шерсть у них мягкая, как у овечек, гладкая, как у тюленей, блестящая, как рыбья чешуя.
      Провожает хозяйка Илмаринена свое стадо и приговаривает:
      - В лес коров я выпускаю,
      Я гоню молочных в поле,
      Пряморогих, криворогих
      В лес березовый гоню я
      И в осиновые чащи,
      Чтобы жиру набирались,
      Чтобы салом запасались
      На лесных полянах светлых,
      Посреди просторных рощиц,
      В золотых лесах сосновых
      И в дубравах серебристых.
      Укко, ты властитель неба,
      Ты укрась травой поляны,
      Оживи лесные чащи,
      Мед пошли во все болота!
      Ты насыть моих рогатых,
      Накорми медовой пищей,
      Золотого дай им сена,
      Трав с метелкой серебристой,
      Напои питьем медовым
      Из ключей лесных прозрачных,
      Из шумящих водопадов,
      Чтобы мед струился сладкий
      В пышном вымени коровьем,
      Чтобы звонкою рекою
      Молоко всегда бежало,
      Чтоб оно ручьями било,
      Чтобы пенилось потоком,
      Через край лилось кувшина,
      Никогда не иссякая!
      Просит она хозяйку леса Мимеркки белым своим передником прикрыть стадо, чтобы не тронул коров злой ветер, не побил небесный дождь и град.
      И сына лесов Нюрикки просит, чтобы набросал он мостки через болото, чтобы вывел он ее стадо из топкой трясины.
      И красу лесов Отсо, косолапого медведя, просит хозяйка, чтобы не пугал он ее коровок, не душил их медовой лапой, не рвал острыми зубами.
      Вышли коровы на пастбище, а за ними с кнутом и котомкой плетется пастух Куллерво.
      Идет он в синих чулочках, в узорчатых башмаках и горько жалуется на свою судьбу:
      - Плохо бедняку на белом свете! Все-то он по чужим людям живет, чужое добро сторожит!
      Привел Куллерво стадо в лес, сел на мягкую траву и просит ласковое солнце:
      - Хоть ты пригрей меня, небесная печка! Пошли мне немного тепла, а злой кузнечихе не свети вовсе, ей и так хорошо живется.
      В полдень, когда короткой стала тень от солнца, согнал Куллерво все стадо на лужайку, пересчитал коровьи хвосты, а потом развязал свою котомку и вынул хлеб, выпеченный хозяйкой.
      "Уж пора, - думает, - и бедняку пообедать, время и бездомному рабу поесть".
      Достал он отцовский нож и воткнул в середину хлеба. Мягкая, румяная корка у хлеба, а внутри - твердый камень. Сломался о камень стальной клинок.
      Заплакал Куллерво:
      - Всего только и было у меня добра, что старый отцовский нож! А теперь и его нет! Это злая кузнечиха, жадная хозяйка, нарочно запекла камень в мой хлеб. Как теперь отомщу ей? Чем отплачу за насмешку?
      Вдруг слышит - каркает с дерева старый ворон:
      - Не горюй, Куллерво, сын Калерво! Не проливай понапрасну слез. Слушай, что скажу. Я научу тебя, как рассчитаться со злой хозяйкой. Возьми березовую ветку и загони коров в болото, заведи грязноногих в трясину. Пусть разорвут их там волки и медведи! А когда насытятся лесные звери, обернутся медведи коровами, а волки - телятами. Гони тогда свое стадо на хозяйский двор. Разом рассчитаешься со злой бабой! Посмотришь на се слезы!
      Так и сделал пастух Куллерво.
      Загнал коров в болото и отдал на сьедение лютым зверям.
      А когда солнце спустилось на ветки сосен, повел Куллерво к дому стадо медведей, погнал на погибель хозяйке стадо волков.
      По дороге учит Куллерво лесных зверей:
      - Во двор входите, будто смирные коровы. В хлеву стойте, как ласковые телята. А чуть нагнется хозяйка, чтобы доить вас, - рвите ее острыми когтями, кусайте ее крепкими зубами.
      Из коровьей кости, из бычьего рога сделал он пастуший рожок и трижды протрубил с пригорка, чтобы вышла хозяйка Илмаринена встречать стадо.
      А кузнечиха ждет не дождется своих коров. Неспокойно у нее на сердце как бы не испортил негодный пастух ее милых коровок!
      И вот заиграл наконец пастуший рог.
      Выбежала хозяйка за ворота.
      - Слава властителю неба! Целы мои коровы, всех привел дрянной пастух!
      Сытые идут коровы, бока у них круглые, шерсть гладкая, вымя тугое. А позади стада плетется Куллерво с котомкой за плечами, с пастушьим рогом в руках.
      Спрашивает его хозяйка:
      - Где ты взял, бездельник, этот рог? Зачем трубил, негодный раб, так громко?
      Отвечает ей Куллерво:
      - В болоте нашел бездельник этот рог. А трубил негодный раб так громко, чтобы скорее ты вышла доить коров. Неохота хозяйке утруждать себя работой.
      Стала она звать свекровь:
      - Мать, поди-ка подои коров! Не управиться мне со всем хозяйством, надо еще тесто замесить.
      Не знает Куллерво, что делать, как быть, - ведь ни за что загрызет зверье старуху.
      Вот и говорит он кузнечихе:
      - Хорошая хозяйка всегда сама коров доит, сама за скотиной присматривает. Что же ты от доброго дела уходишь?
      Стыдно стало ленивой кузнечихе. Взяла она подойник и пошла доить коров.
      И только нагнулась - сверкнули около нее волчьи глаза, разинул над ней пасть страшный медведь.
      Испугалась хозяйка, закричала:
      - Что наделал ты, дряной пастух? Как смел ты пригнать в хлев медведей, впустить во двор волков?
      Отвечает ей Куллерво:
      - Если бы не запекла ты в мой хлеб камень, не привел бы я волков и медведей. А тебе захотелось над бедным рабом посмеяться! Так пропадай теперь! Не пожалеет тебя негодный раб!
      Плачет злая кузнечиха горькими слезами, просит Куллерво:
      - Пастух мой милый, спаси меня от волчьих зубов, защити от медвежьих лап! Буду я кормить тебя пшеничным хлебом, буду каждый день поить тебя свежим утренним молоком, подарю тебе рубашку, шитую золотом, дам тебе штаны из тонкого цветного сукна. Целый год будешь ты жить не работая и другой год будешь кормиться даром, - только избавь меня от беды, не дай погибнуть злой смертью!
      Отвечает ей пастух Куллерво:
      - Не надо мне твоего пшеничного хлеба, и дорогой рубашки от тебя не хочу. Всех на земле ты хуже - тебе место на полянах Маналы, в темных жилищах Туонелы.
      Так и растерзали медведи и волки злую кузнечиху.
      А бездомный раб, пастух Куллерво, убежал в лес.
      25. Куллерво погибает в неравном бою
      Долго скитался Куллерво по темному лесу.
      Не разбирая дороги, брел он дремучей чащей, по крутым склонам холмов, через топкие болота.
      Весь день он шел, а куда - и сам не знал. Ни дома у него, ни родни. Один он был на свете, - словно чайка среди морских волн, как орел на пустынном утесе.
      Наконец упал Куллерво на землю и горько заплакал. Цветам и деревьям жалуется бездомный раб на свою несчастливую жизнь:
      - Кто на родину стремится,
      Кто идет под кров родимый,
      Мне же темный лес - отчизна,
      Поле - вот мое жилище,
      Мой очаг - студеный ветер,
      Дождик баню заменяет.
      Что мне с жизнью подарили?
      Потерял отца я в детстве,
      Мать в младенчестве утратил,
      Весь погиб наш род великий.
      Что мне с жизнью подарили?
      Лишь сапожки ледяные
      Да чулочки снеговые
      И на голый лед пустили,
      По мосткам пустили шатким,
      По мосткам среди трясины,
      Чтоб свалился я в болото!
      Солнце ласточке сияет,
      Воробью блистает солнце,
      Всех ласкает золотое,
      Только мне оно не светит,
      Никогда меня не греет,
      Никогда мне нет веселья!
      Плачет Куллерво, и с ним вместе плачет вся зеленая лужайка. Склонились к земле молодые травы, поникли ветвями старые деревья.
      В ту пору шла лесной чащей старушка.
      Видит она - сидит на зеленой кочке юноша, красивый, золотоволосый, в синих чулочках, в красных башмаках. Узнала она в нем сына Калерво, подошла поближе и говорит:
      - Не плачь, Куллерво, не горюй, сын Калерво! Может, не пропал ваш славный род и живы еще твои отец с матерью.
      От радости громко забилось сердце Куллерво.
      - Скажи мне, милая старушка, где искать их, куда идти? Отвечает ему старая:
      - Не ближний это свет! Сначала лесом иди - все прямо и прямо, один день, и другой, и третий. А когда выйдешь из лесу, увидишь ты высокую гору. Обойдешь гору - и речку увидишь. Там за тремя порогами, на краю песчаной косы стоит рыбачья избушка. Слышала я от людей, что укрылись в ней твой отец с матушкой, твои братья с сестрами.
      И вот отправился Куллерво в путь. Идет он лесом день, и другой, а когда кончился третий день - тогда и лес кончился.
      Обошел Куллерво гору, миновал три порога и увидел на песчаном мысу рыбачью хижину.
      Постучал Куллерво в окно - никто на его стук не откликнулся.
      Позвал он отца с матерью - не вышли они на порог, чтобы обнять сына.
      Открыл он дверь - пусто в избушке, мертво.
      Протянул руку к очагу - черные в очаге угли. Нет в доме хозяйки. Умерла его бедная матушка.
      Притронулся к печке - холод идет от каменных плит. Нет в доме хозяина. Умер его бедный отец.
      Оглядел Куллерво горницу - давно уже не метен пол. Нет в живых его милых сестер.
      На пристань пошел - и там пусто. Не стоят у деревянных катков лодки, и сети не сушатся на берегу. Видно, некому больше рыбачить, нет на свете его дорогих братьев.
      Посмотрел Куллерво на свой разоренный дом, и чернее угля стали его мысли.
      "Нет, не хочу я, как опавший лист, тонуть в болоте, - думает Куллерво. - Не буду я, как гнилые мостки, вязнуть в трясине. Еще не наказан злой Унтамо. Еще не расплатился я с ним за смерть отца, за страдания матери, за погибель своего рода".
      Идет Куллерво по лугам и рощам, по лесам и холмам и громко грубит в свой рог:
      - Выходи мериться мечами, Унтамо!
      Вышел Унтамо на его зов. А с ним вместе сто воинов с мечами, тысяча мужей с копьями.
      Один с целым войском сразился Куллерво.
      Никто не ушел от его меча. И сам Куллерво упал на землю, пораженный вражьими копьями.
      Тогда в последний раз вынул Куллерво свой меч и говорит ему:
      - Хорошо ты послужил мне, добрый клинок! Сослужишь ли мне еще одну, последнюю службу? Тысячу ран нанесли мне враги, но не хочу я умирать от злых вражьих рук.
      Понял верный клинок, о чем просит его Куллерво, и отвечает:
      - Никогда я тебе, хозяин, не изменял. Сослужу тебе и эту, последнюю службу.
      И вот поставил Куллерво свой стальной меч рукояткой на землю и упал грудью на острый клинок, смело бросился навстречу смерти.
      Так кончил свою жизнь бедный раб, так погиб бесстрашный герой Куллерво.
      26. Илмаринен делает себе новую жену из серебра и золота
      День и ночь горюет кузнец Илмаринен о своей жене. От горя и тоски весь почернел.
      Не горит больше огонь в его кузнице, не стучит молот по наковальне.
      Утро занимается - он вздыхает, день приходит - он плачет, ночь спускается - он стонет.
      - Горе горькое настигло!
      Как теперь мне быть, не знаю.
      Сплю - и горький сон мне снится,
      А проснусь - не станет легче.
      Вечерами мне так скучно,
      Так мне грустно ранним утром!
      Не приносит ночь покоя,
      День отрады не приносит.
      Все равно мне, день ли, ночь ли:
      Все печалюсь я по милой,
      Все тоскую по желанной,
      Все грущу по чернокудрой.
      Не ест и не пьет кователь Илмаринен. Два месяца плачет, три месяца горюет.
      А когда настал четвертый месяц, задумал Илмаринен сделать себе из золота и серебра новую жену.
      Золото достал он со дна моря, серебро нашел в морской пучине, принес в кузницу и велел своим работникам разводить огонь.
      Тридцать возов дров пережгли на уголь работники. Изо всех сил качают они мехи.
      И когда огонь разгорелся, бросил Илмаринен на дно горнила серебро и золото.
      Но не плавится серебро, не размягчается золото.
      Тогда стал к мехам сам Илмаринен.
      Один раз качнул, другой, третий и видит - выходит из огня, бежит по горнице овечка.
      На одном боку шерсть у нее золотая, на другом серебряная.
      Хвалят все овечку, любуются серебрянобокой. Но не рад ей кователь Илмаринен.
      - Это только волку утеха, - говорит он. - А я хочу, чтобы вышла ко мне из огня моя милая, чтобы из серебра и золота явилась на свет моя любимая жена.
      Бросил он овцу в огонь и снова велел работникам качать мехи.
      Но не могут они раздуть большой огонь.
      Снова взялся за мехи сам кователь Илмаринен. Качнул раз, качнул другой, и сразу взметнулся огонь.
      Посмотрел Илмаринен на дно горнила и видит - выбегает из огня жеребенок, машет он золотой гривой, бьет серебряными копытами.
      Расхваливают все жеребенка, треплют его по золотой гриве, а Илмаринен опять говорит:
      - Это одному только волку на радость. А я жду свою золотую подругу, встречаю серебряную свою жену.
      Бросил он жеребенка в горнило, прибавил еще золота, подбросил еще серебра и опять поставил работников к мехам.
      Из последних сил раздувают они огонь, а раздуть не могут.
      Тогда в третий раз встал к мехам Илмаринен. Загудело жаркое пламя, горячие искры столбом поднялись в небо, черный дым смешался с облаками.
      Снова взглянул Илмаринен на дно горнила и видит - выходит из огня, поднимается из пламени долгожданная красавица.
      Волосы у нее золотые, лицо серебряное.
      Испугались все, увидев такое чудо.
      Один только Илмаринен радуется.
      Выковал он своей золотой жене руки и ноги, глаза и губы. Как живая стоит она перед ним.
      Стал звать ее Илмаринен в дом, но не может она шевельнуть ногой, не сойти златокудрой с места.
      Называет он ее ласковыми именами, но не слышит она его слов, не шевелятся в ответ ее серебряные уста.
      Заглядывает он ей в глаза, но неподвижным взглядом смотрит на него золотая красавица.
      Взял он ее за руки - и ледяной холод пробрал его до самого сердца. Опечалился Илмаринен:
      - Как же буду я жить с женой, у которой нет души, нет голоса?
      Тут увидел его старый, мудрый Вяйнемейнен и говорит ему такие слова:
      - Послушай меня, друг! Не должен герой склоняться перед золотом, не должен льститься на серебро.
      Брось в огонь ты эту куклу,
      Золотую эту деву,
      Пусть ее богатый любит,
      Пусть к ней сватается знатный!
      Вы, растущие герои,
      Дети новых поколений,
      Будете ли вы с достатком
      Иль совсем без достоянья,
      До тех пор, пока вам светит
      В небесах высоких солнце
      И пока сияет месяц,
      Пуще смерти берегитесь
      Сватать деву золотую,
      Брать серебряную в жены,
      Блеск у золота холодный,
      Серебро морозом дышит.
      Послушался Илмаринен вещего песнопевца, старого, мудрого Вяйнемейнена, и бросил в огонь золотую куклу без сердца и души.
      27. Вяйнемейнен и Илмаринен отправляются в Похьелу за Сампо
      В каменной пещере, в глубине медной горы - так, чтобы ничьи глаза не видели, - спрятала хозяйка Похьелы чудесное Сампо.
      Для нее одной крутится с рассвета до рассвета пестрая крышка.
      В кладовых у жадной, злой Лоухи всего полно, а никому не дает она ни горсти муки, ни щепотки соли, ни самой мелкой денежки.
      "Нет, не для того выковал Илмаринен чудесную мельницу, чтобы богатела жадная старуха, чтобы ломились ее кладовые", - думает старый, мудрый Вяйемейнен.
      Пошел он к кователю Илмаринену и говорит:
      - Послушай, друг, давай-ка снарядим корабль и поедем в мрачную Похьелу, в туманную Сариолу. Не место для Сампо темная пещера. Пусть всем добрым людям на земле, всем, кто любит солнце, приносит Сампо свои дары!
      А кователь Илмаринен говорит ему в ответ:
      - Как же отберем мы у злой старухи Сампо? Разве не знаешь ты, что крепкие корни держат его под землей, - один корень в глубь горы ушел, другой за морской берег зацепился, третий в каменную скалу врос.
      - А мы разрубим эти корни острыми мечами, - говорит старый, мудрый Вяйнемейнен, - и унесем Сампо из каменной пещеры.
      Отвечает ему Илмаринен:
      - Твоя правда, старый, мудрый Вяйнемейнен. Только не лучше ли нам поехать берегом? В море может догнать нас ветер, опрокинет нас буря, и придется нам грести нс веслами, а руками, править не рулем, а локтем. Нет, пусть смерть тащится по волнам, а мы с тобой поедем берегом!
      - Может, и опаснее путь по морю, - говорит старый, мудрый Вяйнемейнен, - зато прямее. Несет лодочку теченье, подгоняет ветер, торопят волны. Но не буду я с тобой спорить! Не хочешь ехать морем - поедем сушей. Только сперва выкуй мне, друг Илмаринен, огненный меч да покрепче закали стальной клинок, чтобы не был я беззащитным среди злых людей Похьелы, чтобы мог я своим мечом отразить удары вражьих мечей.
      Стал Илмаринен у горна, бросил в огонь железо, бросил в горящие угли сталь, прибавил горсть золота, подбросил пригоршню серебра и велел работникам качать мехи.
      Точно тесто, размякла в огне сталь. Жидким маслом течет горячее железо. Со звоном струится серебряный ручеек. Как волна в море, колышется золото.
      А Илмаринен все стучит и стучит своим молотом.
      Хороший меч выковал он старому, мудрому Вяйнемейнену: на кончике лезвия сияет месяц, посредине светит солнце, а на рукоятке блещут яркие звезды.
      Пришел старый, мудрый Вяйнемейнен за мечом, осмотрел его со всех сторон и говорит:
      - Спасибо тебе, Илмаринен, вековечный кователь! Таким мечом я каменные горы и те разрежу, расколю на мелкие куски даже медные скалы. Ну, а теперь пора нам в путь собираться.
      Привел Вяйнемейнен из лесу двух желтогривых коней, а Илмаринен говорит ему:
      - Подожди, старый, мудрый Вяйнемейнен. Надо и мне приготовиться к битве с врагом.
      Снова стал вековечный кователь около горна. С утра до утра стучит молотом по наковальне - и выковал себе железную рубашку.
      Такая рубашка от всех бед спасет героя. Не пробьет ее ни стрела, ни копье, ни острый меч.
      Надел Илмаринен железную рубашку, опоясался стальным поясом, и отправились герои в далекий путь, в страну мрака и холода, в сумрачную Похьелу.
      Едут они по дороге и вдруг слышу г - плачет кто-то на берегу, тихо стонет кто- то на пристани.
      - Только девушки так плачут, - говорит Вяйнемейнен.- Давай-ка спросим, что за беда там случилась?
      Повернули они коней к самому берегу и видят - то не девушка льет слезы, а плачет у мостков лодка, жалобно стонет дощатый челнок.
      - Что ты плачешь, дощатый? - спрашивает его Вяйнемейнен. - О чем горюешь? Может, плохо тебя сколотили? Или слишком тяжелы твои уключины?
      Отвечает Вяйнемейнену дощатый челн:
      - Потому я плачу, потому я горюю, что хочу я выйти на морской простор, хочу, чтобы столкнули меня с этих смолистых катков, чтобы пустили гулять по синим волнам. Чего только мне не пели, пока сколачивали мои бока! Что буду я и героям служить, и в славные походы буду ходить, и возить на своем дне сокровища... Но ни разу еще не качался я на морских волнах!.. Другие лодки хоть и похуже меня, а трижды за лето выходят в море. А я, построенный из сотни самых лучших досок, так и лежу без дела на этих дрянных катках. Не держит паруса моя мачта - на ней только птицы вьют себе гнезда. И не лежат у меня на дне сокровища, а скачут по нему одни скользкие лягушки. И руль мой не бороздит морского простора - всего только и видел он, что земляных червей! Уж лучше остался бы я горной елью, лучше j бы рос на песке высокой сосною! Прыгала бы по моим веткам белка, а у моих корней лаял бы веселый пес!..
      - Ты не плачь, дощатый! - говорит ему старый, мудрый Вяйнемейнен. - Не плачь, мой сосновый! Еще повезешь ты по морю славных героев! Но сначала скажи мне, челн с железными уключинами: искусный ли мастер тебя строил? Сможешь ли ты выйти в море, если никто не тронет тебя рукой, не коснется пальцем, не сдвинет плечом
      Отвечает ему дощатый:
      - Какой же это челн выйдет в море, если не столкнут его в воду, если не сдвинут его с деревянных катков!
      - А если столкну я тебя в воду, - спрашивает опять Вяйнемейнен, побежишь ли ты без весел, найдешь ли без руля дорогу, не потеряешься ли среди волн без паруса?
      Отвечает ему дощатый челн:
      - Всем моим дорогим братьям всегда помогали весла, всегда служил им добрый руль, а ветер держал их паруса. Чем же я хуже своих братьев!
      В третий раз спрашивает Вяйнемейнен:
      - Скажи мне, челн с красиво изогнутыми боками, если столкну я тебя в воду, если посажу в тебя гребцов и сосновый руль направит твой бег, а ветер надует твои паруса, - будешь ли ты стоять на воде так же прямо, как на этих катках?
      Отвечает ему дощатый челн, говорит ему ладья с медными уключинами:
      - Посади хоть сто мужей с веслами, хоть тысячу, - и я буду стоять на пенистом хребте моря еще лучше, чем на этих жалких катках.
      Тогда тихонько запел старый, мудрый Вяйнемейнен - и сам собой опустился на воду дощатый челн.
      Поет Вяйнемейнен - и вот уже сидят по бортам лодки храбрые юноши, отважные мужи, прославленные старики.
      Взялись гребцы за весла. Илмаринен сел на носу, Вяйнемейнен - на корме, и поплыл челнок по широким морским просторам. Ветер надувает его парус, сосновый руль показывает ему дорогу. А старый, мудрый Вяйнемейнен подгоняет его своей песней:
      - Ты беги, челнок сосновый,
      По волнам скользи косматым,
      Ты плыви, как пузыречек,
      Как цветочек, по теченью!
      Прилежно гребут юноши, без отдыха машут веслами, но едва движется по морю дощатый челн.
      Сели к веслам сильные мужи, но и тут не намного сдвинулась лодка, не далеко ушла вперед.
      Тогда взялся за весла кователь Илмаринен, и сразу рванулся вперед дощатый челн.
      Небывалый шум поднялся в море. Скрипят сосновые скамейки, стонет тяжелый руль, дикими гусями гогочут уключины, лебедем кричит сосновый нос.
      Быстрее ветра, легче птицы бежит дощатый челн по синему хребту моря.
      28. Вяйнемейнен делает из щучьих костей кантеле
      Рано утром вышел из дому веселый Лемминкайнен. Посмотрел на север, посмотрел на запад, повернулся к солнцу и видит ь плывет по морю дощатый челн.
      Удивился молодой Лемминкайнен. Никогда он не видел такой прекрасной лодки.
      Стал он у самой воды и закричал громким голосом:
      - Это чья лодка плывет, чей корабль качается на волнах?
      Отвечают ему с лодки:
      - Откуда взялся ты, герой? Верно, совсем ты ослеп, богатырь! Разве не видишь сам, кто сидит на веслах? Разве не знаешь, кто держит руль?
      Посмотрел Лемминкайнен одним глазом, взглянул другим и говорит: - Вижу я теперь, кто у вас рулевой, знаю, кто сидит на веслах. Правит рулем старый, мудрый Вяйнемейнен, а гребет вековечный кователь Илмаринен. Но скажите мне, славные мужи, куда вы плывете по волнам, покрытым пеной? Ответьте мне, герои, куда держите путь?
      - На север лежит наш путь, - отвечает ему старый, мудрый Вяйнемейнен.ь Плывет наш челнок в суровую Похьелу за чудесной мельницей Сампо. Хочу я, чтобы всем живущим на радость вертелась пестрая крышка, чтобы во все дома приносила она богатство и счастье.
      Тут говорит веселый Лемминкайнен:
      - О старый, мудрый Вяйнемейнен! Почему же не захотел ты, чтобы я был третьим в вашем трудном походе? Есть у меня две сильные руки, есть десять крепких пальцев, - если прикажу им, возьмутся они за меч, послужат доброму делу.
      - Что ж, садись и ты в челнок! - говорит ему Вяйнемейнен.
      Прыгнул веселый Лемминкайнен в лодку, и пошла она дальше своим путем, навстречу вольному ветру, наперекор морскому течению. К самому устью реки привел старый, мудрый Вяйнемейнен дощатую ладью.
      Скользит крутобокая по тихой воде один день и другой, а на третий день подошла лодка к бурным порогам.
      Но смело правит Вяйнемейнен между подводными скалами и говорит такие слова, молвит такие речи:
      - Ты, порог, не пенься бурно,
      Не шумите грозно, воды!
      Встань из волн, речная дева,
      Поднимись на пенный гребень!
      Ты приляг на волны грудью,
      Обними прибой руками,
      Стереги получше волны,
      Чтобы в них не сгинуть храбрым!
      Вы, среди потоков бурных
      Опененные утесы!
      Вы чело свое нагните,
      Головы склоните ниже
      На пути ладьи смоленой,
      На дороге лодки красной!
      Ты, шумящих вод хозяин!
      Обрати ты в мох утесы,
      Обрати ты в щуку лодку,
      Чтобы плыть ей через волны,
      Через горы водяные,
      Чтоб она между камнями
      Проскользнула невредимо!
      Ты, хозяйка водопада!
      Протяни покрепче нитку
      Через бурные потоки,
      Чтоб за ней мой челн стремился,
      Все за ней - челнок дощатый,
      Все вперед - челнок сосновый!
      Мудрым своим словом превратил Вяйнемейнен подводные камни в мягкий ковер, усмирил бурные воды, укротил кипящий поток. Снова идет лодка по тихой воде.
      И вдруг точно ко дну приросла: стала на месте - и ни взад, ни вперед. Будто держит ее кто-то в воде.
      Изо всех сил работают веслами Илмаринен и Лемминкайнен, но даже на полпальца не могут они сдвинуть лодку.
      Тогда сказал старый, мудрый песнопевец:
      - Ты, веселый Лемминкайнен, наклонись, посмотри: почему это застряла наша лодка? Почему остановился наш челнок? Может, он на камни наскочил или зацепился за подводный пень?
      Наклонился веселый Лемминкайнен над прозрачной водой, заглянул под лодку и говорит:
      - Нет, не зацепился наш челнок за камень и подводный пень не преграждает ему путь. Сидит он на плече у щуки, на спине у речной собаки.
      - Так возьми же скорее меч, - говорит ему Вяйнемейнен, - и отруби этой собаке голову.
      Выхватил веселый Лемминкайнен из-за пояса острый меч и ударил по воде - да так, что брызги столбом поднялись. Но даже не поцарапал он щуку. Скользнул меч по гладкой щучьей спине и отскочил от чешуйчатого панциря. А сам веселый Лемминкайнен не удержался на краю лодки и упал в речные волны. Вытащил его за волосы кователь Илмаринен и говорит:
      - Хоть и длинная у тебя борода, а таких героев, как ты, пожалуй, сотни найдутся, тысячи сыщутся.
      С этими словами вынул он меч из ножен, размахнулся изо всей силы и рассек речные волны. Но сломался надвое стальной клинок. А щука только плавниками едва повела.
      Рассердился Вяйнемейнен:
      - Где же ваш разум, зрелые мужи? Даже у малого ребенка ума больше!
      Взялся он за меч и твердой рукой глубоко вонзил острый клинок в спину речной собаки. Потом поднял щуку на мече и бросил в лодку.